Макс
— Ты сядешь и надолго, ...
Я усмехаюсь, откидываюсь на спинку скрипящего подо мной, старого стула и в упор смотрю на мента.
Моё молчание этого подполковника из себя выводит, и хорошо. Я могу долго молчать.
— Послушай, — он вздыхает, бросает на стол ручку, — ты правда хочешь сесть за этих отморозков? Думаешь, оценят? Насмотрятся дебильных сериалов про братков, тьфу, мать вашу...
Я все так же молча наблюдаю, как он хлопает себя по карманам, потом встаёт, идёт к окну, достает из пачки сигарету и, открыв форточку, прикуривает.
Движения у него какие-то нервные и в то же время медлительные. Вообще мужик знатно потрепанным кажется, уставшим. Полжизни, наверное, на эту работу положил.
И чего ради?
Чтобы день за днём с такими, как я, разговаривать, признание выбивать и очередной отчёт о проделанной работе строчить? И все это за смехотворную зарплату.
А они ведь учатся, следаки эти. Институты, все дела. Годы, потраченные впустую и сотни покалеченных жизней за ментовскую карьеру. Этот вон до подполковника дослужился. Скольких за решетку засадил невиновных, чтобы очередную звезду на погоны прикрепить?
Или этот честный?
Вряд ли. Молодой слишком и уже подполковник.
Особые заслуги?
— Ты ещё можешь пройти свидетелем, — выдохнув очередную порцию дыма, он косится на меня и снова затягивается.
Я продолжаю молчать. Мы в эту игру уже третий день играем. Он вопросы задает, я молчу. Мне кажется, у меня на лице написано, где я его предложение вертел. Конечно, свидетелем. Я тачку не у простого слесаря угнал. Нет, там дядька посерьезнее был и тачка непростая, мне на такую и жизни не хватило бы заработать.
— Ты не понимаешь, что ли ни черта!
Он вдруг срывается, орет, а я удивленно вскидываю брови. За три дня этот мужик ни разу из себя не вышел, а тут… Нервы сдали что ли? Или давят на него сверху, признания моего требуют? Скорее второе. Наверняка владелец тачки ждет, как меня раскатают по полной.
Следак тем временем возвращается за стол, снова берет свою несчастную старую ручку и начинает по новой вертеть ее в пальцах.
— Слушай, Данилов, ты совсем дебил или надеешься по малолетке проскочить? Не получится, тебе меньше месяца до совершеннолетия и судить тебя как взрослого будут.
Я, честно говоря, ни на что не надеюсь. Сложно на что-то надеяться, когда тебя в казенных апартаментах держат и каждый день на допрос к следаку водят. Просто понимаю, что никаких поблажек не будет и с дела я никак не соскочу, а все эти сказки, что поет подполковник — уловка. С чего бы ему меня отпускать? Свидетелем проводить, когда все можно оформить как взятие ОПГ, сразу после дачи мною признательных показаний.
Ага, хрена тебе лысого, а не еще одна звезда на погонах.
— Дурак ты, пацан. Ты хоть понимаешь, с кем связался и кого покрываешь? Они же уроды конченные. На них четыре трупа, один девчонки восемнадцатилетней. И это только те, о которых мы знаем. За кого ты срок мотать собрался, принципиальный ты мой.
Поднимаю на него взгляд, кривлю губы. Ну нет, теперь я тебе точно ничего не скажу. Я может и кажусь туповатым, но это только на вид. Одно дело тачку угнать и совсем другое сесть в составе группы, на которой убийства висят.
Конь, сука, во что ты меня втянул?
— Молчишь?
Он качает головой, потом выдвигает ящик из своего стола и достает из него какую-то папку. Открывает ее, листает. Я все это время наблюдаю за его действиями. Слова следака, к несчастью, все же на меня подействовали, но не настолько, чтобы себе приговор подписывать и на пожизненный идти.
Пока прокручиваю в башке сказанное, следак находит то, что искал и с грохотом швыряет на стол, прямо перед мной. Бросаю взгляд на фото и сразу отворачиваюсь. К горлу подступает тошнота.
— Вот это, Анна Соколова, сюда смотри, — подполковник наклоняется вперед, нависает надо мной и орет чуть ли не в ухо, — и таких Ань будет больше, если ты будешь дальше молчать.
Невольно кошусь на изображенное на фотографии, изуродованное тело девчонки. Моя ровесница.
— Рассказать подробно, как она умерла?
— Не надо, — огрызаюсь, не сумев сдержаться.
Черт!
Чувствую, как меня начинает мутить.
— Уберите, я ничего не буду говорить и мне адвокат положен, государственный, — произношу, сцепив зубы.
Пусть отправляет в камеру, мне добавить нечего.
— Идиот малолетний, — он снова заваливается в кресло и кричит: — дежурный, уведи его с глаз моих.
Возвращаюсь в камеру и с удивлением обнаруживаю, что у меня появился сосед. Бритоголовый амбал лежит на моей кровати, скрестив ноги и закинув руки за голову. Смотрит на меня в упор, ухмыляется.
— Это мое место, уважаемый, — произношу ровно, взгляд не отвожу.
Мне плевать, в общем-то, на его размеры, а вот на кровать свою с относительно чистым бельем — нет.
Мужик, впрочем, вставать не торопится, только лыбу шире давит. И вот на этом моменте я ловлю себя на отнюдь не радостной мысли. Этот урод здесь неспроста появился. Наверняка нарочно подселили.
Для чего?
Показания из меня таким образом выбить?
Четко осознаю, что рыпаться нет смысла и облегчать задачу бритоголовому не собираюсь. Делаю шаг назад, пусть и знаю, что даже если позову на помощь, никто не «услышит».
Конь, сука, придушу дебила.
Осматриваюсь в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы послужить оружием, но кроме пустого мусорного ведра в углу, ничего не нахожу. Вырвать прутья у кровати, как это делают в тупом кино, у меня вряд ли получится. Никогда в эту херню не верил.
Мне везет только в том, что бугай не торопится приступать к делу. Куда же без дебильной театральщины. Подослали бы кого поумнее, я бы наверняка уже собственные кишки по бетонному полу размазывал.
— Побазарим? — прокуренный осипший голос разносится по камере.
Дряхлая кровать скрипит под массой бритоголового зека. Надо сказать, при его габаритах он довольно ловко двигается. Ну минут десять я, пожалуй, продержусь, а дальше — кишки на бетоне.
Перспектива так себе, однако через секунду она становится еще менее радужной. В левой руке амбала блестит острый предмет. Отлично, у этого козла еще и заточка имеется.
Свидетелем пойду, говоришь, да, подполковник?
Сосед мой новоиспеченный подается вперед, заносит левую руку, явно намереваясь воткнуть в меня заточку. Избежать участи оказаться продырявленным насквозь мне удается только за счет скорости. Вес амбала, пусть не сильно, но замедляет выпад. Хватаю его за руку, и чувствую жгучую боль в затылке. Знатно прикладываюсь башкой о ржавую дверь. В глазах на мгновение темнеет и мне с трудом удается удержаться на ногах.
Он меня здесь прикончить решил, что ли? Или переигрывает?
— Пусти, — хриплю, в попытке оттолкнуть бугая.
Не знаю, как мы оказываемся на полу, башка звенит от удара, лицо напротив расплывается. Из последних сил сопротивляюсь, понимая, что еще секунда — и заточка будет торчать из моего глаза.
В голове звучит «это конец» и я уже готов почувствовать адскую боль, как вдруг неожиданно получаю свободу. Слышу топот, чьи-то голоса и закрываю глаза.
— Данилов, парень, эй.
Кто-то, не щадя, бьет меня по щекам.
— Живой?
— Да живой.
Открываю глаза и встречаюсь взглядом с охранником. Ну надо же, как вовремя. Отличные методы убеждения в этом месте. Наглядное пособие можно писать. А вот хрен тебе, подполковник, теперь я точно нихрена не скажу. Даже если пытать будешь. Просто из принципа. Не повысишь ты за мой счет раскрываемость.
— Встать сможешь? — голос охранника отдается в затылке острой болью.
Нормально я так шарахнулся.
Киваю в ответ, сажусь и с помощью того же охранника поднимаюсь на ноги.
— А идти? — смотрю на него непонимающе.
— Че? — морщусь от очередной вспышки боли в затылке.
Видимо, все серьезнее, чем я бы мог подумать.
— Да, могу. К…куда?
— К следователю.
Сука. Убеждаюсь в своей догадке. Все-таки амбал — работа подполковника. Мент поганый, хоть бы подождал часок, ради приличия.
Киваю. Сил говорить нет. Выхожу из камеры, не дожидаясь команды, встаю лицом к стене, прижимаюсь к ней лбом, закрываю глаза и завожу руки за спину. Проходит секунда, другая, третья. Дверь камеры со скрипом закрывается, по коридору проносится хлопок, в старом замке поворачивается ключ, после слышу, как звенит связка, но почему-то никто не торопится надевать на меня браслеты.
— Так иди, — обращается ко мне один из охранников.
— Вить, ты че, не по уставу, — начинает беспокоиться второй.
— Так я то что, приказ Анатолича, — отвечает тот самый Витя.
Я пожимаю плечами, опускаю руки и иду в уже привычном для меня направлении.
— Только без глупостей, — предупреждает напарник Вити.
Усмехаюсь. Я ногами то едва шевелю, затылок вон пробит, что я сделать могу против двух бугаев с дубинками и стволами. Не то чтобы я сильно за эту жизнь держусь, но так тупо подыхать не готов.
— Стой, — в спину раздается приказ.
Охранник Витя проходит вперед, стучит в дверь подполковника и нажимает на ручку.
— Товарищ подполковник, задержанный…
— Давай его сюда, — из кабинета доносится голос подполковника.
Напарник Вити, не церемонясь, грубо толкает меня вперед. Переступаю порог и поднимаю голову.
— Свободен, — командует подполковник, — вот, полюбуйся, красавец.
Только теперь осознаю, что в кабинете помимо следака сидит еще один человек. Перевожу взгляд на гостя и узнаю в нем хозяина тачки, которую я неудачно пытался угнать три дня назад.
— Вы, — усмехаюсь.
— Я, — кивает мужик, — присаживайся, Максим, поговорить надо.