Несовершенная

Глава 1.1 Ася

От автора.

Дорогие читатели. Многое в этой истории взято из жизни, но персонажи вымышлены, все совпадения случайны. Предупреждения:

- нецензурная брань

- описание домогательств

- откровенные сцены 18+

- упоминание суицида

Каждой женщине, которая когда-либо оставалась одна против всего мира и не сломалась.

Это все же случилось – моя тридцатилетняя японка встала на трассе.

Сколько раз, отправляясь в дальнюю дорогу, я боялась этого момента. И он настиг меня. В самое, мать его, не подходящее время! Машина дернулась, пошел странный звук во время хода, и я на автомате сбросила скорость. Осторожно съехала на обочину и заглушила двигатель.

Несколько секунд просто сидела, вцепившись пальцами в руль и уткнувшись в него лбом. Не было ни паники, ни злости, только вязкая усталость и понимание, что помощи ждать неоткуда. Позвонить некому. Никого рядом. Лишь я и эта бесконечная дорога.

Медленно выдохнув, щелкнула рычажок капота и выбралась наружу. Воздух был сухой и теплый, пах пылью, асфальтом и молодыми травами. Я неумело приподняла капот и растерянно оглядела открывшуюся картину, ничего не понимая.

Но тут заметила, что машина стоит как-то странно, будто приосанившись на один бок и облегченно выдохнула, – просто спущенное колесо. Это не казалось мне такой уж критичной проблемой, другое дело, что я мало что знала о том, как его менять.

Растерянно оглядела пустую трассу. Если бы я ехала по федеральной дороге или к туристическим местам проблем бы не было. Там в огромном потоке машин всегда кто-то останавливается, помогает. А здесь… пусто. Я достала телефон, но и тут разочарование, интернета тоже нет. Придется разбираться методом «тыка».

Пока рылась в багажнике, пытаясь отыскать подходящий ключ, домкрат и достать «запаску», мимо все же проехали три машины, но ни одна не остановилась помочь.

Если бы на мне была юбка, и выглядела я прилично, возможно, что-то бы изменилось. Но на мне была старая футболка на шесть размеров больше и рваные джинсы. Вот так и выходит: все говорят главное душа, а помочь на дороге останавливаются только если ты выглядишь как с обложки.

Впрочем, рефлексировала я на эту тему недолго, потому что вскоре меня полностью захватила война с балонным ключом и гайками. Они не поддавались. Совсем. Я наваливалась на ключ всем телом, издавая отчаянные звуки, краснела от напряжения, но ни одна чертова гайка даже не шелохнулась. От усилия у меня дрожали руки, глаза начало щипать от слез бессилия.

Эта ситуация добила окончательно. Стала последней каплей, переполнившей чашу моего самообладания, которое я сохраняла много месяцев.

– Только не реви, Ася, – прошептала сама себе, пытаясь глубоко дышать, но ком в горле уже нещадно душил.

Я тихо всхлипнула и утерла нос.

Эта чертова гайка вдруг стала олицетворением моей жизни. Я делала все, прикладывала все силы, сжав зубы, но изменить ситуацию не могла. Никакого прогресса. Только ссадины на пальцах, дрожащие руки и злость, жгущая грудь.

Я так увлеченно боролась с гайкой и упивалась аналогиями, что не услышала, как сзади остановилась машина. И когда надо мной раздался мужской голос, я едва не подпрыгнула от испуга.

– Эй, Карина, помощь нужна?

Я подвисла на мгновение, не понимая, почему «Карина»? Перепутал с кем–то?

– Я открутить не могу, – всхлипнув, пробормотала я, стараясь не поднимать глаз на незнакомца. Поспешно встала и вытерла слезы пыльной рукой, наверняка размазывая грязь по лицу. От этого осознания к горлу подкатил очередной болезненный ком вместе с отвращением к себе.

Господи, как стыдно!

Мужчина окинул меня внимательным взглядом, но не стал комментировать ни слезы, ни внешний вид.

– Сейчас открутим, – спокойно сказал он и, окинув взглядом разбросанные по обочине инструменты, взялся за дело, не дожидаясь приглашения.

Он перевернул кепку козырьком назад, чтобы не мешалась, и я невольно задержала взгляд на его лице: у мужчины были удивительно светлые и яркие глаза, серебристые, почти прозрачные. Они особенно выделялись на его загорелом лице.

Я просто стояла и смотрела, как он, приложив усилия, отчего вены на его руках вздулись, ослабил гайки и поднял машину домкратом. В его движениях присутствовали спокойствие и размеренность. Он снял колесо и внимательно осмотрел.

Наблюдая за его методичными действиями, я понемногу успокаивалась: горло перестало сжимать от спазмов, слезы иссякли. Это было настоящим чудом, обычно, если я начинала плакать, то быстро не успокаивалась, проваливаясь все глубже в свои страдания.

– Тут можно рем-набором обойтись, – сказал он, мельком взглянув на меня.

– У меня нет, – хрипло произнесла я, сглатывая вязкую слюну. – Поставьте «запаску», пожалуйста.

Он сделал мне знак подождать и направился к своей машине. Я только сейчас обратила внимание на огромный пикап и удивленно икнула. «Додж рам» стоял припаркованный прямо за моей приземистой низенькой машиной, крыша тойоты едва ли была выше его колес.

Глава 1.2 Ася

В Луговском я не была три года. И за это время деревня продолжила свое стремительное умирание.

Всего три года, а брошенных домов стало еще больше. Еще больше разрухи и безнадежности, веявших от заколоченных окон, ржавых ворот и заросших сорняками дворов.

Стоило уйти человеку, как из них ускользала душа. Простоявшие не один десяток лет, теперь они начинали умирать: медленно, не сразу, но неотвратимо. Оседали крыши, ссыхались ставни, краска отслаивалась, будто старая кожа. Разруха дышала из каждой щели.

На краткий миг показалось, что здесь вообще не осталось людей. Но не могли же за три года разъехаться почти двести человек?

Я приехала за тишиной, но не в гробницу же. Жить среди скелетов домов, слушать, как ветер воет в их пустых стенах, я бы не смогла.

Медленно проезжая дальше, я облегченно выдохнула, заметив ухоженные дворы и сельчан, что под вечер, когда спадала жара, выползали из своих домов и без устали копошились в земле. Чуть дальше после въезда в деревню дело обстояло лучше. Где-то сушилось белье, пахло свежей краской от заборов, а по дороге привычно гуляли куры с гусями.

Жизнь здесь все же была. Тихая, но цепкая.

Я подъехала к дому, в котором довелось вырасти, и остановилась рядом с покосившимся грязно желтым забором. Дом выглядел заброшенным, как и почти такой же слева. Напротив, по диагонали, и справа жили хозяева, что меня немного порадовало. Дальше, куда хватал взгляд, стояли оставленные дома.

Я сжала руль до побелевших костяшек и медленно, глубоко вдохнула. Три года назад я пообещала себе никогда больше сюда не возвращаться. После того как похоронила своих, оборвала с этим местом последние связи. В детских воспоминаниях осталось мало хорошего. Бабушку я любила, но, пожалуй, на этом оно и заканчивалось.

Все, что я хотела в юности, – сбежать. Вырваться отсюда, вдохнуть воздух, не пропитанный злобой и предрассудками, сбросить все ярлыки. Забвение казалось мне победой.

У меня получилось уехать, и жизнь раскрутилась как карусель. Все складывалось даже лучше, чем я могла рассчитывать.

Но потом рухнуло.

И вот спустя восемь лет я вернулась сюда, на порог этого дома, полного воспоминаний и боли. Уже не как гость, заглянувший на пару дней, а как хозяйка.

Но больше мне спрятаться негде. У меня ничего не осталось, только этот дом, это гиблое место и желание вернуть себе себя.

Я вздрогнула, заметив, что меня в упор рассматривает тучная старушка в грязном халате. Сначала я ее не узнала, слишком сильно постарела Тамара Васильевна, соседка. Она, прищурившись, слеповато, но пристально смотрела на мою машину, а я тем временем вытащила ключ из зажигания.

Как быстро мне напомнило это место, какие бестактные бывают деревенские люди. Вот уж где не забудут напомнить, кто ты и откуда, сколько не лепи себя за пределами этого места. Я заставила себя улыбнуться и повысила голос:

– Здравствуйте!

В ответ со мной не поздоровались, что по местным меркам казалось едва ли не прямым оскорблением. Соседка только еще более недобро прищурилась, опираясь на грабли.

– Это я, Ася. Не признали?

– Батюшки, – всплеснула руками Тамара Васильевна, ее лицо удивленно вытянулось, но затем снова сморщилось, приняв оценивающее выражение и долю упрека. – Здравствуй-здравствуй, Ася. Да ты чего, как кочегар чумазая-то? Не признала, конечно. Думала, очередная мошенница. Я тут их гоняю.

– Мошенников?

– Ну да, – хмыкнула Тамара Васильевна, сдвигая густые брови. – Цыгане, да всякие ушлые. Лазают, шарят, да ищут, чем поживиться. Знаешь, сколько их тут развелось?

– Не представляю, – ответила я и шагнула ближе.

– О-о, – соседка смачно цокнула языком. – Один раз вон прямо под окнами у вас ковырялись. Думают, раз старуха, так не вижу. А я, вон, Звонка к вам во двор посадила. Он у меня брешет, как черт. Только кто подойдет и сразу вой на всю улицу. Вот и не добрались до вашего добра. Скажи спасибо, что я еще живая. А то бы растащили все – приехала бы сейчас к голым стенам.

– Спасибо, Тамара Васильевна, – искренне поблагодарила я и огляделась. – Так Звонка теперь можно убрать со двора, раз я приехала?

– А тебе что, скотина мешает? – фыркнула она. – Он до двери не дотягивается. Пущай сидит, охраняет.

– Ну, пущай, так пущай, – пробормотала я, скрывая усталую усмешку.

– А ты чего вернулась, Аська?

Ну конечно, куда без самого главного вопроса. Я устало выдохнула.

– Да погостить просто.

– Надолго?

– Может лето поживу…

Тамара Васильевна понимающе покивала, а я вернулась к машине и достала с заднего сиденья несколько сумок, сколько могла унести за раз. Нащупала в кармане ключ и пошла во двор. Звонок разрывался, игнорируя хозяйкино «место, паскуда». Соседка продолжала вещать, перекрикивая собаку:

– Да заросло у вас тут все, Аська. Некому убирать. Мой в том году косил траву, да разве ей что станет? Она и к нам уже вон от вас лезет.

– Я прополю, – заверила я соседку.

– Ты это... если тебе молоко или яйца нужны будут – не стесняйся. У меня куры несутся, а молоко вон у соседки корова дает хорошее, жирное.

– Хорошо, спасибо.

Я подошла к двери и словно в вакуум погрузилась. В груди такой тоской защемило, что аж дышать тяжело стало. Я провалилась вглубь себя, перестав слышать соседку. Дом стоял притихшим замершим существом. Краска облупилась, а над крыльцом осы свили гнездо. Но не это заставило слезы вновь подкатить к горлу. Скорее, физически осязаемое чувство невосполнимой потери и пустоты.

Раньше я всегда приезжала к открытым дверям, видела бабушкину тень в окне. Из дома пахло вкусной выпечкой и стираным бельем. Здесь звучали голоса. Никогда прежде я не утыкалась в закрытую дверь.

Ключ со скрипом вошел в проржавевший замок и туго щелкнул, заставив вздрогнуть. Я толкнула дверь и на меня пахнуло сыростью и затхлостью, а еще одиночеством и забвением – неизменными спутниками оставленных хозяевами домов. В этом запахе всегда есть что-то от горя и обиды.

Глава 2.1 Ася

Я еще долго не могла уснуть: старый дом скрипел, кряхтел, словно нашептывал свои жалобы. Мне мерещились осторожные шаги в темноте, да еще и ночью пожаловали крысы. Их я не боялась, но противное шуршание со стороны кухни не добавляло спокойствия. В конце концов усталость взяла свое, и я крепко проспала до утра, закутавшись в одеяло по самый нос.

Проснулась от надоедливого лая Звонка и нежного щебетания птиц, которые устроили себе привал на дереве под окном. Старые остекленные окна не чета пластиковым – о шумоизоляции и мечтать не стоило. Золотые рассветные лучи пробивались сквозь старые кружевные тюли, и я отметила про себя, что их надо снять и постирать, там наверняка тонна пыли.

По привычке я сразу потянулась к телефону и с досадой поняла, что связи нет. В этих краях нужна другая симка. Досадливо вздохнув, я решила не разлеживаться, потому что дел в планах было невпроворот. День выдался солнечный, яркий и завтракала я, усевшись прямо на ступенях крыльца, наслаждаясь свежим воздухом и звуками просыпающейся деревни. И даже на фоне этого вокруг было удивительно тихо. Совсем не так, как в городе, где утро начинается с гудков машин, сирен, хлопанья дверей и криков соседей.

Умяв кофе с бутербродом, заметила, что Звонок печально замер у своей будки, щуря глаза и внюхиваясь в воздух. У собаки не было ни воды, ни еды. Интересно, Тамара Васильевна про него не забыла? Но судя по худобе пса, она не часто про него вспоминала.

Звонок был маленькой черной собачкой с грустными карими глазами, худенький до остроты костей и нервный от постоянной жизни на цепи. Понадеявшись, что он не воспримет меня как угрозу, я осторожно поставила перед ним миску с водой и тарелку с хлебом и ломтиком колбасы. Звонок вцепился в еду с такой поспешностью, что у меня кольнуло сердце. Ну как же так можно с собакой?

После этого я привела себя в порядок, завела машину и поехала по делам. Райцентр был полон людей, почти как в городе. Здесь жило больше десяти тысяч человек, которые сосредотачивались в центре, где стояли все основные магазины и административные здания.

За три часа я успела заехать на шиномонтаж и привести в порядок колесо, купить новую симку, закупиться продуктами, кормом для Звонка и бытовыми принадлежностями, найти печников, которые пообещали приехать после обеда, но заломили такую цену, ссылаясь на дальность и плохую дорогу, что я едва не отказалась. Но перспектива мерзнуть в холодном доме давила сильнее скупости, и я нехотя согласилась.

На самом деле, я в теории знала, как чистить дымоход, но никогда не делала этого сама. Ладно, на крышу я и сама могла залезть, но вот после прочистки трубы в дымоходе нужно было разбирать часть кирпичной кладки, и я боялась, что напортачу и сделаю только хуже.

Также успела заехать в магазин техники и купить себе небольшую электрическую плиточку, рассудив, что так будет экономичнее и экологичнее, чем постоянно менять туристические баллоны, которых хватает ненадолго. Работать с вторсырьем здесь пока никто не научился.

Залив напоследок полный бак, я купила на заправке кофе и отправилась назад. Дорога проходила меж полей и лесопосадочных защитных полос, которые набирали зелень и подсвечивались под еще невысоким солнцем. Очень живописно вилась лента асфальта, но вот его качество действительно оставляло желать лучшего. Особенно близ деревни, где начиналась гравийка и виднелись опасные ямы, в которые я попадала, морщась при этом как от боли каждый раз, когда в машине жалобно стучала подвеска.

У забора меня снова ждала Тамара Васильевна. Стояла, вскинув руку козырьком, чтобы ничего не упустить. Я припарковалась, вылезла из машины и поздоровалась, и она тут же нашла тему для разговора:

– А ты на субботник то завтра пойдешь? – спросила она, без прелюдий, как будто продолжала незаконченный разговор.

– Какой субботник? – мимоходом поинтересовалась я, вытаскивая из машины во двор покупки.

– Памятник убирать будут, девятое мая ж на носу. В группе написали – всем прийти, кто сможет.

– У вас даже сельская группа есть? – удивилась я, утирая пот со лба – припекало.

– Конечно, – с гордостью кивнула соседка. – Все новости там, туда же председатель важные сообщения присылает. Удобно, знаешь ли.

– А-а, – протянула я, закрывая машину и подходя к Тамаре Васильевне. За ее спиной я заметила дед Колю, ее мужа, который выкапывал одуванчики. Я поздоровалась с ним и снова обратилась к соседке: – А меня туда добавите?

– Кто ж знает, – прищурилась соседка. – Но я спрошу у Ленки. Учительница твоя, помнишь ее?

– Елена Александровна?

– Ну да. Она у нас продвинутая, всех нас научила телефонами пользоваться. Чуть что – мы к ней идем. Внуков-то пока дождешься... Приезжают раз в полгода. А я, бывает, как нажму куда, сама не понимаю, чего сделала... – покачала она головой, поправляя платок и посмотрев мне за спину, указала торопливо. – О, Аська, гляди-гляди, наш новый председатель! Видала?

Я обернулась и увидела, как из-за небольшого подъема главной улицы неторопливо выкатил огромный белый «додж» моего супермена. Я обомлела, не отводя взгляда от машины. Твою ж мать, так это он председатель? Он тут теперь главный? Вчерашнее его «не спали мне деревню» заиграло новыми красками.

Охренеть можно!

Пока мы беззастенчиво пялились на машину, она поравнялась с нами. Тим кивнул нам в знак приветствия, и, не останавливаясь, проехал дальше – очевидно, к конторе, откуда и шло все управление колхозом.

Глава 2.2 Ася

Следующим утром я вытащила из гаража велосипед, очень старый дедушкин «Урал» с переваренной рамой, облупившейся краской, проржавевший, со спущенными колесами и совершенно сухой скрипящей цепью. Он давно потерял свой естественный цвет, потому что его не раз перекрашивали в совершенно уродскую голубую краску для окон.

Помню, когда я была мелкой, лет в восемь, научилась ездить на нем под рамой, потому что велосипед был для меня слишком высок, а другого, подходящего по росту, мне просто не могли купить.

Так и ездила. Сейчас, вспоминая и представляя, как это выглядело со стороны, я лишь мучительно застонала, чувствуя себя тем еще шутом.

Я решила не тратить бензин и в пределах деревни передвигаться на велосипеде, поэтому подкачала колеса, смазала цепь, прикрепила грабли к раме на всякий случай и поехала на субботник.

Он проходил возле конторы, обновленной после ремонта, да еще и с новой кровлей. В последний раз, когда я ее видела, наверху был рассыпающийся шифер и крыша нещадно протекала. Обновление фасада выглядело впечатляюще и, если честно немного сюрреалистично на фоне остального пейзажа. Здесь в последние лет десять только все разрушалось, закрывалось, продавалось. А эта контора теперь сияла как золотая монета, но я заметила, что и стоявшую рядом столовую тоже начали обшивать, значит скоро и она засияет. А возле старого магазина я увидела свал строительных материалов, накрытых пленкой.

Внутри поднялось странное чувство, порыв надежды. Если уж это место, покинутое всеми, так усердно пытается выжить, то у меня и подавно получится.

Памятник находился напротив конторы, на большой асфальтированной площади, в окружении старых беспорядочно разросшихся деревьев и рядом с ним уже собралось немало народу. Большинство приехали на новых блестящих велосипедах, кто-то на машине. А я – на старом перекрашенном дедовском «Урале», который скрипел, как старая калитка, намекая, что он уже слишком стар для всего этого.

Года идут – ничего не меняется. В этом месте я всегда была аутсайдером, да и теперь все еще выгляжу в глазах этих людей тотальной неудачницей.

Почти сразу за мной, только с другой стороны улицы на площадь зарулил и белый «додж». Я спешилась и парковала свою груду железа, пытаясь скрыть робость перед односельчанами, которые бросали на меня то любопытные, то косые взгляды, и остро ощущала себя не в своей тарелке. Хотя несколько незнакомых мужчин, стоявших особняком, смотрели вполне нормально. Заинтересованно, но не с враждебностью. Наверное, это новые рабочие, молодые и симпатичные парни, которых привез новый председатель.

Тим в это время хлопнул дверью машины и присвистнул, направляясь ко мне.

– Вот это раритет, Карина, – он беззлобно усмехнулся. – Ты сменила транспорт?

– Только не надо теперь, называть меня Уралом, – пробурчала я, даже не поднимая глаз, и начала отцеплять грабли от рамы велосипеда.

– Я тоже на таком гонял, – заметил он, проводя рукой по ржавому местами рулю с уважением. В его голосе слышались ностальгические нотки и доля веселья. – Под рамой, да?

Я замерла, а потом с невольной улыбкой посмотрела на него, встретив немного ироничный и теплый взгляд. Мне пришлось вскинуть голову, Тим был высокий, а его глаза, особенно оттеняемые загаром, снова привлекли мое внимание, потому что казались серебристо-прозрачными. Сегодня его волевой подбородок был гладко выбрит.

– До двенадцати лет, – пожаловалась я, качая головой.

Мне уже начинали нравиться мальчики, а я все еще ездила под рамой, стыдоба.

– А я в десять пересел, – хмыкнул он. – Хорошо вытянулся за одно лето.

Меня это не удивило. Учитывая его рост, похоже, он каждое лето неплохо вытягивался в детстве.

– Ну что, пошли работать, Карина, – поддразнил он меня.

Я прищурилась, бросив на него недовольный взгляд. Как же бесит это его «Карина». Выдумал, тоже мне, кличку.

Раз уж мы теперь живем в одном селе и, видимо, невольно будем пересекаться, надо это исправлять.

Взяв грабли, я обернулась к собравшимся и чуть не споткнулась, когда увидела презрительные взгляды некоторых женщин. Ревностные и недовольные лица, злой прищур.

– Только приехала, а уже на мужиков вешается. Как была шалавой, так и осталась.

Я охренела.

Не поняла, кто это сказал, они все разом отвернулись. А меня бросило в жар. Слова будто прошили насквозь.

Господи, эти люди не меняются. Но они-то ладно...

Я думала, что меня это уже не тронет, ан нет. Девочка внутри меня трусливо сжалась, едва ноги не подкосились. Да и рядом шел Тим, он вообще обо всех этих сельских драмах ни сном ни духом. Зачем при нем то?

Я бросила на него взгляд украдкой, чтобы понять, слышал он что-то или нет, но его лицо осталось спокойным и нечитаемым. Он посмотрел на меня, подмигнул и свернул к небольшой группе мужчин, здороваясь за руки и обсуждая фронт работ.

Каждому нашлось дело – мне дали задание красить забор. Все той же уродской голубой краской, универсальной вонючей жижей, которой мазали вообще все подряд.

Она воняла так, что у меня очень быстро начала болеть голова, но я упорно продолжала красить забор и ни с кем не разговаривала. Впрочем, со мной тоже никто не спешил заговорить. Даже Тимур Валентинович, как я услышала из разговоров его отчество, не обращал на меня внимания. Он был занят спиливанием сухих деревьев и веток, которые давно требовали вмешательства и грозились упасть кому-нибудь на голову. Тимур уверенно орудовал бензопилой, беспощадно кромсая сухостой и выглядел при этом очень... интересно. Я поймала себя на том, что, то и дело возвращаюсь к нему взглядом и меня это удивило. А еще невольно радовало, что у него очень шумно, и он не слышит гадких перешептываний от стайки женщин с граблями.

Глава 2.3 Ася

– Окей, Ася, – спокойно отреагировал он, но веселые нотки, которые я обычно слышала в его голосе, исчезли.

Считав мое настроение, он тут же стал серьезным, но добавил:

– Если что, обращайся в контору. Ты здесь не одна. Мужики помогут, если понадобится.

Ага, помогут. А потом догонят и еще помогут. Плавали, знаем. Я не ответила и не обернулась, пока не услышала, как его машина покатила дальше, журча мощным мотором.

И мгновенно на меня накатила усталость, заставив сгорбиться и почувствовать себя отвратительно. В душе царил раздрай. Боязнь увидеть презрение в лице человека, который почему-то помогал мне и относился хорошо, была выше потребности в помощи и общении.

Лучше пусть он сразу думает обо мне плохо, чем я в какой-то момент увижу разочарование в его глазах. Лучше пусть вообще не появляется больше. Я сюда приехала, чтобы побыть одна, восстановиться. А этот… супермен… только вносил смуту в мою отстраивающуюся заново жизнь.

Да, лучше держаться от всех новеньких подальше. Так будет безопаснее для всех нас.

И вообще, я не понимала, зачем ему все это нужно? Помощь какая-то... И кому? Совершенно неизвестному человеку. Своих дел что ли мало? Или просто увидел новое лицо и стало интересно?

Черт бы его побрал и всех, кого он привез!

Заиграла мелодия, заставив меня вынырнуть из пучины вины, злости, обиды и непонимания. Я облокотила велосипед о стену дома и достала телефон. На экране высветилось – Лера.

– Привет, засоня, – ответила я, принимая входящий видеовызов, и наблюдая, как Лерка в красивом шелковом халате цвета топленого молока готовит себе завтрак. Утро у нее было совершенно другим: сначала полный комплект утренней рутины, а затем авокадо на тосте, нежное солнце сквозь шторы и ароматный кофе.

Она приблизилась к экрану, перестав намазывать авокадо на тост. Брови ее сошлись на переносице.

– Так, что случилось? – спросила проницательная подруга, безошибочно считав все с моего лица.

– Ничего, – соврала я, садясь на крыльцо и прячась в тени от палящего майского солнца – уж слишком жаркий выдался этот май. – Только проснулась?

Леру было не провести. Она в молчании отложила нож, отпила кофе и посмотрела так, будто без слов видела все, что у меня внутри.

– Ася, я же вижу. Кто-то обидел? Или снова накатило из-за Леши? Расскажи, пока я не начала собираться в дорогу. У меня есть твой адрес, между прочим.

Я невесело рассмеялась, покачала головой и закусила губу. Потом просто уставилась вдаль, на деревья за оградой. И вдруг... я не выдержала. Слова полились сами как рвущийся поток. Я захлебывалась во всем этом, в боли, в гневе, в горечи. В воспоминаниях, от которых хотелось омыться. Лера не понимала, за что они так, и я впервые в жизни решилась рассказать кому-то об этом.

– Мальчик, который мне нравился, его звали Максим, предложил покататься... – тихо начала я, вспоминая. – Это было очень круто, по тем меркам, и я как влюбленная дура села к нему в машину, – закусила губу и покачала головой, скривившись от боли. – Невероятная дура. Отец давал ему машину лет с тринадцати, и он был самым популярным у нас в деревне. Я не устояла. Мы прокатились до озера, а потом он начал приставать. Не просто обнимашки, поцелуи, понимаешь? Ему нужно было больше. А мне было пятнадцать и хоть я уже много всего знала про «это», но готовой себя не чувствовала. Да и в старой шестерке в первый раз мне это делать совсем не хотелось. Я поотбивалась, и он принял отказ, но обиделся страшно. Молча отвез меня на окраину деревни, сказал «выметайся из моей тачки» и уехал, – я не подбирала слов, рассказывала, как есть, порывисто, эмоционально, словно выпустив наружу ту малышку Асю, которая еще не знала, что тот вечер станет для нее началом кромешного ада, длинной в три года. – Тогда я тоже обиделась, шла задними дворами и плакала от его грубости и от всей этой ситуации. Но пришла домой, успокоилась и легла спать. На следующий день я не понимала подколок окружающих, не знала, о чем они говорят. Макс со мной вообще не разговаривал, лишь демонстративно кривился, а окружающие, будто понимая эту игру, начинали ржать. Одна я не могла понять, что происходит.

Я смотрела в пустоту, но на самом деле вглубь себя и в прошлое. Эти воспоминания несли в себе много безнадежности, в которой я тогда оказалась.

– А потом, моя школьная подружка рассказала кое-что. Все видели, что мы уехали, и пацаны начали подкалывать его. Макс сказал им, что мы занимались сексом в его машине, и что он был у меня не первый. И за смешками и шуточками предложил признаться, кто же это сделал раньше. Сам того, не подозревая он создал отвратительную игру, которая быстро вышла из-под контроля. Там нашелся и первый и еще куча тех, кто меня хорошо так попробовал до Макса. И вот, не прошло и недели, я из обычной девчонки превратилась в крайне любвеобильную особу. И хоть они знали насчет себя, что каждый из них врет, насчет других не были так уверены или просто втянулись в эту игру, не знаю, – я покачала головой презрительно скривившись в отношении тех событий. – Им было весело, а последствия этой гадкой игры разрастались как снежный ком. Я стала изгоем, со мной перестали общаться девочки из школы, ежедневные подколы и издевки делали свое дело. Чем больше про меня говорили, тем больше я задирала нос, огрызалась, презирала их. И им это не нравилось. Я должна была быть жалкой, а не гордой. Впрочем, я и была жалкой, просто им не показывала. Эти слухи и до взрослых дошли, до бабушки и дедушки. Они поверили им. Был ужасный скандал и много обоюдного разочарования. Я тогда чуть не вздернулась.

Лерка аж покраснела от злости.

– Не могу поверить, что такое вообще возможно! Они там все совсем без мозгов?!

– Я мечтала исчезнуть тогда, – прошептала я как признание. – Просто раствориться. Чтобы никто не смотрел на меня так.

– Я уже хочу сжечь эту чертову деревню, – зло пробормотала Лера.

Ее поддержка затопила меня. Она не представляла, что значило то, что она даже не усомнилась в моих словах. Я закрыла глаза, впервые за долгое время позволяя себе просто почувствовать, что кто-то на моей стороне в этой ситуации, ведь такого никогда раньше не случалось. Без каких-либо «но». Безоговорочно.

Глава 3. Тим

Выгрузив из пикапа ветки, я поморщился. Незаконная свалка, куда сгружали все ненужное и отжившее – вот куда меня отправили, потому что больше и некуда. Еще один вопрос, который стоило решить, потому что когда данный факт всплывет, неприятно будет всем. И встал он в конец чуть ли не бесконечного списка дел, которые нужно решить в Луговском.

Я выпрямился и вытер руки о джинсы, к ладоням прилипли древесные опилки. Солнце било в лицо, от раскаленной машины веяло жаром. Погода стояла что надо, пока нам везло. В поле бы отправить тех мужиков, что на субботник вызвались, да никуда не денешься от сельских обязанностей. С этим тоже нужно разобраться.

Эта деревня оказалась гораздо запущеннее, чем я ожидал. Не уверен, что знай я полную картину, купил бы этот колхоз. Но цена была приятная и статистика мне нравилась. Многие говорили выжимать все, не вкладываться в село, но я работал по другим принципам. И в долгую. А значит со всем придется разобраться, методично и без суеты.

Я снова взглянул на овраг. Природная складка земли, а превратилась в черную глотку. Внутри торчали кинескопы от старых телевизоров, куски мебели, мешки, пластиковые бутылки. Некоторые надутые, будто ждали часа, чтобы лопнуть.

Нужно будет дать Кире поручение – пусть обзвонит, узнает, кто занимается опасными отходами.

Надвинув кепку пониже, я отправился к пикапу и поехал назад. Проезжая по главной улице, снова увидел Карину, она сидела на крыльце, привалившись к косяку и, судя по всему, говорила с кем-то по видеосвязи.

Странная она девчонка. Вроде местная, а так отличалась от всех, с кем общался здесь. Она еще с первого раза в память запала. Может, потому что не часто встречаешь женщин, ревущих над колесом так, будто они оплакивают погибшего. Знал бы тогда, что она до Луговского едет, сопроводил, такой потерянной она мне показалась. Хотя вечером того же дня была уже в порядке с виду.

Карина эта – одни сплошные контрасты. Сегодня с утра улыбалась, а к обеду уже чуть ли не послала. Я усмехнулся. И все-таки было в ней что-то интересное, взгляд она притягивала сразу, хотя была даже не в моем вкусе. Я предпочитал брюнеток.

Но сегодня не раз ловил себя на том, что то и дело отыскивал ее среди людей, пока Карина была на субботнике. Бзик какой-то.

Когда вернулся, мужики уже загрузили до верха кузов грузовика, остались небольшие чурки, которые можно будет увезти на моей, чтобы грузовую не гонять еще раз – пусть в гараж едет и на поле после обеда. Общая работа уже закончилась, осталось только мусор вывезти, но разошлись по домам отнюдь не все.

Группка женщин, сбившись в круг, стояли в тени клена, бросая на меня привычные многозначительные взгляды, которые, видимо, должны были означать флирт, и яростно что-то обсуждали.

– Поражаюсь ее наглости, пришла как будто ждали ее здесь. Стыдоба. Не позорилась бы, не высовывала носа.

– Да она всегда такой была. Ни стыда, ни совести. Морда тяпкой вечно.

– Да потому что пороть ее надо было за все гуляния. Был бы отец как у меня, убил бы еще после первого раза.

Я прошел мимо, таща несколько чурок и закидывая в машину. Они чуть снизили голос, но были слишком увлечены сплетнями, чтобы завершить их. Я усмехнулся. Это, вероятно, про Карину говорят. Вот прав же, есть в ней что-то интересное. Вон местным даже жара нипочем вдруг стала ради обсуждений, а ведь полчаса назад они изнывали от духоты и грозились упасть в обморок, заискивающе улыбаясь.

– Я вообще не поняла, че она здесь делает.

– Так говорят разведенка она теперь. Бросил ее муженек, вот и приползла сюда…

Ко мне подошел Матвей, один из ребят, что я привез сюда вахтой и тоже закинул несколько чурок в пикап. Он бросил немного удивленный взгляд на женщин и покачал головой.

– Они уже по третьему кругу полоскают эту девку. Одно и тоже, только каждый раз деталей больше. Разгони ты их уже, а.

Я хмыкнул.

– Тут я бессилен, – негромко сказал я, но посмотрел на женщин, и они чуть затихли. – Это они Карину обсуждают?

– Нет, Аську какую-то, кажется эта та блондиночка, что забор красила – сказал Матвей, когда мы пошли за последней партией чурок. Он усмехнулся, глянул на меня искоса, с лукавым огоньком в глазах. – Судя по всему, девчонка на передок слабая. Так что можно подкатить, если совсем тоскливо станет. Так-то красивая зараза.

– В сельские россказни верить верный знак по яйцам получить, – я подхватил несколько чурок и пошел к пикапу. – Ты, если тоскливо станет, мне скажи. Я тебе дополнительную смену поставлю.

Он догнал меня, смеясь.

– Так-то попытка не пытка, – весело продолжал Матвей, игнорируя мое предложение. Кажется, ему все больше нравилась собственная мысль о том, чтобы подкатить к Карине. А вот мне как-то не очень. – Да не расстраивайся, начальник, если правду говорят, ее и на тебя хватит. А я как самый молодой и красивый и узнаю, м?

Я только усмехнулся и покачал головой. Закинул чурки сильнее чем следовало, отчего они едва не выпали, и сел в машину, глядя в зеркало заднего вида, как Матвей фиксирует задний борт.

А в голове крутилось услышанное: разведенка, приползла, слабая на передок.

Черт возьми, а так ведь и не скажешь, лицо она держит прекрасно. Этот горделивый сдержанный образ так и стоит перед глазами. Я завел машину и дал по газам, взметнув облако пыли. По дороге на свалку невольно бросил взгляд на дом Карины. Ее на крыльце уже не было.

Глава 4.1 Ася

После того дня я решила, что буду как можно меньше появляться на людях и уж точно больше не пойду ни на какие собрания и субботники. В общем, история повторялась, я снова избегала людей, но на этот раз сама, осознанно выбирала путь одиночества.

С Тимуром мы больше не пересекались. Он не приезжал, а я, хвала всем богам, не попадала в ситуации, которые требовали бы его вмешательства. Но мой дом стоял на центральной улице, и я каждый день видела его машину. Тимур мотался по делам в любое время суток.

Я знала, что мы все равно встретимся, в таком-то пространстве это без вариантов. Но пока страдала от чувства вины за свою резкость, навела о нем справки.

Власов Тимур Валентинович, тридцать два года, в разводе, есть сын от первого брака. Живет мальчик либо с ним, либо с матерью Тимура, пока мужчины семейства таскают в дом «мамонта». Я зачем-то прогуглила его бывшую жену, Веронику, и обалдела от того, какая она красотка – высокая брюнетка модельной внешности. Она вела блог, у нее были сотни тысяч подписчиков и очень активная, красивая жизнь.

Тимур начинал как управляющим одной из компаний отца. А три года назад он купил первый колхоз. После наведения порядка и налаживания работы назначил управляющего и перешел к следующему проекту. То есть, к Луговскому. Наведет здесь порядок, поставит на поток и покинет эти места. И вряд ли я когда-нибудь снова его увижу.

Возможно, это и к лучшему.

Почитав о работе его компании, я сделала выводы, что он везде пытался улучшить жизнь местным. Если покупал землю, вкладывался и в село, что позволило заработать хорошую репутацию и лояльность сельчан. Это мне понравилось, может, наши старики перед смертью не окажутся отрезанными от остального мира благодаря Власову.

Впрочем, мысли о нем скоро отпустили меня: Лера с тревогой сообщила, что мой бывший муж написал ей в поисках меня. Мое сердце в тот миг ухнуло куда-то вниз.

Он открестился от меня, молчал даже тогда, когда я испуганная и разбитая молила его поговорить, когда обрывала телефоны его друзей и порог квартиры его матери. Когда мне так были нужны ответы или хоть какие-то объяснения. Потом, когда Антон запретил мне даже пытаться выйти с ним на связь, пока идет суд, я смирилась.

И теперь я не хотела его больше видеть. Никогда в жизни. Лера, конечно, послала его подальше, но тревога в моей душе осела тяжелым камнем.

Я боялась, что он догадается, где меня искать, когда поймет, что в городе меня нет. Ведь написал после суда, значит, приглядывал за мной.

Он уже приезжал в Луговское однажды – знакомиться с моими. И если он захочет меня найти, то вспомнит дорогу.

В следующие дни, стараясь заглушить тревогу, я занялась наведением порядка в бане. Развела глину и замазала печь там, где она потрескалась – перекладывать ее у меня точно не было возможности. Замазала обвалившийся потолок. С этим оказалось сложнее из-за протечки крыши. Видимо, мне придется забраться повыше, если не хочу, чтобы все снова отвалилось. И сделать это нужно до дождей.

Взобравшись по шаткой старой лестнице на крышу, я оглядела фронт работ. Затем осторожно, чтобы не повредить остальной шифер, убрала тот, что лопнул и частично провалился. Рядом трещал еще один, и каждый шаг грозил провалом. Замену я отыскала в дедовой пристройке, где хранились самые странные вещи на случай, если «авось пригодится». Лист я, кряхтя и матерясь, но все же затащила по лестнице наверх.

Никакой гидроизоляции и тем более утеплителя здесь и в помине не было – просто шифер лежал на обрешетке. Я не раз помогала дедушке в мужских делах, поэтому знала, что нужно делать. С этим проблем не было, а вот с тяжестью, страхом, что меня не выдержит соседний лист, и собственной неповоротливостью на высоте я не знала как справиться достойно.

Там, сражающейся с шифером высоко на крыше, меня и застал Власов.

Тамара Васильевна, сплетничавшая у своего двора с Надеждой Павловной, – грозной вдовой, всю жизнь проработавшей в сельсовете, – махнула ему рукой, когда он проезжал мимо. Он остановился, опустил стекло и о чем-то заговорил с женщинами.

Я слышала их возмущенные голоса, пока они на что-то жаловались, а потом посмотрела на него как раз в тот момент, когда он поднял взгляд и устремил его в мою сторону. Сосредоточенно, без улыбки и удивления. Просто взглядом мужчины, который всегда замечает то, что происходит вокруг.

Сердце забилось чаще от его строгого вида. Он сдержанно кивнул мне и снова посмотрел на жалующихся старушек. Этот мужчина был из тех нормальных, кто понимает, что «нет» – это действительно «нет», а не побуждение к действиям. И не сказать, чтобы в данную секунду меня это радовало. Потому что руки дрожали от напряжения, шифер подо мной скрипел, а я никак не могла затащить новый лист и уложить его.

Сказала, что не нужна помощь, вот и получай.

А может, он уже узнал все подробности моего прошлого от сельчан и просто не хочет пачкаться общением со мной? Что ж, придется наступить гордости на горло и узнать, а заодно как раз и извиниться за свою вспышку.

Поймав себя на мысли, что противоречу себе, я отогнала ее подальше и набрала в грудь побольше воздуха.

– Тимур Валентинович! – крикнула я, перебивая женщин рядом с ним. Все вскинули на меня взгляды. – Здравствуйте!

Он вопросительно приподнял бровь. Не игнор, уже хорошо.

Глава 4.2 Ася

После обеда, когда воздух повис над деревней горячей пеленой и все вокруг затаилось в полудреме, я решила съездить на кладбище. Оно располагалось чуть вдали от деревни, как и полагается. Я хотела побывать там сразу по приезде, но дела заставили отложить поездку. Остановившись возле забора, я вошла в нужную калитку и прошла к могилам.

По большей части кладбище было убрано – перед Родительским днем здесь всегда наводят порядки, – но многие могилы оставались неухоженными, как и могилы моих дедов. Я предполагала заранее, что так и будет – не осталось никаких родственников, которые могли бы ухаживать за ними, но этот вид отдался болью где-то в груди.

Постояла немного рядом, не зная, что им сказать, и приступила к уборке. Пока воевала с сорняками, думала о том, что нужно бы заказать плиты, чтобы ничего не росло и не забивало могилы. Если так сделать, то они будут выглядеть хорошо, даже если я не буду приезжать каждый год. Но на это предстояло еще заработать.

Я никогда не умела общаться с мертвыми. Слова казались странными, чуждыми, ненужными. Но пока убиралась, вела внутренний диалог, прекрасно зная, что бы ответил дедушка или что бы сочинила бабушка. Я слишком хорошо их знала – они никогда не менялись. Даже тогда, когда мне это было очень нужно.

Проклиная майскую жару, я утерла пот со лба и заметила, что машина, ехавшая мимо, в клубах пыли теперь заворачивает в сторону кладбища. Учитывая, как часто мы случайно встречались с Власовым, я сначала подумала, что это он. Это было бы уже даже забавно.

Но вскоре я смогла разглядеть, что машина другая, тоже белый пикап, но, кажется, «тойота». Она остановилась рядом с моей, и я чуть не застонала, когда из нее вышел высокий светловолосый мужчина, в котором я тут же узнала бывшего одноклассника. Того самого Макса. Вот уж неприятный сюрприз.

– Ни фига себе, думал, что обознался, а это реально ты, Волкова, – он направился ко мне, и я напряглась.

Сформированный рефлекс из детства – рядом с ним я теперь всегда чувствовала опасность.

– Привет, – бросила я и отвернулась, заметив, как он знакомо облапывает меня сальным взглядом, и едва сдержала дрожь отвращения.

– Когда мне сказали, что ты типа тут поселилась, я подумал – врут. Реально, что ли, вернулась? Типа в городе не получилось? – он остановился слишком близко, создавая ощущение, будто я ползаю у него в ногах.

– Почему я не могу просто приехать погостить в деревню? – отозвалась я спокойно, но внутри все натянулось.

– Так все отсюда сваливают, вот почему, – фыркнул он.

– Ну ты же здесь, – заметила я, не поднимая глаз. – И Женька тоже, насколько я поняла из рассказов Тамары Васильевны.

– Я здесь еще на два сезона, а потом тоже свалю.

– М-м... – промычала я, продолжая вырывать сухую траву.

– Я хату взял в городе, туда буду перебираться. Друган сказал, что агрономы там тоже нужны. Эта дыра уже в печенках сидит. Но бабки тут платят, не жалуюсь, деньжата постоянно водятся.

– Понятно.

Мне было абсолютно плевать на его дела. Каждое слово от него звучало, как назойливый гудок, раздражающе, грубо и крайне неуместно. Хотелось, чтобы он ушел. Настолько сильно хотелось, что аж затошнило.

– А че, Аська, может, покатаемся вечерком? По старой дружбе? – предложил он с явным намеком в голосе.

Я подняла на него взгляд, глядя в его пивное лицо и массивную фигуру. Он не был толстым, нет, но каким-то расплывчатым, рыхлым. И только темные глаза остались прежними – те самые, которые когда-то заставляли меня сжимать дневник у груди и мечтать. Он был красивым мальчиком. Бесстыдно красивым. Спортивным. Самым популярным. И когда-то он сказал мне те же слова: «Покатаемся, Ась?».

Покатались, ага.

– Нет, – твердо ответила я, даже не стараясь подобрать выражения.

– Да че ты ломаешься? – ухмыльнулся он, похоже, приняв мой отказ за кокетство. – Покатаемся, пивка попьем, за жизнь побазарим, расскажешь, че-каво у тебя там.

– Я сказала – нет, – отрезала я жестко, чувствуя, как во мне поднимается волна отвращения. – Уйди, Макс, ради всего святого. Я к своим приехала, с ними хочу побыть.

Он фыркнул пренебрежительно, качнул головой, будто я разыгрываю спектакль.

– Да ладно, истерику не поднимай, тоже мне, – он поддел носком землю и швырнул в мою сторону, после чего развернулся и пошел к машине. Вся его спина была мокрой от пота, и шел он грузно, тяжело.

Меня замутило от воспоминаний, от его отношения, от того, что уже не исправить, что впечаталось в меня грязью, которую не отмыть. Машина отъехала, и я прижала руки к глазам, чтобы не дать пекущим слезам пролиться.

Опять плакать хочется, да что ж это такое. Я думала, что научилась быть взрослой. Что эмоции больше не рвутся изнутри так, как в юности. Но внутри все кипело: злость, стыд, обида – детская, невыносимая, с той горечью, которая появляется, когда тебя не защитили.

– Не смей плакать из-за них, Ася, – тихо прорычала я себе под нос, задрав голову и быстро заморгав. Замерла, глядя в небо, и прошептала: – Почему ты мне не поверила?

А потом посмотрела на фотографию бабушки. Ее добрые глаза в черно-белом овале смотрели чуть в сторону. Как будто не видели меня.

Глава 5. Ася

Я улыбнулась, когда увидела, что у конторского забора стоят в ряд велосипеды. Такая уж тут привычка у местных, ездить на работу на великах, и так было принято, сколько я себя знала. Я припарковала машину и, позвякивая ключами, направилась к новым широким дверям.

Контора и правда обновилась не только снаружи, но и внутри. Эхо разносило голоса работников, рассевшихся по кабинетам, и совсем не создавалось впечатление пустоты, как еще несколько лет назад, когда работало всего два кабинета.

Это осознание изменений действительно рождало мысли о том, что все не так плохо. Деревня, кажется, приостановила свое медленное умирание. Пусть не расцветает, не растет, но держится.

В конце концов, Тим привез с собой много народу, село пополнилось новыми людьми, и это играло большую роль для местных. А если изменения вселяли надежду даже в меня, что уж говорить про тех, кто собрался доживать свою жизнь в этом месте.

После оплаты всех долгов, мы с Натальей Александровной вышли на улицу. Я смотрела на бывшую библиотекаршу, привившую мне любовь к книгам и невольно отмечала, как она постарела.

Стоя на широком крыльце и глядя, как ветер треплет молодую листву на деревьях, мы неспешно беседовали. Она рассказывала о своих детях, спрашивала про меня аккуратно, без навязчивости.

Вдруг конторская дверь резко открылась и нас чуть не налетела высокая худощавая дама со строгим пучком светлых с проседью волос. Она чуть запыхалась, лицо ее выглядело раздраженным, когда она пыталась папку с бумагами засунуть в пакет, который на улице начал трепать ветер.

– Некогда ему, некогда… А я тут без дел что ли сижу? – яростно бормотала она.

– Аркадьевна, ты чего ругаешься? – мягко поинтересовалась Наталья Александровна, оглядывая женщину, воюющую с пакетом.

Я не выдержала, сделала шаг к ней и придержала его. Она отрывисто кивнула в знак благодарности.

– Нет, у него машина под жопой, но ему некогда, видите ли, у него дела, – она всплеснула руками. – А у меня не дела? А мне пешком что ли в гараж идти? Да еще и в бугор!

– Да куда тебе идти-то, выдохнешься, пока поднимешься, – покачала головой Наталья Александровна. – Подожди уже здесь, жара такая.

– Да у меня все дела стоят, подпись нужна. Другой отдел тоже требует, а я как им объясню? Пойду в гараж, пусть еще и поплохеет, чтобы ему стыдно стало.

– Я на машине. Если хотите, я вас отвезу и привезу обратно, – вдруг предложила я, поддавшись какому-то порыву.

Путь в гараж от конторы не близкий, километра три, еще и наверх, действительно станет плохо человеку, тут уже будет не до проучиваний. Аркадьевна посмотрела на меня удивленно, потом перевела взгляд на Наталью Александровну.

– Это Ася Волкова, вот недавно вернулась в деревню, она местная, до гаражей точно довезет, – посмеялась Наталья Аркадьевна.

– Ася, я буду вам очень благодарна, – поняв, что можно избежать подобной участи, Аркадьевна быстро ухватилась за возможность. – Если у вас есть время и не затруднит, я с радостью приму ваше предложение.

– Тогда пойдемте, – улыбнулась я, и, тепло попрощавшись с Натальей Александровной, мы двинулись к машине. – Только у меня кондиционера нет. Но можно открыть окна, если не боитесь ветра.

– Это будет отлично, – кивнула женщина и села на пассажирское, устроив пакет на коленях. – Меня Рая зовут. Или Аркадьевна, как удобно.

– Приятно познакомиться. Вы недавно приехали? – я повернула ключ зажигания и медленно вырулила с парковки, покатив по дороге.

– Да, я тут с пару месяцев, – кивнула она.

– И как вам жизнь в этих краях?

– А знаете, мне нравится, – женщина улыбнулась и это преобразило ее лицо, скинув ей десяток лет. Теперь казалось, что ей около сорока, не больше. – Я здесь наконец начала спать ночами. После пятидесяти меня стала мучить бессонница, я уже пару лет не спала нормально, а тут не знаю… то ли тишина, то ли воздух. Хотя чувствую, Власов доведет, сегодня вот не усну.

Я вдруг подумала, что мой приезд будет выглядеть крайне необычно, и Тим может подумать, что я специально ищу встречи. Эта мысль заставила меня крепче сжать пальцы на руле. Вот зачем я полезла куда не просили?

Вечно я со своей услужливостью лезу!

– Не переживайте так. Если он в гараже, то быстро все сделаете и будете дальше спокойно работать.

– Да там он, – отмахнулась Рая, а потом потянулась к карману своей сумки. – Можно я закурю?

Я немного удивилась такому вопросу, но кивнула. Она достала тонкие сигареты и прикурила, с удовольствием затянувшись, потом пояснила.

– Я вообще-то бросаю. Просто Власов довел…

Я улыбнулась и ничего не сказала, а вскоре уже заруливала в гаражный комплекс, где на огромной стоянке, пропитанной мазутом и топливом, сейчас стоял трактор с сеялкой, возле которого кружили мужчины.

Мы подъехали и остановились. Отвлекшись от разговора, Тим обернулся и закатил глаза, встретившись с раздраженным взглядом Раисы. Он сделал ей жест обождать минуту и вернулся к разговору.

Я подкатила чуть ближе.

– Миш, варианты какие? Мне самому съездить за запчастями? – Тим говорил спокойно, но твердо.

Глава 6. Тим

«Нет, ну не идиот ли ты, Власов?» – пронеслось в голове с такой ясностью, будто это кто-то сказал вслух.

Я обернулся, глядя вслед белой «карине», которая медленно катила к воротам, сверкая чистыми боками, словно еще сильнее подчеркивая, в какое дерьмо я вляпался. Точнее, ее втоптал.

Перед глазами все еще стояло лицо Аси, в тот самый миг, когда я ляпнул про грязь. Она выглядела так, будто я ее ударил или, по меньшей мере, швырнул в нее эту самую грязь.

От щек отлила кровь, глаза потухли, и она закрылась. Моментально.

Это не просто неудачная фраза, я специально хотел уколоть, наслушавшись уже про нее и почему-то испытывая досаду из-за этого. И эффект превзошел все ожидания. Попал я, видимо, в самую цель. И ничего, никакого удовлетворения. Только глубокое чувство сожаления и стойкое ощущение, что я козел.

– Сидоров дал добро, – вырвал меня из мыслей Макс и тоже перевел взгляд на «карину», которая задержалась в воротах.

В открытое окно, Ася с кем-то говорила. Кажется, с тем же Мишкой, что все крутился у своей машины и не мог никак свалить из гаража. Макс прищурился, вглядываясь в этих двоих, и выражение его глаз мне не понравилось. Я знал этот взгляд. Так мужики смотрят на то, что им очень хочется, но чего они не могут получить. Прожигающе, жадно, и с той самой накипающей злостью.

Черт, да что здесь на хрен происходит?

– Знаешь, давай-ка ты подбросишь Мишку до Сидорова, а то он сегодня нерасторопный, я смотрю, – сказал я Максу, и тот гаденько усмехнулся.

– Аська хвостом покрутила, вот и все, мозги пацану отшибло,

– Давай без лирики, Макс, – оборвал я его остро и, заметив, как тот хмыкнул, поторопил раздраженно: – Быстрее-быстрее. Сам сказал – поле стоит. Каждая минута на счету.

Макс скривил лицо так, что мне захотелось сказать ему пару ласковых, но я сдержался.

Меня ждали в администрации района, нужно было подписать пару документов, поэтому я подумал, что это отличная возможность проветриться. Я сел в машину, захлопнул дверцу с глухим стуком и сразу завел двигатель. Не задерживаясь, чтобы проверить скорость исполнения указаний, проехал мимо «карины», обдав ее облаком пыли, и дал по газам, оставляя далеко позади.

Это просто хрень какая-то. Чего я завелся вообще?

Мне вообще дела не должно быть до того, как она тут время проводит. Дернуло то, что Ася бессовестно флиртовала с Мишкой или то, что я понимал, что каждый здесь может к ней подкатить, и она будет ему рада?

Может, потому что я сам заметил сегодня, как красиво она выглядела в своем летнем сарафане на тонких бретельках, который подчеркивал… да все подчеркивал. И бедра, и талию, и грудь, и шею. И волосы ее эти, собранные в косу, красивые тоже, необычный цвет, вроде блондинка, но отливает медью. Глаза ее я давно заметил, еще когда она плакала на той дороге, и небо над ней было того же насыщенного голубого оттенка.

Мишке она улыбалась сегодня широко и открыто, как мне на том субботнике. Ясно было, что история у них общая есть какая-то. Смотрел он на нее, как и они все, так, будто сожрать хотел. Она вообще не замечает это? Или специально мужиков дразнит? Нравится ей видеть это в их глазах? Так и у Матвея шансы весьма неплохи, если он заскучает здесь.

Я сжал руль покрепче, входя в поворот и напомнил себе, что это все еще не мое дело.

Показалась она изначально совсем другой, без наигранной легкости, без кричащей красоты, с тихой спокойной глубиной и искренностью в словах. Вот это «другое» я и уловил, даже не почуял подвоха, хотя я хорошо разбираюсь в людях и за версту чую девушек, с которыми только ночь провести и стоит.

Вообще, что-то не стыковалось. Она особняком здесь держится, даже мужскую работу сама делает, никого не просит о помощи. А какой мужик, захаживая к такой девушке, не помог бы с подобным? А у нее все разваливается, видно, что мужской руки там не было и нет.

Когда показались очертания райцентра, я понял, что всю дорогу размышлял о Карине. Усмехнулся и покачал головой. Бред какой-то.

Следующие пару часов было не до каких-либо размышлений, только дела. Люди здесь нерасторопные, бюрократия выжимает все силы, затягивая, как трясина. Порой легче день на поле провести, чем в этих душных кабинетах пару часов.

Стоило мне выйти на воздух, который я вдохнул поглубже после всех этих приторно-сладких улыбок, как зазвонил телефон, и я увидел на экране видеовызов от мамы. Напрягшись от звонка не по времени, я провел пальцем по экрану и ответил:

– Что-то случилось? – резкую настороженность я не мог скрыть.

Мама махнула на меня рукой и посмеялась.

– Нет, дорогой, все хорошо, но… – она поправила вьющуюся седую прядь, что упала на лицо, и понизила голос. – Поговори с Ромашкой. Ника звонила… в общем, она не прилетит в этом месяце.

Я прикрыл глаза. Вот черт!

Мысленно застонал, уже представляя лицо сына. Он был очень привязан к матери, но она жила за границей и прилетала раз в полтора-два месяца, забирала его на неделю, и они классно проводили время вместе. Ромка не требовал большего, он был окружен моей любовью, а моя мама, сестра и отец в нем души не чаяли. Он не чувствовал одиночества, но эти встречи с Никой были для него чрезвычайно важны. Она была его матерью, и ее заменить не мог никто из нас.

Глава 7.1 Ася

Весь оставшийся день слова Тимура о «грязи» не просто не выходили из головы, они словно въелись в кожу, зудели, не давая покоя, заставляя меня снова и снова вспоминать тот момент. Он мог бы подобрать тысячу других слов, но выбрал именно это. Случайно ли? Или это был тонкий укол, завуалированное сообщение: «я знаю, какая ты».

Если до него уже добрались слухи, если ему передали все эти сказки, то все сходится. Тогда все это обретало неприятную ясность. Он будто поставил границу, очертил круг, за который мне не положено, потому что даже «земля чище некоторых людей».

Чище меня.

Разговор у нас получился отнюдь не такой же непринужденный как обычно, что казалось странным, ведь предпосылок для этого не было. Или я о них просто не знала!

И меня это больно задело. Я не хотела испытывать всю эту сложную гамму чувств, снова ощущать себя испачканной, недостойной.

Пришлось отвлекать себя делами. Нельзя было больше откладывать спасение забора, иначе он грозился завалиться окончательно. Это дело оказалось самым сложным из всех, что я делала в этом доме. Штакетник был очень тяжелым и никак не хотел выпрямляться, чтобы я подставила доску. Но в итоге, провозившись полчаса, я все же одержала победу.

После чего пришло время заняться огородом: я вырывала траву, выкапывала сорняки до самого заката. Час за часом я ползала на коленях, вся в земле, с волосами, прилипшими к вискам, искусанная комарами.

Руки болели, но это была хорошая боль, физическая и понятная, забирающая глухую тревогу. Сама не заметила, как очистила основную часть земли, словно еще боялась себе в этом признаться, но внутри уже решила – огороду быть. Пусть маленькому, лишь для того, чтобы попробовать домашних овощей, сделать овощной салат прямо с грядки или вырвать морковку на зажарку.

Когда солнце скользнуло за верхушки деревьев и жара отступила, из дома вышла Тамара Васильевна вместе с мужем, тут же принявшись давать ему указания, что надо делать. Заметив меня через забор, она проковыляла ко мне.

– Смотрю, ты весь день возишься, – она осматривала фронт моих работ и одобрительно кивала. – Молодец, Аська. Сажать поди собираешься?

Я с трудом выпрямилась, схватившись за поясницу, колени горели, а я чувствовала себя разваливающейся старушкой.

– Да подумала, что не помешает пару грядок посадить, – кряхтя, ответила я.

– Это верно, чего земле простаивать. Свое лишним никогда не будет, – соседка поправила платок и грустно улыбнулась. – У меня вот уже ноги не ходят почти, сердце не дает нагнуться. А я бы все отдала, чтобы снова вот так как ты с землей поработать. Пока возишься с ней, никакие мысли не страшны. Лечит любые думы.

Я усмехнулась. Что-то сегодня получается день восхваления земли. Хотя в словах Тамары Васильевны была неподдельная ностальгия и грусть. Она тяжело вздохнула. Пожалуй, если откинуть философию, я не могла с ней не согласиться, приятная усталость вытеснила переживания и успокоила мечущиеся мысли.

– Вы свое уже отработали, теперь отдыхайте. Наслаждайтесь жизнью.

– Да какая жизнь, Аська, – отмахнулась она, задетая. – Вот тут жизнь, в огороде.

Я спорить не стала. Знала, что бесполезно. Это поколение неисправимо тянуло к работе и земле. Не могли они просто наслаждаться собственной старостью и леностью. Привыкшие батрачить в молодости, мечтавшие о пенсии, они так и не научились расслабляться и жить для себя. Я еще немного послушала Тамару Васильевну, а потом, вся искусанная комарами, побежала топить баню. Печь, конечно, задымила, но дверь можно было открыть, там это было не критично.

Вернувшись в дом, вспомнила про телефон. Увидела несколько пропущенных от Лерки и решила записать ей кружочек в этом ужасном перепачканном виде, чтобы она сменила гнев на милость. После чего написала насчет рассады, договорилась о молоке и яйцах. Теперь еще надо будет съездить в Сосново, чтобы купить семена.

Остановившись на мгновение, я вдруг уставилась в окно, размышляя, как получилось, что мое решение пожить здесь лето, превратилось в какую-то полномасштабную операцию по разведению хозяйства? Я снова засомневалась, что мне это нужно. А вдруг я захочу уехать раньше, зачем себя привязывать к месту такими вещами? Но подумав немного и взвесив все «за» и «против», я все же решила не отступать от того, что задумала.

Вода в бане быстро нагрелась, и жара оказалось вполне достаточно для такой погоды. Поэтому, прихватив с собой всякие скрабы, масла и прочую утварь, я отправилась наслаждаться жизнью.

Лампочка светила тускло, надо будет потом сменить. Но, сидя на полке и обмазываясь всякими масками, я то и дело критично осматривала в зеркале в углу свою фигуру.

Я из тех невезучих женщин, которые на стрессе не худеют, а, наоборот, набирают вес. Поэтому моя идеальная еще год назад фигура немного изменилась, появился животик. Не то чтобы критично, но хотелось вернуть былую подтянутость. Надо с этим что-то делать, может, активная жизнь в деревне позволит вернуть форму? Другого спортзала тут все равно нет.

А вот полюбить собственное отражение это вполне может помочь. Раз по-другому у меня это сделать не получается.

***

Следующие дни Тимура я почти не видела, видимо, он решил не просто заменить Мишку в поле, но и стать еще одним полноценным водителем, вышедшем на фронт битвы с планом. Мысли о его словах меня тоже отпустили, и я благополучно погрузилась в свою размеренную сельскую жизнь: теплые вечера, земля под ногтями, тишина по утрам, бесконечные разговоры с Леркой. За отпуск я успела посадить огород, и теперь полив стал ежевечерним неспешным ритуалом.