Неправильная леди

Глава 1

Настоящие леди никогда не подслушивают, но я вжимаюсь ухом в дубовую дверь. Металлическая окантовка замочной скважины неприятно холодит, и я чувствую как клеймом пропечатывается на коже красноватый, похожий на свежую царапину след.

Но ещё больше холодят слова, звучащие по ту сторону.

За дверью усмехается мой жених:

– Брось. Ты же не думаешь, что я действительно женюсь на этой нищей сиротке?

Его хриплый прокуренный голос я ни с чьим не перепутаю.

Бывает хрипотца приятная, завораживающая, но только не у моего жениха, любителя тяжёлых папирос и горячих девочек из заведения, о существовании которого настоящие леди опять же никогда не знают.

Я не вижу, но воочию представляю, как он, развалившись на диване, пускает в потолок фигурные дымные кольца и треплет прильнувшую к его коленям очередную зайку.

Он рассмеялся и тотчас надсадно закашлялся.

Кажется, его похлопали по спине.

– Признаться, на твоём месте я бы не отказывался от брачной ночи. Фигуристая, нецелованная… М-м-м! – второй голос я тоже узнала, один из подпевал жениха.

– Но-но! Моя невеста – сам завалю.

Я передёргиваюсь.

– До свадьбы? – лениво уточняет второй.

– Естественно. Не жениться же ради пары интересных ночей. Пфф!

– Почему же только пары? Девочка темпераментная, я б с неё неделю не слезал.

Слушать их грязные фантазии на мой счёт откровенно мерзко, но я терплю – жду, когда прозвучит что-нибудь полезное, а желание вымыться с мылом становилось всё острее.

Сосредоточенная на происходящем в комнате за дверью, я не слышу мягких, приглушённых ковром шагов. А забывать, что за мной приглядывают не стоило. Ой, не стоило.

Над головой внезапно раздаётся:

– Иветт! Иветта, что ты делаешь?

Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь.

Мама, как же ты не вовремя. Или вовремя?

Она смотрит на меня с искренним негодованием, а я… Раньше, чем мысль успевает оформиться в слова, я хватаю маму за руку, тяну к двери, и мама под моим напором слегка теряется. Этого хватает, чтобы она услышала главное:

– Конечно, я не буду разрывать помолвку! Я не собираюсь выплачивать отступные. Дело не в сумме, хотя и в ней тоже. Старый хрыч вписал что-то заоблачное, будто не обычную девку замуж выдаёт, а кронпринцессу с троном в приданом. Дело принципа. Ненавижу, когда мне что-то навязывают.

– А как тогда? – озадачился подпевала.

– Ре-пу-та-ция. Я уничтожу её репутацию, сотру в порошок, опозорю, и ей ничего не останется, кроме как утопиться или пойти к мадам Зизи. У Зизи я её и объезжу хорошенько.

Мама вздрагивает, будто ей пощёчину влепили, смотрит на меня ошеломлённо, и на миг мне даже становится её жаль, но в глубине души я радуюсь. Наконец-то мама увидела подлинное лицо единственного сына градоправителя нашего провинциального городка. Больше она не сможет утверждать, что это достойная партия.

Мы, крадучись, отходим от двери, молча возвращаемся в главный зал, где в это время весёлый котильон сменяется кокетливой кадрилью. Мы останавливаемся у колонны.

– Мама, теперь вы убедились? Замужество за этим ничтожеством не принесёт нам ничего, кроме несчастий.

Помолвку стоит расторгнуть прямо сейчас, пока не поздно.

Мама всё ещё ошеломлена. Её безупречный мир треснул и грозит разбиться вдребезги, разлететься колкими осколками кривого зеркала, порезать до крови. Она реагирует не сразу. Молчание длится не меньше минуты, а то и двух. Но реагирует она совсем не так, как я надеялась. Что за жестокая насмешка?

– Иветт, пожалуйста, не говори глупостей, – рассудительный тон никак не вяжется с абсурдностью просьбы. – Когда мужчина женится на девушке значительно ниже себя по положению, когда репутация – её единственное приданое, совершенно естественно, что он хочет убедиться в её чистоте. Забудь! С этого момента ты должна быть вдвойне осмотрительна. Нет, втройне!

– Мама! – поражаюсь я.

Она же не может говорить этого всерьёз, правда?

Но мама предельно серьёзна:

– Милая моя Иветта, выйти замуж в семью градоправителя – твой единственный шанс устроить нашу жизнь. Может быть, тебе совсем не жаль обрекать меня на беспросветное нищенство? Что же, подумай хотя бы о своих будущих детях, которые получат достойное положение, образование, перспективы. Прости за пошлость – деньги. Те самые деньги, которых у нас нет.

– Мама?

Я замираю, не могу поверить своим ушам.

Почему я чувствую себя… преданной? Или… проданной?

В душе горячей волной поднимается гнев, на языке жгутся тысячи язвительных слов и даже оскорблений, но я их проглатываю, и во рту появляется кисловатый привкус, словно я разгрызла незрелое яблоко. Я сжимаю кулаки, чтобы не сорваться и начинаю под мысленный счёт делать простенькую дыхательную гимнастику.

Глава 2

На крохотную долю мига у меня перехватывает дыхание. В его светло-карих глазах нет ничего особенного, ничего примечательного, но почему-то я замираю, теряюсь в ощущениях. Самое странное, что лорд мне по-прежнему не нравится, но на душе становится тепло-тепло, словно я стылой осенью окунулась в царство весны.

– Иветт?

Я разрываю зрительный контакт и силюсь понять, что со мной происходит. Я его узнала? Но я могу поклясться, что никогда не встречала лорда. Мне не знакомы ни его лицо, ни манера держаться, ни манера кривить чётко очерченные губы.

– Иветт, на глазах у свёкра…

– Будущего, – со смехом добавляет кто-то.

Мне совсем не смешно.

Между тем лорд в компании градоправителя приближается к нам. Веера трепещут, ароматы туалетных вод и духов смешиваются в один тяжёлый приторный запах. Ещё и кадриль заканчивается, музыка стихает, а оркестр не торопится начинать следующую мелодию.

Пять шагов, четыре, три. Градоправитель и лорд останавливаются. Градоправитель улыбается:

– Чай, в столице розы да лилии. Наши фиалочки на первый взгляд попроще, но не лишены своего юного обаяния.

– Что розы, что фиалки… вянут быстро, – голос у лорда оказался мягкий, бархатистый. Таким бы в любви признаваться, а не гадости говорить.

Градоправитель игнорирует грубость, граничащую с оскорблением, продолжает улыбаться:

– Лорд Верандо, позвольте представить вам леди Ромею и её дочь Иветту, невесту моего сына. Леди, лорд Верандо наш досточтимый гость из столицы. Прошу любить и жаловать.

Склонив голову, я приседаю в лёгком поклоне и повторяю за мамой:

– Быть представленной вам большая честь для меня, лорд Верандо.

– Хм…

Ответной вежливости ждать не приходится, лорд это очень ясно продемонстрировал. Я выпрямляюсь, и мы с лордом снова пересекаемся взглядами.

Он хмурится, словно тоже ощущает что-то странное, неправильное. Да нет, не может быть.

– Лорд Верандо, уверен, леди Иветта будет счастлива развлечь вас в танце, – благодушно предлагает меня градоправитель.

Он подаёт знак оркестру, начинает звучать музыка. Вальс – определяю я.

Танцевать нет ни малейшего желания, особенно с лордом. Хуже только с Герандом. Но я смиренно молчу и не возражаю: после разрыва помолвки мне ещё жить в городе, поэтому разойтись надо мирно. Только вот… Не стоит ли за предложением потанцевать нечто большее? У столичного лорда репутация губителя женских сердец, а брошенные градоправителем «прошу любить» и «развлечь» звучат слишком двусмысленно, словно градоправитель предлагает лорду не просто потанцевать, а после вальса увести меня сначала на балкон, а там и до уединения в спальне недалеко.

Надо быть острожной.

Угораздило отца подписать брачный контракт…

К счастью, с лордом у нас с первого взгляда полная взаимность. Он кривит губы:

– Я воздержусь от лестного предложения. Не хотелось бы остаться без ноги.

Вопреки логике я снова разозлилась. Заявить, что я непременно оттопчу ему ноги – грубость, которую на людях в мой адрес даже жених себе не позволял. Будь у меня шанс, непременно впечатала бы самоуверенному Верандо каблуком в подъём стопы и полюбовалась, как меняется выражение его надменного лица.

Лорд напоследок холодно фыркает, разворачивается и уходит. И вместе с собой уносит весну.

Градоправитель, спохватившись, следует за ним.

Вальс продолжает звучать, но ни одна пара не рискует выйти.

– Иветт, кажется, лорд Верандо сбежал от одного твоего вида.

– Да-да, должно быть, по меркам столицы леди Иветт ужасна.

– Я всегда удивлялась, как её выдерживает милый Геранд.

– Выдерживает? Вы разве не знаете, почему он не пригласил Иветт на полонез? Да потому что он тоже сбежал! В комнату отдыха с горничной. Ха, насколько нужно пренебрегать невестой, чтобы столь открыто демонстрировать расположение другой особе?

Не-на-ви-жу.

Впрочем, какое мне дело до этих сахарных змеючек, до столичного выползня?

– Леди, – резко поворачиваюсь я, – вы заблуждаетесь. Геранд не пренебрегает мной. Напротив. Он старательно, используя каждый доступный миг, тренируется перед нашей брачной ночью, чтобы не ударить в грязь лицом. Вы же понимаете, что в таком деле мужчина должен быть опытным?

Леди дружно покраснели. Некоторые, правда, побледнели. А дочка помощника градоправителя и вовсе пошла пятнами. Любо-дорого посмотреть.

– Иветт! – возмущённо-беспомощно восклицает мама.

Я обворожительно улыбаюсь. Не чувствую за собой ни капли вины.

– Юные леди, я украду у вас Иветт? – мама берёт меня под локоть, крепко стискивает пальцы – не вырваться, и уводит в сторону, шипя почище иной змеи. – Иветт, дорогая, скажи на милость, что ты творишь? Иветт, мы уходим прямо сейчас!

Глава 3

Дождь барабанит по крыше, стучит в стекло, а из окна тянет осенним стылым холодом. Скоро, наверное, выпадет первый снег, скоро зима, морозы. Я кутаюсь в вельветовую накидку, рукам холодно, а ни муфты, ни перчаток у меня нет. Точнее, есть, но они настолько полинялые, что надевать их на вечер в мэрии никак нельзя.

– Мама? – не выдерживаю я тишины.

– Иветт… Иветт, когда-то я точно также, как ты, мечтала о любви, о чистых чувствах, о прекрасной встрече, о сказочном волшебстве, о счастье, о чуде. Поверь, дочка, я понимаю тебя. Понимаю! Но также я знаю, что там, впереди, не будет чудес. Впереди лишь боль разочарования.

– Мама!

– Нет, Иветт, не перебивай, выслушай. А лучше подумай вместе со мной. Давай представим, что, как ты того и хочешь, ты расторгла помолвку. У нас нет ни положения, ни приданого. Кто на тебе женится? Никто. Ты будешь обречена на угасание в тоскливом одиночестве. Да, Геранд не самый лучший вариант. Но он твой единственный вариант! С ним по крайней мере у тебя будут дети, будет будущее.

Я качаю головой.

Ничего ты не понимаешь, мама. Я не мечтаю о любви, отнюдь. Когда папы не стало, я оказалась с жизнью один на один, потому что ты утирала хрустальные слезинки кружевным платком и не беспокоилась о том, что слугам надо платить в срок, что средства на банковском счету стремительно тают, что соря деньгами, ты приближаешь настоящий голод. Всё это легло на мои плечи, и я давно растеряла наивную веру в чудеса.

Привыкнув справляться с трудностями, научившись обеспечивать семью, я не вижу ни малейшего смысла вверять себя мужчине. Не выйду замуж? Да, благородным лордам такая как я действительно не нужна. Ну и что? Пусть будет простолюдин, лишь бы человек он был надёжный, хороший. Я выхожу не за предков мужчины, не за его кошелёк, а за него самого. Но разве маме докажешь?

Я тоскливо вздыхаю:

– Мама, лорд Сирас не допустит этой свадьбы, – хоть это она должна осознать?

Мама согласно кивает:

– Так и есть. Поэтому тебе придётся быть крайне осмотрительной. Нельзя дать ни малейшего повода расторгнуть помолвку.

Экипаж тряхнуло на выбоине.

Скоро подъезжаем… Наш дом предпоследний на Второй улице, почти на границе Центрального и Среднего районов – тихое спокойное местечко.

Я неприятно усмехаюсь:

– Мама, мы живём вдвоём, без охраны, без магической защиты. Скажи, когда в наш дом ворвутся подосланные бандиты, как ты собираешься спастись?

Мама уставилась на меня расширившимися от ужаса глазами:

– Б-бандиты?

– Ага, – преувеличенно радостно кивнула я.

Мама передёрнула плечами:

– Иветт! Что за ужасы ты придумываешь? Не говори, пожалуйста, таких страшных вещей. Лорд Сирас никогда до подобного не опустится! А мне теперь всю ночь будут видеться кошмары. Иветт! – мама всхлипнула, вытащила накрахмаленный платок и прижала к уголку глаза.

Я снова отворачиваюсь к окну, провожу подушечкой указательного пальца по ледяному, словно изо льда сделанному, стеклу, за которым засыпает город. Жёлтый свет редких фонарей не способен разогнать даже сумерки.

Кто из нас двоих наивный? Впрочем, нет, это не наивность. Это уже вопиющая глупость и безмозглость.

Не-при-ят-но… Впрочем, я давно живу своим умом и поступлю по-своему. Сегодня или завтра попрошу градоправителя уделить мне пару минут. Скажу, что нуждаюсь в деликатном совете. Что брак с его сыном – большая ответственность, а совсем не чувствую себя готовой её принять. Что Геранд, блестящий кавалер, достоин лучшей невесты. В конце концов, что брак не должен определяться волей слепого случая. Подумать только, я стала жертвой карточной игры! Будучи азартным игроком и завсегдатаем игорного дома, папа выиграл мою помолвку в покер. Ей-ей, лучше бы он ту партию проиграл вчистую.

В одном мама права. Градоправитель при всех его недостатках не злодей. Уверена, он отпустит меня миром, если «вину» за разрыв помолвки я возьму на себя и избавлю его от необходимости выплачивать отступные.

– Собираешься поступить по-своему? – мама словно мысли читает.

– Хм?

– Я не стану тебе мешать, Иветт, – вздыхает она.

– Неужели?

Не верю. Упрямством я в маму пошла, а её так легко не сдвинуть. Уж если втемяшит в голову, что на дворе легендарный век всеобщего благоденствия, что все живут по закону и по совести, а преступления – не больше, чем сказочные пугалки, так и не сдвинешь.

Мама медленно кивает, а затем отводит взгляд и словно нехотя добавляет:

– Но ключ от банковской ячейки и документы на неё я передам тебе только в день твоей свадьбы, Иветт.

Что?!

– Ш-шантаж! – подпрыгиваю я.

Вот уж не ожидала.

– Нет, Иветт. Ты не так меня поняла. Если и шантаж, то не мой.

Глава 4

Кабинет встречает меня тишиной и щекочущей нос пылью. Ни Эльку, ни приходящую служанку я к документам не подпускаю, прибираюсь сама. Давненько я с пылью не воевала… Я зажигаю светильники, плотно задёргиваю толстую гардину – случайные зрители с улицы мне не нужны. И подхожу к двери, прислушиваюсь – Элька всё ещё возится внизу, чай быстро не принесёт, залезть в тайник не помешает.

Я прикрываю дверь, подхожу к натюрморту, с которого на меня скалится череп с кровавым маком в левой глазнице и карточным веером вместо воротника. У папы своеобразный вкус. Был… Сдвинув натюрморт, я нажимаю на левый верхний кирпич, и ниша беззвучно открывает свой зев. Внутри стоит деревянный ящик. Я его вынимаю, переставляю на стол, а нишу закрываю и завешиваю натюрмортом.

Руки слегка подрагивают, когда я открываю грубо сколоченную крышку. Сердце срывается в галоп. Я колеблюсь, детский страх напоминает о себе. Хватит! Я рывком вытаскиваю папки и со дна ящика достаю ту самую: тонкую, чёрную, без подписей.

Я возвращаю остальные папки в ящик, а ящик отставляю на тумбочку за столом, чтобы с прихода не бросался в глаза – незачем Эльке его видеть. На столе остаётся только траурная папка, и я медленно её открываю.

– Госпожа!

Дверь ударяется о стену, я вздрагиваю.

Элька!

– Простите, госпожа! – вины в голосе не слышится. Знает, что не накажу. Поначалу я пыталась воспитывать, но быстро поняла тщетность затеи. Эльку не переделать.

– Чай?

– С кексом, – гордо добавляет Элька.

– Спасибо.

Элька ставит передо мной поднос. Я дожидаюсь, когда она уйдёт и обхватываю ладонями горячий чайник – греюсь. Знаю, что неприлично, но ведь никто не увидит. Пальцы слегка покалывает, и я с удовольствием жмурюсь. Минутная отсрочка радует, но я себя пересиливаю, отпускаю чайник и раскрываю папку.

– Здравствуй, папа…

Ничего не происходит, никакие призраки меня не тревожат, документ спокойно лежит, как и положено неодушевлённой, нетронутой магией вещи.

Узнаю почерк отца – ровные, без наклона, округлые буквы. На шарики похожи. А строчки – на вытянутые в ряды бусы.

Взгляд цепляется за дату. Отец составил завещание через день после подписания моего брачного контракта и за три дня до своей гибели. А накануне проигрался в пух и прах. Настораживающие совпадения, но сейчас не до них.

Я поднимаю взгляд к началу документа. Итак, завещание.

Буквы складываются в слова, слова – в предложения. А перед мысленным взором мелькают воспоминания. Маленькая, я любила отца детской безусловной любовью и верила, что он точно также любит меня. Он играл со мной, потакал детским капризам, разрешал шалить и безобразничать. Даже когда я стала постарше, он весело подкидывал меня к самому потолку, даря чувство полёта. Тогда я не сомневалась, что это любовь. Сегодня мне кажется, что он от меня откупался. Много ли маленькой девочке надо? Ради меня, ради семьи отец не отказался от карт. Ладно, обойдёмся без грандиозных жертв. Но выдели конкретную сумму на своё развлечение и жёстко соблюдай финансовые рамки. Отец границ не признавал. Чаще ему везло, но бывало, что он проигрывался до нитки. Сиюминутный азарт ему был важнее благополучия жены и дочери. Любовь ли это?

Маму он точно не любил, не уважал. Договорной брак, основанный на голом расчёте. Не скажу, что он плохо относился к маме. В общении с ней он был мил, улыбчив, обходителен. Только вот за неизменной вежливостью скрывалось убийственное равнодушие.

Я делаю очередной глоток. Чай приятно согревает горло, я больше не дрожу.

Итак…

Унылое философское вступление о бренности бытия я просмотрела наискось. Я убеждена, что научить можно лишь тому, что умеешь делать сам. Логично же! Так почему каждый неудачник норовит дать жизненный совет? Папа закончил жизнь небогатым, несчастливым, молодым. На обочине. С коротким лезвием в боку под левым ребром. Прости, папа, обойдусь без твоих наставлений.

Из интересного… дом, в котором мы сейчас живём. Дом был подарен папе на свадьбу его родителями. Поскольку папа уже тогда проявлял пагубное пристрастие к картам, дед разумно выставил ряд жёстких ограничений: дом нельзя продать, нельзя заложить, нельзя подарить, передать во временное пользование тоже нельзя, дом не может стать ставкой в игре. Словом, запреты-запреты-запреты. Спасибо, дедушка, благодаря твоей заботе у нас осталась крыша над головой.

Дом может быть унаследован по прямой нисходящей линии, но запреты сохраняются. И только наследник наследника, то бишь мой ребёнок, будет избавлен от строгих рамок, но при условии, что в суде докажет отсутствие вредных пристрастий.

Деньги… Наследуются супругой. По факту мама отдала их мне. Правда, после того, как я пришла в ужас от её трат. Финансами дома я заведую с пятнадцати…

Брачный контракт.

– Оп-па…

Споткнувшись о новую строчку, я присвистнула самым неподобающим для леди образом.

Упомянуть брачный договор в завещании – к несчастью. Папу суеверия не смущали.

Глава 5

Утро выдаётся солнечным, но о надоедливом дожде, всю ночь шуршавшим за стеклом, напоминают зеркальные лужи. Я смотрю в окно, почти не обращая внимания на маму. Завтрак проходит в густой предгрозовой атмосфере. Или мне только кажется? Меня не отпускает мысль, что Геранд так или иначе навредит мне в ближайшее время, а я не могу предотвратить беду. До того, как найду способ ускользнуть из заготовленного отцом капкана, не могу поговорить с градоправителем откровенно.

– Тяжело без мужчины в доме…, – тянет мама и обмакивает в персиковое варенье наколотый на вилку кусочек творожной запеканки.

– Тяжело без ума в голове, – в тон отзываюсь я, откладываю приборы и поднимаюсь из-за стола.

Аппетита нет.

– Иветт?

– Я навещу детей. Как обычно.

Мама подозрительно щурится, но быстро сдаётся.

Я торопливо выхожу, чтобы скрыть, как меняется выражение моего лица. Мама никогда не давала себе труда задуматься, откуда я беру деньги на жизнь, на благотворительность, на варенье, и начинать задумываться она явно не собирается. Легче вздыхать о тяжкой вдовьей доли.

Элька высовывается с кухни, чтобы подать верхнюю одежду, но я жестом отсылаю Эльку обратно. Справлюсь сама. Тем более приличествующая аристократке вельветовая накидка останется в шкафу. Я натягиваю тёмное пальто крестьянского фасона. Оно старит меня лет на пять, зато оно тёплое и не продуваемое, в нём никакие морозы мне не грозят. Обуваюсь в широкие башмаки с тупыми носами. И выхожу в осень.

Солнце прыгает по лужам, отражается яркими бликами. Я поднимаю лицо к безоблачному небу. Тревога разжимает свои когти, и я ловлю принесённый ветром ярко-красный кленовый лист. Стараясь огибать лужи, я дохожу до начала Второй улицы, перехожу проспект, разграничивающий Верхний и Средний город. Встрепенувшись, извозчик приглашающе махнул рукой, но я отрицательно качаю головой и сворачиваю в проулок. Мне не далеко, пешком дойду.

Дело даже не в расстоянии.

Я останавливаюсь между двух «слепых» стен соседних зданий, смотрю вперед, потом оборачиваюсь, убеждаюсь, что никто меня не видит. Как всегда, впрочем. В проулок редко кто суётся.

Я быстро открываю сумку, вынимаю тёмно-серый, почти чёрный рулон ткани. Один взмах, и свёрток раскрывается в лёгкий плащ. Я закутываюсь, надвигаю на лицо глубокий капюшон. Готово – теперь меня выдают только башмаки. Но кто станет приглядываться? Кому какое дело?

Леди Иветта на время исчезает, появляется Иви.

Коротким путём между домов я быстро выбираюсь к парковой окраине Среднего города. Деревья готовятся к зиме, стоят полуголые, полысевшие. Листва укрывает землю и уже успела подгнить. Я перешагиваю через низкую изгородь. Ей-ей, не тащиться же к воротам, тем более вход в парк свободный. Тропинку через кусты я давно протоптала, и она выводит меня на парковую дорожку, а та – к открытому пространству, на котором свободно растут семь священных дубов.

Парк вовсе и не парк. Точнее, и парк тоже, но давным давно, когда ещё не было ни нашего королевства, ни тем более городка, здесь простирались бескрайние эльфийские леса. Позднее леса погибли в Страшном пожаре. Если верить легендам, горел буквально весь мир. Территории отошли людям, но эльфы ещё оставались в родных краях.

Сколько лет дубам, я не знаю. Может быть, тысяча, а может быть не исполнилось и ста. Как не знаю, и другое – сколько лет сердцу парка – эльвийскому святилищу.

Я поднимаюсь по пологим ступенькам бокового крыльца, прохожу через узкий коридорчик в комнату. В святилище прохладно, но я всё равно стаскиваю плащ, пальто, разуваюсь и в носках добегаю до очага, засыпаю уголь в жаровню, разжигаю.

Минут пять я грею руки над огнём, а затем подтаскиваю к жаровне низкую скамеечку, на которую кладу стопку одежды. И начинаю переодеваться. Шерстяное платье горожанки – долой. Как и нижнее бельё. Переступив босыми пятками по ворсистому ковру, я быстро провожу по телу влажным полотенцем. Вообще-то перед облачением в жреческую одежду следует уделить время омовению, но… Если последователи юпранства строго соблюдают правила, то для приверженцев эльвийской веры здравый смысл первостепенен.

Шёлк скользит по коже. Я надеваю нижнюю тунику и сразу же, чтобы не замёрзнуть, сорочку из более плотной грубой ткани. Наряд у эльвийских жрецов многослойный. За сорочкой следуют нижнее и верхнее платья, тоже белые. Первый цветной элемент – расшитый крупными цветами зелёный жилет. Последний штрих – я обуваюсь в туфли и оборачиваю вокруг талии широкий пояс.

Именно пояс и обувь показывают статус жреца. Я младшая жрица, не прошедшая посвящения.

Время поджимает. Я обхожу основные помещения, разжигаю жаровни, чтобы в святилище потеплело, а затем выхожу в главный зал «Обители семи дубов», оглядываюсь. На алтаре лежат подношения, но пища уже заветрилась – убрать. Плошку с водой – тоже убрать. Воду выплеснуть, плошку помыть и поставить сушиться до следующего раза. Надо бы подмести, но уже не успею.

Я приношу из хранилища другую, чистую, плошку и кувшин с ритуальным нектаром, сажусь перед алтарём на колени.

– Те, кто ушли, и те, кто никогда не жили, души и духи, тени и светы, с добрыми намерениями я делю с вами Дом.

Глава 6

– Рон! – беззлобно возмущаюсь я, но Рон весело хохочет, крепко обнимает.

И мне ничего не остаётся, кроме как сдаться, потому что в эльвийских храмах детям можно если не всё, то почти всё. Дети – это радость, а радость согревает Общий дом.

– Иви, а что ты делала? Души кормила, да?

– Не кормила, а угощала, – поправляю я.

Рон не слишком интересуется разницей, выпутывается из моих объятий и уносится вглубь помещений, а ко мне подступает его сестрёнка. Девочка гораздо спокойнее брата, но проблем может устроить не меньше. Если Рон просто шебутной, то она хитрая тихоня себе на уме.

Если сложится, через два-три года постараюсь представить её учителю…

– Доброе утро, Иви, – улыбается она.

– Доброе.

Остальные дети окружают, меня, здороваются наперебой, что-то рассказывают, делятся радостями, горестями и все одновременно. Мик, восьмилетний крепыш с талантом к каллиграфии, дёргает меня за подол и застенчиво протягивает спелое краснобокое яблоко.

Про Рона я не то чтобы забываю, просто упускаю излишне деятельного мальчишку из виду. Расплата приходит незамедлительно – у уха, едва не задевая меня по голове, пролетает тряпичный мячик.

– Нашёл, – запоздало кричит из-за спины Рон.

Вот же!

Я не успеваю заметить, кто перехватывает мячик. Дети рассыпаются по залу, и даже сестрёнка Рона принимает в возне живейшее участие. С минуту я наблюдаю за игрой, но приходится вспомнить, что уголь сам себя в жаровню не добавит, и чай сам себя не вскипятит, а детям после игры захочется перекусить, и накормить их — моя задача. Я же жрица.

Стол я наскоро протёрла влажной тряпкой и вооружилась метлой. Причём не столько ради чистоты, сколько в поисках душевного спокойствия. Размеренные взмахи, дыхание в такт и концентрация на процессе обычно помогали впасть в лёгкий транс, но не в этот раз. Тревога, отпустившая меня утром, вернулась с новой силой. Мне начало казаться, что прямо сейчас беда подкрадывается к «Обители Семи дубов» на мягких лапах. Я передёргиваю плечами, будто сбрасываю наваждение. Помогает.

Шурх-шурх.

Право-лево.

Очищается не только помещение, но и разум. Глупости, сомнения выметаются вместе с мусором.

Шурх.

Мысли текут лениво. И внезапно на ум приходит яркое воспоминание. Я словно снова оказываюсь в мэрии перед парадной лестницей, но теперь лорд Верандо один. Исчезли юные фиалки, исчез градоправитель. Мы с лордом наедине, и он поднимает руку, откидывает со лба волосы, пропускает пряди между пальцами, и в свете люстр волосы переливаются золотой рыжинкой. Лорд опускает руку на перила, и я не могу не заметить, что кисть изящная, а пальцы длинные. Как он меч держит такой тонкой рукой? А ведь по слухам лорд Верандо в обращении с оружием непревзойдённый мастер. Лорд неторопливо приближается, смотрит на меня с бесконечной насмешкой.

Я мотаю головой, картинка размывается и тает.

– Вот гад, – со злым восхищением выдыхаю я. Даже в мысли пробрался.

В том, что столичный лорд к грядущим неприятностям отношения не имеет, я уверена. Каким образом? Он недавно явился и долго в нашем захолустье не задержится, уедет, едва столичный скандал поутихнет. Ко мне у лорда Верандо интереса нет, что взаимно.

Я пожимаю плечами, заканчиваю уборку. Что-то не везёт мне сегодня с ментальными практиками…

Вода закипает. Я подбрасываю угля в жаровню, достаю заварку, выставляю на стол блюда с сухим печеньем. Дешёвое, несладкое, но его я могу позволить себе покупать чуть ли не мешками высотой с человеческий рост. Такое печенье хорошо хранится, особенно на морозе. Разве что каменеет, так сухарь всегда можно размочить в горячей воде. Яйца тоже дёшевы, я варю их вкрутую и выставляю на стол. Можно звать набегавшихся детей.

– Иви! – радостно бросается в столовую оголодавшая ребятня.

Я сажусь во главе стола, придвигаю к себе чашку с чаем и достаю шоколадные конфеты:

– Бабушка испекла восемнадцать пирожков и раздала их троим своим внучкам поровну. Сколько каждой девочке досталось пирожков?

– Четыре, – выкрикивает Рон.

Я качаю головой:

– Не гадай, а считай.

Мальчишка хмурится, а его сосед бойко отвечает:

– Шесть.

– Верно, – я вручаю первую конфету.

Сладкое угощение получит каждый. По одной штуке на нос. Но кто-то раньше, а кто-то позже. Хочешь съесть конфету поскорее – изволь освоить устный счёт. Во многом родители приводят в «Обитель» детей именно ради моих бесплатных уроков.

После чаепития я выдаю листы бумаги и карандаши.

– Кто хочет сказку?

– Я! – раздаётся дружный хор.

– Трое, кто быстрее всех, но без ошибок и красиво, перепишут из букваря стихотворение про лесную чащу, выберут, какие сказки мы сегодня будем слушать.

Глава 7

Первое, что я сделала – убрала осколки и вытерла некрасивую лужу разлитого блондином ритуального нектара. Вынесла новую порцию, повторила подношение. Заодно немного успокоилась. И здраво оценила свои шансы. Закон, позволяющий сносить эльвийские храмы нынешний король не отменял, юпренство по-прежнему в фаворе. Но это не значит, что я буду сидеть сложа руки и наблюдать, как ломают мою «Обитель Семи дубов». Да, мою! Я слишком много души сюда вложила, чтобы просто отступить. И потом, «Обитель» не просто так называется «Обителью». Эльвийское святилище – это прежде всего приют для живых и мёртвых.

Сперва надо выяснить, действительно ли территории парка принадлежат лорду Верандо. Думаю, что да, но проверить стоит. А вот дальше… Поговорить с лордом? Попробовать достучаться? Лорд прибывает в город, после долгих десятилетий забвения лично принимает недвижимость, доставшуюся ему от деда, а то и прадеда. И первое, что лорд делает – отдаёт приказ уничтожить святилище, которое ему ничем в общем-то не мешает. Я бы поняла, если бы он собирался на месте парка построить, допустим, новый дом. Но нет. Лорд не планирует перемен, не закрывает парк, он просто хочет снести святилище. Должно быть, это что-то личное. Да, поговорить надо, но без ложных ожиданий – вряд ли выйдет толк.

Понять бы, в чём причина странной ненависти… Не могу представить ситуации, чтобы кто-то из жрецов от имени эльвийского культа обидел гостя.

Рассказывая детям обещанные сказки, мыслями я была далеко. Успею я сегодня увидеться с юристом? Тем для беседы прибавилось.

– Иви? – сестрёнка Рона уловила перемену в моём настроении.

– Задумалась.

И ведь не соврала.

Уже прощаясь с детьми, я засомневалась, надо ли сообщать о проблемах родителям малышни. Сапожники, пекари и рыночные торговцы помочь всё равно не смогут, так к чему раньше времени тревожить? Предупреждение на алтаре лежит? Лежит. Кому надо – читайте. А я служить чёрным вестником отказываюсь. И лорда Верандо навещу.

Но прежде…

Наряд жрицы я снимаю с сожалением. В «Обители» я чувствую себя по-настоящему дома, но сейчас мне предстоит вернуться к роли горожанки. Потому что деньги сами собой из воздуха не возникнут, а те незначительные суммы, которые родители жертвуют на благо храма, я трачу на «Обитель», и только на «Обитель». Свечки закупаю. На большее, увы, не хватает. Уголь, печенье – всё за мой счёт.

Я вздыхаю, возвращаю одежду в шкаф, нижнюю сорочку сворачиваю и убираю в сумку – постираю. Одеваюсь, закутываюсь в плащ. Оглядываюсь на жаровню. Новую порцию угля я подкладывать не стану, и после моего ухода храм остынет.

Осень ударяет в лицо холодным ветром. Я закрываю за собой дверцу бокового крыльца. Закрываю, но не запираю – «Обитель» всегда открыта для ищущих крова гостей.

В этот раз я не лезу через ограду, по дорожке выхожу к воротам парка. Ха… Столб теперь украшает лоснящаяся новизной этикетка. Парк, название не указано, открыт для всех желающих. Гостеприимный владелец – лорд Верандо.

Значит, ошибки нет. Парк действительно принадлежит ему. Выползень столичный!

Сердито дёрнув полу плаща, я резко отворачиваюсь от вывески и тороплюсь уйти. Проспект стелется под ноги, я шлёпаю по подсохшим лужам, и брызги бриллиантовыми каплями разлетаются в стороны.

Я выворачиваю на боковую улицу. Маленький город – это хорошо, ведь его легко обойти пешком, при этом везде успеть и сэкономить на извозчике. Маленький город – это плохо, ведь самые важные здания стоят слишком кучно, и кто-то всегда может увидеть тебя, опознать. Моя тайна до сих пор остаётся тайной отнюдь не благодаря моей слабой маскировке. Просто до сих пор до меня никому не было дела. Я останавливаюсь перед единственной городской библиотекой, смотрю на приземистое мрачное здание. До мэрии рукой подать…

Взбежав по лестнице, я быстро пересекаю вестибюль, киваю библиотекарю – средних лет мужчине, разжалованному из архивариусов и переведённому выдавать книжки раз в сто лет. Чаще не берут. С одной стороны простолюдины едва по слогам складывают, чтением не увлекаются, у них на это ни сил не хватает, ни времени. С другой стороны, собрание в городской библиотеке весьма скромное, если не сказать скучное. Тот же градоправитель предпочтёт выписать книгу из столицы, чем листать пропитавшиеся пылью страницы.

– Доброго дня, госпожа Ветт, – кивает он в ответ. – Правильно, что торопитесь.

– А?

Естественно, после такого заявления я останавливаюсь.

– Заказчик по вашу душеньку явился, госпожа Ветт.

– Явился? – переспрашиваю я.

С пятнадцати я выполняю переводы с эльвийской рунической вязи.

И без ложной скромности, я одна из лучших. Просто, на всё королевство нас, переводчиков, едва ли десяток наберётся. При столь малом числе про каждого можно сказать, что он один из лучших…

В быту эльфы пользуются алфавитом, позаимствованным у людей, а руническая вязь уже больше трёх веков письменность сакральная, то есть людям абсолютно не нужная. Работать обычно приходится с копиями старых свитков и древних манускриптов. Копии присылают из Королевской академии магии, реже – из Королевской библиотеки, совсем редко – коллекционеры или их наследники. И чтобы заказчик явился лично?! Впервые сталкиваюсь.

Глава 8

– Столичный выползень, – брякаю я на эмоциях.

Закрываю рот, но уже поздно. Слово сказано, слово услышано.

Лорд Верандо меняется в лице, но что меня удивляет, он не злится, не приходит в ярость, а смотрит на меня с весёлым изумлением. Совсем не похоже на реакцию ледяного гада, каким он мне показался. А ещё мне почему-то кажется, что он понял меня правильно: я не желала оскорбить или зацепить.

– Как вы меня назвали, леди?

Отпираться глупо. За свои слова надо отвечать.

– Столичный выползень, – повторяю я с любезной улыбкой.

– Хо?

Он запрокинул голову и расхохотался. Смех звучит звоном весенней капели, заразительно так, что я невольно улыбаюсь в ответ. Вот уж действительно брякнула.

А лорд… Где тот ледяной злодей, привидевшийся мне при первой встрече? Где враг, покусившийся на мой дом? Хохочет сущий мальчишка. Но смех стихает, и пока я хлопаю глазами, не успеваю за переменами настроения мужчины. Он встаёт из-за стола. Его губы вновь искривляются:

– Надо же…, – тянет он. – Я настолько вам не понравился, леди, что вы отправились на поиски и пришли сюда. Должен признать, это необычно. Чаще леди стараются пробраться в спальню.

Смысл сказанного доходит с запозданием. Разве я дала повод думать о себе, как об искательнице любовных приключений? Нет! Но с точки зрения лорда, наверное, моё появление выглядит некрасиво. Он же не знает, что я и есть переводчик. Леди не работают – неприлично. А я пришла, пытаюсь уединиться.

– Я не…

Что я «не», я договорить не успеваю.

Лорд оказывается рядом со мной.

– Бедняга Геранд, вы разбиваете ему сердце, – выдыхает он, щекочет ухо своим дыханием.

От лорда пахнет чем-то травянистым, лесным.

– Я…

– Ваша изобретательность заслуживает поощрения, да, леди? Не помню, как вас зовут.

Его лицо оказывается совсем близко. Я пытаюсь отклониться, в спину врезается резная окантовка дверного проёма. Первый поцелуй с ним?! Так?! Почему-то я продолжаю смотреть на его чётко очерченные выразительные губы, но по телу уже прокатывается отрезвляющая волна здоровой злости. Да что он о себе возомнил, столичный выползень?!

Прежде чем я реагирую, лорд резко отстраняется:

– Простите, милочка, но я не в настроении. Во-первых, вы мне не нравитесь. Во-вторых, я здесь по делам. Вашим чудным провинциальным глазкам меня не околдовать. Должен признать, томный взгляд из-под ресниц у вас совсем не получается.

Гад!

А если бы я понравилась, он бы не отступил?

Лорд выразительно указывает на дверь.

Да, знакомство не задалось.

– Я и есть переводчик с эльвийской рунической вязи.

– Что? Вы?

Недоверие на его лице написано крупными буквами.

– Верно, – я стараюсь говорить ровно, уверенно.

Лорд насмешливо выгибает бровь:

– А бедняга Геранд знает, что вы «работаете»?

– Жених гонорару не помеха. Вы, лорд Верандо, сегодня меня неплохо обогатите.

– Леди, а как вы думаете, что будет, если я расскажу Геранду о ваших… трудовых подвигах?

Плохо будет. Но я и глазом не моргаю.

– Расскажите – узнаете. Мне-то откуда знать, что будет? Лорд Верандо, я переводчик, а не ярмарочная гадалка.

Лорд озадаченно хмурится, окидывает меня внимательным взглядом от макушки до мысков старых туфель, за которые я внезапно испытываю беспричинную неловкость. Подумаешь, не новые… Чёрточка, пересекающая его лоб, становится глубже, резче. Лорд распахивает дверь, отчего она ударяется о стену.

– Любезнейший! – повышает голос лорд.

На зов выскакивает помощник архивариуса.

Лорд кивает на меня:

– Это и есть переводчик?

– Д-да, лорд. Вы не смотрите, что молода! Госпожа Ветт одна из лучших. Даже Королевская академия магии постоянно обращается именно к госпоже.

– Благодарю.

Лорд захлопнул дверь у паренька перед самым носом и обернулся ко мне:

– Вот как? Не леди Иветта, а госпожа Ветт?

– А говорили, что имя не помните, – упрекаю я.

Лорд хмыкает.

Вслух в моей компетентности он больше не сомневается, молча возвращается за стол, садится и бросает на пустую столешницу тетрадку в кожаной обложке. Я отлипаю от стены, секунду медлю. Лорд мог бы выдвинуть для меня стул, но делать этого не будет. Показательно. Только вот не понятно, он считает, что я недостойна галантного отношения или хочет показать, что готов оставить в стороне недопонимание, с которого началась встреча, и перейти на деловой стиль общения. Он заказчик, я исполнитель – логично же.

Глава 9

Чутьё молчит. Руны молчат. Я провожу пальцем вдоль края страницы.

Мог ли кто-то, кто не знает истинный силы рун, попытаться приспособить значки под свои нужды? Использовать их вместо букв? В нашем алфавите двадцать шесть знаков, некоторые звуки передаются буквосочетанием. Но на листе навскидку больше сотни рун, систему «звук-знак» не увязать. Может быть, каждую руну следует читать как отдельное слово? Я попробовала, но безрезультатно – последовательность существительных в текст, который можно озвучить заказчику, не превращается, хоть тресни.

То есть всё-таки руническая вязь? Тогда действовать надо по правилам.

Лорд обещал не мешать… Я закрываю глаза и постепенно отрешаюсь от окружающего мира, от стоящей передо мной задачи. Я ищу точку равновесия в своей душе. Точку спокойствия. Я перестаю чувствовать столешницу под руками и не слишком удобный стул, на котором сижу. Медленно открываю глаза и вижу руны, только руны. Но руны молчат. Они словно за звуконепроницаемом стеклом. Я сосредотачиваюсь на преграде, даже обвожу пальцами контур.

Смаргиваю, отстраняюсь.

Кошусь на лорда. Тот сидит, откинувшись на жёсткую спинку. Руки скрещены на груди, глаза полуприкрыты. Наблюдает за мной из-под густых ресниц… Тишину лорд не разрушил, лишь вопросительно выгнул бровь.

– Полагаю, я смогу сделать перевод.

– Полагаете?

– Текст закрыт ментальным щитом. Я впервые с таким сталкиваюсь, но думаю, что подобрать ключ смогу.

Лорд резко подобрался, от наигранной расслабленности следа не осталось.

– На тетради нет защиты. Я лично проверял.

– Защита не на тетради, а на рунах, лорд Верандо. Щит стоит в ментале.

– Хм?

– Если вы скопируете руны на чистый лист, допустим, перепишете от руки, то защита всё равно останется.

– Как это может быть?

– Лорд, вы изучали теорию менталистики? Разумные постоянно излучают во внешний мир ментальную энергию, и в результате мы все погружены в ментальное поле.

– Маго-ментальное, – поправляет он.

Я киваю.

– Да. Однако до открытия единого маго-ментального поля в науке использовался термин «ментальный шум», он и сейчас используется в более узком смысле. Вокруг нас постоянно плавают не опознаваемые обрывки мыслей, слов, смыслов.

– К чему вы это, леди?

– К тому, что руна – это читаемая структура, искусственно созданная в ментальном поле. Созданная и постоянно подпитываемая. Ежедневно ученики эльвийских жрецов и сами жрецы медитируют на руны, тем самым укрепляют их, подпитывают энергией. Текст же, написанный рунической вязью, это тоже ментальная структура, но только второго порядка. Текст подпитывается не напрямую, а от рун, которыми он начертан. И текст, который вы мне дали, закрыт. Защищена не тетрадь, а структура в ментале.

– Однако… В учебниках академии магии об эльвийской рунной вязи рассказывается несколько иначе.

Я пожимаю плечами. В академии магии я не училась, свои знания я получила от учителя.

Я уже хочу вернуться к переводу. Надо аккуратно пробраться сквозь щит, и тогда смыл раскроется мне, как цветок открывается навстречу солнцу.

– Леди…

– Да?

Лорд Верандо подался вперёд, опёрся на стол, наклонился, сокращая между нами пространство.

– Вязь называют сакральной письменностью, – вкрадчиво выдыхает он.

– Верно, руническая вязь сакральна.

К чему он клонит?

– Тогда почему вы сказали, что впервые сталкиваетесь с защитой?

Он… настолько не разбирается? Я стараюсь, чтобы на лице не отразилось удивление. Меня царапает не сам факт незнания, а то, что лорд не удосужился разобраться прежде, чем отдал приказ снести «Обитель». Кажется, мне удаётся скрыть неприятное удивление, потому что на заминку лорд никак не реагирует, спокойно смотрит, ждёт ответ.

– Потому что эльвийский культ проповедует принцип открытости. Жрецы не посредники между человеком и потусторонним, как в юпренстве, а такие же люди, как простые прихожане. Например, стать старшим жрецом эльвийского храма вы можете прямо сейчас, было бы желание.

Лорд резко выпрямился, будто шарахнулся.

Я едва удержалась от насмешки. Посмотреть приятно, как его перекосило. Я ощутила себя отмщённой. Отчасти.

– Что? – он всё же переспрашивает.

– Вам достаточно войти в святилище и выразить своё доброе намерение. Вы сразу же будете признаны старшим жрецом, не прошедшим посвящения, – с готовностью поясняю я.

– Вы жрица?! – доходит до него.

– Младшая.

Наши взгляды пересекаются, сталкиваются. Я почти воочию вижу брызнувшие между нами искры. Воздух становится вязким от напряжения, становится трудно дышать. Или я просто забываю сделать вдох? Глаз я не отвожу. Как и лорд Верандо.

Глава 10

Лорд Верандо больше не выглядит ни столичным щёголем, ни праздным мерзавцем, чья забава рушить чужие мечты. Скорее рыцарь, в одиночку устремившийся в поход против зла. Только вот… Ей-ей, зло он нашёл где-то не там. Я перевожу взгляд на тетрадку. Якобы журнал из эльвийского святилища. Я готова поверить, что лорд лично его выкрал. Даже готова поверить, что одно из святилищ было использовано для страшного преступления. Эльвийские храмы беззащитны. Прямо сейчас в «Обители Семи дубов» может находить кто угодно, и делать что угодно, даже самые страшные вещи. Но… разве можно за чужие грехи возлагать вину на эльвийские храмы?

Я возвращаюсь к тетрадке.

Мерзко, но… Я перевожу текст. Перевожу каждую строку, с первой до последней. Ближе к концу меня откровенно тошнит, во рту стоит привкус плесени. Был у меня опыт – хватанула у лоточницы пирожок, а он оказался с махровым сюрпризом.

– Леди, я хочу, чтобы вы письменный перевод для Службы безопасности.

– Сделаю.

– Простите за любопытство, леди Иветта, но я не могу не спросить. Вы так легко идёте против своего культа?

А вот теперь поговорим, лорд Верандо.

– Я иду против преступника, воспользовавшегося именем культа. Я уверена, что Служба безопасности разберётся. Даже если убийства будут использованы как предлог, чтобы ещё больше возвысить юпренство и запретить эльвийский культ, я всё равно готова помогать. Человеческие жизни важнее возможности поприветствовать тех, кто ушёл, и тех, кто никогда не жил.

– Хм…

– Но пока я буду наивно надеяться на справедливость.

Он снова смотрит на меня с покровительственным сочувствием. Уголок рта дёргается, но лорд не позволяет ухмылке появиться.

– Леди, мне жаль вас разочаровывать, но именно эльвийские жрецы, прошедшие посвящение, практикуют убийства.

– Лорд, не верю. Это немыслимо. Я верю, что у вас есть серьёзные основания для обвинения. Вам верю. Но это должна быть чудовищная ошибка. В «Обители Семи дубов» я больше пяти лет, и со всей ответственностью говорю, что подобного ужаса в святилище не было. Эльвийские храмы – это прежде всего приюты для нуждающихся, хоть духов и душ, хоть живых!

Лорд снова кривится, словно моя пламенная речь вызывают у него зубовную боль.

Я хочу рассказать ему правду об эльвийском курсе, хочу, чтобы он пришёл и увидел всё своими глазами. Вдыхаю поглубже.

Лорд перебивает:

– Леди, вы получили неоспоримое доказательство, но предпочитаете игнорировать его, лишь бы продолжать купаться в своих розовых иллюзиях? Что же, не буду вам мешать. Письменный перевод понадобится мне перед отъездом, а пока более не докучаю. Кстати, я готов принять, что в конкретно вашей полузаброшенной дыре убийств действительно не было, но для меня это не значит ровным счётом ничего. Через определённый законом срок «Обитель Семи дубов» будет ликвидирована.

Он хватает тетрадку, колет меня полным негодования и раздражения взглядом потемневших глаз, и выскакивает за дверь.

Гадство! Поверил во что-то своё и разбираться отказыватеся. Если какой-то урод провозгласил себя жрецом, прошедшим посвящение, это совсем не значит, что он действительно жрец. И ведь я не прошу принять мои слова без оговорок. Я готова показать «Обитель», готова обойти с лордом каждое эльвийское святилище, чтобы проверить и убедиться.

Со злости я схватила чернильницу и швырнула ему вслед.

Я думала, мне полегчает, когда чернильница ударится о стену или об дверь, разобьётся и оставит за собой чёрный подтёк до самого пола. Уборщица будет жутко злиться, но я в качестве извинения подарю ей хорошего чаю, конфет, а в кулёк вложу конверт с купюрами. Только вот получается у меня – нарочно не придумаешь.

Дверь ещё не закрылась полностью, остаётся щель в ладонь шириной. И в эту щель попадает чернильница. Хуже! Она вписывается лорду точно между лопаток. Больно, наверное… Лорд от удара вздрагивает, резко останавливается.

Упс, я ведь не собиралась попадать в него…

Лорд разворачивается на каблуках, возвращается. Я смотрю на него. Сказать нечего. Я же не на ногу случайно наступила, чтоб извиняться. А «я не хотела» прозвучит ещё глупее.

Он тоже молчит. Нарочито медленно, одну за другой, расстёгивает пуговицы, которые успел застегнуть за считанные мгновения. Мне бы отвернуться, но я как заколдованная слежу за движениями тонких пальцев. Лорд хмыкает, рывком снимает камзол, разворачивает.

По центру красуется здоровенная чёрная клякса с длинным хвостом – след стекавших по спине чернил.

– Леди…

Сказать по-прежнему нечего.

Неожиданно, но лорд проказливо ухмыляется:

– Леди, пожалуй, вы мне даже нравитесь. Люблю, знаете ли, особ темпераментных, страстных, взрывных. Жаль, что вы… эльвийская жрица.

И ушёл! Вот просто взял, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Глава 11

У главного входа меня встречает девочка в ритуальной одежде ученицы жреца, и это… Вроде бы ничего особенного – ученица помогает своему учителю. Но меня царапает. Ученик – это тот, кто учится ментальным практикам, а заниматься святилищем обязанность жреца. Меня, например, учитель никогда не отправлял караулить у входа, хотя я частенько рвалась помочь. Он в ответ всегда вручал мне швабру и отправлял очищать пространство святилища и пространство разума… И метла до сих пор мне помогает навести порядок в мыслях.

– Госпоже нужна помощь?

Девочка счастливой не выглядит, и это неправильно. Жречество должно приносить радость. Но мало ли… Может быть, девочка из бедной семьи, и родители пристроили её сюда, чтобы всегда была одета, накормлена, в тепле?

– Нет, не нужно.

Я разуваюсь, снимаю верхнюю одежду и оставляю в закутке у входа.

Девочка чуть оживляется:

– Проследить, госпожа?

Что за намёк?! То есть я вполне понимаю, что от меня ждут денег. Но такое неприкрытое вымогательство в эльвийском храме…

– Проследи, – монетку я всё-таки дала. Ребёнок же. Да и не хотелось бы лишиться вещей. Неужели в храме может быть воровство? Учитывая, что вход открыт всем без исключения…

Я прохожу вперёд.

На полу густеют тени. Чадят свечки, и пахнет благовониями. Безлюдно…

Непривычно… Алтарный зал «Обители Семи дубов» небольшой, но в то же время просторный, а здесь храм огромный, однако меня не покидает ощущение тесноты: колонны, ажурные декоративные перекрытия, ниши, альковы… Главный алтарь тоже есть, установлен у выхода во внутренний дворик. Я останавливаюсь и кланяюсь трём священным елям. Подходить к алтарю не тянет, и я снова ныряю в переплетение арок.

Не знаю, сколько я петляю между колонн, пока не прихожу к ответу. В буквальном смысле. Очередной поворот, и я упираюсь в тупик.

В стенной нише стоит трёхметровая статуя легендарного оркского генерала. Воинственный оскал, клыки выпирают. Генерал изображён четырёхруким, и в каждой руке зажата самая настоящая обнажённая сабля. Отсветы свечей играют на остро заточенном металле. Кажется, генерал прямо сейчас сойдёт с постамента и бросится на врагов, закружится в боевом танце и беспощадно сокрушит всех, кто неосмотрительно посмел ему угрожать.

По легенде генерал силами личной армии защитил Священный лес от нашествия орды морских чудовищ. Конечно, даже после смерти генерала не отпустили… До сих пор воины клянутся служить ему в посмертии и вешают на шею амулет-компас, который однажды укажет их отлетающим душам путь в Великую армию. Да, теперь генерал ведёт в бой не живых воинов, а бесчисленное воинство душ и духов.

Я объявила лорду Верандо войну за эльвийское святилище, так что встреча с генералом не совпадение.

Огонёк свечи подрагивает, и создаётся иллюзия, что генерал подмигивает мне. Надо же, сейчас он совсем не грозный. Я невольно улыбаюсь, подхожу ближе и опускаюсь на колени перед нелепо-крошечным алтарём. Впрочем, тот кто поставил этот алтарь, уверена, прав. Контраст лишь подчёркивает мощь легендарного генерала.

На самом деле преклонять колени не обязательно. В эльвийскийх святилищах алтарь – это трапезный стол. Знак уважения – сесть за стол. А уж как именно – как пришедшему удобно, хоть на свои пятки сядь, как я, хоть ноги кренделем сверни.

– С добрыми намерениями приветствую тебя, генерал Вэшт, – склоняю я голову.

У меня с собой нет ритуального напитка, нет свечей и ароматных палочек, но генералу подойдёт иное подношение.

Я вытаскиваю из причёски шпильку, острым концом чиркаю по запястью. Неглубокая царапина начинает кровить. Я выставляю руку над алтарём, опираюсь о край. Алые капли срываются и падают на пыльную поверхность.

Упс. А куда старшие жрецы смотрят? Пусть к генералу приходят не слишком часто, в порядке должно быть всё святилище до последнего стыка плит в самой дальней подсобке. Да и я хороша, не сразу обратила внимание. Прервать приветствие плохо, стереть пыль вместе с только что пролитой кровью ещё хуже. Ладно уж, пусть будет как будет.

Кровь капает.

Я прикрываю глаза и мысленно представляю себе генерала, тянусь к нему, оккрываюсь ментально, отдаю свою силу, и вскоре на меня накатывает слабость. Впервые со мной такое. Но слабость – признак как раз очень и очень хороший. Значит, генерал обратил на меня внимание и принял моё подношение.

Обратиться с просьбой будет уместно, меня наверняка услышат, но вместо этого я ещё выжидаю, не спешу разорвать контакт, отдаю свои силы без остатка. Концентрация начинает «плыть», и только тогда я выдыхаю:

– Благослови на сражение, генерал Вэшт. Разожги во мне боевой огонь.

Я открываю глаза.

Кровь на коже успела свернуться, царапина закрылась тонкой корочкой.

Я возвращаю шпильку в причёску и некоторое время ещё смотрю на статую. Я не чувствую в себе перемен, но глядя генералу в глаза обещаю:

– Я обязательно справлюсь.

Глава 12

– Какие неприятности на сей раз?

Я поднимаюсь, направляюсь в холл. От слабости звенит в ушах, но я справляюсь с секундным головокружением. Мама торопливо догоняет и набрасывает мне на плечи светлую шаль, которая скроет простоту тёмного шерстяного платья. Я игнорирую попытку меня прихорошить, но шаль не сбрасываю.

В холле горит свет.

Вечерний гость стоит у самых дверей. Руки заложены за спину, ноги широко расставлены. Всем видом мужчина демонстрирует, что любезностей от него ждать не стоит. Он прибыл лишь по долгу службы. Выправка у мужчины столичная…

– Вы? – вырывается у меня.

Господин Д, фамилию не помню.

Мужчина никак не выказывает удивления, отвешивает мне лёгкий приветственный поклон, и я окончательно впадаю в ступор. Лорд Верандо последний, от кого я ожидала получить что бы то ни было.

Мама догоняет меня, кладёт ладонь мне на плечо.

– Доброго вечера, добро пожаловать, – она почти поёт.

Мужчина отделывается равнодушным:

– Доброго вечера, леди.

– Чем обязаны? – прохладно уточняю я.

И невольно подмечаю, что время визита выбрано… С одной стороны, на грани приличия. Даже посыльному не пристало в сумерках в часы ужина заявляться в дом, где живут женщины без мужчины. С другой стороны, лорд Верандо явно учёл, что я работаю и подгадал к моему приходу.

Господин Д расцепил руки за спиной, и оказалось, что он держит букет нежных фрезий.

– Леди Иветт, лорд Верандо выражает вам своё восхищение.

Хм…

Я неуверенно принимаю букет, обёрнутый в хрустящую тиснёную бумагу. Между веточек вложена визитная карточка, и я впервые вижу герб Верандо. А ведь далеко не все аристократы имеют право на собственный герб… Я не замечаю, а господин Д ловко вкладывает мне в руку ещё и небольшую коробочку.

Если цветы я могу принять свободно, как и, например, сладости, то от любого иного подарка должна отказаться. Тем более при наличии жениха.

Возразить ни я, ни мама не успеваем. Господин Д отделывается короткой фразой и уходит, не дожидаясь, когда его проводят.

Коробочка остаётся у меня в руках.

– Иветт, что там? – мама смотрит с неудовольствием.

Я достаю из букета визитку, отдаю цветы Эльке:

– Поставь в вазу и завари для меня, пожалуйста, горячий сладкий чай.

– Сам столичный лорд? – восхищённо спрашивает Элька, забирает букет и послушно уходит.

Я вскрываю подарок.

В коробочке лежит стеклянная чернильница.

– На грани приличия, – ворчит мама.

– Да он издевается!

– Иветт?!

Издевается! Так и вижу его наглую ухмылку. Правильно я сказала – Выползень.

Но грохнуть чернильницу рука не поднимается. Я легко представляю её на своём рабочем столе и с удивлением понимаю, что смотреться среди моих вещей чернильница будет гармонично. Лорд словно подглядел интерьер в кабинете.

– Иветт, ты ведь не забыла, чья ты будущая жена?

Я вздрагиваю, стискиваю чернильницу.

– Мама, пока я лишь невеста. Невеста может быть одна, а женой стать совсем другая…

– Иветт, безотносительно свадьбы, ты не можешь позволить себе опозорить сына градоправителя принимая ухаживания другого мужчины.

Я фыркаю:

– Мама, разве градоправитель на пытался помочь мне уединиться с лордом Верандо на балконе?

– Иветт, мне объяснить тебе разницу между лишиться чести и принять чужие ухаживания?

– Нет.

В чём-то мама права.

– Интерес лорда к тебе может оказаться проверкой.

Уверена, что нет.

Но рассказывать, как я метнула чернильницу в стену, а попала в лорда Верандо, я точно не собираюсь.

– Иветт, он тебе понравился, да?

Что? Кто? Мама про лорда Верандо что ли?

– Этот столичный Выползень?! Да ни за что!

– Оу? Иветт, столь бурное проявление чувств, знаешь ли, говорить об обратном.

Я ругнувшись, возвращаюсь в гостиную. И уже через плечо бросаю:

– Такой просто нечему нравиться! Пфф!

Я падаю в кресло.

Мама больше не касается скользкой темы, присаживается рядом, молчит. Выразительно молчит. С упрёком. И чувствую себя такой от неё далёкой… Осознание, что несмотря на теснейшее родство, несмотря на то, что живём под одной крышей, дышим одним воздухом, мы чужие друг другу люди.

Глава 13

Хватило взгляда в зеркало. Губы странно припухшие, на щеках играет яркий румянец, глаза широко раскрытые и во взгляде появилось что-то новое, будто сладкий сон обратился в искорку и мерцает в глубине зрачков.

Нет, маме меня сейчас видеть незачем.

По уму начать день следовало с визита к юристу, но я сбежала из дома слишком рано, даже не позавтракав. Никакие юристы ещё свои конторы не открыли. Идти было особо некуда, и ноги сами привели меня в мой настоящий дом – в «Обитель Семи дубов». Я сперва подумала, что даже переодеваться в жреческий наряд не стану – позавтракаю, помедитирую и пойду заниматься делами.

Но в святилище ждал сюрприз. Я привычно направляюсь к боковому входу. В глаза бросается, что двери алтарного зала приоткрыты. Так-так… Кто-то был? Сделали какую-нибудь гадость? Почему-то подумалось про труп. Но когда я вошла, оказалось, в святилище забрёл старый бродяга.

Седой мужчина в полинявшем, залатанном пальто сидит, привалившись к стене и дует на скрюченные пальцы. Увидев меня, старик вздрогнул и заметно растерялся. В тёмном плаще, струящемся поверх добротного пальто, я никак не похожу на нищенку, нуждающуюся в крове.

– Доброго утра, – первой поздоровалась я. – Я Иви, младшая жрица.

– Госпожа…

Старик собирался приподняться, но я отмахнулась:

– Здесь – просто Иви, – улыбаюсь я. – Не нужно церемоний. Лучше скажите, почему вы не разожгли жаровню?

Угля хватит на неделю беспрерывной топки.

– Ох?

Расспрашивать я ни о чём не стала – ринулась наводить порядок.

В жаровни насыпать угля и зажечь. Поставить греться воду. Уверена, старик не откажется ополоснуться, потому что,кроме дорожной пыли, грязи на нём особо и нет, видно, что следит за собой. Я поставила чайник, вытащила продукты, которые запасала именно на такой случай.

– Да вы проходите, не стесняйтесь! – весело кричу я из кухонного закутка и шлёпаю на плитку кастрюлю.

Старик появляется на пороге через пару секунд, переминается с ноги на ногу, не спеша пройти к столу.

Я мысленно закатываю глаза и указываю гостю на стул, мимоходом отмечаю, что если верхняя одежда у старика ещё не расползается по швам от ветхости и, вероятно, послужит ещё год-другой, то на обувь без слёз не взглянешь. Мда… Он ещё и разулся, чтобы ковёр не пачкать. Ступни… стёрты, воспалены.

Я отдельно наливаю горячую воду в таз и ставлю на пол кувшин:

– Вот, можете промыть ссадины.

Выношу мыло, лечебную мазь, носки и новые ботинки. Да, одежду на благо храма иногда тоже жертвуют. Не для духов, конечно, а для живых нуждающихся. В основном одежду жертвую я…

– Госпожа…

– Иви, просто Иви. Или уж, если вам нравится, младшая жрица Иви.

Старик смотрит на меня с непонятным выражением лица, переводит взгляд на мыло, на подарки, на пока пустые тарелки. С кухни уже плывёт запах съестного. Ничего особенного, но он считает иначе и качает головой:

– Храните тебя боги, Иви.

Эльвийский культ не признаёт богов, но я не спорю, благодарю.

Каша готова. Я ставлю перед стариком миску, наливаю до краёв, а сверху добавляю кусочки варёной курицы.

– Хлеба, к сожалению, нет, – быстро черствеет, плесневеет. – Есть печенки.

– Иви, да вы будто сама богиня милосердия!

Я неловко улыбаюсь.

За что благодарить? Я имею в виду так благодарить? Ничего особенного я не делаю, просто слежу за святилищем, за которым вызвалась присматривать. Богиня… Ха!

Надо предложить старику задержаться. Пусть отдохнёт в тепле, поест нормально, стопы заживут. Может, на зиму останется? Хорошо бы… Только вот, если «Обитель» снесут… Нет, я не позволю. Я же обещала генералу, что справлюсь.

– Богиня? – раздаётся от двери.

Старик неуклюже встаёт, торопливо склоняет голову.

Я оборачиваюсь.

В дверях, скрестив руки на груди, стоит лорд Верандо.

Камзол небрежно расстёгнут, ворот рубашки ослаблен, и белизна воротника-стойки подчёркивает легкий летний загар. Во сне, кажется, загара не было… Но я почти не помню картинку, я помню ощущение прикосновений и жар. У меня перехватывает дыхание, а к щекам приливает кровь. Лорд усмехается и проводит рукой по волосам, насмешливо наблюдая, как на меня действует простой жест. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не облизнуть губы.

– Так и знал, что увижу вас здесь, леди Иветта, – мягко тянет лорд Верандо. Его голос окутывает словно бархат.

А у старика из-за лорда кусок в горло не лезет! Старик и вовсе стоит, переломившись в пояснице. Тьфу!

– Лорд Верандо, разделите с нами нашу скромную трапезу? – елейно предлагаю я. Специально для вас найду самую каменноподобную печенку. – Вы любите кашу-размазню?

Глава 14

Я прислоняюсь к стене, утыкаюсь в прохладную поверхность лбом.

Почему меня буквально разрывает надвое? Почему рядом с тем, кто взялся разрушить мой дом, я в глубине души испытываю ничем не объяснимое тепло? И почему я вспоминаю наш несостоявшийся поцелуй? Вспоминаю, как лорд наклонился ко мне, как его лицо оказалось близко-близко, как я смотрела в его карие глаза, как хотела дотронуться до его волос, запутать пряди между пальцами. Почему мне кажется, что поцелуй был бы сладким-пресладким до головокружения?

Гад!

Я бью кулаком по стене, и лёгкая боль отрезвляет. Я с ума сошла? Духи и души, тени и светы, о чём я думаю?

Эмоции кипят, но я уже снова мыслю здраво. Раз не получается договориться по-хорошему… Видят духи, я пыталась достучаться. Но лорд глух, слеп, отгородился от меня непроницаемой стеной непонимания. Буду действовать по закону. Одну лазейку я знаю и без юриста.

Сносу подлежат исключительно заброшенные святилища. Беда в том, что заброшенными признаются все храмы, в которых нет старшего жреца. Значит,что? Нужно сделать так, чтобы в «Обители Семи дубов» появился старший жрец.

Взять ответственность на себя? Я не против. Мне только в радость посвятить всю себя любимому дому. Но за чей счёт? Уголь для жаровен стоит денег. Хочешь ночевать в тепле – изволь платить. А пожертвований, которые я собираю за месяц, едва ли хватит, чтобы отапливать «Обитель» пару дней. На третью ночь – замёрзнуть насмерть? А есть на что? А на что закупать благовония? А сахар и ягоды для варки ритуального нектара? А… Сейчас я закупаю длинный список бесконечных «а» за свой счёт. Если я откажусь от заработков ради статуса старшей жрицы…

Придётся пойти немного иным путём. Во втором храме, я точно знаю, старших жрецов несколько. «Позаимствую» одного. Ха, ждите сюрприз, лорд Верандо.

Я по наитию открыла дверь на улицу, и в лицо пахнуло холодом.

Я сама не знаю, зачем открыла и высунулась. Словно под руку толкнули. Вернее сказать – чутьё сработало, и я сделала движение раньше, чем осознала свои действия.

Ни за что бы не подумала, что лорд Верандо ещё не ушёл.

Я смотрю на него, только на него и больше не замечаю стылого осеннего дыхания, не чувствую сырости и ветра. Шерстяное платье – не та одежда, в которой стоит выскакивать из тёплого дома, но…

Лорд стоит, запрокинув голову к низкому седому небу, облепленному лохматыми тучами будто клоками ваты. Рыжинка спряталась в волосах, ждёт солнце, чтобы заиграть червонным золотом в лучах. Я неловко переступаю с ноги на ногу. Лорд мыслями явно где-то далеко-далеко и вряд ли хочет, чтобы его окликали.

Мне нечего ему сказать. Всё, что могла, я уже сказала, даже чернильницу бросила в приступе красноречия. Но я зачем-то выбегаю на дорожку, мимолётно радуюсь, что плитки, которыми она выложена, относительно чистые – не начерпаю тряпичными туфлями осенней слякоти. Лорд то ли не замечает моего приближения, то ли игнорирует.

Я останавливаюсь в шаге за его спиной и в сердце колет отголосок испытываемой им душевной боли. Мой порыв кажется неуместным. Нет, ни спорить, ни пытаться доказывать свою правоту я не буду. Я медленно протягиваю руку, касаюсь его плеча. Лорд вздрагивает, но не оборачивается. И мы стоим. Не знаю сколько. Я снова начинаю чувствовать холод осени, но терплю. Потому что возникшее иррациональное чувство единения настолько хрупко, что его разрушит любое неосторожное движение. Мне кажется, что я через ладонь вытягиваю его боль, забираю.

Оглушительный чих и хлюпанье носом ломают волшебство.

– Леди Иветт, вы простынете.

Я отнимаю руку, будто обжёгшись.

Лорд оборачивается, встречается со мной взглядом.

– Здравствуй, насморк, – шмыгаю я носом.

– Возвращайтесь в тепло, леди.

Глупо, но я упрямо качаю головой.

– Что же вы хотите, леди?

Я пожимаю плечами.

Лорд со вздохом снимает камзол и накидывает мне на плечи, застегивает на две пуговицы, отчего я оказываюсь спелёнутой и не могу пошевелить руками. Меня окутывает тепло…

– А вы?

– А я покрепче некоторых сосулек, – хмыкает он, но без привычной насмешки.

Минуту мы просто стоим, смотрим друг другу в глаза.

– Какая же вы настырная, леди Иветт.

– Уж кто бы говорил, – возвращаю я упрёк тем же тоном.

– Леди Иветт, вы очаровательно искренни. Я не верю, что моя откровенность хоть что-то изменит, но, пожалуй, вы имеете на неё право и… Да, я попытаюсь до вас достучаться.

Лорд замолкает, хмурится, а ветер ерошит его волосы, и одна из прядок падает на лоб. Я про себя вздыхаю. Такой близкий и одновременно такой далёкий… Невидимая стена между нами ощущается особенно отчётливо. Мы оба знаем, что никакие слова не убедят меня отступить. Но я почему-то думаю не о нашем с лордом сражении, а о том, как прекрасно будет, если преграда разлетится сотней хрустальных осколков. Я хочу снова протянуть руку, дотронуться до его плеча, ощутить под кончиками пальцев мягкость жилета и человеческое тепло, но застёгнутые полы камзола пришпиливают руки к телу, связывают.

Глава 15

Меня подвёл нос. Хлюпнув пару раз, я осознала, что войну придётся отложить и начать с горячего чаю, желательно с мёдом, если остался. Потому что какая война, когда из носа течёт ручьём?

Натянув шерстяные носки, я кутаюсь в вязаный шарф, который мы с детьми делали все вместе по очереди. Весело было… Я возвращаюсь к столу. Старик никуда не ушёл, сидит перед пустой тарелкой и гладит самый краешек.

Хм?

– Ещё курицы? – предлагаю я. – Вы не стесняйтесь, ешьте досыта.

– Спасибо, госпожа жрица.

Я высмаркиваюсь, заодно прячу за платком лёгкую досаду. Какая я госпожа? Жрица, просто жрица. Вот в городе я буду либо госпожой, когда работаю и притворяюсь простолюдинкой, либо леди Иветтой. Но сейчас-то я просто Иви! Вздыхаю. Оскорбления в обращении нет, поэтому пусть зовёт, как удобно.

Снимаю закипевший чайник.

– Как вас зовут? – улыбаюсь старику.

– Фирс, госпожа жрица.

– Рада знакомству, Фирс.

Я накладываю старику добавку, сажусь напротив, придвигаю свою чашку поближе, делаю первый глоток.

Старик меня не тревожит, и я задумываюсь.

А вдруг лорд Верандо прав? Нет, я не про культ, а про отдельных жрецов, создавших внутри культа преступную группировку. Гнилая ветвь на стволе здорового дерева. Язва, разъедающая тело. И гниль должна быть остановлена, даже если дерево придётся срубить. Тени и светы, рубить дерево вместо того, чтобы отсечь заразную ветвь!

Но вывод в любом случае очевиден – ни в коем случае нельзя рассказывать о своих проблемах первому попавшемуся человеку в ритуальной одежде . Но и молчать тем более нельзя. Кто, как не жрецы, смогут отыскать в святилищах виновных и сдать правосудию? Кому как не жрецам проверять храмы?

Вот кстати… Моя «Обитель Семи дубов». Войти может любой, и я об этом не узнаю.

– Госпожа?

Должна ли я…?

– Фирс, вам есть, куда пойти?

Старик смущённо опускает взгляд.

– Да…, – врёт он.

– Фирс, не поймите неправильно. Я вас не гоню. Наоборот. Вы можете жить в святилище, сколько пожелаете, хоть год, хоть десять лет, хоть сто. Но я должна предупредить, что владелец парка собирается снести святилище, если я не уговорю его передумать.

– Ох, госпожа!

Уверена, для старика даже день в натопленном доме огромный праздник.

– Оставайтесь, – мягко улыбаюсь я.

Горячий чай помогает справиться с ознобом, меня больше не потряхивает, да и ноги отогреваются. Я барабаню пальцами по столешнице.

– Госпожа жрица, разрешите помыть посуду? – так он об этом беспокоился?

Вот же ирония – старик мог бы стать старшим жрецом, ведь он от чистого сердца проявил заботу о святилище. Половина проблем разом бы решилась. Но, увы, старик признаёт богов. Скорее всего, он последователь юпренства. Его право, я ни в коем случае не осуждаю. Я никогда не буду оспаривать чужую веру. Но в эльвийском храме старик может остаться желанным гостем, не жрецом. Увы.

– Хозяйничайте, Фирс. «Обитель Семи дубов» – это дом для всех нуждающихся в крове. И ваш дом тоже. Слева по коридору жилые комнаты. Выбирайте любую.

Старик расчувствованно заморгал, блестя влагой на редких ресницах.

– Госпожа…

Я качаю головой и выхожу из столовой, сворачиваю в главный зал.

Я останавливаюсь перед алтарём. Под рукой нет ни свечи, ни палочки благовоний, но я всё равно сажусь, протягиваю руку, касаюсь алтаря.

Вдох-выдох.

Я успокаиваю бег мыслей, закрываю глаза и прислушиваюсь. Не к звукам, нет. К ментальному шуму. Лорду я говорила правду – след жертвоприношения нельзя затереть бесследно. В ментальном фоне останется либо рана, либо неестественное пятно. Я отпускаю сознание, и проверяю здание от крыши до фундамента. «Обитель» чиста. Я и не сомневалась. Я проверяла, чтобы не допускать небрежности, во-первых, и чтобы потренироваться, во-вторых.

Открываю глаза, но вставать не спешу. Я вспоминаю. Вчера, обращаясь к генералу, я не вслушивалась в ментальный фон, но всё же чутьё у меня обострённое, я ведь годами практиковала медитацию и неплохо продвинулась, хотя до подлинных вершин мне далеко. Так вот, вчера в храме я не заметила ничего особенного.

Но я буду последовательной и проверю ментальный фон храма

– Я иду, – мысленно отчитываюсь я перед генералом.

Ответа нет. Но я и не жду.

Я поднимаюсь, одёргиваю подол, смотрю вниз. Мда… Я могу прийти в храм, выбрать закуток и помедитировать как обычная прихожанка, никто не запретит, никто не обратит внимания. Но когда я ничего не найду, с жрецами мне нужно говорить как жрице.

От омовения я отказываюсь. Из носа больше не течёт, но выходить на холод после водных процедур очень плохая идея. Я ныряю в нижнюю шёлковую тунику, натягиваю вторую, более плотную, за которой последовательно идут два платья и цветной жилет. Я оборачиваю вокруг талии полагающийся мне широкий пояс, обуваюсь. Остаётся добавить «зимы». Туфли тканевые, на мягкой подошве облегают стопу. Прямо в них я влезаю в сапоги. Затем надеваю белый полушубок и подвязываю ещё одним поясом. Издали видно – младшая жрица, не прошедшая посвящения, зимний вариант ритуального облачения.