Несказочная история Кейт Мэтисон

Глава 1

-Мама, мама, смотри! - по дорожке навстречу мне бежал мальчик, размахивая зажатым в чумазом кулачке цветком.

В эту часть сада вход туристам был запрещён: здесь, в небольшой теплице-оранжерее, выращивались самые редкие, дорогие и прихотливые экземпляры моей коллекции. А ещё было организовано моё личное пространство для отдыха. Чтобы гости не мешали мне, а я им.

-Постой, детка. Подойди ко мне, пожалуйста. - Опершись на трость, я с трудом присела на скамеечку и помахала ему рукой. Мальчуган сбавил шаг, и остановился, нерешительно глядя на меня. Ему было лет пять-шесть. И кажется, он испугался.

Оно и понятно: незнакомое место, мамы рядом нет, его зовёт к себе какая-то старуха в очках, да ещё и с палкой в руке. Я улыбнулась ему и произнесла доброжелательно:

-Не бойся, иди сюда. Как тебя зовут?

Мальчик нерешительно оглянулся по сторонам и сделал несколько шагов в мою сторону.

-Гоша...- ответил он с запинкой, чувствуя, что где-то провинился. Сорванный цветок болтался в руке розовой тряпочкой. Понимая, что, возможно, дело именно в нём, мальчик Гоша непроизвольно спрятал руку за спину и потупился.

Я покачала головой. То была "Роза Джульетты" - крайне дорогой сорт, выведенный одним английским селекционером, который вложил в разведение своего шедевра аж шестнадцать миллионов долларов. Роза обладала нежно-персиковым цветом и необыкновенным тонким ароматом. Кустик-малютку подарил мне один из бывших учеников, навещавший меня несколько лет назад. Я много сил положила на то, чтобы сберечь розу от болячек и добиться цветения. У малыша Гоши несомненно был отличный вкус.

Розу, конечно, жаль. Однако, сделать ничего уже нельзя было. Хорошо хоть весь куст не обломал.

-Тебе же говорили, что цветы в саду рвать нельзя? - всё же спросила я.

Мальчик кивнул. На его лице было написано раскаяние. Настолько выразительное, что я невольно улыбнулась.

-Я просто маме хотел подарить, - объяснил мальчуган, - только один цветочек.

-Понятно, - кивнула я. - То, что маму хотел порадовать - это хорошо.

Гоша осмелел, и тоже заулыбался мне в ответ. У него были смешные круглые глаза и вихры на затылке. А двух молочных зубов впереди не хватало.

-Хочешь, я провожу тебя туда, где можно сорвать несколько цветочков? - предложила я, поднимаясь.

Солнце припекало уже вовсю. Не стоило мне жариться на нём. Но нужно было отвести мальчика к группе.

-Хочу! - обрадовался пацанёнок, и зашагал рядом со мной, приноравливаясь к моей медленной тяжеловатой поступи.

-А палка вам нужна, потому что ножки болят? - спросил он, поглядывая на мою лакированную трость - тоже памятный подарок.

-Ну, в общем, да, - ответила я, - а ты думал, зачем?

-У одной ведьмы в книжке была точно такая же, - доверительно ответил Гоша, - она у неё волшебная была.

-А я похожа на ведьму? - рассмеялась я.

-Немножко похожа, - признался мальчик, - палкой, носом и дом у вас такой...как в сказке.

Мы подошли к клумбе разноцветных лютиков.

-Красивые? - кивнула я.

-Очень! - восхитился мальчик Гоша.

-Можешь сорвать пять штучек и подарить маме. До пяти считать умеешь?

-Конечно! - почти возмутился мальчишка, - я уже до ста умею!

Когда мой юный приятель ускакал, спеша подарить свой букет маме, которая уже звала его издалека, я направилась в сторону своего "сказочного" дома.

Этот дом и сад были моей мечтой, которую я смогла реализовать только по выходу на пенсию. Бросать работу в школе, где преподавала биологию, и начинать жизнь с чистого листа, до этого я не решалась.

Продав квартиру в Москве, я купила дом в Краснодарском крае, в деревне. Земля здесь стоила совсем недорого. А вот закладка сада и строительство - совсем наоборот.

Когда я заказывала проект дома, обо мне думали, наверное, что я выжившая из ума тётка, которая впала в детство.

Дело в том, что когда-то в мою бытность учительницей, один из моих учеников подарил мне на 8 марта набор открыток художника Джима Митчелла с изображением его волшебных домиков. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь.

Каменные стены, увитые плющом и розами, черепичная крыша. Вокруг сад, как будто со страниц волшебной сказки.

Сад и цветники пришлось обустраивать долго, только спустя лет восемь-десять он стал более-менее соответствовать картинке моей мечты. На него уходило очень много средств из моих накоплений, но как ни странно, сад потом стал моим кормильцем: у меня заказывали рассаду, черенки, луковицы и саженцы.

А поскольку дом выглядел, как на одной из тех открыток - жилище моё стало арт-объектом. Сюда привозили небольшие экскурсионные группы и арендовали пространство для фотосессий.

Мечта моя осуществилась, и я была счастлива. Почти. Не смотря на то, что людей вокруг меня было много (экскурсии по саду проводила я сама, пока мне не стало тяжело ходить - артрит, артроз, подагра, будь она неладна), я временами остро чувствовала одиночество.

Когда-то мы с сестрой Ирой мечтали, что она переедет ко мне, и мы вместе будем коротать старость. Однако, судьба распорядилась иначе, и её не стало. Из родных у меня оставался только племянник - сын Иры. Я очень любила возиться с ним, маленьким, когда-то. Вот кого малыш Гоша мне напомнил сегодня.

Я вздохнула. Мы с племянником виделись в последний раз на похоронах Иры. После этого с моей стороны было несколько попыток общаться хотя бы по праздникам - встречного желания не было. Он всегда был занят и раздражён. В конце концов, я оставила свои попытки и больше не надоедала.

Не так давно я приняла непростое, но очевидное для себя решение - отписала дом и сад Надежде, моей незаменимой помощнице. Только Надя знала каждый росточек на моём участке. Она помогала справляться мне с трудностями и неудачами, которые тоже случались - как и у всех.

Надюша работала у меня официально уже много лет и оплату получала достойную. Я знала, что она любит этот дом так же, как и я. И позаботится о нём, когда меня не станет. Завещать племяннику? После стольких лет молчания я совсем не знала его. Поэтому думала совсем недолго. Надя была мне роднее.

Глава 2

Постепенно приходя в сознание, я прислушивалась к себе, к своим ощущениям. Я была уверена, что у меня случился сердечный приступ. По-моему, Надя как раз вызывала скорую, когда меня унесло.

Судя по тому, что я слышала незнакомые голоса, доктора успели застать меня живой. Сначала я различала отдельные слова сквозь шум в ушах, потом стало немного отчётливее. Впрочем, смысла я по-прежнему не улавливала. Ещё и спина почему-то горела, как будто обожжёная кипятком или крапивой.

-Если взялись - нужно было доводить дело до конца! - надо мной нависла тень, по-видимому, той, кому принадлежал гортанный незнакомый мне голос, - как я теперь объясню это Брюсу? Ну, кто из вас может свернуть ей шею, а? Или я должна пачкать руки?

“Это мне что-ли шею свернуть?”

Я испуганно распахнула глаза и увидела прямо перед собой лицо женщины лет пятидесяти или больше. Лицо её было густо напудрено и усеяно мушками. А на голове красовался какой-то блондинистый театральный парик с локонами.

“Что это ещё за чудо? Откуда она взялась? Где Надя?”

-Ой, она глаза открыла! Что она слышала? - испуганно прозвучал ещё один голос где-то за моей головой. Его обладательница была явно моложе.

-Не пищи, Беатрис, - проворчала третья, подходя ближе. Она была точной копией самой старшей, очевидно матери, - что бы она ни сказала, мы будем твердить, что она упала со своей бешеной лошади…

-Да? А следы кнута на спине? - визгливо произнесла та, которую назвали Беатрис, - У неё и запястья синие от верёвки! На этот раз нам точно не сойдёт это с рук, Даффи! Мамочка, что нам теперь делать?

-Заткнись, истеричка, - пробормотала Даффи, пристально разглядывая меня в упор, как и её мать.

Я хотела спросить где моя Надя, но от ужаса не смогла произнести ни слова. Подумав, что это какой-то реалистичный сон, или бредовая галлюцинация, я решила закрыть глаза обратно от греха подальше, и проснуться у себя в постели. Ну или не проснуться вовсе, это лучше, чем смотреть какие-то жуткие сказки.

-Смотри, отрубилась, - прокомментировала Беатрис, - может ещё успеет сдохнуть до приезда отца. Мама, а что если правда…

Я могла только догадываться, что эта полоумная имела ввиду, но явно ничего хорошего. Бог знает что меня ожидало, если бы не послышался четвертый голос, совсем старушачий, дребезжащий. Наверное, эта женщина была моей ровесницей. И в отличии от предыдущих гарпий, доброй.

Она запричитала и бросилась ко мне. Я почувствовала, как меня охватили полные коротенькие ручки, но смотреть не стала - мало ли что ещё привидится. Буду лежать не шевелясь, пока всё это не рассосётся.

А пухлая старушка, тем временем, рыдала у меня на груди, придавив при этом так, что я еле дышала.

-Госпожа Дугальда! Несчастье-то какое! Уже второй день пошёл, как Кейтлин, голубка моя, разбилась, и в себя не приходит. А мне молодые барышни не дают за доктором послать, что же это…Что я скажу господину, когда он приедет и не застанет нашу малютку в живых…

Женщина продолжала всхлипывать, причитая тихонько. Судя по звукам, остальные отошли от моей постели и принялись шушукаться.

-Не голоси так громко, Лаклан, - послышался голос, - я вернулась, а значит отдам все нужные распоряжения. Девочки просто растерялись. Так ведь?

-Да, мама.

-Да, мамочка, - (писклявый всхлип)

-Иди скажи, чтобы немедленно запрягали за доктором. Позовёшь меня, когда он приедет. Ну, иди давай!

Старушка с трудом поднялась и, шаркая, быстро покинула комнату.

-Пошли отсюда, - скомандовала мать, - нужно сочинить, как Кейт упала, чтобы вы обе говорили гладко и одинаково. Особенно ты, Беатрис. Держи себя в руках, дело серьёзное.

-Она всегда так верещит, мама. Действует на нервы даже сильнее, чем Кейт, честное слово!

-Ах ты, злючка! Мамочка, скажи, чтобы она не смела дразнить меня…

Голоса удалились, но я смогла расслабиться только спустя некоторое время. Длинная грубая рубашка, в которую я была одета, была мокрой. Наверное, от пота. Мне стало холодно, и я попыталась закутаться в колючее одеяло, но тут же вскрикнула от боли - казалось, что со спины шкуру сняли. Из глаз брызнули слёзы. Что же происходит? И вот…это меня они называли Кейтлин? Ну точно. Внезапная деменция. Или действие каких-то препаратов. Потому что реальностью это всё быть не могло.

Я тщетно пыталась заснуть, как-то отключиться. Позвать Надю было страшно: вдруг вернутся эти видения и снова будут шептаться надо мной. В конце концов, у меня уже не было сил лежать и трястись - холод пробирал до костей.

Приоткрыв глаза снова, я осторожно огляделась. Жилище было не моё. Хотя неуловимо и похоже: потолок в балках, вроде бы каменный пол, насколько я могла разглядеть сквозь ресницы. Только в моём доме тепло и уютно, а здесь (да, вот где - здесь?) было сыро и мрачно. На стенах местами виднелась чёрная плесень.

Мне снова стало тяжело дышать, закружилась голова. И я, не выдержав, откинула одеяло, чтобы “заземлиться”. Опустить ноги на пол, почувствовать опору. Пол был ледяной. Этот холод пробрал меня насквозь, но как ни странно, стало немного легче - в голове просветлело, что ли.

Именно в этот момент я осознала, что всё это не плод воспалённого воображения. Не сон, и не бред. А значит, нужно было выяснить, где я оказалась, кто все эти женщины, и почему меня называли Кейтлин.

Меня посетила некоторая догадка. Игорь. Племянник. Он же грозился упечь меня в психушку, чтобы меня признали сумасшедшей.

Ну конечно! Скорее всего, я попала с сердечным приступом в больницу, а он, как единственный родственник, забрал меня в этот сырой клоповник, чтобы свести с ума. Это настолько объясняло всё происходящее, что я окончательно пришла в себя. Ну ничего, раз я выжила - разберусь со всем этим.

Нужно было подняться и найти отсюда выход. Я огляделась в поисках своей палки-трости. Однако, её не было. Трудно же мне без неё придётся…

Я привстала, ожидая привычной острой боли в суставах. Но ничего такого не почувствовала, да и встала удивительно легко. Странно. Если мне вкололи какое-то обезболивающее, то почему так горит и саднит спина?

Глава 3

Пр

Производя осмотр, доктор уже не улыбался. Всё моё тело тут и там: ноги, руки, живот - было покрыто синяками и ссадинами. А когда он задрал рубашку на спине, то выразительно крякнул и нахмурился.

-Ложитесь, Кейтлин. Сейчас я обработаю вам…кхм…ссадины. Кхм…- он повернулся к Дугальде, которая обмахивалась веером, не смотря на ощутимую прохладу и сырость в комнате. На щеках её горели алые пятна.

-Почему мисс Кейт здесь, в цоколе, а не в своей комнате? - голос доктора прозвучал сумрачно, недовольно.

Мне показалось, что госпожа Дугальда пихнула старушку Лаклан в бок и ответила уверенно:

-Слуги принесли в ближайшую из комнат. А дальше уж опасались трогать без вашего разрешения - вдруг хуже сделали бы.

-Это вряд ли, а вот застудиться здесь можно до смерти, - пробурчал доктор. Видимо, Дугальда, отчасти, была права. Жаль, что доктор не догадался спросить, почему его не вызвали сразу к получившей травмы Кейт.

Я ещё как-то не отождествляла себя с девушкой, о которой шла речь, и наблюдала за всем, словно со стороны. Только боль в спине была вполне себе моей собственной.

“Что же они с ней делали? Как будто истязали ежедневно” - подумала я, разглядывая вместе с доктором синяки на теле. Некоторые из них были совсем свежие, а другие старые, бледно-жёлтые.

-Мисс Кейтлин, как вы упали, расскажите, - попросил меня доктор, смазывая мои ссадины какой-то белой болтушкой. Боль сразу становилась меньше, однако, кожу стягивало. Я поморщилась.

-Не знаю…Не помню…- ответила я с трудом. Сознание сопротивлялось. А мозг еле шевелился в чужой черепной коробке.

Я поняла, что мне нужно как можно скорее пропустить стадию неверия, отрицания, чего-то там еще…и перейти к стадии смирения и принятия. Естественно, только в части того, что я - это Кейтлин. А вот издевательства над собой терпеть я была не намерена. Однако, сначала нужно было прийти в себя.

-Скоро ли вернётся господин Мэтисон? - спросил доктор, вытирая руки полотенцем, которое подала ему Лаклан. Старушка имела крайне насупленный вид, сжатые губы выглядели, как суровая нитка, а седые кудряшки, выбившиеся из-под чепца, возмущённо подрагивали.

-Мой муж должен вернуться через неделю-другую, доктор Мактавиш, - ответила Дугальда, - Но…позвольте пригласить вас к обеду. Мы с девочками будем рады вашему обществу.

Доктор замялся. Наверное, он был так же голоден, как и возмущён, поэтому позволил себе принять приглашение.

-Переместите вначале мисс Кейтлин, - распоряжение доктора Мактавиша прозвучало, как компромисс.

Он провёл рукой по моим волосам, и сказал:

-Перед сном выпейте пилюли, которые я оставлю и отдыхайте. Я постараюсь заехать завтра, проведать вас.

-Спасибо, - поблагодарила я, и невольно коснулась своих губ - нежных, упругих на ощупь, как бутон розы. В моём саду росли такие спрей-“Барбадос”. Меня вдруг охватило сильное желание взглянуть на себя в зеркало. Ну то есть на Кейт, в юном теле которой меня угораздило оказаться.

Все присутствующие покинули помещение. Лаклан порывалась остаться, чтобы помочь мне переместиться в комнату Кейтлин, однако получила тычок в спину от Дугальды, которая заверила Мактавиша, что сейчас обо всём распорядится.

-А у Лаклан много работы на кухне, - улыбаясь доктору слащаво проговорила Дугальда, выдавливая старую служанку в коридор.

Это почему-то весьма рассмешило её дочерей. Последней из комнаты выходила Даффи. Обернувшись, она бросила на меня презрительный взгляд и провела большим пальцем по горлу. Очень красноречиво.

Я проводила её взглядом, а потом стала разглядывать комнату более внимательно. Сначала она не показалась мне странной. Ну только запущенной и ободранной больно. Теперь я поняла, что просто отвыкла от новомодных интерьеров, потому что мой собственный дом был похож на средневековый. “Сказочный” домик. Только мой был радостным, позитивным. А здесь всё было пропитано какой-то безысходностью. Во всяком случае, для меня.

Через пару часов я находилась уже в другой комнате, расположенной на втором этаже дома. Который, к слову, оказался довольно большим и добротно обставленным.

Комната была простой в убранстве, но чистой и аккуратной. Кровать высокой с толстой периной. Тяжелые резные стулья, сундук и стол. А над столом оно…большое темноватое овальное зеркало в деревянной раме.

Меня устраивала в кровати служанка - молчаливая женщина с непроницаемым лицом. Впрочем, я и не пыталась с ней заговорить. Мой взгляд приковывало зеркало, притягивало к себе, как магнит. Мысленно я подгоняла женщину, чтобы та ушла поскорее. Наконец, та вышла, так и не промолвив ни одного слова. А я, путаясь в одеяле, в ту же секунду стала выбираться из постели. Полы здесь были деревянные, из тёмных толстых досок. Я шла на цыпочках, задерживая дыхание и прислушиваясь. И, наконец, оказалась перед зеркалом, я сделала последние несколько шагов с опущенной головой - наверное, подсознательно. Во мне боролись желание увидеть себя и страх перед незнакомым отражением. “А вдруг я сойду с ума?” - мелькнула мысль. И тут же другая: “Ну и шут с ним - мокрому дождь не страшен”

Медленно подняв голову, я уставилась на незнакомку лет девятнадцати-двадцати. Тёмные растрёпанные волосы, пухлые губы, большие испуганные глаза в пушистых ресницах. Хорошенькая, но очень худая.

Сколько я так простояла - не знаю. Затем отступила, не отводя взгляд. Только когда коснулась спиной кровати, схватилась рукой за её высокую балясину. И медленно сползла на пол. Он был тёплым здесь, и я осталась так сидеть, опершись на спинку, которая тоже была украшена резьбой, как стулья, и остальная мебель. Впрочем, нужно было возвращаться в постель.

Поднимаясь, я разглядела, что на спинке кровати был вырезан какой-то знак. Точнее, наверное, герб…Корона, рука с мечом. И буквы. Я стала их разбирать, пытаясь перевести.

В итоге, наполовину догадавшись, наполовину додумав, сложила буквы в слова: “Надейся и действуй”. Неплохой девиз.

Глава 4

Поразмыслив, я решила, что лучшая стратегия в моём положении — это притворяться слабой и беспомощной.

Я понимала, что если мачеха и её дочери дошли до крайности, то уже не остановятся, пока не добьются своего. А значит, нужно было выиграть время. Всё, что оставалось — это лежать в постели, делать вид, что мне становится хуже. И ждать, пока отец вернётся.

Доктор Мактавиш, который приходил каждый день, казался единственным человеком, способным хоть как-то сдержать агрессию Дугальды и её дочерей. Его визиты были для меня своеобразной страховкой, ведь в его присутствии мачеха и сёстры вели себя сдержаннее, стараясь не показывать своего истинного лица.

Я отказывалась от еды, которую приносили служанки, делая вид, что у меня нет аппетита. Целыми днями лежала, уставившись в потолок, изредка ещё и стонала, чтобы создать впечатление, что моё состояние ухудшается. Пока что это работало: доктор Мактавиш, обеспокоенный моей слабостью, стал приезжать каждый день. А Дугальда и её дочери, хотя и злились, но не решались открыто действовать, пока доктор был рядом.

Лаклан, как и обещала, приходила каждую ночь. Она приносила еду — простую, но сытную: лепёшки, сыр, яблоки, иногда кусок холодного мяса.

Лаклан, сидя на краю кровати, шептала, как обычно, последние новости.

— Ешьте, деточка моя, ешьте, — говорила она, — сегодня приезжал посланник от вашего батюшки. Сказал, что он уже в пути и скоро будет здесь. Ох, как я жду его возвращения! Может, тогда всё наконец наладится.

Я кивала, но в душе сомневалась. Как отец отреагирует на всё, что происходит в доме? Поверит ли мне? Да и сможет ли он вообще что-то изменить? Дугальда, казалось, держала всё под своим контролем. Иначе не была бы такой самоуверенной.

— Лаклан, — тихо спросила я однажды, — ты не могла бы подслушать, о чём они говорят? Мачеха и сёстры. Может, ты узнаешь что-то важное. Чем ближе возвращение отца, тем мне становится страшнее - они ведь тоже знают, что времени осталось мало. Наверняка что-то уже придумали.

Старушка вздохнула и покачала головой.

— Пробовала, голубка, но они осторожничают. Шепчутся постоянно где-то в углах, а как только заметят меня - сразу замолкают. Другому никому тоже не доверишь такую просьбу. Но я не сдамся, обязательно что-нибудь узнаю. Вы не тревожьтесь лишний раз.

Я благодарно улыбнулась. Лаклан была моей единственной опорой в этом доме, и я чувствовала, что без неё давно бы сломалась. Слишком уж страшно было лежать здесь и ждать, когда тебя снова попытаются убить. А против троих я была явно не воин: худенькая до прозрачности.

Однажды ночью Лаклан не пришла. Я ждала, прислушиваясь к каждому шороху за дверью, но старушка так и не появилась. Я переживала за неё. А ещё без голоса Лаклан и её поддержки было очень тоскливо.

Утром в комнату вошла служанка, которая обычно приносила мне еду. А потом уносила нетронутые тарелки. В этот раз это была миска овсяной каши и кусок хлеба. Я сделала вид, что ещё сплю, но служанка, прежде чем уйти, дотронулась до моей руки и шепнула:

— Лаклан просила передать, чтобы вы пришли к ней ночью. Она не может выйти из своей каморки, хозяйка заперла её и не выпускает. Ей нужно срочно поговорить с вами.

Сердце моё заколотилось, но я кивнула, стараясь не показать своего волнения. Что-то случилось или Лаклан узнала нечто жизненно важное.

Однако, нужно было сообразить, как добраться до каморки служанки. Я ведь не знала дома и никогда не была в той части, где жила прислуга, не знала даже в какой это стороне.

Весь день провела в тревожном ожидании. Притворяясь, что сплю, обдумывала план. Нужно было дождаться, пока в доме всё утихнет, и тогда попытаться найти Лаклан. Когда наступила ночь, я выглянула и убедилась, что за дверью никого нет. Интересно, что мешало мачехе придушить меня? Впрочем, конечно: пределах комнаты было сложно устроить какой-нибудь несчастный случай так, чтобы не догадался доктор.

Я осторожно встала с кровати, накинула на плечи тёплый платок и босиком выскользнула в коридор. Дом был погружён в темноту. Только слабый свет луны пробивался через узкие щели ставен. Я двигалась медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Понимала, что если меня поймают, то последствия будут ужасными. Вспомнился мой последний день в той жизни, когда я умерла после разговора с племянником. Теперь вся эта ситуация не казалась такой уж ужасной - совершенно не из-за чего было нервничать и помирать. Вот уж всё познаётся в сравнении.

Долгое время я бродила по коридорам, пытаясь найти путь к кухне. Услышала тихий шум и зажала себе рот ладонью, чтобы не завопить от страха: кто-то двигался в темноте. Я замерла, готовая дать дёру, но потом поняла, что это просто мышь. Она неспешно трусила по полу, а шорох на самом деле был едва слышен. Я глубоко вздохнула и продолжила путь.

Наконец, нашла узкую лестницу, ведущую вниз. Она была завешена плотно тяжелой шторой. Я спустилась по ней и оказалась в большом помещении, где стояли котлы и кастрюли. Отлично, кухню я нашла. Где же каморка? Оглядевшись, увидела дверь в углу, подошла к ней и тихо постучала, позвала шёпотом.

— Лаклан?

В ответ раздался шорох, и дверь приоткрылась. Но вместо Лаклан передо мной оказалась Даффи. Её лицо озарилось злорадной улыбкой.

— Говорила же я, что нам удастся её выманить, — сказала она, оборачиваясь к кому-то за спиной.

Я попыталась отступить, но было уже поздно. Дугальда и Беатрис вышли из тени и схватили меня за руки.

— Беатрис, беги скорее за Куртом, да кричи погромче, что твоя сестра снова бродит в темноте. И пусть он возьмёт верёвку. Скажем, что она пыталась царапаться и кусаться, — прошипела Дугальда, а затем отвесила мне пощёчину, — думала, сможешь меня перехитрить?

Я попыталась вырваться, но меня держали слишком крепко. Не понимая, что эти горгоны задумали, стала терять самообладание, и закричала.

-На помощь! Пом…- рука Даффи плотно заткнула мне рот и я в самом деле попыталась её укусить.

Глава 5

Утро началось с того, что в мою комнату постучали. То была служанка, которая обычно приносила мне завтрак. Протирая глаза, ещё не до конца проснувшись, я услышала её тихий, но настойчивый голос:

— Мисс Кейтлин, все уже собрались за столом. Вас только ждут. Господин Мэтисон очень недоволен.

Вздохнув, я поднялась с кровати. Во всём теле я ощущала слабость и разбитость после вчерашних событий, но понимала, что промедление только усугубит моё положение. Выбрав в одном из сундуков простое синее шерстяное платье с белым грубоватым воротничком, я спустилась в столовую. Одно хорошо было: вчера ночью я невольно изучила практически весь дом, не пришлось плутать.

Столовая была просторной, с высокими потолками и узкими окнами, через которые пробивался утренний свет.

Я нерешительно подошла к столу из тёмного дуба, который уже давно потерял свой первоначальный блеск, но всё ещё мог гордился глубокими резными узорами по краям. На нем лежала длинная дорожка белого полотна, слегка пожелтевшая от времени, с простой гладкой вышивкой по краям.

В центре стояло блюдо с жареными гренками из домашнего хлеба, пропитанными маслом и медом. Рядом большая тарелка с пышным омлетом. Ещё миски с солёными огурцами и маринованными грибами - такими маленькими и плотными, что они казались совсем игрушечными. Два серебряных подсвечника украшали стол по сторонам.

Вошла служанка с подносом, и стала расставлять напротив каждого массивные глиняные чашки с горячим травяным настоем - в воздухе распространился аромат ромашки и мяты.

Судя по сервировке, моё место находилось рядом с Беатрис, и я поспешила занять его, пока мне не влетело.

Посуда была простая: тяжёлые фаянсовые тарелки с голубым узором, а вот ложки старинные, серебряные.

Эван Мэтисон сидел во главе стола. Его лицо было хмурым, а глаза сверкали недовольством. Дугальда сидела рядом с ним, излучая спокойствие. В глазах читалась лёгкая усмешка.

— Наконец-то, — произнёс отец, когда я заняла своё место. — Ночью ты ходишь по дому, как привидение. Теперь опаздываешь к завтраку. Сколько можно? В этом доме когда-нибудь будет порядок?!

Я опустила глаза, стараясь не встречаться с ним взглядом. Взяла ложку и начала ковырять кашу, не решаясь поднять голову. Отец, однако, не ограничился претензиями ко мне.

— И ты, Дугальда, — продолжал он, обращаясь к жене, — должна следить за укладом. Без меня всё идёт кувырком. Как можно допускать, чтобы дочь опаздывала к столу?

Дугальда, не меняя выражения лица, слегка наклонила голову.

— Ты прав, дорогой, — мягко ответила она. — Я постараюсь быть более внимательной.

Отец хмыкнул, но больше не стал развивать тему. За столом воцарилась тишина.

Дугальда и Беатрис ели изящно. Оттопыривая мизинцы, они аккуратно отрезали маленькие кусочки ножами с костяными рукоятками. Их движения были преисполнены искусственной манерной грации.

Эван Мэтисон же и Даффи вели себя совершенно иначе. Они с аппетитом вгрызались в куски ветчины, запивая их травяным напитком. Хлеб они брали всей пятернёй, не стесняясь крошить его над столом. Кроме того, они ещё и чавкали.

Я, сидя в конце стола, механически перемешивала ложкой кашу в своей миске, наблюдая за этой картиной. “Ну как меня угораздило попасть сюда? Почему мне не дали спокойно умереть?”

После завтрака господин Мэтисон отложил ложку и, вытерев рот рукавом, объявил:

— Никто не уходит. У меня есть важные новости.

Все замерли, ожидая, что скажет глава семейства. Мэтисон, довольно рыгнув, откинулся на спинку стула, сказал:

— Я был на Большом королевском сходе. Наш король был так добр, что пригласил всех своих вельмож с семьями на бал во дворец. Это будет грандиозное событие. Соберутся все, даже из дальних уголков королевства. И мы поедем все, без исключений. Да, и Кейт тоже.

Дугальда и сёстры мгновенно оживились. Беатрис, широко раскрыв глаза, воскликнула:

— Но, отец, она же опозорит нас! Как можно её брать с собой? Она даже сейчас лохматая!

Я машинально коснулась своих волос. Точно, в спешке я совершенно не вспомнила о том, чтобы причесаться.

Даффи, хотя и не сказала ни слова, выразительно посмотрела на мать, а потом на отца, явно поддерживая сестру. Дугальда, сохраняя спокойствие, добавила:

— Дорогой, может быть, стоит подумать? Кейт и её поведение... оно не всегда предсказуемо.

Отец, однако, не стал слушать их возражений. Он повернулся к жене и строго сказал:

— Мне нужно выдать старшую дочь замуж. Пора объединяться с крепким могущественным кланом, который будет равен клану её матери. Кейтлин, я надеюсь, ты не выкинешь больше никаких номеров. Ты поедешь с нами, и всё. Тема закрыта.

Затем он обратился к Дугальде:

— Распредели ткани из кладовых. Нужно сшить наряды всем. Отбери для Кейт что побогаче - нужно показать товар лицом. Бал всего лишь через месяц, времени мало.

Дугальда, склонив голову, кивнула. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькали тени злобы и ненависти.

Я почувствовала, что не могу больше находиться в доме, а иначе задохнусь от ужаса. Поэтому приподнялась и попросила разрешения выйти во двор. Отец, уже теперь занятый своими мыслями, лишь кивнул, не обращая на меня особого внимания.

Не глядя на мачеху и сестёр, я выбежала прочь. Лишь услышала, как разом загалдели Дугальда, Даффи и Беатрис, обращаясь к Мэтисону. Наверное, пытаясь изменить его решение взять меня на чертов бал.

Честно говоря, я бы хотела остаться и горячо поддержать их в этом. У меня было предчувствие, что кроме неприятностей мне от предстоящего события ждать нечего.

Двор был просторным, окружённым дубами и невысокой каменной оградой, увитой тёмно-зелёным плющом. Лужайка перед домом была неухоженной, в сорняках. А цветников и клумб не было вообще. За оградой простирались луга, где паслось стадо овец. Вдалеке виднелась водная гладь - озеро или река. Она блестела и переливалась в лучах утреннего солнца. Ещё дальше, на горизонте, густые леса поднимались к небу, словно стена, отделяющая этот мир от другого - так мне почудилось. Пение птиц наполняло воздух, создавая ощущение покоя и умиротворения. Их трели и шум ветерка в густой листве, почти музыкальное блеяние овец издалека - переплетались в удивительную мелодию природы. Это было мне близко, и я почувствовала себя лучше.

Глава 6

Подойдя к столовой, откуда доносился шум, я притормозила и прислушалась, притаившись за полуоткрытой дверью. В комнате разгорался спор. Голоса Дугальды и её дочерей звучали резко, перебивая друг друга, словно там собралась стая ворон, сцепившихся из-за добычи. Атмосфера там была крайне напряженной. А интуиция подсказывала мне, что очередной сыр-бор касается моей персоны.

— Мамочка, это несправедливо! — визгливо воскликнула Беатрис, её голос дрожал от возмущения. — Почему Кейт должна получить самую красивую ткань? Она ведь даже не умеет себя вести! Кто на неё взглянет?!

— Да, мама, — подхватила Даффи, её тон был холоднее, но не менее ядовитым. — Зачем ей такой роскошный наряд? Она всё равно не сможет выглядеть в нём достойно. Лучше отдать эту ткань мне. Я следующая по старшинству, ты обещала, что отец сделает меня главной наследницей! А теперь она и на балу блистать будет, и жених лучшего клана ей, и все почести. Ещё немного, и мы с Беатрис будем тащить шлейф на свадьбе этой мерзавки.

Я почувствовала, как в груди закипает злость. Пальцы сжались в кулаки, но я сдерживала себя, продолжая слушать.

— Успокойтесь, девочки, — раздался спокойный ледяной голос Дугальды. — Я всё устрою. Кейт не будет выглядеть лучше вас. Я что-нибудь придумаю.

— А я уже придумала! — выпалила Даффи. — Если она получит свою ткань, я позабочусь о том, чтобы она пожалела об этом!

Я не выдержала. Резко распахнув дверь, вошла в комнату, глядя поочерёдно на каждую из гиен.

— И что же ты придумала, Даффи? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие. — Не поделишься?

Даффи обернулась удивлённо: наверное не ожидала от меня ответного выпада. Затем взглянула на мать, и почувствовав поддержку, прошипела со злорадной усмешкой:

— Потом увидишь. Когда-нибудь ты пожалеешь, что вообще родилась, — и глаза её сверкнули ненавистью.

— Так, хватит! Не желаю ваши вопли слушать целый день, — резко оборвала их Дугальда, её голос прозвучал как хлыст. — Открывайте сундуки. Пора выбирать.

Комната наполнилась шумом и суетой. Сундуки, стоявшие вдоль стен, один за другим открывались, и из них извлекались свертки с тканями. Я, всё ещё дрожа от гнева, отошла к окну, наблюдая за тем, как сёстры с азартом перебирают отрезы, выхватывая их друг у друга. Каждая ткань казалась прекраснее предыдущей: бархат глубокого изумрудного цвета, тончайший батист с шитьём, восточная парча с золотыми нитями, словно сотканная из солнечных лучей - они все были хороши.

Но самым роскошным был серо-голубой шёлк. Дело было в его необыкновенном цвете. Он переливался, словно жидкий жемчуг, или как вода в лунную ночь. Казалось, что каждый его сгиб излучает мягкий, таинственный свет. Не будучи кричащим, он, несомненно, выделялся среди остальных.

Даффи и Беатрис одновременно потянулись к нему, их пальцы схватили ткань, и между сёстрами вспыхнула новая ссора.

— Это будет моё! — визжала Беатрис, её лицо покраснело от злости, я первая его увидела! Мамочка, скажи, что он не пойдёт Даффи!

— Убери руки, курица безмозглая! — парировала Даффи, её голос звучал холодно и решительно, - если шелк понравился мне, значит, он и будет моим!

— Отдайте его Кейтлин, — сквозь зубы произнесла Дугальда, её глаза сверкнули недобрым блеском. — Пусть получает. Слово вашего отца главное в этом доме. Пока что…

Сёстры замолчали, но их взгляды, полные ненависти, говорили больше, чем слова.

Я по-прежнему стояла у окна, желая в душе, чтобы они перегрызли друг другу глотки из-за этих тряпок. Забрав отрез по велению мачехи, вышла, получив на это её разрешение.

-Остальное принесёт портниха к тебе в комнату, - процедила она сквозь зубы, - Ступай.

К обеду приехал доктор Мактавиш. Он вошёл в столовую, приоткрыл рот, собираясь поздороваться, но, увидев меня, остановился, удивлённо подняв брови.

— Мисс Кейтлин, вы выглядите значительно лучше, — произнёс он. — Вчера вы были так слабы...Что же вернуло вас к жизни так внезапно? Я уж думал…

— Она притворялась, — холодно прервала его Дугальда, её глаза сверкнули презрением. — Кейт всегда любила драматизировать.

Доктор на мгновение замер, его взгляд перешёл с Дугальды на меня, а затем обратно. Он словно колебался. Может, припоминая следы кнута на моей коже? Но затем кивнул, подыгрывая мачехе.

— Возможно, вы правы, — произнёс он как бы легко с ноткой разочарования, его голос звучал неестественно. — Ай-яй-яй, мисс Кейтлин, вам следует быть осторожнее с такими играми. Ну ничего, это с молодыми барышнями бывает - они хотят внимания.

Отец, сидевший во главе стола, хмуро взглянул на меня.

— Ты слышала, что сказал доктор? — его голос звучал строго. — Хватит дурачиться. Ты уже не ребёнок.

Я опустила глаза, чувствуя, как моё сердце наполняется горечью. Знала, что любые мои слова в свою защиту будут бесполезны.

После обеда я снова вышла во двор - душа жаждала уединения.

Я направилась к тому дубу, под сенью которого стояла скамейка. Села на неё, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Но я, как только могла сильно, сжала губы, пытаясь держаться. Плакать просто бесполезно. Нужно было действовать. Как там вырезано на спинке моей кровати…Не сдаваться и…Забыла.

Я встала и выскользнула из ворот поместья. Кучер в коляске доктора дремал на козлах. Он даже не шелохнулся, когда я прошла мимо него и медленно пошла вдоль изгороди.

Взгляд скользил по луговым цветам, растущим по обе стороны дороги. Они были просты, но прекрасны своей естественной красотой. Желтые лютики, словно маленькие солнца, рассыпались среди зелёной травы. Фиолетовые и белые колокольчики качались на ветру, их лепестки трепетали, словно крылья бабочек. Ромашки с золотыми серединками были размером с ладонь, как садовые. Жаль, что двор поместья такой мрачный и неухоженный. И ни единого цветочка.

Я наклонилась и стала собирать букет, мои пальцы осторожно касались каждого цветка, чтобы не повредить их хрупкую красоту. Меня так увлекло это и успокоило, что я словно отключилась от проблем и опасностей, грозящих мне. Наслаждалась солнцем, цветочными ароматами, запахом земли и трав.

Глава 7

Уже несколько дней по утрам ко мне приходила портниха Марта, чтобы шить платье для предстоящего бала.

Это была женщина средних лет, с лицом в мелких морщинках, с глазами, полными какой-то всеобъемлющей доброты. Марта являлась в комнату с утра, принося с собой коробки с тканью, кружевами, тесьмой и прочими необходимыми для работы материалами. Она приветливо кланялась, и тотчас же принималась за работу, одновременно болтая со мной легко и непринуждённо.

Марта была одной из немногих, кто не боялся задерживаться в моей комнате, несмотря на строгие наставления Дугальды - всегда можно было сослаться на работу с непослушным материалом.

Женщина с удовольствием рассказывала о жизни в деревне, о своих детях, внуках, и о том, как она научилась шить. Она признавалась, что только я одна из всех господ не грубила ей и не шпыняла, как это делали другие.

— Вы, мисс Кейтлин, — говорила Марта, аккуратно подшивая подол платья, — словно не из этой семьи. Такая добрая и спокойная. У вас душа светлая, как утренний рассвет. А у других... — она вздыхала, — у других только и слышишь: «Марта, быстрее! Марта, не так! Марта, ты что, глухая?» — и всё в таком роде.

Я только улыбалась, слушая её. Чувствовала, что Марта человек искренний и не является “засланным казачком”. Наши разговоры были для меня отдушиной, моментом покоя среди ненависти и презрения, которыми была пропитана атмосфера дома Мэтисонов.

Но в это утро Марта была необычно тороплива. Она старалась быстро закончить работу, часто поглядывая на дверь, словно боялась, что её могут застать здесь дольше, чем положено.

— Что-то случилось, Марта? — спросила я, заметив её беспокойство.

— Ах, мисс Кейтлин, — прошептала портниха, оглядываясь, — сегодня в доме будут гости. Важная персона, из королевского двора. Госпоже Дугальде и молодым мисс нужно подготовить наряды. Я должна успеть всё сделать, иначе... — она не договорила, однако я поняла, что иначе Марте придётся несладко.

— Кто эти гости? — спросила я лишь для поддержания разговора, без особого интереса.

— Говорят, это сам лорд Хартфорд, — ответила Марта, понизив голос. — Господин Мэтисон уже готовится его встретить.

Я кивнула, а в душе моей зашевелилось беспокойство. Гость из королевского двора... Это могло означать только одно: Дугальда и её дочери будут стараться произвести впечатление, а значит, меня постараются выставить не в лучшем свете. Нужно же самоутверждаться за счёт кого-то.

За завтраком Эван Мэтисон подтвердил новости. Он сидел на своём месте во главе стола, его лицо было воодушевлённым, а в глазах читалось удовлетворение. Он объявил, что к нам приезжает лорд Хартфорд - важный королевский вельможа, с дочерью и сыном. Они будут охотиться в его лесах, и это большая честь для семьи.

— Лорд Хартфорд — человек влиятельный, — сказал Эван, обращаясь к Дугальде и дочерям. — Ты можешь помнить его, жена. Мы должны произвести на него наилучшее впечатление. Даффи, Беатрис, вы должны быть на высоте. Кейтлин, ты тоже. Не подведи нас.

Даффи и Беатрис замерли, их лица озарились радостью. Они переглянулись, и в глазах загорелся азарт.

— Отец, — начала Беатрис, её голос дрожал от возбуждения, — а сын лорда Хартфорда... он действительно так привлекателен, как говорят?

— Да, так считают. Лично я не очень разбираюсь в мужской красоте. — ответил Эван. — Главное, что молодой Трой Хартфорд — один из самых завидных женихов в королевстве. И его отец, конечно, богат, а его клан один из самых влиятельных. Это отличная возможность для вас, девочки.

Даффи и Беатрис стали переговариваться возбуждённо, обсуждая, что надеть. Их лица светились от предвкушения. Я, сидя в конце стола, молча наблюдая за тем, как сёстры строят планы, по привлечению внимания молодого лорда. Но меня это мало волновало. Я думала о том, как бы пережить этот день без лишних ссор и унижений.

После завтрака я, как обычно в последнее время, вышла во двор, чтобы продолжить благоустраивать свой цветник. Раньше я уже расчистила землю от старой травы, вскопала её и набрала грубых фактурных камней за домом, чтобы соорудить альпийскую горку. Это было моё маленькое убежище, место, где я могла забыть обо всех проблемах и просто наслаждаться любимым делом.

Обычно, когда я работала, ко мне подходили сёстры, чтобы поиздеваться и подразнить. Но сегодня их, слава Богу, не было видно. Видимо, были заняты подготовкой к приезду гостей. Я вздохнула с облегчением при этой мысли и продолжила работу, наслаждаясь тишиной и покоем.

Вскоре во двор въехал богатый экипаж, запряжённый четверкой вороных коней, чьи гривы блестели на солнце. Я, укладывая камни так, чтобы горка выглядела естественно, заодно наблюдала за происходящим.

Из экипажа вышел крепкий пожилой мужчина с седыми волосами и бородой, одетый в дорогой охотничий костюм из тёмно-зелёного бархата, отделанного золотыми пуговицами. Его лицо выглядело приветливым и улыбчивым. Это, несомненно, был лорд Хартфорд.

За ним вышел молодой человек, его сын Трой. Он был высоким и стройным, с тёмными взлохмаченными волосами до плеч. В руках он держал шляпу с пером.

Его охотничий костюм был сшит из коричневой кожи, обтягивающей мускулистое тело. Высокие сапоги и кожаные перчатки тоже сидели как влитые. Лицо было красивым, а вид скучающим, словно он заранее устал от внимания потенциальных невест.

Затем из экипажа вышла девушка. Это была Аннабет, дочь лорда Хартфорда - её имя я узнала ещё за завтраком от Мэтисона.

Она была настоящей Дианой - стройной, с высокой грудью и длинными каштановыми волосами, заплетёнными в косу. Её охотничий костюм был похож на мужской, но с более изящными деталями: тонкая вышивка на рукавах, пояс, подчёркивающий тонкую талию, и широкополая шляпа с пером. Девушка была красивой, но не очень похожей на брата - она сразу стала с интересом осматриваться вокруг, переговариваясь с отцом.

Гостей вышли встречать Эван Мэтисон и Дугальда. Они были очень любезны, улыбались и раскланивались. Я и не думала, что они умеют выглядеть мило и приветливо. Лорд Хартфорд расцвёл в ответ, пожимая руки Мэтисону, а Трой и Аннабет стояли чуть поодаль, держась просто и улыбаясь хозяевам. Затем всех троих проводили в дом.

Глава 8

Охотники вернулись к вечеру. Их было слышно издалека: свист, радостные возгласы, лай собак.

Запыленные лошади фыркали, переступая с ноги на ногу, а наездники спешились один за другим с довольным видом. Лорд Хартфорд расхаживал по двору, держа в поднятой руке свой трофей – связку зайцев, которыми он гордо потрясал, словно знаменем победителя. У Троя на поясе висели тушки двух тетеревов. Его лицо выражало полное удовлетворение. Аннабет же была без охотничьих трофеев, зато в руках красовался большой букет лесной земляники.

Гости были переполнены впечатлениями от дня, проведённого в лесах Мэтисона. За ужином их лица сияли от удовольствия, а голоса звучали громче обычного, они перебивали друг друга в стремлении поделиться подробностями охоты. Вся семья очень мило и свободно общалась между собой - отец и его дети.

Я, как обычно, сидела в конце стола, наблюдая за этой картиной, и особенно отчетливо чувствовала разницу между ними и собой, своим существованием.

Мне хотелось быть частью этого веселья, но я не могла разделить его, помня, что моё предназначение здесь - быть предметом издевательств сестёр и мачехи.

Мэтисон, отдав должное успехам семейства Хартфордов, предложил им продлить своё пребывание на сколько они того пожелают.

-Мой дом - ваш дом, – сказал он, поднимая бокал, и все присутствующие поддержали его тост.

Дугальда, которая до этого момента сохраняла некоторую напряжённость, теперь расцвела улыбкой, словно сама была причастна к этой благородной мысли. Даффи и Беатрис, излишне старались быть на высоте, не отводя взглядов от Троя, который, однако, казался глухим к их попыткам привлечь его внимание.

— Ну, Кейтлин, тебя совсем не слышно, — вдруг обратилась ко мне Аннабет, прерывая рассказ Троя о том, как тихо нужно двигаться, чтобы не спугнуть осторожных тетеревов, — а ты не хочешь завтра поехать с нами? Лес просто чудесный! Заодно и цветов для сада тебе наберём.

Я почувствовала, как все взгляды устремились на меня. Дугальда, сидевшая напротив, мгновенно нахмурилась, а её глаза сверкнули предупреждением. Но я, собравшись с духом, ответила:

— С удовольствием, Аннабет. Я давно не ездила верхом, но думаю, что справлюсь.

Дугальда, не в силах сдержать раздражения, но понимая, что при гостях возражать нельзя, лишь холодно произнесла:

— Кейтлин, ты ведь помнишь, что после последнего падения с лошади ты едва выжила. Не стоит рисковать.

— Ничего страшного, — ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Я чувствую себя хорошо и с радостью присоединюсь к охоте. Уверена, что в этот раз ничего плохого не случится.

Дугальда сжала губы, но промолчала. Эван Мэтисон, сидевший во главе стола, лишь кивнул, словно не придавая значения этому разговору. Он был слишком занят обсуждением с лордом Хартфордом планами на завтрашний день. Я же почувствовала облегчение — впервые за долгое время мне удалось настоять на своём, пусть и в такой мелочи.

После ужина Аннабет подошла ко мне и предложила прогуляться перед сном. Мы вышли на свежий вечерний воздух, и я почувствовала, насколько мне легче дышится вне дома.

Луна уже взошла, и её мягкий свет окутывал всё вокруг, придавая всему таинственный и немного сказочный вид. Мы вышли из усадьбы за ворота и отправились вперёд по дороге, не торопясь. Аннабет, как всегда, говорила без умолку.

Она оказалась удивительно наблюдательной и рассказывала множество забавных историй из жизни своей семьи и королевского двора. Но вскоре разговор повернул в более серьёзное русло.

— Ты знаешь, Кейт, — начала она, — я так рада, что ты решила поехать с нами завтра. Мне кажется, ты слишком много времени проводишь в одиночестве. Это нехорошо.

Я улыбнулась, но не стала спорить. Аннабет была права — я действительно чувствовала себя одинокой, но, казалось, уже привыкла к этому. Однако её искренняя забота тронула меня - девушка едва меня знала, а так тонко чувствовала.

— Спасибо, Аннабет, — тихо сказала я. — Ты очень добра.

Она негромко засмеялась, и её смех прозвучал как звон колокольчика в тишине вечера.

— Ну, я просто хочу, чтобы ты улыбалась. Хотя…когда ты улыбаешься, в глазах всё равно остаётся грусть.

Я вздохнула, чувствуя, как в груди поднимается комок. Мне хотелось рассказать Аннабет всё, что происходило в этом доме, но я боялась. Боялась, что она не поймёт, или, что ещё хуже, пожалеет меня. Но Аннабет, как будто почувствовав мои мысли, вдруг остановилась и посмотрела мне прямо в глаза.

— Кейтлин, — сказала она серьёзно, — если тебе тяжело, ты можешь рассказать мне всё. Я хотя бы выслушаю.

Её слова стали последней каплей. Я почувствовала, как слёзы подступают к глазам, и, не в силах сдержаться, начала рассказывать. О том, как Дугальда и её дочери издеваются надо мной, как отец, казалось, ничего не замечает, или, может быть, просто не хочет замечать. О том, как я чувствую себя пленницей в собственном доме, как мне хочется убежать, но я не знаю куда.

Аннабет слушала молча, её лицо становилось всё печальнее. Когда я закончила, она глубоко вздохнула, глаза её блестели:

— Это ужасно, Кейтлин. Я даже не могла представить, что такое возможно. Но... — она замолчала, словно подбирая слова, — но, к сожалению, здесь мало чем поможешь. Для наших отцов мы — всего лишь вещи, собственность. Сначала мы принадлежим им, а потом нашим мужьям. Все браки заключаются по расчёту, и никто не спрашивает, чего хотим мы. Мне хотя бы с отцом повезло - он любит и балует нас с Троем. Но когда придёт мой срок выходить замуж - никто не спросит, чего хочу я.

Я кивнула, понимая, что она права.

Мы пошли дальше, держась за руки. Мне стало легче, от того, что я выговорилась, и от того, что Аннабет сжимала мою ладонь.

-Ну нет, должен быть какой-то выход! - вдруг воскликнула девушка с жаром, - Это так несправедливо.

Я лишь кивнула. Эту несправедливость я ощущала буквально на своей шкуре.

— А что, если... — начала Аннабет, и в её глазах загорелся огонёк, — если ты встретишь кого-нибудь, кто полюбит тебя по-настоящему? Ты могла бы сбежать с ним, начать новую жизнь. Конечно, он будет богат и красив. А ещё - молод!

Глава 9

Когда гости уезжали, старший из Хартфордов,, слегка наклонив голову в знак уважения сказал:

-Скоро мы с вами увидимся-

Его слова прозвучали веско, как нечто неизбежное, что должно было свершиться в ближайшем будущем.

-Жду всех ваших троих дочерей во дворце.

Дугальда, моя мачеха, и ее дочери суетились вокруг Троя, словно стая птиц, готовящихся к его отлету.

Их голоса, смех и шуршание платьев сливались в единый шум, который, казалось, заполняли всё пространство.

А мы стояли в стороне с Аннабет, наблюдая за этим спектаклем, чувствуя себя чуждыми этому миру. Когда мы обнялись на прощание, ее теплое дыхание коснулось моего уха, и она шепнула:

-Как мне жаль покидать тебя, надеюсь увидеть тебя на балу.

А потом, оглянувшись, чтобы убедиться, что никто не слышит, добавила:

-Знай, что ты всегда можешь положиться на меня.

Ее слова были как глоток свежего воздуха в этом душном, наполненном притворством доме. Я кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, но сдержала их. Слезы здесь были неуместны.

Прошло несколько дней. Я не видела даже Лаклан, она не показывалась у меня.

Казалось, меня оставили в покое, и это было странно. Обычно мачеха и ее дочери не упускали возможности напомнить мне о моем месте в этом доме. Но теперь они словно забыли о моем существовании.

Я чувствовала, что это неспроста. Скорее всего, мачеха испугалась, что у меня появились друзья в королевстве, что я больше не одинока, что у меня есть поддержка. И это испугало ее.

Как-то раз, сидя у своего цветника, я услышала шаги позади себя. Я резко обернулась, ожидая увидеть одну из сестер или, что хуже, саму Дугальду. Но это была Лаклан. Она подошла ко мне тихо и села рядом. Я разглядывала ее платье: коричневое, кое-где заштопанное. Я показала ей на свой цветник:

-Тебе нравится?

Грустно улыбнувшись, она сказала:

-Милая, меня всегда так удивляло как вы умеете видеть красоту. Даже когда вам так грустно.

Перед нами колосились пролески, лесная трава, голубел неизвестный мне мох. Такая прелесть.

- Ты же понимаешь, что я не смогу остаться здесь, - сказала я ей.

Лаклан посмотрела на меня своими добрыми, усталыми глазами и ответила:

- Знаете, деточка моя, подождите до бала. Вдруг все переменится.

Ее слова были полны надежды, но я чувствовала, что эта надежда — лишь иллюзия. Ничто не изменится. Этот дом, эти люди, эта жизнь — все останется прежним. Но я кивнула, не желая огорчать ее.

Вечером ко мне прибежала Беатрис, младшая из сестер. Она ворвалась в мою комнату, схватила меня за руку и начала горячо шептать:

- Кейт, помоги мне, прошу тебя! Мне так понравился Трой, что я готова даже подружиться с тобой.

Я усмехнулась. “Какая милость с твоей стороны” - , подумала я.

Беатрис зашагала по комнате, ее платье шуршало, как осенние листья под ногами. Её пищащий голос не вызывал у меня жалости. К тому же Трой был таким хорошим, как и его сестра… А Беатрис продолжала дребезжать:

- Ты пойми, ты старшая из сестер, и мне не к кому больше обратиться. Сейчас к тебе придет Даффи и будет просить о том же.

-Как же вы мне надоели! - с этими словами я вытолкала ее из комнаты. - И передай сестре : не смейте ко мне соваться. Если что-нибудь произойдет, я пожалуюсь отцу. Чувствуя, как гнев поднимается во мне, как волна, я хлопнула дверью. И с этой минуты решила держаться до конца. Я больше не позволю им издеваться надо мной, не позволю им управлять моей жизнью.

Этот день не закончился с уходом Беатрис. Вскоре явились Дугальда и Даффи. Стиснув кулаки я готовилась к обороне.

- Садись, дочь моя, - сказала Дугальда.

- Я вам не дочь, - резко ответила я и отошла к окну.

- Естественно, не дочь, - процедила сквозь зубы Даффи, и нагло уселась на мою кровать.

Мачеха же вальяжно расположилась в кресле, стоящем в углу.

- Значит так, ты должна воспользоваться своей дружбой с этими Хартфодами и выдать замуж за Троя Беатрис или Даффи.

- Я сказала меня, меня! - заорала Даффи, вскочив.

- Заткнись! - велела ей Дугальда, указав на нее пальцем. - В этом доме все решаю я!

Даффи стиснула зубы и упала на место.

- И не ори! Эван услышит, - Дугальда покраснела.

- А если я вдруг заору? - засмеялась я, уже ничего не боясь.

-Ты не посмеешь! - лицо Дугальды пошло пятнами.

Мы все трое молчали, думая,что говорить дальше. Тут мне пришло в голову кое-что. Я решила их обмануть. В конце концов эти люди не сделали ничего хорошего Кейт Метисон.Дугальда поднялась, а вслед за ней и Даффи.

- Так чего ты хочешь, говори?

- Просто уйдите отсюда, и я помогу, чем смогу.

Я заранее знала, что не буду помогать им ничем.

Самое невероятное, что после этого меня оставили в покое. Отец все более внимательно присматривался ко мне, словно чувствовал, что я - его главный приз. Что клан моей матери был гораздо сильнее его должности и денег.

Он стал более внимательней и любезнее ко мне, а просто ждала, когда смогу покинуть этот дом.

Я ходила в поля и в лес. Иногда грустила о том, что мне придется оставить Лаклан и свой маленький цветничок.

Надеялась, что когда-нибудь у меня появится свой дом и сказочный сад.

Через несколько дней я сидела в своем роскошном платье у цветника, ожидая, когда мы отправимся на бал. Мы должны были вот-вот выехать. Заслышав шаги за спиной, я обернулась. Это был Эван Мэтисон.

-Ты готова к балу, дочь моя?

Я улыбнулась, может быть дерзко:

- К тому, что вы готовы продать меня? Ещё бы!

Глава 10

Наша карета плавно катилась по широкой аллее, обсаженной величественными дубами. Сквозь приоткрытое окошко врывался свежий воздух, наполненный ароматом цветов.

Я сидела у окна, жадно вглядываясь в открывшуюся передо мной прекрасную картину. Цветы, мои любимые цветы. И столько зелени!

Как же всё здесь было не похоже на наш мрачный дом! Здесь каждый кустик, каждый цветок так радовал взор. Я вздохнула с наслаждением. Как же хорошо было оказаться здесь.

В какой-то момент дорога стала шире. Теперь она была выложена светлой брусчаткой. Мы ехали между идеально подстриженными живыми изгородями. Вдали виднелись фонтаны и статуи. Скоро должен был показаться сам дворец.

-Дочки, – Эван Мэтисон оторвался от собственных мыслей и залюбовался нами, - посмотрите-ка, какие на вас украшения! Как я вас балую.

И верно – на шеях Даффи и Беатрис сверкали богатые ожерелья. Глава этого серпентария перевёл взгляд на меня, и его лицо вдруг помрачнело:

-Кэти, а где жемчужное ожерелье, которое я тебе подарил?

Я машинально прикоснулась к груди, хотя прекрасно знала, что там ничего нет. Какие уж тут украшения, когда каждое утро начинается с борьбы за право просто выжить.

Дугальда, сидевшая рядом с мужем, спохватилась и взяла его за руку:

-Смотри-ка, Эван, какие чудесные клумбы разбиты у самой ограды! Мы видели такие, когда были в гостях у герцога.

Но отец семейства уже напрягся, заметив отсутствие ожерелья у меня.

-Кейтлин... – начал он строго.

-Папа, мне нужно было чем-то украсить прическу, – поспешила задребезжать Беатрис, - посмотри, как красиво получилось. Понадобился жемчуг Кейт.

Мэтисон не успел ответить:в этот момент карета въехала под арку главных ворот, и моё сердце забилось чаще. Не от волнения предстоящей встречи с королевской семьёй, нет. Я знала, что сейчас увижу Аннабет.

И подруга, действительно, подбежала ко мне, едва мы спустились по ступенькам кареты.

Её объятия были такими тёплыми и искренними, что на мгновение все тревоги отступили.

-Я так тебя ждала! – прошептала она мне на ухо. - Высматривала все глаза, боялась, что тебя опять оставят дома.

Дугальда, стоявшая за моей спиной, толкнула меня в бок, наверное, не понравилось, что мы с Аннабет шептались. Эван Мэтисон, как обычно, ничего не замечал.

-Всё хорошо, моя дорогая, – ответила я Аннабет, целуя её в щёку. - Я здесь. Пойдём, посмотрим парк. Такая красота вокруг.

Мачеха, возможно, и хотела возразить, но вокруг уже собралось слишком много народа: кареты подъезжали. Мы пошли с Аннабет рука об руку, болтая обо всём на свете.

Она рассказывала о последних новостях при дворе, о том, как брат Трой устал от навязчивого внимания моих сестёр, о готовящихся празднествах при дворе, и в какой-то момент произнесла:

-Знаешь, сегодня все только и говорят о том, что на балу будет сам Тёмный Лорд.

Мне было совершенно безразлично это известие. Я была поглощена созерцанием окружающей красоты – роскошных цветников, искусно подстриженных деревьев, причудливых беседок, увитых розами.

-Слушай! – вдруг воскликнула Аннабет. - Колокол звонит! Пойдём скорее, сейчас начнётся представление семей королю.

Я шагнула через высокий дверной проем, и меня тут же окутал вихрь звуков, света и ароматов. Музыка... о, какая музыка! Струнные и духовые сплетались в такую торжественную и одновременно легкую мелодию, что ноги сами просились в танец. Воздух был напоен смешением запахов дорогих духов, свежих цветов из оранжерей и тонкого аромата воска от сотен свечей. Зал был просто огромен, его сводчатый потолок терялся где-то высоко в полумраке, но стены сияли благодаря бесчисленным зеркалам и позолоте.

Но самое поразительное – это были люди. Живое, движущееся море красок и света. Женщины... Боже мой, какие были наряды! Платья из тяжелого бархата глубоких винных оттенков, переливающегося шелка цвета морской волны или нежно-розового атласа, струящегося при каждом движении. Кружева! Ими были отделаны воротники, манжеты, подолы, они обрамляли вырезы, добавляя воздушности даже самым пышным юбкам. Каждое платье – произведение искусства, расшитое серебряными или золотыми нитями, украшенное жемчугом, рубинами, изумрудами. Шеи и запястья дам утопали в сиянии бриллиантов и сапфиров, серьги покачивались в такт шагам, ловя свет свечей. Прически – это отдельная песня! Высокие, невероятно сложные конструкции из локонов, переплетенных лентами, живыми цветами или инкрустированными гребнями, закрепленные невидимыми шпильками, которые, казалось, держали целые башни на головах. В руках у многих были веера – не просто аксессуар, а инструмент общения. Легкий взмах, приоткрытый или полностью раскрытый, быстрые или медленные движения – в каждом был свой, понятный лишь посвященным, смысл. Они порхали по залу, эти дамы, словно экзотические бабочки, шурша юбками, смеясь и перешептываясь за веерами.

Мужчины не отставали в великолепии, хотя их наряды были, конечно, более сдержанными, но не менее дорогими. Камзолы из плотного сукна или бархата насыщенных цветов – темно-синего, изумрудного, бордового – расшитые золотом по краям и на обшлагах. Кружевные жабо выглядывали из-под воротников, белоснежные манжеты с рюшами выглядывали из рукавов. Штаны до колен, обтягивающие ноги, и чулки, туфли с пряжками. При каждом движении их парадные шпаги или рапиры, висящие на боку, тихо позвякивали. Некоторые носили парики – от скромных, припудренных, до пышных, спадающих на плечи. Было видно, как они гордо держатся, как их мундиры сидят идеально, демонстрируя выправку и статус. Они кланялись дамам с грациозной торжественностью, предлагали руку для танца, вели светские беседы. Среди них были и молодые офицеры в парадных мундирах со сверкающими на груди орденами, и почтенные лорды в темных костюмах, чья стать говорила о власти и влиянии.

Всё это сливалось в единую, живую картину – картина королевского бала. Звуки шагов по натертому до блеска паркету, шелест платьев, звон бокалов, обрывки смеха и тихих разговоров, торжественные аккорды оркестра – все это создавало ощущение праздника, выхода из обычной жизни в мир, где на несколько часов забываются все заботы, и есть только музыка, танцы и сияние свечей. Я стояла, вдыхая этот воздух и ощущая себя частью этого великолепия, наблюдая за этим людским морем, где каждый был словно звезда на своем месте.

Глава 11

Лошадь несла меня сквозь ночь, словно сама судьба подгоняла её. Тонкое платье, совсем неподходящее для верховой езды, облепило тело, и я чувствовала, как холод проникает под кожу, несмотря на летнюю ночь.

Луна играла со мной в прятки, то выглядывая из-за облаков, то снова скрываясь, словно насмехаясь над моим безрассудством.

Может быть, я действительно погорячилась?

Сжимая поводья так крепко, что пальцы немели, я не чувствовала облегчения. Стоило ли остаться? Объяснить, попытаться найти слова, которые оправдали бы меня? Но было поздно. Теперь я была одна, и дорога передо мной была темна, как мои лихорадочные мысли.

Лес встретил меня густой стеной деревьев. Внезапно что-то хлестнуло меня по лицу - я не успела увернуться от низкой ветки. Шлепок был такой силы, что я потеряла равновесие и полетела вниз, больно ударившись о землю.

Подняться удалось не сразу. Все тело ныло, а правая нога была повреждена и отказывалась слушаться. Голова кружилась. Я огляделась - лес был неприглядным: корявые ветви, заросли колючей травы и ямы.

Я не могла понять, куда идти. Лошадь исчезла в темноте, оставив меня одну. Взяв себя в руки, я пошла наугад, надеясь, что рано или поздно найду дорогу. Но лес, казалось, не желал отпускать меня. С каждым шагом земля становилась всё мягче, а под ногами хлюпала мокрая жижа. Я поняла, что забрела на болото.

Мрак обступил меня плотной стеной. Воздух был не просто влажным, он был тяжелым, пропитанным запахом сырости, гниющей травы и чего-то еще, более древнего и тревожного. Каждый вдох казался липким, оседающим на легких.

"Чавк... хлюп... вязкий, тягучий звук, когда ноги уходили в трясину, а потом с усилием выдергивались обратно. Казалось, само болото дышит. Иногда почва становилась чуть тверже, но потом снова начиналось хлюпанье.

Вокруг мелькали неясные силуэты. Камыши и тростник стояли темной стеной, шелестя на едва заметном ветру каким-то сухим, нервным шепотом. Казалось, каждое движение стеблей наблюдает за тобой. Вода подернута чернильной рябью, в которой не отражалось ничего, кроме призрачных проблесков какого-то невидимого света. Изредка на поверхности что-то булькало, словно кто-то глубоко внизу выдыхал пузыри воздуха.

Звуки болота были живыми и пугающими. Громкое, внезапное кваканье лягушек разносилось эхом в тишине, заставляя меня вздрагивать. Какие-то насекомые, невидимые, назойливо жужжали прямо над ухом. Иногда доносились странные крики, то ли птиц, то ли каких-то ночных обитателей, такие резкие и незнакомые, что по спине пробегал холодок. Я медленно погружались в эту трясину, казалось, не только физически, но и душой. Время теряло смысл. Было только чавканье, хлюпанье, запах гнили и это давящее ощущение изоляции. Ночные испарения поднимались над водой, создавая призрачные туманные завесы, которые то скрывали все вокруг, то приоткрывали на мгновение вид на еще один участок все такой же вязкой, темной глади, усеянной кочками и пучками жесткой травы.

Я старалась не думать, просто чувствовать ритм движения, борьбу с грязью. Это место казалось живым, но недобрым. Оно хотело удержать, засосать, растворить в себе. Каждый метр пути был вызовом, маленькой победой над этой липкой, чавкающей бездной.

Это было не просто место, это было ощущение. Ощущение беспомощности перед стихией, перед этой древней, равнодушной топью, которая поглощала звуки и свет, оставляя только гнетущую тишину и мрачные шорохи.

Страх сжал моё сердце, но я старалась не поддаваться панике. Я знала, что болото — это не только опасность, но и шанс: болота были недалеко от дома Мэдисонов. Можно было найти путь, если действовать осторожно.

Я куталась в тонкий плащ, который не мог защитить от холода, но хотя бы создавал иллюзию защиты. Ноги проваливались в трясину, и каждый шаг давался с трудом. Мои тоненькие туфли из сафьяна уже давно где-то утонули.

Я устала, но остановиться было нельзя — вокруг ни одного сухого места, где можно было бы присесть и отдохнуть.

В темноте вокруг мерцали странные огоньки. Знания бывшего учителя биологии подсказывали мне, что это горит метан, но воображение рисовало совсем другие картины. Из тьмы доносились звуки - кто-то хрустел ветками, кто-то тявкал вдалеке. Шакалы. Я знала, что они опасаются человека и вряд ли нападут, если я буду двигаться. Но трясина... Она была настоящим врагом.

В какой-то момент земля под ногами предательски качнулась. Я почувствовала, как начинаю погружаться. Медленно, но неумолимо. Я вспомнила как нужно вести себя, попав в трясину: нельзя делать резких движений, надо распределить вес тела...

Где-то внутри теплилась ещё надежда, но я понимала: меня никто не вытащит отсюда.

Однако усталость начала брать своё. Мои движения стали медленными, а мысли — путанными. Я чувствовала, как сознание ускользает от меня, как будто кто-то выключает свет в комнате. Последнее, что я помнила - это холодная липкая грязь, обнимающая моё тело, и утробное уханье вдалеке.

Когда я пришла в себя, то поняла, что больше не на болоте. Кто-то нёс меня на руках. Шаги незнакомца были твёрдыми и уверенными, а дыхание — ровным. Я попыталась открыть глаза, но веки были слишком тяжёлыми. Я прошептала: "Спасибо..." — и снова погрузилась в темноту.

Кто был этот человек? Куда он меня нёс? Я не знала. Но в тот момент ничто не имело значения. Я была спасена - это было главное.

Очнувшись в незнакомом помещении, я нервно дернулась, подскочив на постели.

-Лаклан! Отец! Даффи! Беатрис! – на мой зов никто не откликался, вокруг царила гробовая тишина.

Если бы я подняла шум в доме Мэтисонов, примчался бы хоть кто-то. Я поняла, что нахожусь в чужом доме.

Попытавшись встать, я почувствовала резкую боль и увидела, что моя правая нога перебинтована и к ней с двух сторон были прикручены две палочки: кто-то наложил мне шины, значит моя нога была сломана.

-Кто-нибудь, помогите! - жалобно позвала я и мне тут же стало противно от собственной слабости.

Глава 12

В розовом утреннем свете, я в который раз осматривала свою комнату, где томилась уже не первый день. Раздался едва уловимый скрип старых дверных петель.

Я приподнялась на локте и увидела входящего с подносом пожилого мужчину в бархатном колпаке и таких же бархатных панталонах цвета тёмно-красного вина, белая блуза была украшена затейливым жабо. Его появление показалось мне столь же неожиданным, сколь и нелепым его вид.

Он словно сошел со страниц старинной сказки, и его появление вызвало у меня смешанное чувство удивления и тревоги. Я издала нервный смешок.

— Кто вы? — спросила я. — Где я? Как далеко отсюда дом Мэтисонов?

Старик не ответил. Он лишь покачал головой и поднял руку, знаками показывая, что говорить не может. Но его глаза таили какую-то загадку.

— Вы не можете говорить? — спросила я, стараясь скрыть разочарование. — Но вы меня слышите?

Он кивнул, и я сделала вид, что поверила. Что еще мне оставалось? Я уже несколько дней находилась в этом доме, и за все это время старик в колпаке был первым живым существом, не считая пса.

Обычно еду: мясо, хлеб и овощи — приносили, пока я спала, и я даже не видела, кто это делал. Блюда были простыми, но вкусными. Однако, однообразие этих дней мне начало надоедать. Сколько можно было пребывать в неведении

Теперь, когда моя нога, хоть и с трудом, но уже могла выдерживать вес моего тела, я решила, что пора прекратить это странное затворничество, когда старик уйдёт.

Прислушиваясь к звукам дома, я осторожно спустила босые ступни на холодный каменный пол. Подойдя к окну, я застыла от открывшейся картины: тот самый старик, который только что притворялся немым, строго выговаривал собаке, и я отчетливо различила его слова.

-Плохой мальчик, плохой! Не смей бегать по цветам, Гладиолус!

На собачьей морде, величиной в два кирпича, было написано величайшее раскаяние. Конечно же лживое.

В другой момент я бы рассмеялась, однако мне нужно было думать о том, что меня тоже обманывают. Старик же вполне мог разговаривать. Поэтому нельзя было предполагать, какая опасность ждала меня здесь.

Решимость покинуть это место охватила меня с новой силой.

Надев своё бальное платье, я начала осторожный спуск по широкой лестнице, морщась от боли в ноге, которая, однако, казалась ничтожной по сравнению с тем, что творилось в душе. Ковровая дорожка делала мои шаги бесшумными.

Сворачивая в новый коридор, я в очередной раз отметила богатство дома. Это даже не хоромы Мэтисонов. Но сейчас другое занимало мои мысли.

Как найти выход и что я буду делать дальше. “А вдруг хозяин дома насильник или извращенец?”

Пройдя через просторную кухню, я оказалась на заднем дворе, где совсем близко услышала знакомый голос старика и лай собаки.

Испуганно озираясь в поисках укрытия, я заметила слева вход в оранжерею. Настоящую, прекрасную оранжерею, пусть и небольших размеров.

Переступив порог, я замерла от восхищения.

Стеклянные своды пропускали мягкое утреннее солнце, играя причудливыми бликами на изумрудной листве экзотических растений. Орхидеи всех оттенков сплетались с белоснежными гардениями, источающими нежный, почти невесомый аромат. В углу возвышалась пирамида из миниатюрных цитрусовых деревьев, усыпанных золотыми плодами. Розовые кусты с крупными бутонами, образовывали живую изгородь, за которой прятался небольшой фонтанчик.

Опустившись на изящную кованую скамеечку, я позволила себе минуту блаженного созерцания.

Взгляд уперся на три небольшие полки, уставленными лекарственые растениями. Небольшие ростки шалфея, медуницы, зверобоя и беладонны.

Здесь было просто необыкновенно красиво. Я всегда мечтала о такой оранжерее. Мысль о побеге казалась теперь кощунственной – как можно покинуть такое место?

-Что, госпожа, ножку расхаживаете? – раздался за спиной знакомый голос. Я вздрогнула – это был он, старик-слуга.

-Вообще-то хотела уйти, – ответила я, чувствуя, как решимость начинает таять подобно утренней росе на горячем солнце.

Старик присел рядом на скамью, его бархатные панталоны слегка шуршали.

-Вам совершенно не нужно этого делать. Пойдемте обратно в комнатку, все будет хорошо.

-А почему вы раньше молчали? – мой вопрос повис в воздухе, напоенном ароматом цветов.

-Это не нашего ума с вами дело, дорогуша, – мягко произнес старик и, бережно взяв меня под руку, повел обратно в дом.

Его прикосновение было удивительно успокаивающим, словно он действительно желал мне добра. И я, сама того не ожидая, последовала за ним. Хотя очень хотелось остаться.

Позади волшебный мир оранжереи, который, возможно, еще не раз откроет передо мной свои двери.

Я приняла решение остаться там, где выращивают такие красивые цветы.

-Скажите, кто ваш хозяин, - осмелилась спросить я.

Старик же приговаривал только:

-Все будет хорошо, деточка, все будет хорошо. - бормотал он, чтобы заболтать меня.

Я решила выждать время, пока мы поднимались по лестнице.

В комнате старик засуетился, устраивая меня. А я думала.

-Вас как зовут?

-Томас, госпожа, Томас, - казалось, что он хотел скорее уйти.

-Передайте, пожалуйста, Томас, своему хозяину, что я хочу сегодня ужинать в главной столовой.

Я постаралась сделать свой тон благожелательным, но властным. Томас виновато взглянул на меня от двери:

-Госпожа, я передам хозяину, но ничего не могу обещать.

Он ушел, а я ёрзала, радуясь лежа в постели: наконец-то что-то начинает проясняться и возможно я увижу своего спасителя. Странно что он так долго не показывался мне. Еще какая-то мысль терзала меня, но что именно я никак не могла сообразить.

Однако вечером Томас пришёл молча, подав мне ужин. Я подорвалась:

-Что, я опять буду есть в спальне?

Томас вновь, словно немой, развёл руками, и удалился.

Взглянув на поднос, я увидела на нём, кроме еды, букет фиалок в маленьком бокале.

Глава 13

Вечерний воздух, напоенный чарующим ароматом цветущих лип, лаванды и пряных трав, струился через открытые окна столовой, смешиваясь с тонким запахом свечей, горящих в серебряных подсвечниках.

Стол был накрыт с изысканной простотой: белоснежная скатерть, фарфоровые тарелки с золотым ободком, хрустальные бокалы, в которых играли отблески пламени.

Томас с безупречной выправкой, бесшумно двигался по комнате, расставляя блюда. Куда только девалась его простота и сутуловатость?

На столе появились серебряные подносы с дичью, политой ароматным соусом из лесных ягод, золотистый каравай свежего хлеба, источающий неповторимый дух каменной печи, и запотевшие кувшины с густым красным вином. Центральное место занимало большое блюдо с жареным фазаном, украшенным веточками розмарина и ломтиками апельсинов. Аромат специй и трав наполнял воздух.

Я сидела напротив лорда, стараясь сохранять спокойствие. Никогда прежде мне не доводилось ужинать в подобном обществе – человек, от одного вида которого и мужчины, и женщины при дворе начинали трепетать. Макгрегор казался воплощением всех тёмных преданий королевства.

Пользуясь моментами, когда лорд был занят разговором с Томасом, я позволяла себе рассматривать его. В полумраке комнаты его черты казались особенно выразительными – высокий лоб мыслителя, прямой нос, твёрдый подбородок, с едва заметной ямочкой.

Чёрные волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая благородный овал лица. Но больше всего меня поражали его глаза – глубокие, чуть печальные, проницательные, они словно видели меня насквозь, читали мои мысли и чувства.

Несмотря на всю мужественность и кажущуюся неприступность, во всей его фигуре, в манере держаться, в легких движениях его рук, угадывалась какая-то скрытая ранимость. Словно за этой маской силы и уверенности скрывалась другая, более человечная натура. Это противоречие между внешним величием и внутренней уязвимостью будоражило моё воображение.

— Вам не нравится ужин? — его голос, низкий и спокойный, вывел меня из раздумий.

— Нет, всё прекрасно, — поспешно ответила я, чувствуя, как тепло разливается под кожей. — Просто… я немного отвлеклась.

Он кивнул, словно понимая больше, чем я сказала, и взял бокал с вином. Его движения были плавными, почти изящными, но в них чувствовалась сила, словно в каждом жесте скрывалась готовность к действию. Я наблюдала за ним, пытаясь понять, что за человек передо мной. Лорд, чьё имя я до сих пор не знала, казался одновременно близким и недосягаемым, как тень, которую невозможно поймать.

— Вы хотите спросить о чём-то, — произнёс он, ставя бокал на стол. Его взгляд встретился с моим, и я почувствовала, как сердце замерло на мгновение.

— Да, — призналась я, пытаясь держаться уверенно. — Меня мучает вопрос. Точнее, даже несколько. Почему подозревают только меня? Разве никто не видел, что произошло в зале? Может, кто-то заметил, как на меня набросили плащ? Или… может, стоит найти того, кто это сделал?

Лорд задумался, его пальцы слегка постукивали по краю стола. Казалось, он взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его.

— Я приехал последним, последним вошел в тронный зал вначале церемонии, — наконец сказал он. — И видел мало. Но вы правы: кто-то должен был заметить что-то. Однако, сейчас лучше не привлекать к себе внимания. Разбирательство идёт, и любое неосторожное действие может только усугубить ваше положение.

Я хотела возразить, сказать, что бездействие для меня хуже всего, но в его словах была логика, которую я не могла игнорировать. Он был прав: сейчас что угодно могло быть использовано против меня. Но как тяжело было сидеть сложа руки, зная, что где-то скрывается настоящий преступник…

— Вы правы, — с неохотой согласилась я. — Но это так трудно… просто ждать.

— Я понимаю, — его голос стал мягким, почти что вкрадчивым. — Но иногда терпение — единственное, что остаётся.

Мы замолчали, и в тишине слышалось только потрескивание свечей. Томас, словно тень, появился с новым блюдом — десертом из свежих ягод и сливок. Я взяла ложку, но едва прикоснулась к сладости. Мои мысли были далеки от еды.

— А как ваше имя? — вдруг спросила я. До сих пор я обращалась к нему лорд Макгрегор. Да и менять ничего не собиралась. Просто стало любопытно.

Лорд улыбнулся, и в этот момент его лицо преобразилось. Тени в его чертах растворились, и он стал казаться не Тёмным Лордом, не загадочной фигурой, а просто мужчиной, чья улыбка была искренней и светлой.

— Меня зовут Эдвард, — сказал он. — И, раз уж вы спросили, зовите меня просто по имени.

В этот момент вся его загадочность, вся мрачность, которой его наделяли придворные сплетники, в моих глазах исчезла окончательно. Передо мной сидел приятный человек - возможно, не лишённый тайн, но определённо не тот монстр, каким его рисовали.

— Эдвард, — повторила я, чувствуя, как это имя странно гармонирует с его образом. — Спасибо вам за ужин и… за совет. И ещё…я совсем не поблагодарила вас за спасение моей жизни. Гладиолуса, кстати, тоже.

— Не стоит благодарности, — он снова стал серьёзным, но в его глазах ещё теплилась тень улыбки. — Я лишь хочу, чтобы вы были в безопасности.

Пёс, услышав своё имя, поднял голову и завилял хвостом-палкой. Он совершенно точно смотрел на хозяина вопросительно, словно спрашивая разрешения.

Эдвард улыбнулся.

-Можно, можно. Если, конечно, ты не побеспокоишь мисс Кейтлин.

Я наклонилась и распахнула объятия пёселю.

-Хороший мой, спасибо тебе! Гладиолус, надо же. Эдвард, а откуда взялось имя Гладиолус?

Эдвард отпил вина из бокала.

-Я привёз из поездки ценнейшие луковицы этих самых цветов. Роскошный сорт, черные, бархатные. И вот-вот должен был высаживать их. Этому шалопаю было на тот момент месяца четыре, и он не был столь благовоспитан, как сейчас. И звали его тогда Дарси.

-И что, он их съел? - в ужасе вскричала я, как будто опасность грозила Гладиолусу до сих пор. Конечно, я знала, что луковицы этих цветов ядовиты для собак.