Ненужная. Рецепт для Дракона

Глава 1

Сегодня Корин возвращается домой!

После трёх мучительно долгих месяцев разлуки он наконец-то вернётся в наше гнёздышко — в мои объятия.

Я сижу на краю кровати. Простыня под рукой кажется непривычно холодной, а пространство рядом – пустым. Эта кровать... она такая невыносимо огромная для одной.

Помню, как Корин, сияя, заказывал ее, когда мы приобрели этот дом.

“Чтобы было где развернуться” — его шепот, горячий на моей шее, до сих пор отзывается мурашками.

Улыбка тронула мои губы. Пальцы сами потянулись, гладя холодную ткань на его стороне.

Как же я скучала по его прикосновениям. Потому, как сильные мужские руки обвивают талию. По тому, как пальцы нежно перебирают волосы, когда мы лежим в предрассветной тишине.

Солнечные лучи танцевали на моей коже, даря тепло, но оно не могло сравниться с жаром объятий мужа.

Я закрыла глаза и представила, как Корин войдёт в эту комнату вечером. Как улыбнётся. Как склонится для поцелуя, и его губы, мягкие и настойчивые одновременно, найдут мои… Я почти физически почувствовала его прикосновения: к шее, плечам…

Тело пронзило волной жара. От этого ожога воспоминаний пришлось подняться.

Подойдя к окну, я распахнула его настежь. В лицо ударил свежий ветерок, несущий пьянящий аромат летнего сада. За ним простирались крыши Северного квартала, а дальше — синяя лента реки и безбрежная зелень холмов, теряющихся у самого горизонта.

Внезапно мои грёзы разорвал крик, донёсшийся с первого этажа.

— Хозяин едет!

Как? Уже?

Корин написал в письме, что приедет только к вечеру. Наверняка захотел сделать сюрприз!

Мой взгляд метнулся к большому овальному зеркалу в резной раме — подарок Корина на нашу первую годовщину. В отражении я увидела растрёпанные после сна волосы, румянец на щеках и блеск в глазах: предвкушение встречи уже преобразило меня. Но этого было недостаточно. Не для такого особенного дня.

Недолго думая, я решительно стянула через голову тонкую ночную сорочку, позволив ей упасть к моим ногам невесомым облаком. Повернувшись к гардеробу, достала шёлковое платье-халат цвета морской волны — точь-в-точь как глаза Корина.

Я накинула платье прямо на обнажённое тело!

Плотно затянув пояс на талии, вновь замерла перед зеркалом. Солнце, щедро заливавшее комнату, превращало тонкий шёлк в сияющую дымку, едва скрывающую очертания тела. Прохладная ткань скользила по коже, как струйки родниковой воды, пробуждая мурашки и сладкую дрожь вдоль позвоночника.

Ему понравится! Корин всегда любил такие маленькие шалости.

Я представила его взгляд, когда он поймёт, что под платьем ничего нет. Как его глаза потемнеют от желания, как он притянет меня к себе и прошепчет на ухо, как сильно скучал.

В это самое время снизу вновь донеслись приглушённые, но явно взволнованные голоса слуг.

Времени почти не оставалось.

Быстрыми движениями я провела гребнем по волосам, позволив им тёмным водопадом рассыпаться по плечам и спине, после чего сбрызнула запястья и ложбинку у ключицы каплями любимых духов — терпких, с нотой спелого персика.

Последний взгляд в зеркало и… я была готова встретить мужа так, чтобы он забыл обо всех трёх месяцах разлуки в одно мгновение.

На первом этаже царила суета. Слуги сновали, как встревоженные муравьи. Экономка Марта, завидев меня, сделала почтительный, но поспешный реверанс.

— Доброе утро, госпожа! — её голос дрожал от волнения. — Андре уже помчался на рынок за свежими устрицами. Но мы, право, не ожидали, что хозяин вернётся столь внезапно!

— Ничего, Марта, — успокоила я её. — Полагаю, пару часов моему мужу будет не до устриц.

Я не удержалась от лёгкого смешка, заметив, как взгляд экономки мгновенно оценил откровенность моего платья.

Марта покачала седой головой, но сегодня её молчаливое неодобрение меня ничуть не смущало. Иногда замужней женщине просто необходимо позволить себе капельку легкомыслия.

— Насчёт вина, — добавила я, пока румянец заливал щёки экономки. — Попроси Йозефа спустился в погреб. Корин привёз несколько бутылок из южных провинций во время последнего визита.

— Слушаюсь, госпожа, — Марта снова покачала головой.

Внезапно до слуха донёсся уже близкий, уверенный стук колёс по мостовой. Сердце бешено забилось, словно пойманная птица. Я бросилась к распахнутому парадному окну.

На извилистой аллее показалась знакомая карета, запряжённая парой вороных коней.

Не в силах сдержать порыв, я подхватила лёгкий подол платья и стремительно устремилась к выходу. Четыре года замужества не смогли убить во мне чувство — это сладкое волнение перед встречей с Корином. Моё сердце по-прежнему пускалось вскачь, стоило мне услышать звук его шагов.

Карета въехала во двор. Копыта лошадей высекали искры из мостовой, а руны на бортах экипажа вспыхивали голубоватым светом, реагируя на охранные заклинания нашего дома. С лёгким скрипом рессор и цоканьем подков экипаж замер прямо передо мной.

— Корин, — прошептала я, делая шаг вперёд.

Дверца отворилась. Кучер склонил голову, помогая моему мужу спуститься.

Корин выглядел уставшим — тени залегли под его глазами, а вокруг рта появились новые морщинки, которых я не помнила. Он поднял глаза и... Я замерла. В его взгляде не было той искры, того тепла, с которым он всегда смотрел на меня. Вместо этого — холодная учтивость, словно я была не женой, а одной из множества деловых партнёров его аптекарской сети.

— Этери, — произнёс он, и даже моё имя на его губах прозвучало неверно, как фальшивая нота, режущая слух.

Прежде чем я успела осмыслить этот холодный тон, из тёмного зева кареты показалась рука. Тонкая, изящная, в безупречной кружевной перчатке…

Солнце, яркое и безжалостное, слепило меня, и я отчаянно подумала: “Мираж... Это всего лишь игра света”. Но иллюзия длилась лишь миг.

Мой муж повернулся к карете с той галантной нежностью, которую я знала слишком хорошо.

Глава 2

Я смотрела, как они уходят — мой муж и эта девушка, легко порхающая рядом, точно бабочка возле тёмного цветка. Их спины — такие разные и одновременно так прекрасно сочетающиеся. Его — широкая, с идеальной осанкой. Её — хрупкая, с изящным изгибом.

Ноги подкашивались. Мне пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть.

Едва Корин с гостьей скрылись из виду, рванула в спальню.

Пальцы дрожали, когда я срывала с себя этот нелепый шёлковый наряд.

Резко распахнув гардероб, выхватила строгое платье из тёмно-синего бархата с высоким воротом и длинными рукавами. Я никогда не любила его — Корин говорил, что оно делает меня похожей на старую деву. Теперь это казалось идеальным выбором.

Через окно я видела, как Корин показывает Эльмире наш сад. Мой сад. Тот самый, где каждый куст был посажен моими руками. Он указывал на цветущие розы, которые я выхаживала прошлой весной. Девушка смеялась, и её светлые локоны сверкали на солнце.

Не в силах смотреть на это… представление, я спустилась на кухню.

— Госпожа, — прошептала Марта, — скажите… кто эта девушка? И… она останется у нас надолго?

— Нужно приготовить южное рагу. Корин его любит, — проговорила я, не отвечая на вопрос, — И... — я вдруг почувствовала, как голос срывается, — пожалуйста, подай обед в большой столовой.

Марта кивнула. Я не смотрела на экономку, взгляд был прикован к кухонному окну. Корин и его знакомая вошли в дом через боковую дверь.

— А здесь, мы проводим вечера, — радостно выдал мой муж.

Платье внезапно сдавило горло. Высокий воротник, стал удавкой, когда я услышала смех.

“Что за вздор?” — усмехнулась про себя. — “Напридумывал себе невесть что.”

Я глубоко вдохнула. Конечно, эта Эльмира просто девушка. Юная, красивая, но... просто девушка. А Корин — всего лишь проявляет учтивость, как и подобает мужчине его положения.

Ничего страшного не происходит. Мой муж просто был вежлив, а я повела себя как безумная, встретив его в полупрозрачном платье при постороннем человеке! Неудивительно, что он был раздражен.

Из столовой снова донесся ее серебристый смех, и я поморщилась, как от зубной боли.

— Госпожа, вы хорошо себя чувствуете? — участливо спросила Марта, заметив мое выражение лица.

— Прекрасно, — ответила я, натягивая улыбку. — Просто немного устала. Не ожидала гостей.

Корин вернулся домой — вот что важно. Пусть не так, как я представляла, но он здесь. А эта девушка... она скоро уедет, без сомнения. Возможно, уже завтра. А мы с Корином наконец-то останемся наедине.

Ужин, как и приказано был сервирован в большой столовой, где я распорядилась зажечь все магические хрустальные светильники. Однако сейчас этот свет казался слишком ярким…

Корин сидел во главе стола — место хозяина дома. Я расположился напротив, а леди Эльмира заняла место по правую руку о моего мужа.

— Как прошла поездка в столицу? — спросила я.

— Продуктивно, — коротко ответил Корин. — Мы заключили соглашение с Королевской Гильдией Целителей. Теперь наши аптекарские лавки будут единственными поставщиками зелий для всех королевских госпиталей.

— Это замечательная новость, — я попыталась улыбнуться. — Ты так долго к этому стремился.

Корин кивнул, но его взгляд скользнул куда-то мимо меня, застыв в пространстве. Он был здесь физически, но мысли его явно витали далеко.

— А вы, леди Эльмира, — я повернулась к девушке, — тоже интересуетесь аптекарским делом?

Девушка вспыхнула очаровательным румянцем и мило улыбнулась, обнажив аккуратные жемчужные зубы и глубокие ямочки на щеках.

— О, я мало что понимаю в зельях, — произнесла она с легким смешком. — Но мой отец поставляет редкие алхимические ингредиенты из Бронзового Предела. Так мы с Корином и познакомились.

Корином… Не с господином Лааром. Не с мистером Лааром, на худой конец. Просто Корином. Будто они старые друзья. Будто они…

Черт бы ее побрал, эту ямочку на левой щеке!

Мои пальцы сжали вилку. Холодный металл впился в ладонь. Глоток воздуха обжег горло. Все мои попытки убедить себя, что ничего страшного не происходит, рассыпались в прах... Тут что-то не так. Корин не просто так притащил в наш дом эту девчонку! Одну! Где её компаньонка? Она ведь баронесса!

Пока я лихорадочно соображала, цепляясь за обрывки мыслей, Эльмира перевела разговор на столичные сплетни. Она щебетала о дворе Его Величества, о новой моде на зачарованные ткани, мерцающие при лунном свете и о последней опере, которую они с Корином посетили “совершенно случайно встретившись в театре”.

Мой муж улыбался ей — той особенной улыбкой, которую когда-то берег только для меня. Я сидела, словно каменное изваяние, механически поднося вилку ко рту и совершенно не чувствуя вкуса еды…

— Энери, мне нужно поговорить с тобой, — произнес Корин, когда слуги убрали десертные тарелки. — Наедине. В моем кабинете.

Я кивнула, чувствуя, как каждый удар сердца отдается болью во всем теле.

— Прошу меня извинить, — произнесла я, поднимаясь из-за стола. — Леди Эльмира, Марта проводит вас в гостевые покои, где вы сможете отдохнуть.

Гостевые покои. Я всё еще цеплялась за иллюзию, что девушка просто гостья.

Корин шел впереди меня по коридору. Магические светильники зажигались и гасли, реагируя на присутствие хозяина дома.

Кабинет моего мужа остался таким же, каким был до его отъезда. Я ежедневно заходила сюда, смахивала пыль с его книг и письменных принадлежностей, меняла цветы в маленькой вазе на столе. Сейчас в ней стояли свежие эдельвейсы — редкие горные цветы, которые я вырастила с помощью магии в нашей оранжерее.

Корин не смотрел на цветы. Он прошел к окну, заложив руки за спину. Несколько бесконечных мгновений он просто смотрел в пустоту. Затем глубоко вздохнул и повернулся.

— Я не знаю, как сказать мягче, — начал мой любимый. — Поэтому скажу прямо. Наш брак был ошибкой.

Слова вонзились в солнечное сплетение. Я судорожно вцепилась в спинку кресла, лишь бы не рухнуть. Горло сжало так, что я едва выдавила хрип:

Глава 3

— Думаешь, я подлец? Но разве у меня был выбор? Меня поджимают со всех сторон. Торны разместили свои алхимические лавки на севере, Саймон Хар владеет чуть ли не всеми контрактами на западе. Я сражаюсь за выживание дела! — тараторил Корин, вскинув руки в воздух. — Без связей с влиятельными домами я буду раздавлен. Ты хоть представляешь, сколько людей зависит от нас? Сколько семей кормится благодаря “Лаар”?

Каждое его слово, каждый жест, вонзались в моё сердце глубже острого шила.

— И ради этого стоило растоптать нашу семью?

— Семью? — Корин издал короткий, горький звук, больше похожий на лай, чем на смех. — Какую семью, Ри? Мы с тобой — это не семья. Семья — это продолжение рода, это дети, наследники. А что у нас?

— Моя любовь? Преданность? Бессонные ночи над новыми рецептами, благодаря которым ты… — горло запершило, и я замолчала.

А я... я ведь сама отошла в тень. Спрятала талант, идеи, силу — ради чего? Ради того, чтобы однажды он назвал меня “дочерью мелкого торговца травами”?

Дура! Какая же я дура!

Пока я сидела дома, выслушивая рассказы о его успехах, он присматривал себе новую жену. Более выгодную. Более подходящую. С благородной кровью и связями.

Я кашлянула, резко, пытаясь прочистить горло от комка горечи, что разъедал меня изнутри, словно крепкая кислота. Подняла взгляд. На него. Пока ещё... мужа.

— Всё это… Ничего не значит?

— Значит, — неожиданно мягко ответил Корин. — Конечно, значит. Но пойми, Этери, я должен двигаться дальше. Барон Дювейн предложил мне покровительство, доступ к королевскому двору. Его дочь... она понесла так быстро, словно сами боги нас благословили.

— Твоя драгоценная баронесска... — я выдавила усмешку, чувствуя, как горечь поднимается к горлу с новой силой. — ...не алхимик. Боюсь, единственное, что она умеет — выводить золотые вензеля на шёлковых подушках, и… у неё, судя по всему, неплохо выходит раздвигать ноги перед чужими мужьями!

— Эльмира умна, красива и молода! — высокомерно вскинул голову Корин, словно оглашая её призовые качества… Как будто я — его старая, сварливая и ни на что не способная жена, посмела усомниться в качестве новой... покупки.

Покупка… Трофей… Да, именно. Эльмира Дювейн — не более чем изящно упакованный трофей. Главное достоинство которой — фамильная утроба, так любезно согласившаяся принять семя дома Лаар.

А я? Я лишь “дочь мелкого торговца”, чья работа когда-то подняла Корина из грязи. Теперь эта грязь, видимо, прилипла к его сапогам слишком заметно, и требовалось её срочное отмывание благородным гербом Дювейнов.

— Знаешь, Корин, — медленно выдохнула и почувствовала странное, почти неприличное спокойствие, — ты прав.

Муж замер, явно сбитый с толку моей внезапной переменой. Ждал продолжения обвинений, но я лишь пожала плечами.

— Мы действительно не семья. И, наверное, никогда ею не были.

Я сделала шаг. Потом ещё один и ещё… пока не добралась до окна. Прижала ладони к холодному стеклу. За ним расстилался летний сад — моё личное детище, моя гордость. Сейчас он пылал буйством красок: алые камелии смешивались с лиловым иссопом, золотистый зверобой оттенял изумрудную мяту. Пчёлы гудели в тёплом воздухе, опьянённые ароматом лаванды. Красота, выращенная моими руками, моей любовью. Моей глупостью.

“Как же тяжело будет покинуть это место” — пронеслось в голове.

Не дом — нет. Сад. Камни, по которым я бродила босиком. Пруд, где плавали огненные карпы. Каждый лист, каждый лепесток хранил отпечаток моей души…

— Прошу после развода не устраивай истерик и провокаций! — донёсся до меня далёкий голос Корина, и мне показалось, что он… злился?

Я обернулась. Корин действительно пылал яростью. Он метался по кабинету, словно зверь, загнанный в клетку. Жилы на висках вздулись, на лбу проступила липкая испарина.

Чего он ждал от меня? Слёз? Театральной истерики? Где бы он мог сыграть роль несчастного мученика, закованного в цепи обстоятельств? Но вместо спектакля Корин получил лишь тишину, и она злила его сильнее любых слов.

Мой муж топал ногами, говоря что-то о долге, о необходимости, о безжалостных законах бизнеса. Размахивал руками. Его тень прыгала по стенам кабинета — жалкий Пьеро в трагедии собственного сочинения.

А я? Я чувствовала, как внутри что-то окончательно ломается. Не больно. Не громко. Словно тончайшее стекло, зажатое между камнями, наконец-то превратилось в невесомую пыль. Любовь? Растворилась. Преданность? Испарилась. Даже горечь, та самая, что разъедала горло кислотой, вдруг осела на дно, превратившись в тяжёлый, но безразличный осадок.

— Не нужно так нервничать. Будто это я тебе изменила и прижила бастарда.

Холод моего голоса отрезвил Корина. Растерянно оглядевшись, муж буквально рухнул в кресло, подвернувшееся ему так удачно.

— Если ты уже всё решил, — продолжила спокойно. — То нам нужно обсудить финансовые дела.

— Какие-какие дела? — прищурился муж.

— Ты оглох? Повредился рассудком? От счастья у тебя мозги поплыли? Ну раз так, то читай, — я приложила указательный палец к губам и произнесла: — ФИ-НАНС-ОВЫЕ ДЕ-ЛА. Не думай, что я уйду просто так.

— Я и не думал… — Корин провёл ладонью по лбу, слабо улыбнувшись. — Вот только…

— Только что?

— Полагал, ты останешься… здесь.

Я похлопала ресницами, как кокетливая пустоголовая девчонка.

— Да, здесь, — Корин встал и направился ко мне. — Осталась в этом доме. Ты могла бы по-прежнему заниматься садом. И даже рецептами. Вспомни, как ты хотела. Но я по понятным причинам не мог тебе этого позволить. Нам нужно было поддерживать статус. Моя жена не может возиться с перегонными кубами и медными котлами, как какая-нибудь грязная травница. Ты не будешь ни в чём нуждаться. Ясенев двор огромен. Я подыщу тебе уютный дом…

— Дом? Чтобы… что? Хочешь сделать из меня приживалку?

— Ты всё не так поняла. Это будет... почётное положение. Ты же знаешь, что я всегда ценил твои таланты. Теперь у тебя появится шанс раскрыть их полностью.

Глава 4

— Баронесса, — я натянула на себя вежливую улыбку, но, видят боги, каких усилий мне это стоило.

Мою гримасу можно было назвать улыбкой лишь с большой натяжкой. Мышцы лица точно окаменели, а губы изогнулись в неестественной дуге, отчего юная аристократка невольно отпрянула, подойдя ближе.

— Вы неважно выглядите, — ойкнула Эльмира. — Вам не здороваться?

— Всё в порядке, — мне пришлось проглотить, зарыть всё то, что рвалось наружу.

“Девочка ни при чём” — билось в висках.

Виной всему Корин. И… возможно, старый барон Дювейн.

Я и сама не понимала, зачем я её оправдывала. Было бы проще, окажись она расчётливой хищницей. Тогда не пришлось бы стыдиться дикой злобы, кричавшей вырвать эти шелковые пряди с корнем.

— Уверяю вас, леди Эльмира, — глотая желчь, выдавила я, — со мной всё хорошо.

— А я бы так не сказала.

Девушка вздёрнула точёный носик — всего на миг, но меня покоробило от этого жеста.

— Сейчас я прикажу, чтобы вам принесли горячего бульона! И, наверное, вам лучше расположиться внизу, в гостиной. Подниматься по лестнице в вашем состоянии…

Чёрт! Если это забота, то я святая покровительница всех дураков!

Прикажет…

Прикажет? В моём собственном доме? Моим же слугам?

— Моя милая баронесса, — я кашлянула, прочищая перехваченное яростью горло. — Похоже, вы ошиблись дверью. Трон для ваших… приказов… пока ещё в восточном крыле. В гостевой! Я же сама решаю, что мне есть и где спать!

Эльмира отшатнулась. Побледнела. Но это была уже не та нежная, поэтичная бледность. Нет. Это был серый, землистый оттенок раздражения. Фарфоровая кукла вдруг показала трещину. Глаза “летнего неба” потемнели и стали похожи на мутные лужи после грозы.

— Я… я лишь хотела помочь.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — отрезала я, отсекая возможность дальнейшего диалога, и резко двинулась по сумрачному коридору к лестнице.

— Не так быстро, леди Этери! — голос Эльмиры, секунду назад звеневший обидой, приобрёл металлическую резкость.

Я обернулась. Не столько по воле баронессы, сколько от внезапного шока.

— Я пыталась быть вежливой, — процедила девушка. — Но видимо, с такими, как вы, это бесполезно.

— С такими, как я?

— С деревенщиной, возомнившей себя госпожой, — Эльмира сделал один, неспешный, шаг навстречу.

Свет от высокого окна упал на её лицо, и в глазах, таких, недавно казавшихся невинными, вспыхнул ледяной, бездонный омут презрения.

— Вы даже не видите, как жалко и нелепо выглядите в этих стенах, пытаясь играть не свою роль.

Вот он. Истинный образ. Передо мной стояла женщина, уверенная в своей победе. Хотя кого я обманываю? Эльмира Дювейн уже победила.

Безжалостная. Расчётливая. Настоящая фурия в обличье ангела. А я дура, ещё защищала её. Иллюзия. Последняя надежда на то, что хоть кто-то в этой истории не был монстром.

— Я подарю Корину наследника!

Эльмира плавно, с отвратительным торжеством положила ладони на свой пока ещё плоский живот.

— Тогда как вы, навсегда останетесь пустой скорлупой, — ядовито продолжила девушка. — Я хочу, чтобы вы покинули МОЙ дом. Иначе…

— Не переводите на меня свои дешёвые угрозы, баронесса, — выдавила я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как к горлу подкатывает истеричный смешок. — Мой муж… — голос сорвался, но я заставила себя закончить, — выбрал поистине достойную пару!

Эльмира прищурилась, словно готовясь выпустить новую порцию яда, но я уже отвернулась. Не имело смысла продолжать этот разговор. Я увидела всё, что хотела.

Они действительно были идеальной парой — Корин и Эльмира. Двуличные, жестокие, готовые на всё ради власти и статуса. Великолепное дополнение друг друга.

И пока я шла по коридору, спиной чувствуя ледяной, торжествующий взгляд баронессы, внутри меня рождалась странная, почти неприличная радость. Радость освобождения…

Но вместе с этой радостью внутри поднималась тревога. Что. Мне. Делать?

Как бы я ни старалась сохранить достоинство, до спальни я практически добежала. Заперла дверь, точно баррикадируясь от целого мира, который внезапно обрушился на меня.

Пустота. Всепоглощающая, омерзительная пустота заполнила голову. Нужно было начать думать, планировать, действовать — но мысли расползались, как испуганные муравьи. Ни единой идеи, ни проблеска решения.

Я медленно обвела взглядом нашу спальню. Нашу? Теперь уже только мою, да и то — ненадолго. Каждый предмет здесь кричал о присутствии Корина. Кровать, которая с утра казалась мне такой большой… Шкаф, где на правой половине висели вещи мужа — рубашки, камзолы с вышитыми монограммами… Пальцы сами потянулись к его одежде, к тонкой ткани. Дотронувшись до одной из рубашек, я вдруг с яростью схватила её и дёрнула так, что деревянные плечики с треском упали на пол, а за ними на пол упала и я.

Первый всхлип выскочил сам — нежданный, резкий. Его сразу подхватил второй. Третий всхлип вцепился в глотку — и тело вышло из повиновения. Плечи бились мелкой дрожью, воздух резал горло, как осколки стекла, а из груди выскальзывал чужой, надтреснутый вой.

Перед Корином я держалась. Не позволила себе ни единой слезы, не дала ему насладиться моей болью. Перед этой чёртовой Эльмирой тоже не сломалась. Но сейчас, оставшись наедине с собой, я, наконец, отпустила все то, что так упорно сдерживала.

Слёзы кончились быстро. Но до самого захода солнца, я сидела на полу, с бессмысленно сжатой в руке рубашкой Корина и остекленевшим взглядом, утонувшим в пустоте. За эти долгие часы в дверь стучали. Не раз и не два. Может, Марта беспокоилась, может служанка... или даже сам Корин вернулся? Не знаю. И не узнаю никогда. Я не встала. Не повернула головы. Мир вокруг рассыпался, как разбитое вдребезги стекло — острое, бесполезное, мёртвое.

Пришла в себя только тогда, когда первые звёзды заглянули в окно.

Нельзя. Нельзя так простит сидеть здесь.

Я должна быть благодарна, что настоящая личина Корина вскрылась сейчас, а не через годы, когда я окончательно превратилась бы в тень самой себя. В послушную куклу, которую он поставил бы в угол, когда появилась новая, блестящая игрушка.

Глава 5

Обошла комнату по второму кругу. Здесь больше не было ничего ценного, кроме… Кроме небольшого тайника под половицей.

Сама не знаю, что толкнуло меня создать этот секретный уголок полгода назад. Было ли это предчувствие, шестое чувство, или просто женская интуиция, нашёптывающая мне о неизбежных переменах?

“На чёрный день” — так я оправдывалась перед собой, когда клала сюда деньги.

Мелочь — монетки случайно оставшаяся после покупки ткани, несколько медяков, сэкономленных благодаря моему умению торговаться с упрямым мясником или словоохотливой зеленщицей…

Я усмехнулась. А ведь мне было стыдно. Стыдно за то, что скрывала от Корина свой маленький тайничок. В те дни мне казалось, что я обкрадываю своего собственного мужа.

Дура! Аж зубы сводит.

“Все женщины должны иметь что-то своё” — шепнул мне внутренний голосок, звучащий удивительно мудро и спокойно. “Даже если муж самый лучший на свете”.

Но эта мысль не могла принадлежать мне прежней — слишком она была дерзкой, слишком независимой.

Я определённо где-то её услышала.

Может, это были слова Марты или, возможно, это обронила седовласая модистка мадам Левен, когда я заказывала у неё шляпки с атласными лентами? А может, эту мудрость я подслушала в разговоре незнакомых женщин на городской площади.

Теперь, опустившись на колени перед тайником, я понимала, что та украденная мысль стала моим спасением.

Отодвинув ковёр, поддела половицу ножом для писем. Запустила руку в тайник и достала небольшой мешочек из плотной ткани. Развязав шнурок, высыпала содержимое на ладонь — пять серебряных монет и целая горсть маленьких, медных.

Достаточно, чтобы не умереть с голоду. Но вот баронессе... Мой внутренний голос фыркнул с ледяной усмешкой. Эльвире Дювейн? Этой жалкой горсти не хватило бы и на пару часов поддержания её божественного статуса.

Итак. Я поднялась на ноги. Деньги. Украшения. Не фонтан богатства, конечно, но и не с голой задницей в мир выхожу.

Но… Но... Мысль, как шило, кольнула в висок. Были ещё основные сбережения. Золото, которое Корин хранил на счетах в банках. По закону, я могла на них претендовать. И аптекарская сеть, что простиралась от Ясеневого двора до самого Бронзового Предела.

Я бережно сложила монеты обратно в мешочек и опустила его в саквояж.

Последний взгляд на комнату. Короткий, резкий вдох, будто перед прыжком в ледяную воду и… рывок. Время жалости к себе закончилось.

Взяв саквояж, подошла к двери и замерла прислушиваясь. Тишина. Глубокая тишина большого дома. Осторожно повернула ручку и выскользнула в коридор.

Я двигалась медленно, стараясь ступать только на те половицы, которые не скрипели — за годы жизни здесь я выучила каждую.

Спускаясь по лестнице, придерживалась перил. Дом казался вымершим, будто все его обитатели исчезли, оставив меня одну блуждать среди призраков прошлого. Ни единого звука, только где-то через стену раздавался громкий храп — старый Йозеф всегда спал так, словно валил лес.

Похоже, мне удастся уйти незамеченной. Хорошо. Не хочу никого видеть. Даже Марту.

Пройдя через холл, потянула на себя тяжёлую входную дверь. С глухим скрипом она поддалась. Я буквально вынырнула на крыльцо.

Дневной зной, ещё недавно давивший свинцовой плитой, отступил. Во дворе тоже стояла тишина, но она была иной — живой, наполненной шелестом листвы в тёмном саду, треском сверчков где-то в траве и далёким, едва слышным лаем собаки. Прохлада обволакивала кожу, принося долгожданное облегчение после духоты пережитого дня и ещё более душного напряжения последних часов.

— Убегаешь?! — раздалось резко.

От неожиданности пальцы разжались, и саквояж с глухим стуком шлёпнулся на каменные плиты крыльца…

— Убегаешь! — снова проворчали возле двери.

Я тихонечко выдохнула. Марта. Это была она. Экономка, несмотря на летний вечер, куталась в выцветшую шерстяную шаль.

Годы, а их было немало, наложили на неё отпечаток: морщинки у глаз, чуть дрожащие руки и… брюзжание, свойственное людям её возраста.

Она служила экономкой ещё в доме родителей Корина, знала его мальчишкой. А когда дела у нас пошли в гору и мы, наконец, купили свой собственный дом, женщина решила переехать и начать работу у нас.

Первые месяцы я была убеждена: Марта — глаза и уши моей “любезной” свекрови. Вне всяких сомнений, Аделаида Лаар — почтенная вдова, послала служанку, чтобы та доносила каждую мелочь о невестке, что оказалась так далеко от её зоркого глаза.

Я всякий раз ловила себя на том, что напрягаюсь при каждом шаге Марты по скрипучим половицам, прислушиваюсь к её разговорам в прихожей, ищу скрытый смысл в её ворчливых замечаниях о беспорядке или недогоревшей свече.

Сейчас, вспоминая те далёкие времена, я невольно улыбаюсь.

Как же яростно мы спорили! Две упрямицы, каждая на своём посту: молодая хозяйка, отчаянно защищающая своё право, и пожилая экономка, свято блюдущая заведённые ею ещё при старых хозяевах порядки. Споры вспыхивали из-за мелочей: как хранить припасы, когда проветривать комнаты, выбивать ковры…

Я требовала перемен, Марта цеплялась за привычное. Казалось, этот тихий бытовой фронт будет вечным.

Но в один момент что-то изменилось.

Может, после того вечера, когда я слегла с лихорадкой, а Марта, отбросив ворчливость, сидела у моей постели, поправляя одеяло и подавая горячий отвар с мёдом. Или когда я заметила, как она бережно чистит и укладывает в сундук детский камзольчик Корина. В её глазах светилась такая нежность, которой не бывает у простой служанки. Наверное, именно тогда я стала видеть не надзирательницу, а преданную женщину, чья жизнь давно и прочно переплелась с судьбой семьи Лаар.

Марту подослала вовсе не свекровь. Она пришла сама. Потому что любила Корина. Испытывала слепую, безоглядную преданность. Жаль, что Корин оказался вовсе не тем “сыном”, ради которого стоило бросать обжитую, размеренную жизнь в Серебряной Долине.

Глава 6

— Хочешь отравить беременную девушку?

Марта скуксилась, закусив губу.

Конечно, нет! Она бы никогда так не поступила. У них с Йозефом не было детей — как и у нас с Корином. Мы обе были лишены радости материнства. И причинить зло ещё не рождённому ребёнку… Этот малыш точно ни в чём не виноват. Какими бы ни были его родители. Во всей этой скверной истории, только он чистый, невинный лучик.

— Вот то-то, — произнесла я. — А то, что не попрощалась — извини.

— Вы должны остаться, — не унималась экономка. — Это всё ещё ваш дом!

— Не могу. Уже не могу.

— И куда же вы пойдёте?

— Сначала сниму номер в гостинице. А потом… потом решу, что делать дальше.

Я физически не могла остаться. Казалось, все двери, стены, потолок — всё пропахало Эльмирой Дювейн. Она приехала только сегодня, но уже успела заполнить собой каждый уголок.

Разве теперь я могу называть этот дом своим? Юная баронесса мастерски вытеснила меня. Её имя уже висело на портьере, её тени танцевали на стенах вместо моих. Я ощущала, как этот дом, кирпич за кирпичом, переходит к ней — чужой, наглой, дышащей дорогими духами и презрением.

— Не провожай.

Я обняла Марту. Шагнула на ступеньку…

— Но… — женщина вцепилась в рукав моего лёгкого пальто, и так же резко отстранилась.

Её глаза — эти живые угольки на иссушённом лице — метнулись к дверям дома, потом обратно ко мне.

— Подождите! — бросила она уже не ворчливо, а с какой-то лихорадочной решимостью. — Не уходите!

Не дожидаясь ответа, Марта юркнула в распахнутую дверь. Её фигура в выцветшей шали растворилась в темноте прихожей. Я замерла на ступеньке, саквояж тяжёлым грузом напоминал о реальности.

Зачем? Что ещё могла сказать или сделать эта старая женщина? Упрекнуть? Умолять?

Время тянулось, наполненное шелестом листвы. Минута? Две? Мне уже хотелось повернуться и уйти, оставив этот вымерший дом, как из темноты выплыла фигура Марты. Она несла что-то большое, завёрнутое в грубую льняную салфетку. От этого свёртка струился пар, а воздух вдруг наполнился густым, невероятно соблазнительным ароматом — тёплого теста, жареного лука, сочного мяса и душистого перца.

Марта, запыхавшись, протянула свёрток. Он был тяжёлым, согревающим ладони даже сквозь ткань.

— Держите! — прохрипела экономка. — Сегодня пекли для слуг... Картошка с мясом.

Она толкнула пирог мне в руки почти силой.

— В гостинице-то кормить не станут по-хозяйски. А на улице... — экономка махнула рукой куда-то в сторону ночи не договорив.

— Марта... — начала я.

— Ничего не говорите! — отрезала она, и в её глазах блеснула влага.

На людях Марта никогда не была сентиментальной — разве что украдкой, когда думала, что её никто не видит, могла позволить себе эмоции. Но сейчас… Если я немедленно не уйду, то её прорвёт. Она вцепится в меня мёртвой хваткой бойцовского пса и не отпустит. Так что больше не было слов. Не было объятий.

Я сделала шаг вниз, со ступеньки крыльца на холодную плитку дорожки. Потом ещё один. Я не оглядывалась, но спиной чувствовала взгляд — острый, как шило. Аромат пирога, такой родной, смешивался с запахом сырой земли и скошенной травы. Он лез в нос, навязчивый и душераздирающий.

Держаться. Только держаться.

Дойдя до ворот, я всё же не выдержала. Обернулась.

Марта стояла на крыльце как изваяние. Высокая, прямая, несмотря на годы. Лунный свет серебрил её седые пряди, выбившиеся из старого чепца. Она не махала рукой. Она просто стояла. Сторож у опустевшей крепости. Хранительница очага, из которого вымели последний уголёк.

Когда наши взгляды встретились, я поняла, что она не только со мной прощается. А со всей своей прежней жизнью. С мальчиком Корином, которого она нянчила. С его родителями, в чьём доме служила верой и правдой. С порядком, который блюла как святую заповедь. Теперь в доме появилась чужеродная Эльмира Дювейн с баронской спесью. И Марта, со всей своей преданностью, запросто могла оказаться такой же лишней, как и я…

Корин не уволит Марту.

Даже ради своей сияющей баронессы. Даже под её натиском, под ядовитыми шёпотами о “старомодности” или “непочтительности”. Корин привязан к Марте так же крепко, как и она к нему.

Вот только... В груди кольнуло. Я ведь думала о себе точно так же.

Я — его жена, его опора, его любовь. А оказалось... Оказалось, что место жены можно занять. Как вакансию. Как смену декораций.

Выбросил старую, потускневшую, привёз блестящую и более совершенную.

Но Марта? Её место — иное. Её не заменить молодой женой с титулом. Для Корина Марта — не слуга. Она — семья. Мать в самом глубоком, не по крови, а по духу, смысле. Он не сможет… Так я думала. Наверное, чтобы успокоить себя. Жаль, что я не провидица, и не могу предсказать будущее.

Тревожные мысли теснились в голове, но ноги несли меня вперёд. Наше поместье, Ясенев Двор, покоилось на тихом юге. Земли эти славились бескрайними садами и лавандовыми полями. Отсюда, прямо к королевскому столу, отправлялись особые сорта яблок, персики, а осенью — гроздья сочного красного винограда.

Мы поэтому с Корином и выбрали это место. Даже редкие лечебные травы не требовали целой армии магов для ухода — всё росло само собой. Благодаря этому наши лаборатории никогда не знали недостатка в нужных ингредиентах.

Наше поместье... Наши лаборатории…

Я упрямо цеплялась за мысль, что всё происходящее — лишь жестокая шутка, изощрённый розыгрыш, который вот-вот закончится. Мозг, точно загнанный в угол зверь, отчаянно сопротивлялся предательству. Наверное, такова наша природа — защищать себя от боли даже ценой самообмана.

Я горько усмехнулась и, резко встряхнув головой, ускорила шаг.

Городок показался через десять минут быстрого темпа, словно выплыл из-за поворота извилистой дороги. Небольшой, с узкими мощёными улочками, утопающими в изумрудной зелени, и двухэтажными домами, выкрашенными в нежные пастельные тона — от бледно-лимонного до приглушённого лавандового. Особенно выделялись терракотовые черепичные крыши.

Глава 7

“Если он меня не опередил…” — кольнула мысль. Но сейчас я старалась о плохом не думать.

Успевший раскалится городской воздух, ударил в нос после прохладной тиши гостиничного номера.

Контора Германа Ренца выделялась среди пастельных фасадов строгой солидностью. Дом с тёмными дубовыми дверьми и теми самыми зелёными ставнями, которые я помнила. На бронзовой табличке чётко: “Г. Ренц, Адвокат и Юридический Советник”.

Я толкнула тяжёлую дверь.

За скромным столом в приёмной сидела юная секретарша с копной рыжих кудрей, уткнувшись носом в конторскую книгу.

Мой внешний вид, очевидно, выдавал состояние полнейшего бедствия, поскольку в момент, когда секретарша подняла на меня взгляд, её глаза мгновенно расширились, точно два распахнутых окна в мир неподдельного удивления.

— Госпожа Лаар! — воскликнула она. — Вы… так рано? Господин Ренц ещё…

— Мне необходимо его видеть!

Рыжеволосая заколебалась лишь на мгновение, потом кивнула с внезапной решимостью.

— Пожалуйста, подождите здесь.

Она скрылась за дверью.

Я осталась одна в тишине приёмной. Глаза скользнули по портретам на стенах. Среди полотен я сразу узнала Его Величество, Александра V. Рядом с монархом расположились другие изображения — чопорные мужчины в напудренных париках и с печатью глубокомыслия на лицах. Судя по строгим мантиям и церемонным позам, это были выдающиеся юристы прошлого.

На маленьком столике стояла ваза с полевыми цветами — скромные ромашки и васильки…

Дверь кабинета внезапно открылась, и на пороге появился Герман Ренц.

Он выглядел именно таким, каким я его запомнила, но... старше. Серебро в аккуратно подстриженных тёмных волосах у висков стало заметнее, глубокие морщины у глаз говорили не только о возрасте, но и о привычке вглядываться в суть вещей. На нём был тёмно-синий сюртук, безупречно выглаженный, но без вычурности.

— Госпожа Лаар, — поклонился мужчина. — Не ожидал вас увидеть. Тем более в столь ранний час, — он повернул голову к окну и невольно сощурился, когда золотистые утренние лучи упали на его лицо, высветив глубокую сеточку морщин у глаз.

— Простите, за столь неожиданный визит, но это срочно!

Герман помедлил секунду-две, затем глубоко вздохнул.

— Прошу, — произнёс он и отступил, чтобы пропустить меня в кабинет.

Кабинет был просторным. Книги от пола до потолка, массивный письменный стол, заваленный бумагами, кожаные кресла. Атмосфера здесь разительно отличалась от приёмной — вместо нежного аромата свежесрезанных цветов воздух был насыщен терпким запахом свежесваренного кофе, дублённого дерева и чернил.

— Итак, я вас слушаю, госпожа Лаар, — чинно произнёс Герман Ренц.

Я опустилась в кожаное кресло напротив его стола. Мягкая обивка, казалось, втягивала меня в себя, но комфорта это не приносило — только усиливало ощущение ловушки. Неожиданно я поняла, что не могу произнести ни слова. Мысли, которые ещё пять минут назад казались такими чёткими и ясными, теперь разбегались, как испуганные мыши. Я открыла рот и снова закрыла его, ощущая, как краска приливает к щекам.

— Госпожа Лаар, вы сказали, что дело срочное.

Ренц с некоторым нетерпением посмотрел на часы.

“Разумеется, у него полно других забот, — пронеслось у меня в голове. — Куда более важных, чем выслушивать жалобы брошенной жены своего клиента”.

Эта мысль, точно отравленная шпилька, вонзилась в самолюбие. Я резко выпрямилась и глубоко втянула носом воздух, будто вбирая в себя не только кислород, но и храбрость.

Кабинет на мгновение поплыл, но я заставила себя смотреть прямо в глаза Ренца.

— Я хочу подать прошение на развод! — выпалила, с силой выдавив слова.

— Развод? — с какой-то осторожностью переспросил Герман Ренц.

— Да, — уверенно кивнула. — Поэтому мне бы хотелось узнать, на что я могу надеяться при разделе имущества. У нас есть дом, широкая сеть аптекарских лавок, лаборатории… м-м-м… сбе… режения, — я часто заморгала, так как мне совершенно не понравилось выражение лица Ренца.

Герман медленно поднялся из-за стола. Его движения, обычно такие точные и сдержанные, вдруг стали резкими, порывистыми.

Я следила за ним, чувствуя, как ком в горле сжимается всё туже. Его профиль на фоне солнечного света казался острым, как лезвие.

— Что-то не так? — спросила я, почти шёпотом, когда он отвернулся к окну. — Новый закон…

— Закон, да, — Ренц резко обернулся.

Его взгляд метнулся ко мне, затем упал на ковёр с вытканным гербом, потом снова ускользнул в окно, где золотистая пыль танцевала в лучах.

— Но законы, госпожа Лаар... они не всегда успевают за людьми.

Он вдруг шагнул к тяжёлым шторам, схватил их и резким движением задёрнул, погружая кабинет в полумрак. Воздух, ещё недавно пахнувший кофе и дубом, стал тяжёлым, густым.

— Госпожа Лаар, — голос адвоката звучал приглушённо, будто сквозь бархатную тьму. — Я могу быть с вами откровенным?

Мой взгляд застыл на его сжатых кулаках.

— Конечно.

— К сожалению… Вы... ничего не получите. Ни дома, ни аптек, ни лабораторий. Ничего.

Воздух в затемнённом кабинете превратился в ледяную массу. Я сжалась в кресле, впившись пальцами в кожу подлокотников. Губы сомкнулись, и я почувствовала резкий привкус меди — закусила губу до крови, чтобы не вскрикнуть. Солнечные лучи, пробивавшиеся крошечными щелями сквозь плотные шелковые шторы, резали глаза.

Ренц отвернулся, его силуэт казался чёрным и непроницаемым на фоне темноты.

— Всё имущество... ваш супруг переписал на…

Мужчина запнулся, и это промедление было хуже любого слова.

— На свою любовницу? — вырвалось у меня прежде, чем я успела сдержать дрожащий голос.

— Я не вправе рассказывать о таких... деталях, — произнёс Ренц с подчёркнутой, ледяной формальностью.

В кабинете повисло молчание. Сколько оно длилось? Минуту? Пять? Время будто спрессовалось в плотный комок. Я слышала только тиканье часов на стене и собственное неровное дыхание.

Глава 8

Чёртов сукин сын! Мерзавец! Совершенно бессовестный, расчётливый ублюдок! Он ведь всё, абсолютно всё, переписал на свою драгоценную мамочку! Каждый кирпич, каждую щепку нашего общего прошлого!

Сейчас, в этом душном кабинете, мне дико захотелось схватить эту проклятую дарственную и разорвать её. Не просто разорвать, а измельчить в бешеном порыве на крошечные, нечитаемые клочки. А потом, вернувшись в дом, что уже никогда не будет моим, запихнуть эти бумажные осколки в глотку Корину. С такой силой, чтобы он захлебнулся своей же подлостью.

Наверное, Ренц заметил, как мои пальцы судорожно сжались вокруг хрустящих листов. Бумага смялась. Я мельком увидела, как глаза адвоката расширились, а в их обычно спокойной глубине пронёсся испуг. Он явно представил, как его безупречно составленный документ превращается в мусор.

Этот миг чужого страха отрезвил меня. Я тут же разжала пальцы, стараясь расправить помятые уголки, глубоко, с усилием выдохнула, и лишь затем протянула документы обратно Герману. В каком-то смысле, он мне помог. Он вошел в положение, этот аккуратный юрист в идеальном костюме, и я не могла, просто не имела права его подставить.

— Спасибо вам, Герман, — закрыв глаза, я заставила себя успокоиться.

У меня не было ни сил, ни времени, ни права устраивать здесь истерику. Её нужно было устраивать тогда, дома, когда Корин, с наглым спокойствием, привёз эту… эту миловидную стерву! А сейчас… Сейчас уже поздно. Поздно кричать, поздно рвать на себе волосы. Оставалось только глотать горькую пилюлю правды.

— Простите, — я посмотрела Ренцу в глаза. — Но… разве мужу не требовалось моё согласие? Хотя бы формальное? Хотя бы для приличия?

— К сожалению, с учётом структуры владения активами, согласие супруги не является обязательным. Это абсолютно законно.

— Очень жаль, — выдавила я.

— Поверьте, мне тоже, — произнёс Ренц искренне.

— Благодарю вас, — ещё раз механически поблагодарила я, цепляясь за формальности как за спасательный круг. — Но… у меня остался вопрос. Наши сбережения. Те, что были на счетах. Корин… он не мог переписать их на мать.

Герман Ренц молча кивнул, без лишних слов вернулся к папкам на столе, и через мгновение достал ещё несколько отпечатанных листков.

— Обычно такие документы хранятся в сейфах дома, но ваш муж предпочитает, чтобы все финансовые и юридические документы хранились в одном месте.

— Очень удобно, — съехидничала я.

Ехидство — единственное, что у меня осталось. Сарказм был горьким щитом против нарастающей паники.

Если дарственная представляла собой сухой лес юридических терминов и безликих формулировок, то банковские выписки, которые Ренц протянул мне, были испещрены колонками безжалостных цифр. Даты, суммы, номера счетов — холодная хроника предательства. Корин… он действительно обо всём подумал.

Я никогда не недооценивала острый ум и предпринимательскую жилку своего мужа, его умение просчитывать ходы на несколько шагов вперёд. Но масштаб этого… этого методичного опустошения наших счетов был слишком велик даже для него. Цифры сливались перед глазами, образуя устрашающую картину: Корин не просто снимал деньги — он делал это постепенно, систематически, месяц за месяцем, словно выкачивал кровь по капле. Суммы были значительными, но не запредельными, выбранными так, чтобы не вызывать немедленных подозрений.

“Куда?” — застучало в висках. — “Куда он мог потратить такие деньги?”

“Куда?” — застучало в висках. — “Куда он мог потратить такие деньги?”

На свою баронессу? Накупил ей украшений? Подкупил её отца дорогими подарками? Или, может, вырыл яму где-нибудь в лесу и сложил все деньги туда, как какой-нибудь плешивый дракон? Хотя нет, конечно... Корин не был драконом…

Он вырыл яму как обычный смертный маг — со страхом и трепетом, озираясь по сторонам и вздрагивая от каждого хруста ветки. Потом засыпал её землёй, замаскировал листьями и мхом, отметил место замысловатой системой зарубок на деревьях, которую на следующий день благополучно забыл! Лживый, жалкий выродок!

Представляя всё это, я невольно рассмеялась. Герман Ренц что-то буркнул, забрал бумаги из моих рук и быстренько ретировался к двери.

— Софи! — крикнул он. — Принеси, пожалуйста, графин с прохладной водой. — Ренц сделал паузу, и я отчётливо почувствовала на своей спине, тяжесть его задумчивого взгляда. — А, впрочем… принеси бренди. Старый, из углового шкафа. И два бокала.

Я почти не обращала внимания ни на адвоката, ни на влетевшую в кабинет секретаршу, которая, словно перепуганная птичка, мельтешила у стола. Мир сузился до одной точки.

— Выпейте.

Голос Ренца донёсся сквозь туман в голове, и почти сразу же перед моим лицом возник бокал. На его толстом, прохладном стекле я смутно различила мелкие капельки конденсата. В нос ударил резкий, терпкий, но безусловно благородный аромат выдержанного алкоголя.

— Полегчает.

Я молча протянула руку и залпом осушила его. В горле вспыхнул огненный вихрь. Я невольно поморщилась, сжав веки. Через мгновение тяжесть в груди действительно чуть отступила, сменившись тёплой, разливающейся по телу волной. Чувства притупились, мысли замедлили свой безумный хоровод. Но я знала — это лишь временный эффект. Подарок дорогого яда. Иллюзия покоя.

Ренц тем временем тихо чокнулся краем своего бокала о край моего — пустого — и осушил свой одним точным движением. Глоток прозвучал неожиданно громко в тишине.

— Мне, наверное... лучше уйти, — хрипло произнесла я.

— День только начался, — спокойно проговорил Ренц, отставляя бокал. — Вы ещё успеете в администрацию. Бракоразводные прошения рассматривают до обеда.

Я кивнула. Встала и на негнущихся ногах прошлёпала к выходу.

— Ещё раз… — уже у самой двери обернулась, опершись рукой о косяк для равновесия. — Большое спасибо. За… всё.

— Жаль, что я так и не смог вам ничем помочь.

— О нет, — я покачала головой. — Вы помогли…