В это утро я просыпался с тяжёлой головой, едва разлепляя глаза, и всё не мог поверить, что этот день действительно настал. Как бы я его не желал отогнать от себя, неизбежное обязательно произойдёт, хотим ли мы того или нет. А то, что должно произойти сегодня со мной - исключительно неизбежно.
Обычно я не просыпаюсь так рано, с утренней зарёй. Если будильник отключён, новый день ждёт до полудня, чтобы я в нём появился, но сегодня иной случай. Полночи я мотался по кровати с сорными мыслями, мучаясь, как в бреду, путаясь ногами в шерстяном покрывале. На самом деле это и был бред, просто почти наяву. Наверное так бывает, когда нервы напряжены до предела, а в голове то и дело появляются одни и те же картинки увиденного в прошлом. Нехорошие картинки.
Нотариус Ветлицкий сказал, что будет ожидать меня к девяти часам утра, так что при всём моём нежелании начинать новый день со спешки, придётся поторопиться.
Закончив водные процедуры и быстро проглотив свой скудный завтрак, я хватаю ключи и телефон, и выскакиваю из квартиры, захлопнув за собой дверь. В принципе, можно было вызвать такси, но я не хочу тратить деньги на это дело. Дешевле на метро. К тому же в тихом салоне автомобиля меня вновь начнут одолевать тяжёлые мысли, а мне этого очень не хочется.
Сегодня тяжёлый день, да. Сегодня очень тяжёлый день для меня, но по крайней мере именно сегодня расставят все точки над И, и больше я к этому вопросу не вернусь. Хотя я изначально не должен был во всём этом участвовать. Моё присутствие исключительно номинально, так как родителей, к сожалению, больше нет в живых, так что я остаюсь единственным живым кровным родственником. Во всяком случае, насколько мне это известно.
Ветлицкий принимает меня весьма радушно в своём кабинете. Это толстый человек в не по размеру скроенном для него итальянском костюме и без галстука, с красным лицом и бегающими глазками. На стенах его нескромного кабинета куча грамот и дипломов в деревянных рамочках, как бы намекающих, насколько он шикарный специалист в своём деле.
- Присаживайтесь, господин Драгунов,- предлагает он мне, плюхаясь в здоровенное кресло, взмахнув перед этим рукой.
- Можно просто Илья,- предлагаю я, присаживаясь напротив нотариуса.
Нас с ним разделяет лакированный стол с кучей бумажек и папок, из которых я понятия не имею, которая касается непосредственно меня. Однако Ветлицкий не имел бы столько благодарностей и такой роскошный кабинет, если бы не умел управлять этим бюрократическим хаосом.
- Итак, Илья,- вздыхает он, выуживая из стопки бумаг картонный скоросшиватель,- В связи со сложившимися печальными обстоятельствами, так уж вышло, что вы являетесь наследником состояния вашего брата, недавно ушедшего в лучший мир - Драгунова Игоря.
- Простите,- перебиваю я нотариуса, не веря его словам,- Неужели всё состояние он оставил мне?
В каждом моём слове столько скепсиса, что Ветлицкий удивлённо поднимает на меня блестящий взгляд.
- Конечно не прям всё-всё,- уточняет он,- Однако свой коттедж в жилом массиве «Озёрное», со всем имеющимся внутри него имуществом, а также прилегающей территорией и несколькими автомобилями согласно завещанию ваши.
Мой взгляд замирает на столешнице, оставаясь где-то в ворохе бумаг. Знаю я своего старшего братца, слишком хорошо его знаю. Не мог он мне вот так вот с бухты-барахты всё оставить. Дом, машины? Бред какой-то!
- Вы уверены в этом,- поднимаю я взгляд на Ветлицкого, на что тот передаёт мне заверенное им же завещание брата. Да, всё по бумагам точно, как сказал нотариус. Бизнес и счета остались, как я понимаю, бизнес-партнёру Игоря, а дом и имущество по воле усопшего переходят мне.
- Странно,- протягиваю я, возвращая файл завещания нотариусу.
- Что странно,- вопрошает он, принимая документ назад.
- Мы не общались с ним много лет,- объясняю я как можно более корректно, чтобы незнакомый человек не подумал ничего лишнего. Всё же людям порой сложно представить, что в семье, состоящей из двух мальчиков, частенько бывают скандалы и драки. Да и не уверен, что между двумя сёстрами всегда мир и покой.- Я ничего не знаю о его жизни.
Ветлицкий глядит на меня долгим взглядом, будто я сказал что-то лишнее или неправдоподобное. Будто я солгал ему, и он это знает.
Однако мне не в чем ему лгать. Ведь вижу я его всего второй раз в жизни.
- Если Игорь Драгунов записал вас, как одного из своих наследников, значит он вам доверял,- объясняет он мне, как неразумному ребёнку.
- Выходит, что так,- соглашаюсь я, но остаюсь скептичным.
Не верю я в сердоболие моего брата, и что за прошедшие двадцать с хвостиком лет он мог исправиться в отношении ко мне.
- В таком случае, если вы не отказываетесь от своей доли наследства, мы можем проехать в коттедж и я вам всё покажу и объясню на месте,- предлагает нотариус, на что я безмолвно киваю.
Возможно, у меня ещё будет шанс отказаться от наследства моего несчастного братца. Кто его знает, как он запустил дом и в какую халупу меня сейчас привезёт этот Ветлицкий. То, что мой брат вообще вспомнил обо мне в свои зрелые годы - это уже чудо из чудес. А вот, что он мне мог оставить что-то сносное, в этом я крупно сомневаюсь.
Мы добрались до коттеджного посёлка «Озёрное» за полтора часа. Всё это время Ветлицкий что-то рассказывал мне о последней воле Игоря, его делах и ожиданиях. Я слушал его в пол уха, наблюдая через окно пасторальный пейзаж родного края. Не люблю я болтовню во время путешествий, даже такую, казалось бы, серьёзную.
Ветлицкий оставил меня в доме брата и уехал обратно в город, так как у него продолжался рабочий день, в отличие от меня. У меня выдалось время подумать, нужно ли мне это всё и как я со всем буду справляться. С одной стороны, брат мне прилично должен за все нервы и слёзы, что у меня были, пока мы с ним росли, а с другой... Вступать в это мне совершенно не хочется. Я ведь так и жил - подальше от него и от призраков прошлого, чтобы самому себе нервов не делать. Так вопрос: зачем мне это всё нужно? Воспринимать этот дом иначе, чем дом брата я всё равно не смогу. Тут куча ненужного на мой счёт хлама, которому место в художественном музее, а не в жилом помещении. Да и обустройством по моему вкусу чтобы заняться, придётся потратить кучу денег, а у меня нет стольких свободных средств.
Нет, братец сумел мне подгадить даже с того света. Всегда меня ненавидел, так ещё привязал меня к этому дому. И вроде я должен быть рад этому неожиданно свалившемуся на меня наследству, а у меня ни капли радости, только мысли в голове сколько у меня затрат со всем этим дерьмом прибавится. Доход у меня не сказать, чтобы большой. На жизнь хватает, даже кое что накопить получается, однако содержать большой дом со всеми коммунальными затратами на него, с персоналом, который вероятнее всего придётся распустить - это чересчур.
А если, что весьма вероятно, жильё подпадает под налог на роскошь - в чём я не сомневаюсь, это же Игорь! Мне конец. Придётся действительно на пустую гречку перейти, и забыть о поездке в Карелию на рыбалку.
Нет, персонал мне нужен, чтобы люди рассказали об особенностях дома, его устройстве. Что и как тут работает, а что и как нет. Да и не выкину я людей без предупреждения на улицу. Нехорошо это. А вот что делать с Яной?..
Поговорить с невесткой мне не удалось. Ветлицкий не посчитал нужным нас друг другу представить. А когда он уехал, я попытался было подняться на второй этаж, чтобы найти спальню этой Яны, но что-то меня остановило. Какой-то внутренний барьер возник, не давший мне нарушить покой беременной вдовы.
Вдова - какое же это жуткое, уродливое слово. Будто что-то неестественное и противное. У меня с детства с этим словом одна ассоциация: ядовитый паук. Женщин-вдов я в жизни никогда не встречал. До сегодняшнего дня...
Ладно, с Яной я поговорю потом. Ей может нужна помощь и поддержка. Само собой в таком состоянии. Да и с чего это я должен выгонять свою невестку с племянником? Пусть продолжает здесь жить, благо дом большой. И это, пожалуй, вторая причина того, почему я склоняюсь к тому, чтобы принять права наследия. Первая, и довольно жалкая с моей стороны, насолить брату. Показать ему, что я принимаю его предложение и щедрый дар - жить в его роскошном, помпезном доме. Что я не стану брыкаться и вести себя как вспыльчивый подросток, свято хранящий детскую обиду на старшего брата. О, я буду жить в этом доме, буду пользоваться каждой вещью, хранящейся в этих стенах, и постепенно копить деньги, чтобы обустроить коттедж по своему вкусу.
А Игорь пусть выкусит на том свете.
Я выхожу на улицу и встречаю Романа. Охранник не такой крепкий по фигуре, каким я его себе представлял, но выглядит солидно и дорого. Наверняка братец не скупился на оплату труда своим работникам. Хоть что-то хорошее ему удалось сделать.
- Приветствую,- здороваюсь я и протягиваю Роману руку. Тот напряжён, но всё же кротко и сухо отвечает на моё приветствие.- Наверное, нотариус Ветлицкий предупредил вас обо мне. Я Илья Драгунов.
- Я в курсе,- кивает Роман,- Мне жаль, что такое случилось с вашим братом. Он был хорошим человеком.
- Мне тоже жаль,- отвечаю я уклончиво. Насчёт хорошего человека я мог бы поспорить, но не стоит начинать эти разборки, тем более с незнакомым пока человеком. Да и не выглядит этот Роман, как тот, кому можно доверить свои душевные порывы. Максимум имущество под надзор.
Охранник прячет взгляд за тёмными очками, что странно, учитывая облачность. Но может ему просто так удобнее.
- Есть что-то, что я должен знать о доме,- интересуюсь я и осматриваю приусадебный участок.- Какие-то особенности устройства или сложности?
- Пожалуй, нет,- пожимает плечами Роман,- Всё здесь тихо. Соседи - приличные люди. Преступность отсутствует.
Логичный вопрос: если отсутствует преступность, что же в доме делает Роман, но видимо это одна из причуд Игоря. А может он боялся за себя и кованный забор с замком на входной двери являлись недостаточной защитой?
По итогу даже Роман ему помочь не смог. Гибель брата была стремительной.
Чёрт, опять эти мысли!
- Значит, всё спокойно,- подвожу я итог.
- Безусловно,- отвечает Роман,- Если у вас будут какие-то пожелания или вы захотите взять на охрану кого-то другого...
- Мне не нужна охрана, как таковая,- отвечаю я ему сразу и прямо,- Но без работы я вас не оставлю. Вы можете подобрать себе более удобное место работы, а пока оставайтесь здесь. Ветлицкий предупреждал, что этот месяц у персонала оплачен.
- Это так,- отвечает Роман. Он не выглядит, как человек, который рад, что ему разрешили остаться на любимой службе. А может это просто такой характер, а я глупо докапываюсь до мелочей.
Нет, думаю ещё место так на меня влияет. Находясь в вотчине почившего брата, я во всём сейчас стараюсь отыскать какой-то подвох, будто это самое важное сейчас. Не могу я здешнее место воспринимать спокойно, каким бы прекрасным «Озёрное» не было б.
За ту неделю, что я провёл в доме своего братца, а пока иначе я называть это место не могу, я успел тщательно ознакомиться с внутренним убранством дома и распорядком дня у здешнего персонала. Камилла приходила рано утром, быстро прибиралась, затем готовила еду, как правило первое и второе, иногда десерт, и отправлялась в другое место. Как оказалось, дом Игоря далеко не единственный, находящийся под её заботой.
Роман делает обход три раза в день, а остальное время проводит за своими занятиями, продолжая следить за периметром через камеры у входа в дом и у ворот.
Я смирился с присутствием по факту посторонних людей в месте, которое отныне можно считать собственный домом, хоть это и непривычно по всем параметрам. Для меня такое попросту чуждо, но Игорю, очевидно, это нравилось. Его в принципе по жизни устраивало, когда вокруг него водят хороводы и всячески потакают его хотелкам. А хотел братец многого, очень многого, и порой даже того, что, казалось, было недоступным для обладания. Он любил быть в центре внимания, любил получать подарки и комплименты даже за незначительные вещи. Иногда мне казалось, что это именно его родители недолюбили в детстве, а не меня. С его упорным желанием всем нравится, которое произрастало из-за раздутого тщеславия и собственного эгоизма, Игорь редко считался с моральными устоями и приличиями. Он хотел, он мог, и он получал – вот его кредо. От того мне особенно было жаль девушек, с которыми он общался в школе и за её переделами. Плевать ему было на их чувства в столь нежном возрасте. Они все должны были выполнять единый ритуал поклонения и ублажения Игоря Драгунова, а когда такого не происходило, он их просто бросал. Но бросить девушку ему было мало. Как правило братец заодно пускал гадкие слухи, чем изрядно портил репутацию бывшим пассиям. Родители на всё закрывали глаза, а преподаватели заглядывали в рот старательному ученику. Иногда у меня создавалось впечатление, что я единственный, кто видит Игоря насквозь. Видит его поступки и осуждает их. В моей картине мира его поведение было непозволительным, и не только потому, что за одну и ту же провинность родители могли отходить меня ремнём, а его погладить по головке. Я просто как-то внутренне, душой понимал, что так нехорошо делать.
От того мне особенно важно было пообщаться с Яниной, чтобы составить собственное представление об этой женщине.
И в один день у меня это получилось.
Я застал Янину на кухне, примерно в обеденное время, через час после ухода Камиллы. Она сидела за столом на самом краешке стула и глядела перед собой, а на столе перед ней стояла пустая тарелка. И один вид этой бледной, понуренной женщины заставил моё сердце сжаться, но затем я вспомнил слова экономки и недоверие, выказанное Ветлицким, и взял себя в руки.
- Добрый день, Янина,- произнёс я, войдя на кухню смелым шагом, будто рыцарь из романа.
Она не вздрогнула от моего резкого появления, хотя и не могла меня видеть. Женщина будто почувствовала, что я рядом, а может она ожидала этого и ждала меня.
- Добрый день,- произнесла она и взглянула на меня смелым взглядом горчичного цвета глаз,- Вас ведь зовут Илья?
- Верно,- ответил я слегка замявшись.
Впервые я увидел лицо моей невестки полностью, а не фрагментами, замеченными в коридоре и на лестнице. Что ж, она действительно имела необычную внешность, но в отличие от мнения Камиллы, мне Янина не показалась уродливой внешне, скорее совершенно необыкновенной. Кожа у неё была белоснежная и фарфоровая, на лбу и щеках покрытая яркими веснушками. Глаза большие, может чуток раскосые, непонятного цвета: то ли зелёно-серые, то ли коричнево-зелёные. И всё это в обрамлении рыжих волос, но не таких рыжих, как апельсин или закатное солнце, а скорее оттенком напоминающим переспелую морковку. Вслух бы я такого, разумеется, ни за что бы не сказал, но ассоциации у меня в голове появились именно такие.
Но Янина не стала от этого хуже или лучше. Я отводил взгляд и возвращал его к её лицу, гадая про то, что в ней мог найти мой братец. Эта женщина совершенно не вписывалась в мои представления и воспоминания о его предпочтениях в противоположном поле, а это может значить только одно: случилось что-то, что заставило его сойтись с ней.
- Я хотел бы с вами поговорить,- начал я без экивоков, отодвигая стул и усаживаясь напротив Янины.
- Конечно,- ответила она, отодвигая от себя пустую тарелку.
Мне сразу показалось, что она напряглась, поэтому я задал несколько отвлечённых вопросов для налаживания беседы.
Янина держалась строго и уверено, хотя её плечи были понурены, а под глазами залегли тени от бессонных ночей. И вся она была такой сухой и зажатой, что даже странно, учитывая срок её беременности. Обычно на сносях женщины более полные и неповоротливые, а она словно засыхающее деревце.
- Я не знал о жизни Игоря в последние годы, и не был на вашей с ним свадьбе,- подвёл я разговор к интересующей меня теме.- Если можно, расскажите мне о вашем с ним браке.
Янина потупила взгляд и пожала плечами. Нет, не вдовий это жест, вовсе не вдовий. Это жест зашуганной женщины, уставшей от преследования.
И снова я вспоминаю собственное детство в родительском доме.
- Если честно,- произнесла она едва слышно,- Мне нечего вам рассказать. С Игорем мы познакомились совершенно случайно. Встретились, можно сказать, посреди дороги,- Янина кротко улыбнулась, вспомнив явно что-то приятное для себя,- Помог мне с тяжёлыми сумками. Нёс их и болтал о чём-то, а я улыбалась ему больше из вежливости, чем симпатии. Он попросил мой номер, стал уговаривать пойти с ним на свидание, и как-то очень быстро у нас закрутился роман. Свадьба была не пышная, гостей всего-ничего, поэтому я даже не удивилась, что никого из его родных не было. Да и мои тоже вряд ли бы пришли, пригласи я их.