(Есть разрешение на публикацию самой главной героини)
Прозвенел звонок, известивший о начале второй смены. Юрка с Серегой стояли возле учительской, у лестничной решетки второго этажа. Обсуждали будущее поступление в политех. Юрка был на год старше, он уже окончил школу, и прошлым летом пробовал поступать, но не прошел по конкурсу, недобрал одного балла. Теперь уговаривал Серегу поступать вместе. Сереге еще предстояло сдавать выпускные экзамены за десятый класс, и он прикидывал, какой балл аттестата у него будет. В армию идти не хотелось. Надо было поднажать на учебу.
- Па-аглядывай…! – Ирка вынырнула из-за спины, слегка задев Серегу плечом, крутанулась возле двери учительской, показывая стройные ножки из-под крайне короткой формы, игриво улыбнулась и заскочила в учительскую.
У них это была такая форма игры. Слово «па-глядывай» с растяжкой на первом слоге, ровным счетом ничего не значило, а могло означать, все что угодно, от «здрассте» до «я сегодня выгляжу сногсшибательно!». Это как у пионэров «будь готов!». А к чему готов? К сексу? К принятию пищи? Конечно «всегда готов!». Даже политический смысл давно уже не вкладывался в этот слоган.
Ирка вынырнула в обнимку с журналом.
- Иринка, привет…! – поздоровался Юрка. Он жил с ней по соседству, и они хорошо знали друг друга.
- Дежуришь? – заметив красную повязку на рукаве, спросил Серега, и сразу добавил, - Тогда па-аглядывать сегодня тебе....
Ирка была на год младше, училась в девятом классе, и пересекались они с Серегой только межу первой и второй сменами. Так было принято в школе – восьмой и десятый учились в первую, у них экзамены, седьмой девятый во вторую. В одну смену кабинетов не хватало, средняя школа в районном центре была одна.
Юрка с Серегой не без удовольствия смотрели вслед уходящей короткой форме, стройным ножкам. Ирка наверняка чувствовала молчаливое восхищение парней, и еще раз оглянулась перед кабинетом, ища этому подтверждение. Юрка потупил взор, а Серега произнес:
- Смотри, двойки не получай. Накажу.
- Как? – моментально, с легким вызовом, ввернула Ирка, кокетливо выставив попку для наказания и, не дожидаясь ответа, вошла в класс.
Сейчас бы Тимати сказал ей «Ты чего такая дерзкая? А?». Но Тимати тогда не было, а Иринка была действительно дерзкой, не грубо по-хамски дерзкой, а игриво дерзкой, кокетливо смелой. «Смелой на язык» как сказали бы наши родители. Она чувствовала все нарастающую привлекательность ее, как женщины, и теперь пробовала это новое чувство на вкус. Ее острота ума, моментальная реакция, оттачивались на Сереге и частенько ставили его в тупик. Порой он не знал, как отвечать на такие вызовы. Кураж - с французского тоже переводиться, как смелость.
- Смотри, какая смена подрастает! Девчонками прямо залюбуешься! – произнес Серега.
- Ты чо, она с Серегой Зотиным ходит. Вроде, - сразу посомневался Юрка, - Ну, по крайней мере, он так говорит.
- И чо? Пусть себе ходит. Ты не путай эстетику с любовью ….
Сереге действительно были «по барабану» все его сверстницы, а уж тем более, младше возрастом. Он стал мужчиной, не дождавшись месяц своего шестнадцатилетия. Это было в канун девятого мая. Как становятся мужчинами или женщинами, запоминается на всю жизнь. Ведь такое бывает раз в жизни. И чаще всего банально, неловко или с курьезами, нередко заканчивающимися абортами. Или свадьбами.
Много позже он наткнулся на статью про институт белошвеек, порушенный Революцией. В те времена благочестивые отцы семейств, предварительно договаривались с какой-нибудь хозяйкой швейного салона, платили деньги, потом брали своих недорослей и вели их становиться мужчинами. Белошвейка не прачка, она выше статусом. Чаще всего это была не молоденькая барышня, которая стояла на выдаче заказов, а опрятная вдова, с детьми на руках. Она больше всех нуждалась в деньгах, ну и в мужчине. Была ли это узаконенная проституция? Скорее всего, нет. Всё только по согласию. Мадам находила согласную белошвейку, передавала ей деньги, договариваясь о встрече. Риск заразиться или быть оскорбленной стремился к нулю. Парень с первого раза попадал в руки опытной женщины, которая открывала ему двери в интимную жизнь. При глубоком удовлетворении всех сторон. Как же это было правильно.
Строчки из песни:
«Была я белошвейкой, И шила гладью.
Теперь я проститутка, И стала блядью…»
Говорят не о нравственной чистоте белошвеек, а о потере статуса, падении на самое дно.
Сереге повезло. Его просто втиснули в постель и взяли, не спрашивая согласия, даже не успев раздеться. Это произошло так быстро, продолжительные поцелуи так стремительно перетекли в половой акт, что он не успел ничего понять. Да там и понимать было ничего, вся логика отношений вела к этому.
Катя была почти на семь лет старше его. Она когда-то училась в одном классе с его старшим братом, потом поступила в институт, вышла замуж, приехала по распределению, как молодой специалист. Ее муж еще оканчивал последний курс, и бывал наездами, по выходным. Их отношения не ладились и, похоже, их брак был ошибкой. Но Сереги это не касалось.
Началось все с того, что придя в девятый класс из восьмилетней школы, у Сереги сменился учитель физики. Гриша был хорошим учителем, но еще и родственником. Он был дядькой, двоюродным братом отца. Иногда, вместо урока физики, дядя Гриша посылал Серегу «слетать до магазина», по-родственному. По внешнему виду, ему уже давно продавали спиртное, не спрашивая паспорт. В то время в поселке был один единственный винный магазин, и работал он до семи вечера, как и во всей стране. А занятия второй смены заканчивались без пятнадцати восемь. Потому Серега был идеальным посыльным. Не то чтобы отцы того времени были алкашами, просто любили иногда расслабиться «по рюмочке» в конце рабочего дня.
Каждый год, зимой, в первую субботу февраля, школа проводит вечер встречи с выпускниками. Естественно, всех больше выпускников было самых последних. Тех, кто еще не успел перерезать пуповину, связывающую их со школой. Приходили похвастать новым статусом, своей взрослостью и самостоятельностью.
Традиционно полнились урны в туалетах от пустой ликероводочной тары. Десятые классы традиционно подготовили концерт, который плавно перетек в дискотеку.
- Эй, паглядывай… - услышал Серега за спиной, едва прозвучали первые аккорды медляка.
Он обернулся.
- Иркааа, привеет…! - обрадовано воскликнул он, - Как дела? Как учеба? Как поживаешь?
- Пойдем потанцуем, - Ирка вдруг стушевалась, махнув рукой, - …ну, то есть, можно вас пригласить?
- Конечно можно! И с огромным удовольствием…! – Серега действительно был искренне рад встрече.
Ирка за последний год похорошела, налилась. Ее девичья грудь выпирала из-под школьной формы и белого фартука. Легкая худоба стройнила. «Заматерела» - сказали бы наши родители. «Ткни иголкой – брызнет соком».
- Как учеба? Много двоек? – пошутил он.
- Одни пятерки.
- Куда поступать собираешься?
- В институт легкой промышленности.
- В Иваново, в текстильный? На закройщицу? Или на швею-мотористку? – дурачился Серега.
- Ну вот еще. В Москву.
- Тогда на дизайнера…. Ты ведь рисуешь хорошо.
- Ну.
- Знаешь Ир, не мое конечно дело советовать, но я вот тебе чего скажу, - Серега потер ухо, - У полковника сын будет полковник, у генерала генерал. У дворника сын не будет генералом. Не потому что он дурак. Потому что у генералов есть свои дети. А в Москве знаешь, сколько генералов? – и «умудренный опытом и сединой», помолчав, весомо добавил, - Не место нам в столицах. Плетью обуха не перешибешь. Будь ты трижды гениальной и семи пядей во лбу. Время Ломоносовых прошло, - валил он в кучу все афоризмы, - У них у всех есть дети. Ну в смысле дочери.
- Я поняла.
- Прости, не хотел обидеть. А так, поступай, как знаешь. Хоть моделью становись, – и тонко польстив, добавил - У тебя для этого есть все данные.
Ирка нравилась Сереге. Похоже, и он ей тоже. Они прекрасно, с обоюдным удовольствием проводили вечер. Танцевали, болтали с друзьями, улыбались, обнимались, как старые друзья. Вечер встречи подходил к концу.
- Ир, у тебя есть кому проводить?
- Не-а.
- А что так?
- Не до пустяков. Сейчас учеба главнее.
- Тогда я провожу?
- Ага. Тогда я переоденусь в классе?
- Беги. Я у входа жду.
Расставаться не хотелось. И каждый из них думал – вот это я вытянул счастливый билет. Серега не строил никаких иллюзий в этом плане. Просто было неожиданно и приятно. Пусть идет, как идет.
Он стоял на крыльце школы, опершись спиной на высокие перила. Выскочила Ирка с котомкой сменки в руках. Серега притянул ее к себе и нежно поцеловал. Он был готов отказаться и от этого жеста, если Ирка окажет хоть малейшее сопротивление. Но она прильнула к нему, положив согнутые руки ему на грудь. Серега не целовал ее взасос, со страстью, а нежно мял и ласкал ее губы своими.
- Ну что, пошли? - оторвавшись на секунду от приятной процедуры, но не выпуская Ирку из объятий, проговорил Серега, - Я провожу тебя.
От поцелуев, внизу живота гудело, от возбуждения и стояка трусы стали мокрыми.
- Нуууу… - наигранно-капризно протянула Ирка, - Рано еще… Давай еще погуляем… Вечер такой классный….
- Ну давай. Тогда сейчас Кольку дождемся…. И будем гулять «с присмотром», - прогундосил он.
Ирка непонимающе взглянула на него.
- Ну мультик такой? Про удава? А в попугаях-то я все же длинней, - снова прогундосил он, - Там бабушка удава – «А теперь вы будете играть с присмотром – А во что можно играть с присмотром? – Ребяты, во все», - разложив по ролям, процитировал Серега.
Ирка улыбнулась и кивнула. Серега снова притянул ее к себе.
Они дождались «друга Колю» и пошли его провожать. Жил «друг мой Колька» далеко. За рекой.
Спустя пару лет, когда некоторые из одноклассников только что вернулись из армии, собрались они «по-пацански» на речке. Ну выпивали, закусывали, купались, обсуждали последние новости и дела. И вот какой-нибудь из дембелей подавал голос – «а вот у нас в роте». И все скучающе слушали «что там у них в роте». Конечно, два года в казарме накладывает отпечаток, так сказать профессиональная деформация.
А сейчас, то ли понтиться еще не научились, то ли истории еще не накопились, но голосов «а вот у нас в институте» или «у нас в общаге» не возникало. Школьных приколов и воспоминаний хватало с избытком. Пуповина еще крепко держала их.
- А помнишь… это… Светка у нас училась… ну такая маленькая… форму себе подрубила, короче некуда. «По самую розеточку», как сказали бы наши родители. Наверно так думала выше казаться. А ты специально напишешь каку нето глупость на самом верху доски… а она дежурная, тянется стереть… а форма поддернулась выше трусов…!
- Ир, я быстро, - Серега не знал, что делать в этой сложившейся пикантной ситуации, в которую загнал их Колька.
Ирка осталась в предбаннике. А через пару минут дверь приоткрылась и в щель он услышал:
- Сереж, я замерзла. Я вся в снегу. Давай скорее.
Это были последние дерзкие слова дерзкой Иринки.
- Зайди сюда. Раздевайся, - обыденно, имитируя взрослого, произнес он.
Ирка неожиданно смело присела на сухую скамеечку возле входа, расстегнув шубу и потупив взор. Видимо и правда замерзла. Серега стоял к ней спиной, голый, набирая ковшиком воду, с предательски торчащим, возбужденным членом. Он обернулся через плечо и, набрав воздуха, словно перед прыжком в прорубь, сделал шаг к Ирке, слегка прикрывая ковшиком торчащий член.
- Снимай шубу-то, взопреешь, здесь ведь жарко, - он пытался говорить обыденные фразы обыденным тоном, но дыхание от волнения перехватывало, и голос срывался.
Больше всего ему хотелось сломаться пополам, тем самым спрятать торчащий член. Ирка сбросила шубу, но он не дал ей сесть, продолжая расстегивать на ней кофточку.
- Как домой-то мокрая пойдешь? Еще простудишься. Я буду виноват…, - от волнения, он никак не мог остановить свой словесный понос.
И от волнения они даже забыли целоваться. Он просто ее раздевал. А она просто стояла, опустив руки и закрыв глаза. Расстегивая лифчик, он уперся членом ей в живот. Ирка вздрогнула и открыла глаза. Этот покорный, на все готовый, помутневший от возбуждения и страха взгляд! Серега, уходя от этого взгляда, потянулся губами к соску. Иркина грудь была великолепна. Она не висела, не лежала, даже не торчала – она стояла. Если ее положить, она все равно будет стоять. Будет стоять в любом положении. Что может быть прекрасней девичьей груди?! Да еще такого приличного размера! Серега только гладил ее, боясь сжать, эту тугую налитую плоть.
«Ах если бы молодость знала, а старость могла!» - такое бы сказали наши дедушки.
От Серегиной руки, опустившейся вниз живота, Ирка вздрогнула опять. Дрожь страха и возбуждения снова пробежала по ее телу. И тут свет моргнул и погас.
- Что это? – испуганно спросила она в темноте.
- Не знаю. Наверно кто-то свет вырубил. Он у них из дома выключается.
- А никто не придет?
- Не знаю, – пожал плечами Серега, - Тогда бы наоборот свет включили. А так, наверное спать легли.
Ирка выдохнула в темноте. Ее напряженное тело немного расслабилось, она чуть ожила. Маленькое оконце совсем не давало света от уличного фонаря. Целуясь, в темноте, на ощупь, он продолжал раздевать Ирку. Без света она чувствовала себя намного свободней. Да и к Сереге вернулась уверенность.
Нащупав в темноте полок, Серега потянул Ирку туда. Полок был узким, и лежать на нем вдвоем было неудобно. Продолжая целовать, он с трудом раздвинул ей ноги, и вскарабкался сверху. Ирка снова напряглась всем телом. Жара, темнота, два вспотевших мокрых тела, елозивших друг о друга…. Кажется, это продолжалось вечно. Серега постоянно промахивался. Его мокрый член то оказывался между потными животами, то нырял под попку Ирке. Серега поднимался на локте, пытаясь другой рукой направить член, снова поскальзывался и снова промахивался.
- Помоги…, - прошептал обессиленный Серега.
Спесь «мачо», умудренного жизнью, имевшего большой опыт в сексе, давно уже слетела с него. Да, он жил с женщиной, но был избалован ею с самого начала. С самого начала она все делала за него. За свою короткую жизнь он не то что не приобрел мужских начал, он растерял все зачатки инициативы. А зачем напрягаться, и так хорошо. После института он ехал к Кате на кафедру, потом с ней в общагу. Секс, чаще всего, тоже был ее инициативой. Доходило до смешного – Катя везде за него расплачивалась, даже в кафе и студенческих столовках, водила в кино, сама покупая билеты. По сути, проживши почти два года с женщиной, он так и остался безвольным не повзрослевшим ребенком, большим теленком. Его растили в тепличных условиях, и Катя затачивала его под себя.
Какую помощь он просил? Это Катя брала его член и вставляла в себя. А тут Ирка едва смогла раздвинуть колени. И понятно – в такой близости с мужчиной она была в первый раз. Опыта никакого. Не то что ли взять в руки мужской член, она ноги-то не могла согнуть, парализованная страхом. Как будто лом проглотила.
По сути, встретились два девственника, одна терпеливо ждала, другой мучительно решал, как открыть сию коробочку, избежав позора.
Серега расстроенный спрыгнул с полка, нащупав ковшик, скатил себя водой. Ирка спустила ноги, и опустилась на нижнюю ступеньку. Конечно, Серега делал вид что «все идет по плану», но сам панически шептал – «Господи, не дай опозориться!».
Год назад его друг Вовка попал в аналогичную ситуацию, решил лишить девственности свою одноклассницу. А заодно и себя. Через полчаса, от волнения и неопытности, постельные игры закончились полным фиаско. Не сумев даже толком начать, от перевозбуждения эрекция покинула Вовку.
Он подсел к Ирке, поливая ее водой из ковшика. Она откинулась назад, на локти, подставляя свое разгоряченное тело прохладной влаге. Серега гладил, целовал, ласкал Ирку, широко раздвигая ей ноги. Ирка уже не была такой напряженной. Ей явно нравилось подставлять себя под Серегины поцелуи, его нежные руки. Он опустился на колени, медленно целуя низ живота, кудрявые завитки лобка, промежность. Как будто хотел изучить ее, как будто делал это в первый раз.
Потом Серега увидит фильм «Бабник», и будет часто вспоминать сцену, когда Ширвиндт разговаривает со своим взрослым сыном:
- А теперь скажи мне, пожалуйста, какой самый приятный момент в общении с женщиной?
- Ну, я думаю, это известно.
- Нет не это. Самый приятный момент в общении с женщиной, это когда она уходит.
- Это шутка? Пап, тогда зачем вообще ее надо приводить?
- Приводить тебя обязывают законы природы. С которыми, как теперь тебе стало известно, спорить бессмысленно.
И еще он помнил про «много-много маленьких фонтанчиков».
Маленькие фонтанчики сопровождали его всю жизнь.
А в тот вечер он поклялся – больше никаких девочек, никаких девственниц в его жизни. Лучше обмениваться опытом, энергиями, искать в женщине женщину, а не быть учителем, не открывать девочкам двери в незнакомый мир интима. Это хлопотно, долго и неинтересно. Педагогические зачатки в нем напрочь отсутствовали.
Больше они не виделись. Так в жизни бывает. Ни на дискотеках в поселке, ни в институтах. Хотя учились на соседних остановках автобуса и жили в общагах, как бы сейчас сказали «в шаговой доступности» друг от друга. Не случилось.
Женились, вышли замуж, родили. Страна разметала их по разным городам, тогда она еще была целой.
Много позже они нашлись в соцсетях. Вернее, она его нашла. Назовем это «случайно». Соцсети - гениальное изобретение великого и ужасного интернета. Они дают еще один шанс - исправить ошибки, доделать брошенное, разглядеть неувиденное. У накопившихся за жизнь сожалений появилась возможность их уменьшить.
Они сидели в кафешке, пили кофе. Им обоим было под полтинник. Иринка болтала, перескакивая с одного на другое, пытаясь за полчаса рассказать себя и всю свою жизнь. Серега брюзжал за судьбу. Его только что бросила поздняя любовь, которая была на одиннадцать лет моложе его. У Иринки тоже кто-то был. Тридцать лет за тридцать минут.
Они не понравились друг другу. Договорившись встретиться, на следующий день «лепили отмазки» типа командировки, больного горла, плохого самочувствия, ПМС.
А потом подолгу общались в интернете, заново узнавая друг друга, притираясь, вспоминая и мечтая. Они все также жили в разных городах. Это как свадьбу, планируют задолго до свадьбы, так и они свою встречу планировали загодя. Никто никуда не спешил. Каждый жил своей повседневной размеренной жизнью. У них было время обо всем «договориться на берегу».