Здравствуйте, меня зовут Лина, и я ненавижу своего начальника.
Если бы я пошла на какой-нибудь групповой психотренинг, что-то вроде «Как не убить босса» или «Как не вылететь с работы», я бы начала свою приветственную речь именно так.
Вы скажете: тоже мне проблема! И тут же начнете вспоминать, каким феерическим чудаком на букву «м» был ваш предыдущий начальник. Это, конечно, если вам повезло, а если не повезло, то этим самым феерическим не-скажу-кем окажется начальник нынешний.
Вы скажете: все ненавидят начальников! Это норма! – голосом ведущей одной из программ о здоровье.
Скажете ведь, да? Да? Ну да?
А вот и нет.
Ваших начальников, возможно, ненавидят все, а моего – я одна. То есть совершенно выбиваюсь из тренда. Все остальные его просто обожают.
Женщины любят его за ум, красоту, доброту и бесподобное чувство юмора. А еще за… Ну нет, если я начну перечислять все то, что они ему приписывают, то нескоро закончу. Даже наша уборщица тетя Света в возрасте за шестьдесят, свое «Доброе утро, Никита Владимирович» произносит с придыханием.
Мужчины влюблены в его костюмы, машины и во все то, что принято называть стилем жизни.
А я ни во что из этого не влюблена. Я его терпеть не могу. От всей души.
Иногда я сама задумываюсь: отчего столько ненависти? Что в нем такого, что раздражает меня так, будто бы он – воплощенный в человека скрип гвоздя по стеклу?
Привлекательный, остроумный, умеет себя держать, а главное, что заставляет всех вокруг пылать к нему необъяснимой нежностью, в свои двадцать пять владеет довольно немаленьким бизнесом и вполне приличным доходом. А также, поговаривают, изрядным количеством недвижимости, ну и чем там еще принято владеть у тех, кто всем владеет.
У меня из всего перечисленного есть только двадцать пять лет. Ну ладно, соврала, двадцать шесть. Хотя, после двадцати пяти эти подробности уже не имеют значения.
Представьте: каждый день я прихожу на работу и встречаю живое доказательство того, что я никчемно, бездарно потратила все эти годы, не добившись ровным счетом ни-че-го. И если бы это доказательство еще молчало!
– Лисова, о чем мечтаем? Трубка телефона последние десять минут лежит без дела. Ручки с карандашами сами себя не продадут!
Он улыбается. Он всегда улыбается.
Не знаю, на каком тренинге он такому научился, но эту улыбку хочется как можно скорее стереть с его лица. Желательно, чем-нибудь тяжелым.
С соседних столов сквозь прозрачные перегородки на меня уставились недобро и завистливо. Еще бы! Сам, нет, не так… Са-а-а-ам изволил обратить на меня внимание и даже знает мою фамилию. Лучше бы он ее забыл. Но как забудешь фамилию того, о ком говоришь чуть ли не на каждой планерке!
Я кисло улыбнулась и стала набирать номер.
Мы продаем канцтовары. Мы – это наш отдел, низшая каста, неприкасаемые. Крутые ребята продают оргтехнику, кулеры, кофемашины и прочее офисное оборудование. А самый крутой парень ничего не продает, он пинает других, чтобы они делали это лучше. А еще мотивирует. О, мотивация и тренинги – это отдельная история. Я не буду о них сейчас рассказывать. Но когда расскажу, поверьте, вы разрыдаетесь.
Наверное, услышав о продаже канцтоваров, вы вспомнили гениального Ди Каприо и его «Продайте мне эту ручку». Забудьте! Если бы это было так просто, как в кино, я бы каждый месяц становилась лучшим работником. Ну может быть, не каждый, а через один. Исключительно из чувства самосохранения, чтобы доброжелательные коллеги не придушили меня где-нибудь в подворотне и не упаковали в файлики в знак беззаветной любви к родной продукции.
На самом же деле лучшим работником месяца я была… Погодите, погодите, сейчас вспомню, сколько раз… Вспомнила! Ни разу!
К личности босса это не имеет ровным счетом никакого отношения. Но все-таки я должна об этом сказать, просто чтобы картина была полной. Я еще не знаю, зачем вам полная картина, может, она вам вообще не нужна. Ну раз уж я не пошла на психотренинг «Как не убить босса», нужно же мне кому-то выговориться.
– Да-да, благодарю вас. Безусловно, мне удобно. Через полчаса я буду. Конечно, вы сможете взглянуть на образцы лично. Мне тоже приятно с вами иметь дело! – я улыбаюсь самой идиотской улыбкой, хоть по телефону этого и не видно.
На том конце провода сказали, что в принципе им будет удобнее покупать канцтовары у нас – с доставкой, чем, как раньше отправлять снабженца в магазин. А если обслуживать их буду такая приятная и ответственная я, жизнь офиса сразу наладится, и всё наконец пойдет как надо. Только вот на картинках часто показывают одно, а в жизни – другое, поэтому неплохо было бы лично взглянуть на образцы.
Ну разве можно отказать таким приятным людям! Уж чего-чего, а образцов у нас немерено! И, кстати говоря, спрашивают за них не очень строго. Если бы я обладала хоть толикой предприимчивости, давно открыла бы свою маленькую розничную лавку, где просто загоняла эти образцы. А что, отличный бизнес, прибыль сто процентов. Но я, как вы помните, ничем кроме бесцельно прожитых лет не обладаю.
И именно поэтому сейчас в деловом костюмчике и на высоких каблуках потянусь на другой конец города показывать неведомому потенциальному клиенту папки, ручки, карандаши – все то, что он, конечно же, никогда в жизни не видел.
Это утро начиналось так же, как и любое другое утро буднего дня, – темень и безнадега. И я сейчас не о погоде. Погода была вполне себе ничего. Солнышко золотило все, что ему положено было золотить, птички пели то, что они обычно поют в таких случаях, а яркая майская зелень… тоже чего-то там делала, придумайте сами, мне что-то не хочется. Для меня каждый рабочий день – это сплошная и беспросветная чернота. Лишь по выходным реальность перестает быть густо-черной и окрашивается в приятный грязно-серый цвет.
Впрочем, это утро все-таки несколько отличалось от других. И даже, как ни странно, не в худшую сторону.
Мой вчерашний поход к клиенту увенчался успехом. Вполне приятный мужчина лет тридцати пяти, так воодушевился, увидев своими глазами канцтовары, что битых полчаса сравнивал точилки с бумагой для принтера и папки с дыроколами.
В результате мы пришли к неслабому консенсусу и теперь в моем портфеле лежал заказ на кругленькую сумму. Если честно, я не знаю, что их контора будет делать с таким количеством канцтоваров. Есть подозрение, что начнет приторговывать или раздавать нуждающимся, другого способа от них избавиться я не вижу.
Перспектива быть повешенной на ту самую доску почета отчетливо замаячила впереди. Неужели утро может быть добрым? Я суеверно поплевала через плечо, попрыгала на левой ноге и в результате вписалась в угол стола. Нет, моя жизнь – это по-прежнему моя жизнь. В ней ничего не может быть идеально. И если сегодняшний день будет хотя бы не таким паршивым, как все остальные, меня это уже устроит.
Возможно, так бы и получилось. Я пришла бы на работу, отчиталась о достигнутых успехах, которые превзошли любые ожидания, и получила свою порцию фальшиво-искренних аплодисментов от коллег.
Но судьбе было угодно иначе. Судьба в лице моей родной тетки в эту минуту уже стучалась в двери. Вернее, набирала мой номер.
Нет, я не собираюсь винить эту женщину во всех своих проблемах. Если бы тетя Рая не вмешалась в мою жизнь, я бы нашла способ испортить ее себе самостоятельно. В конце концов, я не раз уже успешно справлялась с этой задачей.
– Ангелина, мне нужна твоя помощь.
Этот тон не обещал ничего хорошего. Обычно он означал, что с минуты на минуту придется спасать мир, и никак не меньше. Я замерла, с ужасом ожидая продолжения.
– У нас в подъезде прорвало трубу.
Спорить с вдовой подполковника – себе дороже. Обычно на это никто не решается. Поэтому я лишь робко заметила:
– Может, все-таки лучше сантехника? Я, если честно, в трубах не очень…
– Не говори ерунды, – оборвала меня тетя. – Сантехника давно уже вызвали. Но ему нужен доступ во все квартиры. И я не могу пойти на работу!
Я вздохнула и начала подбирать правильные слова и верныйтон. Такой, чтобы моей дражайшей родственнице сразу стало ясно, в какую пучину огорчения повергла меня эта новость и как я ей сочувствую. Не успела…
– Ты пойдешь туда вместо меня.
Здрасте, приехали!
С тетушкиной работой все было непросто.
Она трудилась менеджером по уборке в одном частном коттедже. Очень частном и очень коттедже. Какие чудеса творились в этом восхитительном загородном доме, я не представляла. Возможно, там на каждом шагу стояли золотые унитазы, инкрустированные бриллиантами, а вместо музыкального центра владелец этого дома жал на кнопку, из-за шторки выходила Монсеррат Кабалье и начинала ему петь.
Деталей тетушка никогда не раскрывала, потому как при приеме на работу подписывала какую-то там бумагу о неразглашении. Этой секретностью она очень гордилась и, чтобы близкие не забывали, какая ответственная и серьезная у нее служба, иногда начинала что-то об этом рассказывать, обрывала себя на полуслове, будто спохватившись, закатывала глаза и ахала, виновато разводя руками – увы-увы, подробностей не будет.
Тетушка всегда подчеркивала, что в отличие от моей, у нее настоящая работа, на которой платят настоящие деньги. Вот тут, что называется, крыть было нечем, потому что в данном конкретном случае не слишком удачливый менеджер по продажам с треском проигрывал менеджеру по уборке. Периодически тетушка заводила беседу о том, что пора мне перестать маяться дурью и пойти уже к ней в помощницы, а со временем (судя по ее критическому взгляду на меня, где-то лет через сто) я дорасту и до собственного коттеджа, и у меня тоже будет личный водитель.
Водитель! Это то, чем тетя Рая гордилась почти так же, как секретностью и зарплатой, а может быть, и больше. Нет, вы не подумайте, шофер не возил уборщицу своего босса, куда она прикажет. Просто хозяин жил вдали от шума и пыли, километрах в двадцати за городом, а переезжать к нему менеджер по уборке Раиса Пална не планировала, поскольку пришлось бы тащить туда всех своих трех котов. Впрочем, и без котов хозяин ее не звал, предпочитая, чтобы прислуга была приходящей, вернее приезжающей. Поэтому водитель в семь утра забирал тетю Раю от подъезда, а к шести вечера возвращал назад. И раз в неделю возил в супермаркет закупить все необходимое для уборки.
– Вообще-то у меня тоже работа.
Я понимала, что спорить бесполезно, но не попытаться не могла.
– П-ф-ф, не смеши меня! Если ты потеряешь работу, через три дня найдешь точно такую же. Девочки на побегушках, которым можно почти не платить, очень востребованы. Да и в руководителях у тебя будет кто-нибудь поприличнее. Сплошную ругань и оскорбления даже за нормальную зарплату терпеть не годится, а уж за те гроши, которые ты получаешь!.. А если я потеряю работу, будет очень плохо.
Путь назад занял целую вечность и еще чуть-чуть. Все это время я рисовала себе картины одна другой страшнее, рука сама собой несколько раз тянулась к сумочке – достать телефон, позвонить тете Рае и выяснить, насколько близки к реальности мои самые ужасные подозрения. Но мне всякий раз удавалось одернуть непослушную конечность: вести подобные беседы в присутствии водителя было совершенно не к чему.
Наконец я выбралась из дорогущей машины, дождалась, пока она продемонстрирует свой задний бампер на выезде из двора, и торопливо набрала номер.
– Значит так. Тряпки, губки и все остальное лежит… – не дожидаясь вопроса, начала инструктировать меня тетя Рая.
Прежде чем у меня получилось вставить хоть слово, я узнала все о местонахождении стратегически важных объектов в доме моего босса.
– Стой, стой! – мне еле удалось вклиниться в обрушившийся поток ценных указаний. – Он сказал сегодня не надо убирать… А теперь внимание: вопрос. Что ты ему говорила про меня?
– Я? – голос тетушки сделался таким важным, что стало понятно: будет врать.
Вранье мне сейчас без надобности.
– Мне нужно знать точно, что ты говорила ему обо мне, а главное – о моей работе.
– Ну, понимаешь… – в голосе тети Раи слышалось некоторое смущение, и это был практически смертный приговор, потому что смутить ее невозможно.
– Говори как есть.
– Я немножко поделилась с ним твоими проблемами на работе…
Я чуть не застонала в голос.
– В каких именно выражениях ты ими делилась? – хотя спрашивать не стоило. Уж выражения-то я могла себе представить.
– Ну… Возможно, в резковатых… Никита Владимирович приятный и отзывчивый человек, и у него тоже торговая компания, я и подумала…
К этому моменту в речи драгоценной родственницы я уже практически билась головой о подъездную дверь.
– …вдруг он на тебя глянет, может, и предложит у себя хорошую должность.
– Предложит, обязательно предложит, – сказала я в трубку и отключилась.
Ну почему я не додумалась взять с драгоценной тетушки подписку о неразглашении?
Вот и всё. Была у меня работа, и нет у меня работы. А уж с той рекомендацией, с которой меня выпрут, шансов, что я ее когда-нибудь вообще найду, практически нет. По крайней мере в этом столетии. И в этой галактике.
Раз уж мои зубы вполне себе обойдутся без зубного, трубы у тетушки тоже в полном порядке, встречаться с клиентом я не собиралась с самого начала – получается, у меня вроде как последний законный выходной. Потому что завтра я стану безработной. И нужно провести его…
Стоп!
Что-то в мелькнувшей мысли было важное. Разумеется, не в той части, что касалась безудержного веселья в последний выходной, а раньше. Заказчик! Ну конечно, у меня в портфеле сейчас лежит последняя возможность получить хоть какие-то деньги.
Если вчерашний большой заказ от приятного и славного мужчины пройдет по бухгалтерии, то меня выпрут с работы не с фигой в кармане, а с очень даже приличными процентами, на которые я смогу прожить месяца три уж точно. И кто знает, вдруг за это время я доберусь до соседней галактики и найду-таки работу.
Я скрутила волосы в тугой узел, нарисовала себе лицо, упаковалась в деловой костюм и ослепительно улыбнулась перед зеркалом. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы у меня на лбу было написано: мой босс узнал, что я говорю о нем за спиной, и в ближайшие пятнадцать секунд планирует меня уволить. На лбу надо написать что-нибудь более жизнеутверждающее.
***
Я зашла в кабинет нашего завотделом, сияя улыбкой победителя всего на свете во всех категориях.
– Ты же собиралась к зубному? – продемонстрировал он отличную память и внимание к частным делам сотрудников.
– Собиралась, – улыбалась я во все тридцать три.Так, градус улыбки, пожалуй, стоит снизить, иначе он воочию убедится, что все зубы, вплоть до «восьмерок», у меня в полном порядке. Да и не может быть настолько довольной рожи у человека, которому предстоят пытки в кресле стоматолога.
Я достала бланк заказа и протянула начальнику. Он прочитал, тоже ослепительно улыбнулся, а дальше сделал то, после чего я решила, что из нас двоих к врачу нужно не мне. И не к стоматологу.
Продолжая радостно улыбаться, завотделом начал рвать бланк на мелкие кусочки. Может быть, ему уже сообщили о том, что я нынче персона нон-грата? Но даже это не повод отправить в мусорку такой крупный заказ.
– Фирма «Солярис», – со смехом сказал он. – Скажите-ка, Лина, а вас не смутило, что им вдруг понадобилось так много канцтоваров?
Возмущение варварскими действиями застряло у меня в горле, не успев вырваться наружу. Я ничего не ответила, но про себя подумала, что да, смутило.
– И вы наверняка носили им образцы, – он улыбался, как фокусник, который достал из пустой шляпы кролика и теперь наслаждается изумлением публики. – В этом же нет ничего странного! Разве может нормальный человек купить папку, предварительно не ткнувшись в нее носом?
Я без сил опустилась на стул. Мой последний шанс уплывал в далекую даль, даже не помахав ручкой. Неужели это все какой-то глупый розыгрыш?
В кабинет директора «Соляриса» я практически влетела. Нет, я, конечно, постучалась, но стук был тихим и коротким, и уж точно он уступал по громкости тому, как громыхнула дверь об стену. Я стояла на пороге аки Немезида, богиня возмездия, и никакого продажного блеска в глазах, никаких положенных улыбок в моем арсенале не было. Нет, в арсенале, конечно, были, все-таки главное оружие как-никак, но по такому случаю я их упрятала в кобуру, чтобы не отсвечивали и не мешали интеллигентному разговору двух вежливых людей.
– Как вам не стыдно? – поздоровалась я с хозяином кабинета.
Если честно, никакого плана у меня не было. Убивать негодяя, крушить его мебель или делать что-то еще, что попадает под статью уголовного кодекса, я не планировала.
Жизнь моя, конечно, кончена и испорчена, но не до такой степени. А ограничиться только устным внушением было бы как-то недостаточно. Все-таки речь идет о моей испорченной жизни.
Хозяин «Соляриса», как бишь его, Павел Александрович смотрел на меня такими удивленными глазами, что сразу было понятно: ему никак не стыдно, вообще ни капельки. Ну, конечно, он ведь не считает чем-то зазорным отнять кучу времени у агента своего давнего неприятеля.
– То есть самому боссу вы морду начистить стесняетесь или кишка тонка? И поэтому отрываетесь на его агентах? Я вчера на вас полдня потратила! Прыгала тут, про папки рассказывала, как будто бы это космический корабль или баллистическая ракета. Надо было догадаться, любой нормальный человек в том, как закрывается папка, может разобраться и без посторонней помощи!
Если нельзя убивать и портить имущество, нужно хотя бы оскорбить и заставить усомниться в собственной мужественности. Замена, конечно, неравнозначная, но приходится брать, что есть.
– Оба вы хороши! Не понимаю, что вам враждовать, прекрасно бы нашли общий язык. Я, между прочим, вчера с вами полдня потеряла. А теперь меня увольняют…
Строго говоря, в моем увольнении он был не виноват. Но меня уже несло, я не могла остановиться.
– Я останусь без средств к существованию! И всё из-за вас!
Черт, получилось как-то неубедительно.
Пока я шла сюда, я представляла, какими эпитетами награжу вероломного заказчика, который вовсе не заказчик. А теперь все это куда-то пропало. Остались только какие-то странные упреки на уровне жалоб воспитательнице в детском саду или еще хуже – супружеских обвинений: ты мне жизнь сломал, я на тебя свои лучшие годы потратила.
На всех этих тренингах нас зачем-то учили находить с людьми общий язык и вызывать у них симпатию. Совершенно бесполезное умение! Почему было не научить нас чему-нибудь по-настоящему нужному. Ранить в самое сердце одним прицельно брошенным словом или показать человеку, что он ничтожество, просто изогнув бровь. Но нет, ничего этого я не умела, и от отчаяния уже была готова разрыдаться.
– Вы закончили, Лина? – очень вежливо спросил меня Павел Алексеевич. Да, кажется, все-таки Павел Алексеевич.
– Вы мне сломали жизнь, – добавила я на всякий случай.
Но это было уже и вовсе жалко. Настолько жалко, что моя сломанная жизнь встала у меня перед глазами во всей своей чудовищной непривлекательности. В носу защипало, и я поняла, что еще немного – и я разрыдаюсь.
– А теперь давайте, Лина, я налью вам кофе, и вы мне объясните, что случилось и какое отношение мой вчерашний заказ имеет к вашему увольнению и к вашей сломанной жизни.
– Ну как же? – я достала из сумочки платок и промокнула глаза. – Фирма «Солярис». Вы с нашим боссом в контрах, и поэтому издеваетесь над агентами. Заставляете их приносить вам образцы, как будто бы этих образцов никогда в жизни не видели, тратите кучу их времени, а потом ничего не покупаете.
«Солярис» все это время колдовал над кофе-машиной. Надо же какой самостоятельный! Даже кофе сам делает, не поручает секретарше. Ну, конечно, секретарша же своя, собственная, это не чужие агенты, чье время вообще ничего не значит. Он поставил чашечку на стол и усадил меня возле этого стола. Сам сел напротив и сказал слово, которое заставило меня покраснеть до кончиков ушей:
– «Солярус», Лина. Наша фирма называется «Солярус». Я не знаю, что там у вашего босса с нашими почти тезками.
– Вражда.
Уж не знаю, почему я решила, что этот пробел в знаниях заказчика обязательно надо восполнить.
– Они вроде бы одноклассники. С тех пор и враждуют.
Я посмотрела в лицо своему оппоненту. Нет, ну как же можно быть такой непроходимой дурой? Как они могут быть одноклассниками, если этот «Солярис»-«Солярус», ладно так уж и быть, за хорошее поведение вернем ему имя. Павел… Отчество никак не вспоминалось, а смотреть в визитку было неудобно, поэтому он остался просто Павлом. В общем, если этот Павелна хороший десяток лет старше моего босса.
Заново проименованный Павел смотрел на меня с каким-то странным выражением лица.
– Наверное, это не так уж и важно, – наконец, выговорил он. – В любом случае наш бухгалтер с утра оплатила счет. Думаю, комиссионные покроют ваши страдания по поводу бездарно потраченного дня…
Черт, ну что же сегодня за день такой? А ведь с утра он обещал оказаться вполне приличным. В результате еще едва перевалило за полдень, а я уже умудрилась потерять работу и оскорбить целых двух человек. И если первого было не жалко, то перед вторым получилось как-то совсем неудобно.
Нет, этот день все-таки не так уж и плох. Есть подозрение, что меня уже не уволят. Кто увольняет курицу, несущую золотых Павлов Александровичей или Алексеевичей?
Кстати, все-таки Александрович или Алексеевич? Следовало бы вернуть хорошему человеку незаконно отобранное отчество. Я полезла в сумочку, достала визитницу, покопалась в ней. Если честно, визиток было не так уж и много, так что нужная нашлась быстро.
Александрович, конечно, Александрович, как я могла забыть.
Но практически в ту же секунду, как я взглянула на визитку, информация об отчестве директора стала совершенно лишней.
На визитке русским по белому крупными буквами было написано «СОЛЯРИС».
Нет никакого «Соляруса».
Нет никакого заказа на принтеры.
Нет никакого заказчика Павла, с которым мы будем обсуждать адронные коллайдеры.
Есть самый глупый в мире агент, которую в одном и том же месте обманули дважды, при том что она была предупреждена: там обманывают.
Профнепригодность как она есть.
День снова стал… К черту! Мне надоело следить за перепадами в его цветности. Тем более что сейчас у меня есть дела поважнее: пойти и написать заявление об уходе.
Не дожидаясь беседы с боссом. Не дожидаясь новых унизительных подколок, теперь уже не только от него, а от остальных обитателей нашего дружного серпентария.
****
Заявление об уходе можно подать и начальнику отдела, а он там уже передаст его вверх по вертикали. Хоть несравненному Никите свет Владимировичу, хоть самому господу богу.
Получу расчет, уеду на недельку за город, к счастью, это можно сделать практически бесплатно, и там на природе под сенью струй подумаю о своей грустной жизни.
Возможно, пойду в копирайтеры. Это, конечно, унизительно, но зато не надо таскаться на работу и терпеть боссов. А платят там – как повезет.
Я представила себя через несколько месяцев копирайтерства: неделю неумытая, с всклокоченной прической, с красными от компьютера глазами. Коробки от пиццы по всей территории комнаты и много-много пустых чашек со следами кофе. А если раз в неделю или две придется выйти на улицу, поездка в маршрутке приравнивается к кругосветному путешествию.
Ух ты, люди! Смотри-ка, светофор! Надо же – вывеску сменили, раньше там был детский магазин, а теперь секс-шоп. Наверное, в детском магазине упал спрос, и они решили таким образом простимулировать.
Так вот однажды выйдешь из квартиры, а уже наступило будущее. Люди летают в флайерах, рубятся на световых мечах, а ты все еще пишешь вдохновенные тексты об изысканных смесителях, которые «удовлетворят даже самый взыскательный вкус».
В общем, это мы уже проходили. Нет, конечно, от безнадеги и безысходности можно вернуться и к смесителям, к тому же их иногда разбавляют керамической плиткой, детской обувью и даже автомобилями. За последние почему-то платят меньше всего. Но пока все-таки остается надежда, что сень струй вдохновит меня на что-нибудь более привлекательное.
Но в любом случае краны с унитазами не дадут умереть от голода.
***
В кабинет к завотделом я старалась проскользнуть тише мыши. Если сейчас написать заявление об уходе, не привлекая к собственной персоне лишнего внимания, кто знает, может быть, история о том, как вреднючий «Солярис» дважды обманул самого глупого в истории человечества агента, не станет местной легендой, которую будут рассказывать новичкам, после того как я уйду. Сама делиться подробностями нашей с «Солярисом» встречи я точно не собиралась.
– Линочка, а я вас жду, – завотделом встречал меня так, будто бы я его столетняя бабушка-миллиардерша, которая, безусловно, еще крепка здоровьем, но… все мы не вечны.
Он усадил меня за стол и бросился к кофе-машине. Я тяжело вздохнула. Кажется, я еще не скоро смогу смотреть на офисное оборудование без тяжелого вздоха. Будто бы на каждом принтере саморезами намертво прикручена табличка «Лина – дура!».
– Я сегодня с утра немножечко погорячился…
Передо мной возникла очередная чашечка с кофе. Они все сговорились и решили обеспечить мне бессонную ночь? Так не стоило беспокоиться! Вышвырнутые за борт жизни агенты спят вообще не слишком крепко. Им снится будущее, черное и беспросветное, как этот кофе.
– Дело в том, что Павел Александрович, – когда завотделом говорил это, глаза у него были как у бешеной улитки: практически вылезли из орбит, – оплатил заказ, и сейчас продукцию отгружают.
Я поперхнулась кофе. Есть подозрение, что мои глаза стали приблизительно такими же, как глаза собеседника.
– Оплатил?
– Да, никто не ожидал. Если честно, ему давно уже никто не звонил, и теперь я понимаю, что это было большим упущением. Это непрофессионально – переставать пытаться. Нельзя переставать пытаться! Возможно, у человека изменились обстоятельства, возможно… – он вытер платком пот со лба. – Да после этого всё возможно. И, безусловно, на ближайшем собрании я приведу вас в пример другим сотрудникам.
– Не надо, – быстро ответила я.
Перспектива быть задушенной в подворотне и упакованной в файлики теперь всерьез замаячила перед глазами.
Как я ни настраивала себя на то, что все будет в порядке, мне было страшно и неловко.
Если когда-нибудь вы говорили о ком-то плохо за спиной, а потом вдруг он об этом узнавал и вам приходилось с этим человеком встречаться и смотреть ему в глаза, вы меня поймете. Тут уж не важно, правда то, что вы говорили, или гнусный вымысел. Вы сплетничали, и это уже ставит вас в разряд существ низшего порядка. А тот, кого вы незаслуженно оболгали (или заслуженно обложили правдой, это, повторюсь, не играет никакой роли), автоматически становится великомучеником, жертвой злостных инсинуаций.
Хотя, о чем это я! Вы наверняка не подставлялись там глупо. А вот я – очень даже да. Поэтому я с обреченным видом преодолела лестничные пролеты, постучалась, прошла мимо секретарши, которая придавила меня к ковровому покрытию презрительным взглядом старой девы, и открыла тяжелую дверь.
И тут же мои глаза ослепило сиянием нимба!
Ладно, вру, не было никакого нимба. Но должна же я была как-то показать, что обидела не кого-нибудь там, а этого святого человека!
– Здравствуйте, Лисова, присаживайтесь.
Я на всякий случай посмотрела, нет ли на стуле, на который мне широким жестом указал свет очей, канцелярской кнопки. Ее не было. Тогда я еще провела по сидению рукой: проверила наличие силикатного клея.
Не знаю, зачем.
Честно говоря, с трудом представляю Никиту Владимировича, который с выражением лица малолетнего пакостника, укладывает рядочком кнопки на мой стул.
А, нет! Вот представила. И вообще. Есть ли такая гадость, в которой я на все сто процентов не стала бы его подозревать? Вряд ли.
– Даже не знаю, что сказать… – шеф опять не улыбался.
Это настораживало. Черт возьми, неужели я что-то испортила в этом безупречном механизме? Раньше он всегда знал, что сказать. Впрочем, для человека, который привык купаться во всеобщем обожании, узнать, что кто-то его терпеть не может, должно быть очень болезненно. А главное – ведь тут же начинаешь подозревать, что и другие, возможно, любят его чуть меньше, чем кажется. А что, я ведь тоже не ходила на работу в майке с надписью «Андреев – козел!»
– Я долго думал обо всей этой ситуации… И вынужден признать, что был не прав.
А вот это неожиданно. Как-то не так я представляла себе этот разговор.
– Я действительно относился к вам предвзято. Мне, как руководителю, следовало указывать на ваши недочеты лично, а не делать это при коллегах. Возможно, следовало поручить беседу с вами непосредственному начальнику. А шутки… Мне казалось, что таким образом в коллективе создается непринужденная атмосфера. Видимо, я ошибался. В общем, я обещаю, что впредь буду избегать панибратства. Вы готовы принять мои извинения и продолжать работать дальше?
– Ну… В общем… да, – не так уж и просто было выдавить из себя эти слова.
Интересно, а если бы не «Солярис», стал бы тут кто-нибудь передо мной извиняться? Впрочем, ответ очевиден. Разумеется, нет. Так что, как ни крути, а Павел Александрович сыграл мне на руку.
– Теперь к делу.
Покончив с извинениями, Никита Владимирович быстро избавился от неправильного выражения лица и снова засиял своей обычной улыбкой. Я выдохнула с облегчением. Значит, не сломался. Просто включилась какая-то доселе невиданная мною опция.
Видимо, переход от режима «У нас все отлично, чего и вам желаем» к режиму «Что за чертова хрень тут творится?» у Никиты Владимировича не слишком хорошо отработан. Ничего, десяток-другой тренингов – и научится, будет практически как живой.
– Я пытался направить в компанию «Солярис» нашего специалиста, который отлично разбирается в офисной технике. Однако, они, – это слово заставило его почти поморщиться. Чем же так насолил Павел Александрович нашему свету очей, что он даже имя его произносить не хочет? – отказались. Сказали, что нашли специалиста, с которым предпочли бы сотрудничать и дальше по всем вопросам. То есть вас.
Звучало угрожающе. Нет, конечно, я разбираюсь в офисной технике. Ну, как разбираюсь – принтер от кулера отличу. Ну и все на этом. То есть всерьез работать с оргтехникой я не готова. Но, похоже, это вообще никого не волнует.
– Вот, пожалуйста, – босс протянул мне увесистую пачку листов формата А4. – Здесь список того, что мы можем предложить. Изучите его. Надеюсь, до десяти утра времени вам хватит. А завтра в десять вас ждут, – он умудрился почти не перестать улыбаться. Вот это мастерство! И все-таки заметно: Павел Александрович вызывает у него нечто похожее на зубную боль. – Вопросы есть?
Вопросы у меня были. Много. Но далеко не все их стоило задавать, и поэтому я спросила главное, что меня волновало на данный момент. С чего вдруг старый недруг сменил гнев на милость и вместо того, чтобы вдоволь поиздеваться над холопами неприятеля, решил взять да и затариться по полной?
– Этот Павел Александрович, – босс снова поморщился, – вернее, фирма «Солярис», – поправилась я, – говорят, они раньше принципиально не брали у нас продукцию. Вроде бы как по каким-то соображениям… – я почувствовала, что начинаю мямлить. Вот «Солярису» я все легко высказала, но почему-то сказать шефу что-то вроде: «Из-за ваших школьных разборок приличный клиент теперь не хочет с нами работать» язык не поворачивался. – А теперь вот берет…
Я едва не опоздала. Прическа, макияж, костюм – сегодня на все это ушла целая уйма времени. Стрелки на глазах рисовались криво, волосы укладывались не так и не туда. А все деловые костюмы как будто бы сели за ночь на размер – ни один не хотел ложиться по фигуре. Это была война! Но в кабинет к Павлу Александровичу я пришла во всеоружии: ослепительно улыбаясь. Кое в чем наш шеф все-таки прав: улыбка – хорошее дело, особенно когда ты ничего не знаешь ни о товаре, ни о потребностях покупателя.
На этот раз в кабинете наш новый любимый заказчик был не один. Рядом с ним сидел юноша ботанистого вида и с умным видом тыкал пальчиком в монитор.
«Солярис» поднял на меня взгляд, но надолго его не задержал:
– Вы уже здесь? Отлично, присядьте и подождите, мы сейчас закончим. Если хотите, можете сделать себе кофе, – он кивнул на кофемашину.
Я решила не рисковать. Кофе я выпила утром, а с моим везение эта чертова машина наверняка бы сломалась в ту же секунду, как я до нее дотронусь. Развалилась на кусочки, или выдала бы вместо кофе морковный сок, или не знаю, что бы еще сделала, но нашла возможность выставить меня перед новым заказчиком полной дурой. А свое неумение обращаться с техникой демонстрировать не хотела.
О чем там говорили «Солярис» с ботаником, я не вслушивалась. В конце концов, я тут в качестве агента по продажам, а не в качестве промышленного шпиона, что бы там себе ни мечтал на эту тему Никита Владимирович.
Наконец они закончили и отправили на принтер какой-то важный документ. Наверное, важный. Не могу же я предположить, что такой серьезный человек, как Павел Александрович, в десять утра будет заниматься какой-нибудь ерундой!
Как только ботаник вышел из кабинета, «Солярис» перевел наконец-то взгляд на меня и расцвел улыбкой.
– Вы негодяй, – не слишком уверено заявила я. – Вы меня обманули.
– Лина, вы повторяетесь. Негодяем и обманщиком я уже был вчера, а еще сломал вам жизнь.
– И что, с тех пор вы исправились? Снова меня обманули. Наплели про «Солярус»…
Когда-нибудь, когда я стану великим продажником, лучшим торговцем всех времен и народов, а заодно бизнес-тренером и коучем (что бы это ни значило), я буду рассказывать молоденьким и глупеньким студентам, как ни в коем случае нельзя разговаривать с заказчиками. И обязательно включу в список «запрещенки» все то, что только что наговорила Павлу Александровичу.
Но, разумеется, никому не скажу о том, на какую сумму можно получить заказ, если начинаешь свое общение с клиентом такими вот простенькими фразами. Как сумасшедший из анекдота, удвший рыбу в наполненной ванне, сказал врачу: «Не клюет!» – чтобы не выдавать рыбных мест.
Мне в руки снова легла стопка листков.
– Вот наш заказ, там списки товаров и офисы, куда их нужно доставить.
Эта фраза практически примирила меня с загубленной жизнью.
– Так вы и пальцы за меня загибать будете! – восхищенно проговорила я.
«Солярис» улыбнулся уже теплее. Ну да, все мы родом из детства. Все любим мультфильмы.
А вообще, стоит признать: отличная у меня работка получается! Лишь бы сейчас вслед за молодцами из ларца Павел Александрович не заявил, что есть (то есть получать комиссионные) он тоже будет вместо меня.
– Ну что ж, раз тут мы закончили, предлагаю отпраздновать нашу великую сделку и позавтракать вместе, – с улыбкой сообщил Павел Александрович.
Улыбался он хорошо, профессионально, а потому у меня не мог не возникнуть вполне логичный вопрос: что сейчас мне попытаются «продать»?
Видимо, сомнения отразились у меня на лице. Как-то все слишком радужно получается. И потому волей-неволей возникает вопрос: где тут мышеловка, в которую меня загоняют?
– Да не смотрите на меня так, не думали же вы, что я и правда поручу вам выбирать оргтехнику? Мне вообще-то надо, чтобы она работала, а еще работала так, как мне надо. Так что я пригласил стороннего специалиста. А что касается завтрака, считайте, что это деловой ланч. Я же вижу, что у вас накопились вопросы, и разве не удобнее задать их в неформальной обстановке?
Что есть, то есть. Вопросов у меня поднакопилось. Но даже при этом завтракать в компании «Соляриса» не особенно хотелось. Тяжело вздохнув, я согласилась.
Вперед, к мышеловке!
***
– Почему вы передумали? Почему решили покупать у нас?
– Вам сказать правду? – задал он не менее странный вопрос.
Ну что вы, зачем? Просто придумайте что-нибудь! И вообще, к чему так напрягаться? Я лучше сама за вас придумаю.
Например, вот: Павла Александровича похитили инопланетяне, и теперь вы за него. Или вот: у вас ретроградная амнезия и вы напрочь забыли, что вам положено ненавидеть нашего босса, а не торговать с ним.
В общем, я очень хотела так ответить, но не стала. Что-то подсказывало мне, что с Павлом Александровичем придется подружиться. Ну или хотя бы сделать вид.
– Конечно, правду, – улыбнулась я.
– Я вам расскажу, но при одном условии. Мне бы не хотелось, чтоб об истинных причинах узнал Никита Владимирович. Вы можете мне это пообещать?