Нежданное счастье

Глава 1

– Парни, парни! Да у тебя постоянно только они на уме, Саша! – Лина недовольно бросает взгляд в мою сторону. – Сколько у тебя уже свиданий было, не считала? Ты знаешь вообще, как тебя за твою… открытость к общению на курсе ребята прозвали? Нет?

– Дай угадаю. Шлюшка?

– Нет.

– Потаскушка?

– Тоже нет.

– Шалашовка?

– Нет, и не пытайся больше. Не догадаешься. Ты у них duffалка.

– Как-как? – спрашиваю. Правда забавное словцо вышло.

– Что, не слыхала такого термина? Вот придумали, специально для тебя. Нашелся, видимо, среди поклонников твоего тела один знаток английского языка. Duffалка – это от английского «duff», что значит «глупая», ну а в целом звучит, как «давалка».

– Уже поняла, как звучит, – усмехаюсь в ответ. – Прикольно придумали. Только ты же знаешь, это всё неправда. Вранье! Я встречаюсь, да, это верно. Но не сплю с каждым встречным-поперечным. И ты это прекрасно знаешь.

– Знать-то я знаю, – говорит Лина. – Но тебя собственная репутация в универе вообще не парит, да? Ну ты вообще уже! Её в шлюхи записали, а она носом не поведет. Могла бы для приличия выругаться, что ли? – удивляется Лина.

– На фиг надо языком попусту молоть. Назвали, да и ладно. Мне поровну. – Я тяну руки вверх и, содрогаясь всем телом, сладко потягиваюсь. – Как же хорошо я вчера… ух!

– Что, на этот раз всё закончилось не только посиделками в ресторане? – делает вид, что ей не слишком интересно, спрашивает Лина, а по глазам вижу, – ей самой жуть как хочется узнать. У неё-то, в отличие от меня, с личной жизнью вовсе не так активно. Даже наоборот, – пассивно. Встречается с одним третьекурсником, хотя отношениями это назвать трудно. На мой искушенный взгляд, они попросту мучают друг дружку, вот как это выглядит.

Я однажды пришла раньше положенного срока, послушала, как они там за дверью возятся. Ах, ох, и бобик сдох. Трепыхались они на кроватке минут пять с ахами и охами, поскрипывая в такт, а потом её суженый-ряженый кончил. Протяжненько так завыл, как маленькая собачка на Луну. Я едва сдержалась, чтобы не заржать. Закрыла лицо руками и удрала в другой конец коридора, а там уж дала волю эмоциям.

– Да, закончилось. С двумя сразу! И вообще, Линка! Много будешь знать, перестанут брать! – отшучиваюсь от соседки. Вот привязалась, а? Всё-то ей любопытно, интересно про меня. Жалко её, конечно. Девчонка она неплохая, правда, не пытается быть яркой. Да ей, видимо, уже и ни к чему. Нашла себе парня и успокоилась.

Ну, а я… Мне бы после её слов про duffалку погоревать, да вот ещё глупости! Чего горевать-то? Разве я виновата, что с такими, как я, парни любят романы крутить. А на таких, как Линка, потом женятся. Как набесятся, естественно. То есть когда сами скучные станут, и приключения им надоедят. Им ведь в молодом возрасте отношения не нужны. Им сливки подавай, как можно погуще да пожирнее. И я – та самая вкусняшка.

Ух, я вчера оторвалась с двумя! Себе ни в чем не отказываю. Пришла вечером в кафе перекусить, а там один ко мне подкатил. Начал своеобразно, хотя и шаблоном: «Девушка, вашей маме зять не нужен?..» Я посмотрела на него снизу вверх: симпатичный, стройный, без живота и с прямыми ногами. Скулы широковаты, нос зато не кривой. На запястье дорогие часы, одет неброско, но стильно, со вкусом… В общем, я решила с ним поболтать.

Назвался Толей, сказал, что работает неподалеку от университета в офисе крупной торговой компании. И профессия у него такая… Как же ее? Мерин… Мерчан… мерчендайзер, вот! Пока болтали, он латте мой любимый заказал, потом пирожное «картошка». Оно, конечно, попаслипательное, я бы одна не осилила. Предложила с ним поделиться, согласился. Так, слово за слово, чувствую: а паренек-то ничего.

Тут он делает знак рукой, откуда-то со стороны подходит ещё один. Такой же высокий красавчик. Стильно одетый. Этот Толя представил его: «Мой хороший знакомый Егор». Тот даже ручку мне облобызал, вот какой деликатный! Присел за наш столик, заказал себе тоже кофе, а ещё штрудель. Сластёна, как и я. Только мне фигуру надо беречь, мои 47 килограммов могут мгновенно в 57 превратиться, уж я знаю, а это полная будет катастрофа. Нет, жирная катастрофа, вот какая.

Посидели мы с ними, поболтали, и в процессе выяснилось, что мальчики эти умны, интеллигентны, а главное – с хорошим чувством юмора. Ведут себя вежливо, но по глазам поняла: они мной очаровались буквально сразу. Что ж, умею такое впечатление производить. Когда прошло уже часа три нашего непринужденного общения, этот Толя вежливо так предложил прогуляться вместе с ними. Я пошутила в ответ:

– До машины?

А он мне:

– Как ты догадалась? – я с ними к тому времени уже на «ты» перешла. Не люблю эти церемонии.

– Я девушка сообразительная, – ответила.

– Поедешь ко мне в гости?

– К тебе или к вам?

– Ко мне с нами, – улыбнулся Толя, и Егор вместе с ним.

Такими они мне показались обольстительными, сладкими и вежливыми мальчиками, что я согласилась. Знаю: дура. Когда-нибудь меня за мою половую несдержанность изнасилуют, ограбят или ещё что-нибудь. Но когда вижу перед собой молодых крепких парней, да ещё стильно одетых, интеллигентных джентльменов, у меня между ног начинает разгораться огонек. Сначала слабенький, как будто горит спичка. Потом разрастается, превращаясь в пожар. Тогда всё. Своей киске зайка больше не хозяйка.

Глава 2

Глава 2

Не так давно я общалась с одним приятным молодым человеком. Он пригласил к себе, пока его родители были в командировке, и в перерывах между занятиями любовью включил фильм. Когда шли титры, я увидела название – «Hidden Obsessions». Всё, что происходило на экране, меня возбудило даже сильнее, чем потуги моего любовника сделать мне куни, чтобы я, как он сказал самонадеянно, «увидела звёзды».

Вместо этого я увидела много чего интересного на экране, поскольку в фильме оказалось очень много шикарных платьев, шикарных интерьеров, и, конечно же, очень красивых мужчин и женщин. Всё, что они делали в кадре, было такое романтичное, нежное, мягкое, ласковое. Никакого насилия, а одна чувственная красота.

Пока я смотрела и наслаждалась шикарной музыкой, дорогими автомобилями, эксклюзивными нарядами и драгоценностями на фотомоделях, мой старательный юноша делал мне орально приятное в меру своих скромных способностей. Так что кончила я вовсе не благодаря его пальцам и языку, а потому что фильм оказался очень красивый.

Вот теперь я впервые оказалась в руках очаровательных самцов, собирающихся сделать меня очень-очень удовлетворенной кошечкой. Оставалось только ждать, как они проявят себя. И они, судя по ласковым и бережным прикосновениям ко мне, очень старались. Только слишком уж мягко. Мне даже пришлось прошептать им, чтобы действовали активнее. «Не то усну, придется спящую трахать», – пригрозила я. Прикосновения стали сильнее, продвижение активнее. О, да…

Если бы режиссер того эротического фильма видел, что со мной вытворяли эти парни, кино по такому сценарию точно бы снимать отказался. У него там чаще всего МЖЖ, а у меня тут МЖМ образовалось. Хотя Толя и Егор были очень нежны со мной. Не драли, как кошку уличные котяры с всклокоченной шерстью и исцарапанными в многочисленных схватках мордами. Мне вообще в какой-то момент показалось, что эти двое… любят меня.

Странное чувство, очень. У меня такого не было никогда во время секса. Конечно, мне много раз шептали нежности и пошлости на ушко, но я на болтовню внимания никогда не обращаю, мне гораздо интереснее ощущать то, что происходит с моим телом. Где какое прикосновение, насколько глубоко заходит член в киску, и способен ли он помочь мне подняться на вершину кайфе.

А говорить можно что угодно. Один мой поклонник, с которым приятно проводили у него на даче пару раз, обожал меня называть плохими словами. Да пусть себе болтает. Меня даже заводило это. И ещё то, кто он меня имел. Прямо на столе, скинув яблочный урожай на пол. Смахнул фрукты рукой, они с грохотом попадали на пол, а я с голой задницей – на столешницу. Она была прохладная, но я вскоре забыла об этом, когда мужчина развел мои бёдра в сторону и врезался в мою влажную дырочку.

Но эти парни… Почему мне показалось, что они меня любят? Только потому, что у них были такие ласковые движения? Хотя я не люблю, когда все сладко-липко-сиропное. Мне иногда хочется и пожестче. Без садизма, конечно. Ну это когда тебя бьют так, что потом синяки на теле или даже гематомы. Такое со мной было раза два. После я их не встречала, естественно. Мне потом кремами мазаться и страдать, а им балдеть – «такую классную тёлку трахнули».

Ну ладно, признаюсь, люблю иногда, если меня легонечко шлепают. Но условие: не до синяков, и чтобы я кончила. Если нет, значит, мужик полный идиот и эгоист. Если не знаешь, как лупить девчонку по мягкому месту и щекам, и так сильно, чтобы она потом из дома неделю выйти не могла, да при этом думаешь только о своем впрыске, значит, недостойный ты меня. Мне такие, к счастью, не попадались. Но про их существование знаю.

Я периодически прихожу в себя, пытаюсь понять, где Егор, а где Толя, но мне сделать это трудно. Стою на четвереньках. Сосу чей-то член, а другой погружается мерно в мою киску, с которой уже давно буквально любовный сок капает. По этой части меня природа щедро наградила. Даже более чем. Впору прокладки носить. Да не ежедневки, а посерьезнее, не то могу протечь безо всяких месячных. Ну что за напасть? Хотя и приятная.

– Можно мы сразу вдвоем? – шепчет мне один из парней. Кажется, это Егор. Толя он все-таки более решительный, может, и не стал бы моим мнением интересоваться. А этот – интеллигентный, мягкий, уж очень такой субтильный внутри. Снаружи-то крепкий красавец, а в душе… Может, просто нерешительный с девушками? Я не психолог. Просто кажется, и всё.

– Да, – шепчу в ответ.

Толя ложится на спину, я медленно усаживаюсь сверху. Беру его горячий и влажный член в ладонь, и судя по тому, как обильно с него капает моя слюна, все-таки это он был сейчас впереди меня и пытался нащупать, насколько у меня глубокая глотка. Но поскольку делал это осторожно, не торопясь, то и не узнал. Решительнее надо быть, Толенька! Тогда я бы показала тебе своё искусство. Ничего, может быть, в другой раз. Если он будет, конечно.

Держу член и скольжу на него сверху. Он большой, хотя и не слишком длинный, сантиметров 17 всего, зато объем очень приятный. Заполняет мое влагалище полностью, так, что трётся об мягкие стеночки, вызывая во мне искорки наслаждения. Но это продолжается недолго: Толя протягивает ко мне руки, берет за бока, обнимает и кладет на себя. У него горячая влажная кожа, я трусь об неё твердыми сосками, это так приятно, но потом прижимаюсь сильнее, чтобы Егору стало удобнее.

Ощущаю, как что-то твердое входит в мою попку. Что это? Член? Но у него же, как у Толи, хотя и чуть тоньше, зато головка крупная, круглая, как шапочка гриба. Ах… как же сладенько, только… это не член, это язык. Давненько меня там так не ласкали. Как же хорошо… Волшебные прикосновения. То мягкие, словно бабочка крыльями проводит по нежной коже сфинктера, то твердые, и тогда язычок проталкивается внутрь, обильно смазывая поверхность слюной. Готовит меня, хороший мальчик.

Глава 3

– Сашка, да ты с ума сошла, что ли? – Из сладких воспоминаний меня буквально выдирает, словно гвоздодером, Линка. Вот муха противная. Такой момент испортила!

– Чего тебе?

– Ты вообще уже? – соседка крутит пальцем у виска.

– Что не так-то?

– Вынь руку из-под футболки, озабоченная! – недовольно говорит Линка и отворачивается.

Вот же блин! Я, пока вспоминала, запустила руку под резинку и стала поглаживать нежную горошинку соска. Ой…

– Извини, замечталась.

– Ночью надо мечтать, мордой к стенке, – говорит Линка.

– Завидуй молча, – с насмешкой отвечаю ей.

– Ой, а чему завидовать-то? – ёрничает она в ответ. – Что ты двум сразу дала? Куда, интересно? В рот и письку?

– И туда давала, Линочка, и в обе дырочки сразу, – сладко потягиваюсь я.

– Ну ты… слов нет!

– Называй хоть караваем, только в печку не клади, – отвечаю поговоркой. – А твой-то мужчинка когда заявится?

– Не «мужчинка», а мой парень, понятно? – зло бросает Линка.

Знает она прекрасно, как я к её скорострелу отношусь. Во время редких моментов, что он рядом, обязательно брошу ему какую-нибудь колкость. Потому как Линка, хоть и не красавица, но все-таки девчонка хорошая, добрая, покладистая. Ей бы и парня такого. Сильного, уверенного, а этот её суженый-ряженый… блин, опять имя забыла, вот напасть! Хотя чего удивляться – он серость. Вспомнила! Борис. Или Боречка, как Лина его называет. Меня, как слышу это приторное, блевать тянет. Ещё бы Борюсенькой назвала. Гадость!

– Ладно, не кипятись. Ну, так когда он явится?

– Сегодня вечером.

– О-па! Значит, надо будет свалить на это время, – отвечаю и начинаю думать, куда податься.

– Не требуется, – говорит соседка. – Мы с ним в кино пойдем.

– Что смотреть собрались?

– Мелодраму. Называется «Анатомия страсти». Я читала одноименный роман. Очень понравился! Обалденный!

– Ну, как всегда ты в своем амплуа. Сопли, слезы, слюни и шуры-муры, – насмешливо оцениваю Линкины перспективы. – Будете целоваться на заднем ряду, потом пожамкаетесь в уголочке и по домам, да?

– Да лучше уж так, чем как ты! – отзывается Лина. Кстати, всё это время она продолжает гладить свой гардероб. Манера у неё такая. Раз в месяц достает всю одежду и постельное белье, переглаживает. Маньячка гладильная. Я однажды спросила, зачем она так старается. «Мне нравится, успокаивает», – ответила. Можно подумать, ей нервничать приходится.

– Да уж лучше! – Бросаю вызывающе. – У меня, по крайней мере, выбор есть. А ты присосалась к одному Боречке своему, словно других парней вокруг нет. Нормальных.

– Кобели они все озабоченные, – равнодушно говорит Линка. Ну да, с её размером груди, между третьим и четвертым, я бы тоже так думала. Потому как чего бы она ни надела, а бюст выпирает, и парни на него пялятся.

– Может, и так, – говорю. – Но ничего, найду себе богатого, Сашу на себе, рожу троих детишек, никуда от меня не рыпнется, хоть гулял он по бабам до меня, хоть нет.

– И зачем тебе такой нужен? Бросит ведь.

– Да и хрен с ним! – смеюсь. Серьезность Лины меня забавляет. – На его алименты жить буду. Да ещё по миру кататься на курорты всякие.

– Ох, Александра, не доведет тебя до добра твоя неразборчивость, – философски замечает соседка.

– Не бухти, баба Лина, – подкалываю в ответ. – А то батюшка епитимью наложит.

– Сама ты бабка старая, – незлобиво отвечает соседка. – По крайней мере, хоть и наложит, зато в церковь пустит. А тебя на порог нельзя.

– Чего это?

– Блудница ты вавилонская, вот почему, – говорит Лина.

– Ничего, покаюсь, и пустят.

– Ага, вижу, ты прям бежишь, спотыкаешься.

– Мне пока без надобности! – Отвечаю я и поворачиваюсь на бочок. Всё равно делать сегодня нечего, на свидание меня пока не звали, буду спать. Авось, Толя с Егором во сне явятся и сделают мне приятное во всех местах.

Уснуть сразу не получается. Долго лежу с закрытыми глазами, только чтобы Линка вела себя тихо и не пробовала со мной снова заговорить. И думаю о том, что я ведь не всегда была такой разудалой девушкой, которая до того дошла, что ей даже прозвище Duffалка. Звучит забавно: «Даффалка» с ударением на среднюю «а». Мне бы обидеться, но я не стану этого делать. Характер не тот. Уже не тот, а ведь с момента, когда я впервые переступила порог университета, прошло всего полтора года.

Тогда я была совсем другой. Домашней, милой девочкой-лапочкой, благовоспитанной и приятной в общении. Такой целочкой-невредимочкой в свои 18 лет, поскольку в моей семье такие понятия, как «интимные отношения» и «половая жизнь», были под строжайшим запретом. Мои родители, папа – инженер в крупной строительной компании и мама – фармацевт всегда старались оберегать свою дочку от тлетворного влияния похоти и разврата. Чтобы эта «мерзость», как мама выражается, не проникла в мою юную голову посредством интернета, родители запретили мне заводить аккаунты в социальных сетях. А чтобы не было соблазна, пригласили компьютерщика, который закрыл все выходы на соответствующие сайты.

Всё, что у меня было, – это несколько образовательных порталов, да и те с фильтрацией, чтобы не проникало в мое сознание ничто из того, что родители считают до сих пор омерзительным. Мне вот интересно: как они в таких условиях меня вообще зачать смогли? Наверное, делали это в полной темноте, чтобы потом вспомнить было нечего. Вроде как соитие случилось, но если ты партнера не наблюдал воочию, вроде как… само собой что-то там произошло.

У меня было много запретов. Подруги? Нельзя. Научат плохому. Вечеринки? Боже упаси! Там на этих «вписках» такое творится – Содом и Гоморра покажутся детсадовским утренником! Только учеба, и больше ничего. Максимум – прогулки с родителями в кафе и кино. Да и то, если это исключительно какой-нибудь детский фильм, чтобы там ничего скабрезного даже близко не показывали!

Глава 4

Так и росла. Училась, зубрила. В итоге – золотая медаль и полное отсутствие представления о том, как устроено человеческое общество. В плане секса, естественно, а заодно обычных дружеских и даже просто приятельских отношений. Я жила, словно в плотном коконе, из которого мне было дозволено смотреть на мир через маленькое окошечко. Обзор крошечный, стекло мутное, снаружи – толстая решетка. Ни сбежать, ни рассмотреть.

Я теперь вспоминаю это всё и поражаюсь: почему у меня даже мысли не возникло сбежать? Или хотя бы устроить бунт? Ведь мою жизнь родители превратили, по сути, в тюрьму, где сами же выступили охранниками! Но вместо скандалов и криков я покорно исполняла всё, что мне говорили. Вся жизнь моя была подчинена сплошным правилам, и казалось, что так и должно быть. Ну, а как иначе, если тебе каждый день твердят, что наша квартира – это оазис моральной чистоты, в то время как вокруг – хаос из пошлости и извращений!

Забавно: я, однажды услышав, как мама говорит об извращениях, наивно спросила её, что это такое. Она смутилась, густо покраснела и пробормотала что-то вроде «это когда люди… какашки едят». «Фу, какая мерзость!» – ответила я, сморщившись. Больше вопросов не задавала: всё предельно ясно же, чего тут рассуждать? Родители делали всё, чтобы вбить мне в голову самые простые, но неприятные представления о разных скабрезных (с их точки зрения) вещах. Кто такие гомосексуалисты, папа? «Это мужчины, которые спят друг с другом, потому что сумасшедшие». Что такое секс, мама? «Физическая и нравственная грязь». И тому подобное.

Золотая медаль, девяносто восемь баллов по ЕГЭ, чистый, незамутненный разум, простенькое платье, купленное мамой на распродаже в гипермаркете, и там же приобретенная сумочка из кожзама, да ещё балетки, – такой я помню себя на выпускном, когда окончила школу. Вернее, мне было разрешено присутствовать только на официальной церемонии вручения аттестатов, а после, когда одноклассники отправились отмечать в ресторан, чтобы потом встретить, по традиции, рассвет у реки, я отправилась домой.

Мне было односложно сказано: «Надо, Александра, готовиться к поступлению в вуз». Какой? Это также было за меня решено заранее. Предки однозначно решили, что профессия инженера мне не походит, поскольку я девушка. Фармацевт в семье уже есть – мама. Тогда пусть я стану… государственным служащим. Чиновницей меня сделать захотели, проще говоря. Потому в июне я под надзором мамы подала документы в университет на специальность «Государственное и муниципальное управление», чтобы через четыре года стать бакалавром и новоиспеченным бюрократом.

Я не спорила. Я тогда была робкой овечкой. Меня можно было запросто отвести куда угодно. Хоть подать документы на специальность, которая не интересовала совершенно, хоть в клинику и разобрать на запчасти, – я бы даже не догадалась, для чего меня туда привели, поскольку слепо следовала всем предписаниям родителей.

***

– Саша, ты не спишь? – тихонько спрашивает Лина.

Вот ведь куролесина такая! Неймётся ей! Гладила бы дальше своё барахло, да пошла подмылась как следует. Вдруг её скорострел Борюсик захочет сегодня побаловаться с киской партнерши? Насчет лизнуть и пальчиками поиграть внутри – это вряд ли. У него, судя по физиономии, в этом деле опыт отсутствует напрочь, равно как и понимание, насколько девушкам нравится, когда ласкают их нижние губки и горошинку клитора, аккуратно и ласково забираясь пальчиками в горячее и мокрое… Ух, опять возбуждаюсь. Он, Борюсик этот, скорее всего, потыкает в Линку минутки две, прыснет себе в ладошку, и отвалится, как кролик.

– Чего тебе? – ворчу недовольно, не поворачивая головы.

– Можно я возьму твои джинсы. Ну, те, серые.

– Бери, – отвечаю.

Мне не жалко. И пусть Линка хоть выглядеть нормально будет. А то мне напоминает себя, когда я в первый раз пришла документы подавать. Такая вся из себя кисейная барышня. Боялась всего и всех просто до самой жути. Наверное, если бы какой-нибудь парень подошел и хлопнул по ошибке по попке – умерла от разрыва сердца.

Ничего, скоро Линка уйдет на свидание со своим Борюсиком, и я как следует высплюсь. Неделя выдалась горячей. Перед новым годом всегда так: студенты спешат закрыть «хвосты», преподаватели уже только и думают о том, где станут отмечать самый классный праздник. Вот и выходит, что первые носятся за другими, а вторые – от них, чтобы не приставали со своими лабораторными, контрольными, пересдачами и прочей чепухой.

Мне тоже пришлось побегать. Но не потому, что я учусь плохо. С этим-то как раз никаких проблем. Сказывается домашняя закалка. Не физическая: умственная. Да и кругозор довольно широкий благодаря сотням, без преувеличения, прочитанных книжек. Классических, ясное дело. Кто бы позволил мне читать, например, Набокова с его «Лолитой» или Бунина с его «Тёмными аллеями»? Они тоже классика, конечно. Только… не будем забывать о цензуре дома. Её око никогда не дремало.

Я носилась всю неделю, потому что надо было зачеты сдавать. Целых восемь штук! Да плюс три экзамена. Сессия выдалась горячая. Ещё и потому, что я успевала не только между аудиториями носиться, как фурия, но и успевала перехватить горяченького то с одним парнем, то с другим. Зря, что ли, меня прозвали Duffалка? Высокое звание надо оправдывать! Правда, я раньше о нем не слышала, только сегодня узнала, ну да ничего.

А вот не надо было держать меня взаперти столько лет! Стоило мне высунуть на свободу нос, как целиком всё тело туда засосало. И следом за ним разум. Тут такие просторы раскрылись, такие возможности! Ахнуть не успела, как меня уже насадили на кукан, как пойманную рыбку. И сделали это так быстро, неожиданно, что даже сообразить ничего не успела.

Глава 5

– Откуда ты знаешь, что я одна у родителей? – спросила парня.

Тот лишь улыбнулся в ответ. Видимо, сказал кто-нибудь из однокурсников. Мы ведь все понемногу узнавали друг друга. Из разговоров, в том числе даже во время занятий. Я, правда, сидела сначала одна, поскольку старалась от других держаться подальше. Не понимала, о чем вообще с ними можно беседовать – общих тем ведь нет. Но постепенно стала привыкать. Сначала одна девочка подсела ко мне, потом другая. Правда, ни одна надолго не задержалась, поскольку внутри группы завязались свои кружки по интересам, все разбились на парочки. Но зато я как-то более-менее перестала дичиться остальных.

Правда, если другие через полгода совместной учебы уже познакомились более-менее, я почти ни о ком ничего не знала. Не интересовалась. Только занятия меня интересовали прежде всего. И вот вечеринка эта внезапная. Шампанское, которое тут же подействовало на мой неизбалованный спиртным организм. В голове чуточку зашумело.

– Выпей ещё, тебе нужно расслабиться. Сидишь, вся напряженная, словно пружинка, – ласково сказал Максим.

С самого начала он постоянно рядом. Специально занял выбрал такую позицию, что для меня странно. Он ведь красавчик, душа компании, все взоры только к нему обращены. Остёр на язык, но колкости его и шутки смешные, в них нет ничего предосудительного. Да, через полгода я уже начала понемногу отличать, когда говорят скабрезности, а когда нет. Если речь идет о половых органах, сексуальных отношениях, особенностях человеческой анатомии – это первое. Тогда я стараюсь просто не слушать.

Сидя рядом с Максимом, я ловила на себе колючие взгляды нескольких девушек. Не всех, но кое-кто явно был недоволен тем, что такой симпатяга, как он, обратил на меня своё внимание. Которого я, по их мнению, наверняка не заслуживала. В самом деле: я тогда была довольно просто и очень дёшево одета, с волосами, забранными в хвост и перетянутыми обычной канцелярской резинкой.

Из косметики только тушь для ресниц, да ещё бледно-розовая помада. Это всё, что мне разрешала использовать мама. Она говорила: «Если девушка красится сверх всякой меры, она дает понять мужчинам о своей доступности». Теперь мне слышится другое: «Все, кто ярко красятся – шлюхи». Спасибо, мамочка, научила уму-разуму.

По сравнению с другими девочками из группы, конечно, я выглядела бледной поганкой. Вот они и злились, а ещё, не обращая на меня внимания и делая вид, что я часть мебели, открыто флиртовали с Максимом. Я тогда не понимала, с чего вдруг к нему такой жгучий интерес. Потом узнала: парень оказался из очень богатой семьи. Потому девушки метили ему в невесты, чтобы потом полакомиться жирным финансовым куском. Может, даже посредством раздела имущества после развода, кто знает?

Я ни о чем таком не думала. Купалась в теплых водах мужского внимания, впервые в жизни ощущая, насколько это приятно. Максим между тем сначала подлил мне ещё шампанского, затем ещё чуточку. Принес шоколадные конфеты, предложил одну. Я, когда брала её из его пальцев, прикоснулась к ним случайно и ощутила, как будто легкая искорка электрического разряда проскочила между нами.

Голова моя пошла кругом, щёчки стали пунцовыми, глазоньки заблестели, и в этот самый момент требовательно стал названивать мой телефон. Я поспешно вытащила его из сумочки. Надпись большими буквами «МАМА» меня тут же отрезвила похлеще ледяного душа. Вскочила, выбежала из квартиры в коридор, пронеслась на два этажа вниз, чтобы не слышна была музыка.

– Да, мамочка, – сказала дрожащим от ужаса голосом.

– Александра, ты где? – строго спросила родительница. Я сжалась. Если «Александра», а не Саша, то настроение у неё явно не в мою пользу.

– Мамочка, меня пригласили девочки из группы отметить… окончание сессии.

– Почему ты нас с отцом не предупредила?

– Прости, мамочка, я думала, вы не разрешите…

– Правильно думала, Александра, – голос стальной, как натянутый провод звенит. – Домой. Немедленно. Я уже хотела было сказать «Да, конечно», но вдруг через парапет лестницы сверху показался Максим. Он ослепительно мне улыбнулся, подняв брови. Мол, вот ты где, а я тебя всюду ищу! И тут в меня впервые в жизни словно бес вселился. Я открыла рот и сказала такое, от чего сама ещё вчера была бы в полном шоке.

– Прости, мамочка, я немного задержусь, а потом вызову такси и приеду домой.

На той стороне сотовой линии повисла тяжелая пауза. Я ждала, что мама ответит что-нибудь. Но спустя полминуты томительного ожидания раздались короткие гудки – она прервала разговор. По спине пробежал холодок. Всё. Теперь мне точно финал. Что же я натворила, глупая девчонка?!

– Саша, не уходи, пожалуйста, – послышался мягкий голос Максима. – Мне без тебя будет очень грустно. Возвращайся. Пойдем, пойдем.

Он поманил меня рукой, и я пошла наверх за ним, словно заколдованная. Этот парень действовал на меня совершенно магическим образом, как никто и никогда прежде. Словно загипнотизировал своими большими глазами, чуть пухлыми губами, ямочками на гладко выбритых щеках. И ещё одна ямочка, крошечная совсем, была у него на подбородке.

Мы вернулись вдвоем в квартиру, где к тому времени уровень музыки стал значительно тише, освещение убавили, и теперь это была не дискотека, а скорее уютный салон, в котором приятные люди собрались, чтобы скоротать вместе долгий вечер. Интимный, но я тогда этого не знала. Сели с Максимом за стол, он налил ещё шампанского и прошептал мне на ухо. Так, что мурашки по телу пробежали, когда ощутила на коже его горячее дыхание:

Глава 6

Максим показал, как правильно выставить руки, – продеть одну через другую, держа фужеры. Потом стал медленно тянуть в себя пузырящуюся жидкость, и я последовала его примеру. Но остановилась на половине. Он тут же заметил:

– Нет-нет, Сашенька, на брудершафт пьют до дна, – и легонько подвинул фужер к моим губам. Делать нечего, продолжила пить, пока ничего не осталось. Мы разъединились, а потом случилось такое, отчего я снова оказалась в состоянии шока: Максим приблизился ко мне и, неотрывно глядя прямо в глаза, прикоснулся своими губами к моим. Задержался на пару секунд, а потом отодвинулся.

– Что… что… ты делаешь? – часто-часто дыша, словно стометровку промчалась на уроке физкультуры, ошарашенно спросила я.

– Это же брудершафт, – улыбнулся Максим. – После него обязательно нужно поцеловаться. Традиция. Разве ты не знала?

– Н-нет, нет, – ответила, повторив дважды.

Что же он делает со мной! Зачем он так сделал! Меня не целовали прежде чужие люди. Мама и папа только. Когда была совсем маленькой, дедушки и бабушки, а потом их не стало, и только родители. Да и то исключительно в щёчку, больше никак. А тут такое… Я видела в кино, как это происходит. Но картины, которые мне разрешали смотреть, поцелуи были… Очень романтичными, ничего откровенного. Актеры лишь делали вид, что целуются, а на самом деле только прикасались губами. Вот как Максим сейчас.

Пока я сидела и хлопала глазами, переживая новое, острое и жгуче-сладкое ощущение, не зная, как мне пережить этот жуткий и волнующий момент, Максим вдруг сказал:

– Приглашаю вас на медленный танец, миледи.

Он поднялся, кивнул и протянул мне ладонь.

«I heard she sang a good song...» – зазвучали слова. Голос был чуть хриплый, бархатный и глубокий, такой романтичный и нежный, что я не смогла отказаться. Протянула холодную ладошку, и она утонула в теплых мягких пальцах Максима.

«A stranger to my eyes...» – продолжил петь мужчина.

– Это Фрэнк Синатра, – подсказал мне Максим.

– Какая чудесная песня, – прошептала я.

«I felt all flushed with fever...»

Максим опустил свои большие ладони на мою талию, и я через ткань платья ощущала нежную силу его прикосновений. Мы прижались телами и стали медленно двигаться на одном месте, ведь в небольшой комнате вальсировать точно не вышло бы. На этом маленьком пятачке, среди других ребят, мне вдруг показалось, что мы вдвоем улетаем в открытый космос.

Мы не танцевали, а, казалось, парили в воздухе над землей, отрешившись от всех, кто был кроме нас в этой квартире, адреса которой я при всем желании не смогла бы назвать. Мы ехали туда сначала на метро, потом на маршрутке, после шли пешком, поворачивая много раз. «Потайными тропами идём», – пошутил кто-то из ребят. Как теперь оказалось, он был прав. Это место стало для меня волшебной пещерой, где я познала то, о чем мечтает каждая девочка.

В тот вечер я, глупая и совершенно неопытная, готовая провалиться под землю от грубого слова (а если бы сама его произнесла, то наверное померла бы от разрыва сердца), не умеющая пить, оказалась в руках альфа-самца, через которые прошло не одно юное тело. Только это я узнала потом, а тогда, в те прекрасные и счастливые, совершенно безумные часы я ощущала терпкий аромат его парфюма, краснела от взгляда и едва не теряла сознание о крепких пальцев, которые держали меня за талию.

Только Максим был джентльмен. Он не пытался опустить ладони ниже, чем того требовали приличия. Он не лез ко мне целоваться, хотя шампанского выпил гораздо больше меня, и потому его глаза лихорадочно сверкали, намекая на силу желания, бурлящего в его крови вместе с углекислым газом, распространяющим алкоголь с каждым движением сердечной мышцы.

Мы просто танцевали, и чем дольше это продолжалось, тем больше я погружалась в состояние, близкое к блаженству. Мне стало казаться, что это такой чудесный сон, и я на самом деле дома, в своей постели. Как прежде, читаю романтическую книжку о красивой любви, и вижу теперь почти наяву прямо перед собой современного принца.

Когда Фрэнк Синатра перестал петь, и затихли последние ноты композиции, Максим взял меня за руку, наклонился и поцеловал в ладонь. Только сделал это, не как подобает правилам этикета, а во внутреннюю поверхность. И я всей теплой и мягкой кожей ощутила у себя в ладошке его губы и все, что вокруг них – он словно окунулся в мою руку.

– Спасибо тебе, Сашенька, за чудесный танец, – прошептал Максим.

– Пожалуйста, – всё, что сумела я выговорить с бешено бьющимся сердцем. С трудом оторвав взгляд от его сияющих глаз, пробормотала. – Мне нужно домой.

– Я провожу.

– Не стоит, я на такси.

– Ничего, мне не трудно, – сказал с улыбкой Максим. – Вызову сам.

Он взял смартфон, оформил вызов. Я заглянула на экран и ахнула: «1200 рублей» – такова была цена поездки.

– Боже, как много, – растерянно прошептала я.

– Я заплачу, не беспокойся, – сказал мой джентльмен.

Глава 7

В такси первые пять минут мы ехали молча. Я всё думала: «Вот-вот, прямо сейчас Максим станет грубым». Но километры оставались позади, а он не становился оборотнем. Вдруг положил на мою руку свою большую ладонь, полностью закрыв её. Я едва удержалась, чтобы не дернуться и не убрать пальцы. Сдержалась с трудом и… по телу поплыла приятная истома. Парень ничего не делал больше. Просто его ладонь на моей, и ничего. Так мы доехали до самого моего дома.

Вышли, и Максим зачем-то отпустил такси.

– Как же ты теперь обратно? – удивилась я.

– Ничего, другое вызову.

– Но ведь очень поздно, почти три часа, – я ещё во время пути посмотрела на светящиеся часы в машине. Там, где светились разные кнопочки, дрожали какие-то стрелочки.

– Всё хорошо, Саша, – ласково сказал Максим.

– Я вот здесь живу, – сказала, кивнув на многоэтажку.

– Высоко?

– Пятнадцатый этаж.

– «Мне сверху видно всё, ты так и знай», – пропел мой спутник. Голос, когда исполнял старинную песенку, оказался у него очень приятный, мелодичный. «У него абсолютный слух», – заметила я. Имею право, кстати, считать себя экспертом. Зря, что ли, музыкальную школу посещала по классу фортепиано?

– Да, высоко, ­– согласилась я. – Ну, мне пора, – сказала, я интонация была такая, словно спрашиваю, не утверждаю.

– Спокойной ночи, – сказал Максим.

– Спокойной ночи, – повторила я. И опять замерла, глядя на его губы.

Он заметил мой взгляд, а потом… Я это всю жизнь помнить буду. Наклонился и поцеловал. Меня. В губы. Просто прижался своими, ничего больше. На пару секунд. А потом развернулся и ушел в темноту, оставив с полыхающими щеками, сердечным грохотом и ледяными ладошками…

***

– Саша? Ты спишь?

Опять Линка.

– Да когда ты свалишь наконец, зараза такая! – Прикрикиваю на соседку. Она знает: ненавижу, когда меня будят. Но уже третий раз подряд не дает расслабиться по-настоящему, стервоза!

– Не ругайся, Саш. Тебе не идет, – отшучивается соседка.

Будь на её месте кто-то другой, более яркий и импульсивный, давно бы послала на три буквы. Но это Линка, с которой мы уже долго живем в одной комнате. Она добрая, доверчивая и глупая. Напоминает мне саму себя до определенного возраста. Только я никогда не была такой… стрёмной. То есть фигура у Линки ничего так, мы с ней одинаковый размер носим. Но эти коровьи глаза, тонкие губы, нос картошкой и манера заплетать косу, как деревенская давка позапрошлого столетия – всё делает её, на мой взгляд, совсем непривлекательной. Для парней, конечно же. А ещё вкрадчивый голос и вечное желание всем понравиться.

Но мне такая она подходит. Мы с ней дружны, и хотя снаружи может показаться, что постоянно враждуем, это лишь словесная перепалка. Традиционный способ нашей коммуникации.

– Свали уже отсюда, – бурчу я. – Никак заснуть не даешь!

– Вечером вредно спать, голова будет болеть. И ночью уснуть не сможешь, – учит меня Линка жизни.

– Сейчас тапком в тебя брошу! – Грожу ей.

– Можно мне твою сумочку? Ту, коричневую?

– Да бери уже.

– Спасибо, Санечка! – радостно подпрыгивает Линка. Ещё бы ей не радоваться! Это же классическая Furla 1927 l Tote из натуральной кожи, которая почти 430 евро стоит. Не стану говорить, как она мне досталась, но губам пришлось несладко. – Только смотри, аккуратнее с ней, иначе потом не расплатишься! – предупреждаю подружку.

– Конечно! Я осторожненько! – спешит ответить счастливая Линка. Она быстренько складывает свои пожитки в сумку и бросает на ходу: – Ну, пока! Буду поздно, не скучай!

Я молчу, делая вид, что упорно намереваюсь спать. Хотя ни в одном глазу после всех этих побудок. Встаю, щупаю чайник. Теплый. Щелкаю кнопкой, прибор начинает шуметь, нагревая воду. Смертельно хочу какао с молоком. У нас есть где-то заветная баночка. Надо лишь поискать. Пока нахожу и насыпаю порошок, кладу сахар и лью в чашку молоко, чайник щелкает – вскипел.

Наливаю себе кипятка и, вдыхая аромат какао, встаю у окна. «А из нашего окна площадь Красная видна. А из нашего окошка только улица немножко», – вспоминаются детские стишки. На улице грустно, серо и скучно. Но продолжаю смотреть, поскольку делать всё равно нечего. Предложений приятно время провести нынче вечером пока не поступало. Может, всё впереди?

Да, скоро ночь. Воспоминания снова уносят меня в тот счастливый и ужасный день, когда я отправилась на первую в жизни вечеринку.

***

То, что устроили мне родители по возвращении домой, это было… Заседанием «Особой тройки». Из тех, что в начале 1930-х годов занимались поиском врагов народа. Только там людей арестовывали и приводили под конвоем, а подозреваемая во всех смертных грехах Александра Журавлёва явилась сама, как овечка на заклание, послушная дочернему долгу.

Высокое собрание в лице отца Сергея Вячеславовича и матери Светланы Владимировны ожидало падшую дщерь на кухне, под ярким светом большого плафона, прикрученного к потолку. Учитывая небольшую высоту потолка в квартире, это был единственный возможный здесь осветительный прибор, чтобы головой никто не бился: у отца рост 185 см, у мамы 177. А вот я в кого уродилась со своими 166 см, не ведаю.

Глава 8

– Светик, давай сегодня в попочку? – Толя опять задает этот вопрос. Опять – значит третий раз за неделю. Не могу ему отказать! Потому что не просто слова произносит, а шепчет мне их на ушко, вызывая сладкую волну по всему телу. При этом он лежит сзади, тесно прижимаясь ко мне своей горячей влажной кожей, и я ощущаю, как его член уверенно раздвигает мои ягодицы, не дожидаясь особенного приглашения.

– Да, Толенька, хороший мой, – протягиваю руку назад, кладу ладонь на его затылок и прижимаю к себе. Мой любовник знает, что делать в таких случаях. Он начинает целовать меня в шею. Сначала просто осторожно прикасается губами. Так будто птица проводит крылом. От линии роста волос до плеча. Потом делает то же, но более решительно, да ещё добавляет к этому язык. Наконец, в третий раз скользит им по моему телу, вызывая сладкий стон.

Руки Толи при этом тоже не лежат без дела. Одна у меня под щекой, и я, открыв рот, посасываю его пальчики. Другая его рука прогуливается по нижней части моей фигуры. Гладит живот, грудь, теребит соски, которые от таких прикосновений у меня тверды и настроены на максимальную чувствительность. Если бы из них антенны сделать, то наверняка можно было бы слушать дальний космос.

Но всё это вначале, потому что затем Толя опускает руку ниже и кладет её на мои влажные дырочки, которые уже несколько минут посылают любовнику сигнал о полной готовности. Жаль, сегодня, как выясняется, моему клитору не достанется орального удовольствия. Толечка настроен очень решительно. Горошинке достанутся разве что пальчики моего парня, что и происходит в следующее мгновение. Он захватывает клитор в сладкий плен и начинает играть с ним, натягивая и отпуская кожу вокруг, после поглаживая и чуть сжимая и оттягивая. Затем всё повторяется, и я уже дрожу от дикого возбуждения и ожидания, когда же случится самое главное.

Ай… В мой сфинктер уперлась головка Толиного члена. У него он толстенький, средней длины, но благодаря объему не всегда мне бывает легко принять в себя всю эту красоту.

– Ты хотя бы смазал его? – спрашиваю.

– Прости, забыл, – растерянно отвечает Толя.

– Скорее, – шепчу ему.

Любовник вскакивает с постели и начинает суетливо искать смазку в прикроватной тумбочке. Швыряется там, я в это время лежу, выпятив попку, и, поскольку Толина рука оставила мой клитор, нежно тереблю его сама, чтобы оставался в готовности. Мне нравится ощущать член в своей попке, но так, чтобы я была максимально возбуждена, не иначе. Не знаю почему, доставляет больше удовольствия.

– Да где же она? – бормочет Толя. В его голосе почти отчаяние. Конечно, он может и слюной обойтись. Но знает: мне будет не слишком приятно, а иногда даже очень некомфортно. Слюна хорошая смазка, но только первые пару минут, после она высыхает или впитывается, и всё, начинается сухое трение, вызывающее боль.

– Может, в другой раз? – спрашиваю, и в ту же секунду слышу победоносное «Нашел!» Толя с тюбиком в руках прыгает на кровать, спешно снимает кружку, выдавливает прозрачный гель себе на ладонь и аккуратно прикладывает к моей попке. Между ягодицами становится мокро. Затем он соединяет указательный и средний пальцы и, медленно растягивая дырочку, погружает их в неё.

– Не больно? – спрашивает меня шепотом.

– Нет, – выдыхаю я. Такие ощущения… ммм… я обожаю, когда Толенька так делает. Он в эти минуты такой нежный, что я хочу его целовать в губы, засасывая язычок себе в рот. Но пока с этим нужно подождать: он ведь позади меня и готовит мой анус к проникновению. Я жду, испытывая блаженство от его длинных ласковых пальцев. Уже столько раз он делает это со мной, а всегда улетаю на облака, будто впервые.

Когда же был мой анальный дебют? Ах, да, когда я устроилась в компанию, где Толя уже работал на должности младшего мерчендайзера. Хотя вообще не понимаю, для чего ему это понадобилось? Его мамаша – председатель судебной коллегии по уголовным делам областного суда. Соответственно, дама очень не бедная. Ездит на шикарном представительском авто, живет в подмосковной вилле, которая точно стоит пару десятков миллионов вечно зеленых денег. А ещё у неё собственные садовник, повар, охранник, гувернер и уборщица. Причем обитает она в своем поместье совершенно одна, поскольку Толя живет отдельно! Купила ему квартиру, когда сын заявил после университета, что желает самостоятельности.

Стоило мне устроиться на работу, как Толя был первым, кто проявил ко мне интерес. Я поначалу не слишком серьезно принимала его знаки внимания. Сначала потихоньку расспросила, кто такой, чем дышит. Оказалось – мог быть крутым мажором, учитывая финансовые возможности и влияние его мамаши, Анжелы Леопольдовны. Но устроился на работу без протекции (хотя руководство компании наверняка знает, чей он сын) и потихоньку, то есть звезд с неба не хватая и, не испытывая низкопоклоннической корпоративной любви к начальству, просто работает, как и все.

Это меня успокоило. Не хочу оказаться игрушкой в руках богатенького мальчика, который поимеет меня во все дырочки несколько раз, напихает полный рот спермы, а потом бросит, переключившись на новую симпатичную фигурку. У меня она тоже очень хорошенькая, спорить не буду и от лишней скромности загибаться не стану. Только есть куда смазливее меня.

К чести Толи надо сказать, что он сразу раскусил мою влюбчивую сущность. Но, даже узнав о моей особенности, не попробовал пригласить на свидание, которое бы закончилось завтраком в постель. Мы просто начали общаться, ходить вместе в столовую. На нас стали смотреть сначала искоса. Чего это они? Решили составить какой-то хитрый заговор? В коллективе всегда найдутся параноики, опасающиеся, что их подсидят. Но потом, присмотревшись, поняли: у нас с Толей – самый настоящий роман.

Глава 9

– А-а-а-ай… потихонечку, милый, не спеши, – шепчу любовнику, чуть подавшись вперед, из-за чего он выскользнул из моей горячей узкой пещеры. Слишком уж рьяно взялся. Так, что даже отвлек меня от приятных воспоминаний.

– Прости, – шепчет Толя и забирает губами мочку моего ушка. Пока он посасывает её, оттягивая немножко, снова пытается на нижней орбите устроить состыковку двух аппаратов. На этот раз у него получается, и головка, туго пробившись через преграду мышечного кольца, теперь свободно движется вперед, увлекая за собой остальные сантиметры тугой плоти.

Я постепенно ухожу в астрал – настолько приятны мне эти ощущения. И снова погружаюсь в мир прекрасных прошлых дней. Хотя и настоящие – целебный бальзам для моей израненной души. Звучит немного пафосно, конечно. Если не рассказывать о том, как мне пришлось строить свою жизнь в Москве. Мне, девушке из глухой саратовской провинции. Настолько далекой от цивилизованной жизни, что даже сотовая связь там ловит через два раза на третий.

Толя медленно двигается во мне, сегодня он получает удовольствие сам и дает мне прочувствовать каждое своё движение.

– Да, милый, да. Вот так. Хороший мой, нежный мальчик. Ещё, пожалуйста, ещё… – бормочу это, зная, что Толя все-таки любит немножечко погрубее. Но сегодня у нас романтическое настроение, мы не забавляемся в одну из наших ролевых игр, которых придумали пару десятков и периодически «включаем» их, чтобы заострить сексуальные ощущения.

Сегодня – простая романтика, чистая, без примесей, как хороший пломбир. В меру сладкий, тягучий, с густым сливочным вкусом. Этот вкус я пока только предвкушаю, поскольку его обеспечит сперма Толи. Он обожает смотреть, как она заполняет мой рот, а потом я, плотоядно облизываясь, сглатываю её.

А вот сам, между прочим, к своему семени равнодушен и ни разу не попробовал на вкус. Я однажды прямо его спросил: «Брезгуешь?» Он помялся и кивнул. Ах, так?! Но не заставлять же его. Хотя не понимаю. Сперма – благородный напиток, хранилище жизни у человеческой цивилизации. Если каждый сперматозоид превратится в человека – это будет крупный мегаполис, где не окажется ни одного (если только не близняшки будут) одинакового человека. И у всех разные характеры, мировоззрение, фигура, отпечатки пальцев – ну, разве не гениально придумано? Бесценный уникальный материал, а Толя его боится попробовать. В этом он, конечно, ханжа. Как мне в рот кончать – так пожалуйста, как ему – фу, ни за что.

Ничего, когда-нибудь я сумею его убедить. Как ласково говорю, а? Меня бы кто вот так же уговаривал. Увы, но нет. В моем случае всё было очень грубо и прямолинейно. Я бы даже могла называть это изнасилованием, если бы не одно маленькое, но очень важное обстоятельство: в ту ночь, когда меня лишили невинности, я испытала дикий по остроте оргазм. И это значит: не всё было так плохо во время моего неожиданного дебюта.

Состоялся же он в армии, куда я угодила по собственной воле. Сразу после школы подписала контракт, окончила курсы и стала работать поваром в одной далекой воинской части. А что мне ещё было делать, сироте? Мать с отцом умерли, когда была совсем маленькой, едва пять исполнилось. Мне говорили потом, что в тот год в нашем селе человек десять не стало. Какая-то лихорадка из Африки, диким чудом занесенная в саратовскую степь.

Даже карантин объявляли, никого не выпускали и не впускали, а местных заставляли маски себе трикотажные шить и только в них, если кому в магазин надо или на почту, выходить. По ночам – комендантский час, по улицам – патрули военные. Если встретят кого – принудительно домой, а парочку пьяных мужиков так отколошматили саперными лопатками, что тем долго пришлось отлеживаться. Может, тогда мне военные так понравились? Сильные, смелые, строгие.

Угодила я на воспитание к родной (младшей) сестре моей мамы, Анастасии. Была она женщина добрая, хотя у самой трое дочек. Но те уже были взрослые, школу окончили да в город уехали, в областной центр. Потому ей одиноко было, а тут такое вдруг. Ну, и стала меня воспитывать, как родную. Когда же решила пойти в армию по контракту, тётка помогла собраться в военкомат, поцеловала, обняла и перекрестила на прощание.

***

– Толя… не торопись, пожалуйста, куда ты несешься? – шепчу, снова вернувшись в реальность.

– Я… уже скоро… извини… ты такая горячая и тугая внутри…

– Ну, хорошо, – отвечаю ему и снова расслабляюсь, чтобы чуточку продлить момент соединения наших тел.

Толя, любимый мой Толя кончает в меня, делая несколько резких, но все-таки осторожных движений. Внутри себя я ощущаю несколько мягких ударов – это выстреливает его сперма, чтобы потом раствориться во мне и немного вытечь наружу. Пока она начинает своё движение, я помогаю себе достичь удовольствия и выгибаюсь от сотрясающих меня сладких приступов…

Мы лежим теперь, счастливые и довольные, и я невольно погружаюсь в дрему, зная о том, что Толя теперь пойдет курить на балкон, потом принимать душ, после сядет пить кофе с молоком и сёрфить по интернету. Но прежде, чем уснуть, лежу и вспоминаю.

Да, мне тот жаркий июльский день, когда я заступила в ночную смену, чтобы утром у воинов была горячая пища, надолго запомнился. Шел третий месяц моей службы, и усталость после каждого дня была просто ошеломляющей. Я в жизни так много не пахала, хотя и сельская девчонка. Именно это слово, не другое. Потому что в армии новенькая, – она кто? Бесплатная трудовая сила для старших коллег. И никакие законы никогда этого не изменят, даже когда все станут поголовно контрактниками. Что вряд ли. Кто станет тогда генералам дома строить?

Глава 10

Тот офицер, звали его Виталий, прибыл в нашу часть недавно. Прямиком из училища, где ему и присвоили второе офицерское звание – лейтенант. Не знаю, за какие такие заслуги. Может, положено у них там такое после пяти лет обучения. А может, учился он на «отлично», потому и не вышел, как все, младшим лейтенантом. Разбираться мне было некогда. Хотя наши поварихи сразу заметили новенького и притащили меня как-то к раздаточному окошку: посмотри, полюбуйся, какой красавчик!

Я поначалу не слишком оценила его внешность. Ну да, роста чуть выше среднего, крепкая фигура, отлично форма на нем сидит и очень ему идёт. Думала, этим всё и закончится. Но только вот в первую же неделю, как Виталий стал командовать своей ротой, я ощутила на себе пристальный взгляд его серых глаз, наблюдающих за мной из-под козырька фуражки.

Уж чем я его так заинтересовала, до сих пор представления не имею. Вроде бы обычная. Если описывать, портрет получится, наверное, не слишком выразительный. Гладкая кожа, большие карие глаза под пушистыми ресницами. Пухлые небольшие губы. Грудь второго размера, роста я среднего, фигура стандартная, то есть не полная (даже несмотря на работу), но и не тощая. Есть на что приятно посмотреть, но не фотомодель, конечно. Про таких говорят – «обыкновенная девушка».

Мне вообще часто говорили в детстве, что я больше похожа на мальчика, чем на девочку. И даже в армии поварихи прозвали Чижиком, хотя прозвище и мужское. Просто женского варианта нет. Как он был бы? Чижиха? Смешно. Однажды кто-то увидел, как я возле кухни голубей с воробьями кормлю, насыпая им пшена. Специально насыпала себе в карман халата и вынесла. Поварихи заметили. Так и прилепилось ко мне это – Чижик. Хотя у меня фамилия Пахомова.

Да ещё форма оказалась мне не по росту. Слишком велика. Каптерщик посмотрел на меня, когда её выдавал, прикинул что-то в уме и брякнул на стол комплект. Оказалось – он предназначался для дамы солидных пропорций. Видать, прапорщик решил, что я всё равно скоро растолстею на кухне. Пришлось потом эту форму ушивать да подгонять, поскольку с первых месяцев службы мое и без того стройное тело лишилось ещё нескольких килограммов. На нервной почве, конечно. Столько мужчин вокруг! И взгляды разные. В основном, очень похотливые.

Наверное, это была ещё одна причина, отчего я Чижиком стала. Форма болтается, глаза добрые, птичек кормлю. Курить не пробовала, с бойцами не заигрывала, водку пила только на выпускном, да и то пару рюмок. Этакое сплошное недоразумение. Одним могу гордиться: пока у тётки жила, много чему по хозяйству научилась. В плане готовки прежде всего.

Офицеры нашей части, прознав о моих кулинарных способностях, стали наперебой приглашать к себе в гости. Их не только общение со мной интересовало, ясно же. Хотели домашнего поесть. Чтобы я им сначала борща наварила, картошечки пожарила с котлетками и пирогов напекла, а потом уже и всё остальное. Ишь, размечтались! Мне казалось, что ни к кому я никогда не пойду. Но нельзя зарекаться, как выяснилось позднее.

***

В тот самый жаркий июльский день я крупно залетела. Не в половом смысле, поскольку ни с одним из служащих у меня ещё не было. Вернее, и не сказать, чтобы очень крупно, но по-глупому. Был у нас в полку один недостроенный ангар. Кажется, возводить его начали, поскольку предполагалось получить новую боевую технику. Но что-то не срослось, и стройку заморозили. Поскольку оказалась она без крыши, одни стены, то со временем густо поросла травой и кустарником. Туда молодые бойцы в течение дня до отбоя и ныряли: у них это называлось «пар выпустить». Я об этом услышала от поварих, которые были дамы тёртые, не стеснялись всякие интимные вещи обсуждать.

Так я узнала, случайно подслушав, что бойцы наши (офицеры, конечно, исключение) забирались в самые дебри заброшенного строения и мастурбировали там на свежем воздухе. У кого фотография любимой девушки, у кого порно-журнальчик. Самые богатые обзаводились простенькими смартфонами с интернетом. Как говорится, солдат дрочит – служба идёт. Услышав эту фразу, я неожиданно захотела увидеть собственными глазами, что там происходит.

Вот не знаю, какой чёрт меня дёрнул и за какое место! Но возбудилась даже. Летним деньком, сразу после окончания своей смены, пробралась к ангару. Спряталась в кустах и стала ждать, когда придёт какой-нибудь озабоченный. Вскорости прибежал боец. Расположился на прогретых солнцем кирпичах, снял штаны, взял в руку свой член и принялся фантазировать.

Не знаю почему, но меня это зрелище завело ещё сильнее. Я закрыла глаза и вдруг представила, как как занимаюсь сексом с тем самым новеньким, лейтенантом Виталием. Как подхожу к нему, сидящему на стуле в штабе, полностью обнаженная, стыдливо прикрывая ладошкой бритый лобок… Сама не заметила, как облизнула пальчики, запустила руку под пояс брюк, нащупала сверхчувствительную горошинку и стала поглаживать.

– Ефрейтор Пахомова! – вдруг послышался неподалеку требовательный командный голос. Я вскочила на ноги и замерла по стройке «смирно», тараща глаза в ту сторону, откуда шел звук. В метре от ангара стоял… тот самый лейтенант и пристально смотрел на меня. Провел взглядом сверху вниз и обратно, усмехнулся.

– Товарищ лейтенант, ефрейтор Пахомова по вашему приказанию прибыла! – приложила я влажную от слюны и собственной смазки руку с пилотке, вытянувшись перед офицером.

– Что ты здесь делаешь?! – с хитринкой спросил тот.

– Я… ну…

– Ясно. Короче, ефрейтор. У меня есть к вам деле личного свойства. Ты, говорят, умеешь отлично готовить? По-домашнему?

Глава 11

Это я потом догадалась, что лейтенант Виталий сделал хитрый ход. Иначе бы так просто меня к нему, да ещё вечером, то есть на ночь глядя, не с территории части не выпустили. Всё-таки у нас пропускной режим, всё очень строго. И ещё я думала, что не смогу попасть в офицерское общежитие, где обосновался Виталий. Там же в основном люди семейные, и холостые мужчины не могут водить к себе кого попало – получат нагоняй по службе.

Но мои предположения оказались ошибочны. Это я немного вперёд забегаю. Позже узнала: Виталий каким-то образом договорился с дежурным по части, чтобы заполучить меня в своё распоряжение, и меня беспрепятственно выпустили. Но обо всём по порядку.

Ровно в 18.00 я уже стояла возле своего общежития. Подкатил «УАЗик», за рулем которого сидел лейтенант.

– Садитесь, – кивнул он. Я разместилась позади, и мы поехали.

Городок, рядом с которым расположена наша часть, – это небольшой райцентр. Тут живет около сорока тысяч человек. Это нам на занятии по политинформации рассказывали. Ещё про историю населенного пункта и что-то ещё, я не запомнила. Знала только, что у некоторых офицеров там есть квартиры в аренде.

Они так делают, чтобы не заселяться в полковое общежитие – то ещё тараканье царство, как я слышала. Да и крыша там течет и прочие проблемы – дом старый очень, ему лет 60 уже. Потому все, кто желает приличной жизни, обосновываются в городке, а в полк ездят на личном транспорте. Или на маршрутке – местные власти специально для военных её организовали.

Вот и лейтенант Виталий не стал исключением. Я думала, он меня в общагу офицерскую везёт, а оказалось, что в городок. После узнала: офицер, когда прибыл в часть, как сразу арендовал однокомнатную квартиру на третьем этаже кирпичного двухподъездного дома. Довольно старого, постройки примерно середины прошлого века, но в приличном состоянии.

Я шла за Виталием молча, хотя сама уже прекрасно понимала, в какую авантюру оказалась втянута. Мне несколько раз хотелось ему сказать, чтобы отпустил. Но не решилась. Он выглядел очень сурово, и даже стала верить: нужна ему только для готовки, ни для чего больше. Если откажусь, точно разболтает всем, чем я занималась возле заброшенного здания. Ох, стыдоба! Потому и чувствовала себя овечкой, которую ведут на заклание.

Когда мы вошли в маленькую квартиру, Виталий отправил меня на кухню, сказав коротко: «Всё там найдешь». К моему визиту хозяин явно приготовился. Холодильник был заполнен продуктами, везде чисто, прибрано. Я аккуратно сняла ботинки и прямо в носочках прошла к месту работы. Вымыла руки, достала кастрюлю, наполнила водой, поставила на плиту. Затем нырнула в холодильник – морозильное отделение оказалось внизу. Принялась там копошиться. При этом голова моя была опущена почти до пола, зад торчал над ней, выпирая из-за дверцы холодильника. Лампочки в морозилках ведь не вставляют, пойди, найди там нужное.

– Что, ефрейтор, дрочим потихоньку на сослуживцев? – вдруг сказал офицер, а я даже не заметила, как он подошел ко мне сзади.

Я сильно вздрогнула и, пока резко выпрямлялась, больно ударилась головой об ручку. Ойкнула, развернулась. Не удержала равновесие и брякнулась на колени, с испугом снизу вверх глядя на лейтенанта. Совершенно растерялась, стало страшно. Что ему ответить?!

– Ты что, извращенка, Светлана? – продолжал офицер внезапный «допрос».

– Товарищ лейтенант, – промямлила я, пытаясь лихорадочно сообразить, что бы такое ему ответить.

– Я задал вопрос, ефрейтор! – Виталий был неумолим.

– Я случайно, я больше… не буду... – мне стало так неприятно и страшно, что я готова была почти расплакаться, всё так же стоя на коленях и взирая на лейтенанта, который возвышался надо мной со строгим и неприступным видом.

– А если в полку узнают? Хочешь, чтобы тебя вся рота имела во все щели? Бойцы у нас молодые, голодные.

Тут я почти не выдержала. Подбородок предательски задрожал, глаза увлажнились. Мгновение, и разревелась бы. Так меня никто никогда не унижал.

– Ладно. Я никому не скажу, – смилостивился Виталий. – Но при одном условии.

В моей душе затеплился огонек смутной надежды. Правда, совсем непонятно было, что за условие такое, но я была готова согласиться на что угодно. Только бы не возвращаться в опостылевшую деревню! Или не работать в каком-нибудь задрипанном кафе у трассы, где каждый дальнобой норовит под юбку забраться. И придётся спать с хозяином – волосатым типом с южных гор.

– Короче, сделаем так. Я никому не говорю, но трахаю тебя сам. Только я, и больше никто. Все понятно? – сказал лейтенант.

У меня по спине словно ледяной ветерок пробежал. Кровь отхлынула от головы от услышанного, и во рту пересохло. Несколько секунд я молчала, словно молнией пораженная, потом выдавила из себя обреченным шепотом:

– Понятно…

– Не слышу! Отвечать по уставу! – рявкнул Виталий.

– Так точно, товарищ лейтенант! Всё понятно! – отчеканила я, всё так же не вставая с колен.

На лице лейтенанта изобразилось удивление. Кажется, он сам не ожидал, что я так быстро соглашусь. Видимо, рассчитывал на более длительное и серьезное сопротивление, а тут вдруг крепость сдалась после первого же пристрелочного выстрела.

– Давай готовь быстрее, – сказал Виталий. – Есть охота.

Глава 12

Ужинали молча. Виталий с удовольствием хлебал приготовленный мой суп. Только, и это показалось мне странным для человека с больным желудком, он вытащил из холодильника бутылку водки. Лейтенант налил мне треть граненого стакана (я так поняла, рюмок в его скудном жилище не водилось), себе чуть поменьше.

Увидев эти алкогольные приготовления, я тихо сказала:

– Пить не буду.

– Давай, пей. Не в твоих интересах сейчас выпендриваться, – грубо ответил Виталий.

А я ведь прежде водку-то пробовала один разочек на выпускном. Помнится, пригубила, да и поставила пластиковый стаканчик обратно: гадость страшная на вкус и воняет противно – спиртом, прямо как на опытах, что мы проводили на уроках химии. Но приказ есть, его обязательно следует выполнить – так нас стали обучать с первого дня в армии. К тому же от лейтенанта зависит моя судьба, куда же денешься. Даже командованию пожаловаться не смогу. Оно в любом случае будет на его стороне, а меня с позором выгонят, разорвав контракт. Да ещё денег много потеряю.

Я опрокинула водку в себя, проглотила, поперхнулась и закашлялась. Пить ведь не умею совершенно! Несмотря на это, лейтенант тут же налил вторую порцию, опять пододвинул мне стакан, на сей раз молча. Я послушно опустошила посуду. Вторая пошла чуточку легче, водка не перехватила дыхание, хотя по-прежнему была противной.

– Не бойся. Я же сказал, что никто про тебя не узнает. Знаю только я. Понял? – строго, но уже с какими-то чуть более мягкими нотками в голосе спросил Виталий.

– Так точно, товарищ лейтенант. Поняла.

С этого момента я стала чувствовать, как постепенно с моим телом творится что-то странное. Кухня, её предметы, сам Виталий стали словно зыбкими, в голове зашумело, тело размякло, ладони от влажных и холодных стали сухими и горячими. Я посмотрела на офицера, который пребывал словно в легком тумане, и спросила:

– Вы ведь никому не расскажете? Правда?

– Слово офицера, – помотал головой Виталий. Сузил глаза и спросил с усмешкой. – Тебя в задницу имели когда-нибудь?

Я, вспыхнув и опустив глаза от такой наглой откровенности, чуть заплетающимся языком ответила:

– Нет ещё, товарищ лейтенант.

– Вот как? Так ты у нас девочка-целочка! – засмеялся лейтенант. Супа моего ему оказалось мало. Он подцепил на вилку котлету, затем откусил кусочек хлеба и смачно прожевал, запив водой. Повторил это несколько раз, старательно насыщаясь. Мне кушать не хотелось, я лишь поковырялась в тарелке, проглотила ломтик ржаного и дальше просто сидела, пребывая в полусонном состоянии и наблюдая за трапезой Виталия. Когда тот закончил ужинать, вытер рот салфеткой и, встав, сказал властно:

– Ладно. Пошли в комнату.

Я послушно поднялась и, пошатываясь, побрела за лейтенантом. В комнате царил сумрак, горела только настольная лампа. В незнакомом помещении, да ещё порядочно захмелевшая, я потеряла ориентацию в пространстве, наткнулась на разложенный диван и рухнула на него животом, так что ноги оказались на полу. Попыталась встать, но Виталий скомандовал:

– Лежать!

Он подошел ко мне сзади, просунул руки под живот и ловкими движениями расстегнул ремень и пуговицы на штанах, а затем резко стянул их вместе с трусами. Моя худенькая попа оказалась буквально перед лицом лейтенанта, беззащитная и доступная. Он щелкнул языком, выражая удовольствие от представшей перед ним эротической картины, и стал громко сопеть, дыша через нос. Мне показалось, что в эту минуту он при виде моего девственного розового цветка сфинктера почувствовал острое желание, которое затопило его мозг, словно весеннее половодье. И если у Виталия раньше были относительно меня малейшие сомнения, то их смело предчувствием долгожданного секса.

– Товарищ лейтенант, – чуть не плача, спросила я, – мне будет очень больно?

– Ну, если даже будет немного, то потерпишь, не переломишься. Помнишь «Дисциплинарный устав»?

– Не очень, – ответила я, слушая, как лейтенант спешно стягивает с себя одежду.

– Там говорится, что военнослужащий должен «стойко переносить трудности военной службы, не щадить своей жизни для выполнения воинского долга», – отчеканил Виталий. И, усмехнувшись, добавил. – В твоем случае не жизни не щадить, а жопы. И вообще. Гораздо хуже быть ротной шлюхой. Поняла?

– Поняла... Так точно! – поправилась я.

Тем временем лейтенант протянул руку, открыл прикроватную тумбочку и достал пачку презервативов и смазку.

– Ноги раздвинь, – приказал он.

Я послушно выполнила сказанное. Моя попа из-за того, что в комнате было довольно прохладно, покрылись пупырышками. Кажется, это зрелище возбудило лейтенанта ещё сильнее. Он начал мять и шлепать мою пятую точку, затем, смазав сфинктер и пальцы, стал разрабатывать отверстие. Причем делал это довольно решительно и грубо. Мне стало больно. Я тоненько заскулила, задёргалась и попыталась убрать руку Виталия.

– Тихо, шалава! Не сопротивляйся, – рявкнул лейтенант. – Не то сейчас бутылку водки туда вгоню.

Я испуганно затихла и только тихо попискивала всякий раз, когда жесткие пальцы втыкались мне в анус и старались растянуть его. Поначалу пробовала сжиматься и не пускала их, но лейтенант тогда взял ремень и сильно хлестнул меня по ягодице. Хорошо, не пряжкой. Но после этого я старалась не сдавливать сфинктер.

Глава 13

Глава 13

Наконец, почувствовав, что моя попочка готова к секс-тренингу, Виталий приставил к анусу свой уже готовый к бою член и начал его вводить. Головка с натугой прошла через ворота сфинктера, и мне стало так больно, что я принялась уже не скулить, а тихо по-бабьи подвывать, судорожно глотая воздух. Когда офицерское копье вонзилось до половины, лейтенант принялся неспеша трахать меня. Судя по тому, как он дышал, издавая звук, похожий на «а-а-ах», ему нравилась моя узкая дырочка, которая плотно обхватывала его орудие.

Виталий задрал мои китель и майку к шее, расстегнул лифчик, почти полностью обнажив спину. Вид моих торчащих лопаток и выпирающих позвонков возбудил лейтенанта ещё больше. Он ввёл член до конца. Меня словно молнией пронзило. Я громко вскрикнула, и из моего горла вырвался какой-то звук, похожий на рыдание.

– Сука! Соседей разбудишь! Завали хлебало! – злобно прошипел Виталий.

Чтобы снова не закричать, я со слезами на глазах впилась зубами в воротник кителя и теперь только глухо мычала всякий раз, когда лейтенант влетал в меня на всю длину. Он трахал меня очень жёстко, почти полностью вытаскивая член из попки и вгоняя обратно. Я двигалась в такт его движениям. Скорее, не двигалась даже, а безвольно болталась на его орудии, словно тоненькая тряпочка.

Моя покорная беспомощность ещё больше разжигала Виталия. Он ощущал свою полную власть над моим телом, и это заставляло его быть грубым со мной, – ему очевидно нравилось доминировать над безвольной и покорной девушкой, которая ему безропотно отдавалась, стоя на коленях.

Пока он меня трахал, со мной стало происходить нечто странное. Боль постепенно ушла, а ее место начала заполнять… сладкая истома. Я теперь получала удовольствие от грубого секса, и у меня даже киска увлажнилась. Не знаю, как ему это удалось, но Виталий это заметил. Он ухмыльнулся. Перевернул меня на спину, закинул ноги себе на плечи и продолжил трахать.

Потом расстегнул мой хлопчатобумажный китель, рванул майку в разные стороны, разодрав на две половины. Могу представить то зрелище, которое предстало перед ним: юная девушка в распахнутом кителе, с торчащими пирамидками грудей и возбуждёнными сосками, которую яростно насаживают на член.

Не знаю, есть ли предел у мужского возбуждения. Кажется, у Виталия он отсутствовал совсем. Потому всякий раз, вытворяя со мной что-нибудь, пружина его страсти затягивалась ещё крепче. Что-то звериное заполнило его лицо, поднявшись из глубин подсознания. Он меня, свою покорную жертву, имел всё грубее и грубее. Мне становилось то невыносимо больно, то жутко сладко, по лицу лились слезы, я начала опять вскрикивать.

– Да замолчи, шлюха! – прошипел Виталий и затолкал край солдатского кителя мнет в рот. – Будешь орать – отдам всей роте! Они тебе задницу в клочья разгребут, сука!

Я снова затихла, вздрагивая в такт фрикциям лейтенанта.

Но вот уже волна мощного оргазма покатилась от паха к горлу, член лейтенанта превратился в кусок стали и был готов залить мое тело горячей спермой. Виталий выдернул член из попки с чмокающим звуком, какой бывает, когда вытаскивают пробку из бутылки вина, затем сорвал с себя презерватив, резко выдернул ткань у меня изо рта и, приблизившись к лицу, направил туда своё орудие. Я инстинктивно сжала зубы и сомкнула плотно губы, пытаясь сопротивляться.

Тогда лейтенант резко и коротко ткнул меня кулаком в живот. Я охнула и открыла рот. Лейтенант мгновенно вставил туда свой немаленький ствол.

– Зубы убери! Укусишь – выбью их на хер! – проскрипел он, а потом резко ввел член. Он дошел до глотки. Я замычала, вытаращив глаза, глубоко задышал носом, чтобы не задохнуться. Поток спермы хлынул мне прямо в горло, и я судорожно её сглатывала, чтобы не захлебнуться. Когда оргазм прошел, лейтенант вытащил член и приказал:

– А теперь вылижи его дочиста!

Я тщательно выполнила приказ, проведя несколько раз языком вокруг пухлой пунцовой головки. Потом устало сползла на пол и сел, широко расставив ноги. С уголка рта у меня на пол капала сперма, сфинктер сильно саднило, но, что самое поразительное, я увидела: моё возбуждение не прекратилось. Я стыдливо запахнула камуфляжный китель, чтобы прикрыть свою наготу. Было ужасно стыдно. Чувствовала себя распоследней шлюхой, хотелось сквозь землю провалиться.

Лейтенант с удивлением посмотрел вниз и заметил, как я свела бёдра вместе, просунув туда руки. Он сел в кресло напротив, закурил и сказал, поняв моё состояние:

– А теперь дрочи, как дрочила в том ангаре. И попробуй только не кончить!

Я положила ладонь на киску, раздвинула большие губы, протиснула пальчики глубже.

– Раздвинь ноги, чтобы я всё видел! – приказал лейтенант.

Закрыв глаза, я нащупала бугорок клитора и стала водить по нему средним пальчиком, постепенно ускоряясь. В какой-то момент мне стало так хорошо, что совершенно позабыла, где нахожусь. Теперь меня волновало лишь одно: поскорее приблизить пик удовольствия. Китель свалился с моих плеч, и теперь всё, что было на мне, – это два армейских жетона, которые болтались между грудями.

С каждой секундой становилось всё приятнее. Громко дыша, я закрыла глаза и, представляя картину недавнего секса, увеличивала темп. Затем застонала ещё громче, ещё и ещё, приподнялась, втянула живот, закатила глаза и бурно кончила, снова сцепив бёдра, чтобы усилить момент наслаждения. Горячие волны разливались по моему телу от влагалища во все стороны, пульсируя и затихая на периферии. Это продолжалось несколько минут, пока Виталий не остановил.

Глава 14

Я безропотно оделась, опустив глаза. Китель удалось застегнуть лишь на пару пуговиц, остальные лейтенант выдрал с корнем. Мне было очень плохо. Жутко стыдно, немного побаливало в попе. На губах застыла лейтенантская сперма, часть её попала и на волосы, а я по своему опыту знаю, как трудно её оттуда будет удалить. Она же такая липкая. Когда засохнет, так и вовсе, словно клей.

– Как обещал, в роте про твои блядские похождения в ангаре никто не узнает. Но я тебя теперь буду трахать. Ты теперь моя шлюшка. Ясно? – сказал лейтенант, закуривая.

– Так точно, – прошептала я в ответ.

– Не слышу, ефрейтор! Что ты там бормочешь? Встать и ответить по уставу! – рявкнул Виталий.

Я покачиваясь от волнения и выпитой водки, вытянулась перед ним в струнку:

– Так точно, товарищ лейтенант!

Возвращаться в часть я уже не могла – было слишком поздно. Да и кто бы меня отпустил? К тому же я не смогла бы прийти туда в таком виде – коллеги сразу бы догадались, что случилось, и вызвали командиров. Начался бы страшный скандал: повариху изнасиловали! Только этого мне не хватало для полного счастья. Чтобы потом в подробностях рассказывать, как было? Ну уж нет!

Спать мне Виталий постелил на старом матрасе на кухне. Я свернулась там калачиком под жёстким солдатским одеялом, которое оказалось среди вещей жильца квартиры, и заснула. Утром мы вернулись в часть. Так моя армейская жизнь разделилась на две половины.

С того вечера, когда лейтенант Виталий так грубо воспользовался моими дырочками, служить мне стало одновременно и легче, и тяжелее. Первое потому, что уж не знаю, как это вышло, но по части распространился слух: мы с Виталием встречаемся. Наверное, кто-то из служивых видел, как лейтенант вёз меня к себе или обратно. Может, кто-то в городке нас заметил. Это было уже неважно.

Тяжелее стало потому, что «отношения» с офицером не были образцово-показательными. Виталий не отличался никогда нежностью и мягкостью. Он был довольно откровенно груб со мной. Если ему требовался секс, он приказывал прийти к нему домой под видом готовки, а потом обнаглел так, что стал требовать убраться в квартире, постирать и погладить его одежду.

Чаще всего, стоило переступить порог его квартиры, лейтенант ставил меня раком и нещадно трахал в зад, иногда даже скупясь на смазку или просто забывая о ней. Мне было иногда больно, неприятно, но приходилось терпеть, закусывая губу. До моей вагины ему почему-то дела не было. Она его в принципе не интересовала. «Может, он пока в училище был, с мужчинами трахался?» – подумала я однажды. Но спросить, конечно, побоялась.

Чего Виталий никогда не делал со мной – так это не ласкал. То есть я за все то время, пока я была его «бесплатной давалкой», как он меня называл, не испытала на вкус его губы. И он никогда не пытался даже сделать приятное своему секс-подчиненному: погладить просто, не говоря о том, чтобы поцеловать или приласкать мою киску.

Всё то удовольствие, которое было во время наших встреч, доставалось только лейтенанту. Он мог кончить за вечер один раз, а потом, проснувшись посреди ночи, снова начать меня трахать, и так три-четыре раза подряд. Откуда у него столько похоти было, я не знаю. Но уходила я от него всегда с полным задом и ртом спермы, которую даже не мог вытереть как следует: воспользоваться душем Виталий мне не предлагал. Так что приходилось потом, в общажной умывалке, протирать себя влажными салфетками и ими же чистить заляпанную семенем форму. С некоторых пор офицер даже презиками пользоваться перестал.

Я молча и покорно терпела это всё, поскольку очень боялась того, что со мной могут сделать, если Виталий натравит голодных до секса солдат. Если бы он разболтал, то жизнь моя в армии превратилась бы в сущий ад. Был у нас один пример, как это случается. Однажды подслушала разговор двух поварих, которые вышли на задний двор покурить. Я в это время отмывала большую кастрюлю, дверь была открыта.

– Кто тебе рассказал-то? – спросила одна из коллег.

– Неважно. В общем, я кое-что прочитала тайком. Письмо одно. Вот я тебе сейчас прочитаю. Только смотри, никому! – она зашуршала бумагой, разворачивая послание.

«Помню, я проснулся посреди ночи в казарме от сдавленного вскрика. Вздрогнул всем телом и насторожился. Проснулся и сосед. Зевнул, потянулся. Тут вскрик повторился, но уже потише, приглушённее. Я лежал, замерев, и только сердце гулко бухало в груди. «Что это?» – испуганно шепчу я у Дениса, который лежит внизу.

– Егорку бьют, – равнодушно поясняет он.

Я попытался вспомнить. Ах, да, Егорка. Чувак с моего призыва. Только если я более-менее высокий, хотя и похудел сильно за месяцы службы, то Егор вообще был низенький, тощий, на девушку-подростка чем-то похож, хотя уже и щетина у него росла, правда, какими-то фрагментами.

– За что?

– Старослужащим отказался носки стирать, – опять зевает Денис. – Да спи ты, чего всполошился?

Он повернулся на бок, и через минуту стало слышно его глубокое размеренное дыхание. Я же никак не мог успокоиться. Лежал и прислушивался. Через минут двадцать примерно стоны прекратились. Но сразу за ними пришли какие-то странные шорохи. После нечто, напоминающее глухие удары. Потом, как по команде, по казарме распространились новые звуки. Словно кто-то, не рассчитав сил, пытается проглотить что-то большое, а оно мешает ему и застревает в глотке.

Глава 15

До подъёма оставалось ещё примерно два часа. Я пошёл отлить. Осторожно открыл дверь. Глаза с трудом привыкли к темноте: лампочка внутри не горит почему-то, как я ни щелкал выключателем. Всхлипы слышу.

«Кто здесь?» – спросил. В ответ гулкая тишина. Только слышно, как из кранов падают капли в жестяные раковины. Бум-бум-бум…

Наконец, глаза привыкли к сумраку. В дальнем углу, между раковинами, увидел маленькую фигуру. Она сидит на полу, прижав колени к голове и обняв их руками. Кажется, я теперь догадываюсь, кто это. Осторожно, чтобы не напугать ещё сильнее, зашёл в туалет, закрыл дверь за собой. Теперь мы вдвоем.

«Егор, это ты? Я знаю, что ты. Почему тут сидишь?» – тут понял, что спросил очевидную глупость. Я же слышал, как с ним обошлись. Потому просто сел рядом. Помолчал пару минут, собираясь с мыслями. Надо как-то поддержать сослуживца, иначе он или руки на себя наложит, или ещё похуже что сотворит. Недавно только парни рассказывали, как в Подмосковье один такой же вот, обиженный другими, достал где-то автомат с полным боекомплектом, да и расстрелял половину взвода. Это лишь за то, что ему предложили отсосать! А если бы чего похуже, и не предложили, а сделали?»

«Егор, ты как?» – знаю, вопрос дурацкий, но надо же с чего-то разговор начинать.

Он только всхлипнул в ответ. Говорю Егорке, что всё будет хорошо, всё обязательно наладится».

Повариха, читавшая письмо, докурила. Бросила бычок в банку, свернула письмо и положила в карман. Вторая спросила, как там дальше было. Но первая помотала головой. Мол, потом дочитаю.

– А как у тебя письмо оказалось? – не унималась вторая.

– Да паренёк этот, Егор который, побили его снова. Он, видать, шел на почту, письмо относить. Но у него всё из карманов вытянули и выбросили.

– Бедняга…

Поварихи ушли. Я поняла, что у меня теперь в полку есть родственная душа. Только меня имеет офицер, а Егорка тот несчастный попал куда хуже. И надо спасать мальчишку, иначе или руки на себя наложит, или натворит что-то похуже. Но как дать Егору понять, что мы с ним из одной обоймы? Что нас связывает одинаковая беда? Которая для меня, впрочем, и не такая уж большая. Она бы стала такой, если бы не мои нечастные оргазмы, но ведь они есть! А парню куда хуже.

Тогда я решилась на поступок, который был очень опасным. Сначала отправилась в дежурную часть, чтобы узнать, в каком взводе служит новобранец по имени Егор. Я не знала ни фамилии, ни отчества. Потому пришлось испечь пирог с мясом, чтобы подкупить дежурного офицера. Он поискал в компьютере и нашел: Егор Судоплатов. В тот же вечер я во время ужина подошла к нему, пока он сидел и ел в сторонке, сунула ему записку.

Парень оказался сообразительный. Пришел за кухню после ужина. Я подошла к нему и сказала открыто, что всё знаю про его злоключения. Егор смутился, весь покраснел. Попытался было ответить, как я неправа, и всё это выдумки. Пришлось сказать о том письме. Он застеснялся ещё сильнее. «Где оно?» – спросил. «Не волнуйся. Я его уничтожила», – ответила ему. Соврала, конечно. Но ненадолго, кстати, потому что на следующий день выкрала письмо из личных вещей той поварихи и сожгла.

Ну, а пока сказала парню:

– Никто не тронет тебя больше, – уверенно говорю, поскольку решение созрело в голове спонтанно. Зато оно есть, и я собираюсь его воплотить в жизнь. Причем завтра же. Сразу после побудки. – Приведи себя в порядок, держись. Я постараюсь тебе помочь.

Мы расстаемся с Егоркой через несколько минут. Я иду спать, он – наводить порядок на своем измученном ночными «забавами» парней теле. А уже утром, когда выдается возможность, я первым делом обращаюсь к лейтенанту Виталию и прошу взять под своё крыло ещё и Егорку.

Глава 16

Офицер посмотрел на меня недовольно:

– Что за Егорка такой?

Мне вдруг становится понятно, почему Виталия никто не любит из служащих: он командир, который даже не интересуется подчиненными. Нас не десять тысяч, пора бы уже и запомнить. Не по лицам, так хотя бы по фамилиям и именам. Ведь оказалось, что Егор в его роте служит! Для меня это было неожиданным, но приятным открытием.

Я рассказываю. Виталий задумчиво курит (я перехватила его на улице неподалеку от казармы). Потом говорит:

– И на хера он мне нужен, когда есть ты? Я не голубой, чтобы мужиков в жопу трахать.

– Егор очень трудолюбивый парень. А у вас квартира в плохом состоянии. Там ремонт бы хорошо сделать.

– Да на хер мне ремонт сдался? Всё равно арендованная.

Я растерялась. В самом деле, для чего лейтенанту брать под опеку какого-то новобранца? Тому служить осталось не так уж много, а потом его можно и забыть.

– Товарищ лейтенант. Парня зачморили совсем. Он бед натворит. Начнётся расследование, вы можете потерять доверие командования. По карьере, опять же, сильный удар.

– Хм… – произносит офицер. – Ладно, приведи его завтра ко мне. Посмотрим, на что способен.

– Только у меня просьба, товарищ лейтенант, – говорю доверительно.

– Ну?

– Помогите сделать так, чтобы Егора никто в казарме не трогал больше. А то парни ночью с ним… позабавились. Я поговорила с парнишкой, он вроде бы ничего так, но сказал: если ещё раз тронут – перестреляет всех к такой-то матери. Вам ведь не нужно такое ЧП в роте, правда?

– Фамилии тех, кто его шпилил, знаешь? – строго и нахмурившись, спрашивает Виталий.

– Не могу знать.

– Память, сучка, отшибло? – скрипит зубами офицер.

– Никак нет, товарищ лейтенант! Я правда не знаю, только слышала. Может, он сам расскажет. Только помогите, пожалуйста. Он паренек хороший, работящий. Но его надо спасти, иначе…

– Сам знаю! – резко отвечает лейтенант. – Свободна!

– Есть! – прикладываю руку к пилотке, разворачиваюсь и спешно ухожу.

Ближе к вечеру по казарме пошел слух: лейтенант сделал Егора своим ординарцем. И обещал кары анальные тем, кто хоть пальцем его тронет. Напрямую, как мне потом рассказывали, Виталий никого ни в чем не обвинял. Ведь нельзя было на всю роту заявить, что Егора насиловали. После такого обязательно кто-нибудь настучит в особый отдел, начнётся расследование, парня затаскают на допросы следовали из военной прокуратуры. Шум поднимется, может до штаба дивизии дойти, а это полная задница.

Поэтому лейтенант лишь дал понять, что Егор Судоплатов отныне исполняет только его, и ничьи больше, приказы. А кто захочет испортить рядовому жизнь, тот, значит, попытается испоганить её командиру роты. В этом случае служивые поняли, что им может грозить. Во власти офицера любого отправить в дисциплинарный батальон. Это почти как тюрьма, и служить придётся там намного дольше.

Наши «отношения» с Виталием между тем продолжились. Он регулярно возил меня к себе, используя, как резиновую куклу. Я даже стала постепенно привыкать к такому. Только следила за тем, чтобы не забеременеть. Но со мной начали происходить странные вещи. Кажется, это стокгольмский синдром называется: когда жертва беспокоится за своего обидчика. Мне теперь казалось, что я у Виталия не одна. Приревновала даже его к одной поварихе – той, второй, которая слушала письмо Егорки.

Не ожидала от себя такого. Испугалась даже. Что за глупости? Лейтенант меня, фактически, своей наложницей сделал, а я его ревную?! Посидела, подумала и поняла: нет, это лишь попытка защитить свои интересы. Ведь если я не стану ему больше нужна, то меня запросто может заменить вот эта коллега. Тем более она пока одинока. Был у неё тут один майор, но пошёл на повышение, а её с собой забирать не стал.

Но мои страхи вскоре развеялись. На место майора прибыл другой, в чине капитана, и с поварихой той у них довольно быстро нашёлся общий пикантный интерес. Увидев это, Виталий больше к ней клинья не подбивал. Мне же пришлось расплатиться за его злость двумя днями подряд жесткого секса. Ничего, я выдержала. Только чем дольше продолжалась эта связь, тем сильнее я задумывалась над тем, что продлевать контракт не стану.

Я очень устала за то время, пока Виталий меня «поймал на крючок». Морально прежде всего. Да, мне иногда было хорошо во время секса с ним. Организм как-то научился подстраиваться под грубые движения офицера. Но с каждым днем мне всё сильнее хотелось настоящих ласк. Нежности, мягких прикосновений, любви в конце концов. А здесь не было ничего, кроме жестокой физиологии. Потыкал, кончил, отвернулся, выгнал. Мы даже не спали ни разу вместе. Если было поздно, я уходила на кухню. Если рано, то Виталий возвращал меня в часть. Правда, всегда давал дежурную машину с водителем. Иначе я бы вернулась обратно только глубокой ночью – пешком топать больше десяти километров.

Одно меня теперь радовало: Егорка. Он по-прежнему был немного напуган, осторожен. Говорил мало, но я стала замечать, как у него в глазах появился интерес к жизни. Они перестали быть потухшими, бесцветными даже. К тому же цвет лица у паренька улучшился, и хотя Виталий его нещадно гонял по служебным и своим личным делам, рядовой всё равно выглядел лучше, чем раньше.