Некромант и Я. Стажер

Часть 1. Попала. Глава 1

От автора. Уважаемые читатели. Данная история – отредактированная версия книги “Некромантия. Практическое пособие”. Если мы еще не знакомы – прошу любить. Если знакомы – тем более :)

• • •

Я ревела белугой, выла гарпией, орала мартовской кошкой…

— Ну как такое чудное создание может исторгать из себя такие на диво поганые звуки, — умилялась Тоха, кормилица и нянька по совместительству, когда слушала мой очередной урок по вокалу.

Почтенная гномка до глубины всей своей широкой груди трепетно любила неформат. Но возможно просто радовалась страданиям учителя по вокалу, когда он изнывал от моего кошмарного музицирования.

Способностей к пению, у меня отродясь не водилось, но папе было виднее. Он же папа! Ведьмак, второй советник в магистрате и вообще важный тип. Поэтому образование я получала всестороннее.

У моего папы железный характер, разные глаза и выразительные, подвижные брови. Стоит мне накосячить, они тут же приходят в движение. Особенно левая. Зато правый глаз, серый, более строгий, чем второй зеленоватый.

Именно серым глазом папа на меня смотрел, когда я поступила на некромантию. Смотрел и бровью шевелил угрожающе. Жаль, что не послушалась и не забрала документы. Четыре курса позади, впереди практика и никаких перспектив кроме замужества

Выла я… пела, глядя на луну. Она болталась высоко над кладбищем, желтая, как блин, а я устроилась в колючих, но ароматных шиповниковых кустах. Исполнялся нашумевший в магнете хит бойз-бенда «Черепки». Рулады носились в воздухе, придавая ночи ни с чем не сравнимый колорит панихиды и легкий оттенок жути.

— И молода-а-я-а-а не узна-а-е-э-эт, какой у нага был…

На этой интригующей ноте меня с нездешней силой выволокло из кустов, не щадя ни моих голых рук, ни самолюбия.

Нездешняя сила была представлена в образе злющего длинноволосого мужика с мятой физиономией, на которой трогательно отпечатались ручка, пара скрепок и монета в один чар.

— … … …, — ознакомившись с добытым, сообщили мне.

Я, конечно, подозревала, что не все впадают в благоговейный трепет от моей особы, однако, чтоб вот так?.. Ни одного печатного слова?

Да, я была слегка не в форме. Модное платье цвета глубокий черный и туфли на шпильке — не самая удобная одежда, чтобы по шиповникам петь. Но даже девица с листьями в волосах и размазанной по вчерашнему лицу косметикой имеет право хотя бы на приличные предлоги в свой адрес.

Тем временем красноречивый, плотненько держа меня за загривок, выудил из кармана мятого черного балахона магфон, рявкнул в него: “Забирайте”. Вытряхнул из рукава наручники и, перекрыв пути к отступлению своим туловищем, отработанным движением зафиксировал меня за ограду. В пониже спины интригующе уперлось что-то продолговатое. А потом завибрировало.

— Ой, — сказала я, загадочно кося глазом через плечо, — у вас там шевелится.

Патлатый оставил мой тыл, добыл из глубин еще один магфон, который окрасил его лицо в романтично-голубой. Побуравил устройство припухшим глазом (вторым он за мной наблюдал), добавил из непечатного. Посмотрел на меня уже двумя глазами и вздохнул так, что я сразу устыдилась. На всякий случай.

А потом он меня отстегнул, скучно и буднично. Даже прижиматься не стал, как в первый раз. Не то чтобы я расстроилась, но вдвоем было теплее. Ночка бодрящая, а я вся в вырезах и разрезах.

Пока я мечтала о тепле, покинувшие ограду наручники щелкнули на моих запястьях. А любитель экзотического слова настойчиво подтолкнул меня в сторону от шиповника, где в тени кладбищенских ворот притулилась старая, как мир, колымага. Тьма! Да у нее колеса!

— Не-не-не, я в это не полезу. Сами убивайтесь.

На меня укоризненно и устало поглядели. Оба глаза по очереди. Я в очередной раз устыдилась и промямлила про оставленное в кустах добро: сумку с магфоном, ключами от дома на брелочке-непотеряйке, а также позором всей жизни — направлением на практику.

Именно из-за треклятой бумажки я оказалась в кустах у кладбища, а не упивалась радостным окончанием сессии вместе с однокурсниками.

* * *

— Есть такая профессия — мертвое поднимать, — вдохновенно вещал с кафедры лектор, и я вдохновлялась, но с каждым словом все меньше и меньше.

До меня потихоньку начало доходить, во что я ввязалась, но фамильное упрямство и личная дурь мешали признать неправоту, покаяться перед папой и уйти в закат. Или хотя бы на другой факультет перевестись.

В первый месяц массовая миграция с некрофака, как между собой называли студенты факультет некромантии и нежитиеведения, являлась делом обычным. Потому деканы других непопулярных факультетов — “Рунология и ритуалы” и “Бытовая магия” — готовились ловить разбегающихся недонекромантов.

Я никуда не сбежала. Но весь первый курс ходила удивленная и недоумевающая от количества вываленного на мою бедную голову гранита знаний. Пока только теоретических, до практики было, как до Штиверии пешком. И было непонятно… много чего.

Глава 2

Вернемся к нашим баранам. Вернее, к тому, который запинал мое уже порядком подостывшее тело в свой реликтовый колыван.

Цветом к этому времени я напоминала не слишком свежее пособие по некроанатомии, а зубами стучала не хуже голодного гуля. И поскуливала. Правда, не от холода, а от жалости к себе любимой и нелегкой своей судьбе, теперь запятнанной не только позорным распределением, но и предстоящей ночевкой в отделении.

— Дяденька магнад! — с чувством заныла я.

Плечи пленителя под форменным балахоном дрогнули, руль дернулся, железный монстр юзом прошелся по ограждению пешеходной зоны, оставляя на столбиках и поперечинах многовековые наслоения краски.

Ввинтившийся в уши звук потряс и ошеломил. Видимо, не только меня, так как мрачный тип дернул пару рычагов, и мы встали. Резко.

Я по инерции унеслась вперед и ткнулась носом прямо в оттопыреный локоть лежащей на рычаге руки.

— Глядь! — одновременно выдали мы, и уставились друг на друга, поразившись внезапному единодушию.

— А может вы меня домой отпустите? — немного гнусаво проговорила я, прижимая побитое. — Раз уж мы стали так близки?

— С какой стати? — ошеломил меня собеседник, выдав членораздельную фразу, причем всю из приличных слов.

Я забыла, что хотела сказать, и ответила, как всегда.

— Я больше не буду.

— Хорошо, — согласился надзоровец, и я прилегла. Даже папе не всегда удавалось заткнуть меня одним словом. Причем так качественно, что я молчала всю дорогу.

Молчала, когда меня добыли из недр катафалка. Смолчала на тычок в спину и молча прошла в дверь с загадочной табличкой “Только для”. Тихо встала посреди убогой комнаты с обшарпанным столом, за которым жизнерадостный хоббит готовился вкушать поздний ужин. Или ранний завтрак.

Он ласково улыбался разложенным на салфетке вареным яйцам, четвертушке лука, ломтю черного хлеба и лежащей на нем полоске грудинки. А подняв взгляд на нас с помятым типом, вообще засиял. И заржал конем.

— Холин! — хохотал хоббит, смахивая слезы с пухлых щек, — а тебя когда в Отдел нравственности перевели? И что это за синица в руках?!

Я может и замерзла, но не до такого же состояния! Синицами на некрофаке традиционно звался только что выуженный из морозильника практический материал не первой свежести, имеющий непередаваемый синеватый оттенок.

— Гарпия, — невозмутимо ответил за моей спиной конвоир, — заявка 27-2а, класс опасности, — меня смерили припухшим глазами в обрамлении темных кругов дивной глубины, — четвертый.

— Какой четвертый! Гарпии — максимум второй, и то матерые, лет по 15! — встряла я. Экзамены были недавно, и некое количество знаний все еще болталось у меня в голове.

— Умная? — предвкушающе поинтересовался поименованный Холином родич панды.

— Нет, — поспешила исправиться я.

На меня посмотрели, как на убогую, и снова обласкали вниманием хоббита.

— Подхолмс, хватит жрать, оформляй.

— Сам оформи, — дежурный, набив рот едой, подтолкнул к краю стола внушительную тетрадь.

— Пышко, не наглей, хватит того, что я ее сюда волок.

— Так… А зачем волок? Мог бы там же на свободу и выпустить, — пробухтел хоббит, однако за тетрадку взялся. — Та-а-ак… 27-2а…

Перо в пухлой руке служителя добра и справедливости мерзко скребло по бумаге, вызывая непроизвольные лицевые конвульсии что у меня, что у моего конвоира, и мы синхронно выдохнули, когда он замер над тетрадью и решил уточнить: — Так… а класс? На четвертый основание нужно.

— Видел бы ты, как она нам казенное транспортное средство отделала. Очень основательно, — на честном глазу выдал помятый и сунул под нос дежурному магфон со снимком на мониторе. И когда только успел?

Пока я изумлялась своей смертоносности, мне гостеприимно распахнули решетчатую дверцу в “отстойник” — спецпомещение для подозрительных магэлементов, изловленных служителями надзора на улицах славного Нодлута.

— Э-э, Холин, но раз гарпия, то ее надо того!

— Чего “того”? — снова синхронизировались мы с пандой. Хотя, я сама наверняка, та еще панда. Тушь-то растеклась. Зато смотримся органично, и говорим уже хором.

— В магизолятор же, для особо опасных.

— Слушайте, это все какая-то дичь, — возмутилась я. — Давайте вы меня отпустите, и я тихонько домой пойду. До рассвета всего пара часов, а мне на пра… Надо мне.

— Действительно, Пышко, не перегибай, — заявил Холин, колданул, и меня втащило внутрь “отстойника”.

Решетка зловеще щелкнула замком. Сцеживая зевоту в рукав, мой конвоир развернулся и потащился к двери в глубине помещения.

— Ты куда?

— Я умер.

— А если…

— Особенно, если!

Дверь закрылась, а воцарившаяся тишина похоронила мои надежды на благополучный исход.

Я огляделась, нашла в углу умывальник и, стараясь не смотреть на жуткую харю в зеркале над ним, избавилась от остатков косметики.

Глава 3

— Митика Ливиу! К мастеру некроманту!

Я взлетела с пола и прильнула к решетке, как к любимому.

Тьма Изначальная! Пустое вчера в ночи помещение теперь напоминало привоз. Масса разновидового народа толклась за длинным турникетом, как обильный улов в садке.

Вызывали по одному. Наверное, где-то у входа стоял соединенный с визором дежурного терминал, выдающий ярлыки с номерами.

Дежурный за столом был другой, свежий и не хоббит, а мимо меня с видом существа, честно отработавшего смену, прошествовал вчерашний Пышко. Я сцапала его за рукав.

— А, — обрадовался он, — гарпия! Погоди.

Он порылся в кармане еще не снятой формы, добыл ключ и выпустил меня наружу.

— Скажите, а это какое отделение?

— Второе Восточное.

— Мрак, — выдала я и, когда мое имя проорали в третий и, я так понимаю, в последний раз, подошла к дежурногому и шлепнула на стол изрядно потрепавшееся направление.

Ошеломленный очередной встречей служитель закона с известной в магических кругах фамилией был мне ужасно не рад. На мятом и осунувшемся еще со вчера лице добавилось помятостей, и на меня с этого лица взирали мутноватые от усталости глаза.

— Жалобу можете подать дежурному, — сообщил он, вновь уронил голову на сложенные на столешнице руки и умер. То есть, замер.

— Кх-кх, — многозначительно выдала я.

В ответ мне вопрошающе всхрапнули.

— Я из Академии. На практику.

— О, Тьма, — простонал некромант куда-то в переплетенные руки и, не поднимая головы, спросил: — Молчать умеешь?

— Да.

— Сядь и помолчи. Через полчаса подними… э-э-э… разбуди.

Будем считать, первое задание получено, приступаю к выполнению.

Ничего пригодного к сидению, кроме того стула, который занимал хозяин кабинета, в помещении не обнаружилось. Я пристроилась на компактный переносной алтарь, предварительно оттерев остатки меловых линий и пошатав конструкцию, проверяя, выдержит ли она мою тушку.

Не слишком просторная комнатка была полна добром, как закрома хоббита. Полка почти во всю стену с ингредиентами и аксессуарами, шанцевый инструмент, представленный парой лопат, а также обшарпанный стол с хозяином — вот и вся обстановка.

В углу за мной прикорнул кособокий деревянный стеллаж с гримуарами и картонными папками “Дело №” вперемешку. На подоконнике тихо умирал неизвестный представитель растительного мира.

Полузасохший желтоватый листок на кривоватом стебле скорбно тянулся к серому от пыли стеклу. Я уже почти услышала его мерзкий визгливый голосок: “Воды-ы-ы!”, как мир крутнулся, и я опять очутилась на полу.

Надо мной в классической позе атакующего мага стоял самостоятельно восставший некромант. В занесенной над головой руке мертвенно синим мерцал комок свернутой магической энергии. Пространство вокруг усеивали просыпавшиеся со стеллажа папки.

— Полчаса, — сказала я и икнула, — прошло.

Похоже, я тоже задремала, и голос, который мне померещился, был звуком подломившейся и поехавшей по полу ножки.

— Можно было просто за плечо потрясти, — буркнул Холин, смял в ладони сгусток и снова рухнул на свой стул, только теперь вполоборота ко мне.

— Не дует?

— А?

— Так и будешь лежать?

Стараясь не слишком светить бельем, поднялась, потеснила горшок на подоконнике и пристроилась там же.

Пронзительные черные глаза следили не отрываясь, мне даже неловко стало за свой пожеванный вид. Впрочем, негостеприимный хозяин кабинета выглядел не свежее меня. А в помещении ощутимо попахивало. Практически, как в крыле, где располагались лаборатории родного факультета, и я, почувствовав себя почти как дома, расслабилась.

— Как звать?

Взгляд Холина сфокусировался где-то чуть выше моих коленок. Его так картина увлекла или просто шея затекла от настольного сна, и голова выше не поднималась?

— Мика, — ответила я и обтянула платье. На всякий. — Митика Ливиу.

— Ведьма!

Он сейчас о фактах, или обзывается?

— Некромант, четвертый курс НАМ, преддипломная практика, — на всякий случай уточнила я.

— Не суть. Ливиу, который второй советник в магистрате города, кто?

— Папа.

— Жаль…

— А вы?..

— Однофамилец, — даже не дослушав заявил Холин.

— Жаль…

Меня смерили презрительным взглядом.

— В десять у отделения. Не опаздывать. И оденьтесь во что-нибудь менее… экзотичное.

— А…

— В десять у отделения.

А потом поднялся и ушел. Вот так вот бросил непонятно кого у себя в кабинете.

Я вздохнула, стеллаж с папками поехал вдоль стены, роняя содержимое и окончательно упокоился.

Глава 4

Папа встречал на крыльце. А значит дела мои были не просто плохи, а очень плохи. Магистр Ливиу уже дошел до той стадии бешенства, когда ведьмачья натура начинает лезть наружу, игнорируя воспитание.

Брови сомкнулись над переносицей клином, серый глаз наверняка цветом с грозовое облако. Полы длинного старомодного домашнего халата развевались сами собой. Кривоватая тень, лежащая на ступеньках, тоже как-то странно подергивалась.

Комиссар Эфарель галантно открыл мне дверь своего шикарного магмобиля марки “Феррато” убойно артериального цвета — еще бы, ведь компанией владеет вампирий клан.

Опираясь на протянутую руку, я вышла.

Папа не стал держать паузу. Рванул навстречу, остановился в паре шагов, глубоко вдохнул и на выдохе:

— Это как понимать, юная леди?!

— Эльфы бывают разные: черные, белые, красные, — препохабным голосом завелся у меня в сумочке магфон. — И всем одинаково хочется.

На этом слове текст обрывался и дальше шел по кругу.

Я пыталась вслепую сбросить звонок, не выпуская папу из поля зрения и держась к нему, на всякий случай, боком.

Эфарель был невозмутим, только кончики ушей, пробивающиеся над шелковыми светло-каштановыми прядями, как первые крокусы сквозь землю, предательски порозовели. Он сделал шаг вперед и виртуозно меня оправдал:

— Магистр Ливиу, Восточное отделение магнадзора в моем лице приносит вам извинения за то, что мы задержали вашу дочь…

Папины брови сошлись так близко, что я почти слышала, как они скрипят. По перстням на гневно сложенных на груди руках пробегали зеленоватые всполохи. Пахло грозой. Эфарель моргнул и поспешил дополнить:

— Леди оказалась свидетелем преступления и великодушно согласилась помочь.

Левая папина бровь устремилась вверх, как часть разводного моста, а я пыталась вспомнить, что такого могла видеть, что сошло бы за преступление, а главное — где.

Комиссар между тем откланялся и, скрывшись в недрах феррато, покинул подъездную дорожку, а я отправилась к себе, на всякий случай пробормотав под нос заговор от сглаза и сложив пальцы фигурой отвращения. Вон как папу проняло! Случайно проклянет — потом снимать замучается, родительское гневливое слово самое цепкое.

Комната встретила тем, чем я ее вчера покинула — филиалом хаоса.

Ничего страшного не произошло, просто я собиралась на вечеринку. Ее назначили сразу после распределения, наверное, для того, чтоб одни могли отпраздновать, а другие — стресс снять. У меня не вышло ни того, ни другого.

Я, как и планировала, позвала Геттара, тайно надеясь, что он уже занят, и у меня будет веская, в глазах Вельты, причина вообще туда не идти. Но он согласился. Причем так быстро, что я заподозрила подвох. Оказалось, что у него на меня были такие же планы. Имелась, конечно, малодушная мыслишка никуда не пойти вдвоем…

— Не простит, — подытожил полуфей, и мы разбрелись в разные стороны.

Договариваться о месте встречи было лишним, Геттара, как и меня, ждало распределение. Правда, ему и его диплому с отличием не грозило оказаться там, где в итоге очутилась я.

В общем, получив направление на место отработки практики, я изобразила на лице радость, а меня, с такой же искренней радостью, потрясла за руку мадам Квази, наша куратор и преподаватель по темным конструктам.

Только не путайте с обычным зомбированием. Для зомби берется целенький (ну, относительно) мертвый. Это в теории. Нам преподавали зомбирование по методичкам и фильмам в виде обзорного курса, а практику мы проходили на мышах. Зомбирование разумных строжайше запрещено магической конвенцией и является делом наказуемым, сажаемым в тюрьму на неопределенный срок. В особо тяжких случаях даже жизни лишают. А так у нас вполне прогрессивное королевство, не хуже соседней Штиверии.

Темный же конструкт — это почти как голем, только из искусственно выращенного некроматериала. Когда-то давно, не помню, когда, целители пытались выращивать органы для пересадки, а получилось, как всегда. В общем, конструкт — такая специально созданная кукла с набором функций. А зомби — это мертвый разумный, либо мертвое животное, которых подняли и приспособили к делу.

Не понятно? Ну вот смотрите:

1. Мертвое — умерло, лежит и не отсвечивает, а если поднялось — смотри пункты 2 и 3.

2. Не-мертвое — умерло, полежало и восстало. Само (проклятие, шлейф от темного заклинания, не зачищенного криворуким некромантом, темный всплеск) — суровые люди в форме работают. Кто-то помог — опять магнадзору работать, причем гораздо усерднее. Бегает в своем теле.

3. Не-живое — умерло и лежать отказывается (неправильно проведенный ритуал захоронения, захоронение в неположенном и неосвященном месте без печати упокоения, в положенном, но без отпевания, кремация без предварительного отпевания или последующего наложения печати) тогда снова дергают магнадзор. Бегает без тела или захватывает чужое.

Это — некромантия. А нежитиеведение про низших темных: гулей, вурдалаков, гарпий, упырей и т. д.

Я на экзамене примерно так и излагала. А магистр Йорд любил, чтоб все по учебнику и без собственных размышлений. Он часто заменял у нас на теории некромантии и на экзаменах в том числе. Очень энергичный тип.

Глава 5

На моих глазах группа превращалась… Превращалась группа… У меня даже слов не было, чтобы адекватно описать наблюдаемое.

Банда обкурившихся гоблинов? Нажевавшиеся грибов орки? Многодетное хоббитское семейство на прогулке? Все были будто не в себе. Не иначе, кто-то из однокурсников разжился у ведьм веселящим зельем и обильно сдобрил им стоящие на столах графины с напитками.

На полукруглой сцене перед выгнутым монитором, транслировавшим вспышки, звезды и прочую абстракцию, соблазнительно извивались две вампирши — подтанцовка популярного певца-сирена Бимы Милана.

У нас в городе сирены встречались не реже, чем те же эльфы или хоббиты. В паре часов езды от Нодлута, в огромной чаше мертвого вулкана, находился их подводный город Сир-Ирин. В народе озеро звалось Сиреневым. Двоякодышащий народ не был многочисленным. В брак с другими расами они вступали редко, но бывало какой-нибудь темный портил чистую кровь, как в случае с Геттаром.

Вообще у темных натура такая — портить, как у ведьм — глазить, хоббитов — есть, а у эльфов — очаровывать и страдать. Последнее чистая правда. Не даром фраза “Не страдал, не эльф” давно и прочно ушла в народ из уст Летаники Корд, многократной чемпионки экстремальных гонок на ступах. Я это знаю только потому, что папа в молодости был ее ярым поклонником и до сих пор хвастается всем общим с ней магфото с автографом.

— Это ты, это я, между нами — магия, — вибрируя обертонами в усиливающий звук жезл, чувственно, но зажигательно выдавал сирен. Голубокожий, сероглазый и темноволосый. Чистокровный, в отличие от того, что находился рядом со мной.

Мы с Геттаром неосознанно поменялись ролями. Предполагалось, что в темном будет он, а в печали я, но вышло наоборот.

У ворот Академии сразу после распределения, феесирен, отойдя в сторонку долго и эмоционально говорил с кем-то по магфону, а всю дорогу до ресторации молчал. Казалось, его напряжение, заполнившее салон такси, можно было пощупать. Водитель нервничал и явно вздохнул с облегчением, когда мы выгрузились. Потом Геттар избавился от плаща. Легкое встряхивание кистью, два щелчка, едва ощутимый толчок силы и ткань рассыпалась пылинками. Вот что значит сильный темный дар, а не моя жалкая почти половинка.

Помня, что приятель всегда драпируется во что-то длинное и балахонистое, я решила сыграть на контрасте. На мне было короткое, выше колен, и достаточно открытое черное платье с пышной юбкой и умопомрачительные черные же туфли на шпильке. Сумочка болталась на цепочке, обмотанной вокруг запястья.

Геттар меня сделал, явившись в обалденно сидящем сером костюме. Сизого цвета волосы в искусственном свете отливали тяжелым металлическим блеском и были практически в тон. Извечный капюшон заменила элегантная маска, закрывающая большую часть лица.

В настоящий момент обладатель «золотого» диплома чах над очередным бокалом, и с видом великомученика ныл, как тяжко будет проходить практику на побережье Лучезарии, где папочка, проживающий там в настоящее время, выхлопотал для него место в береговой охране.

Я прекрасно знала, что Геттара звали в Центральное управление магнадзора, и не практикантом, а на полную ставку с автоматическим зачетом по практике. Ну, пойдет работать с осени, всего-то проблем. Лето у моря ему не нравится… Пусть папа и его новая семья идут довеском, но море же!

— Ты идиот? — как могла поддерживала я его. — Целое лето вдали от зловонных городских закоулков, пляж, солнце, ласковые волны.

— По-твоему, тело, пролежавшее неделю в воде, пахнет и выглядит лучше, чем то, что провело столько же времени в земле? И таскать это и раскапывать, если его уже ласковые волны в пляж закатали, по жаре комфортнее?

— Ты чудо, — проговорила я, приятно ежась от его голоса.

Парень поперхнулся напитком.

— Что?

— Ни один мужчина на свете не способен проводить сравнительный анализ посмертного разложения тел в разных климатических условиях так романтично и проникновенно.

— А как же милашка Эмильен? — черные глаза Геттара весело поблескивали из прорезей маски.

— Не путай спящее с мертвым. Я же сказала, романтично и проникновенно, а не настойчиво и уверенно. И потом, он не в моем вкусе.

— А кто в твоем?

Я окинула ищущим взором центр зала, где образовался импровизированный танцпол. Нашла Вельту в компании с каким-то белобрысым эльфоподобным типом и нескольких парней из своей группы. Незнакомых было мало, мне они интересными не показались, так что Геттар, в своей загадочной маске, выглядел в романтическом плане привлекательнее остальных. О чем я ему и сообщила. Но в этот момент встретилась взглядом со Стефеном.

Бывший, обнимающий в танце мою сокурсницу, развязно подмигнул. Меня перекосило, и Геттар, ожидаемо принял это на свой счет.

— Раз ты так на привлекательных реагируешь, страшно подумать, что с тобой будет, когда кто-то отвратительный подойдет.

— Отвратительный не подойдет, — сказала я и отпила из обновленного кавалером бокала.

Предположения о веселящем зелье имели под собой веские основания, поскольку дальше я потащила парня на танцпол, и часть вечера слилась в яркую шумную круговерть.

В конце концов я с удивлением обнаружила себя в углу гардероба, азартно целующейся с Геттаром и вспомнила, что поддалась на провокацию проверить, насколько его романтичное и проникновенное может быть настойчивым и уверенным.

Глава 6

Кое-как распихав разбросанные одежки по полкам, я в полусонном состоянии посетила ванную. Когда вышла, организм уже практически спал, но выполнил несколько шагов до кровати.

Кровать, как самая необходимая вещь, находилась в центре комнаты, чтобы из любого угла в те самые несколько шагов можно было до нее добрести. Даже если глаза уже закрыты — все равно наткнешься. Что, собственно, со мной и случилось. Проблема была в том, что я, выйдя из ванной, не удосужилась снять с мокрых волос тюрбан из полотенца, и теперь, после пробуждения, с содроганием взирала на последствия.

Волосы цвета «темный каштан» невнятной всклокоченной массой обрамляли припухшее со сна лицо. Бытовые заклинания, вроде «гладкие и шелковистые» этот шедевр не победили. Взялась за расческу.

Где-то между «красота — страшная сила» и «лишь бы не торчало» ко мне в дверь поскреблись. В щель потянуло вкусным. Я выдохнула и, оставив безнадежный бой, заплела косу.

В комнату тем временем просочилась, несмотря на необъятные габариты, наша кухарка полуорка Го́дица с подносом.

Она служила в доме уже года четыре, хотя мало кто выдерживал папин характер дольше трех, и была так же монументальна телом, как все предыдущие властительницы сковородок. Папа считал, что хорошая кухарка не может быть худой. При всем своем немалом росте и объемах, Годица была очень подвижная, ловкая, и невероятно сильная, как все их орочье племя.

Придирчиво изучив меня в интерьере, она ловко сдвинула в сторону косметический развал перед зеркалом. Водрузила поднос на туалетный столик, усадила меня перед ним и сама взялась за расческу. Я попискивала, но терпела, а заодно — уничтожала принесенное.

По прошествии получаса — тарелки были пусты, а я — более-менее похожа на девицу, а не на одуванчик.

— Вот и умничка, а то синяя, как мертвяк, один скелетик остался.

Я поперхнулась чаем. Я была далека от скелетика и цвет лица еще вполне живой, но у Годицы все, что меньше центнера, считалось неполноценным, а потому заслуживающим пристальной заботы и внимания. Этим она напоминала мою кормилицу и няньку Тоху, пусть ей спокойно лежится.

— Который час? — опомнилась я.

— Обед почти. Батюшка ваш вас ждал, разбудить хотел, но я не дала.

— Ты не дала?

— А и что? Бровями подвигал только и в магистрат укатил. Служебный мобиль даже ждать не стал. Ступу свою из гаража вытащил и усвистал. А в холле вас типус дожидается. Сказал, сокурсник ваш академский. Я дальше пускать не стала.

Обходить Годицу было долго и неудобно, поэтому я проскакала по кровати и уже распахнула дверь, как меня изловили за пояс халата.

— Куда в исподнем?!

— Нет на мне исподнего, только халат.

Пока полуорка соображала, я выскочила в коридор. Уж кого-кого, а сокурсников, которые видели друг друга в лабораторных комбинезонах и чужих останках, целомудренным халатиком не смутить. Циничнее некромантов, наверное, только целители. Учимся-то практически одному и тому же, только наши клиенты уже того, а их еще нет.

Узрев у окна фигуру в плаще, я возрадовалась.

— Геттар! Рыбий сын! Ты меня бросил там одну!

Стоящий обернулся. Я резко тормознула, руки сами собой сложились на груди, и бровь поползла вверх. В папином исполнении подобное выглядело грозно, в моем, должно быть, комично, потому что паразит Стефен — а это был он — расплылся в улыбке.

— Крошка Лу, — выдал он и полез обниматься.

Между нами пробежала искра, и Стефен поспешно притушил затлевшую одежку. Терпеть не могу, когда меня вторым именем зовут.

Бабка Лукреция, папина мать, в честь которой меня, согласно традиции, нарекли, ведьмой была не только по дару, но и по жизни. Собственно, почему «была»? До сих пор есть. Я ей лишь за одно бесконечно благодарна: она, что бы ни происходило в папиной жизни, наотрез отказалась со мной нянчиться, заявив, раз завел ребенка, то сам его и выгуливай.

— Какого демона тебе тут надо? — спросила я незванного гостя.

— Хотел справиться о твоем здоровье.

— Не справишься. Потому что ты уже ушел.

Я улыбнулась. Нежно и ласково. Стефен попятился.

Всем на свете известно, что ведьма особенно сильна в родном доме, который сам по себе — один огромный и почти живой артефакт. Пусть даже в его основе лишь осколок алтарного камня из старого родового гнезда, оставшегося где-то на краю Бездной пустоши…

В голове привычно зашумело, и я так же привычно провела пальцами по ободку кольца с невзрачным серым камнем. Сразу стало легче. Злость на Стефена тоже прошла, но выпинать его за порог было делом принципа. Собственно, он уже там и находился. Стоял на пороге, готовый сбежать, если вдруг что.

— Слушай, скажи честно, что тебе нужно? — спросила я, а то ведь так и будет таскаться мороком и скулить.

— Матери твоей рабочий журнал, — выпалил он. — У меня магистерская по слиянию, а она же на передовой была во время инцидента в Иль-Леве.

Все стало серое и звуки пропали.

Помню, как раскинула руки и меня вздернуло над полом. Стефена вымело за дверь потоком силы. Я видела как горели звезды, сталкивались в пустоте миры и разлетались, как сферы на доске от удара игрока, свет сворачивался спиралью и стелился серой дорогой в пустоте… И вдруг оказалась на диване, дрожащая и замотанная в холодное мокрое покрывало.

Глава 7

— Опоздала, — сказал некромант и сунул в лицо запыхавшейся мне древний служебный магфон с цифрами 9 и 32 на мониторе. Спрятал его, достал другой, наверное, личный, что-то пометил и руку протянул. — Дневник?

— Дома забыла, — брякнула я прежде, чем сообразила, что давно уже не в школе, и засмотрелась на пальцы.

Кормилица бы сказала — музыкальные. Тьма его разберет, но маникюр был куда лучше моего.

— Холин! — воззвала из приоткрывшейся двери неопознанная голова. — Ну е-мое! Она же меня сейчас живьем сожрет! Уже пятый раз звонит!

— Передай, что я лично зайду ее упоко… успокоить, — не отрывая от меня испытующего взора, ответил мужчина.

— А когда? — уточнили из щели.

— Ночью, — многозначительно пообещал некромант. — С гарпией закончу и зайду. В машину. — Последнее было уже для меня.

Магмобиль ожидал другой, потрепанный, но без всяких там раритетных колес, потому загрузилась я молча. Затем сел некромант. Дверца грохнула, в багажнике брякнуло, а я вспомнила про дневник, который забыла, потому что у меня его не было.

Туда полагалось вносить каждый чих, тщательно анализировать и делать умные выводы, под которыми в конце мучений должна встать отметка руководителя практики с обоснованием, гожусь я на что-либо, кроме как лопату держать, или нет. Наверняка это она, горячо нелюбимая, в багажнике брякает, когда магмобиль подергивается от неровно работающего проклятия, держащего чудо техники в полуметре над дорогой.

Пленка защитного полога тоже вздрагивала и временами шла радужными сполохами, отчего проносящиеся мимо дома то и дело окрашивались то в задорно-зеленый, то в загадочно-фиолетовый. Хотя мне был по душе синий, аквамариновый, густой и сочный… Ой…

Дернуло вперед. Съеденный впопыхах ужин повторил попытку меня покинуть. Первый был, когда я мчалась к месту назначения на такси, и магмобиль резко затормозил, не доехав до отделения надзора метров триста.

Их пришлось преодолевать бегом. Но в этот раз экипировка соответствовала способу передвижения. На мне были видавшие виды неубиваемые штаны из вытертой до состояния замши кожи, рубашка, корсет, высокие ботинки и куртка. На поясе с обеих сторон, так, чтобы было удобно в любой момент запустить туда руку, болтались два поясных кошеля с разными мелочами: в левом — нужное, а правом — полезное.

Иногда случай путал первое со вторым, но как правило, удачно. Надеюсь, повезет и в этот, так как сегодня вечером, а лучше еще пару дней, мне ни в коем случае нельзя прибегать к силе, ни к ведьминской, ни к темной. Последнее меня слегка беспокоило.

Магмобиль встал у ворот. На древние каменные столбы, на одном из которых даже горгулья сохранилась, тяжело опирались ворота и пролеты, сплетенные из металлических штырей. Начарованное железо — а только оно надежно и стабильно удерживало некромантские плетения — безнадежно тонуло в разросшемся вокруг шиповнике.

Мрак и тьма! Снова это место. И что меня сюда тянет, как топляка в омут?

Я прищурилась и осмотрела себя ведьминским взором на предмет прилипших шальных проклятий вроде «чтоб тебе пусто было», «не сойти тебе с этого места» или «совет да любовь»... Ой, это, кажется, из другой оперы.

Ничего не было, зато внезапно нашлись отцовское благословение и примитивный орочий заговор на удачу и богатого мужа. Годица, кто ж еще.

Минуточку, а не с ее ли подачи папа в последний год вдруг воспылал желанием показать меня миру, бесконечно таскал за собой по всяким приемам и при каждом удобном для себя и неудобном для меня случае представлял холостым сыновьям своих коллег из магистрата, их братьям и прочим родственникам?

Пока я думала о вечном, Холин выбрался с водительского места и азартно закопошился в багажнике, явно готовя мне сюрприз, а себе — развлечение. Уж очень злорадно он на меня покосился, когда выбирался из салона.

Выдохнула и вышла.

Окраина.

Дома здесь были не больше двух этажей, с невысокими односкатными крышами, неизменными голубятнями, приземистые и старые. Куда старше тех, что в центре, словно город, разрастался не вокруг, а будто бы в сторону, оставляя место упокоения подальше от глаз, как скрывают от успешных и правильных приятелей милую, но странноватую деревенскую родню.

Я глубоко вдохнула сумерки. Одуряюще пахло необычно поздно цветущим шиповником. Солнце, окрашивая углы домов в тревожно-красный, уже почти спряталось, а темное небо, наоборот, придвинулось ближе, прижимаясь мягким облачным подбрюшьем к острым пикам башен и кованых флюгеров.

В такой вечер только на свидания ходить, а не по кладбищам бегать, хотя некоторые уникумы как раз на кладбище на свидания и ходят.

Я покосилась на некроманта. Поравнявшийся со мной Холин был занят: в левой руке — лопата, в правой — ремень с продетыми на него сквозь петли карманами, почти как у меня, только карманов было больше.

— Не орать, не бегать, не хватать за руки, инструкции выполнять молча, быстро и без вопросов, — выдал мужчина.

— Мастер Холин, а что я буду делать?

— Копать.

Черенок резко протянутой лопаты, несомненно, прилетел бы мне в лоб, не схватись я за него обеими руками. Наши пальцы соприкоснулись и… Нет, никаких бабочек, звезд, молний и даже банальной искры статической энергии между нами не пробежало. Было заурядное, брошенное исподтишка заклятие «рот на замок». Простое, как табуретка, но если не успел увернуться, самостоятельно не снять.

Глава 8

Некромант лежал на мне, я на лопате, лопата на земле, земля приятно пахла травой и… землей. Над нами величественно — из такой позиции все казалось величественным — возвышался шиповник, усыпанный цветами. В просветах между ветвями плясали магические светлячки.

Было очень романтично, почти как на свидании, только лезла в рот трава и растрепавшиеся волосы, рубашка на груди неотвратимо отсыревала, черенок лопаты давил на ребра, а экипировка некроманта на поясницу. Да и сам Холин был достаточно увесистым, чтобы я начала чувствовать дискомфорт от подобной близости.

Но все было бы ничего, если бы не жуткий звук.

— Гарпия, человекоподобная полуразумная нежить, передвигается в основном по воздуху, на земле медлительна и неуклюжа, размах крыльев до полутора метров, на лапах длинные острые когти, с легкостью рвущие плоть. Кожа иссушена, имеет мертвенно-серый оттенок. Созревшая особь способна издавать мощный крик, дезориентирующий в пространстве. Класс опасности первый, редко — второй, — бубнила я, вполне уверенная, что за воплями твари меня не слышно, потому что и себя слышала с трудом.

— Минус, студентка Ливиу, — очень близко, можно даже сказать, интимно, раздалось над самым ухом. — Это не гарпия.

— Мастер Холин, — выдохнув, проговорила я, чувствуя, как взбудораженная инициацией ведьминская натура начинает замирать сердцем и пускать внутри упомянутых ранее бабочек.

— Да? — прокрался в ухо некромантский баритон, а я поняла, что волоски у меня на затылке дыбом встали.

От него исходил едва уловимый сладковатый запах бальзамирующего зелья и, внезапно, карамели с цитрусовой ноткой. Впрочем, вся одежка, в которой я хоть пару раз появлялась на занятиях в Академии, пахла почти так же, исключая карамель. Аромат некрофака был вечен и неистребим ни заклятиями, ни мылом.

— Мастер Холин, а вы не хотите?..

— Хочу, — сообщил он мне в затылок, отчего волоски опять дыбом встали, и принялся сползать, остановился, — но не могу. — И добавил торопливо: — Мой значок за твои волосы зацепился. Как считаешь, что будет менее травмирующим фактором: оставить тебя без пары десятков волос навсегда или меня без обязательного к ношению служебного опознавательного знака?

— Да слезайте уже, — процедила я и сама принялась из-под него выползать.

По телу прокатилась вибрация. Некромант дернулся. Звонок магфона оказался для него такой же неожиданностью, как и для меня, а я поняла, что затылок лишился куда больше, чем пары десятков волос.

Я взвыла. Холин внимал воплям дежурного, а тварь замолчала, среагировав на мой голос.

Сквозь ветви мне было видно ее подсвеченную луной угловатую голову с выдающейся вперед челюстью на фоне совсем уже темного неба. Торчащие над редкими волосами острые вытянутые уши, прислушиваясь, повернулись в сторону подозрительного звука.

— …на ты там возишься! Из Центрального прислали за тобой, в пригороде полкладбища встало и погулять ушло! — завопил магфон.

Кажется, Холин, собирался оборвать неурочный звонок, но впопыхах надавил на громкую связь.

— Ловчих вызывай. Это банши, старая, и пузо мешком висит, похоже, у нее тут кладка.

— Ты сдурел? Кого я тебе сейчас вызову? Дежурная бригада в пригороде, из постелей мне их поднимать?

— Давай я быстренько сбегаю и подниму? — вкрадчиво предложил некромант. — Я умею, а ты покараулишь.

— Холин, мрак твой папа! — взвыл дежурный не хуже банши, но темный с непередаваемым выражением лица оборвал звонок, утопил магфон в бездонном кармане служебного балахона и теперь тоже разглядывал нежить сквозь ветки.

Тварь нас не видела, а потеряв еще и источник звука, топталась на верхушке столба, как курица на слишком узком насесте, раздраженно подергивая лапами.

И как я могла перепутать? У гарпии нижние конечности, почти как у кошачьих, только коленки вперед, а у этой были, как у гулей, без шерсти, с длинными пальцами и невтягивающимися когтями. И крылья не оперенные, а голые — широкие складчатые перепонки, начинались внизу кривой спины и заканчивались на локтевых сгибах.

— Отвлечешь ее, — велел некромант.

— Как? — возмутилась я гневным шепотом. — У меня из разрешенного только лопата! И колдовать я сегодня не могу!

— А ты спой, — заявил он и вытащил из кармана две пары затычек для ушей. Одну мне протянул, а другие себе принялся вворачивать.

— А вам зачем?

— Дуэт банши и гарпии — это слишком. Давай. — И придал мне ускорения тычком в спину.

Меня вынесло из кустов. Я запнулась о вросший в траву могильный камень, помахала руками, восстанавливая равновесие, разогнулась и поспешно запихала в уши выданный некромантом реквизит.

Среагировав на мое эффектное появление, тварь раздула грудь для новой порции воплей. Ее передние лапы уперлись в камень, челюсть выдвинулась вперед, голова опустилась, пасть открылась…

— Кентавр русалку полюбил глубокой трепетной любовьюу-у, — взвыла я по принципу «громко, значит хорошо». — Он караулил у воды, цветы носил ей к изголовьюу-у.

Не знаю точно, что там у меня выходило, я себя слышала едва-едва, но банши вид имела удивленный, ушами дергала, будто в них зудело, и норовила потереться головой о плечи.

Глава 9

На мне снова лежали. И лучше бы это был Холин, но увы и ах, не все черномагу девственница.

– О, Мрак всемогущий, – простонала я, стряхивая со своей спины с десяток килограмм землицы и чьи-то основательно бренные останки.

– Мрак – мой дед, но я передам ему твое восхищение при случае, – заявил из темноты некромант.

У меня в голове щелкнуло, и картинка сложилась.

– Никакой вы не однофамилец! Вы мне наврали!

– Да, – подтвердил он. – Это что-то меняет?

– Вообще или применительно к данной ситуации? – уточнила я, отплевываясь и вытряхивая песок из-под рубашки и вообще из всего подряд.

– Применительно к ситуации вообще, – глубокомысленно изрекла темнота.

Видеть – я его не видела, но издевательская ухмылка рисовалась в воображении сама собой.

– Тогда ничего.

Меня все раздражало. Сначала Холин поиздевался, лопата эта дурацкая, потом банши, теперь вот в яме сижу. С Холином. Из-за банши. Лопаты не было – уже легче.

– А зачем вы сюда следом полезли? Не проще ли было меня сверху спасать?

– Я собирался кладку поискать, а тут ты так удачно вход нашла, – заявил Холин и зажег светляка. И чего раньше так не сделал?

– Идем, – велел отпрыск знаменитого семейства, направился к чернеющему в земляной стене пролому, выщелкнул пальцами еще один светляк. – Лопату не забудь.

Я мысленно воспроизвела в памяти этапы зомбирования с конкретным подопытным и принялась копошится в грунте.

– Самодовольный заносчивый тип, – ворчала я, глубоко раздосадованная, что меня не сочли достойной спасения. – Кладку он хотел искать… Последнюю нашли лет двести назад. Вымирающий вид, один самец на полсотни самок. Лучше бы молчал, как раньше. Самец.

– Я все слышу, – донеслось из пролома.

– Ну и прекрасно, – буркнула я чуть тише.

– И это тоже.

– А я, может, не вам! – в голос заявила я, продолжая свое грязное дело, но лопата все не находилась. Я от досады пнула мешающиеся под ногами некомплектные останки.

– А если бы это была твоя бабушка? – раздался голос прямо за спиной.

– Я б возрадовалась! – искренне ответила я.

Да что ж сегодня все норовят мне бабку Лукрецию припомнить? Не иначе явится, старая ведьма, позлорадствовать на тему плодов учения.

Я развернулась к некроманту лицом, под ногой скрежетнуло. О, вот и лопата!

Исполнила перед мастером поясной поклон, выковыряла инструмент и прижала к себе, как родную. За сегодняшний вечер я прониклась к ней почти сестринскими чувствами, когда вроде и жалко, но до жути хочется запереть в чулане и выбросить ключ.

Обмахнув меня полами балахона, Холин развернулся, и направился во тьму.

– Зачем вам вообще это надо? Дождались бы ловцов, наслаждаясь тишиной и лунной ночью… – спрашивала я сама у себя, потому что некромант меня игнорировал, уверенно шагая по довольно просторному ходу, по бокам которого кое-где проступала древняя каменная кладка и темнели провалы других коридоров.

Кажется, под старым кладбищем был целый лабиринт. Как тут все вообще целиком вниз не ухнуло?

– Или можно было бы в пригород, вас же вызывали и ждут.

– Там и без меня желающих прославиться полно. С фамилией Холин тоже, – внезапно ответил он.

– Что ж вы так родственников не любите?

– А ты? – поинтересовался некромант, покосившись через плечо.

Что называется, не урыл, а закопал.

Я отмолчалась. К чему случайному в моей жизни человеку подробности взаимной семейной нелюбви? А ведь, думается мне, так было далеко не всегда. Я даже уверена, что где-то глубоко вредная ведьма меня любит. Любит же она своего единственного сына? Только брака с темной так ему и не простила несмотря на то, что объекта раздора нет в живых уже очень давно.

Холин резко остановился перед разветвлением коридоров, а я, задумавшись, ткнулась в его спину. Лопата удивительным образом заплелась у меня в ногах, и чтобы не упасть, пришлось хвататься за мастера.

Объятия случились внезапные и чуточку пикантные. Руки соскользнули по широкой спине Холина, надежно сомкнувшись на талии. Ну, почти.

– Говорил же – не хватать! Ты бессмертная? – утробным голосом, в котором слышался могильный голод и скрежет зубов, рявкнул Холин, а сквозь кожу на его лице проступили абрисы черепа. Вместо левого глаза зиял провал с тлеющим в глубине синеватым огоньком. Некромант нечеловечески плавно повел головой, отвернулся.

– Пока нет, – ошалело проговорила я, совершенно забыв, что пару секунд назад мои руки были чуть пониже спины куратора.

Я даже лопату без напоминания подобрала. Хоть и держала ее теперь у правого плеча обеими руками полотном кверху, и дальше за мастером пошла бочком, на подрагивающих ногах.

Хотелось бы думать, что это была дрожь восхищения, но инстинктивно я выбрала такое положение и расстояние, чтобы в случае чего было удобнее вломить.

Глава 10

Я терпеть не могу городских голубей. Гули, в отличие от них, и то честнее — сразу за ноги жрут, без всяких реверансов и курлыканья.

Наглые твари эти голуби, скажу я вам, и хитрые. Работают бандой, прикидываются придурками. Вы их глаза видели? Девственная чистота, ни единой мысли, а лапка между делом — шкряб, и упитанное тельце уже на пару сантиметров ближе. Булка есть? А если найдем?

А с каким злорадством они разлетаются от тех, кто пернатую братию шуганул без подношения? Думаете, счастье с небес само по себе на шляпы и плечи падает? Я не отвлекаюсь, просто именно городские голуби мне в голову пришли, когда раскатистое «ур-р-р-гл-гл-гл» отразилось от волглых стен пещерки.

Уставившийся на меня круглый желтый глаз с двойным веком украшал повернутую боком уродливую голову с прижатыми ушами и топорщащимся на макушке хохолком из серых влажных перьев. Такие же редкие перья венчали сутулые плечи.

Тварь стояла на кривых когтистых ногах, кожистые крылья двумя грязными тряпками спадали до пола. Руко-лапы беспрестанно шевелились, оглаживая находящиеся поблизости яйца, больше похожие на икринки.

В каждой, под полупрозрачной, покрытой слоем слизи оболочкой, словно сердца, пульсировали желто-коричневые огни. Мерзкий гнилостный запах исходил оттуда, из гнезда. А еще от самого банши.

Он пошевелился, растопырил крылья, чтобы казаться больше. В узкую щель, рассекающую противоположную стену пещеры наискось, дохнуло ветром, а мои глаза съехались к переносице от непередаваемого амбре.

— Ур-р-р-ра! — выдал банши и, чтобы закрепить произведенный эффект, выдвинулся чуть вперед и растопырил леталки во всю ширь.

Тьма и все ее твари! Я зажала нос рукой и шарахнулась в сторону. Вот уж действительно сногсшибательный мужчина.

Банши, как голубь, глядя одним глазом, поцокал за мной, держась так, чтобы заслонить кладку. Он не бросался, не старался напасть, просто не пускал к гнезду. Защищал.

Кстати, о защитниках. Где надежда и опора второго Восточного мастер-тьма-Холин? Опять меня на передовую, а сам в засаду?

Под потолком фосфоресцировал не то мох, не то какая-то плесень, пульсировали яйца-икринки... Я плюнула на осторожность и намагичила слабенький желтоватый светляк. Обзор это не сильно улучшило, а резких густых теней стало на порядок больше.

— Ур-р-р-хш-ш-ш! — среагировал банши на появление светляка.

В неверном свете фигура твари казалась гротескной, больше похожей на кривую картинку из древней книжки про нечисть.

Он же вроде дальше был? Или показалось? Пасть распахнулась, задергалась грудь и кадык на тощем горле.

— Хш-хш-хи-и!

В ушах засвербело, в глазах на мгновение поплыло, тварь, стоявшая в трех метрах от меня, вдруг оказалась совсем рядом сбоку…

Бздынь! Руки сработали раньше мозга. Вибрация от удара пробежалась по черенку и отдалась в пальцах. Банши затянул глаза пленками и рухнул.

Выступивший из тени некромант взмахнул руками, развеивая белесые ленты непригодившегося заклятия, добыл из ушей беруши и, не глядя, сунул в один из карманов. Вид у него был озадаченный.

— И не стыдно, студентка Ливиу?

— Мне?! — возмутилась я.

— Реликтовая тварь, а ты ее лопатой, — задумчиво произнес Холин, сплел средний и указательный пальцы крестиком, поджав остальные, крутнул запястьем и валяющийся в глубоком нокауте банши оказался скручен тонкими черными нитями.

Сверху шлепнулся выуженный из кармана артефакт, расползшийся поверх еще одной ловчей сетью и надежно зафиксировавший челюсть. Теперь точно не запоет, даже если очнется.

— А вы, я смотрю, любите ловить на живца, — вкрадчиво проговорила я, наблюдая, как мастер пускает под потолок пещеры десяток светляков. Ведьминская натура бунтовала и требовала устроить скандал, вот прямо сейчас и немедленно. Пальцы сжались на черенке.

— Так же, как и вы, мисс Ливиу.

— Вы о чем? — слегка опешила я от того, что Холин вспомнил о вежливости и перестал фамильярно тыкать.

Возмущен и негодует? Да ладно!

— Я об утренних расшаркиваниях и преференциях от начальства.

Некромант подобрался к кладке и вдумчиво рассматривал одно из яиц. С ладони, которую он держал над оболочкой, сочилось темное марево.

— Думаете, полежали с девушкой в кустах, значит имеете право интересоваться, кто ее утром домой провожает?

Заклинание сбилось, зародыш внутри яйца задергался, а у меня к горлу подкатило. Холин удивленно посмотрел на мою перекошенную физиономию, злорадно ухмыльнулся и поманил.

— Сюда иди.

— Зачем?

— Я обещал, что ты согреешься.

Вот тьма…

Следующие полчаса мы с лопатой усердно трудились, протыкая плотные оболочки и отсекая лысые серые головы практически сформированным зародышам. Сначала мастер беззвучно шевелил губами, окутывая яйцо туманом, потом вступала я со своим орудием убиения.

Где-то после первого десятка мой пустой желудок попытался вывернуться наизнанку, тогда Холин сжалился и протянул носовые фильтры — технологичный аналог зелья, отбивающего обоняние. Дышать сразу стало легче, даже в голове прояснилось. Теперь понятно, почему ему начхать на эту запредельную вонь, которую, казалось, даже пощупать можно.

Глава 11

Я занималась тем, о чем мечтала до этого: наслаждалась тишиной (относительной) и лунной ночью. Ловцов мы ждали недолго. Они явились оравой из двенадцати разнорасовых лиц и сразу сделалось шумно и не страшно.

Банши к этому времени пришел в себя и жалобно поскуливал, ерзая в двух слоях пут. Его буднично оттранспортировали и заперли в специальный отсек в магмобиле ловцов.

Сие транспортное средство, величиной с рейсовый магбус, стояло почти впритык к воротам кладбища. Водитель, коренастый симпатичный крепыш с явной примесью орочьей крови, время от времени мне подмигивал. Или просто у него нервный тик был. Меня так вообще колотило поначалу: замерзла, упахалась, еще и находки одна другой краше.

Когда всякое, что подпадало под тайну следствия, из пещеры, тщательно упаковав, утащили, а само место происшествия засняли со всех ракурсов и записали километры данных на информ-кристаллы, Холин разрешил мне посмотреть.

Не так уж я и впечатлилась. До этого знаки Изначальной речи мне доводилось видеть только в древней бабкиной книге, а выцарапанными на идеально круглом, будто впаянном в камень пола обсидиановом диске около двух метров в диаметре.

Я даже не поленилась нагнуться и потрогать, что сам диск, что край, где он стыковался с обычным камнем. Перехода не было. Я глянула на мастера и тот ответил на мой еще не прозвучавший вопрос.

— Верно, камень спекся в стекло. Когда круг активируется, энергии внутри так много, что происходит спонтанная трансформация материи. Жертву помещают в уже активный кр... Не стоит.

Смена интонации с менторской на одухотворенно-угрожающую была такой внезапной, что я, вздрогнув, отдернула руку, которую потянула к ближайшему знаку.

— Луна почти в зените, а ты ведьма, инициированная, пусть и инициации твоей, — он, прищурившись, глянул куда-то поверх моей головы, — от силы, сутки.

— Какое это имеет значение?

— Все черномаги, смески, вроде тебя, частично ведьмы.

Холин стоял, сложив руки на груди и мерцал на меня глазами. Мне не нравилось, как он на меня смотрел. Этак задумчиво, словно пазл в голове складывал.

Я поднялась и потопала наружу. Заплутать не боялась — ловцы понавесили светляков, и в подземелье было, как днем, только топать далеко и холодно.

Наверху добрые люди-нелюди укутали дрожащую меня в одеялко и дали термос с чаем. Мне велели где-нибудь присесть и подождать, пока взрослые дяди решают суровые мужские дела.

Закатывание глаз встретили дружным ржачем, а я устроилась на чьем-то надгробии.

Старый каменный столб со стершимся именем подпирал спину, чай согревал изнутри, и противная дрожь покидала тело. Водитель мобиля снова подмигнул. Точно тик. Какой нормальный парень будет строить глазки умотанной в одеяло девице, мрачной и лохматой, как оборотень, сидящей на надгробии с прислоненной к нему лопатой?

Ну, не могла я ее оставить после всего, что с нами было. Да и Холин напомнил. Представляю, как бы я выглядела, если бы он меня еще и копать заставил, как обещал.

Копали двое ловцов. Они зафиксировали на магфоны и кристаллы павшую до моего удачного провала банши и там же, почти у ограды, ее и зарыли, обильно посыпав останки и место погребения нейтрализатором.

А на краю кладбища отыскался еще один вход в пещеру, наверняка, куда более темный и холодный, потому что все продолжали шастать через проторенный мною лаз.

Про меня, кажется, забыли, но это и к лучшему, потому что вылезшие из дыры в земле некромант и вампир, старший в команде ловцов, говорили об интересном, в которое вряд ли стали бы меня посвящать.

— Тебе не нагорит за то, что потревожил церковную элиту среди ночи еще до того, как на место доехал?

— Во-первых, я тебе доверяю, а во-вторых, был уверен, что они доберутся сюда гораздо позже нас. А ты самца банши «тараном» приложил или «биты» хватило?

— Хватило практикантки с лопатой.

Вампир ржал, похлопывая себя по ляжкам. Долго и со вкусом. У меня прямо руки зачесались показать, как использовать лопату по назначению.

— Из училища прислали? Боевая!

— Из НАМ.

— Тю, там же одна золотая молодежь. Она хоть темная?

— Ведьма. Я, не спавший двое суток, после поднятия с допросом на останках недельной давности, еще и перед сменой дернули. Сам уже как зомби. Ждал парня-стажера из училища в Смааре, документы даже пришли. А тут заявляется это нечто на грани истерики.

Холин потер виски и на глаза надавил. Знаю этот прием, не раз выручал на дежурстве в морге, когда спать хочется до потери сознания, а вокруг как по заказу спокойно и тихо, как в склепе, и так и тянет прилечь.

— Сочувствую. И кто тебя так… отлюбил?

— Да уж догадываюсь, откуда уши растут.

— Слушай, что он на тебя так неровно дышит? — любопытничал вампир.

— Что б я знал.

— Так спросил бы, эльфы на прямой вопрос всегда отвечают. Пунктик у них какой-то на этот счет.

— У них на все пунктики, не ступить. Чувствую, прибавится у нас в городе нездешней красоты из-за всего этого. По отклику — жертва явно чистых кровей.

Междуглавие

Эльфик был такой миленький, что она не удержалась и чуть-чуть его попробовала.

Колдун орал и слюной брызгал, обзывал нежитью, глупой дурой и еще по-разному, она не запомнила, ей сложно было долго помнить слова. Но когда колдун велел запоминать, она старалась, даже если начинала голова болеть.

Так случалось, если тело не подходило. Это не подходило. Оно плохо держало силу, и от этого все время хотелось есть. А эльфик был такой светленький, и у него много было, она совсем чуточку взяла. Если б колдун не вернулся раньше обещанного и не поймал, ничего бы и не узнал.

Зачем кричать и обзываться? Эльфику же ничего не стало, поспит немножко и все, а она колдуну еще приведет. Кого скажет, того и приведет. Она послушная. И не нежить.

Какая же она нежить? Она вполне себе жить. Живет же? Значит жить. Просто другая немножко. Кому-то для жизни хлеб нужен, кому-то кровь, а ей сила, которой живут. У колдуна ее много, но плохая, темная, с другой стороны.

На другой стороне страшно. Она не хочет обратно на другую сторону. Там света нет, а она жить хочет. Поэтому сделает все, как колдун скажет, а он за это ее здесь оставит и еще одно тело найдет, когда это испортится.

Это тело было неудобное, маленькое, она в него едва-едва влезла. Предыдущее больше было и лучше, но колдун сам его сломал. Оно ему нравилось сначала, то тело, а потом надоело. И когда она второй раз без никого вернулась, сказал, что так не пойдет, и сломал.

Тело стало холодное, и она из него выпала. Была бы совсем голодная, сразу бы на другую сторону провалилась.

Два дня была без тела или больше. Считать тоже было сложно.

Потом появилось это маленькое неудобное тело. Колдун сказал, что так безопаснее и все лучше поверят. Сказал, потерпи. Она и терпела, сколько могла.

Иногда на крышу приходили греться звери, они были внутри теплые, и она брала немного жизни у них. У зверей было много жизней. Колдун сказал, что зверь зовется кошка и поймал ей одного. У колдуна кошка шипела, а у нее — нет, и теплом делилась, сама, даже просить не надо было и отбирать.

У первого эльфика колдун сам велел взять немного, чтобы тот сделался послушным, и его можно было привести. Она так и сделала.

Колдун сразу обрадовался, а потом нет. Сказал, что этот неправильный… нет, неподходящий и что-то про кровь, но на первый раз и такой сгодится.

Второго она через один и два дня привела, правильного. Так же, как и первого. Колдун отвез ее в город, где много деревьев, трава и цветы. Ей нравились цветы, очень. Колдун сказал, хорошо, эльфам тоже цветы нравятся. И сказал привести.

Второй в доме пробыл столько, сколько на двух руках пальцев, если два спрятать. Она ему воду носила и яблоко. Он все просил помочь и куда-то идти, но ей было сложно запомнить куда и зачем. Она хотела, правда, только забывала, куда идти. Потом колдун велел у эльфика жизни немного взять и увез насовсем.

Ей было жалко, она привыкла носить ему воду и яблоко. Он называл ее «девочка» и печальными глазами смотрел, ей нравилось. Колдун никогда ее так не называл, только тварь, нежить и глупая дура.

Иногда заставлял из кружки пить белое, она забыла что. Ей не нравилось пить, она не умела хорошо глотать. Одежда становилась мокрой, и колдун опять ругался.

Почему он ругается все время? Она же послушная. Вон какого эльфика привела. Такой хорошенький. Глазки красивые и волосы так блестят, как лунный свет. Пусть бы колдун его ей оставил, она бы его сама кормила. Она уже знает, как. Нужно воды и яблоко. Можно еще то белое.

Молоко! Белое называлось молоко. Колдун говорил, телу нужна еда, чтобы жить. Она привыкнет. Уже почти привыкла и научилась. Даже запоминать научится. И говорить сама, а не то, что колдун ей в голову вложит.

Она пробовала говорить слова сама, но получалась ерунда. Она не знала, как их правильно собирать. Только когда колдун помогал. Или повторять. Повторять было просто. Зато она могла думать громко, так, чтобы слышно было. Все слышали, а эльфики – нет. Эльфикам надо было говорить. Тогда они слышали и улыбались. Они хорошо улыбались.

Колдун хорошо придумал это тело выбрать. Пусть и неудобно. Она потерпит. И вовсе она не глупая. Если она помнит плохо, это не значит, что глупая. Просто она голодная. Вот когда колдун нужное дело сделает, он ее отпустит, и тогда она будет сама по себе жить, и обязательно кошек возьмет, чтобы тепло и много жизней.

У эльфиков тоже много. Даже у всех кошек, что на крышу приходят, столько нет.

Вот сейчас отнесет еще воды. Колдун уйдет спать, а она с эльфиком посидит. Можно волосы потрогать.

Колдун сказал, что уйдет завтра ночью и его заберет. Жалко. Сказал, надо именно завтра, а то не успеет. А что не успеет – она забыла. Зато вспомнила, куда второй просил идти. В какой-то надзор. Но она не знала, что это. Зато вспомнила слово. Это хорошо. Значит, когда будет удобное тело, она сможет быть, как другие. Запоминать. Говорить словами. Пить молоко. Ходить туда, где цветы. И чтобы были кошки. Она не хотела больше отбирать свет силой. А кошки отдавали сами.

* * *

Даллине шел по парку в расстроенных чувствах. Все складывалось не очень удачно и ему придется в скором времени вернуться в Лучезарию к родителям. Маэстро ему отказал в стажировке, хотя техника у него была очень хороша.