Нелёгкое дело — укротить миллионера

Глава 1

Дисклеймер
Роман является художественным вымыслом и предназначен для взрослой аудитории 18+. В нём могут присутствовать сцены насилия, смерти, элементы психологического давления, употребления алкоголя, курения, нецензурная брань, откровенные сцены интимного характера, а также описания жестоких и мрачных событий. Все персонажи, события и миры вымышлены, любое совпадение с реальными людьми или происшествиями случайно.

----

Коршун. Наши дни

— Да ты посмотри! Вставай! — хлёсткий удар по щеке чем-то упругим и тонким заставил меня проснуться и немного отодвинуться от края.

— Больно…

Отмахнувшись, я перекатился на другую часть кровати, потянул за собой одеяло, но прикрыл лишь филейную часть, ноги оставил на виду — пусть любуется.

— Поднимайся! — ещё удар. Жгучий, как укус осы, снова по щеке. По другой теперь.

Это заставило меня открыть глаза и, приподняв голову, уставиться на нарушителя сна.

Что-то поменялось. Маленькая забитая, но очень симпатичная мышка Агата, которую я вчера подцепил на вечеринке в ряду обслуги, вдруг стала соблазнительной и властной женщиной.

У меня аж дыхание перехватило.

Приоделась, отмылась, причесалась. Золотые серьги нацепила, о как. Хотя вчера была в дешёвой бижутерии, точно помню, ведь кусал её маленькие ушки.

Тёмные волосы девушки, искрящиеся чистотой, крупными волнами спадали на высокую аппетитную грудь, туго обтянутую белоснежной блузой. Ножки, что вчера крепко обвивали мои бедра и тянули к себе, заставляя погружаться в ее жар до упора, сейчас выглядывали из-под юбки-карандаша и разогревали кровь, наливая пах горячим желанием. Всё-таки эффектная она баба. Хотя я личность не оценил, да и не собирался особо. Поиграл — и хватит. Просто очередная бедная мышь для хорошего одноразового траха. Не более.

— Секс, оказывается, хорошо влияет на прекрасный пол, — сказал с издёвкой и проницательно всмотрелся в её лицо. Идеальный овал, минимум косметики, мягкий шальной румянец на щеках. — Ты за ночь другой стала, официанточка-мышка. Расцвела.

Жадно разглядев выделяющиеся сквозь тонкую ткань сосочки, я облизал пересохшие губы и запустил руку под одеяло, где младший друг уже готовился к бою.

Может, изменить своим бзикам и трахнуть её ещё разок?

— Такую мышь преобразил мой агрегат. — Я перекатился на живот и сладко зевнул. Одеяло сползло и показало девушке мой упругий зад во всей красе. Пусть напоследок полюбуется, будет что вспомнить на скупой старости.

Всё-таки поищу сегодня свежую кровь, не люблю повторяться. Беднячки — слишком пресные и однообразные, хотя большинство здоровые, этого не отнять, особенно целочки. Осознавать, что мне попался не сорванный цветочек, всегда приятно. Наверное, потому я и предпочитал девственниц, но последнее время таких выловить — надо хорошо постараться. Многие лишь делают вид, что невинны, а сами, заприметив богача, ноги заранее раздвигают.

Я обнял подушку. Как же сладко спалось после бурной ночки.

— Ты свободна, детка, — проворчал, даже не подняв головы. Отмахнулся небрежно, будто муху прогонял. Что девица подумает, мне всё равно. — В твоих секс-услугах больше не нуждаюсь. Мышь!

И на мой крепкий задок тут же прилетел хлесткий удар. Это заставило взвыть, перекатиться на край матраца и прикрыть причинное место ладонями.

— Сдурела?!

— Подъём! — приказала мелкий мыша голосом пантеры и хлопнула тонким стеком по ухоженной ручке с шикарным маникюром.

Где она взяла эту штуку?

Пряча ударенное место, я свел брови на переносице. Во, даёт, страх потеряла меня бить? Я же её засужу, засажу и...

И она ударила снова. В этот раз по оголённому плечу, задев грудь. После чего, ехидно улыбаясь белоснежными зубами, добавила:

— Поднимайся! Следующий раз попаду намного ниже, — взгляд из-под густых ресниц сдвинулся и впечатался между моих ног. Меня аж передёрнуло. Да она прикалывается!

— Не понял. — Ошарашенно осмотрелся. — Что за шутки? Моя же комната? Моя. Какого хера?

Мышь сплела руки на груди и, постукивая высокими шпильками по паркету, показала мне властным взглядом на выход.

Вчера она в лодочках бегала, зуб даю, и платьице на ней висело такое ситцевое, а-ля бабушкин сарафан, цвета спелой вишни, только выгоревшее. Коротышка, я ведь её, самую мелкую с большими янтарными глазищами, и поймал среди официанток. С первого взгляда показалась хорошенькой и доступной. Кожа чистая, норов покладистый, поддалась на мои чары с первого взгляда. Стоило только несколько комплиментов отсыпать, как растаяла.

А сейчас у неё ноги длиннющие, наверное, из-за туфель и узкой юбки визуально вытянулась. Девчонка будто с обложки модного журнала сошла. Красивая. Соблазнительная. Обворожительная лань.

Меня глючит после бренди, или я сплю?

И почему-то захотелось ее еще разок поюзать.

Девушка легонько шлепнула стеком, предупреждая.

— Ещё раз меня ударишь, фифа, пожалеешь, — я шутливо пригрозил ей пальцем, не веря, что осмелится.

И она ударила снова. Прямо по лбу.

— Бессмертная?

— Придурок?! — прошипела мышь. — Или притворяешься? Я сказала тебе не шляться возле моего дома. Сколько можно преследовать? Егор! — она зыркнула через плечо, и из темноты угла появился охранник.

Вышел гордо вперёд. Мой! Охранник.

— Егор, приструни козявку, — заметив своего человека, я потерял к девушке интерес. Вяло потянувшись, отмахнулся.

Телохранитель давно привык выпроваживать девиц по утрам, пусть выполняет свою работу.

— Что? — прошипела мышь. — Его-о-ор!

Погладив лоб, я с опаской выставил руку, чтобы краля не шваркнула по лицу снова. Бьётся девчонка не сильно, будто щадит, но кожу все равно щиплет. Как я теперь в офис с красными полосами поеду? Да и это унизительно. Чтобы меня мелкая коза лупила, выгоняя из собственной постели?

Глава 2

Коршун. Наши дни

Охранник волочил меня по двору, будто тряпку. Пришлось вывернуться и дать ему по лицу наотмашь, заколотить по рукам, но не помогло: он, как краб-переросток, вцепился намертво.

— Пусти меня, Егор! Уволю к чертям! — видя, что охранник не реагирует, поискал взглядом девушку, не нашел, только стук каблучков слышал где-то позади. — Мы-ы-ышь, я же не прощу! — попытался оглянуться, но Егор вывернул мне руку и заставил сгорбленным идти дальше. — Я же тебя!.. Будешь на коленях прощение просить, дура облезлая!

После довольно жёсткого приземления на газон, я встал на локти и попытался отдышаться. В лицо прилетели какие-то шмотки, и над головой появилась мышь, а точнее, крыса. Ну а как еще назвать ту, что ведет себя в моем доме так, будто она хозяйка?

— Проваливай! — рявкнула девица, копна русых волос от ее движения разлетелась и укрыла маленькие плечи. — Еще раз появишься — спущу собак.

Поднявшись на ноги, я вытянулся во весь рост. Малышка оказалась на полголовы ниже за счет каблуков, так-то мне в грудь дышала, но держалась стойко, не отступила. Даже не моргнула. Вот же, баба-огонь. Явно чувствовала превосходство. Но почему? Как? Вчера же была загнанная и пугливая, я ее в два щелчка пальцами увел с вечеринки и после одного бокала хорошего вина превратил в пластилиновую куколку. Она поплыла сразу, стоило увидеть дизайн моей спальни и траходром-кровать. И потом я полночи крутил-вертел официанточкой, как хотел. Сладенькая, тугая, до звона яиц горячая. Девственница. Нежная такая, пару капель крови потеряла, затем я достал лубрикант, и вуаля! Она вся моя до утра.

А кричала как! Изгибалась, как лоза, и мощно тряслась от оргазма. До сих пор помню. Удивительно чувствительная девочка.

Обожаю чистеньких. Что она нетронутая, я понял по смущенному румянцу еще во время первого прикосновения губ к ее приоткрытому от возбуждения ротику. Достаточно было моего голодного взгляда в скромное декольте, чтобы она сжалась и покраснела. Позже убедился в подозрениях, когда начал приставать в темном закуточке, где стоял мой столик. Это было мило. В двадцать два девственница — экзотика в нашем мире.

А сейчас я смотрел ей в глаза, в которых плавился живой огонь, и туго соображал. Это на самом деле происходит, или просто игра? Друзья устроили розыгрыш?

Егор держался рядом, будто готов грохнуть по башке в любой момент, стоит мне поднять руку на эту шальную мышь, которая внезапно перевоплотилась и стала пантерой.

— Что ты творишь? — попробовал я ласковей. — Зачем это? Ты же вчера была такой покладистой душкой, кончила со мной раза три, не меньше. Зачем театр абсурда устроила?

Девушка, поморщившись, укусила изнутри щеку, но тут же выпрямилась, сжала губы и превратилась в змеючку, способную не просто ужалить, но и задушить. От нее прямо волнами шли злость и ненависть.

Я осторожно протянул руку, ожидая, что отступит или сбежит, но она, напротив, двинула вперед и вжалась в меня. Толкнулась грудью в грудь и, сверкнув идеально-белыми зубами, немного наклонилась. В нос ударил флер дорогих духов. Легкий аромат загорелой женской кожи и чистого хлопка смешался с парфюмом, создавая дивный букет.

— Ах… — порочно облизнувшись, прошептала мышка в губы.

У меня аж мурашки по всему телу побежали. Поскакали, точнее. А она умеет заводить с полуслова, зачем вчера притворялась недотрогой?

— Все, как ты просил, милый. — И, улыбаясь, как амазонка, что собралась завалить жертву из лука, девушка больно схватила меня за яйца. Сжала пальцы так, что мое дыхание сбилось с ритма.

Показалось, что-то хрустнуло под ее ладошкой, а в пах вонзился кинжал боли.

— Это чтобы ты не думал, что спишь. Еще раз увижу возле моего! дома, — яростно, жестко, по-настоящему зло сказала девушка, — оторву твои колокольчики и попрошу повариху подать на завтрак.

Охранник тихо засмеялся, но заметив быстрый гневный взгляд «хозяйки», тут же приосанился и откашлялся в кулак.

— Убери мусор с газона, Егор, — спокойно приказала мышь и, грубо оттолкнув меня, презренно сложила губы.

По сигналу дамочки еще двое охранников, тоже наших ребят, только имен не помню, подхватили меня под руки и, как мешок, выволочив за территорию, бросили с размаху в кусты какой-то колючей дряни.

Сверху приземлились тряпки и что-то тяжелое. Прямо по темечку. Вот же твари.

Я долго соображал, что одежду выбросили не мою. Рванье: трусы-семейки, старые джинсы и потертая футболка. Рядом лежал черный толстый рюкзак. Внутри телефон, допотопный с трещиной по экрану, и кошелек. Пустой.

Ну, пироги с ядом, приехали! Неужто папенька подстроил показательную порку? Давно грозился поставить меня на место, но все управы найти не мог, не по зубам я ему. Особенно после его многолетнего стажа безразличия.

Пока я пытался вспомнить нужный номер, собрались зеваки.

Нормально выгонять меня из собственного дома? Совсем ополоумели! Меня — Коршуна! Сына владельца крупной строительной компании.

Всех накажу! Жестоко и беспощадно! А мышь… А мышке выверну душу, заставлю ее не просто желать меня. Жить без меня не сможет! Будет ползать передо мной на коленях и умолять простить, но я пну ее, грызуна облезлого, и выброшу на улицу. И собак спущу, конечно же.

А вчера казалась такой приземленной и миленькой. Вот оно ложное первое впечатление, нужно было изучить девку получше, а потом в постель тащить.

Да как бы она это провернула сама? Кто-то помог однозначно.

Цепкая сморщенная рука сжала плечо, и надо мной склонилась кудрявая пожилая тетка.

— Мне помощь не нужна, бабка! — вякнув, отстранился. Попытался встать, но старуха прижала меня пронзительным птичьим взглядом к земле, а потом выдала полный бред скороговоркой:

— Каждый день будешь желать вернуться. И только тогда, когда не захочешь, — вернешься! И все потеряешь! Хищная птица станет добычей.

В лицо смотрели глаза-бусинки, густые седые брови сошлись в одну линию, солнечный блик скользнул по острому носу и опустился на сморщенные губы, что казались сухими, будто из бумаги. Женщина еще что-то говорила, но я не слышал. Хотелось закричать «отвали», но она вдруг бросила мне в глаза горсть песка.

Глава 3

Мышь. Наши дни

Меньше чем через месяц он снова появился. Все, как и задумано.

Я как раз изучала документы, что принесла учтивая Лариса Александровна — секретарь Коршуновых.

Я в экономических делах не разбираюсь и топором иду на дно, но не суть. Главное, что объект клюнул на наживку, и следующая часть этого фарса началась.

В кабинет, распахнув резко дверь, ввалился растрепанный, небритый, в грязной одежде наглец, которого я выгнала из его же дома.

Руслан. Коршунов. Лично.

— Кто ты такая? А? — бросил он с порога. Таким жестким тоном, что в груди камнем застыл ужас.

Руслан зло потер крупный тяжелый подбородок, подступил ближе, почти навис над столом. А я онемела и не могла шевельнуться, страх сковал горло, стянул все тело невидимыми путами.

Хотела губы приоткрыть, чтобы сказать что-то, но меня натурально трясло от увиденной картины. Как же он поменялся за эти дни. Из холеного мужчины, от которого разве что лучи света не расходились, превратился в бомжика.

— Мыша, свали, пока я добрый! — В его серых глазах горела дикая ярость, на губах размазалась кровь, кулаки сбиты.

С охраной в три амбала подрался? Мне стоит бояться? А ведь обещали полную безопасность в офисе. И где мои защитники?

Выглянув мужчине через плечо, подавила нервную дрожь. Никого. И секретарша куда-то делась.

Вжавшись в кресло от страха, свела ноги и потянулась рукой под стол. Там есть экстренный вызов личной усиленной охраны и полиции. Но они не успеют, я сама должна его приструнить.

— Уважаемый, вы адресом не ошиблись? — сказала спокойно и непринужденно, хотя это было трудно, где-то в горле дрожал ужас, заставляя меня сжиматься сильнее и одергивать руки, чтобы не обнять себя, по привычке закрываясь от жестокого мира.

А если Рус взбесится? Он же сильный, как бык, мускулистый и поджарый.

Все равно. Даже если ударит, придется идти дальше.

Осторожно выдохнув, я дерзко посмотрела мужчине в глаза. Красивые, глубоко-серые, с переливом синего по краям радужки, но я прекрасно знала, какой мрази они принадлежат, и чего стоит ожидать. Задержала дыхание и сцепила зубы, потому что его острый взгляд прикипел моей груди. Хренов озабоченный ублюдок.

— Какого черта ты заняла мое место?! — зарычал Руслан и хрустнул крепкой шеей, затем кулаком.

Возникло ощущение, что бросится через столешницу, чтобы задушить меня. По спине пополз холодный пот, а кожа покрылась мурашками. Едкий запах помойки и грязной одежды забивал нос, я даже отстранилась, чтобы локтем прикрыть лицо, но опасалась, что мужчина воспользуется ситуацией и задушит меня. От него можно ожидать, чего угодно. Без тормозов, мне ли не знать.

Дверь открылась, и я облегченно выдохнула, когда в кабинет ввалилась охрана. За несколько секунд ребята обступили незваного гостя, скрутили его в три погибели.

Не выдержав напряжения, я опустила плечи и все-таки обняла себя, чтобы избавиться от дрожи.

Успели. Сейчас успели, а что будет дальше?

— Присядь, как-там-тебя, — указала на кресло посетителя и нацепила на лицо маску стервы, хотя она оттопыривалась и едва не слетела с позором. Не умею я антагонистов играть, но должна.

Охранник, дернув руки Руслана, завел их за спину и оттянул мужчину в сторону.

— Пусти, Егор! Прибью, уволю, — заорал ошалелый гость, но охранник не поддался на уговоры. Заломил ему руки и заставил почти встать передо мной на колени.

— Я сам могу! — наконец, хрипло выкрикнул Рус и опустил покорно голову.

Быстро ты сдался, Коршун, посмотрим, что дальше скажешь. Улыбка коснулась моих губ, но тут же рассыпалась о грозный взгляд Руса.

Он — хищник, и нужно быть на чеку.

— Может, его сначала отмыть? — скривившись, предложил охранник. — Воняет!

— Егор, — я взглядом попросила отпустить Руслана и показала всем на выход. — Он не тронет меня.

— Я ему пальцы по очереди сломаю, если только подойдет.

— Спокойно. Он не посмеет. — Я окинула сыночка олигарха приторной жалостью. — Может, ему медицинская помощь нужна. Не откажем же мы?

Руслана и правда нужно лечить. Вместе с его папочкой.

— Пусть в больничку тогда ползет, — гаркнул охранник.

Слегка пнув Руса под зад, будто отомстил за что-то, Егор отступил, а Коршунов, возбудитель тишины, упал на сидение.

Оказывается, самое страшное не ждать его появления столько дней, а оказаться лицом к лицу.

— Ждите снаружи, — приказала я, стараясь вложить в голос уверенность, но он не слушался и скрипел, как старое колесо.

Плохая я актриса, паршивая.

— Как скажете, Агата Евгеньевна. — Егор бросил жесткий взгляд в посетителя, мол, я за тобой слежу, и ушел следом за другими охранниками и секретарем. Тихо прикрыл за собой дверь, намеренно оставив небольшую щель.

Откинувшись на спинку офисного кресла, потому что напряжение достигло апогея и свело плечи и поясницу тупой болью, я наблюдала за Русланом и не представляла, с чего начать разговор. Что там было по плану? Все напрочь вылетело из головы.

— Сучка ты. — Коршунов потер переносицу, опустил руку на подлокотник, и кожа взвизгнула под его пальцами.

Хорошо, что это не моя шея. Развалившись в гостевом кресле и расставив неприлично ноги, Рус не сводил с меня глаз. Прищуренных, злых, раздевающих.

— Это мое место ты греешь своей попкой. Дело времени, когда я хорошо по ней пройдусь ремнем, плешивая тварь. Не думай, что богатство и хоромы спасут тебя от моей мести. Я жду объяснений, Мыша, а потом решу, как поэкзотичней тебя наказать.

Глава 4

Мышь. Наши дни

— Может, сначала представитесь? — Вранье стояло поперек горла, но таковы правила — он должен поверить в этот бред, иначе… Иначе я потеряю самого близкого человека. — И не хамите, я терпеть не буду. — Перевела взгляд на стол, показав, что готова нажать вызов охраны, если Коршунов внезапно взбесится.

Видеть перекошенную рожу того, кто был всегда на кону и ни в чем не нуждался, оказывается до жути смешно. И даже приятно. Я едва не засмеялась в голос. Губы дрогнули, на глаза набежала влага. Смешно мне будет потом, когда он дотянется до моей шеи и сломает ее. Или сделает что-то похуже.

От одной мысли, на что Рус может решиться, перед глазами поплыл черный туман.

— На «вы» и шепотом со мной? — хмыкнул Коршунов, криво изогнув рот. — Правильно, детка, унижайся, будешь еще носки мои стирать и языком туфли вылизывать. Я тебе не куколка, чтобы косички заплетать и одежку шить. Со мной играть не получится. Чего тебе надо, а, сучка? Как ты оказалась дочерью моего отца, а я проходимцем с улицы? За один день! Это шутка такая?! Я нихрена не понимаю!

— О чем вы говорите? — чтобы не обжечься его полыхающим ненавистью взглядом, я посмотрела в окно.

Сегодня на улице жарит не по-детски. Хотелось к бабушке в деревню, на озеро, а я застряла здесь, в чужом офисе. С мажором, у которого нет ничего святого.

Глянула украдкой на Руслана, слегка повернув голову. Рубашка порвана, вся в грязных кляксах, пятнах краски. В разрезе, что не застегивался из-за оторванных пуговиц, просматривалась крупная мужская грудь. Она поднималась и опускалась от возбужденного дыхания.

Коршунов никогда не смирится с положением вещей, и я еще отвечу за это.

— О том, что я поехал к дорогому папочке, а он меня якобы… — Руслан показал в воздухе кавычки, — якобы не узнал и вышвырнул прочь. Я — Коршунов, а не ты! Я, твою мать!

Он встал, я тоже. Кресло от рывка уехало назад, далеко к стене.

Я поднесла указательный палец к кнопке, напомнив Русу об охране за дверями.

Коршунов, сверкнув светлыми глазами, остановился в шаге от стола, поджал разбитые губы и все-таки отступил.

Шумно сел, а я постаралась не сорваться и не спрятаться под стол от страха.

Как же сложно! Никогда не думала, что в такое дерьмо вляпаюсь.

— Ладно, — примирительно поднял руки Коршунов, — я спокоен. Очень спокоен. Жрать просто хочу.

— Ничем не могу помочь, — сказала я в сторону. Не хотела на него смотреть. Уже не садилась, потому что тянуться за стулом и поворачиваться к мужчине спиной — давать ему повод наброситься.

— Можешь. — И взгляд хищника пробрал меня до костей ледяным холодом.

— И как же? — спросила я максимально спокойно, приподняв бровь и сложив руки на груди, чтобы этот мужлан не пялился на мои торчащие от озноба соски. Надоел — раздевать глазами! Таких только могила исправит!

— Возьми меня на работу. — Рус немного наклонил голову к плечу и скупо улыбнулся.

И я улыбнулась. Украдкой. Потому что все шло по плану.

Едко зыркнув и прищурившись, Руслан ждал ответа и сжимал кулаки. Задумал что-то.

— Разве что уборщиком, — сдавленно и не натурально захохотала я, а во рту собралась горечь и слюна. Пришлось протолкнуть гадость в себя и еще сильнее сжаться.

— Согласен, — Коршунов подорвался и протянул мне руку для пожатия, будто закрепляя договор. Увидев, что ладонь и пальцы в крови и грязи, спрятал руку за спину. — Только мне бы небольшой аванс.

Его живот отозвался урчанием, а мужчина немного отступил. Стесняется? Коршун? Это что-то новенькое.

— И можно я буду ночевать в офисе? — еще глуше сказал он. — Буду вести себя хорошо, слово даю.

— После того, как вы преследовали меня, забрались в мой дом, а здесь устроили скандал, я вас не на работу, а в тюрьму должна отправить. — Шагнула в сторону под пристальным взглядом, будто под прицелом.

— Не надо, я как раз оттуда, — посмотрел исподлобья Руслан и снизил обороты голоса, отчего по коже поскакали новые мурашки: — Мышь… — он сжал зубы, желваки заиграли на крупных скулах. — Прости, ты не пожалеешь. Я буду примерным работником.

Вранье!

Показательно потянулась к кнопке вызова, я должна его вывести на правильное решение, другого пути нет.

Коршунов с хрипом повторил:

— Слово даю. Пожалуйста. Вы… же не можете оставить нуждающегося в беде.

Я чуть не поперхнулась от такой перемены. Уже на «вы» перешел — прогресс. Как-то слишком просто все получалось. Меня это пугало.

— Погодите. — Я убрала руку от коммутатора. — Кто-то только что угрожал своими грязными туфлями. Обзывал… всячески, обещал наказать. Что там еще было?

Ох, недобрый свет появился в его серых глазах. Мысли в той темноволосой головушке явно кипят, а вслух мужчина произнес:

— Это я от голода. Три дня не жрал нормально. Извини-и-ите, — последнее прозвучало жалко и не по-настоящему.

Я даже скрипнула зубами, так противно стало от фальши.

Бабуля учила меня идти навстречу тем, кто просит прощения, но сегодня меня терзали сомнения. Наплачусь я с этим обормотом, ой, наплачусь, но ничего не оставалось — должна идти дальше. Иначе нельзя.

Я прикрыла ладошкой нос, потому что концентрация ужасного запаха, исходящего от Руслана, была невыносимой, а вранье настолько пролезло под кожу, что все тело зудело. Хотелось разодрать себя до крови, только бы убрать это ощущение грязи.

— Сходите в душ на второй этаж. Егор выдаст рабочую одежду и аванс, а потом подпишем договор. Если он вас не устроит, распрощаемся. Считайте, что это жест доброй воли.

Все-таки подтянула ближе свой стул, не теряя из видимости Руслана. Я была готова в любой момент вызвать охрану. Но мужчина просто сидел и наблюдал, будто кислотой меня поливал.

Я села и отвернулась к экрану компьютера, будто потеряла к мужчине интерес, хотя внутри все колотилось от нервов.

— Не задерживаю, — бросила, не глядя на него. Обойдется.

Глава 5

Мышь. Наши дни

Я знаю офис слишком хорошо. К умалишенным никогда себя не причислял, склерозом не страдал, а вот мои подчиненные, похоже, все в сговоре с этой сукой. Или в таком глубоком забвении, что в упор не узнают своего шефа.

Все до одного брезгливо отворачивались и смотрели на меня, как на отброс общества.

Ну я вам покажу, где выход. Всех уволю к чертям! Только разберусь с этой чехардой, только верну жизнь. Свою! Жизнь!

Дорогу в душ показывать не было необходимости, но Егор лично сопровождал и даже в двух словах провел экскурсию по этажу: тут столовая, тут бухгалтер, тут переговорная — ремонт идет.

А то я не знаю!

Я рассматривал профиль охранника, пытаясь понять, насколько глубоко оказалось его вранье или мое безумие. Родинка на щеке у Егора так и осталась, хотя я настаивал убрать ее, чтобы эта милая точка не привлекала внимание моих женщин. На крыле крупного носа с левой стороны крошечная пигментация, а еще шрам на квадратной скуле.

Я Егору этот шрам и оставил, когда был пьян. Значит, сейчас не сходил с ума — это мой охранник. Он больше года со мной работает. Генри зарубеж укатил с семьей и предложил мне хорошего парня в личную охрану.

— Ты правда думаешь, что вам такое сойдет с рук? — спросил я, когда охранник приоткрыл дверь в уборную.

Амбал развернул плечи, всмотрелся в мое лицо и, не выразив ни эмоции, молча ушел.

Мы с ним никогда особо не сближались. Работу он выполнял на отлично, но на лице всегда была мина безразличия.

— Я к тебе обращаюсь! — бросил я ему в спину, но бесполезно, как метать камушки в гору — только по лбу получишь. — Твари… — сказал я чуть тише и прикрыл плотно дверь. Выбросив грязную одежду в мусорку, залез в душ и открыл кран.

За последний месяц скитаний я понял, что лучше затаиться и выяснить, что произошло, и кто за этим стоит.

Я был уверен, что отец, но с ним встретиться получилось лишь раз, говорить он со мной не захотел, после чего я пятнадцать суток протирал грязные кушетки в обезьяннике. Якобы за хулиганство и нападение. Хотели грабеж приписать, но папочка «сжалился».

Меня пытались забросить на трудовую, но я устроил бучу, получил дубинкой по печени и еще плюс пятнадцать суток. За дебош. Но убирать помойки я все равно отказался. Только делал вид. В итоге огреб от таких же, как я, наказанных, по печени. Твари безмозглые!

Пошли все нахрен, не склоню голову перед нищими. Низкая прослойка — это бесполезный планктон, который только и делает, что жрет, жрет, жрет. И подчиняется. Кланяется перед высокопоставленными людьми, на колени встает перед теми, кто может дать работу, вылизывает туфли, образно говоря, притворяется хорошеньким, чтобы урвать лишний рубль у богачей вроде моего отца. И меня, конечно. Только я выпал из золотой ячейки. Ненадолго.

Я вернусь в строй. Не знаю, как, но вернусь.

Теплая вода. Какой кааайф. Я мылся нормально последний раз перед сексом с мышью. Елки, а я ведь даже не знал тогда ее имени. Как там Егор шефиню называл? Агата… Евгеньевна? А-га-та. И на кабинете табличка была «Коршунова А.Е.» Во бред!

Когда я озвучил в ментовке свое имя, с меня долго ржали, а потом принесли распечатку, и я понял, что кто-то влез не только в мою жизнь, но и в личные данные, перекроил мою судьбу. Это мог сделать только человек с большими связями. Значит, папа. Но за что? Разве я чем-то его огорчил? Не женился до тридцати, как он хотел, не завел себе постоянную женщину, не принес в пеленках внуков? Но это ведь не повод выбрасывать сына на улицу! Единственного сына!

Хохма в том, что я теперь, оказывается, Пух Руслан Евгеньевич. Пух? Серьезно? Шутники. Пальцы выверну тому, кто такую фамилию придумал.

Медленно растирая тело мылом, я долго стоял под струями и думал, как себя правильно вести, чтобы загнать мышь в ловушку. Чтобы папу заставить одуматься.

После всего, что случилось, хотелось только нагнуть эту суку, что согласилась сесть на мое место, и трахнуть. Даже если будет брыкаться, все равно потечет. Ну не убивать же дуру? Я понимал, что давить и принуждать не смогу, да и не позволят — мигом выбросят на улицу. Потому, наверное, стоит вести себя прилично. Если бы это было просто. У меня внутри бурлило все от ярости, зубы крошились от одной мысли, что невзрачная девчонка теперь пользуется всеми моими благами.

Когда я выкупался, вещи уже лежали на полке возле чистого полотенца. Даже белье принесли, снова семейки. Кто их сейчас носит? Зато чистые.

Благодарить этих тварей за подачку не стану, потому молча оделся, прочесал пальцами волосы, несколько раз прополоснул с мылом рот. Зубной щетки катастрофически не хватало. Скрипя зубами, оценил робу уборщика в отражении. Сжав край рукомойника, наклонился и пообещал:

— Ничего, будете скоро все уборщиками пахать. Заставлю пол языком вылизывать. — Я откинул назад отросшую слегка челку, поправил, чтобы лежала получше, но пряди от дерьмового шампуня сбились и торчали во все стороны. О стрижке и салоне моя голова только мечтала последние дни.

— Ничего, я потерплю, — сказал зеркалу. — Сначала разберусь с мышью Агатой, с которой началось мое падение, а потом всех поставлю раком.

Осторожно выглянул в коридор. Девчонки из офиса, не помню, как звать, захихикав, сбежали в сторону кухни.

Позже с ними разберусь. Сейчас у меня есть цель, и эта цель не знает, с кем связалась.

Егор ждал меня у окна, сложив руки назад. Мышцы бугрились от натяжения, широкая спина перекрывала вид на город. Он знал, что я выйду только сюда, но… Я на носочках побежал к лестничной клетке, спустился на один этаж, перебежал по коридору и поднялся на грузовом лифте на крышу. А потом дело техники — сбежать по закрытой лестнице и открыть боковую дверь.

До кабинета, где сидит моя цель, оставалось метров двадцать, но пройти нужно через заполненный зал сотрудников и успеть, пока Егор не кинулся.

Я не бежал. Передвигался спокойно. По пути подхватил швабру и совок с длинной ручкой, волосы специально приопустил на глаза, чтобы не узнали и шум не подняли раньше времени.

Глава 6

Мышь. Наши дни

— Ага-ата, — протянул он таким тоном, что я на миг забыла, как дышать и где нахожусь.

Подобный страх я испытывала только в театре, когда Геннадий Николаевич попросил меня остаться на дополнительную репетицию. С той разницей, что тогда я могла сбежать, отказаться, уволиться, а сейчас… Трепыхалась, как ласточка в пасти игуаны, и должна была идти до конца.

Отодвинувшись от стола, подалась к коммутатору, но Руслан перехватил аппарат и швырнул его на пол.

Пластик разлетелся на мелкие куски, а меня пронзило ужасом.

Где же охрана? Мама, спаси меня! Только бы не бил! Остальное можно пережить, только не избиение. Не хочу снова.

— Я случайно, — непринужденно развел руками Коршунов и, опершись ладонью о столешницу, перепрыгнул на мою сторону.

Я подскочила.

Что-то упало под ноги, кресло ударилось о стену от моего резкого движения.

Я ускользнула в последний момент, но загребущие пальцы Руслана слегка коснулись волос, больно дернули несколько прядок.

Рванув к двери, я почти дотянулась до замка.

Руслан меня настиг, толкнул лицом к стене. Не сильно, но дыхание сбилось, и я ударилась о шероховатую поверхность бровью и локтем.

— Не смей! — закричала истошно.

В одежде стало тесно, грудь сдавило, тело впечаталось в холодную панель, а горячие мужские руки потянули на себя и вцепились в талию.

— Что ты здесь делаешь, Агата? — на выдохе спросил Руслан, укусил до легкой боли мое ухо и, тронув языком раковину, обвел по контуру и вызвал неукротимый табун мурашек на коже.

Ублюдок!

Меня переполнял страх, смешанный с безумной страстью, потому что не помнить, что мы творили с Русланом в ту роковую ночь, — тяжело. Воспоминания забирали силы, я едва стояла на ногах.

— Мышка облезлая, мышка испуганная. — Его голос опускался ниже, губы щекотали шею. — Мышке захотелось пожить на широкую ногу? Кто тебя купил, а? Папаша? Кто нас поменял местами? Признавайся!

— Отвали!

В попытке дернуться я лишь снова ударилась о стену. Сцепив зубы, выдержала боль, набрала в грудь побольше воздуха, чтобы закричать, но меня развернули к себе лицом и неожиданно смяли губы. Будто навечно запечатали мой крик в горле.

Я пыталась его укусить, не впустить, сопротивлялась, как могла. Сжав зубы, отчаянно колотила руками каменную грудь, а Руслану хоть бы хны! Не сдвигался, не отпускал и не сбавлял обороты — упруго толкнулся в рот языком и поглаживал-изучал мои сомкнутые зубы, напирая сильнее, заставляя меня ломаться от давления, принуждая поддаться слабости.

Никогда. Не сдамся!

Подонок и не таких ломал, я это поняла чуть позже, когда Руслан прижал губы к моему рту так сильно, что я задохнулась от желания впустить его, почувствовать снова безумную страсть и пламя. Горячие руки беспардонно скатали мою юбку по бедру и, накрыв трусики, Руслан сильнее впечатал меня в стену. Пришлось вдохнуть от неожиданности, и ядовито-сладкий язык бешено ворвался в рот, чтобы сожрать мою волю.

Когда шаловливые пальцы пробрались под кружево, бесцеремонно и без спроса втолкнулись в меня, а поцелуй превратился в безумие, я, не сдержав стон, сползла по стене. Осталась висеть вялой куклой в его умелых руках.

Коршун глухо засмеялся. Это смех победителя, а я замычала и отпустила себя, соглашаясь с поражением. Ненавижу его за то, что сильнее.

Руслан оторвался на миг от моих губ.

— Ты помнишь мои ласки, мышка, помнишь…

В дверь с другой стороны кто-то грохнул.

Я сжалась от испуга, а Руслан накрыл свободной ладонью мои губы и, продолжая вталкивать в меня два пальца, безумно ритмично, прошептал:

— Скажи ему, что все в порядке, или Егорушка-душенька увидит, как я тебя трахаю у стены, — низкий голос Руслана ломался хрипотцой, рассыпался яростью, а небесно-пронзительные глаза полыхали холодной синью и обещали мне жестокое наказание.

Во что я влезла? Мамочка родная, забери меня.

В дверь снова ударили. Плечи у Егора ого-го! Развалит кабинет, но спасет, я знаю.

Ладонь Руслана сместилась на затылок, стянула волосы до легкой и приятной боли, а губы, слегка прикасаясь к моим, повторили еле слышно:

— Прогони его.

Я увела голову в сторону и вверх, задыхаясь от собственной слабости.

— Егор! Нет! — закричала в потолок и стукнулась затылком о стену, потому что напор и темп ласк ускорялся, а поцелуи, что жгли похлеще углей, рассыпались по шее и плечам.

Покусывания не прекращались, путали мысли. Толчки зачастили, разогревая меня изнутри. Взрывая.

Я еле выговорила:

— Егор, все в порядке! — получилось совсем ненатурально, истерично.

— Точно? — переспросил охранник из-за двери.

Руслан вталкивался в меня, слегка растягивая и массируя, и смотрел в глаза. Он выжигал меня до дна безмолвным приказом прогнать охрану. Коршунов знал, что делать, знал, что я подчинюсь — нажимал на чувствительные точки, волосы путались в его руках, а я бесстыдно плавилась и тянулась за ощущениями. Наглые пальцы вошли в меня на всю длину, отчего я потеряла нить реальности.

— Агата Евгеньевна? — громыхнул Егор по двери.

Я уже не смогла ответить, только замотала головой.

Толчки во мне ускорились, мышцы сковало, бедра стянуло. Кажется, я дернула Руслана на себя, запустив в его влажную шевелюру пальцы. Меня колотило от подкатывающих высоких волн наслаждения и не получалось выдавить и слово.

Еще миг, стрела, скользнув вдоль позвоночника, выдернула узел за узлом из хребта. Я закрыла глаза и распахнула губы. Мне нужен воздух! Еще. Еще. Еще!

Руслан толкал, крутил, нажимал. Сильнее и точнее. Рвал меня беспощадно на кусочки неправильного счастья.

— Да-а-а! — вскрикнула, сдерживаясь из последних сил, и рассыпалась на вершине оргазма сухим песком.

Руслан победно засмеялся и, прижав ладонь к пульсирующей точке, выдавливал из меня последние искры.

— Скотина, — все что смогла выдохнуть, сжимаясь вокруг его пальцев, а он кусал мой подбородок, поднялся поцелуями выше и словно ударил меня усмешкой по губам.

Глава 7

Коршун. Наши дни

— Этого не будет, — прошипела Агата, вырываясь.

Впилась ногтями в плечи, кажется, кожу проколола, но я не испытал боли, только колкую ярость и безумную страсть.

Все мускулы были напряжены, кровь словно схлынула от головы и собралась в паху. Сосредоточилась в брюках. Я горел и трескался на куски.

Зараза блеклая, так тряслась на моих пальцах, что я чуть не кончил. Тридцать дней голода сказались, скорее всего, а Агата просто под руку подвернулась, пусть не обольщается. Не хотел ее трогать, не мое это — иметь использованный материал, но сорвался. Желание трахнуть эту тварь, что поселилась в моем доме, стала руководить моей фирмой, вспыхнуло неожиданно, когда мы оказались у стены. Выпорхнуло из меня, словно фейерверк.

Я хотел узнать правду, встряхнуть девушку, немного испугать, но когда услышал запах ее бархатной кожи, приблизился к распахнутым губам — пропал. Будто шарахнулся головой в стену и забыл, зачем пришел. Рухнул в пропасть темного и опасного влечения.

Когда нес мышку к столу, ощущал, как она трепещет в моих руках. Подрагивает всем телом, дышит порывисто в лицо и смотрит, будто режет по-живому плавленым золотом. И это не страх — это отголоски кайфа. Девушка не сопротивлялась больше, не кричала, только повторяла, как мантру:

— Ты не сделаешь это. Не посмеешь. Не позволю. Ты не сделаешь...

И смотрела в душу, которой у меня нет. Я давно дерьмовый пустой человек. Не страдаю самобичеванием, самокопанием и самокритикой. Я наслаждаюсь каждым днем и живу, как в последний раз. Жил, да, поправочка, но все это просто нелепая кочка на пути моей свободы и ровной дороги бесполезной, но весьма шикарной жизни. Меня все устраивало и имел я всех в виду.

— Руслан, нет, — говорили сладкие губы, уворачиваясь, а я не слушал.

— Еще как позволишь, — прижимал девушку к себе, шептал, окрашивая голос бархатистым низом: — Я тебя отымею на этом столике. Между прочим, на своем столике, мыша мелкая. И ты будешь искрить и орать, как текучая мразь.

Пока Агата не ответила гадость, а только распахнула губы для этого, я погрузился в ее рот языком, и когда она слабо засопротивлялась, похлопывая меня руками по груди, свободной рукой сгреб все со стола. Бумаги, карандаши, мелочи с грохотом полетели на пол. Прервал поцелуй, когда в порыве страсти, смешанной со злостью, девушка прикусила мне губу и задрожала в руках, сопротивляясь больше из гордости, а не желания отступить.

Она будто шарнирная куколка, которую можно усадить, как пожелаешь, как пластилинчик, что разминается в руках проще-простого. Податливая. Мягкая. Гибкая. С ней можно делать, что угодно: распалять, нагибать, растягивать — будет собачкой бегать у ног и просить еще.

Она уже мне скучна, потому что предсказуема, но я ей засажу, вопреки своим же бзикам. И не раз. Просто ради принципа. И из-за голода, конечно.

— Ты будешь отрабатывать, пока я не наиграюсь, — буквально влил слова в ее покрасневшие от поцелуев губы и уклонился от рывка головой. Ударить хотела, дикое животное, вот же!

— Урод. — Агата пихнула меня кулаком в грудь так сильно и неожиданно, что я едва не потерял равновесие.

Она успела высвободить руки и шлепнуть меня по лицу. Смазано, но одно то, что посмела на меня руку поднять — обожгло ненавистью. Меня не бил даже отец за шальные выходки, а девка на это не имеет права.

— Тише, бешеная, — завел ее руки назад, собрал в ладонь, удивившись, какие у нее маленькие пальцы и узкие кисти.

Заставив Агату прогнуться в спине и выставить вперед аппетитные упругие груди, встал к ней вплотную и своим весом почти уложил на спину. Темные соски впечатались в ткань и призывно сжались.

Приблизился к ним, неотрывно глядя в полыхающие огнем глаза. Девушка задержала дыхание и выдохнула со стоном, когда я прошелся губами поверх блузы и укусил вершинку. Покрутив немного, накрыл ртом, захватил целиком.

Агата свистнула сквозь зубы убойный мат, а меня скрутило еще большим желанием.

Мне нравилась ее реакция. Острая. Настоящая. Не фальшивая, как у некоторых однодневок, которые притворялись, что не знали, кто я такой. Знали прекрасно. Даже подсчитывали состояние, которое получат, если вдруг снизойду напялить на их пальчик обручальное кольцо. А я мог лишь напяливать их на себя и то не всех.

Меня все знали, бегали, ловили, подстраивали встречи. Наивные курицы.

Это сейчас вдруг забыли, словно всем разом почистили память.

Но я заставлю их вспомнить. Собаки! Лишили меня нормальной жизни, сна, еды, комфорта. Пух, говорите? Будет вам не Пух, а Трах-Бух! Всех накажу за эту игру.

Память о проведенных сутках в камере влила в кровь свирепый токсин. Покатав между зубами восставший сосок, все еще крепко держа мышку за руки, сильнее прикусил, до боли, выждал, что запищит, завертится ужом, но она лишь сильнее вспыхнула и глубже задышала, будто вот-вот расколется на очередной оргазм. Зараза такая! Тащусь от нее.

Я зло укусил упругую грудь и сильнее надавил, уложив девушку спиной на стол. Она что-то прошептала, смяла губы между собой, раскрыла их, снова закрыла, подхватывая воздух, закатила глаза от удовольствия и жажды. Буквально видел, как борется с желанием шваркнуть меня ногами или расставить их. Я видел это в карамельно-желтых глазах, читал в расширенных, как черные озера, зрачках. Приподнял выше и, стянув пальцами густые каштановые волосы, впился в раскрытый рот, смял горячий и влажный язык, завертел им так быстро, что у самого искры едва не вылетели из штанов.

Глава 8

Коршун. Наши дни

Она больше не дергалась, лишь слабо сучила ногами в воздухе в поисках опоры, а потом вдруг обняла мои ягодицы, расставив бесстыдно бедра. Юбка так и осталась гармошкой на животе.

По паху прошла волна тугой боли. Я оторвался ото рта мышки и, отстранившись, разорвал ее трусики. Кружево с тихим треском покорилось моим рукам и обвисло с одной стороны порочного треугольника светлой лентой.

— Не позволю, — захрипела безвольно Агата, но не смогла подняться. Отпустила меня, убрала ноги и снова оказалась в воздухе, будто букашка в паутине, скованная моими руками за спиной и с порочно раскрытыми лепестками.

— Правда? — я отпустил ее, поднял одну руку вверх, показывая, что освободил, второй, расстегивая ширинку, дернул в сторону ненавистные семейки и высвободил себя. Погладил по каменной длине и сжал в кулаке головку, что готова была взорваться от малейшего погружения.

Подошел ближе к девушке. Она неотрывно смотрела прямо мне между ног, юркий язычок обвел припухшие губы, оставляя мокрый порочный след. Я потерся напряженным членом о влажные складочки и ехидно улыбнулся.

— Ну прогони меня. А-га-тушка. Попроси уйти или войти. Поглубже, — слегка толкнулся в нее и тут же отступил. Дразнил, мучал. — Могу свалить, если хочешь, — снова коснулся, мягко и плавно вошел совсем чуть-чуть. Тугая какая, м-м-м...

— Ублюдок, — выплюнула она и отвернулась. Закусив нижнюю губу, прикрыла глаза. Щеки ее разрумянились, темно-русые с медным отливом волосы расплылись по столешнице, грудь порочно уперлась в светлую ткань крупными ягодками сосков и притягивала взгляд.

Резко развел планки блузы в стороны, оторвав пуговицы и обнажив молочные полукружия девушки. Агата сдавила пальцами столешницу и приоткрылась сильнее, сама согнула ноги в коленях и безмолвно потянула к себе.

Светлая кожа в зоне декольте покрылась блеском пота, дыхание девушки участилось, а припухшие складочки призывно приоткрылись, разрешая мне ворваться глубже.

Но я не спешил.

— Телочка ты текучая, вот кто, — коснулся ее головкой, погладил вдоль, размазывая влагу между пальцами, сжал другой ладонью упругую попку, а девушка затряслась и выгнулась-подалась навстречу. — Да-а-а, детка, все хотят меня, ты не исключение. Но трах не спасет, я тебя все равно растопчу. — И буквально врезался в нее на полном ходу.

Резко, до упора, до сжатого в груди воздуха и натянутой пружины в бедрах. Безжалостно.

Агата тихо пискнула, вытянулась на столе и, распахнув глаза, проливала на меня безумное пламя, способное испепелить. Думал закричит, начнет сопротивляться, биться в агонии, но нет — забросила ноги мне на бедра и скрестила их за спиной. Летела навстречу, изгибаясь, как мартовская кошка.

Это не секс. Это настоящий трах без прикрас. Жесткий, короткий и безудержный.

Это рок. Тяжелый. Хард-кор.

На высоких нотах, на острых пиках, на глубоких толчках и порочных шлепках. Невероятно, но меня никогда раньше так не крутило от женщины.

Я вталкивался, как зверь, вламывался в ее жаркую бухту, буравя собой, разминая ягодицы до синяков. Смотрел в полыхающие глаза и своим взглядом обещал ей месть и страдания.

И она соглашалась с этим. Зло поджала губы и принимала меня. Глубоко, невыносимо плотно обнимая горячим лоном.

Агата вдруг сильно вздрогнула, в глазах заблестели слезы восторга, выгнула спину и хрипло закричала, царапая пальцами стол, хватаясь за пустоту, притягивая к себе сильными накачанными бедрами, углубляя мои рывки. Погружая в себя до основания.

Впервые я не мог сдержаться.

Я опытный игрок на этом поле, и внеплановых выстрелов у меня не бывает, а здесь… Оргазм подобрался так быстро, что я едва не кончил в нее. Хотел податься назад, чтобы окропить плоский живот, измазать одежду, унизить, но мышь вдруг разъяренно зашипела:

— Тварь, не кончай в меня. Убью, если посмеешь!

— Еще чего! — зло натянул девушку на себя. С напором и яростью втолкнулся раза три подряд, отчего она откинулась назад и расставила руки в стороны. Грудь качалась, соски манили, а я брал, брал, брал. Свое.

Немного наклонившись и едва сдерживаясь на вершине пика, прошептал:

— Буду делать, что захочу, подстилка. Залетишь от меня, придется пеленки менять. Я никогда не признаю ребенка своим, никакие тесты ДНК не докажут. Не забеременеешь, буду трахать, пока это не случится, чтобы размазать тебя по асфальту. Ты посягнула на мое. Не стоило вставать на пути, сука. Ты мои бабки не получишь, в моей постели будешь только телкой на разок. Или куклой, которую, как наиграюсь — выброшу.

— Нет! Отпусти, скотина! — Агата взвилась, но я, перехватив царапающие руки, напирал сильнее, быстрее, буквально буравя ее до невозможных глубин.

И выстрелил. С рыком придавил девушку к столу. Обнял ее, чтобы не выскользнула, добивая свой пик до предела несколькими толчками, и Агата вдруг кончила снова. Бешено запульсировала внутри, с протяжным сдавленным криком завертелась под моим телом.

От ее конвульсий я сам чуть второй раз не догнал.

Когда волна удовольствия стихла, а я не успел опомниться, Агата со всей дури столкнула меня с себя. Пятками в грудь, отчего я упал на копчик.

Из-за неги и остаточных волн наслаждения еле волочил ноги, не чувствовал боли, только кааайф разрядки. Отполз к стене и, тяжело перевернувшись, сел.

Выдохнул со стоном, наслаждаюсь приятными колючками, что разлетались по телу. Меня немного мутило и вело. Я нормально не ел последние сутки или двое, потому оргазм сдавался. Во рту пересохло, в глазах потемнело. Поднявшись и держась за стену, я добраться до бара.

Бля, а хороша она, бешеная мыша, давно так не отрывался. Такого еще не было, чтобы я не мог после оргазма ходить и думать.

Распахнул дверцу из натурального дерева, стекло нежно звякнуло от рывка. Поймав первую попавшуюся бутылку с дорогим коньяком, выпил залпом треть содержимого.

За спиной щелкнул замок входной двери. И? Что она мне сделает теперь?

Глава 9

Мышь. Наши дни

Я отвернулась, чтобы больше не видеть его. Красивый, мощный, сильный, безупречный. Но прогнивший насквозь. Будто идеальное яблоко на ветви, которое сорвешь, когда голоден, а есть не сможешь — отравишься.

Знала, что творю глупость, что должна принять его на работу и заставить подписать договор. Должна пойти до конца. Каким бы он ни был. Но не могла. Не сейчас. Позже. Он все равно придет, ему деваться некуда.

А пока пусть проваливает.

Как же я не хотела выполнять это задание! Пусть найдут другую дурочку. Лучше не буду спать, есть, пить, ходить в обносках из секонда, но заработаю как-то иначе. Моя душа не продается. Тело еще можно отдать в пользование, не так уж оно мне и ценно, а сердце и душу — не дождетесь.

Егор толкнул Коршунова к двери. Мажор открывал рот, будто рыба, которую волной выбросило на берег. Он искал слова, уверена какую-нибудь гадость, но не находил. Не ожидал отпора, урод? От слабой женщины получить хук — отрезвляет? Я еще не разошлась, погоди-погоди, я еще по яйцам умею, смяточка гарантирована.

Тошно было от себя, что снова ему поддалась, но больше этого не случится.

Иди, избалованный жизнью урод!

Это ему напоследок говорили мои глаза, а я, не удержавшись, показала фак и повернулась к нему спиной. Меня сотрясало дрожью такой силы, что с трудом получалось не стучать зубами на весь кабинет. Ребенка мне заделать захотел, скотина! Мне хватит одного ребенка, которого нужно спасти. Ради которого я влезла в это болото.

Я почти спокойно обошла стол. Хорошо, мало, кто видит, что творится у меня внутри — буря и то была бы поласковей. Нашла среди сваленных вещей мобильный, полистала журнал номеров, остановилась на нужном и занесла палец для набора.

Из коридора донеслись возмущения Руслана. Его язык прилично заплетался, а разобрать слова не получалось, но я и не прислушивалась — неприятно слышать его.

Мажор успел выпить полбутылки коньяка, пока я приводила себя в порядок и думала, что делать дальше. А что делать дальше? Что? Делать?!

Палец так и замер над номером.

— Агата Евгеньевна, вам что-то нужно? Помочь? — секретарь округлила накрашенные губы, когда оценила беспорядок в кабинете.

Лариса Александровна — женщина за пятьдесят в хорошей форме, подтянутая, строгая и очень опрятная. За месяц моего внедрения в офис она стала почти родной.

Мы с ней расходились только в одном — в отношении к сыночку Коршунова. Она его всячески выгораживала, а я не понимала, за что она его так любит.

Изучая жизнь Руслана, все больше убеждалась, что связалась с человеком не своего уровня. Мы живем на разных полюсах и никогда бы не встретились, если бы не мой режиссер со своими загребущими руками.

Уже утром, когда очнулась в постели Руслана, я осознала, что связалась с тем, кто умеет только ломать игрушки и никогда не покупает их, потому что те сами ползут-падают в его объятия. Я для него кукла, не более. Он для меня — любовь с первого взгляда. Мне так казалось в тот вечер. Наивность — максимальный уровень. Моя самая жестокая ошибка жизни. Или, как говорят наши ребята из труппы: «Настоящую боль никогда не сыграть на сцене, но можно ее прожить и вспоминать, когда нужно вжиться в роль».

Не хочу такую роль, но играю. У меня просто нет выхода.

За месяц, пока Руслана нарочно держали за решеткой, чтобы обломать и приструнить норов, я многое в себе поменяла. Отстранилась от чувств, заткнула совесть, спрятала гордость и усмирила правильность. Я выполняла приказы сверху на сто процентов. Все, до единого, даже пункт об интиме подписала, потому что все понимали, кто такой Коршунов-младший. И я понимала. Теперь понимала даже лучше, чем раньше.

Получу озвученную сумму по финалу и забуду обо всем. Аванс, мой собственный дом за городом, уже грел душу фотографией в кармане, а еще импортная тачка, марку которой я так и не запомнила, совсем в этом не разбираюсь, ждала в гараже моего возвращения с задания. Останется только сдать на права.

В то утро наши жизни с Русланом схлестнулись и перевернулись, и если бы не это событие, он поступил бы со мной, как с другими девушками, которых соблазнял раньше — вытер бы ноги и вышвырнул без сожаления, но… вмешался его отец. Человек, которого я жутко боюсь.

И больнее всего в этой истории оказалось то, что я сама клюнула на удочку Руслана. Поверила в его ласковые слова, нежные поцелуи, заглянула в глаза, в которых, казалось, разлилось море счастья только для меня.

Он все врал. Просто подбивал на одноразовый секс. Понял, что я нетронутая и, как настоящий хищник, вцепился в добычу и не отпускал, пока не совратил.

— Рус всех нас казнит, когда правда раскроется, — выдернув меня из сумбурных раздумий, качнула головой секретарь. Она подняла бумаги с пола, а потом обратилась ко мне: — Идите домой, Агата. Я вызову клининговую службу, а потом закрою офис. — Убирая папки на место, она ворчала дальше: — Это же надо, ключи припрятал, заноза, никто не ожидал. Егор хотел уже выбивать дверь…

Я пыталась прикрыть порванную блузу рукой, и мое движение не осталось незамеченным.

— Заявите на Руслана Евгеньевича теперь? — вкрадчиво поинтересовалась женщина.

— За что? — переспросила я, убрав мобильный в сумочку. Позже позвоню, сейчас все равно говорить не получится.

Лариса посмотрела на мою распоротую по шву юбку и окинула с головы до ног взглядом, полным сопереживания. Я сжалась. Не от боли, а от неприятного ощущения, будто меня облили помоями, а рядом все такие чистенькие, в белых костюмчиках. Мажорчики. А я кто? Девочка с улицы, которую легко было заполучить, легко нагнуть и еще проще заставить сыграть роль укротительницы тигра. Съест меня тигр и не подавится.

Секретарь ждала ответа. Держала бумаги возле груди и, прищурившись, рассматривала мои ноги.

— О, нет, — выдохнула я, отступив в сторону и спрятавшись за стол. Одернула юбку, что доставала до колен. Мне казалось, что я полностью обнажена. — Руслан меня не… — закрыла рукой лицо, потому что залилась краской жуткого стыда.

Глава 10

Коршун. Наши дни

Она меня выгнала. Она меня выгнала? Меня?

Алкоголь ударил в голову и подогнул ноги. Я с трудом ворочал языком, когда сопротивлялся, и даже не почувствовал боли, когда плашмя упал на плитку.

Развернулся, чтобы возмутиться, но с трудом сфокусировал взгляд.

Егор отряхнул серый пиджак, он всегда ходил в сером, смахнул с рукава побелку и, осуждающе посмотрев на меня, молча ушел.

Будто мусор выбросил.

Я долго таращился ему вслед: на большие плечи, грузную походку и, словно вырезанный из гранита, затылок. Он в сговоре с ними и первый ответит за все.

Вечернее солнце припекало. Июнь. Уже июнь, а когда все случилось был май — цвела душистая сирень, тюльпаны алыми красками украшали клумбы и небо было выше. Намного выше и прозрачней, чем сейчас.

И, чудеса-чудные, я внезапно понял, что слишком много помню о нашей первой ночи с этой облезлой мышей. Даже в пьяном угаре помню.

Закрыв глаза, увидел угол ее розового плеча, запрокинутую голову, тонкую шею, что будто просила укусить, соски, как ягоды, манящие сладко-молочным запахом. И волосы, мягкие, пышные волосы, слегка вьющиеся, не такие ровные, как сейчас, но я помнил, как они связывали-путали мои пальцы и, черт, подрагивал от этих воспоминаний.

Что она со мной сделала? Почему я в нее так влип? Нужна другая баба. Нужно выбить Агату из головы. Зачем я сегодня ее трогал, зачем подходил так близко? Путана! Ведьма! Свела меня с ума.

Весь месяц, что я пробыл в камере, думал только об этой девушке. Тогда не знал имени, потому что нарочно на вечеринке не спрашивал. Называл ее по-всякому, мягко-ласкательно. А в камере думал не о том, что она теперь сидит на моем прогретом месте, а о том, как ее больнее наказать за это. Как сделать своей, а потом выбросить. Как отомстить больнее.

Но любые планы рушились отсутствием бабла. Это с миллионами за душой покорять мир просто. Когда ты бомж и никому не нужен, даже родному отцу, как оказалось, сложно просто жить.

Лежа на прогретом асфальте, я утопал в набухшем темном небе и терпел лучи едкого вечернего солнца, что пробивались сквозь грозовые облака, пытаясь прогнать дождь.

И осознал внезапно.

Что помню ту ночь с Агатой слишком ярко, до мелочей.

Невыносимо. Может, это шок, стресс?

Я даже помнил звезды в небе, когда привез Агату к себе. Помнил, потому что она застыла на пороге, смущенно закусив губу, и разглядывала не мой шикарный дом, а звезды! Чертовы светящиеся пуговки на черной бесконечности.

Да что там интересного? Точки, точки, точки. Гвозди. Ладно, гвоздики. Все равно всего лишь далекие пятна, от которых нет смысла.

А вот шея у нее красивая. Длинная, с нежной светлой кожей, с россыпью маленьких родинок возле яремной впадины, в ушах скромные сережки-висюльки. В стекляшках, вживленных в кончики, переливался лунный свет. А в глазах девушки плавилась ночь, делая золотистые радужки бесконечно-глубокими и сверкающими плавленным металлом.

Романтизм мне не присущ, но эта девица вызывала во мне бурю эмоций и шквал мыслей, наполненных красочной наивностью.

Она ничего так. Вру. Когда утром оценил ее перевоплощение, я был сражен. Кто так умело изменил ее, мне все равно, но мастер знал толк в женской красоте, и Агату выбрали не просто так. Там было из чего лепить. Самородок. Экзотика.

Кто-то слишком хорошо знал мои вкусы и предпочтения, что ткнул пальцем именно в нее.

Нутро скрутило. Пустой желудок сжался от голодного спазма и вытолкнул на траву выпитый коньяк.

Я встал на четвереньки и сквозь слезы посмотрел на возвышающееся передо мной здание. Стекла сверкали, переливались, намекали на роскошь и богатство, но все это было там, без меня, не со мной. Я будто лишняя деталь в механизме, которую выбросили, потому она больше не нужна, но я докажу им обратное.

Упал на траву, пытаясь очухаться и прийти в себя.

Лежал, не двигаясь, до глубокой темноты на траве, потому что встать не мог.

Удивительно, что меня никто не трогал, хотя прохожих было достаточно. Никто не вызывал охрану или скорую.

Это выводило из себя. Я — пустота. Пыль. Никто. Был властелином, а стал нищим отбросом.

Даже полиция прокатила мимо и уплыла в закат, не спросив, что я тут делаю. А если подыхаю? А вдруг меня обокрали или подрезали? Всем плевать?

Да я ведь таким же был… мог пройти мимо и не помочь нуждающемуся.

Когда моя цель по имени Агата вышла на улицу в сопровождении Егора, конечно же, я осторожно встал и вышел им наперерез.

— Ты что-то не так понял? — грубо отозвался охранник и, сверкнув серыми глазами, завел девушку за себя.

Она поджала губы и закрыла грудь руками крест-накрест. Отвернулась, будто ей неприятно на меня смотреть.

— Я подпишу договор, не глядя, Агата, — сказал я тихо, глядя исподлобья.

Маленькие плечи мышки безудержно вздрагивали, девушка слабо вздрогнула и стиснула губы до бела.

Я попробовал еще совсем севшим голосом:

— Ты же это планировала? Этого хотела? Знала, что приду сюда. Уверен, что и договор составить помогли, чтобы было удобно мной управлять, лишить воли. Я прав? Вижу по глазам, что это так.

Она зыркнула на меня, прищурившись, и еще сильнее сжала губы, но не ответила. Снова отвернулась, волосы упали на щеку и перекрыли пламенеющие щеки.

Егор держал ее позади себя, но не вмешивался. Он ждал ее решения. Умный парень, хороший исполнитель, тот, кто никогда не пойдет против своего начальника. Кроме меня, конечно. И чем я ему не угодил? Заплатили больше? Или есть другие причины?

— Подписываем договор сейчас, или я ухожу и никогда сюда не вернусь, а ты провалишь задание, Агата. Что тебя на это толкнуло — мне насрать. Зачем моему родителю весь этот бред — тоже похрен, но папочка не простит тебе такой промах. Эту чухню ведь он задумал? Так ведь?

По ее мурашкам на плечах, которые она пыталась смахнуть ладонями, я понял, что попал в цель.

Глава 11

Мышь. Ранее

Я всегда мечтала о принце на белом коне, или хотя бы на черном джипе, но последние месяцы мечтать было некогда и не позволено. Пустыми надеждами, которые никогда не сбудутся, старалась себя не баловать, а наивные иллюзии, что приходили во сне — всего лишь розовые девичьи грезы. Наверное, они помогали мне быть собой — позитивной девочкой без особых примет. Где-то внутри. Снаружи я казалась забитым серым пугалом. Волосы распущенные, всегда висящие на щеках, никакой косметики, одежда мешковатая, обувь рваная, либо кеды, либо старые босоножки. Денег не было даже на нормальное белье, потому ходить на свидания я наотрез отказывалась. Позже никто и не предлагал.

Дома старалась не отсвечивать, не привлекать к себе внимание и хваталась за руку Святослава, как за соломинку. Жаль, что не всегда получалось его поймать. Он — единственная моя поддержка, единственная родственная душа. Хотя эта душа и сама не могла найти покой.

В школе меня мало кто замечал. Серая мышь, не более. Это было удобно, потому что не нужно было прятать синяки — на меня просто никто не смотрел, не приходилось объяснять, что случилось. Один лишь раз классная всмотрелась в коридоре в мое лицо, даже приподняла волосы, чтобы увидеть синюю розу на щеке, но после молча отпустила меня и попросила зайти в класс, чтобы влепить мне два по контрольной. Роковую двойку.

Правда моей глупой и бесполезной жизни — я родилась.

Мышку слопал злобный кот. Только никому нет до этого дела.

И вот вам правда — моего отца боялись все. Даже директор. А учителя просто не называли меня по фамилии, только по имени. Будто даже фамилия отца им угрожает.

Сегодня я провалила математику. Потому шла домой с благоговейным ужасом, едва переставляя ноги. Числа никогда со мной не дружили, мне легко давались гуманитарные науки, язык, литература, музыка, рисование, а вот геометрия и алгебра — за пределами моей воли и понимания. Я их просто не тянула, никто и не пытался помочь, а я не просила помощи. Святику было проще — его в третьем классе отдали на бокс и пророчили великий спорт. Учиться было не обязательно, главное заниматься. А с меня папа решил сделать экономиста, и чего хочу лично я — никто не спрашивал.

Войдя в квартиру и тихо разувшись, я пробежала по коридору на цыпочках, но до своей комнаты не добралась.

— Стой, — в спину ударил злобный голос отца, будто стянув словами затылок. По спине словно железной щеткой царапнули — стало страшно и холодно.

Притягивая к себе рюкзак, медленно повернулась и вжалась лопатками в стену. Отец покачивался на пятках, на щеках плавился лощеный румянец, кривой нос раздувался, будто у быка. Уже готовеньким пришел с работы, в руке сверкала зеленым стеклом бутылка крепкого пива.

Мама не скоро с работы вернется, а Святик с соревнований приедет домой завтра. Я судорожно сглотнула и сильнее влипла в стену, до хруста позвонков, и случайно сорвала с вешалки одежду.

Зачем я вернулась так рано? Нужно было на улице остаться, пусть бы замерзла, но избежала бы гнева отца.

— Ничего не хочешь сказать? — растягивая слова, ступил он ближе. Сделал глоток пива, отставил бутылку на полку, хрустнул кулаком.

— Папа, я пересдам, — пролепетала я, когда его рука потянулась за ремнем.

Он спешно расстегнул пряжку и с неприятным «вжык» выдернул кожаного змея из пояса.

— Пап, пожалуйста. Я все сделаю. Не надо.

— Что ты сделаешь? — он сверкнул темными, как ночь, глазами, шваркнул по ладони ремешком и снова впился в меня взглядом. — Не родишься? Не будешь жрать мой хавчик? Что сделаешь?

— Почему ты меня так не любишь? — я всхлипнула и, когда он замахнулся, прикрыла лицо локтями. Рюкзак упал под ноги. Горячая лента боли обернула кисти и обожгла плечо. Я взвыла, но, стиснув зубы, глотнула крик.

— Не смей орать, — прошипел отец, вдавливая меня в пол хлесткими ударами. — Скажешь матери, я тебя, сука, убью. — Потянул меня за шиворот, бросил в спальню.

Я попыталась отползти, но сильные удары приминали меня к полу. Боль пронзала тело, и я еле дышала. Какой там кричать!

Зато отец не скупился на гнев:

— Только вякни. Никто не узнает, где ты делась. Будешь гнить в подвале и умолять избавить от страданий. Я ей все, а она два плюс два не может решить! Тупая курица!

Я с трудом провернулась вокруг себя и, отталкивая широкий ремень, бесполезно спряталась за кроватью. Отец встал рядом и, наклонившись, обдал лицо кислым перегаром.

— Папа, пожалуйста. Я буду хорошо учиться. Прошу тебя. Не… б-бей, — прикрылась окровавленными руками, зная прекрасно, что нет смысла ни умолять, ни просить. Если он завелся, никто его не остановит. Разве что смерть.

В прошлый раз, когда отец перестарался, я всем сказала, что упала в школе с турника. Папа бил очень метко, ничего не ломал, но оставлял глубокие шрамы. Спину, которой я разворачивалась, чтобы он не попадал по лицу, никогда и никому не показывала. Это уродливо и жутко.

— Не бей?! Не б-е-ей?! — заорал он, как бешеный. — Да если бы я мог, я бы тебя задавил этим ремнем. — Он сплюнул в сторону. — И мать твою тоже! Пусть скажет спасибо, что залетела.

В голове проносились вязкие мысли. Мама беременна и все еще работает на заводе. Вот почему она такая серая и худая последнее время. Еле просыпалась утром, осунулась сильно.

— Я буду учиться лучше. Обещаю, — прошептала севшим голосом. — Папа, папочка, умоляю.

— Пора стать взрослой, — дико ухмыльнулся отец. Такой улыбки на его лице я никогда не видела.

Похолодела вмиг.

— Ч-чт-то?

— Ты все понимаешь, — он выдохнул в меня смрадом и, сжав подбородок, заставил приподнять голову.

Я приготовилась к еще одному удару и зажмурилась от неприязни, когда грубый палец скользнул по губам.

Из последних сил выкрикнула:

— Я же твоя дочь!

И он засмеялся. Так громко и безумно, что у меня сердце кувыркнулось в груди, и где-то под горлом застряло. Еда перевернулась в животе, и я вырвала — прямо отцу в руки.

Глава 12

Коршун. Наши дни

Ехали долго. Я успел задремать, но не успел понять, куда именно мы едем. Цеплялся за возможность разоблачить всех, кто участвует в этом маразме, а еще глубинно хотел изучить непокорную мышу, что всю дорогу смотрела на всё и на всех, но только не на меня. Жажда узнать ее слабости душила изнутри, я безумно желал изучить ее недостатки, чтобы позже на этом сыграть. Растоптать с наслаждением.

На выезде из района, машина притормозила, и Егор покинул салон.

Гипермаркет, аптека, бутик одежды — горели вывески.

Ему приспичило труханы прикупить? Или девица заказала себе новые, вместо тех, что я порвал?

Улыбнувшись мысли, что девушка сидит передо мной голенькая, я немного отклонился влево и посмотрел на ее профиль. Все еще румяное личико, зацелованное мной. Все еще такое же прекрасное. Но это же мыша, которая влезла в мой дом! Ну почему она такая? Красивая. Цепляющая. Крышесносная.

Не заметив моего движения вперед, Агата устало откинулась на сидение, тихо выдохнула через приоткрытые губы и сомкнула глаза. Взмах густых ресниц не остался незамеченным, а затем золотистые, будто наполненные солнечной пыльцой, глаза, внезапно поймали меня, будто в сети, и девушка произнесла властным и безумно бархатистым голосом:

— Если ты еще раз ко мне притронешься, я тебя не просто выставлю на улицу, а сгною в тюрьме. Мне плевать, кем ты был, важно, кем остался. Ублюдком, как и твой дорогой папочка. Послала бы нахрен вас обоих, если бы могла!

Она метала молнии глазами, кривила чувственные губы и жестко продолжала:

— Не задавай вопросов. Ответы не получишь все равно. Я ни слова тебе не скажу, не потому что не хочу, а потому что не могу. Надеюсь, что ясно выразилась. Станешь раздражать меня по этому поводу, буду… — на миг задумалась, посмотрела в окно перед собой, увидела Егора, что вышел из аптеки, и добавила, не оборачиваясь: — Буду тебя бить. Больно. Пока не заорешь «Хватит!». И ты будешь сам подставлять свой зад и непрекословно меня слушаться. Не согласен? — бархат в голосе превратился в сталь, а девушка так и смотрела куда-то вперед и следила за высокой фигурой Егора, что двигался в нашу сторону. — Не устраивают условия? Проваливай.

Агата резко повернулась ко мне и, полоснув ядом золотистых глаз так, что меня в жар бросило, совсем уж обнаглела:

— У тебя три секунды, чтобы решить.

— Никто меня бить не посмеет, — сказал я уверенно, а она потянулась к двери со стороны водителя и, мелькнув перед глазами острым плечом, нажала одну из кнопок управления. Дверь с моей стороны щелкнула.

Агата не говорила больше ничего, но по взгляду стало ясно — не шутит. Прогоняет. Выставляет на улицу, и шанса вернуться больше не будет. Но позволять ей бить себя? Что за ересь?

— Ты же хочешь, чтобы я остался, кралечка переодетая.

Заметил ее дрожь, ресницы спрятали карамель глаз, а девушка зло произнесла:

— По-шел. Вон!

— И отца моего не боишься? — ударил последним аргументом, скрутив руки на груди и подавшись ближе. Нежный запах загорелой кожи защекотал нос и скрутил сладким ужом пах.

— Представь себе, — улыбнулась Агата, то ли печально, то ли с коварством. Быстро показала Егору знак, чтобы вернулся в машину. Охранник открыл дверь, и приказ блеклой мышки не заставил себя ждать:

— Господин Пух хочет выйти, — сверкая зубами, она отмахнулась от меня и выровнялась на своем месте. Сжалась вся, скрутила руки на груди и уткнулась взглядом в окно с другой стороны. — Помоги, Егор. Они сами не могут.

— Я не Пух! — огрызнулся, но мне до жути было паршиво. Я не мог решить, додавливать девку или подчиниться. Ведь это неправильно, против моей воли.

— Если за душой даже перьев нет, остается только бесполезный скелет, — она вытерла рукав жакета, сбросив невидимую грязь. Будто брезговала мной, будто ей сама близость неприятна.

Егор передал Агате небольшой пакет с лекарствами и, прикрыв дверь водителя, пошел в сторону моей двери.

— Тебе нечего мне предложить, Руслан, — серьезно сказала Агата, обернувшись. Ну у нее и глазища, будто янтарные камушки. — Или соглашаешься со всеми бзиками, что в договор прописал твой родственничек, или…

Егор потянул меня из салона за ворот.

— Падать все равно ниже некуда, — уже себе сказала Агата и затихла.

— Выходи, сударь голодающий, — смешливо бросил Егор и отодвинул меня подальше от авто. — Можешь меня не слушать, урод избалованный, — он сильно пихнул меня ладонями в грудь. Опьянение и голод едва не свалили меня в траву, удержался чудом за воздух, но неуклюже вскинул руки. — Ты ведь никогда к людям меньшего с тобой ранга не прислушивался, но Агата — твой единственный шанс вернуть нормальную жизнь. Ты ведь знаешь, что это так. Папа прописал для тебя марафон исправления, и ты пройдешь по нему, по короткому пути или ухабистой обходной — решать тебе, но ты неизбежно идешь этой дорогой. Она, — охранник показал взглядом на машину, — неприятный, но самый верный путь. Тебе выбирать.

— Предлагаешь встать с тобой на один уровень? Зад ей подставлять, если ослушаюсь? — криво усмехнулся и сглотнул, потому что мне это все не нравилось! Оттолкнулся от борова, яро жестикулируя, показывая злость и ярость во всей красе. — Да я заработаю и без папиных соплей. Верну себе все! Пошли вы все нахрен!

И горделиво приподняв подбородок, отвернулся и пошел прочь.

— Не сможешь, — ударилось тихое в спину. — Никогда не видел, как сжигают мосты? Как ломают жизни великих одним щелчком пальцем? А, точно, ты же у нас дальше своего болта в штанах ничего не видишь. Такую хорошую девчонку впутал, бессовестный мудак! Так и хочется зубы тебе пересчитать, — охранник, хрустнув кулаком, приподнял его, но тут же опустил.

Не смеет он меня трогать. В договоре прописано — догадался я.

— Ты ее не стоишь, — чуть тише договорил Егор, чтобы Агата из машины не услышала. — Иди, докажи всем, что ты Пух — пустое место. Дунь порывистый ветер — разлетишься. Слабак.

Глава 13

Мышь. Наши дни

Что сказал Руслану охранник, не знаю, но Коршунов застыл, как каменный, и смотрел нам вслед, пока машина не спряталась за поворотом.

Он отказался идти дальше. Значит, гордость все еще есть. И я даже улыбнулась краешком губ, потому что тюфяки никогда меня не привлекали, но, вспомнив о договоре с Коршуновым, стало внезапно худо.

Захотелось свернуться калачиком и зарыдать в голос, но перед Егором было стыдно. Дождусь уединения, потом пожалею себя, а сейчас я натянулась, как трость, и гордо смотрела вперед, на дорогу.

И ничего не видела, потому что слезы застилали глаза.

Почему я такая дура?

Мы ехали неспешно, словно охранник нарочно давал мне время выдохнуть и подумать. Я украдкой посмотрела на его профиль и попыталась увидеть хоть что-то, что привлекает: харизму, почувствовать к нему толику того, что чувствую к ублюдку Коршунову. И ничего не просыпалось.

Почему, твою дивизию, Руслан из моей дурьей башки не выходит?! Почему мое тело так отзывчиво с ним? Почему сердце сжимается, стоит подумать о его поступке тем утром?

Вот же сидит рядом — красивый, добрый и сильный мужчина, способный меня защитить, оградить от напастей. Правильного уровня мужчина, моего класса. Нахрена моему сердцу мажор, не способный любить?

Егор повернул в мою сторону голову, а я, испугавшись, что он догадался, о чем думала, увела взгляд в окно. Покраснела до кончиков ушей, пришлось даже укусить кулак, чтобы не расплакаться сильнее.

— Агата Евгеньевна, вам лучше? — спросил он хрипловато.

— Все прекрасно, — ответила, не поворачиваясь.

Все плохо, очень плохо складывалось. Зря я с Коршуновыми связалась, никогда не думала, что продавать себя будет так унизительно.

Продавала я себя за грош, потому что стоило Руслану надавить, я растекалась под его пальцами и противостоять не получалось. Могла бы и бесплатно отработать договор с таким успехом. Правильно он сказал: я — текучая телочка, иначе и не назовешь, и это унизительно.

Да потому что он мой первый мужчина! Единственный, кому доверилась.

И тот, с кем быть никогда не смогу. Теперь мне нужно лишь правильно отыграть роль, уйти из его жизни и забыть.

Но ведь хорошо, что он мне чуть-чуть нравится, не нужно хоть в этом притворяться, не нужно лежать бревном и позволять ему просто себя брать. Я на миг представила, что вместо Руслана с бездной голубых глаз мне попался бы Егор — атлет с серыми глазами, с тяжелым подбородком и стриженной головой, способной разбить лбом камень.

Хорошо, что сыночек Коршунова-выдумщика и авантюриста именно Рус, а не Егор.

Иначе я не выбралась бы из этой долговой ямы, потому что просто не легла бы под него. Это выше моей морали и сил. И почему-то, чем дальше погружаюсь в это болото, тем больше подозреваю, что выбрали меня не просто так. Олигарх-папочка прекрасно знал, что в его сыночка влюблялись с первого взгляда поголовно все девушки.

Только дернул Руслан на вечеринке именно меня. Будто ему на блюде преподнесли мое тело и душу. Опытный, еще на празднике понял, что я невинная. Не спрашивал напрямую, но по моим зажимам и не сползающей краске с лица нетрудно было догадаться.

Чертов охотник!

— Егор, останови у магазина, — попросила я, когда машина набрала скорость.

— Могу в ресторан отвезти, да и Елизавета Максимовна прекрасно готовит.

— Нет, я не хочу всего… — выдохнув, показала рукой в сторону, — этого безвкусного лоска.

— Надоело? Или неприятно? — Егор вырулил к парку, свернул снова и прибавил газу.

— Не мое это все, — я сцепила зубы, чтобы не ляпнуть лишнего. И так приоткрылась. Зачем ему знать обо мне? Я не нуждаюсь в жалости, Егор и так слишком очевидный свидетель моего краха.

— Не понимаю, что тебя толкнуло согласиться, — охранник снова повернул голову и всмотрелся.

Взгляд был колючим, но не осуждающим. Больше оценивающим. Он так откровенно резко перешел на «ты», что я не сразу сообразила.

— Ты вроде бы не из этих…

Встряхнувшись от налипшей на тело мерзости, прищурилась.

— Кого? Этих? Шлюх?

Егор вздрогнул. Сильные челюсти сжались, а мужчина со всей дури ударил кулаком по рулю.

— Вечно так! Каким-то пустышкам — все от жизни, а ты пашешь, как осел, и нормальных людей путаешь с… Агата, простите, не слушайте меня. Я не имею права вообще об этом говорить. Стоит вернуться за Коршуном, иначе с вас спросят.

Я с трудом пролепетала, ошарашенная его выпадом:

— Пусть еще погуляет. Мне и без него хорошо. Позже найдем и привезем домой. Я хочу немного выдохнуть без его присутствия. Дальше ведь хуже будет.

Егор жевал губы, явно желая что-то сказать. Неожиданно грохнул крепким лбом о кулак на руле и зарычал, как зверь. Я подскочила на месте от испуга.

Охрану приставили не из внешнего мира, а от Коршуновв, потому Егор был таким же подопытным, как и я. С той разницей, что спать с богачом ему не приходилось, а я сама дура — нужно было еще тогда, на вечеринке, проигнорировать приставания, не вляпалась бы в эту махинацию.

Егор хлопнул большой ладонью снова, привлекая внимание и немного пугая, сжал кожу руля до скрипа, а потом резко увел машину за угол и, ядрено заматерившись, вдавил в пол педаль тормоза.

На улице дико взвизгнули шины, после чего в ушах схлопнулась тишина.

За секунду до этого что-то влетело в корпус машины, отчего у меня в груди стало горячо и тесно. Нас повернуло, вбило боковиной в дерево на обочине. Я увидела, будто в замедленной съемке, как под колеса, ударившись головой о край авто, слетел Руслан.

— Твою ж мать! — услышала разочарованный голос Егора, словно сквозь вату. — Сдурел Рус! Совсем двинулся башкой!