Запах всегда был его первым впечатлением. Запах свежего бетона, древесной пыли, металла и пота — запах его мира, мира, который он строил своими руками. Мира, где всё было просто, понятно и подчинялось закону силы.
Но был и другой запах. Тонкий, сложный, сводящий с ума. Он витал в ресторане Егора, его лучшего друга. Запах подрумяненного мяса, трюфелей, дорогого вина и чего-то неуловимого — аромат успеха, не принадлежавшего ему.
Илья стоял у барной стойки, сжимая в ладони бокал с виски. Он был здесь своим, своим в доску. «Братан», «спаситель» и «тот самый шкаф». Он бросал официанткам своё коронное: «Привет, принцессы», — и они краснели, смеясь. Это был ритуал. Простой, как лом, и предсказуемый, как сметание плана.
Но потом он увидел её.
Новое лицо на кухне. Не просто новое — инородное тело в его отлаженной вселенной. Она не смотрела на него с подобострастием или интересом. Ее взгляд был прикован к соусу, который она медленно, с хирургической точностью, взбивала в медной миске. Каждое движение её рук было выверенным, почти священнодейственным. В них была не просто работа, в них была какая-то своя, отдельная, тихая страсть.
И в этот момент его мир, пахнущий бетоном и мужским потом, дал трещину.
В голове, сама собой, родилась дерзкая, примитивная мысль: «Хочу. Снять. Сейчас же».
Это не было желанием познакомиться, ухаживать или покорять. Это был инстинкт. Голод. Аппетит, проснувшийся где-то в глубине, ниже живота, в самых потаенных уголках души, которые он давно замуровал, как заброшенный подвал.
Она подняла на него глаза. Серые, холодные, как сталь. И в них не было ни капли страха. Только вызов.
Илья медленно выдохнул. Он почувствовал, как по всему телу пробежал знакомый, острый ток — тот самый, что предвещал начало сложной стройки или выигранный тендер. Ток азарта и готовности к бою.
Он не знал тогда, что этот голод уже никогда не утолить одним прикосновением. Что эта женщина не станет еще одной пассией в длинном списке. Она собиралась перевернуть с ног на голову не только его постель, но и всю его жизнь, заставив заново учиться простым вещам. Дышать. Чувствовать. Любить.
Но пока всё, что он мог — это сжать роксСтакан для виски и подумать, глядя в её ускользающую спину:
«Принцесса… Черт возьми».
И мир заиграл новыми, острыми, как перец, красками.
Запах всегда был его главным проводником в мире. Он читал людей и ситуации через нос, как собака-ищейка. Сейчас в ноздри била гремучая смесь: едкий перегар со вчерашней пьянки с подрядчиками, въевшийся в кожу и волосы, и наглый, доминирующий аромат свежесмолотого кофе, доносившийся из зала ресторана. Илья грузно опустился на барный стул, слыша, как протестуют мышцы, недовольные ранним подъемом. План был простой и безотказный: пять минут, двойной эспрессо, короткий разговор с Егором — и на объект, в его царство бетона, металла и подчиняющейся ему силы. Обычное утро.
Неделю назад телефон завибрировал, нарушив подобную же рутину. Всплыло уведомление: «Егор добавил вас в беседу “Ресторан_Закупки”». Илья фыркнул. Егор вечно тащил его в свои дела, то светильник повесить, то с поставщиком мебели потолковать «мужским языком». Он собирался просто свернуть уведомление, но глаз зацепился за другое сообщение: «К чату присоединилась Вероника Соколова».
Любопытства ради он тапнул по аватару. Фотография была строгой, почти паспортной: женщина с темными волосами, убранными в гладкий, не допускающий непослушания пучок, и внимательным, спокойным взглядом серых глаз. Миловидная, симпатичная, но… не его типаж. Слишком серьезная. Слишком правильная. Он мысленно нарисовал ее портрет: вечера с бокалом дорогого вина, артхаусное кино, интеллектуальные беседы и, возможно, кот. Скучно. Он пролистал дальше, забыв о ней через секунду. Еще один винтик в хорошо отлаженном механизме ресторана Егора.
— Эй, бородач! Тебя что, земля выплюнула? — из-за стойки возник сам виновник спокойного утра, Егор, сияющий и пахнущий каким-то дорогим, сложным парфюмом, от которого у Ильи начинало рябить в глазах. — Выглядишь так, будто тебя ночью через бетономешалку прокрутили. Без цемента.
Илья тяжело вздохнул, ощущая, как затекшие мышцы спины ноют в такт его пульсу.
— А тебя, красавчик, через мясорубку, — буркнул он, с трудом усаживаясь на слишком изящный для его габаритов барный стул. — И потом собрали обратно, кривовато так. Кофе. Черный. Без всего. Чтоб сердце остановилось. Чистый яд.
Егор усмехнулся, его ухоженное лицо, лицо человека, который спит по восемь часов в сутки и не знает, что такое ломить спину на морозе, расплылось в снисходительной улыбке. Он что-то сказал бариста, и та тут же засуетилась у кофе-машины. В этот момент дверь на кухню, расположенная за стойкой, распахнулась, пропуская очередного сотрудника. Илья лениво отвел взгляд к огромному панорамному окну, за которым хмурый осенний дождь заливал скучный пейзаж спального района, и тут же, будто наткнувшись на невидимую преграду, резко вернул его обратно.
Та самая. Из чата.
Но в жизни она была… другой. Совсем другой. Невысокая, но с такой осанкой, что казалась выше. Безупречно белый шефской китель, сидевший на ней с военной выправкой, обрисовывал стройную, но сильную фигуру. Темные, почти смоляные волосы были убраны в тот самый тугой и строгий пучок, что, казалось, оттягивал кожу на висках, придавая лицу выражение собранности и легкой суровости. Она что-то быстро и четко говорила повару-стажеру, ее пальцы — длинные, с аккуратными, коротко остриженными ногтями, без единого намёка на лак — выписывали в воздухе какие-то знаки, поясняя мысль. Движения — выверенные, резкие, без единого лишнего жеста. Экономные. Как скальпель в руках опытного хирурга, рассекающий все лишнее.
И знакомое, примитивное шевеление проснулось в нем где-то глубоко в низу живота. Наглое, не скрывающее своего происхождения. *Интересно. Новый объект для охоты. А ведь симпатичная чертовка. Интересно, какая она без этого халата?*
Он провел ладонью по бороде, смахнул невидимые пылинки со своей простой серой футболки, натянутой поверх поношенных джинсов, и, когда она поравнялась со стойкой, собираясь пройти в зал, бросил отработанным, намеренно хриплым баритоном, который почти всегда срабатывал безотказно:
— Привет, принцесса.
Он мысленно уже готовился к стандартной реакции: смущенной улыбке, игривому взгляду исподтишка, может быть, даже к возмущенному фырканью. Что-то, что давало бы зацепку, открывало дверь для дальнейшего флирта.
Она остановилась, как будто наткнулась на невидимое стекло, и медленно, очень медленно перевела на него взгляд. Глаза. Серые. Холодные, как мокрый после дождя асфальт в ноябре. И абсолютно пустые. В них не было ни тени смущения, ни любопытства, ни раздражения. Была лишь спокойная, отстраненная констатация факта: перед ней сидит нечто большое, волосатое и издает звуки.
— Привет, — ее голос был ровным, плоским, абсолютно лишенным каких-либо интонаций, будто она произносила заранее заученное слово на незнакомом языке. Она повернулась к Егору, вычеркнув Илью из своего пространства одним движением головы. — Шеф, по поводу завтрашней поставки фуа-гра, нужно срочно решить. Меня устраивает только «Делюс», другие дают товар хуже, я проверяла.
Илья остался с носом. С висящей в воздухе дурацкой фразой, с которой он подкатывал ко всем юбкам в этом заведении, и с внезапно нахлынувшим, острым, почти злым желанием. Он хотел не просто переспать с ней. Нет. Он хотел *докричаться*. Достучаться до чего-то живого, что, он был уверен, пряталось за этим ледяным, непробиваемым барьером. Он наблюдал, как она, выслушав короткий ответ Егора, развернулась и ушла вглубь зала, ее прямая спина и собранные плечи казались немым вызовом всему окружающему миру. Он поймал ее запах — не кофе, не еды, не кухонного чада. Что-то чистое, свежее, как дождь после грозы, и в то же время горькое, как полынь. Сложное. Неподступное.