
Королевство Далматия…
- Выметайся, Джульетта! – язык Ромео заплетался. Кажется, он в стельку пьян. – Я ненавижу тебя!!! Ты испортила мне жизнь! Зачем ты вообще родилась???
Я слушала жестокие слова с ужасом.
Двойник моего возлюбленного Романа, оставшегося в прежнем мире, был жесток и высокомерен. Он ненавидел меня всей душой. Точнее не меня. А ту девушку, в тело которой я – Юлия Осинская – попала несколько недель назад. Ее звали Джульетта, и эти имена - Ромео и Джульетта – казались мне насмешкой теперь.
Где вечная любовь, воспетая Шекспиром? В новом мире эту пару объединяет лишь ненависть…
Потому что Ромео не хотел жениться на Джульетте, а его вынудили. Он любил другую, но вынужден был растоптать свои мечты, поэтому теперь… винил жену в своих несчастьях.
Точнее, винил меня. Потому что Джульетты больше нет. Вместо неё я – попаданка.
Я мечтала о втором шансе на жизнь, так хотела стать здоровой, снова ходить, мечтать, любить…
Ходить кое-как смогла, а вот остальное...
- Я ненавижу тебя, Джульетта... – снова прошептал Ромео и уснул на диване в гостиной своего поместья…
***
Наш мир, за несколько недель до этого…
Я лежала в кровати, уставившись в потолок. Он был неровным, с пятнами и трещинами, но эти дефекты были знакомы мне до мелочей. Я могла бы закрыть глаза и мысленно рисовать каждую линию, каждое пятно, ведь разглядывала это часами напролет. Порой мне казалось, что я и сама стала частью этого блеклого, застывшего в полумраке пространства.
Тетя Зина влетела в комнату. Как всегда, шумная, веселая, с бодрой улыбкой на лице. Казалось, ее ничем невозможно было выбить из колеи. Она что-то тараторила о погоде, о ценах в магазине, о соседях, которые опять, по ее словам, вели себя как дикари. На меня не смотрела. Она, в принципе, игнорировала меня большую часть жизни.
Слушать этот треп было невыносимо. В этой ее бодрости отчетливо звучала полная уверенность в том, что только она знает, как будет лучше.
На прикроватный столик тетя поставила тарелку с едой. Картошка и котлеты. Последние сухие, как всегда. Я только тяжело выдохнула, не скрывая своего жгучего раздражения. Зачем она снова это принесла? Сколько раз я просила готовить что-то другое, которое не вызывает у меня такого отторжения в желудке. Но тетя неизменно повторяла, что я просто придираюсь и журила за хроническую неблагодарность.
— Юля, ешь быстрее! — сказала она, похлопав меня по плечу, будто поощряя маленького ребенка. — Через полчаса придет врач. Посмотри на себя! Волосы сбились, лицо лоснится. Ты и так не красавицы, девочка моя, а без нормального ухода так вообще… отпугивать людей будешь. Надо немедленно причесаться и умыться…
- На себя посмотрите… - процедила я злобно и, схватив вилку, медленно отломила кусочек котлеты.
Та крошилась во рту. Несоленая, безвкусная. Я знала, что тетя сделала пищу невыносимо невкусной намеренно. Ей нравилось выводить меня из себя, подчеркивать мою беспомощность и радоваться тому, что в свои почтенные годы она всё ещё скачет, как коза, а я – молодая, двадцатитрехлетняя девушка бесполезна - словно старое бревно…
Денег хватало. Отец регулярно присылал огромные суммы на мое содержание и на зарплату тёте из Испании, обещал в следующем году забрать меня к себе в свою новую семью. Поэтому дело было не в нужде, а в личной вредности тёти Зины, в ее особенной глубокой ненависти ко мне, хотя я до сих пор не понимала, чем её заслужила.
Раздражение снова не удержалось внутри.
— Тебе тоже не мешало бы хоть иногда постараться, тётя! — выпалила я в очередной раз, с трудом проглотив этот несчастный кусок котлеты. — Я же просила, приготовь мне что-то попроще. Моему желудку тяжело есть такую сухую пищу!
— Ах, Юля, какая ты перебора! — недовольно сжала губы тетя Зина. — Ты не представляешь, сколько у меня еще сегодня дел! Я не умею готовить по-другому, и я тебе не шеф-повар. Ешь, что дают, и хватит капризничать.
Снова захлестнула злость. Я опять попыталась объяснить ей, что нормальное приготовление пищи входит в ее обязанности, потому что это ее работа, но тетя Зина отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. Её не интересовало, чего я хочу, а чего не хочу. Она просто делала то, что считала нужным, и ничто не могло ее переубедить.
Как ни странно, наши мнения категорически разнились абсолютно во всем. Я пыталась жаловаться отцу, и не раз, но он неизменно говорил:
— Ты должна быть благодарной. Зина делает для тебя всё, что может…
Из-за этого я лютой ненавистью ненавидела свою беспомощность. Моя жизнь превратилась в форменный ад…
Мне пока не разрешали передвигаться в коляске. По крайней мере, так говорил доктор, которого тоже наняла тётя Зина.
Руки плохо двигались, нижняя часть тела была совершенно нечувствительной. Я была беспомощна и ненавидела свое существование.
Шторы в комнате всегда были плотно закрыты, хотя я ненавидела полумрак. Даже днем, когда солнечный свет так и норовил пробраться в комнату, тетя Зина неизменно закрывала их.
— Это вредно для глаз, — говорила она. — В полумраке не будет болеть голова.
И мои объяснения о том, что я очень люблю солнце, не помогали. Бессильная, я снова замыкалась в себе, видя, как это бессмысленное существование, будто сухие крошки этих мерзких котлет, осыпается вокруг.
Единственное, что приносило мне хоть какое-то утешение — это воспоминания. Воспоминания об одном высоком парне с темными кудрями и очаровательной улыбкой. Эта улыбка однажды перевернули мое сердце.
Роман Веселков. Рома. Мой однокурсник. Точнее, бывший однокурсник. Я уже не студентка. Наверняка Рома давно забыл обо мне, а, может, даже и не заметил, что я пропала. Он был моей безнадежной и безответной любовью. И только мечты, абсолютно нереальные и неосуществимые, которым я всё ещё позволяла быть, давали толику жизни моей душе. Однако эта надежда угасала с каждым днём. Всё чаще я мечтала о том, чтобы уснуть и больше никогда не проснуться…
Напрячь мышцы и сдвинуть ногу вправо, после этого таким же способом сдвинуть вторую ногу влево, а потом всё вернуть на место. У меня получается!
Тело подрагивало от напряжения, душа переворачивалась к груди от едва скрываемого восторга. Кажется, этот восторг затмил даже ошеломление от мысли, что я попала куда-то не туда. Может, действительно другой мир? Вся эта мебель, кровать, даже ночная рубашка на мне – всё какое-то старинное, несовременное. Я читала о таком в романах. Сколько раз в своей жизни я убегала в эти романы, чтобы не видеть жестокой реальности! Неужели я смогла сделать невероятное и переместиться, будто героиня книг???
На Земле ничего хорошего не осталось. Отцу я не нужна, матери нет. Тетя Зина — эта работница гестапо, не иначе – наверняка обрадовалась, что меня не стало. А Рома никогда не будет со мной…
Теперь же у меня есть шанс! Я едва не зарыдала от счастья, но от залетной неприятной мысли задумалась. А ведь я могла попасть в здоровое тело. Почему здесь я тоже больна? Сразу же накрыло унынием. Стало реально обидно. Но это уныние недолго держало в тисках. Главное — иметь шанс, а до финиша я как-нибудь доползу…
Попыталась присесть, но не смогла. В тот же миг громко открылась дверь, и на пороге кто-то появился. Я не могла рассмотреть с такого расстояния, кто это мог быть, потому что комната была довольно большой. Вдруг этот кто-то, шелестя широкими юбками, стремительно приблизился к моей кровати, а у меня отпала челюсть.
— Тетя Зина! — пролепетала я ошеломленно, и от шока неистово закружилась голова. — О, Боже! Она тоже здесь!
Женщина нахмурилась. Выглядела она крайне помпезно. Длинное темно-коричневое платье с широкой юбкой в стиле девятнадцатого века охватывало ее полную фигуру. Волосы, которые в прежнем мире были коротко острижены и завиты, здесь были очень длинными и собранными в высокую прическу. Губы пестрели от обилия на них красной помады, а на пухлых пальцах были нанизаны многочисленные кольца.
— Какая я тебе Зина! — возмутилась женщина, и я вообще выпала в осадок. У нее даже голос такой же — визгливый и противный. — Мое имя Зинельда. Имей совесть, Джульетта, чтобы обращаться к своей тете должным образом!
Я почувствовала, что схожу с ума. Нет, это не может быть другой мир. Больше похоже на бред сумасшедшего. Какая еще Джульетта? Только Ромео осталось найти…
Я закрыла глаза, мучительно переживая эту минуту. Но тетя, так называемая Зинельда, не позволила мне вернуться в земную реальность. Она грубо растолкала меня и нависла над моим бренным телом.
— Послушай меня, — произнесла озлобленно, — я не собираюсь тратить на тебя лишнее время. Пришла предупредить, что сегодня придет лекарь. И не думай, что ты можешь проигнорировать его, как в прошлый раз.
Я смотрела на это чудо-юдо и не могла поверить виденному. Почему я не просыпаюсь? Может, надо себя ущипнуть? Я действительно ущипнула себя за ногу. Нет, за ногу бесполезно. Приподняла руку, ущипнула себя за бок. Было очень больно, но ничего не помогло. Я по-прежнему видела над собой обозленное лицо тети Зины в нелепом маскараде.
— Чур меня! — прошептала единственное, что смогла вспомнить для таких случаев.
Лицо тети вытянулось.
— На кого это ты чуркаешь? — она уперлась руками в бока и воинственно выпятила челюсть.
— О, Боже! Она еще злее, чем там, на Земле! — я вжалась в подушку.
— Следи за собой, Джульетта, иначе я добьюсь того, что тебя отправят в пансионат. Думаешь, твой муж будет против? Да он первый ухватится за эту возможность и избавится от тебя!
В этот момент я поняла, что окончательно сошла с ума. Какой еще муж?
О нет, кажется, я произнесла эту фразу вслух.
Тетя закатила глаза.
— Нет, ну вы только посмотрите на нее! Ты еще дурочкой притворяешься? Твой муж — господин Ромео Сильетти, сиятельный граф и замечательный человек…
Я закрыла глаза и решила не реагировать всё это. Однако не прошло и пяти минут, как в комнате появились другие действующие лица. Это были три служанки. Одеты были совершенно одинаково в длинные серые платья с белыми передниками поверх. На головах - строгие пучки и белые чепчики.
— Раздевайте ее, мойте, расчесывайте, — приказала тетя. — Лекарь прибудет через час, вы должны успеть.
— Слушаемся, госпожа, — в один голос проговорили служанки, и в этот момент началось форменное издевательство.
Я не могла сопротивляться, но меня действительно раздели догола. Начали жестко тереть мокрыми тряпками по телу. Я пыталась отпихивать наглые руки, но это было бесполезно. Кто-то вцепился мне в плечи, оставив синяки. Я испытывала жуткий стыд и отвращение ко всему, а тетя стояла вдалеке и смотрела на меня с презрением деспотичной аристократки. Нет, это не может быть сном. Всё слишком реально. Мне больно, противно, а сон никак не заканчивается. Где же я оказалась?
Лекарь таки пришел. Это был мужчина — высокий, стройный, с седыми висками и пенсне, которое он нелепо цеплял на один глаз. Рассматривал меня с некоторым напряжением и категорически не желал касаться, чтобы элементарно прослушать пульс или заглянуть в горло, как это делают обычно доктора. Посмотрев на меня издалека, он что-то записал пером и чернилами на клочке бумаги, после чего повернулся к тете Зинельде и громко произнес:
— Прежние травы давать в большем количестве, если пациентка слишком взбудоражена. Вы обычно давали утром или вечером?
— По вечерам, — кротко произнесла тетя, с лицемерной покорностью опуская глаза.
— Теперь давайте и утром, и вечером. Пациентке нужен покой. Чем меньше она будет двигаться, тем больше шансов, что она встанет на ноги.
Я слышала данные глупости и понимала, что это не лекарь, а настоящий аферист. Для того, чтобы плохо двигающийся человек поднялся, ему нужно движение. Он должен научиться ходить заново. Кажется, кое-кто хочет свести меня в могилу. Точнее, не меня, а некую Джульетту, в теле которой я оказалась. Да, я уже очнулась от своей теории, что это всего лишь сон. Сны не длятся так долго, они не могут быть настолько реалистичными. Это не сон, это истинная правда.
Я работала над собой, не покладая рук, уже неделю. На третий день мне удалось присесть, на пятый — опустить ноги с кровати, а на седьмой я встала. Правда, сразу же упала обратно в кровать: ноги не держали. Но это была победа…
Слёзы стекали по щекам, впитываясь в одеяло. Я могу двигаться! Я смогу ходить! Какое же это счастье! Неужели я выйду на улицу, и солнце будет светить мне прямо в лицо? Неужели я прикоснусь к деревьям, вдохну аромат свежести? Неужели я буду свободна?
В этот момент мне было совершенно наплевать на то, где нахожусь.
Когда приходила Зинельда, я старалась сделать вид, что по-прежнему недвижима. Честно говоря, мне было просто страшно. От этой неадекватной женщины можно было ожидать чего угодно. А вдруг она не хочет, чтобы я ходила?
Служанки появлялись у меня всего три раза в сутки - приносили завтрак, обед и ужин. Во время завтрака одна из них убиралась в комнате. Но это была не уборка, а одно название. Кстати, комната выглядела довольно богатой, хотя местами явно неухоженной. Шторы, как и в моей прежней жизни, почти не открывались. Но я скоро сделаю это сама. Обязательно сделаю!
Каждую ночь мне продолжал сниться Роман. В этих снах он улыбался мне, был приветлив, радовался встрече. Когда я просыпалась, то чувствовала привычное огорчение. Теперь мы уже никогда не увидимся. Никогда…
Наконец, настал день, когда я смогла ходить по комнате. Сперва это были несколько шагов, после которых я спешила присесть обратно в кровать. Потом смогла достичь конца комнаты и вернуться обратно. Несколько раз падала — ноги ещё плохо слушались. Но я была счастлива. Начала осторожно делать упражнения, укрепляя мышцы.
Еда, которую мне приносили, была действительно отвратительной. Как будто Зинельда и здесь намеренно делала её несъедобной. Но я упрямо съедала её. Теперь у меня была надежда и цель, ради которой стоило потерпеть. Скоро я выберусь из этого капкана и смогу есть всё, что захочу… наверное.
Конечно, по мере того, как ажиотаж после прекрасных перемен начал проходить, я стала задумываться. Задумываться о дальнейшей жизни.
— Что за муж? Почему ни разу не навестил? — думала я. — День за днём здесь не показывается.
Зинельда упоминала, что он меня терпеть не может. Возможно, он даст мне развод? Было бы неплохо. Но за что я буду жить? Ладно, как только выздоровею, думаю, смогу найти какую-нибудь работу.
Я старалась не думать о плохом. Лучше жить в абсолютном позитиве.
Через три недели я укрепилась настолько, что уверенно шагала по комнате больше часа. Теперь я однозначно могла выходить из комнаты.
Перед этим я тщательно исследовала комнату. В шкафу нашлись платья невероятно странного покроя, под старину. Там же обнаружились тёплые чулки, которые я с удовольствием надела, потому что в комнате было довольно прохладно. Кстати, каждое утро служанки растапливали камин в углу комнаты. К вечеру он остывал, и ночью я очень мёрзла. Чулки сразу же согрели. Я нашла достаточно тёплую одежду и улыбнулась. Она, конечно, пропахла сыростью, но это лучше, чем мерзнуть под одеялом.
В один из дней я решилась прогуляться. Пора уже выходить в этот мир и смотреть ему в лицо. Было время между завтраком и обедом. Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Он был самым обычным — узким, длинным, полутёмным. Редкие окна давали мало света. Я осторожно вышла и подошла к одному из них.
Выглянув на улицу, изумилась. Во-первых, всё блестело от снега. Неужели уже зима? Во-вторых, внизу я увидела множество хозяйственных построек — низких, деревянных. Далее стоял высокий каменный забор, а за ним простирались припорошенные метелью поля. Чуть в стороне, почти на горизонте, я заметила дым. Кажется, деревня. Значит, я не в городе, а нахожусь в каком-то поместье.
От невольного волнения прикусила губу. Неприветливая погода, однако…
Направилась дальше. Шаги по коридору отдавались эхом. Несколько раз свернула и оказалась около лестницы. Та, извиваясь, уходила куда-то вниз, и я поняла, что с её помощью спущусь на первый этаж.
На первом этаже сразу же столкнулась со служанками. Среди них были те самые, которые приходили меня «купать». Одна из них нахмурилась.
— Госпожа, зачем вы встали? Вам нельзя вставать! — начала причитать она.
Я же мгновенно вспыхнула неприязнью.
— Нечего мне указывать! — ответила жёстко. - Я буду делать то, что захочу.
Я произнесла это совершенно искренне. Грубость и жесткость выплеснулись наружу сами собой. Я слишком долго сидела взаперти в темнице своего несчастья, чтобы кто-то мог запихнуть меня обратно. Проигнорировав возмущённое выражение на лицах служанок, я спустилась дальше вниз и оказалась посреди огромного холла.
Каменный пол был устлан длинными красными дорожками. На побеленных стенах висели огромные картины - портреты, изображающие богатых господ в одеждах века этак девятнадцатого. Стало так любопытно, что я даже подошла к одному из них и потрогала раму. Деревянная, покрашенная в позолоту. Пошла дальше, старательно разглядывая каждую деталь и вдруг услышала голоса.
Два мужских голоса доносились из приоткрытой двери соседней комнаты. Я бы, естественно, прошла мимо — встречаться с кем-либо из хозяев этого поместья мне пока не хотелось, однако один голос показался мучительно знакомым.
— Андрос! — возмущённо говорил один из мужчин. — Ты понимаешь, что отец этим браком указал мне моё место? Он всё сделал для того, чтобы я женился не по своей воле, а теперь ещё хочет внуков. Да в гробу я видел его желания! Он испортил мне жизнь, подсунув эту девку, и я должен с этим смириться? Как ты себе это представляешь?
— Успокойся, Ромео, — ответил ему ленивый голос. — Ты слишком горячен. Твоя жена не так уж дурна собой. Неужели она так ужасна в постели?
— Да я к ней не ходил! — возмущённо закричал тот, которого звали Ромео. — Она мне противна. От одного её вида меня тошнит!
— Странный ты, — возразил собеседник. — Лишняя женщина никогда не помешает. Лучше их иметь побольше.
Дверь оставалась приоткрытой, и до меня доносились колкие, язвительные замечания, обращённые в мой адрес. Эти слова резали слух и заставляли неистово сжимать зубы. Я могла бы уйти, но что-то в голосе говорившего, неуловимо знакомое, удерживало меня. Эти грубые фразы напоминали о временах, когда я была беспомощной и беззащитной, неспособной ответить.
Вдруг послышался шорох, и за моей спиной кто-то вежливо прокашлялся. Я резко обернулась и увидела высокого седого мужчину с холодным, надменным взглядом. В руках он держал поднос с двумя чашками, от которых шёл ароматный пар.
— Господин, ваш кофе! —громко объявил он, не смягчив ледяного выражения лица.
Мужчина распахнул обе створки двери, и я оказалась на прицеле удивлённых глаз, ошеломленно рассматривающих меня с головы до ног. Теперь я стояла на пороге роскошной комнаты с бархатной мебелью, позолоченными зеркалами и коврами глубоких тонов. Одного из мужчин я сразу узнала — голос принадлежал именно ему, и это был... Рома? Мой Рома???
Всё вокруг внезапно потемнело, помрачнело, время будто остановилось. Я зашаталась и слегка отступила назад. Любимый человек из моего прошлого, о котором я так много мечтала, теперь стоял передо мной - живой и абсолютно реальный.
Я сделала шаг вперёд, пытаясь лучше его рассмотреть, но Рома тут же нахмурился, и я замерла. Только сейчас обратила внимания на то, что выглядел он совсем иначе, чем в недалеком прошлом. Его темно-каштановые волосы были длинными и спускались на плечи. Одежда — обтягивающие штаны, длинный сюртук с позолоченными пуговицами и белоснежная рубашка с высоким воротником — выглядела на нём несколько нелепой. Этот Рома казался старше, строже и серьезнее, чем тот беззаботный студент с короткой стрижкой и в широких джинсах, за которым мой взгляд следовал повсюду.
— Джульетта, что вы здесь делаете? — раздался его напряженный голос.
Холодный тон парализовал меня. Это был тот же голос, который только что обсуждал меня с издёвкой и отвращением. Сомнений не осталось — в этом мире Рома стал совершенно другим человеком. Кровь прилила к лицу, сердце заколотилось. Я попыталась заговорить, но слова застряли в горле.
— Пожалуйста, уходите к себе, — продолжил он с почти осязаемой неприязнью. — У нас с другом приватный разговор.
Смысл слов дошел ко мне с запозданием. Оторопело перевела взгляд на его спутника — светловолосого молодого человека с яркими голубыми глазами и насмешливой улыбкой.
— Ну что ты, Ромео, разве можно так с дамой? — усмехнулся он и, поднявшись с дивана, на котором сидел, решительно подошел ближе. Склонившись, он схватил мою руку и бесцеремонно коснулся пальцев губами.
Я в изумлении распахнула глаза. Этот жест, такой внезапный и неподобающий, выбил меня из равновесия. Я посмотрела на Ромео, чьё лицо исказилось от гнева.
— Андрос, прекрати, — процедил он сквозь зубы.
— Ромео, я лишь отдаю должное даме, — ответил Андрос, не выпуская моей руки.
Обида вспыхнула во мне с такой силой, что заалели уши. Нет уж, пережив страшные годы в заточении и отчаянии, я не могла позволить себе ещё больше унизиться. Резким движением освободив руку из чужого захвата, я сжала кулаки, чувствуя, как внутри нарастает раздражение.
— Если вам так нужна приватность, - начала, не скрывая своего возмущения, - стоит запирать двери, - мой голос звенел от напряжения. – А еще… знайте: я слышала, какими эпитетами вы наградили меня в этом своем приватном разговоре. Честно говоря, это выглядит просто по-свински!
Я выдержала ледяной взгляд Романа и, развернувшись, покинула комнату. Когда я выскочила в коридор, до меня долетел ехидный смешок Андроса:
— У неё ещё и характер имеется! Смотри, Ромео, какая интересная штучка тебе попалась! А ты не ценишь…
— Заткнись, Андрос, — прорычал Ромео.
Больше я ничего не услышала. Горечь и боль клокотали внутри.
Быстро шагая по коридору, я поднялась наверх, захлопнула дверь своей комнаты и прислонилась к ней, пытаясь унять бешеный стук сердца. Как такое вообще может быть??? В этом новом мире я получила шанс начать всё с чистого листа, но встреча с Ромой оказалась болезненным ударом. Я всегда считала его добрым и благородным, а он предстал передо мной жестоким и чужим.
Закрыв глаза, я вновь увидела его холодный взгляд. Роман оказался недостижимой мечтой, теперь обернувшейся горькой реальностью…
***
Кабинет Ромео…
Андрос смеялся.
- Ты дурак, Ромео, полный идиот! Жена у тебя огонь! Может… разведешься с ней? Я с удовольствием начну ухаживать за ней….
Ромео страшно злился. Он чувствовал себя облапошенным. Честно говоря, это случилось впервые, когда Джульетта вдруг проявила хоть какой-то характер и посмела возразить ему. Обычно она выглядела покорной и глупой овцой, способной лишь томно вздыхать, молча слушать его резкие слова и угодливо улыбаться.
С тех пор, как они поженились, он ни разу не заметил в ней ничего, кроме маски льстивой подхалимки, и Ромео это страшно раздражало. Словно он женился на деревянной кукле, а не на человеке.
А теперь вдруг такая вспышка.
Что бы это значило?
Я тяжело пережила свалившееся на душу бремя. Перемещение в этот мир вдруг оказалось какой-то глупой, странной ошибкой. Да, я была счастлива, что могу ходить, но этот двойник Романа просто разбил мне сердце.
Ах, если бы я могла унять эту боль! Если бы могла сейчас отвернуться от произошедшего и сказать самой себе: да живи просто так, ради самой жизни! Радуйся каждому дню, возможности самостоятельно передвигаться и будь счастлива! Но сердце не слушалось, оно кровоточило от дикого чувства отвержения, что вызывало во мне внутренний протест…
Находясь в некой прострации, я просидела в своей комнате, наверное, несколько часов, когда вдруг дверь бесцеремонно открылась, и вошла суровая Зинельда. Увидев меня в кресле, она широко распахнула глаза и начала часто-часто моргать. Более того, рассмотрев, что я хорошо одета и причёсана, она открыла рот и долго не могла ничего произнести, а потом нахмурилась и, уперев руки в бока, воскликнула:
— Джульетта, как это понимать? Ты действительно притворялась больной?
Я подняла на неё равнодушный взгляд. После встречи с местным воплощением Романа у меня отшибло всякое желание спорить, припираться. Вообще не хотелось никого видеть, но тётя не позволила игнорировать её присутствие.
Зинельда торопливо направилась ко мне, приподняв тяжёлую юбку. Когда остановилась напротив, сдвинула челюсть вперёд — один в один, как на Земле:
— Немедленно поднимайся и принимайся за работу, коли уж ты уже в полном порядке! Ишь ты, удумала обманывать. Да я как пожалуюсь Ромео, будет тебе весёлая жизнь!
Я была столь напряжена, что последующие слова вырвались сами собой.
— Да идите жалуйтесь хоть Люциферу в преисподнюю! — процедила гневно. — Мне до лампочки. И помои идите свои ешьте, сколько хотите!!!
У Зинельды отпала челюсть. Некоторое время она смотрела на меня, не дыша, а потом начала наливаться бордово-красным цветом.
— Да как ты… да что ты… да как ты смеешь! — вспылила она и подняла руку, чтобы меня ударить. Я едва успела отскочить, и её ладонь пронеслась около моего лица сантиметрах в двух.
Я ошеломленно распахнула глаза, осознав, что тётя перешла все границы дозволенного.
— Эй, вы чего? — возмутилась я. — Нечего тут руки распускать!!!
Кажется, Зинельда впала в ступор. Она долго рассматривала меня, как какую-то диковинку, а потом выдала:
— Ты не Джульетта... Кто ты такая???
Я несколько мгновений смотрела ей в лицо, а потом истерично рассмеялась.
— Да, я не Джульетта! Я душа, вселившаяся в неё из другого мира!!! — воскликнула сквозь смех.
Тётя медленно осела на стул.
— Ах ты ж дрянная девчонка, — она сузила глаза. — Ты решила поиздеваться надо мной? Вспомнила свой дурной характер, который был у тебя в детстве? Мало всё же отец тебя воспитывал, да? Мало ночевала в чулане, да? Ну уж нет, я сама займусь твоим воспитанием!
Выкрикнув это, она резво вскочила со стула, развернулась и, подхватив тяжёлую юбку, умчалась прочь. Скорость у неё развилась удивительно впечатляющей для такого веса.
Я поспешила захлопнуть за ней дверь и обнаружила, что эта дверь никак не запирается. Вот те на! Проходной двор какой-то…
Честно говоря, я чувствовала себя полностью выбитой из колеи. Стрессовая ситуация заставила задуматься о том, чем же я в этом мире буду заниматься, кроме того, что ходить. Желание вернуть себе здоровье в последние годы было моей единственной целью. Дальше цели не распространялись…
Да, я ещё слаба. Мои мышцы требуют немалых трудов, чтобы восстановиться. Но дальше что? Терпеть такое обращение? Нет, это глупо, если я могу дать отпор. Дома, лежа в кровати и не имея возможности остановить тётю Зину, я мечтала хотя бы исчезнуть. Но здесь… здесь я не обязана ей повиноваться. Эта её сумасшедшая копия по имени Зинельда должна осознать, что командовать мной больше не будет.
Неожиданно это стало моей следующей целью. Думать же о Романе я просто не хотела. Это было слишком больно. Я просто отказывалась вспоминать о нём, позволяя своему сердцу зарастить нанесенные раны…
Буду жить в этом доме… пока что. Буду набираться сил, укреплять здоровье и перевоспитывать тётю. Думаю, с ней несложно будет справиться. Кажется, она глупа, как пробка.
Я устало опустилась на кровать и положила ладони на колени. Иногда так хочется сложить эти руки! Но те, кто так поступают, никогда не ликуют после победы. А я хочу этого ликования. Хочу стоять на солнце и радоваться, что моя жизнь стала замечательной, полной достоинства и счастья.
Если мне придётся выковать это счастье своими руками, то уж точно постараюсь сделать всё наилучшим образом…
***
Через час я проголодалась. Кажется, тётя устроила мне бунт. Никакие служанки больше не будут приносить еду. Что ж, это только к лучшему. Питаться теми отбросами, которые она мне подсовывала, я больше не собиралась. Пойду исследовать этот дом и находить способы для собственных побед.
Посмотрев в зеркало и поправив причёску, я решительно вышла в коридор и отправилась дальше в поисках кухни. Та обнаружилась на первом этаже. Когда я вошла, меня тут же окутало горячим паром. Несколько печей, пыхтящих огнём, выстроились вдоль одной из стен аккуратным рядком. Около них суетились многочисленные служанки, большая часть из которых тут же обернулась в мою сторону. Я увидела растерянные взгляды, удивление, недовольство.
Логическое мышление сразу же заработало на полную катушку. Если я замужем, то, скорее всего, это дом мужа. Я — отвергнутая и презренная жена, к которой он, как сказал, никогда даже не заходил. Возможно, Джульетта никогда не приходила на кухню. Многие слуги могут не знать её в лицо или считать неспособной прийти сюда самостоятельно. К тому же, я не знаю её манер и привычек. Возможно, она, как аристократка, считала унизительным появляться на территории слуг. Судя по всему, Джульетта находилась под тяжёлым каблуком тёти и делала всё, что ей приказывали. Последнее обстоятельство ужасно злило меня и волшебным образом добавляло сил и решимости.
Дверь кабинета распахнулась с такой силой, что чуть не врезалась в стену. Ромео и его друг Андрос, мирно беседовавшие, вздрогнули, когда в комнату ворвалась взволнованная, пылающая возмущением Элинор — кузина Ромео.
— Ты объяснишь мне сейчас же, что это за девчонка, которую я только что встретила в холле! — голос её дрожал, в глазах пылал гнев. — Она заявила, что является твоей женой!!! Кто эта сумасшедшая???
Андрос, который уже был готов сбежать от внезапного шума, замер, усмехнувшись, и с прищуром посмотрел на кузину своего друга. Он поднялся с кресла, подошел к девушке вразвалочку, бесстрашно взял её руку и сказал с улыбкой:
— Элинор, ты становишься только прекраснее, когда сердишься. Может, мы обсудим твоё возмущение за чашечкой чая? — он подмигнул ей, пытаясь сгладить создавшуюся атмосферу.
— Отстань, Андрос, — резко ответила она, вырывая руку и вновь впиваясь взглядом в Ромео. — Я хочу услышать объяснения от кузена!
Ромео напряженно отложил перо, которым только что писал, и выпрямился, сложив руки на груди. Он был дико раздражён вторжением, но удерживал себя от резких слов. Кузина обладала редкостно взбалмошным и невыносимым характером. В силу того, что она являлась единственным ребенком его дяди Оливера, то была воспитана в полнейшей вседозволенности, не следовала этикету и делала всё, что ей казалось правильным. Дядя тщетно пытался найти ей жениха, но никто из молодых людей аристократического круга не желал жениться на такой мегере.
— Это не твоё дело, Элинор, — ответил Ромео наконец, бросив на неё холодный взгляд. — Думаю, у тебя хватает собственных забот, чтобы не интересоваться моими.
Элинор вспыхнула ещё сильнее, решительно подошла к письменному столу, за которым сидел кузен, и наклонилась к нему, будто готовясь испепелить взглядом.
— Ты забыл, Ромео, что твоё "дело" касается всей семьи? — прорычала она. — Как ты посмел так поступить? Тайно женился и даже не уведомил нас! Ты хоть понимаешь, как это ударит по репутации семьи? Отец твой хоть знает? Или ты пошел даже против него?
— Семья? — Ромео саркастически усмехнулся и откинулся на спинку кресла. — Разве кто-то из семьи Сильетти когда-нибудь интересовался моими желаниями? Этот брак был навязан мне именно отцом, так что успокойся, Элинор!
Казалось бы, упоминание о старшем Сильетти должно было охладить пыл девушки, но она ещё сильнее насупилась.
— Тебе даже не хватило приличия сделать свадьбу, достойную рода? Тихая церемония, втайне, да ещё и с какой-то там непонятной девчонкой??? Если отец надавил на тебя, ты мог бы поговорить с моим отцом!! Ты хоть понимаешь, как теперь заговорят о нас?
Андрос, пытаясь разрядить ситуацию, подошел сзади, легонько коснулся плеча девушки и произнёс почти шепотом:
— Дорогая Элинор, зачем портить такое прекрасное личико столь непривлекательными гневными гримасами? Ведь вся эта история только придаёт вашей семье... пикантности.
Элинор, скривившись, проигнорировала его слова и снова обратилась к Ромео:
— И не смей говорить мне, что это не моё дело! Мне придётся теперь отмалчиваться перед друзьями и делать вид, будто я ничего не знаю. А ты вообще подумал, как отнесётся к этому твоя… — она фыркнула от досады, — …бывшая невеста? София-то верила, что станет твоей женой в ближайшее время…
Ромео резко встал и посмотрел на кузину сурово. Голос его прозвучал холодно и с упреком.
— Хватит, Элинор. У нас с тобой нет общих дел. Тебе ли указывать мне на "приличия"? Ты не имеешь права вмешиваться в мои дела и судьбу, — сказал он, окинув её обвиняющим взглядом. — Что касается моей жены, то это — решённый факт. Я не пойду против отца, по крайней мере, открыто. И тебе и… Софии придется смириться с неизбежным.
Когда Ромео произнес имя бывшей невесты, его голос слегка дрогнул. Андрос посмотрел на товарища сочувственно: только он знал, что Ромео на самом деле этот вынужденный разрыв прожил тяжело. Вот только Элинор ничего не заметила.
— Смириться?! — она возмущённо взмахнула руками. — Ты серьёзно? Думаешь, я позволю этому фарсу продолжаться, словно ничего не произошло? Я поговорю с твоим отцом! Попрошу своего отца поговорить с братом!!! Ты бросил ту, с которой был связан столько лет, ради этой… ничтожной девки??? Это унижает наш род, неужели ты этого не видишь? Дядя болен и стар. Ты должен думать соственной головой!
В этом была вся Элинор - взбалмошная, капризная и слишком много о себе думающая девица.
Андрос отошел на свое место, снова присел и с ухмылкой откинулся в кресле, наблюдая, как между непримиримыми родственниками всё сильнее разгорается спор. Элинор ему нравилась, но… на роль супруги он ее рассматривать никогда бы не стал. Любовницей она бы стала просто отменной, но… вряд ли девушка его к себе подпустит. Слишком гордая. Хотя… попытка не пытка. Он будет штурмовать эти бастионы еще не раз и не два.
Ухмыльнулся.
Ромео, не мигая, продолжал смотреть в лицо кузине ледяным взглядом.
— Не тебе судить, Элинор. Это не был выбор, о котором стоило говорить при свете дня, и ты это прекрасно понимаешь. Поэтому и не было ни торжества, ни радости. А для тебя и других повторю — моя жизнь остаётся моей жизнью, и не нужно в нее вмешиваться!!! Я уж сам разберусь со своим семейным положением…
Элинор побелела от ярости, её руки сжались в кулаки.
— Ты не понимаешь, что делаешь, Ромео! Этот брак разрушит не только твоё будущее, но и будущее твоей… — она задержала дыхание, словно готовилась сказать что-то действительно опасное, но проглотила слова, бросив на него яростный взгляд.
— Будущее моей… кого? — повторил Ромео, сверкая глазами. — Я сделал то, что от меня требовали, и теперь всё. Джульетта Бандини — моя жена, и это не изменится до тех пор, пока я не решу…
Элинор, будучи не в силах больше сдерживаться, резко развернулась и воскликнула:
— Пусть так, но я не молчала и не буду молчать! Когда вернусь домой, все узнают правду. Я не позволю тебе уничтожить то, что важно для всех нас! Ты разведешься с этой мымрой в ближайшее время, обещаю тебе!
Я сидела на кровати, наслаждаясь моментом тишины и позволяя себе обдумывать дальнейшие действия, как вдруг дверь с грохотом распахнулась.
Ух, как же мне хочется замо́к!
В спальню, высоко подняв подбородок и надувшись, как гусыня, вошла тетя Зинельда.
— Чего ты сидишь, как барыня? — насуплено произнесла она. — Вставай и иди за мной! — добавила тоном, не терпящим возражений.
Она выглядела высокомерной и властной, еще хуже, чем на Земле.
Я моргнула, ошеломленная таким требованием.
— Куда это я должна идти? — поинтересовалась хмуро.
Зинельда выпучила глаза.
— Ты еще пререкаться намерена, дрянная девчонка? — воскликнула она.
В этот момент я поняла, что Джульетта жила хуже, чем я. Да, она могла ходить, но глубокое разочарование, отвержение мужа и просто деспотичное отношение тети были убийственными.
— Я не служанка, и уж тем более не писарь. Отвечайте, что вам от меня нужно? — жестко ответила я, поднимаясь на ноги.
Тетя прищурилась.
— Как что? Переписывать продукты в кладовой! Ты же прекрасно знаешь, чем нужно заниматься жене господина Ромео в этом доме. Ты совершенно не приспособлена к тому, чтобы вести домашнее хозяйство. Я взяла эти вопросы под свой контроль, потому что так поручил твой муж. Ты ни рыба, ни мясо, поэтому будешь слушаться меня, понятно? Или ты хочешь, чтобы тебя выгнали отсюда с позором?
Я рассматривала тетушку с любопытством. Картина вырисовывалась вполне однозначная. Джульетту загнобили так, что она не могла и слова против сказать. Муж жесточайше презирал и унижал её. Похоже, Джульетта была ему как кость в горле. Тетя взяла над ней полную власть и в этом доме стала посредником между мужем и женой. Это же просто катастрофа!
Когда я рассуждала об этом, старалась не думать, что мужем Джульетты был прототип моего Ромы, иначе было бы дико больно.
Но такая обстановка мне категорически не нравилась. Аж руки зачесались поставить тётушку на место, но действовать слишком поспешно было нельзя.
Глядя на Зинельду, я поняла, что сейчас спорить с ней бесполезно. С суровым взглядом и поджатыми губами - она напоминала карикатуру капризного генерала, ожидающего абсолютного подчинения.
Решив, что сперва нужно разведать обстановку, я молча кивнула и направилась к выходу, всем своим видом показывая бунтарский дух. Кажется, это противоречие сбило тётушку с толку. С одной стороны, я не стала спорить и пошла туда, куда посылали, но с другой — моё выражение лица явно ей не нравилось.
Сдержав раздражение, она выскочила вперёд меня и засеменила по коридору, удерживая немалый вес своей тяжёлой юбки. Вообще, в этой одежде тётя Зинельда выглядела весьма комично. При полном отсутствии талии платье тщетно пыталось её создать. Тетя скорее напоминала бочонок в тряпках, чем нарядно одетую женщину. Ей подошёл бы совершенно другой стиль.
Впрочем, это не важно. В этом мире свои правила, и я буду за ними наблюдать.
То, что произошло со мной совсем недавно, — ужасное разочарование и боль отвержения, — привело к твёрдости и страстному желанию бунтовать. Я этот бунт копила ещё на Земле, и вот теперь, имея возможность ходить, я выплесну его, чтобы изменить судьбу хотя бы Джульетты, в теле которой оказалась так неожиданно.
Мы вошли в холодное полутёмное помещение кладовой. Я заметила небольшую группу служанок, суетящихся у полок. Они оглянулись на нас и, встретившись со мной глазами, не удержались от презрительных усмешек.
Мои брови поползли вверх. Вот это да! Служанки явно наслаждались моментом, как будто ожидали чего-то.
Мой разум заработал на полную катушку. Значит, Джульетта была здесь уже не раз. Судя по всему, она давно стала объектом их насмешек.
Такое отношение каких-то служанок говорило о том, что даже они позволяли себе лишнее по отношению к ней.
Мне стало девушку искренне жаль. Похоже, её бунтарская натура либо не существовала вовсе, либо была задавлена на корню ещё в юности.
- Садись здесь, — тётя ткнула пальцем на грубую скамью, заваленную какими-то бумагами и пустыми мешками. — Тебе нужно переписать каждое название из этого списка, — она указала на потрёпанный лист, — и проверить, всё ли на месте.
Зинельда говорила таким командирским тоном, что даже у меня возникло подсознательное желание молча подчиниться. Но, конечно, я этого делать не собиралась.
Не дожидаясь ответа, тётя величественно развернулась и удалилась, оставив после себя лишь приторный запах лаванды.
Я быстро обвела взглядом кладовую и отметила значительный беспорядок: мешки, корзины и соломенные тюки валялись в хаотичном порядке, пыль покрывала полки, а паутина свисала с потолка. В углу стояли служанки, шушукаясь и бросая на меня презрительные взгляды. Они явно ожидали, что я тут же начну униженно выполнять работу.
Я улыбнулась про себя. Это был шанс. Шанс отыграться за Джульетту, выплеснуть своё негодование. Если тётя отправила меня сюда, ожидая послушания, почему бы не воспользоваться этим моментом и не перевернуть всё с ног на голову?
— Так, девочки, — гаркнула я, вложив в голос как можно больше уверенности. — Здесь у вас жуткий бардак, и с этим вы сейчас будете разбираться!
Лица девушек вытянулись. Они недоумённо переглянулись, но промолчали.
— Ну что стоим? — я упёрла руки в бока, подражая тёте Зинельде. — Вы живёте в этом свинарнике, как будто так и надо. Быстро распределяем задачи!
Я указала на двух девушек справа:
— Вы начинайте с этой стены. Убирайте паутину, доставайте чистые тряпки и воду. А вы, — я повернулась к остальным, — разберите те полки. Мы приведём кладовую в порядок.
Мой уверенный тон сбил их с толку. По выражениям ошеломлённых лиц было понятно, что никто не ожидал от меня такого. Джульетта, похоже, была для них безвольной марионеткой, а тут вдруг — командирский голос и уверенные распоряжения.
Нехотя, девушки разбрелись по кладовой и принялись за работу. Пока они искали тряпки и начинали уборку, я села за изучение списка, уверенная, что скоро всё будет под моим контролем.
Едва я выскользнула из кладовой, как с кем-то столкнулась буквально лоб в лоб и чуть не потеряла равновесие. Подняв взгляд, встретилась с холодными и презрительными глазами Ромео. Он смотрел на меня с таким раздражением, что стало ясно: мой замечательный день вот-вот пойдёт под откос.
Ромео выпрямился, всем своим видом показывая, что ждёт извинений. Сегодня он выглядел как-то особенно блистательно. Идеально сидящий на нём камзол глубокого винного цвета, выглаженные до безупречности манжеты белоснежной рубашки и аккуратная прическа подчёркивали его несомненную привлекательность. Однако этот безукоризненный вид сильно контрастировал с напряжённым выражением лица и взглядом, полным негодования.
— Что за неуклюжесть! Ты даже ходить нормально не умеешь! — прорезал тишину его холодный голос.
Я сделала шаг назад, подняв повыше подбородок и скрестив руки на груди.
— Возможно, вы правы, милорд, но, судя по всему, вы и сами предпочитаете ходить, не глядя перед собой.
Его глаза сузились. Кажется, он понял, что ему бросили вызов.
— Ты смеешь говорить с мужем в таком тоне? — Он шагнул ближе и угрожающе навис надо мной, как будто его высокий рост и жёсткая осанка могли подавить меня своей властностью. — Ты забываешь, кто я?
Я едва сдержала усмешку. Очевидно, Ромео просто искал, на ком выместить скопившееся раздражение. А нелюбимая жена идеально подходит на роль мишени, не так ли?
- О, я прекрасно помню, кто вы, милорд, — ответила я немного иронично. — Вопрос только в том, помните ли вы, кто Я?
Он напрягся и нахмурился.
— Я прекрасно это помню. Ты — женщина, которую мне навязали против воли, бремя, которое я вынужден нести.
Его слова должны были ударить меня в сердце. Где-то они зацепили, да. Но вместо того, чтобы отступить, я выдержала его взгляд и только сильнее выпрямила спину.
— Если я такое тяжкое бремя, почему бы вам не оставить меня в покое?
Мои слова, кажется, застали его врасплох. Он моргнул, но быстро восстановил хладнокровие.
Что, не ожидал такого предложения? Думал, Джульетта будет цепляться за этот брак? Уверяю, у меня достаточно чувства собственного достоинства, чтобы не унижаться так…
Даже если бы на место Ромео был настоящий Роман Веселков, и он бы так тяготился мной, я бы поступила точно также. Достоинство и честь порой выше любви…
Взгляд Ромео стал ещё более жёстким.
— Ты слишком много себе позволяешь, Джульетта. Ты должна быть благодарна за то, что вообще находишься в этом доме!
— Благодарна? — опешила я и возмутилась. — За что? За ваши холодные презрительные взгляды? За то, что меня здесь никто не уважает, включая вас? Или за то, что я, похоже, единственная, кто замечает, что этот дом погряз в высокомерии и безразличии?
Ромео напрягся, его глаза загорелись яростью.
— Ты смеешь осуждать меня и мой дом?
Но я не дала ему вставить больше ни слова.
— Да, смею! — ответила дерзко, лицо моё утратило всякую улыбку. — Потому что я не слепая! И вы, пожалуй, тоже не слепы, милорд, хотя вам гораздо удобнее притворяться, будто это так.
Он замолчал, не найдя, чем возразить. Я видела, как его раздражение сменилось чем-то иным — растерянностью, недоумением, хотя он всячески пытался скрыть свои чувства за ледяной маской.
— Ты становишься всё наглее, Джульетта, — процедил он наконец, чтобы не уронить своего аристократического достоинства. — Думаешь, это поможет тебе закрепиться здесь, в этом доме? — голос его стал ещё более угрожающим.
Я улыбнулась, отступая на шаг.
— Закрепиться, милорд? Я ни за что не цепляюсь. Я просто живу. Где-то — выживаю. Пытаюсь жить так, как мне нужно. Вам советую попробовать то же самое. Просто живите. Может быть, это избавит вас от желания искать мишени для своего раздражения…
Я развернулась, готовясь уйти, но добавила напоследок, не оборачиваясь:
— Вы ведь не на меня злитесь, Ромео. Похоже, вы просто злитесь на судьбу. Подумайте об этом на досуге…
Я устремилась вперёд. Шаги эхом отдавались в коридоре, а взгляд мужа я остро ощущала спиной. Он был тяжёлым, непонимающим, задумчивым и гневным. Ромео остался стоять на месте и больше ничего не сказал.
Я ушла с чувством глубокого внутреннего удовлетворения, что смогла достойно постоять за себя. Закрыв за собой дверь спальни, опёрлась на неё спиной. Сердце стучало быстро-быстро, но не от страха, а от волнения. Да, я справилась. У меня получилось. И хотя пререкаться с Ромео было очень болезненно, я не поддалась, не проглотила его язвительные слова и не позволила унизить себя. Вместо этого я ответила чётко, твердо и без страха. Слава Богу! Это воодушевляло…
Сегодня я победила в двух схватках — с тётей Зинельдой и с Ромео. И пусть мои успехи кажутся мелкими, но для меня они значили больше, чем я могла бы представить.
Взгляд упал на зеркало на противоположной стене. Я посмотрела на своё отражение. В нём больше не было той сломленной девушки, которую я увидела впервые. Мы так похожи, одно лицо. Но раньше это лицо было бледным, несчастным, измученным, а теперь в этих глазах читалась сила.
— Увидим, что будет дальше, — прошептала я сама себе, уверенно скрещивая руки на груди. Поддержав саму себя таким образом, я облегчённо выдохнула.
Однако радость моя длилась недолго. Буквально через полчаса в дверь постучали так громко, что я едва не подпрыгнула.
— Кто там? — резко спросила я, пытаясь сохранить хрупкое спокойствие.
Дверь открылась, и в комнату вошла одна из служанок, по виду самая нахальная из тех, кого я встречала в этом доме. Она была одной из работающих в кладовой и с каким-то странным, издевательским тоном произнесла:
— Милорд распорядился, чтобы вы к нему явились немедленно…
Она с трудом скрывала ухмылку. В её голосе проскользнуло злорадство. Очевидно, она ожидала, что я испугаюсь. Наверное, не слышала того, как мы спорили с Ромео в коридоре. Кажется, окружающие привыкли, что Джульетта перед Ромео дрожит.
В коридорах дома, ведущих к кабинету Ромео, тишина ощущалась гнетущей. Я шагала по ним уверенно, но внутри нарастало раздражение. Очередной вызов и еще одна схватка. Что бы ни задумал мой «любимый» супруг, я была готова к этому.
У дверей кабинета меня встретил лакей, который поклонился и широко распахнул дверь.
— Милорд ждет вас, — сказал он холодно.
Я вошла, заранее готовясь к очередному спору. Впрочем, зрелище, которое мне предстало, заставило приостановиться в пороге.
В кабинете, помимо Ромео, который расположился за своим массивным письменным столом, находилась тетя Зинельда. На ней было кричащее платье кислотно-желтого цвета с огромными алыми вставками. Голубые оборки смотрелись на нем крайне несуразно. Громоздкий силуэт едва помещался в кресле, в котором она сидела. А главное, огромное, нелепое перо, торчащее из высокой прически, делало ее похожей на карикатуру из гротескной пьесы.
Мои брови поползли вверх.
— Ты так и будешь стоять у дверей? — холодный голос Ромео вырвал меня из затянувшегося созерцания.
Я выпрямилась и подошла ближе, остановившись перед этими двумя, как перед судьями, приготовившимися осуждать меня. Ромео был сдержан, но его взгляд источал раздражение, а Зинельда явно нетерпеливо ждала, чтобы превратить эту встречу в какой-то дикий спектакль.
— Тетушка, повторите то, что вы мне только что рассказали, — велел Ромео, сцепив пальцы в замок и пристально глядя на меня.
Зинельда тут же поднялась, как будто только и ожидала этого. Воздвигнув руки к потолку, словно собираясь произнести гневную проповедь, она начала говорить наигранно патетично:
— Я долго терпела выходки вашей супруги, но сегодня это зашло слишком далеко!
Я едва заметно выдохнула, но не стала прерывать этот фарс.
— Она была жестока со слугами, — продолжила Зинельда, ткнув в мою сторону пухлым пальцем. — Командовала ими жестко, унизительно. И это ещё не всё! Джульетта намеренно украла мешочек самой дорогой приправы, которую мы храним для вашего стола, и подстроила так, чтобы обвинить в этом бедных девочек.
— Ты действительно украла? — спросил Ромео, обращаясь ко мне.
Я встретила его взгляд спокойно, хотя внутри уже начинал закипать гнев.
— Это просто смешно, — начала я, но Зинельда тут же меня перебила:
— Джульетта, не вздумай отпираться! У нас есть доказательства, что ты перешла все границы. Как можно вести себя так? Разве подобает подобное женщине твоего положения? Что бы сказали бедные твои родители?
Тетушка говорила так бурно и эмоционально, что все ее тело подрагивало. Перо на прическе качалось из стороны в сторону, подбородок вздрагивал, а надутые щеки напоминали желе.
Весь этот вид в совершенно нелепом наряде выглядел настолько смешным и абсурдным, что мои нервы просто не выдержали. Я запрокинула голову и начала громко смеяться.
Тетя тут же замолчала. Ромео помрачнел, а я смеялась до слез, начиная вытирать глаза пальцами.
— Ты насмехаешься надо мной? — оскорбленно бросила Зинельда.
— Прекрати немедленно! — гаркнул муж.
— Вы это серьезно? — наконец спросила я, немного успокоившись. — Это самая нелепая ложь, которую я когда-либо слышала!
— Нелепая? — голос Ромео наполнился гневом. — А ты думаешь, что твое поведение — это не нелепость??? Да ты просто сумасшедшая!
Я скривилась.
— Вы реально верите, что я украла эту приправу? То есть мою сторону выслушивать никто не собирается?
Ромео подался вперед, уперев локти в стол.
— Ты понимаешь, как сейчас выглядишь? Смеешься без причины, унижаешь свою тетю. Я женился на базарной девке или на аристократке?
— Ну а как еще реагировать на этот бред?
— Бред? — Ромео вскочил и схватился за голову. — Боги, что за проклятие сошло на мою жизнь?
— Милорд, — тут же затараторила Зинельда, бросившись к столу, словно стремясь отвлечь его от меня, — простите за резкость. Возможно, это моя вина, я не досмотрела за воспитанием вашей супруги. Позвольте мне еще поработать с ней, научить ее всему, что нужно. Вот увидите, у меня замечательно получится, вы будете очень довольны!!!
Ее голос стал льстивым, почти липким. Она тут же начала пятиться к двери и буквально наехала на меня, отталкивая к выходу всем своим весом.
Ага, пытается вытолкнуть меня из кабинета — вот это наглость! Я шагнула в сторону, не позволив ей осуществить этот нелепый маневр. Решительно отстранив тетю, я повернулась к ней и с ледяным спокойствием произнесла:
— Уходите.
Она замерла. Ее лицо вытянулось, а перо на голове будто поникло.
— Что? — её изумление было таким искренним, что я едва удержалась от улыбки.
— Я сказала, что буду разговаривать с мужем один на один, — твердо ответила я, глядя ей прямо в глаза. — Поэтому уходите.
На лице Зинельды отразился настоящий шок.
— Ты не посмеешь выгнать меня!
Я приподняла бровь.
— Вон! — резко прикрикнула я, и голос мой стал жестким. — Это мой муж, а не ваш. Вам здесь делать нечего.
Зинельда побледнела и буквально схватилась руками за сердце. Потом обиженно поджала губы, бросила на меня испепеляющий взгляд и быстро скрылась за дверью.
Я проводила ее взглядом и задумалась. Как странно, почему тетя так упорно пытается очернить меня перед Ромео? Она ведь должна понимать, что если он меня выгонит, то и ей придется уйти. Неужели ее не устраиваю именно я? Зачем она так рискует своим местом здесь?
Ладно, разберусь с этим позже.
Вернувшись к Ромео, я заметила, что он всё это время молчал, хмуря брови.
— А теперь поговорим по-человечески, — уверенно сказала я, поднимая голову.
В его глазах промелькнуло удивление. Все-таки он не привык видеть Джульетту такой.
Ромео медленно обошел стол и остановился прямо напротив меня. Его взгляд был холодным и строгим.
— Ты понимаешь, — начал он, — что твое поведение бросает тень не только на тебя, но и на весь этот дом?
Ромео сидел за тем самым массивным резным столом, который всегда символизировал для него прочность и стабильность. Но сейчас его мысли были далеки от стабильности. Джульетта, стоявшая напротив него несколько минут назад, уже не выглядела той пугливой девчонкой, которую он когда-то вынужден был взять в жены. Ее спокойствие и уверенность казались вызовом, и Ромео не мог решить, раздражает это его или завораживает. Почему она изменилась?
Перед глазами всплыл тот самый день свадьбы. Бледная, как фарфоровая кукла, Джульетта стояла на мраморном полу храма, дрожа так, будто вот-вот собиралась упасть в обморок. Слишком тесное платье сдавливало ее худое тело. Белая ткань оттеняла кожу, и девушка казалась мертвенно-бледной. Но взгляд... О, что это был за взгляд! Он был наполнен обожанием и волнением. Она смотрела на Ромео, как на божество, как на спасителя, и от этого парня… тошнило.
Его друзья, присутствовавшие на тайной церемонии (их было всего четверо), едва сдерживали смешки. Особенно Станис — его потряхивало от желания рассмеяться в голос. Еще бы! Величественный Ромео, знаменитый сердцеед, берет в жены бледную поганку!..
Даже Торин, самый серьезный из их компании, позволил себе кривую ухмылку. Только Андреса не было в тот день. Он избежал необходимости наблюдать за этим фарсом.
Ромео помнил, как его руки сжались в кулаки, когда священник произнес, что он теперь может поцеловать свою супругу. Она подняла к нему взгляд, ее губы дрогнули в ожидании чего-то нежного, романтичного... а он просто стоял, чувствуя, как к горлу подкатывает волна отвращения. Джульетта казалась ему жалкой, глупой и абсолютно неинтересной. Он так и не смог заставить себя притронуться к ней и не поцеловал.
Она, конечно, огорчилась, но ему было наплевать. В его глазах Джульетта выглядела абсолютно безнадежной. Однако самым ужасным ее качеством был тот факт, что она… нравилась его отцу!
Старший Сильетти, властный и жестокий, он всегда требовал от сына послушания. Его грубый, бескомпромиссный голос до сих пор звучал в ушах Ромео:
— Это хорошая девушка, скромная и воспитанная. Вы помолвлены с рождения. Такая жена сделает из тебя настоящего мужчину, потому что ты на самом деле пустой юнец — безответственный и избалованный.
С тех пор Ромео видел в Джульетте только самое страшное для себя: постоянное напоминание об отце и его бесконечном контроле. Наверное, именно по этой причине всё, что она делала, вызывало у него особенное раздражение — ведь ее одобрял отец.
Ее прежняя скромность, регулярно воспеваемая старшим Сильетти, вызывала в Ромео отвращение. Её нерешительность казалась доказательством того, что она была выбрана лишь для того, чтобы подкрепить власть отца над сыном. С самых первых дней свадьбы Джульетта была для него не человеком, а символом контроля, слабости и несвободы. Особенно, когда она очень старалась угодить ему, Ромео видел в этом лишь отражение отцовского влияния.
Правда, Ромео не мог не признать, что Джульетта вдруг стала какой-то симпатичной. Не красавицей, конечно, до красавицы ей далеко, но осанка стала увереннее, слова — резче, а глаза загорелись огнем. Однако в ней все еще оставалось то, что он ненавидел больше всего - одобрение отца.
Однако теперь это представление о ней начало давать трещину. Её уверенный голос заставил забыть ту робкую девушку из храма. Джульетта стала кем-то иным. Человеком, способным смотреть ему в глаза и спорить. Но зачем она притворялась? Чего добивалась? Это непонимание злило Ромео больше всего, потому что играть с собой он никому не позволял.
Гордость взяла верх и на этот раз. И хотя душа подталкивала его присмотреться к жене повнимательнее, чувство уязвлённого самолюбия заставило его снова насупиться и прошептать:
— Я не так уж глуп, Джульетта, чтобы поддаваться на твои манипуляции. Ты не будешь мной управлять. Никогда!
***
Зинельда выбралась из поместья, воровато оглядываясь по сторонам. Её громоздкая фигура утратила привычное величие: плечи сутулились, взгляд метался, словно она ожидала внезапной поимки. На прощание она быстро шепнула одной из служанок:
— Если хозяин спросит, где я, скажи, что поехала в храм душу успокаивать.
Не дожидаясь ответа, она торопливо скрылась в карете. Колёса резко тронулись, увозя её прочь от поместья.
Карету неистово трясло, но двигалась она быстро. Лошади уверенно везли экипаж к столице. Вскоре городские постройки замелькали за окном. Однако храм, куда якобы направлялась Зинельда, остался далеко в стороне.
Карета свернула в узкий переулок ремесленнического квартала и остановилась у двухэтажного дома с обшарпанной штукатуркой. Серые стены, покрытые мхом, казались мрачными даже при ярком дневном свете. Дом выглядел бедно, но обитаемо: занавески на окнах были чистыми, а крыльцо аккуратно подметено.
Зинельда выбралась из кареты, недовольно морщась от необходимости самостоятельно нести сумки. Расплатившись с кучером, она быстро направилась к двери. Тяжелый стук в дверь прозвучал требовательно, но ждать долго не пришлось. Дверь приоткрылась, и в проёме показалась молодая женщина в льняном плаще с глубоким капюшоном, скрывающим лицо.
— Быстрее! — зашипела Зинельда, протискиваясь в дом. – Лица не показывай!
Девушка молча кивнула и защёлкнула дверь за гостьей. Только тогда Зинельда позволила себе выдохнуть и немного расслабиться.
— Ну, слава богам, — пробормотала она, ставя на пол сумки с выпирающими боками, которые, казалось, вот-вот лопнут.
Она откинула тряпку с одной из них, и в тусклом свете комнаты блеснули деревянные крышки стеклянных банок. Внутри оказались специи, недосчитанные Джульеттой, несколько батонов свежего хлеба и головка сыра из кладовой поместья.
Зинельда критически осмотрела девушку в плаще.
- Тебя точно никто не видел здесь? Лицо тщательно скрываешь?
— Никто, матушка, — спокойно ответила та.
Зинельда провела рукой по лбу, стирая капли пота.
Тётя поймала меня в коридоре. Она выглядела хмурой и недовольной, как будто ей сообщили, что в доме закончились её любимые пирожные.
— Ты вела себя грубо со мной, — произнесла она, поджимая губы. — Но я тебя прощаю. Всё-таки мы родственники.
Я вопросительно приподняла бровь. Какие заявки! Что бы это значило?
— Однако... — продолжила тётя, чуть приподняв подбородок, — ты совсем не ценишь меня. Я работаю в этом доме день и ночь, не покладая рук.
Она картинно развела руками, как будто хотела показать мне, насколько эти самые руки устали. Ага, кажется, начинается следующий этап представлений.
Выдохнула.
— Я не только управляю слугами, но и лично просматриваю каждый угол. Ты представляешь, какую нагрузку я несу? – голос Зинельды становился всё более высоким, а эмоции начинали переливаться через край. Если честно, я была готова поклясться, что сейчас она начнёт слезливо рассказывать, как жертвует всем ради нашего семейного благополучия.
— И это всё только ради тебя! — продолжала тётя (о, я так и знала!), глядя на меня с выражением смертельной обиды. — Чтобы Ромео был доволен тобой, Джульетта! - её лицо приобрело трагическое выражение, а второй подбородок задрожал так, что мне стоило усилий удержаться от смешка. — Ты бы постыдилась порицать человека, который вот этими руками, — она растопырила передо мной пальцы, — несёт на себе порядок в этом огромном здании!
Я скрестила руки на груди и чуть склонила голову, разглядывая её.
— Значит, вы лично отвечаете за порядок? — уточнила с лёгкой усмешкой.
— Да! — горделиво выпалила она. — И я профессионал своего дела. Ты должна сказать мне спасибо, что я взяла на себя всю эту невыносимую нагрузку, чтобы ты отдыхала и наслаждалась жизнью.
— Так вы всё это делаете действительно лишь ради меня? — спросила я, чуть приподняв брови.
— Конечно! — она сделала шаг вперёд, словно пыталась придать словам ещё больше значимости.
— А если я хочу и сама поработать? — спросила я, решив, что сейчас самое время для активных действий.
— Что? — тётя отступила обратно, округлив глаза.
— Пойдёмте со мной, — предложила я и свернула в первый же поворот коридора.
Мне даже не пришлось долго искать. Прямо за углом наткнулась на группу служанок, которые при виде меня мгновенно перестали перешёптываться и замерли, будто ожидали кары небесной. Похоже слава о «новой» Джульетте уже начала расползаться среди людей.
— Накройте нам с тётей чай, — обратилась я к ним. — Мы давно мило не беседовали.
Слуги переглянулись, но тут же бросились выполнять приказ.
Когда они удалились, я повернулась к Зинельде, которая хмуро смотрела на меня, как будто я только что бросила ей вызов. А ведь бросила! Командовать парадом отныне намеревалась я!
Нашли на втором этаже небольшую гостиную и присели в кресла.
Пока я безмятежно ела пирожное, взгляд упал на ножку стола. Там благополучно пристроилось очевидное паучье творение, которое с гордостью украшало этот стол. Я даже заметила несколько беленьких шариков-гнезд паука.
— Ну, это уже слишком! — пробормотала я себе под нос, радуясь выпавшей возможности провести над Зинельдой воспитательную работу, и шлёпнула ладонью по скатерти. Тетя подпрыгнула в кресле, паук же стремительно ретировался в неизвестность, как будто понял, что лучше не испытывать судьбу.
Сидевшая напротив меня тётя Зинельда, заметив его в последний момент, гордо вздёрнула подбородок, как будто всё происходящее её совершенно не касалось.
— Что случилось, дорогая? — пропела она с таким наигранным участием, что мне захотелось ещё и её шлёпнуть.
Я отложила пирожное и прямо посмотрела на неё.
— Случилось, тётя, то, что у нас, оказывается, новый жилец! — я указала на остатки паутины. — Надеюсь, вы вписали его в семейное древо семьи Сильетти?
Слуга, стоявший неподалёку, захихикал, но попытался скрыть это, закашлявшись. Тётя тут же злобно зыркнула на него.
— Паутина? Какая ерунда! — фыркнула она. — Это просто знак того, что дом старый, а не результат плохой уборки.
— Правда? — я склонила голову на бок и прищурилась. — Что ж, проверим. Сегодня у нас будет Великий Обход.
— Великий что? — переспросила Зинельда, подавившись чаем.
— Обход! — я поднялась со стула, чувствуя, как в душе разгорается энтузиазм. — Проверим, как блестит наш дом. А заодно убедимся, что всё соответствует вашим высоким стандартам управления хозяйством.
Лицо тёти побелело, как её любимый кремовый соус.
***
Моё появление в коридорах с боевым настроем и группой из нескольких служанок привлекло внимание всех, кто был поблизости. Слуги перешёптывались, переглядывались и спешили за мной, словно я стала предводителем революции.
— А теперь, друзья, начнём с малого, — объявила я, остановившись перед первой же гостевой комнатой.
Широко распахнула дверь и вошла. Сначала всё выглядело более-менее прилично: постель заправлена, ковёр аккуратно лежит на своём месте. Но стоило мне подойти ближе к окну, как я обнаружила первое «сокровище».
— Кто-нибудь может объяснить, почему занавески пахнут так, словно их стирали в болотной воде? — я потянула ткань ближе к носу и скорчила лицо.
Слуги прыснули со смеху. Тётя, стоявшая в дверях, замахала руками.
— Это… это просто потому, что ткань старая!
— Старая, говорите? — я опустила занавеску. — Всё-то у вас старое! Ну, если вашей целью было добиться музейного аромата, поздравляю. Вы справились!
Тётя нахмурилась, но ответить не успела, потому что я уже повернулась к кровати.
— А это что такое? — я потянула за угол покрывала, открывая скомканные простыни под ним.
— Так должно быть! — выпалила Зинельда. — Это особый способ заправки, придуманный в нашем роду!
— Правда? — я внимательно осмотрела её лицо, и она смутилась. Какое изобретательно глупое оправдание! — Тогда я обязана научиться этому семейному секрету в ближайшее время. Кто-нибудь, принесите чистое бельё!
Сейчас я впервые за долгое время почувствовала, что держу ситуацию под контролем. Тётя Зинельда уже не могла смотреть на меня свысока, как это было раньше. По крайней мере, после того разгрома, который я учинила ей во время «Великого Обхода». Хихикнула, вспомнив растерянное и ошеломленное выражение ее лица при этом. Да, тётя, время твоего господства однозначно закончилось…
Душевный триумф поднимал меня над всем этим домом, над его тяжёлыми стенами и холодными коридорами. Сегодня мне удалось показать, что я не та, за кого меня принимали. Но несмотря на это, в глубине души что-то всё ещё зудело, неудовлетворенное нынешним существованием. Возможно, это были вопросы, на которые я не могла найти ответы. Почему я здесь? Для чего это всё?
Я села на кровать, тяжёлую и высокую, как трон. Это место, где когда-то спала Джульетта, не давало мне покоя. Её вещи, её одежда — всё казалось чужим, но в то же время притягивало, как магнит. Я не знала, кем она была, но чувствовала: её жизнь была не проще моей.
Мой взгляд скользнул по комнате и остановился на шкафу в углу. Он стоял там, как немой свидетель всех событий, что случались до моего появления. Вдруг в голове мелькнула мысль: может быть я могу найти подсказку среди её вещей?
Подошла к шкафу и открыла его тяжёлые дверцы, которые заскрипели, словно протестуя. Внутри было полно пыли, старых вещей, беспорядочно набросанных на полки, потертых коробок и корзин. Я начала рыться в этом хаосе, перебирая платья, кружева, какие-то клубки ниток. И вдруг рука наткнулась на что-то твёрдое…
Это была книга. Небольшая, с выцветшей кожаной обложкой. На первый взгляд — ничем не примечательная. Я вытащила её и провела пальцем по истертой надписи…
– Души моей песнь… – прочитала я, осторожно открывая первую страницу.
Почерк был ровный с легким наклоном, словно человек, писавший это, немного нервничал.
«Джульетта Бандини. Дневник моей жизни. Я одинока, мне не с кем поговорить по душам, поэтому… я буду записывать свои переживания сюда, в эту тетрадь, иначе они меня просто раздавят…»
Эти слова заставили меня замереть. Они были похожи на мой собственный крик души. Как будто Джульетта была точно такой же, как я. Сердце трепетно забилось. Я прижала дневник к груди, немного побаиваясь читать дальше. Я уже предчувствовала, что будет больно…
Но заставила себя раскрыть тетрадь снова и начала читать.
«Меня оставили, когда мне было шесть лет. Мама сказала, что я мешаю её счастью. Её новый муж не хотел видеть чужого ребёнка в своём доме. Отец тоже отказался брать опеку. Меня отправили в пансион, сказав, что это для моего же блага. А для меня это стало концом детства.
Я помню холодные стены пансиона, строгих учителей и девочек, которые смеялись надо мной. Помню, как ночами плакала в подушку, обнимая куклу, которую мне подарила старая служанка. Утром я смотрела на дверь, надеясь, что мама вернётся за мной. Но она так никогда и не пришла…"
Слова Джульетты полоснули по сердце ножом. Слишком знакомо. Слишком похоже. Меня тоже бросила мать. Отец отправил меня к тёте Зине, чтобы избавиться от ответственности. Я знала эту боль одиночества, этот страх быть ненужной, это ощущение полнейшей отверженности…
Пролистнула страницы. Почерк Джульетты становился всё более нервным, будто её переполняли эмоции, из-за которых подрагивали руки.
"Когда мне было пятнадцать, тётя Зинельда забрала меня в свой дом. Она сказала, что сделает из меня леди, достойную нашего имени. На самом деле родители заплатили ей за заботу обо мне. Особенно отец. Хотя я и не была ему нужна, но все же являлась его старшей дочерью и имела титул баронессы. Наверное, именно это и являлось единственным ценным качеством у меня. Тетя Зинельда титула не имела. Она, как и мама, происходила из семьи купцов. Отец женился на матери без согласия родителей. Это был брак по любви, но он очень быстро закончился. Однако я успела родиться. Для этого как бы многого не нужно. А теперь моей семьей была алчная и деспотичная тетка, которая за горсть монет готова была на все… Тетя терпеть меня не могла. Впрочем, как и я её тоже, но… без нее у меня не было ни малейшего шанса выбиться в люди. Деньги, переданные отцом, решают всё. А эти деньги у нее… Да, Зинельда каждый день цедит мне в лицо, что я никому не нужна, а поэтому должна быть послушной. Я стараюсь, у меня нет выбора, но от этого порой хочется выть… Боже, почему я совсем одна???...»
Запись через несколько месяцев:
«Господи! Я не могу в это поверить!!! Это невозможно!!! Я сплю??? Тётя сказала, что мой отец договорился с графом Сильетти о моем замужестве с его сыном Ромео. Боже! Я знаю этого Ромео! Он невообразимо красив. Тот единственный раз, когда я побывала на балу, я видела его среди гостей. Мое сердце тогда трепетало в груди. Честно говоря, я даже дневнику своему не могла признаться, что давно влюблена… О Боже! И теперь он должен был стать моим мужем!!! Это мой шанс начать новую жизнь, оставить прошлое позади…»
Моё сердце болезненно сжалось. Джульетта любила его. Любила так, как когда-то я любила Рому, того парня из моей прошлой жизни. И каким же Ромео оказался подлецом…
Я перевернула страницу. Почерк изменился. Он стал крупнее, будто Джульетта писала, пытаясь справиться с переполняющими её эмоциями.
"День свадьбы. Я пишу эти строки, и слезы оставляют кляксы. Этот день – самый ужасный день в моей жизни. Ромео не любит меня. Нет, не так. С чего ему любить меня, если мы едва знакомы? Да и не красавица я… Но всё хуже. Он презирает меня! Я ему откровенно противна!!! Он не хотел этого брака…
Большего унижения даже представить трудно. Моё платье было таким красивым – белоснежным, кружевным. Отец прислал его, не поскупился, нужно было держать марку обеспеченной семьи. Еще с утра я стояла перед зеркалом и думала, что это самый счастливый день в моей жизни. Я видела Ромео, и он казался ещё прекраснее, чем я помнила. Я улыбалась, чувствуя себя настоящей невестой, а потом…»
Я сидела у окна своей спальни, лениво наблюдая, как вечерние лучи солнца окрашивают заснеженный двор в мягкие золотисто-розовые оттенки. День был беспокойным, но я наконец нашла несколько минут для отдыха и размышлений. На моих коленях лежал дневник. Я зачитала его уже до дыр.
Успокоилась.
Наверное, после его появления я стала чуточку другой. Робости во мне, как не бывало. Я ощущала себя орлицей, готовой заклевать любого, кто набросится на меня, то есть на Джульетту. Я больше не позволю унижать ни себя, ни её…
Её слова зажгли во мне пламя. Если Джульетта не нашла в себе силы противостоять окружению, то я, оказавшись в её теле, сделаю это за нас обеих. Я решила быть не просто гостьей в этой жизни, а хозяйкой.
Решимость была настолько сильной, что я даже не вздрогнула, когда дверь открылась, и в комнату вошла служанка. Её робкая улыбка и слегка опущенные глаза говорили о том, что она принесла новости, которые меня не обрадуют.
— Госпожа, — начала она, - вас приглашают на ужин. Кузина вашего супруга прибыла. Господин требует вашего появления на ужине…
Значит, Элинор...
Я успела услышать от тёти Зинельды достаточно, чтобы понять: эта женщина не просто взбалмошная родственница, а настоящий шторм в корсете. Впрочем, мне уже пришлось однажды столкнуться с ней, поэтому я была уверена: муженек и эта девица решили испытать меня на прочность…
Однако, вместо волнения, я почувствовала странное возбуждение. Дневник Джульетты, который всё ещё лежал у меня на коленях, словно передал мне её нереализованное желание отстоять свои права.
— Я буду через десять минут, — твёрдо ответила я, закрывая дневник и откладывая его в сторону. Служанка поклонилась и поспешно удалилась.
Я быстро встала, привела себя в порядок. Надела самое скромное, но элегантное платье, что нашла в своём гардеробе, и направилась в столовую. Уж лучше так, чем напоминать попугая в юбке по имени Зинельда…
***
Ужин начался не в самой уютной атмосфере. Камин потрескивал где-то в углу, отбрасывая пляшущие тени на тёмные дубовые стены, а слуги, ссутулившись, неуклюже перемещались между столом и буфетом, стараясь двигаться как можно тише. В центре длинного стола, заставленного блестящей посудой, возвышалась серебряная ваза с фруктами, но даже она, казалось, нервно позвякивала от напряжения.
Кузина Элинор сидела напротив меня — ослепительная и величественная, словно статуя Афины. На её тонких запястьях поблескивали браслеты, а корсет выделял осиную талию, которую я сразу окрестила воплощением тщеславия. Пышные локоны светлых волос были уложены так идеально, что казалось, будто их нельзя нарушить ни ветром, ни землетрясением. Её холодные голубые глаза изучали меня, словно я была досадной ошибкой судьбы.
Я знала, что она начнёт. Просто ждала. И этот момент настал.
— Ах, дорогая Джульетта, — протянула Элинор, аккуратно поправляя лежащую на коленях салфетку, — я всё пытаюсь понять: как вы вообще познакомились с Ромео? Это должно быть... потрясающая история.
Она улыбнулась, но её взгляд был колючим. Первое наступление. Такое же предсказуемое, как и всё остальное.
— О, кузина, боюсь, вам будет скучно слушать, — ответила я, изобразив ту же ледяную вежливую улыбку. - Ведь история о браке, случившемся по приказу старшего графа Сильетти, наверняка покажется вам такой же унылой, как этикетка на бутылке вина…
Ромео, сидевший в торце стола, медленно поставил бокал с вином, но даже не взглянул на нас. Его лицо оставалось холодным, как у мраморной скульптуры. Лишь слегка напрягшийся угол рта выдавал, что он слушает.
Ну да, ну да, я не собираюсь скрывать от кого бы то ни было, что наш союз – это просто фарс…
Элинор фыркнула, как породистая лошадь, но тут же взяла себя в руки.
— Удивительно, как вы умеете завуалировать недостатки, — протянула она. — Но мне больше интересно другое. Джульетта, вы ведь, кажется, родом из... простонародья?
Она сказала это так невзначай, как будто обсуждала выбор фарфоровой посуды. Но её слова заставили тётю Зинельду, сидящую сбоку, громко хрюкнуть. Все взгляды мигом устремились на неё. Тётушка, покраснев, быстро нагнулась, якобы поправляя вилку, которая выскользнула из её руки.
— Простонародье? — я медленно отложила нож и взяла бокал воды, чтобы выиграть пару секунд. — Как любопытно вы интерпретируете родословную благородных семей. Мне кажется, Ромео как-то упоминал, что наш род ведёт начало ещё со времён объединения земель? Хотя, конечно, могу ошибаться. Я ведь такая "простая".
Я сделала вид, что серьёзно задумалась, а затем добавила:
— О, я вспомнила! Тетушка как-то упомянула, как ваши предки изрядно задолжали королевской семье. Интересно, как долго приходится возвращать такие долги? Вы до сих пор возвращаете или уже справились?
Глаза Элинор сверкнули, но прежде, чем она нашлась с ответом, тётя Зинельда вновь напомнила о своем существовании. На этот раз она громко уронила вилку, и слуги, переглянувшись, быстро кинулись к столу, чтобы всё поправить.
— Вы такая дерзкая, Джульетта, — продолжила кузина, не замечая неловкости Зинельды. — Это, должно быть, черта... тех, кто не привык к высокому обществу…
— А вы, Элинор, должно быть, привыкли, — ответила я, чувствуя, как азарт захватывает меня всё сильнее. — Полагаю, это объясняет вашу склонность смотреть на людей сверху вниз…
Шелест юбок нарушил возникшую напряженную тишину, и ещё одна служанка торопливо поставила на стол блюдо с рыбой. Кажется, даже слуги пытались разрядить обстановку.
Я, честно говоря, никогда не любила вступать в ссоры и перепалки, но после прочтения дневника решилась на любое противостояние. Именно поэтому я готова была отбиваться от нападок мужниной родственницы до самого конца.
Элинор слегка наклонилась вперёд, её улыбка стала ещё шире, но в глазах был лёд.
— Ах, дорогая, вы такая забавная! Ваше чувство юмора, должно быть, и привлекло к вам Ромео. Он любитель всего специфического, иной раз даже противного и отталкивающего, но в этом весь он… — её тон стал медовым, но с доброй порцией яда. — А вдруг он в восторге даже от вашего полного... отсутствия манер?
Свеча едва трепетала в углу письменного стола, отбрасывая неровные тени на стены кабинета. Ромео сидел, нахмурив брови, и его взгляд был сосредоточен на массивных страницах бухгалтерской книги. Он не любил проводить время за такими занятиями, но тётушка Зинельда, как всегда, слишком увлеклась хозяйственными вопросами, и теперь требовала, чтобы он ежедневно проверял результаты ее работы. Это немного напрягало, и Ромео подумывал уже как-то прекратить выполнение ее навязчивых просьб…
Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге появился слуга с письмом в руках. Запечатанное до боли знакомой родовой печатью, оно сразу привлекло внимание.
Ромео поморщился.
— От вашего отца, милорд, — слуга почтительно склонил голову и, дождавшись разрешения, положил письмо на стол.
Ромео ничего не ответил, но его челюсти напряжённо сжались. Письма от графа Сильетти не предвещали ничего хорошего. Он сорвал печать, развернул пергамент и начал читать.
"Ромео, твои обязанности не заканчиваются на твоем доме. Родовое поместье требует сыновьего присутствия. Завтра мы устраиваем ежегодную зимнюю охоту, и ты обязан явиться. Прибыть необходимо с супругой. Без неё не приезжай. Это не обсуждается."
Слово "не обсуждается" было подчёркнуто с таким нажимом, что перо почти прорвало бумагу. Ромео откинулся на спинку кресла, хрустнув пальцами.
«Чёртов диктатор», — мысленно прорычал он. Отец снова тянет за ниточки, словно Ромео — одна из тех кукол в витринах столичных магазинов, которые Элинор так любит.
Бросив письмо на стол, он взглянул в окно. За окном сгущались сумерки, снежные хлопья лениво кружились в воздухе. Всё это могло бы быть даже красивым, если бы не необходимость снова подчиняться чужой воле.
— Анна, — позвал он, не оборачиваясь.
В кабинет вошла служанка, ссутулившись и сложив руки на переднике.
— Милорд?
— Передай госпоже Джульетте, что завтра она должна быть готова для конной прогулки. И напомни ей, что опоздания я не терплю.
— Слушаюсь, милорд, — поклонившись, Анна поспешила выйти.
Ромео тяжело вздохнул, снова посмотрев на письмо. Ему было ясно: предстоящая охота станет не только проверкой для его послушания отцу, но и очередной возможностью для родственников перемыть ему кости…
***
Служанка вошла в мою комнату с такой поспешностью, будто несла срочную весть.
— Госпожа, — произнесла она, запинаясь. — Милорд приказал вам быть готовой к завтрашнему утру: вы отправитесь на конную прогулку в родовое поместье семьи Сильетти.
Я замерла, переваривая её слова.
— Конную прогулку? — переспросила я, стараясь скрыть вспыхнувшее беспокойство.
Служанка робко кивнула и быстро удалилась, оставив меня наедине с моими мыслями.
Конная прогулка…
Вся моя решимость, которая так окрепла за последние дни, внезапно пошатнулась. Как только я представила себя на огромной лошади, дрожащую и нелепо болтающуюся в седле, в груди неприятно заныло.
Встала и прошлась по комнате, словно от этого могла прийти в себя. «Хорошо, — сказала я себе, — хватит паниковать. Паника — это не выход». Попыталась представить себя на лошади, но тут же поморщилась. А вдруг Джульетта умела ездить верхом, и в этом теле остались хоть какие-то навыки? На надеяться на это было несколько опрометчиво.
Нет, мне не нравится мое уныние и страх!
Подойдя к зеркалу, я внимательно посмотрела на своё отражение. Дневник Джульетты всё ещё лежал на столе, и я вспомнила, что совсем недавно поклялась себе бороться.
— Если ты могла сдаться, Джульетта, то я не могу, — сказала я вслух, словно её дух слушал меня.
Конная прогулка? Пусть это будет испытанием. Но я покажу им, что справлюсь.
***
Карета тряслась на ухабах заснеженной дороги, и каждый новый толчок заставлял меня крепче сжимать руки на коленях. Снаружи, за инеем на окнах, простирались бескрайние поля, а дальше виднелись силуэты хвойных деревьев, обрамлённых снежными шапками. Ромео сидел напротив, скрестив руки на груди. Его лицо оставалось бесстрастным, но в нервных движениях пальцев и в ритмичном подергивании ноги сквозило напряжение.
Весь путь он молчал, а я не решалась заговорить первой. Он не смотрел в мою сторону, словно меня не существовало. Впрочем, как всегда.
Правда... я и не желала быть замеченной. Волнение только нарастало, и не хотелось бы, чтобы Ромео его заметил.
Где-то через час показались высокие башни родового поместья семьи Сильетти. Я припала к окну, пытаясь разглядеть его через снегопад. Оно было ещё больше, чем наше. Массивные стены тёмного камня возвышались над заснеженной равниной, окна сияли золотистым светом. Величественно. Холодно. Впечатляюще…
Карета остановилась у ворот, где нас уже ждали. Слуги поспешили открыть дверцу, один из них поклонился так низко, что почти каснулся земли.
Ромео вышел первым. Его чёрный плащ развевался на холодном ветру, а сам он оставался таким же невозмутимым, как всегда. Затем он обернулся и, к моему удивлению, подал мне руку.
Его рука оказалась тёплой. Почти горячей. Неловкость накрыла меня с головой, когда я ухватилась за неё, и я почувствовала, как внутри всё скручивается в странный узел.
«Боже, о чём я вообще думаю?» — укорила я себя. Но тепло его ладони… Просто на мгновение показалось, что передо мной не Ромео, а Роман Веселков. Мой Рома, которого я любила в другой жизни. Это лицо, эти черты так похожи на него…
Я поспешно убрала руку, едва оказавшись на земле. Ромео больше не обращал на меня никакого внимания и повернулся к ожидающим нас слугам.
Мы прошли через огромные ворота, которые открылись с гулким скрипом. Длинная дорожка, обсаженная деревьями, вела к парадному входу. Воздух здесь был особенно холодным, но всё равно пахло чем-то благородным: мёдом, смолой, можжевельником.
У самого входа нас встретила немолодая, богато одетая женщина. Её фигура всё ещё сохраняла грациозность, а волосы, собранные в идеальный пучок, едва тронул серебристый налёт времени. Она была до странного похожа на Ромео, и я тут же догадалась — это его мать.
Я вошла в столовую следом за Ромео, стараясь держаться бесстрастно и с достоинством. Взгляды присутствующих тут же устремились на нас: благосклонный графа Леонардо Сильетти, напряженный Лукреции Сильетти и полный ненависти… Элинор Сильетти. Да, она тоже была здесь, что вызвало во мне жгучее напряжение.
Она, как всегда, выглядела безупречно: золотистые волосы были уложены в сложную причёску, а лёгкое голубое платье с кружевом подчёркивало её утончённость.
— Джульетта, — холодно поприветствовала меня мать Ромео. Она указала на свободное место напротив Элинор.
— Благодарю, — ответила я, занимая место.
Ромео сел рядом со мной, но, как всегда, его лицо оставалось бесстрастным. Он лишь кивнул отцу и матери, не сказав ни слова.
Завтрак начался в молчании, и какое-то время было слышно только позвякивание вилок, шорох юбок и приглушённые шаги слуг. Я старалась сосредоточиться на еде, но ощущала, как взгляд Элинор прожигает меня насквозь.
— Джульетта, — протянула она вдруг своим сладким, но ядовитым голосом, прерывая тишину. Нет, ну она просто не могла промолчать! — Забавно, что ты всё-таки решила отправиться на прогулку верхом, учитывая недавние... трудности с управлением лошадью. Интересно, это смелость или просто недостаток чувства самосохранения?
Она улыбнулась, но её глаза излучали злорадство. Я почувствовала, как мои щеки начинают предательски пылать гневом. Ну да, Джульетта едва не разучилась ходить именно после падения с коня. А эта стерва еще смеет издеваться над чужой трагедией! Вот змея, так змея!
— Элинор! — голос графа Сильетти прозвучал резко, как треск хлыста. Все вздрогнуи, и только Ромео остался безучастен. Ну да, ему всё ни по чем. Его жену унижают, опускают, а он просто ковыряется в тарелке, как не при делах…
— В этом доме я не потерплю оскорблений в адрес нашей семьи! – продолжил Леонардо, строго взирая на Элинор. - Джульетта — часть рода Сильетти. И если ты забыла, что значит уважение к семье, то, возможно, тебе стоит это вспомнить, Эли…
Гордячка Элинор побледнела, но её спина выпрямилась, а руки судорожно сжали салфетку.
— Простите, дядя, — пробормотала она, опуская взгляд, но при этом подрагивая от раздражения. Поди, сейчас взорвется, как вулкан, и расплавит нас тут всех лавой своей желчи…
— Я не прошу о раскаянии, – жестко продолжил старший Сильетти. – Я предупреждаю…
И возвратился к своей тарелке, как ни в чем не бывало.
Я сидела неподвижно, пытаясь осознать происходящее. Он только что встал на мою защиту? Чувство удивления смешивалось с неожиданным облегчением. Впервые с момента появления в этом доме я почувствовала, что у меня есть хоть какая-то защита.
— Итак, — продолжил граф, обращаясь уже ко всем за столом, — сегодня на охоте будут более сорока гостей. Среди них дядя Альдо, который наверняка появится с флягой вина ещё до начала, кузина Ронана, страстная охотница, и, конечно, тётя Анжела. Надеюсь, вы подготовились к её комментариям.
Лёгкий смешок раздался от матери Ромео, но остальные остались серьёзны.
После этого разговор пошёл более спокойно. Граф обсуждал детали охоты с Ромео, а я старалась есть медленно и не привлекать к себе внимания…
***
После окончания трапезы слуги начали убирать со стола. Мать Ромео нежно коснулась плеча сына, сказав, что хотела бы обсудить с ним планы на вечер, и увела его . Элинор направилась к гостиной, бросив на меня короткий взгляд, полный презрения. Я тоже решила удалиться, чтобы немного отдохнуть перед предстоящей прогулкой.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я чувствовала, как зажатые в кулак руки начинают расслабляться. Завтрак прошёл лучше, чем я ожидала. Если старший граф действительно на моей стороне, возможно, здесь не всё так ужасно, как казалось.
***
На лестнице раздались торопливые шаги. Я не успела обернуться, как кто-то грубо схватил меня за плечо и развернул к себе.
Передо мной оказалась Элинор. Её лицо горело от гнева, а глаза сверкали, словно лёд под зимним солнцем.
— Слушай меня внимательно, — прошипела она, сжав моё плечо сильнее, чем следовало. — Если ты думаешь, что защита дяди что-то тебе даст, ты сильно ошибаешься.
Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но она перебила меня:
— Ты — никто! Пустое место. Ты посмела занять место, которое должно было принадлежать девушке из благородного рода, а не такой выскочке. Ромео должен был жениться на достойной женщине, а не на таком чучеле, как ты!
Её слова должны были уязвить меня, но я не уязвлялась. Намерения Элинор были столь очевидны, что становилось смешно. Она намеренно провоцировала меня, чтобы я взорвалась и устроила некрасивую сцену, и тогда старший Сильетти точно остался бы мной недоволен. Она хотела, чтобы я разрушила свою защиту собственными руками.
Поэтому я просто молчала, разглядывая Элинор с насмешливым интересом.
— Я сделаю всё, чтобы избавиться от тебя, Джульетта, — продолжила она, сжав зубы. — Ты здесь чужая. И я это докажу!
Отпустив моё плечо, Элинор развернулась и быстро пошла вниз, оставив меня наедине со своими мыслями…
***
Через несколько часов…
Меня подвели к лошади, и сердце тут же упало куда-то в пятки. Это была статная гнедая кобыла с гладкой блестящей шёрсткой, но в её тёмных, слишком умных глазах мне виделось нечто пугающее. Её мышцы перекатывались под кожей, и мне казалось, что одно неверное движение — и я окажусь под её копытами.
Седло выглядело не менее устрашающе. Это было дамское седло с высоким рогом, чтобы всадница могла сидеть боком, удерживая ноги на одной стороне. Я понятия не имела, как можно сохранять равновесие в такой позе, и сама мысль об этом вызывала тошноту.
На мне был специальный наряд для верховой езды: длинная юбка из плотной ткани и меховой жакет, которые стесняли движения, но, по крайней мере, были теплыми. Вокруг суетились гости: кто-то уже оседлал лошадей, кто-то стоял рядом, ожидая своей очереди. Снег мягко падал крупными хлопьями, оседая на головных уборах и тёмной шерсти лошадей. Лай охотничьих собак раздавался то здесь, то там, а впереди раскинулся редкий еловый лес, обрамлённый пушистыми сугробами.
Комната, куда меня завела Лукреция, была маленькой и душной. Пахло сушёными травами, будто вся целебная сила растений копилась тут веками, но мне от этого не стало легче. В углу стоял старый письменный стол, на котором громоздились стеклянные бутылочки с мутными жидкостями, стопка пожелтевших бумаг и скелет крысы под стеклянным куполом.
За столом сидел лекарь — дряхлый старик с жидкими седыми волосами на большой голове. Он поднял на меня выцветшие глаза, пробурчал что-то невнятное, затем указал на низкий стул у окна.
— Садитесь, дитя.
Я подчинилась, чувствуя себя так, будто меня отправили на экзамен, а не к врачу. Лукреция величественно опустилась в кресло напротив, сложив руки на коленях и внимательно следя за каждым моим движением.
Лекарь принялся щупать мой пульс, его костлявые пальцы были холодными и тряслись. Я старалась не смотреть на него и тем более на Лукрецию, но её пристальный взгляд жёг кожу.
— Всё в порядке, миледи, — протянул старик, отпуская мою руку. — Ваш пульс ровный, дыхание спокойное. Беременности нет.
Эти слова повисли в воздухе.
Лукреция слегка приподняла бровь, но её лицо осталось каменным. Только лёгкая тень разочарования проскользнула в уголках её губ.
— Значит, нет, — произнесла она, складывая руки ещё плотнее.
— Э-м-м… да, — тихо подтвердила я, чувствуя себя отчего-то неловко.
— Жаль, — сказала свекровь холодно, и я почувствовала, как её голос обволакивает меня ледяным туманом отвержения. — А я надеялась, что у тебя хватит сообразительности подарить этому дому что-то ценное…
Её слова резанули, но я заставила себя поднять голову.
— Я не думаю, что… — начала я.
— Удивительно, — прервала она меня, слегка прищурив глаза, — что вы с Ромео до сих пор не зачали наследника. У вас ведь, надеюсь, достаточно… возможностей?
Лукреция говорила медленно и внимательно меня разглядывала. Ни один мускул намоем лице не дрогнул. Хочет узнать, как нам живется вместе? А я ничего не скажу. Если начну жаловаться свекрови на ее любимого сыночка, она возненавидит меня еще больше. Как говорится, у плохой свекрови невестка всегда сущее зло…
— У нас всё в порядке, — ответила я как можно твёрже, стараясь не выдать ни смущения, ни гнева.
Она склонила голову, её губы изогнулись в почти неуловимой улыбке.
— В порядке? — переспросила она. — Как интересно. А можно уточнить, что ты подразумеваешь под этим "в порядке"?
Её взгляд был колючим, как иглы ёлки, а тон — приторно-любезным, будто она пыталась заставить меня расколоться.
— Ромео достаточно… заботливый, — выдавила я, стараясь не смотреть ей в глаза (ну передал же он со служанкой, чтобы я оделась потеплее на охоту? Значит, позаботился).
— Заботливый, говоришь? — переспросила она, и я увидела, как её бровь едва заметно дёрнулась. — Хм. Как-то это не похоже на моего сына.
Я замерла. О чём она хочет услышать? О том, что её сын едва смотрит на меня? О том, что наши разговоры не больше, чем обмен парой сухих фраз? Или о том, что он предпочитает проводить ночи где угодно, только не со мной?
— У нас… непростое начало, — попыталась я смягчить ситуацию.
Лукреция внимательно разглядывала меня, её тонкие пальцы легко коснулись кулона на шее.
— Непростое начало? — повторила она с лёгкой усмешкой. — Брак — это не только начало, Джульетта. Это обязательства. Ты должна понимать, что в этом доме не будет места для тех, кто не справляется со своими обязанностями.
Я сжала руки так сильно, что ногти впились в ладони.
— Вы не позволяете забыть об этом, — сказала я сдержанно, чувствуя, как внутри закипает злость.
Её лицо оставалось холодным и непроницаемым.
— Запомни, — произнесла она, слегка наклонившись вперёд. — Внуки очень важны для семьи Сильетти. Не стоит разочаровывать нас в будущем. Ты поняла, невестка?
Её слова прозвучали тихо, а я не ответила. Не потому, что не могла, а потому, что знала — всё равно ничего не изменю.
— Ладно, — резко продолжила она, поднимаясь с кресла. — Пойдём, Джульетта. Если ты не беременна, тебе придётся участвовать в охоте.
Когда мы вышли из здания, в лицо ударил свежий морозный воздух. Я вдохнула глубоко, словно впервые за всё утро смогла нормально дышать. Лукреция шла рядом — прямая, грациозная, как статуя, высеченная изо льда. Её взгляд, кажется, пробивал насквозь всё, на что она смотрела.
Мы пересекли внутренний двор, миновали ограду и оказались среди первой поросли деревьев.
Вокруг суетились слуги, натягивая седла на лошадей и проверяя упряжь. Охотники, уже готовые к выезду, переговаривались, поправляли перчатки и смеялись.
— Охота началась, — заявила Лукреция, ускоряя шаг. — Нам нужно поторопиться, Джульетта.
— Но… — начала я, чувствуя, как ноги становятся ватными.
Она резко обернулась ко мне. Её лицо оставалось безупречно спокойным, но в глазах читалось нетерпение.
— Ты не беременна, — напомнила она, как будто я могла забыть это за последние пять минут. — А значит, обязана участвовать. Ведь ты — жена моего сына. Твоя задача — поддерживать репутацию семьи. Я надеюсь, ты понимаешь, что от этого зависит твоё место здесь.
— Я понимаю, — процедила я сквозь зубы.
— Прекрасно, — её голос вдруг стал мягче, но от этого стало только неприятнее.
Мы подошли к поляне, где собралось множество гостей. Собаки лаяли на поводках, лошади нервно переступали с ноги на ногу. Охотники уже садились в седла, и я с ужасом представляла, что должна быть среди них.
Лукреция осмотрела меня с головы до ног.
— Ты ведь любишь верховую езду, не так ли? Я слышала, ты была очень успешной в этом. Или слухи врут? — спросила она, насмешливо прищурившись.
- Я просто плохо позавтракала. Мне всё ещё немного дурно, - ответила приглушенно. – Пожалуй, я пока подожду…
Чувствовала себя униженной. Но ничего не могла поделать со своим страхом перед верховой ездой.
Через полчаса я была уже в поместье семьи Сильетти. Суета улеглась, гости по большей части разошлись по разным комнатам. Как я услышала краем уха, кому-то всё-таки удалось подстрелить оленя, поэтому вечером ожидался очень даже сытный ужин.
В огромном холле, который по совместительству служил и некоторого рода гостиной, на трёх приземистых диванчиках расположились многочисленные девицы и тётушки. Они не переставали охать и причитать, обсуждая случившееся. Самое интересное, что отчего-то все были уверены, будто моего мужа спас какой-то мужичок из работников. О том, что я лично остановила лошадь и оказала первую помощь, не было сказано ни слова.
Мне стало неприятно. Я стояла чуть в стороне, естественно, не собираясь присоединяться к болтовне. Чувствовала глубокую досаду. Неужели никто не видел, что это сделала я? Там была куча народу. Правда, они пришли в тот момент, когда я уже перевязала Ромео, но всё же было очевидно. Значит, кто-то намеренно пустил слух о том, что это была не я.
Лукреция вдруг заметила меня. Она нахмурилась, лицо напряглось. Кто-то, видимо, проследил за её взглядом, и несколько тётушек тоже обернулись ко мне. На их лицах отразилось удивление, даже недовольство. А я и не поняла, в чём дело.
Они стали шушукаться, а Лукреция поспешно встала на ноги. Придерживая длинное темно-коричневое платье, она подошла ко мне и грозно зашептала:
— Что ты здесь делаешь?
Она даже не пыталась скрыть своего раздражения.
— Ты должна быть с Ромео! Если ты не собираешься быть рядом с ним в такой ответственный момент, то это станет позором для нашей семьи. Все эти дамы найдут повод усомниться в вашем браке. И самым безобидным сомнением станет то, что тебя посчитают безразличной к собственному супругу. Немедленно поднимайся на второй этаж и ухаживай за Ромео! И вообще, такое наплевательское отношение к собственному мужу мне всё больше не нравится…
Я закатила глаза. Да что ж такое творится-то?
Внутри настолько вспыхнул гнев, что я весьма непочтительно развернулась посреди продолжительной речи свекрови и просто пошла к лестнице. По некоторым звукам позади я поняла, что Лукреция едва не задохнулась от возмущения, но присутствие родственниц заставило её промолчать.
Мне было всё равно. Она реально вывела меня из себя. Однако я всё-таки шла в комнату к Ромео. Не послушаться вконец было бы неправильно.
И вот я здесь.
В комнате было душно. Запах лекарственных трав и мокрой ткани висел в воздухе, вызывая лёгкое головокружение. Тяжёлые шторы пропускали лишь слабые полосы света, которые лениво падали на кровать.
На кровати лежал Ромео, неподвижный и бледный. Кажется, он спал. Его лицо оказалось высеченным из мрамора, слишком белое на фоне тёмных волос.
Я остановилась у двери. Отступать уже некуда. Но каждая клеточка во мне кричала, что мне тут делать нечего.
Он — Ромео — ненавидит мой взгляд, мой голос, в принципе, моё присутствие. Что он скажет, если очнётся и увидит меня здесь?
Ладно. Пришлось усилием воли заставить себя двигаться.
Я потихоньку зашла в комнату и села в кресло у кровати. Сцепила руки на коленях, стараясь унять противную дрожь. Грудь Ромео поднималась и опадала медленно и размеренно. На какое-то мгновение мне показалось, что в таком виде он выглядит прямо-таки уязвимым, почти человечным — как выглядел бы, наверное, мой Рома.
Ох, не надо было мне сравнивать его с ним! Тут же в груди что-то заболело, затосковало, нахлынуло прежнее чувство разочарования…
Да, когда я всеми силами пыталась внушить себе, что Ромео — это не Роман, что между ними ничего общего нет, у меня ещё получалось относиться к нему более-менее равнодушно. Но их поразительное сходство всё равно время от времени задевало меня. Так, надо вспомнить, какой он грубый и холодный человек. Должно помочь…
Вдруг Ромео шевельнулся. Его веки дрогнули, а я замерла. Муж открыл глаза. Его взгляд, сначала тяжёлый, расфокусированный, а потом более осмысленный, довольно быстро нашёл меня.
— Ты? — хрипло произнёс он. Голос его был слабым, но в нём всё равно звучало раздражение.
— Да, — ответила я, стараясь держать тон ровным и равнодушным. — Это я. Твоя мать отправила меня сюда, так что можешь не беспокоиться — я пришла сюда не по своей воле.
Ромео, кажется, устал. Он снова прикрыл глаза, но уголки его губ дрогнули, как будто он собирался усмехнуться, а потом передумал. Удивительно, что ему смешно, когда всё просто ужасно.
— Конечно, — наконец протянул он приглушённо. — Мама всегда так поступает. Репутация прежде всего.
— Это у вас семейное, — огрызнулась я, хотя понимала, что не стоит затевать ссоры.
На мгновение воцарилась тишина, но я уже не могла её выносить.
— Что с тобой случилось? — спросила я. — Кто тебя ранил?
Ромео не сразу ответил. Глаза его снова открылись, и он просто лежал, смотря в потолок, будто собирался полностью проигнорировать мой вопрос.
— Стрела вылетела из-за кустов, — наконец сказал он неторопливо и задумчиво. — Я не видел нападающего.
Я нахмурилась, ощущая, как по спине пробегает невольный холод.
— Значит, кто-то пытался тебя убить. Это покушение?
— Похоже на то.
— Но кто? — спросила я, не скрывая тревоги. — И почему?
Ромео повернул голову, и наши взгляды снова встретились. Его глаза были спокойными, но холодными, как лёд. Кажется, он удивлялся моей настойчивости.
— Я ничего не знаю, — произнёс он. — А вот ты почему спрашиваешь?
От этих слов мне стало буквально противно. Я поджала губы.
— Вообще-то я тут играю роль твоей жены. Или мне лучше демонстрировать равнодушие?
Ромео пристально разглядывал меня, наверное, целую минуту, а потом выдохнул и устало закрыл глаза.
— Не старайся слишком усердно, Джульетта, — пробормотал он. — Мать не будет наблюдать за каждым нашим разговором.
— Так ты решил, что я разговариваю с тобой только для того, чтобы угодить ей? — спросила я резко.
Ромео вздрогнул. Я замерла, чувствуя, как внутри всё смешалось: шок, испуг и что-то ещё. Но прежде, чем я успела понять, что происходит, Ромео вдруг потянулся ко мне. Робко, осторожно, будто боялся, что я отстранюсь. Его губы мягко коснулись моих, и на сей раз добровольно.
Это было так неожиданно, что я не сразу осознала, что происходит. Его прикосновение — тёплое, почти невесомое — заставило весь мир вокруг исчезнуть. В комнате больше не слышалось запаха лекарств, ветер за окном больше не стучал по стёклам. Остался только этот момент, только чужое дыхание и мягкое прикосновение.
Я не отстранилась, но и тело словно перестало мне принадлежать. Мысли растаяли — все до одной, уступив место странной, сладкой волне, которая захватила целиком. Руки Ромео скользнули к моей талии, а поцелуй стал глубже, настойчивее. Моё сердце билось громче, чем когда-либо.
Я забыла о том, где нахожусь, забыла всё, что нас разделяло, и даже о том, что эта жизнь какая-то фальшивая. На какое-то мгновение мне даже показалось, что рождается новая реальность — наша реальность, в которой не нужно было ни объяснений, ни оправданий. Трепетная надежда, глупая, как пробка, начала активно подавать признаки жизни.
Но вдруг меня обожгла мысль: что я делаю? Это же Ромео! Человек, который смотрел на меня свысока, избегал, презирал. А я... отвечаю на его поцелуй?
Резко отстранившись, я выровнялась и сделала шаг назад. Воздух в комнате сразу же показался густым, тяжёлым, и я хватала его жадно, будто не могла надышаться.
Ромео тоже застыл. Его взгляд стал ошеломлённым, словно он не ожидал от самого себя такой импульсивности.
"Что это было?" — пронеслось у меня в голове.
Ромео ничего не сказал, но, вероятно, подумал то же самое. Лицо его быстро стало непроницаемым — он снова надел маску безразличия.
Я не знала, куда себя деть: может, осмотреть комнату, спрятаться за креслом, сделать вид, что ничего не было? Чувствовала себя так, будто стою под прицелом. И не важно, что он молчал. Тишина была хуже любых слов.
Судорожно пыталась придумать повод уйти, но ничего не придумывалось.
— Мне надо проверить, как там... как там... — пробормотала я.
Боже, как нелепо и жалко это прозвучало! Но лучше оправдываться и бежать, чем оставаться здесь. Я развернулась и вылетела из комнаты, словно за мной гнались.
Коридор встретил холодной пустотой. Или же эта пустота образовалась у меня внутри? Многочисленные бра с горящими свечами внутри едва освещали стены. Тени казались слишком длинными, слишком мрачными, слишком угрожающими.
Мои лихорадочные шаги отдавались эхом. Стук каблуков звучал громче, чем хотелось, и раздражало.
Почему я ответила на этот поцелуй? - спрашивала себя, шагая ещё быстрее. - Это же Ромео! Он отталкивающий, холодный, раздражающий. Почему моё сердце сейчас колотится так, будто ему это важно?
Но ответ я знала. Хотела я признавать этого или нет, но этот поцелуй взбудоражил во мне всё то, что я так тщательно подавляла всё время. То, что с такой лёгкостью заставило меня забыть о его холодности и фальши в нашем браке. Эта мысль была хуже всего…
Я всё равно вижу в нём Рому. Мои чувства никуда не делись и начинают периодически проецироваться на этого высокомерного аристократа.
Кажется, я была так поглощена мыслями и ощущением собственной беспомощности, что не заметила, как позади раздался знакомый ехидный голос.
— О, а я думала, ты у Ромео и ухаживаешь за ним, а ты ходишь непонятно где!
Я резко обернулась. Конечно, это Элинор! Кто ещё мог в первое же мгновение встречи говорить гадости? Правда, выглядела она странно. Идеально уложенные волосы слегка растрепались, лицо подрумянилось, а в глазах горел какой-то лихорадочный блеск.
— Что тебе нужно? — произнесла я, чувствуя, как раздражение накрывает волной.
— Нам надо поговорить, — ответила она неожиданно.
— У меня нет никакого желания с тобой разговаривать, — ответила я, но она схватила меня за руку и потащила за собой.
— Это важно! — процедила она сквозь зубы.
Я могла бы вырваться и не идти, но в её голосе прозвучало что-то странное, даже просительное. Это вызвало во мне глубокое любопытство.
Элинор всё время оглядывалась, словно опасаясь погони. Наконец она завела меня в библиотеку. Запах старых книг и пыли ударил в нос, и я чихнула.
Но тут же взяла себя в руки, переплела руки на груди и, посмотрев кузине Ромео в глаза, спросила:
— Ну?
— Это правда, что ты видела человека, который стрелял в Ромео? — внезапно спросила она.
Я нахмурилась.
— О чём ты? Никого я не видела.
— Нет, ответь! — Она шагнула ближе. Её глаза блестели не от гнева, а от возбуждения... или страха?
— Что с тобой? — спросила я, отступая. — Я видела Ромео уже раненым. Никаких убийц на пути не встречалось.
Её взгляд метался, движения были рваными и нервными. Неужели она так переволновалась из-за покушения? Интересно, знает ли она, что Ромео спасла именно я?
— Ты должна была его видеть, — прошептала она, отворачиваясь к окну.
Элинор была буквально не в себе.
— Увы, это не так, — твёрдо произнесла я, чувствуя поднимающееся раздражение. — Это всё? Я, пожалуй, пойду.
— Нет, стой! — Она не повернулась ко мне, но голос прозвучал требовательно.
— Ну что ещё? — выдохнула я устало.
— Расскажи, как всё было. Во всех подробностях.
Я пожала плечами и рассказала. Всё это время она слушала меня, не отрывая взгляда от окна.
Но в какой-то момент я поняла, что Элинор погрузилась в свои мысли, а моя речь для неё звучит фоном. Когда я повторила несколько раз одну и ту же фразу, и она не отреагировала, я замолчала.
Нет, ну это уже переходит все границы! К чему это всё?
И тут мне в голову пришла чёткая мысль: она меня сюда выманила.
Но зачем?
Элинор продолжала думать о своём. Похоже, она стала настолько рассеянной, что просто забыла о моём существовании.
Ромео…
Когда Джульетта выскочила из комнаты, Ромео почувствовал себя неуютно. Это было странно. Вообще, он сам себя немного не узнавал.
София появилась неожиданно, когда он дремал. Проснулся от поцелуя и не сразу понял, где находится и что происходит. Бывшая невеста поцеловала его снова, и он, увлеченный воспоминаниями их прежних ласк, ответил на поцелуй. И вдруг ворвалась жена. Она замерла, как вкопанная. А когда София отстранилась, Ромео немного пришел в себя.
Это была невероятная сцена ревности. Да, Джульетта ревновала его, да еще как! Ромео поймал себя на том, что уголки его губ приподнялись вверх, но он тут же отругал себя. Да что с ним творится-то? То поцеловал жену, когда она нелепо упала на него, то теперь любуется ее ревностью!
Джульетта начала ругаться с Софией, и Ромео не вмешивался в это только потому, что совсем не мог понять себя. Поглядел внимательно на бывшую невесту. Да, по-прежнему хороша: соблазнительна, красива, но... страстного отклика в нем она почему-то больше не вызвала. Вот никак. Что изменилось и почему? Неужели правду говорят, что у всякой любви есть срок и что привычка — дело серьезное? О боги, неужели он стал привыкать к бесполезной, неуклюжей и нелюбимой Джульетте?
Это открытие его так потрясло, что Ромео даже не заметил, когда жена выскочила из комнаты.
София же выпрямилась и, аккуратно поправив платье, и вновь заговорила.
— Ромео, и ты променял меня на эту… страшилу? — её голос был полон яда. — Она не достойна тебя! Ты это понимаешь? Все это понимают и потешаются над тобой!!!
Ромео почувствовал резко накатившее раздражение.
— София, прекрати, — ответил он жёстко, выпрямившись, хотя и поморщился от боли в ноге. — Ты приходишь в дом моих родителей, врываешься в мою комнату и позволяешь себе такие высказывания? Это недопустимо!
Её глаза вспыхнули. От удивления и обиды.
— Недопустимо? — переспросила София, шагнув ближе. — Недопустимо то, что ты позволил своему отцу разрушить всё, что у нас было! Ты даже не боролся за меня, Ромео! А я ждала… Надеялась, что ты…
— Ты была моей невестой, София. Это правда, - перебил ее молодой человек. - Но ты прекрасно знаешь, что отец не оставил мне выбора. Если хочешь упрекать кого-то, иди к нему…
София была в шоке. Перемены в Ромео были очевидны. Она сжала кулаки, губы задрожали от негодования.
— Я знаю. Но это не оправдание! Ты мог хотя бы попытаться что-то изменить. Вместо этого ты поддался! А теперь ты хочешь, чтобы я притворялась, что довольна твоим выбором? Ты выбросил меня, как негодную вещь из своей жизни!!! – голос Софии прекратился в крик.
Ромео нахмурился. Её обвинения резали душу острым лезвием, напоминая о том, что он всего лишь подвластный отцу сын и что не способен в этой жизни принимать собственных решений.
Злость – глухая и черная – охватила его душу.
— Ты говоришь, что я не боролся? — голос стал ледяным. — А ты, София? Что сделала ты? Разве ты пришла ко мне тогда, когда всё решалось? Ты попыталась переубедить моего отца лично? И теперь врываешься сюда, чтобы упрекать меня за бездействие? Ты даже сцены ревности устраиваешь мне только сейчас, когда после моей свадьбы прошли недели!!!
София отшатнулась, словно он её ударил. Её глаза наполнились слезами.
— Ромео, я...
Но он не дал ей договорить.
— Уходи, — сказал он резко. — Если ты не способна уважать мой выбор, то мне больше нечего с тобой обсуждать.
София, жутко уязвлённая, прикусила губу, развернулась и выбежала из комнаты. Дверь за ней хлопнула не тише, чем после Джульетты, и тишина вновь вернулась в спальню. Ромео закрыл глаза, чувствуя, как к нему подступает усталость. Он попытался собраться с мыслями, но голова гудела. И почему вдруг недавнее прошлое вдруг стало казаться таким пустым?
Однако покой длился недолго. В комнату тут же заглянула Элинор.
— Ты чего? — буркнула она, нахмурившись. — Зачем Софию обидел?
Ромео не выдержал и запустил в неё подушкой. Однако при этом невольно дёрнул ногой, скривился от боли и упал обратно на кровать, задыхаясь.
— Эй, кузен, ты чего??? — Элинор подскочила к нему, помогая выровняться. Её голос стал тише, а в глазах мелькнуло беспокойство. — Брат, ты знаешь, кто пытался убить тебя?
Он испустил долгий, мучительный стон, капля пота скользнула по щеке.
— Понятия не имею, — ответил честно, пытаясь расслабиться. — А того работника, который меня спас, уже наградили? – поспешно перевел тему.
Элинор усмехнулась и отвернулась.
— Нет. У нас тут бардак. Уже трое работников спорят о том, кто из них твой спаситель. Каждый утверждает, что он. И никак не определятся.
Ромео удивился. Ему уже стало лучше.
— Как такое возможно?
— Не знаю, — пожала плечами Элинор. — Я же говорю, бардак. Хорошо, что хоть женушка твоя не претендует на награду, а то она могла бы, с её-то крестьянскими манерами…
— Почему это? — нахмурился он.
— Да она там тоже была! — бросила Элинор небрежно, после чего попрощалась и покинула комнату.
Ромео напряг память, пытаясь вспомнить произошедшее с ним на охоте, но в голове был какой-то кавардак. Боль в ноге, голова, словно набитая ватой, и странные слова Элинор не давали ему покоя.
Усталость и боль сливались в единое целое, и вскоре он незаметно уснул.
Ему приснилась прекрасная дева — невероятно красивая в своей отваге и силе. Она удержала его коня, сняла его с седла и перевязала рану, используя кусок ткани от своего плаща. Её лицо светилось решимостью. Это лицо было таким знакомым, что сердце Ромео затрепетало…
Проснувшись, он широко распахнул глаза. На лбу выступила испарина, он часто дышал…
— Так это Джкльетта меня спасла? – ошеломленно прошептал он.
***
Ночь. Я пытаюсь успокоиться, дыша свежим воздухом на балконной террасе третьего этажа. Кутаюсь в плащ, подрагиваю. Но упорно стою.
Все, хватит быть тряпкой! Ромео не достоин моих мыслей о нем!!!
На балконе было холодно. Лёгкий ветерок пробирался под платье, щекотал кожу, но мне не хотелось уходить.
Копию моего друга Мишки в этом мире звали Михаэль. Он стоял рядом, прислонившись плечом к перилам, и нескончаемо шутил, отчего я смеялась до слёз. Морозный воздух тут же замерзал на моих щеках, оставляя лёгкое покалывание.
Он был действительно копией Миши, только гораздо более симпатичным и ухоженным внешне. В нем реально чувствовался лоск, но на его весёлости, добродушии и простоте в общении это никак не отразилось. В этом чужом, холодном мире, полном интриг и напряжения, Михаэль оказался, наверное, первым человеком, рядом с которым я смогла расслабиться.
— Знаешь, — сказал он, улыбаясь. — Мы с тобой толком и не поговорили после твоей свадьбы. Сегодня нагружать тебя своими вопросами не стану, но на днях обязательно плотно пообщаемся, договорились?
— Ты меня не нагружаешь, но я согласна поговорить позже, — отмахнулась я, но его слова заставили меня задуматься. Все равно нужно быть с этим парнем осторожной, чтобы он не догадался, что я не Джульетта. Мало ли, как он к этому отнесется. Вряд ли нормально…
Ветер усилился, я невольно поёжилась.
— Замёрзла? — спросил Михаэль.
— Немного, — призналась я.
— Тогда идём, — он легко взял меня за локоть и мягко подтолкнул к дверям.
Мы прошли по коридорам дома. Михаэль шёл впереди, показывая дорогу, и всё время болтал. Продолжал рассказывать какие-то смешные истории о своих путешествиях, делился мыслями о доме и, к моему удивлению, даже вспомнил пару слов о Ромео, хотя и с откровенной неприязнью.
— Ну и как тебе замужем-то? — спросил он вдруг, когда мы подошли к выделенной для меня комнате.
Я замялась, не зная, что ответить.
— Привыкаю, — произнесла осторожно.
— Ну, если что, всегда знай, что здесь есть хотя бы один нормальный человек, который готов выслушать, — он улыбнулся и потрепал меня по волосам.
Этот жест показался таким неожиданно тёплым, что я на секунду растерялась.
— Спасибо, — пробормотала я.
— Ладно, до завтра, Джульетта, — сказал он, разворачиваясь и уходя прочь.
Я осталась одна в полутёмном коридоре. Лёгкий ветер из приоткрытого окна пробежался по шее, заставив вздрогнуть.
Когда я вернулась в свою комнату, первое, что сделала — закуталась в плед. Умиротворение, которое принесла встреча с Михаэлем, постепенно сменялось усталостью. Я думала о том, как всё это странно. Михаэль был таким похожим на Мишу. Словно частичка дома вдруг ожила в этом далёком и чужом месте.
Я ещё долго сидела на кровати, размышляя. Случайный поцелуй с Ромео вновь всплыл в памяти, обжигая мысли. Я сжала руки в кулаки. Больше никаких глупостей. Никаких!
— Всё, — повторяла я в очередной раз твёрдо. — Ромео не заслуживает ни капли моих эмоций.
С этими мыслями я наконец уснула.
***
Следующие несколько дней прошли однообразно. Охота была отменена, и весь дом, казалось, погрузился в странное оцепенение. По коридорам изредка мелькали фигуры дознавателей, расследующих нападение на Ромео, но вскоре они тоже исчезли, не добившись ничего конкретного.
Я избегала общих завтраков, ссылаясь на слабое самочувствие. Сидеть за одним столом с десятками незнакомцев, в глазах которых то и дело мелькало презрение, было испытанием, к которому я не чувствовала себя готовой. Ужины приходилось терпеть, но, к счастью, и там на меня почти никто не обращал внимания.
С Михаэлем я виделась только издалека. Кажется, он был постоянно занят.
Ромео же всё это время оставался в своей комнате, и я думала, что увижу его только перед отъездом из этого дома. По крайней мере, я на это надеялась.
Но на четвёртый день он неожиданно появился на ужине.
Когда он вошёл, зал наполнился восхищёнными возгласами. Даже я не смогла удержаться от удивления. Ромео выглядел почти так же, как всегда: гордая осанка, потрясающая сдержанность, абсолютное отсутствие хромоты, будто он и не был ранен несколько дней назад.
Оказалось, что в поместье доставили какую-то редкую мазь, чуть ли не магическую, благодаря которой его рана затянулась невероятно быстро. Я слушала восторженные рассказы его родственников, но сама старательно не смотрела в его сторону.
Он тоже не удостоил меня взглядом.
Меня это устраивало. Я всё ещё кипела от злости и раздражения. Воспоминания о том, что я застала его с Софией, поднимались из глубины, как горький осадок. Та, кстати, неизменно крутилась около моей свекрови. Видя, как они мило улыбаются друг другу, я поняла, что Лукреция была бы очень даже не против поменять невестку…
Когда ужин закончился, я решила незаметно исчезнуть. Малый бальный зал, куда многие направлялись, казался мне настоящей ловушкой. Танцы, смех, разговоры — всё это не для меня.
Я вышла через боковую дверь, надеясь, что никто не заметит моего отсутствия, но судьба в лице Лукреции настигла меня у самой лестницы. Как всегда, с величавым видом сцепив руки в замок, она загородила мне путь.
— Джульетта, ты вообще не появляешься в комнате у своего мужа! — громко начала она, даже не попытавшись скрыть своё недовольство. — Все мои сестры спрашивают, не разлад ли у вас в семье. Что мне им отвечать? Что вы женаты только на бумаге?
Я почувствовала жуткий всплеск раздражения.
— Тогда ответьте, — я резко развернулась к ней, забыв о необходимой сдержанности, — не ваша ли семья повелела этому браку быть?
Лицо Лукреции побагровело.
— Замолчи, несносная девчонка! — рявкнула она, так что я чуть не отступила назад. — Насколько я знаю, ты сама выпросила этот брак у своих родителей!
— Что? — я распахнула глаза, не веря своим ушам.
— Да-да! — продолжила она с нажимом. — Из-за этого они вспомнили давнишнее обещание, данное нашей семье, ещё когда вы были детьми. Если бы ты этого не сделала, мой сын давно уже женился бы на ком-то более подходящем! Его жена уже наверняка была бы беременна, а ты… ты даже ребёнка зачать не можешь!