Нелюбимая жена Дракона-Властителя

1.

— Любимый, не прогоняй меня, пожалуйста, — ползу к ногам мужа.

— Не прогоняй, я не переживу, — дрожат мои губы.

Мне холодно, мороз ледяными зубами вгрызаются в плечи, забирается под тонкое платье, в котором муж меня выгнал из дома вернув мачехе.

А там, позади его спины карета, в ней та кто станет его новой женой. Кто разрушила нашу жизнь — моя подруга Жаннет.

Я ползу по снегу на коленях, и цепляюсь за дорогой камзол.

— Не прикасайся ко мне, дрянь, — брезгливо выплёвывает он.

Снег забивает под платье, за ворот, руки окоченели совсем.

Я не понимаю, не понимаю почему он такой жестокий, мой Гилберт, моя любовь, моя опора. Всё было хорошо, хорошо, да у него немного сухой характер, всё потому что не умеет проявлять чувства, но я знаю, что в глубине он любит меня.

Это всё она, разлучила нас! Меня с Гилбертом! Она! Неужели он не понимает.

Хруст снега слышится рядом. Я вся дрожу, ресницы смерзаются от слёз, губы болят от сухих трещин.

Я поворачиваюсь и хочу встать, но Гилберт грубо наступает на подол моего совсем не греющего черного платья, то в которое одевают, когда муж отказывается от своей жены.

Гилберт передал меня родственникам, но я сбежала от них, прямо посередине дороги.

— Гилберт, я-я исправлюсь, я буд-ду незаметной, я буд-ду самой лучшей, я буду стараться, очень буд-ду стараться, позволь мне вернутся… не отдавай меня им, не отдавай, — дрожит мой голос.

Гилберт смотрит свысока, взгляд тяжёлый и безжалостно холодный.

Он красив, очень красив: черные смоляные волосы, чуть взъерошены с запутавшись в прядях снежинки, твердый выбритый подбородок, он высоких кровей.

И я, я… мне просто повезло быть с ним. Но она…

Она моя лучшая подруга, обманула моего мужа.

Гилберт вдруг наклоняется, и хватает жёстко меня за волосы.

Он смотрит не на меня, а куда-то в сторону, будто я пустое место.

— Ты пыталась отравить Жаннет, и убить моего ребенка, которого она носит под сердцем, ты преступница Николь, скажи спасибо, что я позволил тебя забрать твоим паскудным родственничкам и оставил тебя в живых, а не сдал в тюрьму, где бы тебя казнили.

Я содрогаюсь, он тянет меня за волосы, но я не чувствую боли, не чувствую ничего. Он склонился ещё ниже и смотрит мне в глаза, они у него зеленые как изумруды, моя любовь, моё всё, почему он так жесток?

Гиберт достаёт что-то из складок одежды, стеклянный флакон с чёрной жидкостью.

— Это нашли у тебя в спальне. Откуда? Ты подмешала яд в еду

— Я-я я не травила её, это неправда, я не виновата… Это не моё. Она лжёт, Гилберт. Поверь, пожалуйста, просто поверь, я бы никогда такого не сделала, я не буду тебе мешать, просто буду рядом, в самой дальней комнате, только не выгоняй. Они меня убьют, я умру без тебя, умру, — говорю стуча зубами. — Я люблю тебя, люблю только тебя.

— Заткнись, и проваливай, если появишься на моём пороге, я лично тебя прикончу, достала, — цедит Гилберт сжимает челюсти так сильно, что нерв дергается на его щеке.

Я задыхаюсь, в груди не сердце, а кусок льда, который не пропускает эту жестокость. Я не понимаю почему, почему он так меня ненавидит, ведь всё было хорошо.

— Гилберт, — слышится нежный женский голос, — Котик, ты скоро? Холодно, я замёрзла, — выглядывает из кареты она, кто заняла мое место.

— Сейчас, родная, — отвечает ей он, заставляя моё сердце сжаться от тоски.

Гилберт возвращает на меня свой взгляд такой злой, что я сжимаюсь вся и дрожу.

Он выпрямляется и отступает.

— Гилберт…, — полушепотом вырывается теплое дыхание из моего рта, имя мужа.

Он бросает меня посередине этого заснеженного места, одну, раздетую, никому не нужную, униженную и жестоко оклевещенную.

1.1

Он сел в карету, бросив напоследок острый, как лезвие, взгляд.

Я всхлипываю. Затуманенным взглядом провожаю карету, всё ещё надеясь, что она остановится.

Гилберт выйдет. Передумает. Сжалится, вспомнит наши моменты нежности, которые я хранила.

Но нет — силуэт кареты таял в заснеженной дымке.

Я не могу сдвинуться с места.

Мой муж вернётся в наше гнёздышко без меня…

Снежинки, что сыпались с неба, незаметно превратились в воздушные хлопья, которые покрывают мои голые плечи.

Я знаю, мне нужно подняться, но я не могу. Не могу пошевелиться. Я хочу умереть. Без моего Гилберта мне нет места здесь.

Я уверена, он обо всём пожалеет, но будет уже поздно.

В груди — ледяная бездна. Я дрожу. Мне нужно встать, нужно — я знаю. Но не могу.

Губы дрожат, ноги ничего не чувствуют, пальцы тоже…

Собираю все остатки своей воли, шагаю, но оступаюсь и падаю в снег — ноги не слушаются.

Но куда мне идти? Меня никто не ждёт, мачеха меня убьёт, она не даст мне жизни. Не даст.

Так лучше замёрзнуть здесь…

Вероника

— Вероника Николаевна, Ника, позвольте пригласить вас на танец.

Поворачиваюсь и, улыбаясь вежливо, как положено, поправляю бейджик на своей блузке, на котором чётко и понятно написано — администратор.

— Я на работе, Александр Сергеевич.

— А я — нет, — усмехается он и тянет розово-янтарную жидкость из бокала, скользя взглядом по ключицам, которые видны в вороте блузки, расстёгнутой всего лишь на одну пуговицу.

Вот же бабник заядлый. Смотрю на его золотое кольцо. Александр Сергеевич в последнее время слишком часто крутится в нашем ресторане. И часто — когда была моя смена. И всё бы ничего, подумаешь, приставучий посетитель, если бы он не был хозяином этого ресторана. Одного из.

— Перестань, Никуся, ломаться. Я, если хочешь, тебе заплачу — у меня денег много. Или подарю что-нибудь. Мы можем сейчас поехать прямо в бутик — выберешь себе что-нибудь. Шмотку, украшение.

Он подступает и приобнимает меня за талию. Горячая мужская ладонь обжигает.

— Не надо, Александр Сергеевич, — предупреждающе пытаюсь убрать его руку.

Он не настаивает, убирает, делая ещё один глоток из бокала. Я скольжу взглядом, наблюдая, как официантки, обслуживая клиентов: правильно ли подают меню, держат ли лицо — заведение же элитное.

— Почему? Была бы замужем… Но у тебя ведь никого нет.

Гордо приподнимаю подбородок.

— И что? Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.

— А, понятно. Ждёшь принца на белом коне. Ну, жди.

Я поворачиваюсь к мужчине и смотрю с улыбкой:

— Александр Сергеевич, я жду не принца, а… короля.

Никифоров напрягается и отставляет бокал, кажется, обидевшись на мой отказ и косвенное сравнение.

Отступает, и уже через пару шагов откуда ни возьмись появляется эффектная блондинка, наталкиваясь на статного и довольно красивого мужчину, в лице которого был Никифоров.

Тонкая, как тростинка, с несоразмерно большой для её телосложения грудью четвёртого размера, в белом платье — символе чистоты. И с невинной улыбкой. Даже я бы поверила в её неуклюжесть, если бы не опыт.

Она мастерски начинает его обрабатывать, и вот он уже приобнимает её и уводит в тёмный угол.

Я отворачиваюсь и пытаюсь сосредоточиться на работе. Но мысли всё-таки не оставляют. И эти его слова как заноза впились под кожу.

Ну вот правда… и чего я так резко?

Делаю глубокий вдох.

Громкая клубная музыка отдаётся в груди, я скольжу по залу бесцельным взглядом, но лица смазываются.

Может, он прав? Чего я жду, когда другие просто пользуются возможностями?

Может, нужно было согласиться — сейчас я бы выбрала какой-нибудь красивый браслет с драгоценными камнями и провела бы прекрасный вечер.

Но нет — сегодня я вернусь в свою съёмную однушку одна.

А завтра снова на работу — и так без конца.

Мне уже двадцать шесть, а я до сих пор одна. Незаметно стукнет тридцать…

Пара быстротечных романов не в счёт. Всё заканчивалось тем, что когда мне нужна была помощь, меня просили делать что-то взамен, предъявляя, что я обязана расплачиваться. Такой сценарий меня абсолютно не устраивал.

В последнее время я вся в работе, может, потому что всё ещё переживаю уход папы. Он умер полгода назад.Собрала вещи я переехала в столицу.

Всё изменилось, кроме одного — день сурка.