Несовершенство

Глава 1. Последняя капля терпения

Decode — Paramore

Смотрю, как отец неторопливо расхаживает из одного угла кабинета в другой. Кто-нибудь посторонний счёл бы директора Азиатско-Тихоокеанского Альянса спокойным и немного задумчивым, но я слишком хорошо его знаю. В настоящий момент Игорь Сергеевич Дубинин разгневан и зол. И разочарован. Мной.

— О чём ты думаешь, Вали? — взрывается он, наконец, остановившись, пока я пытаюсь поймать ускользающую нить нашего разговора. — Я распинаюсь перед тобой полчаса! Рассказываю о том, сколько денег Альянс потерял по твоей вине! А вместо того, чтобы раскаяться или предложить варианты решения проблемы, ты… что ты делаешь? Ворон считаешь? Любуешься пейзажем?

Пейзаж и правда неплох. Солнце уже зависло над морем, готовясь, часа через три-четыре нырнуть за полосу горизонта. А пока расстелило на тёмно-синей глади дорожку золотистых бликов. Но вместо созерцания этой безусловной красоты мой взгляд прикован к входу в здание, где сейчас паркуется чёрная Тойота Краун.

Бросаю взгляд на смарт-часы. На дисплее короткое сообщение от Алекса: «Уже подъехал».

— Это ведь изначально был твой проект! — продолжает папа и я ощущаю себя нашкодившей школьницей. — В июле мы нарушили сроки первой поставки. А в августе из-за этого почти сорвалась сделка с Евроимпортом…

Робко вставляю:

— Но ведь не сорвалась же, пап.

— Исключительно благодаря Нестерову и его связям, а не тебе, Вали!

Воспользовавшись тем, что отец предсказуемо начинает петь дифирамбы управленческим и деловым навыкам Марка Нестерова, незаметно достаю из кармана брюк телефон и почти не глядя печатаю, надеюсь, без ошибок:

«Я ещё не освободилась. Поднимись, пожалуйста. Скажи на проходной, что ко мне, и тебя проводят».

— Да если бы не Марк, мы потеряли бы ещё несколько миллионов! — грохочет папа, пока я жму на зелёный самолётик в мессенджере, чтобы отправить сообщение. — Нестеров целеустремлённый, гибкий и умеет стратегически мыслить!

В отличие от меня. Да, я знаю. Регулярность подобных сравнений могла бы заставить возненавидеть Марка, но он жених моей лучшей подруги, и я просто благодарна ему за помощь. В очередной раз.

Осторожно выглядываю в окно. Алекс выходит из машины, и мои мысли устремляются невообразимо далеко от интересов Азиатско-Тихоокеанского Альянса. Так далеко, что это расстояние можно измерять в световых годах, как между планетами в космосе. Потому что у меня сегодня свидание. Ах, а что это там у Алекса в руке? Букет?

Тем временем папа злится ещё больше.

— Чего ты киваешь? Дело ведь даже не в деньгах! Это ты должна быть такой как Нестеров, Вали! Должна быть тигром, которому, протяни палец — отхватит руку по локоть! В бизнесе без этого никак! Ты мой заместитель, и когда-нибудь именно тебе суждено занять кресло директора!

Я не тигр, а трусливый мышонок, боящийся собственной тени. Но не вижу смысла спорить и говорить, что Марк — мужчина, которому деловые качества достались от природы. Игорь Сергеевич Дубинин мечтал о сыне, который непременно обладал бы всеми перечисленными характеристиками. Но сына у него нет. Есть только я.

Бормочу неуверенно:

— Придумаю что-нибудь.

— Здесь не думать надо, а действовать! Этот проект был своеобразной проверкой, которую ты позорно провалила!

Опускаю глаза, надеясь на то, что повинную голову меч не сечёт. Не хочу сейчас слушать его обвинения. Думать о делах, какими бы важными они ни были, тоже не хочу. Рабочий день кончился двадцать минут назад, и теперь каждая секунда тратит время, которое я теоретически могу проводить более приятным способом.

Алекс надолго улетал в командировку на другой конец страны, поставив наши едва начавшиеся отношения на паузу в самом интересном месте. Я соскучилась по нему. Успела за этот месяц нарисовать в воображении столько вариантов нашего совместного счастливого будущего, что не вместилось бы в целый книжный том, и теперь от ожидания этой волнительной встречи внутри всё трепещет и поёт.

Изображаю на лице решимость, словно я театральная актриса и мне нужно убедить огромный зрительный зал, а не всего одного человека:

— Я всё исправлю пап.

— Ещё бы, — хмыкает он и садится за стол. Устремляет на меня суровый взгляд. — И у тебя всего два варианта, Вали. Ты либо полетишь в Турин сама и будешь там до тех пор, пока не наладишь работу, либо найдёшь кого-то, кто сделает это так хорошо, как могла бы ты, если бы достаточно постаралась.

Такое развитие событий предсказуемо. Я ещё месяц назад отдала в отдел управления персоналом распоряжение о поиске нужного сотрудника. Даже успела лично поприсутствовать на паре собеседований, но все кандидатуры оказались неподходящими.

Смиренно киваю, надеясь, что на этом сегодняшняя экзекуция закончена:

— Хорошо.

— Нехорошо. — Игорь Дубинин не терпит, когда последнее слово остаётся не за ним. — На то, чтобы определиться у тебя ровно две недели. До пятницы.

Сердце замирает на секунду, потом начинает биться быстрее. Да за такой срок мне никого не найти! А лететь в Италию самóй в мои планы не входит. Регулирование крупных поставок мебели для Альянса предполагает постоянное проживание за границей, а я, хоть и люблю путешествовать, ещё больше люблю Владивосток, в котором у меня только-только начала налаживаться разбитая вдребезги личная жизнь.

Глава 2. Попурри неприятных тем

Mulholand Drive – Rhea Robertson

Сознание становится ясным лишь тогда, когда я, вернувшись в кабинет, падаю на диван. Утыкаюсь лицом в ладони. Тяжело дышу, вдыхая нежный цветочный аромат. Считаю удары пульса, чтобы успокоиться. Сбиваюсь на тридцатом и начинаю снова. Один, два, три, четыре…

Оживает дисплей телефона на журнальном столике. Надежда на то, что звонит Алекс, умирает уже через секунду. Номер мамин.

— Вали, тебя через сколько ждать? — деловито любопытствует она и, не дожидаясь ответа, продолжает: — заедь, пожалуйста, в супермаркет по пути. Возьми микс-салат, апельсины, упаковку киноа…

Бездумно смотрю на чашку с недопитым кофе, а она расплывается перед глазами. Мамин голос звучит нераспознаваемым белым шумом. По телу результатом пережитого стресса расползается слабость. Сковывает мышцы. Волна адреналина, что бушевал в крови только что, отступила, а на его место не пришло ничего. Пустота и безразличие. Отзываюсь безжизненно:

— Хорошо, мам. — Надеюсь, что, когда я приеду в супермаркет, она повторит мне список покупок ещё раз. Или два. Собраться с мыслями слишком сложно. — Скоро буду.

Положив трубку, какое-то время смотрю на погасший дисплей. Решаюсь. И всё же набираю номер Алекса. Я всё ему объясню. Скажу, что Сахаров просто идиот и наша помолвка давно в прошлом. И ведь не совру. Потому что Ник, вместо того чтобы готовиться к свадьбе, клеился к моей подруге. Теперь та ситуация кажется смешной и нелепой. Но смеяться не хочется. Ведь мой звонок остаётся без ответа.

Зато не нужно больше придумывать отмазки от ужина.

Блин, это какое-то неправильное зато. Зажмуриваюсь, чтобы не дать слезам выкатиться из глаз. Снова глубоко дышу, представляя, как мои лёгкие надуваются, словно воздушный шар. Да, отец в очередной раз меня отчитал. Да, долгожданное свидание сорвалось, а Алекс теперь не берёт трубку. Да, придурок—бывший в очередной раз испортил мне жизнь.

Зато у меня в столе припрятан сникерс и баночка миндаля в глазури.

Так-то лучше.

Стараюсь не замечать, что руки трясутся, когда достаю из верхнего ящика стола орехи и шоколадку. Это просто стресс, и сейчас всё закончится. Отступит слабость, пройдёт дрожь, и голова перестанет кружиться, словно в центрифуге стиральной машины. Нет, это не гипогликемия. Стресс и усталость, ничего больше.

Сахарная глазурь ломается и трескается, когда я жую орехи, засунув в рот разом целую горсть. Челюсти болят, но я старательно перемалываю зубами ни в чём не повинный миндаль, и силы постепенно возвращаются. Прибывают по капле, намекая на то, что моё состояние всё-таки вызвано резким скачком сахара в крови.

Подобное состояние для меня не впервой. Имея генетическую предрасположенность к диабету, было бы правильно сходить к эндокринологу, но я всё время откладываю визит. Проблему гораздо проще не замечать, когда делаешь вид, что её и вовсе не существует. Я в этом профи. Главное — вовремя собирать розовые очки из осколков и водружать на привычное место.

Запиваю орехи оставленным Алексом горьким кофе и окончательно прихожу в себя. Пусть он уехал, не берёт трубку, и свидание не состоялось.

Зато у меня есть косвенный поцелуй, оставленный им на кружке.

Перед поездкой к родителям заезжаю домой, чтобы поставить в вазу пионы и переодеться в футболку-оверсайз и широкие джинсы. Знаю, что ни моя красивая блуза с кружевом, ни брюки-палаццо всё равно не способны впечатлить маму.

А через полтора часа, чудом миновав бóльшую часть пробок, уже шагаю по парковке жилого комплекса, окружённого с двух сторон ботаническим садом. Родители переехали сюда пару лет назад польстившись закрытой территорией, пением птиц, свежим воздухом и красивыми видами на Амурский залив. Паркуюсь около нужного дома, забираю из салона пакеты с покупками. Гелендваген сочувственно пиликает сигнализацией на прощание, когда я поворачиваю во внутренний двор. Словно желает удачи. Знает, что она мне не помешает.

Здесь действительно хорошо, а тёплым сентябрьским вечером — просто восхитительно. Дети играют на площадке. Молодёжь катается на электросамокатах. Держась за руки, прогуливаются по аккуратным тропинкам парочки, выгуливающие на тоненьких поводках померанских шпицев и мальтийских болонок. Идиллия. Понимаю, почему здесь так нравится маме и почему я сама всё же предпочитаю жизнь в черте города. Здесь тише, чище и проще. А в городе — постоянное, непрекращающееся движение, от которого я, кажется, давно впала в зависимость.

— Думала, ты приедешь с отцом, он что-то задерживается. — Мама встречает меня на пороге дизайнерской гостиной.

Она, как всегда — воплощение эталона. От идеально уложенной волосок к волоску причёски и макияжа, минусующего возрасту лет пятнадцать, до свежего маникюра. Стройная, блистательная, с апломбом высотой с сопку Холодильник[1]. Одним словом, полная противоположность мне.

— Мы с ним виделись на работе, мам, — сообщаю я, не решаясь упоминать об обстоятельствах нашей встречи. — Наверное, задерживается.

Она кивает, забирает пакеты и провожает на террасу. До возвращения отца за стол садиться не принято, поэтому я устраиваюсь в ротанговом кресле и лениво разглядываю низководный мост между Де-Фризом и Седанкой. По нему в обе стороны мчатся колонны разноцветных машин. Солнце бликует золотом на их глянцевых крышах. Огромное и желто-оранжевое, как яичный желток, оно резко контрастирует с голубизной осеннего неба.

Глава 3. Магия хорошего дня

Death by Chocolate – Sia

Во сне я вижу странный кошмар. В нём я оказываюсь в могиле. Не мёртвая, а вполне живая. Просто лежу, грызу миндаль в глазури и смотрю наверх. Туда, где собрались желающие со мной проститься.

«Инфантильная, бесхарактерная, невзрачная и не умеющая себя подать», — говорит мама, бросая сверху горсть сухой и рыхлой земли.

«Не сын. Не тигр, которому сунь палец — отхватит руку. И вообще, сплошное разочарование», — со вздохом озвучивает отец, и грунт сыпется сверху на мои волосы.

«Кто-то красивый, как Лана Аверина, а кто-то — Лера Дубинина» — пожимает плечами одноклассница Сашка Фёдорова.

«Ты серьёзно думала, что я мог тебя любить?» — усмехается Сахаров.

Я морщусь и отплёвываюсь. Земля мешает грызть орехи. А неуверенность от услышанного сковывает конечности в железные тиски, не даёт пошевелиться. С каждым новым словом парализует всё сильнее и крепче.

Но утро развеивает неприятный сон, оставляя лишь смущение и лёгкую грусть. Сладкий аромат пионов за ночь расплылся по комнатам и пропитал каждую вещь в доме, но мне это нравится. Я почти забываю об Алексе, и вместо того, чтобы переживать, танцую и подпеваю песне из умной колонки. Да, вчерашнее свидание не состоялось. Да, Алекс, кажется, решил, что дальше нам с ним не по пути. Да, моя личная жизнь в очередной раз разошлась по швам. Но у меня слишком много зато, чтобы расстраиваться по этому поводу.

Зато на улице такое яркое солнце, словно осень брала у лета дни взаймы и теперь вынуждена возвращать проценты. Зато сегодня выходной, который я проведу с подругой. Зато мы поедем на массаж, в кафе и по магазинам.

С Ланой мы встречаемся на парковке у спа-салона. Выбираясь из такси, подруга не расстаётся со стаканом какого-то детокс-коктейля. С улыбкой машет мне и крепко обнимает, вместо приветствия.

Она очень изменилась с тех пор, как в её жизни появился Марк. Стала естественней, спокойней. Теперь в ней чувствуется внутренняя опора и гармония, которых не было раньше. Возможно, дело не только в Нестерове. Милана просто, наконец, нашла себя. Среди призраков прошлого, боли, непонимания и отрицания возможности собственного счастья.

— «Девичник» — это слишком громко сказано, про компанию из двух человек, да? — смеётся она.

Вообще-то, нас должно было быть трое, но Аня в последний момент улетела в Москву по семейным делам. Однако не отменять же из-за этого наши грандиозные планы?

С улыбкой пожимаю плечами:

— Моё предложение собрать вечером нашу школьную компанию всё ещё в силе.

— Нет уж, спасибо. Я с удовольствием предпочту тебя им всем. В подругах главное — не количество, а качество.

Пока мы поднимаемся по ступеням, оформляем визит на ресепшен-стойке и переодеваемся в мягкие белые халаты, подруга без умолку рассказывает о Марке, о начале учёбы в ДВФУ на факультете дизайна среды, о том, как помогает выбрать имя для племянницы, что в ближайшие недели появится на свет, и лишь потом, опомнившись, извиняется:

— Ой, кажется, я увлеклась. У тебя как дела? Алекс вернулся из своей командировки?

Мы с ней словно местами поменялись. Когда-то из меня жизнерадостность била ключом, а из Ланы было слова не вытянуть. Теперь предсвадебная суматоха влила в неё оптимизм, а мне вчерашний вечер и ночной кошмар добавили щепотку меланхолии и неуверенности в себе.

— Приехал, — нехотя сообщаю я, скидываю халат и лицом вниз ложусь на кушетку. — Но мы так и не встретились. Пока он ждал меня в кабинете, туда заявился Сахаров и наговорил чего-то такого, от чего Алекс уехал, даже не попрощавшись.

Лана эмоционально резюмирует:

— Вот же придурок!

— Ник или Алекс? — разглядывая прожилки на мраморном полу массажного зала, усмехаюсь я, потому что в равной степени недовольна обоими.

Негромкая инструментальная музыка настраивает на погружение в релакс, и вчерашний срыв ощущается не так остро и болезненно. Просто неприятный эпизод, который вскоре совсем забудется и сотрётся из памяти, не оставив и следа.

— Сахаров, конечно. — Голос подруги с соседней кушетки звучит глухо. — Хотя надо признать, Алекс тоже хорош. Чего бы этот гад ему ни наплёл, он должен был обсудить это с тобой, прежде чем делать какие-то выводы. А поступать так, как он — инфантильно и незрело.

— Угу. Но, знаешь, Лан, я Нику тоже потом такого наговорила на эмоциях…

Обрываю рассказ с приходом массажисток, считая невежливым говорить о личном в присутствии посторонних. Но Милану это не смущает.

— Чего бы ты ни наговорила, за столь бесцеремонное вмешательство в твою личную жизнь, его убить мало, — категорично заявляет она. — Неужели он всё ещё считает, что потрепал тебе недостаточно нервов?

— Кажется, что-то такое я и сказала, — вспоминаю я, потому что непосредственно момент разговора сознание заботливо скрыло от меня серым туманом. Хорошо запомнились лишь яркие, совершенно несвойственные мне, эмоции: злость, ярость, отчаяние. — И про «убить», и про «нервы», и про «ненавижу» и «жизнь испортил».

— Надо было ещё и врезать ему посильнее, — советует Лана и усмехается. — Запиши в ежедневник начать с этого свой рабочий понедельник.

Глава 4. Беспорядок в гостиной

Down With The Wolves — The Score, 2WEI

Стук раздражающе бьёт по барабанным перепонкам. Так, будто внутри черепной коробки льёт ливень. Настоящий, осенний, что непрекращающейся дробью молотит по оцинкованной стали подоконников. Может это снова кошмар? Нет, стук здесь, в реальности, в настоящем.

Веки получается поднять с трудом, как будто их склеили клеем. В глазах ощущение мелкого песка. В горле пересохло. Всё вокруг серое — это сочатся из незашторенных окон лучи приближающегося рассвета. Дождя нет. А стук есть. Он повторяется снова и снова, но поскольку голова будто налита свинцом, мне требуется время, чтобы понять, что это стучат в дверь.

Сажусь на диване и тру глаза в попытке прийти в себя. К горлу подступает тошнота. Кажется, последний коктейль был лишним. Чёрт, все коктейли после пятого были лишними. Не помню, когда в последний раз столько пила, но ночью было весело. А сейчас хочется снова лечь на диван и закрыть глаза. Но настойчивый стук повторяется и становится громче. В этот раз к нему добавляется голос. Приглушённый запертой дверью, но достаточно громкий и неприятный, чтобы я услышала:

— Валерия Игоревна, откройте дверь, иначе мы будем вынуждены её взломать!

От такого поневоле проснёшься. Я всё же поднимаюсь с дивана и, держась за голову, подхожу к двери. Всё вокруг кружится бешеной каруселью, но я могу рассмотреть у себя за окном целую толпу мужчин. Двое в форме полицейских. Несколько в чёрной униформе и масках. Что вообще происходит? Я отлично помню, что вчера не грабила банки. Да у меня даже штрафов за превышение скорости никогда не было! Человека законопослушнее меня сложно найти. Это явно какая-то ошибка.

Уверенная в этом, смело открываю дверь:

— В чём дело? — Слова скребут горло наждачной бумагой.

Осматриваю незваных гостей, пытаясь преодолеть тошноту и изобразить решительность, которой не чувствую. В пятне света от фонаря высокий мужчина в деловом костюме. Кажется, он здесь главный.

— Валерия Игоревна, — сухо кивает он, и несмотря на демонстративную вежливость в обращении, уважения в тоне не чувствуется. — Вот постановление на обыск в вашей квартире. Распишитесь вот здесь и приступим.

— Что? — ошарашенно бормочу я, хотя прекрасно расслышала, просто уложить в голове услышанное не получилось. Может, если он повторит, эти слова сложатся во что-то другое, кардинально противоположное по смыслу?

Но он машет передо мной листом с напечатанным текстом. Мне и без этого сложно даётся сосредоточиться хоть на чём-нибудь. С трудом вчитываюсь в крупный заголовок «Постановление о производстве обыска в жилище в случаях, не терпящих отлагательств». Остальные буквы мельче. Они скачут перед глазами так, что ничего не разобрать.

— Что за чушь? — Запускаю пальцы в спутанные волосы и снова пытаюсь сфокусировать зрение на прыгающих буквах. — Какой ещё обыск? Вы в своём уме? Да кто вы вообще такой?

Мужчина усмехается, но усмешка недобрая. Трезвеющее сознание выхватывает детали человека, который интуитивно мне не нравится. Тёмные волосы, высокий лоб и близко посаженные глаза. Тонкие губы и острый подбородок. И голос у него соответствующий, неприятный:

— Я бы представился, но вы предпочли первой задавать вопросы. Игорь Владимирович Прокопьев — следователь по особо важным делам второго отдела краевого Следственного комитета, в настоящее время замещающий должность руководителя следственного отдела Фрунзенского района.

Не сказала бы, что меня радуют подобные знакомства. Он протягивает мне ручку, чтобы я могла поставить подпись в постановлении, но я всё ещё его не прочла. Уверена, что не совершала абсолютно ничего противозаконного. Слишком уж я люблю правила, чтобы их нарушать. Деятельность Азиатско-Тихоокеанского Альянса тоже кристально чиста, не придерёшься.

— Моё желание задавать вопросы никуда не делось, Игорь Владимирович. Каковы основания для вашего незваного визита?

Говорю, а сама снова скольжу взглядом по листу. Город, дата, адрес — верные. То, что написано дальше, какое-то время кажется непонятным набором слов, и я осознаю написанное одновременно с тем, как Прокопьев озвучивает вслух:

— Вы подозреваетесь в убийстве Никиты Сахарова. А обыск — одно из первоначальных следственных действий по таким делам.

В глазах темнеет. Тошнота мгновенно усиливается. Желудок резко сжимается до размеров напёрстка. Едва успеваю всучить следователю его лист с постановлением, прежде чем умчаться в сторону уборной, где бóльшая часть выпитых за ночь коктейлей покидает мой организм со скоростью крыс, бегущих с тонущего корабля.

Я точно не убивала Сахарова. Да как он вообще мог умереть? Я ведь ещё позавчера вечером ругалась с ним в коридоре офиса? Трясла его, настоящего, живого, за лацканы пиджака так, словно пыталась вытрясти душу. Ерунда какая-то.

Поднявшись с колен, подхожу к раковине и включаю воду. Умываюсь до тех пор, пока из глаз не перестают литься слёзы. Дверь в санузел осталась не запертой, и я слышу, как мои незваные гости входят в квартиру, где Прокопьев по-хозяйски отдаёт им какие-то распоряжения. Не удержавшись, пью ледяную воду прямо из крана, чтобы перебить привкус рвоты. И понимаю, что в моём лексиконе отсутствуют ругательства, подходящие для того, чтобы охарактеризовать ситуацию.

Всё это происходит словно не со мной, не по-настоящему, не наяву. Но отражение в зеркале настоящее: растрёпанное, растерянное, испуганное, с покрасневшими глазами и растёкшейся от воды и слёз тушью. Во вчерашнем вечернем платье — жутко неудобном, но снять его после клуба не было сил. Хочется привычно найти в этой ситуации какое-нибудь зато, чтобы сделать её более-менее приемлемой, но не выходит. Кажется, я впервые столкнулась со случаем, для которого нет ни единого зато.

Глава 5. Тайное становится явным

Mask – Dominic Donner

— Ваши услуги не понадобятся, Пётр Степанович, — твёрдо заявляет вошедший и оглядывает гостиную точно так же, как недавно Алекс. — Потому что у меня имеется соглашение на защиту Валерии Игоревны Дубининой.

Прокопьев зеленеет на глазах. Кем бы ни был незнакомец в чёрном костюме-тройке, он явно ломает следователю весь его заранее продуманный план. Старичок Мищенко удивлённо моргает, но предпочитает не вмешиваться в происходящее, предоставив двум мужчинам мериться амбициями без его участия.

— Подозреваемая уже успела сообщить нам, что адвоката у неё нет! — шипит Прокопьев, отчего становится похож на суслика ещё больше, чем раньше. — Поэтому или покажи своё соглашение, Лазарев, или я не допущу тебя в дело!

— А больше тебе ничего не показать? — усмехается собеседник, всем видом показывая, что мелкие грызуны его не пугают. — Во-первых, соглашение заключено не с ней, а имя доверителя — адвокатская тайна. А во-вторых, с тебя хватит и ордера.

Широкими шагами он приближается к нам и вручает мрачному Прокопьеву какой-то листок. Новый адвокат похож на Алекса не только взглядом и любовью к монохрому. Есть в них что-то общее. Какой-то бунтарский дух под тканью кипенно-белых рубашек. При том что в костюмах здесь многие, именно эти двое выделяются из безликой толпы.

— Валерия Игоревна, идёмте, я помогу вам написать заявление, чтобы у господина следователя отпало желание противодействовать моему вступлению в дело, — с этими словами новый адвокат по-хозяйски приглашает меня за мой же кухонный стол и любезно отодвигает стул, словно мы не на обыске, а на светском рауте.

Когда он уверенно диктует заявление, в котором я прошу допустить адвоката Лазарева Дениса Станиславовича к осуществлению моей защиты, в гостиной стоит зловещая тишина. Я даже слышу скрип ручки по бумаге. Или это скрипят зубы Прокопьева, когда он выпроваживает за дверь старичка-Мищенко?

— Денис Станиславович, я никого не убивала, — шепчу я, пользуясь тем, что остальные участники обыска разбрелись по комнатам.

Уголок губ адвоката изгибается в полуулыбке:

— Я знаю. Да это и не столь важно. Скажите лучше, где вы были сегодня в полвторого ночи?

Понимаю, что вопрос задан не из праздного любопытства. Так же тихо отвечаю:

— В ночном клубе «Куку». Меня там столько народу видело. Камеры там, наверное, есть. А у меня самóй есть видео в телефоне. И у моей подруги Миланы тоже. Но наизусть я её номер не помню, а смартфон изъяли.

Адвокат кивает, но больше ничего не говорит, а сам печатает кому-то сообщение. Может тому, кто пригласил его сюда? Я не спрашиваю об этом напрямую, но на самом деле теряюсь в догадках. Родители, судя по всему, о моих проблемах ещё не знают. Друзья — тоже. А врагов у меня не было, кажется, до сегодняшнего дня. На того, кто приглашён правоохранителями, он тоже не похож. Так кто же всё-таки тот таинственный доверитель, чьё имя адвокат отказался разглашать?

После возвращения следователя, Лазарев переключает внимание на него. Задаёт вопросы, заставляющие того нервничать. Оказавшись сторонним наблюдателем, я с удивлением отмечаю, что за злостью Прокопьева кроется испуг, близкий к состоянию паники. Только что он был здесь хозяином положения, а теперь кажется загнанным в ловушку зверем. Между ним и моим адвокатом не просто неприязнь, а настоящая многолетняя вражда.

Стоя на кухне, вспоминаю о том, что ничего не ела со вчерашнего дня, но тут же снова отвлекаюсь на спор следователя и адвоката.

— Как ты вообще здесь оказался? — мрачно досадует Прокопьев. — У тебя же кабинет в Находке.

— Был неподалёку. Как чувствовал, что придётся поработать на выходных, — произносит Денис Станиславович, а поймав мой любопытный взгляд, добавляет: — Валерия Игоревна, обыск скоро подойдёт к концу, вам лучше переодеться.

Этот совет вызывает у следователя очередную волну негатива:

— Только я здесь могу давать подобные разрешения, Лазарев!

— Ну так дай, — невозмутимо пожимает плечами адвокат. — Или ты мою подзащитную в отдел на допрос в халате пригласишь? А мне пока предъяви всё, что изъял. И протокол покажи, я туда замечания впишу.

Переодеться я бы не отказалась, но без разрешения не решаюсь. Жду, что скажет следователь, но он молчит почти минуту. Кажется, у него от злости даже волосы наэлектризовались.

— Волков! — нервно рявкает он наконец. — Проследи, чтобы подозреваемая переодевалась, а не препятствовала следствию.

Алекс выглядывает из кухни. Но смотрит не на Прокопьева, а почему-то на Лазарева. Тот, в свою очередь, поворачивается ко мне и едва заметно кивает.

— Идите, Валерия Игоревна.

Присутствие Лазарева и его уверенность заставляют меня воспрянуть духом. С его появлением меня заслонил от присутствующих невидимый щит, надёжный и прочный. Вселяющий надежду на то, что я сумею справиться со сложившейся ситуацией. И я поднимаюсь по лестнице, не столько слыша, сколько ощущая присутствие Алекса за моей спиной.

Застываю на пороге спальни и на мгновение задерживаю дыхание. Мой спутник тоже останавливается, но комментировать происходящее не спешит. Уезжая на девичник вчерашним утром, я оставила здесь чистоту. Сейчас шкафы гардероба напоминают выпотрошенных рыб. Часть вещей, вместе с вешалками, мятой охапкой брошена на кровать вперемешку с косметикой, вытряхнутой из ящиков туалетного столика. На светлом ковролине темнеют следы обуви и выделяется ярким пятном разбитая палетка разноцветных теней. Перевёрнут органайзер с нижним бельём и растрёпаны книги на прикроватной тумбочке.

Глава 6. Чувства имеют предел

Kingdom— Jaxson Gamble

Едва оказавшись на пассажирском сиденье чёрного Лэнд Крузера, предпринимаю попытку получить ответы:

— Вас Волков пригласил, — не спрашиваю. Я уверена настолько, что просто констатирую факт. — И давно вы с ним знакомы?

— Лет шесть, пожалуй. — Легко подтверждает догадку Лазарев, выкручивая руль, чтобы выехать с парковки на дорогу. — Но об обстоятельствах нашего знакомства Алекс расскажет сам, если посчитает нужным.

— Почему?

— Ни один из нас не любит хвастаться этой историей, — улыбается адвокат.

Так странно. Мне бы вспомнить о гибели Сахарова, обстоятельства которой до сих пор неизвестны. О перспективе оказаться в следственном изоляторе, что всё ещё висит надо мной дамокловым мечом. А вместо этого я спрашиваю об Алексе. Так, словно мне больше думать не о чем. Одёргиваю себя и интересуюсь более насущным:

— Денис Станиславович, вы спрашивали, где я была в полвторого ночи, значит, Сахарова убили в это время?

— В полвторого он позвонил родителям, кажется, пьяный, — бесстрастно посвящает меня в детали адвокат. — Кричал в трубку, что в его смерти виновата Лера Дубинина, ругался, читал стихи. Родители всполошились и позвонили в полицию. Написали заявление в следственный комитет.

Когда Лазарев упоминает о стихах, Никита представляется очень легко. Он любил закатывать подобные сцены, представлять себя королём драмы — эдаким непонятым поэтом, и по-есенински рвать на груди рубаху. Вот только с какой стати Сахаров решил обвинять меня? И вообще, с какой стати он мёртв?

— Но он ведь, получается, живой, если звонил! — искренне возмущаюсь я. — Как же «нет тела — нет дела»? Это ведь все знают!

В воскресенье знаменитые Владивостокские пробки не такие сильные, как в будни. Лэнд умело объезжает дворами затор на развязке Второй речки и попадает в следующий лишь на Некрасовском путепроводе. Время перевалило за обеденное, и желающие развеяться в Приморской столице как раз встречаются здесь с теми, кто спешит покинуть её и на пару часов вырваться к морю.

— Обычно так и происходит, но при подобных обстоятельствах принято возбуждать дела по сто пятой[1], — Лазарев барабанит пальцами по рулю и поворачивает голову, но обе соседние полосы стоят так же прочно, как и наша. — В случае с Сахаровым до последнего существовала вероятность, что он просто перепил лишнего и найдётся, когда проспится. Но родители Никиты подняли на уши всех знакомых, в том числе кого-то из правоохранителей. И по приложению геолокации нашли его телефон на опушке лесополосы шаморовской трассы. Со следами крови. Эксперты устанавливают, чьей именно.

— Блин, — констатирую я, вжимаясь спиной в кресло. Внутренности сковывает холодом. Глубоко дышу, чтобы успокоиться. Не расплакаться. Не сейчас. — Я не убивала его, — повторяю, как мантру.

— Всё будет в порядке, — отзывается Лазарев, и в этот момент пробка становится не такой плотной, словно по волшебству. — Алекс уже запросил видеозапись из клуба, но сейчас ему нужен пароль вашего телефона. Так Волков вызовет на допрос Милану, чтобы она тоже подтвердила ваше алиби. Это увеличит шансы на меру пресечения, не связанную с ограничением свободы.

Звучит обнадёживающе, но страх всё ещё парализует мышцы невидимой сетью. И сообщать Алексу пароль совсем не хочется. В современных реалиях смартфон — хуже личного дневника. И лучше бы там были планы убийства Сахарова, честное слово. Но там глупые заметки с моими мыслями, личные фото, скрины рецептов, которые я никогда не приготовлю, компрометирующие сообщения подругам в чатах мессенджеров и видеозапись того, как я пью на спор десятый подряд Б-52. Ох, а ещё, вишенка на торте — календарь критических дней.

— Восемнадцать ноль шесть. — Нехотя произношу я пароль, и собеседник одной рукой печатает сообщение на айфоне, а другой выруливает на правую крайнюю полосу в образовавшийся просвет.

Лучи осеннего солнца проникли в машину сквозь тонировку стёкол и приятно греют. В салоне пахнет кожей и чем-то пряно-древесным. Музыка из колонок звучит негромко, почти неразборчиво. Это временная передышка в преддверии обещанного Прокопьевым допроса. Она нужна мне, чтобы выдохнуть и собраться с силами. Если у меня вообще ещё остались силы.

— Может, нужно кому-нибудь позвонить? — предлагает адвокат, когда мы сворачиваем на Суханова, но я в ответ отрицательно качаю головой.

— Нужно, но я не помню ничьих номеров. Хотя если Алекс сам позвонит Милане, то, может, и не нужно. Я оказалась не готова к такой ситуации. Совсем. Не знаю вообще, как справилась бы, если бы не вы, Денис Станиславович. Спасибо.

— К такому сложно подготовиться. — Лэнд сворачивает направо, и когда Лазарев в очередной раз перехватывает руль, на его безымянном пальце сверкает тонкий ободок обручального кольца, подтверждая слова Волкова. — Поблагодарите Алекса при случае. Моё участие в вашей защите — исключительно его заслуга.

— Как вы успели приехать так быстро? Прокопьев сказал, что у вас кабинет в Находке. — Вспоминаю я услышанное сегодня.

— Вам и правда повезло, что я был неподалёку. И вообще, что приехал в город с семьёй на выходные, чтобы сегодня вечером вылететь в отпуск из Владивостокского аэропорта.

Хмурюсь, понимая, что это означает. Виновато опускаю глаза на собственные руки:

— Простите, что разрушила ваши планы на хороший выходной.

Глава 7. Обещания на крыше

Never Surrender — Liv Ash

Не привыкла к низким машинам и испытываю дискомфорт даже на пассажирском. Чувство такое, будто сижу на расстоянии нескольких сантиметров от асфальта и на следующем повороте скребану его пятой точкой. Неприятное ощущение усугубляется ощущением собственной беспомощности. У меня изъяли телефон и возможности с кем-то связаться. Изъяли банковские карты, оставив без денег. Машину, судя по всему, тоже изымут, или уже изъяли. А без всего этого я как без рук.

Зато Алекс снова со мной.

Не очень-то равноценный обмен, если честно, но меня никто не спрашивал. К тому же Волков хмурится, одной рукой держит руль, другой беспрестанно печатает кому-то сообщения. Даже на дорогу перед собой почти не смотрит. Понимая, что сам он ничего не расскажет, интересуюсь:

— Мы едем к новому адвокату?

Он мрачно кивает.

— Это тоже кто-то из твоих знакомых? — задаю я новый вопрос.

— Можно и так сказать.

При этом Лазарев отчего-то рекомендовал именно его, и по этой причине личность нового адвоката неимоверно интригует. Я совсем ничего не понимаю в юридических тонкостях, приходится доверять окружающим. Возможно, это приведёт к новым проблемам, но я предпочитаю решать их по мере возникновения. Любые попытки разобраться во всём сейчас приведут к сумасшествию.

Отодвигаю спинку кресла, устраиваясь поудобнее. Устремляю бездумный взгляд в окно, за которым мелькают цветные вывески магазинов и кафе исторического центра. На улице тепло и сухо. Деревья ещё не начали желтеть и, не глядя на календарь, погоду легко можно принять за летнюю. Даже небо всё ещё по-августовски голубое.

— Почему Прокопьев боится Лазарева? — спрашиваю я, понимая, что вопросы о Денисе отчего-то раздражают Алекса.

Но, вопреки ожиданиям, собеседник отвечает охотно. Словно надеется, что рассказ отвлечёт его самого от мрачных мыслей:

— Они давно враждуют, ещё со времён совместной работы в следствии. Говорят, не сошлись во мнении по какому-то делу, но причины теперь не столь важны. Потом Денис уволился, а Суслик ушёл в краевое управление на повышение.

Мне нравится то, как он уверенно ведёт машину одной рукой. То, как бугрятся мышцы и выпуклые вены на предплечье. Как солнце красиво высвечивает его контур и золотит прядь волос, небрежно падающих на высокий лоб. Незаметно разглядывая Алекса, продолжаю внимательно слушать, а он, крутанув руль на очередном повороте, продолжает:

— Получив возможность свести счёты с Лазаревым по какому-то мутному делу, Прокопьев больше года назад специально примчался в Находку, — Волков усмехается, но на меня не смотрит. — Устроил у Дениса обыск, задержал и даже отправил в изолятор. Раззвонил об этом на всё управление, но собрать достаточно доказательств не сумел. Пришлось Суслику вернуться в управление не солоно хлебавши. Я тоже улыбаюсь. Прокопьев мне не нравится, и его совершенно не жаль.

— Представляю себе, как он был зол. Хотел отомстить старому врагу, а вместо этого сделал ему рекламу.

— Это ещё не конец истории, — произносит Алекс. — После этого Суслик пытался привлечь к уголовной ответственности невесту Лазарева, но и в этот раз не сумел. И когда Дэн взыскал с управления моральный ущерб за её незаконное содержание под стражей, Прокопьева сослали в наш райотдел, замещать временно освободившуюся должность руководителя.

Легко догадываюсь о причинах его рвения привлечь к ответственности меня:

— Значит, за моё дело он ухватился как за возможность реабилитироваться?

— Конечно, — Алекс кивает. — Твоё дело достаточно резонансное. О нём даже Золотой мост[1] материал готовит. Вот он и посчитал тебя ступенькой к своему возвращению в управление.

— Только в очередной раз споткнулся на Лазареве, — добавляю я.

Мне чужда мстительность и злорадство, но рассказ Волкова вселяет надежду на то, что и для меня тоже не всё потеряно.

Краун Алекса проезжает мимо кинотеатра Океан, двигаясь в сторону Эгершельда. Офисных зданий там немного, и я пытаюсь угадать пункт нашего назначения. Не угадываю. Он въезжает на крытый паркинг элитного жилого комплекса Аквамарин, две башни которого сверкают в солнечных лучах панорамными стёклами.

Когда-то я раздумывала над тем, чтобы тоже поселиться здесь — недалеко от работы и центра, с удобной инфраструктурой и красивым видом. Но так и не сумела определиться, предпочтя остаться в собственном таунхаусе. От мысли, что мой уютный и светлый дом сейчас разворошён и ввергнут в хаос, внутри становится тоскливо.

— Постарайся говорить поменьше, — советует Волков, когда мы выходим из машины.

Как будто я до этого болтала без умолку. Но от комментариев вслух воздерживаюсь. Только что Алекс улыбался, а сейчас снова мрачнее тучи. Поспевать за широкими шагами удаётся с трудом, так же как и за переменами его настроений. Сейчас, когда мы пересекаем широкий холл подъезда, я ощущаю исходящие от спутника негатив и напряжение. Они витают в воздухе и удваиваются, отражаясь от блестящего глянцем пола.

— И вопросов лучше не задавай, — рекомендует мой спутник у лифтов.

— Почему?

Алекс в его костюме вполне вписывается в монохромный интерьер, но всем видом умудряется выражать недовольство. Вместе мы входим в блестящую кабину, поднимающуюся на самый верх.

Глава 8. Нескончаемый день

Spell It Out — You Me At Six

Оказавшись на пассажирском сиденье, молча злюсь на Алекса. Для этого у меня предостаточно поводов. Пора составить список, чтобы случайно не забыть ни одного: побег со свидания, внезапное появление на обыске в моей квартире, а теперь ещё и неожиданное знакомство с его матерью, которая с завтрашнего дня должна будет защищать меня по уголовному делу. И отказ сообщить мне, где в коробке с «Птичкой» лимонные конфеты.

По телу снова разливается слабость, и я откидываюсь в удобном кресле. Пока я могу её контролировать, но скоро нужно будет что-нибудь съесть, чтобы утренний приступ не повторился.

Волков печатает кому-то короткое сообщение и оставляет телефон в подстаканнике. Экран развёрнут ко мне, и я вижу высветившийся на нём ответ: «Хорошо. Родителей прощать легче, пока они живы, поверь моему опыту». Имя отправителя не видно, но фраза отчего-то цепляет что-то внутри меня. Заставляет круговорот мыслей завертеться в голове, как стёклышки в цветном калейдоскопе. Вызывает вопросы о том, что послужило причиной их ссоры и почему теперь всё изменилось.

— Мне нужно будет поработать несколько часов, а вечером я за тобой заеду, — как ни в чём ни бывало сообщает Алекс, когда Краун несёт нас по Некрасовскому путепроводу.

Отрёшенно интересуюсь:

— Зачем?

Этот день настолько переполнен эмоциями, что сил на то, чтобы удивляться чему-то или радоваться уже не осталось. Хочется просто поскорей оказаться дома и отдохнуть. Понять, что делать дальше. Проанализировать произошедшее. Выспаться, наконец.

Алекс пожимает плечами:

— Затем, что завтрашним утром Прокопьев должен исключить меня из следственной группы по твоему делу — отвести, если говорить правильно. А я для этого отвода пока ещё ничего не сделал.

— Что вообще такое «отвод»?

За окном суетится Владивосток, разворачиваясь разноцветным полотном, смешивающим яркими красками жизни тысяч горожан. Мелькают вывески и рекламные щиты. Серой лентой нагретого солнцем асфальта вьётся путепровод. Вдалеке за железной дорогой, голубой полосой расстелилось море. Эта привычная картинка немного придаёт сил, напоминая о том, что в отличие от моей собственной жизни, которая с сегодняшнего утра трещит по швам, в глобальном смысле всё вокруг стабильно и гармонично.

— Отстранение кого-то из участников, — объясняет Алекс. — Прокопьев исключит меня потому, что посчитает, будто я прямо или косвенно заинтересован в исходе дела.

— Но ты же и так заинтересован, разве нет?

Нет необходимости составлять список того, сколько раз за сегодня Алекс помог мне. Я и без того помню. Тем не менее до сих пор не могу понять его мотивов.

— Заинтересован, конечно, — улыбается он. — Но Прокопьев-то об этом не знает. А нужно, чтобы узнал, причём обязательно не от меня. Иначе он не только не отведёт, но и назло заставит проводить все следственные действия с твоим участием.

— И что для этого нужно делать?

Алекс отмахивается:

— Ничего существенного. Сегодня вечером один из следователей нашего отдела будет отмечать день рождения, и ты просто будешь присутствовать на празднике. В идеале это может стать основанием для того, чтобы отвести всех следователей нашего отдела, но на такое счастье я даже надеяться не смею.

Фантазия уже мысленно записывает его слова в мой ежедневник как «свидание», и я вынуждена одёрнуть саму себя. Нет, это не свидание. Это для дела, Алекс же сказал. И всё равно я почему-то краснею и отворачиваюсь к окну, чтобы он не заметил.

После этого всю дорогу до моего дома мы почти не разговариваем. Когда Краун останавливается у обочины, мы коротко прощаемся и, пообещав заехать за мной в полвосьмого, Алекс уезжает, а я остаюсь у забора. Замираю, не спеша открывать калитку, потому что из припаркованного неподалёку Мерседеса ко мне уже спешит мама.

Она недовольна. Для того чтобы это понять, не нужно ходить к экстрасенсу или раскладывать карты Таро. Она шагает так, как шагают солдаты на плацу, а выражение лица у неё, как у палача, провожающего жертву на эшафот. Как будто мне общения с Ангелиной Волковой сегодня мало было.

— Кто это был, Вали? — строго спрашивает мама.

Коротко отвечаю, доставая ключи:

— Следователь.

И по её лицу понимаю, что в подробности лучше не вдаваться. Познакомь я маму с Алексом, непременно выслушала бы целую лекцию о том, как сильно Волков мне не подходит. Может и к лучшему, что у нас с ним не сложилось.

Мама недовольно кривит губы и раздражённо бросает:

— Ты знаешь, что в офисе Альянса был обыск?

— У меня он сегодня тоже был, мам.

Открыв калитку, скрипнувшую начинающей ржаветь верхней петлей, я шагаю к дому по вымощенной брусчаткой тропинке.

— Не дерзи! Мне Светлана Иосифовна весь мозг выела, между прочим, а у тебя абсолютно никакого раскаяния!

Зато хоть кто-то выел маме мозг, для разнообразия.

Обычно она сама этим занимается.

А я не чувствую раскаяния. Только вселенскую усталость и растерянность. Открывая входную дверь, застываю на пороге. В гостиной беспорядок. Такой же, как когда я уезжала отсюда несколько часов назад. Грязные следы, разбросанные вещи, раскрытые дверцы шкафов.

Глава 9. Три слова

Walking on Water – Astyria

Во сне на меня снова сыплются сверху сухие комья земли, а к стоя́щим над ямой добавляется Прокопьев, зловеще шепчущий «это ты убила Сахарова, и я это докажу». Сам Никита тоже здесь, живой и здоровый. «Никогда тебя не любил и не хотел», – ухмыляется он и бросает вниз целых две горсти.

Я равнодушно смотрю на происходящее. Зачем-то повторяю мысленно каждую фразу. Слова скачут в сознании, словно мячики. Миндаль в глазури кончился, да и неудобно его грызть, когда повсюду земля. Забивается в глаза и нос, пачкает кожу и волосы.

– Лер, пора вставать, – будит Милана, хотя по ощущениям я только что закрыла глаза, чтобы уснуть. – Тебе собраться надо успеть.

За окнами, ещё светло, но солнечные лучи уже оранжево-жёлтые, вечерние, а тени на стенах – длинные. Сонно щурясь, сажусь на кровати и обнаруживаю, что в спальне гораздо чище, чем было. Вещи сложены, а грязные следы на полу отмыты. Искренне благодарю Милану за помощь, но она отмахивается:

– Передам твои благодарности домработнице, она уже уехала. Первый и второй этаж в порядке, но на мансарде она убрать не успела.

Наверху только кабинет, гостевая и библиотека, мне в любом случае пока не до них. Отвечаю, поднимаясь с кровати:

– Это всё равно больше, чем я могла бы сделать сама. Зевая на ходу, отправляюсь умываться. Спускаюсь в кухню, где Милана сварила для нас обеих кофе, и его запах, успевший пробраться в лёгкие, бодрит даже сам по себе.

– У меня есть полчаса, чтобы помочь тебе собраться, а потом поеду домой, – заявляет она, выуживая из вазочки печенье.

– Езжай, если надо, это всего лишь день рождения человека, которого я впервые вижу.

Тоже беру печенье, откусываю кусочек, и крошки сыплются на глянцевую столешницу. Запиваю глотком горячего кофе и понимаю: несмотря на то, что моя жизнь с сегодняшнего дня похожа на театр абсурда, она всё равно прекрасна.

– Нет уж, – хмыкает Милана. – Фиг с ним, с днём рождения. Это встреча с Алексом после того, как он сбежал в пятницу. Ты просто обязана выглядеть неотразимо.

Не слушая возражений, подруга вместе со своей чашкой кофе поднимается наверх и начинает ревизию моего гардероба. Благодаря домработнице, одежда снова на своих местах. Была. Пока Лана не решила устроить в моей спальне шоу «Топ-модель по-американски».

– Это не пойдёт. Не то. И не это. – Она воодушевлённо сдвигает к стене вешалку за вешалкой. – Это слишком тёплое. А это – слишком длинное. Это – слишком простое, а это сто́ит выкинуть – такие фасоны вообще никому не идут.

Сижу на кровати и молча пью кофе в ожидании её вердикта. А ещё жалею, что не принесла с кухни больше печенья. Кажется, эти полчаса будут долгими.

Но не проходит и пяти минут, как подруга выуживает из гардероба вешалку с молочно-белым нарядом.

– Это! – восхищённо восклицает Лана, так, словно обнаружила не платье, а пиратское сокровище, сотни лет хранившееся на морском дне вдали от людских глаз.

Я качаю головой:

– Оно чересчур открытое. И летнее. Я замёрзну.

Да и вообще, я предпочла бы сама выбрать, что надеть. Одежда ведь отражает настроение. Хотя сейчас я растерянная и уязвимая. Пожалуй, это платье подходит.

– О-о-о, поверь мне, в нём ты точно не замёрзнешь, – многозначительно улыбается собеседница. – На крайний случай у Алекса есть пиджак – я видела. В нём ты любого поразишь, хочешь, поспорим?

Со вздохом закатываю глаза:

– Не хочу я спорить. Утром Волков имел удовольствие лицезреть меня с дичайшего похмелья, с размазанным макияжем, сразу же после того, как меня стошнило от новостей о Никите. Уверена, я уже поразила его до глубины души и поразить сильнее не получится.

Лана смеётся, хотя мне не до смеха. Кажется странным, что после увиденного Алекс не только продолжает со мной разговаривать, а ещё и пытается помочь. Но Милану мои доводы не впечатляют:

– Надевай давай. – Она бросает платье на кровать рядом со мной и продолжает свою ревизию, но теперь объектом исследования становится туалетный столик. Перебирая флакончики с косметикой, она продолжает рассуждать: – Так и проверяются чувства, между прочим. Представь себе, Марк видел меня не только расстроенной, больной и заплаканной. Он видел меня после того, как я чуть не утонула – с красными глазами, спутанными мокрыми волосами, и солёной водой, льющейся изо рта, ушей и носа. Такое себе было зрелище, наверное. И он всё ещё собирается на мне жениться.

Я улыбаюсь, вспоминая о том, как это случилось, когда в начале лета мы с Ланой, Марком и Ником ездили отдыхать к морю. Память рисует яркими штрихами большую яхту, палатки, разноцветные сап-доски, разговоры у ночного костра. Кажется, будто с тех пор прошло не несколько месяцев, а несколько лет. Подумать только, тогда мне казалось, что страшнее поцелуя Ника и Ланы ничего в моей жизни произойти не может. Как же сильно я ошибалась.

Понимая, что переубеждать подругу бесполезно, облачаюсь в выбранное платье – нежное, лёгкое, с воланами на открытых плечах. Оправляю подол, прикрывающий колени, но оставляющий икры открытыми.

– Отлично, – комментирует Лана. – Иди сюда. Сегодня ты должна сиять, как в ту ночь, когда вы впервые встретились.

Глава 10. Не свидание

Sound off the Sirens – Sam Tinnesz

Внутри кафе шумно и людно. Для нашей компании сдвинуты в углу зала несколько столов и диванов. Мое привычное окружение скорее всего сочло бы место не стоящим внимания и не дотягивающим до нужного уровня. Сахаров закатывал бы глаза со словами, что здешние официанты фуа-гра от паштета не отличат. Мама сказала бы, что эстетика хромает. Папа не нашел бы в меню любимого коньяка. Но мне нравится. Атмосферно и просто. Кухня вкусная, а музыка не слишком громкая – если прислушаться, можно расслышать шум прибоя. Пахнет костром и морем.

– …А потом он такой говорит: «Я и сам могу себе рубашки гладить!», – возмущенно щебечет Даша. – «И есть сам себе могу приготовить!», представляете?

Наташа закатывает глаза, а Олеся фыркает:

– Ага, как же, знаем мы, как они приготовят! Мы когда с Максом поссорились, он неделю питался кукурузными хлопьями и салатами из Реми, до сих пор на них смотреть не может!

После этого девушки смеются, и я тоже смеюсь. Не потому, что хорошо понимаю о чем речь, просто поддаюсь общей атмосфере беззаботного веселья. Я успела запутаться, кто из девушек чья спутница, девушка или жена, но все они легко и быстро приняли меня в свою компанию. И теперь, несмотря на то что я всё ещё путаю имена, чувствую, будто знакома с ними несколько лет, а не несколько часов.

Стоило Алексу представить меня присутствующим, мне сразу же нашлось место рядом с ним. Его коллеги окружили меня вниманием и заботой, а ни единой насмешки или колкости в свой адрес я не получила. Для того, чтобы убедить Прокопьева в заинтересованности Алекса, мы сделали несколько совместных фото, тут же оказавшихся в соцсетях.

– Тебе, Лера, ещё повезло, – говорит Наташа отсмеявшись. – Лекс из них самый серьезный и самостоятельный.

– Правда? – удивляюсь я. – Никогда бы не подумала.

К счастью, мужчины нас не слушают. Едва закончились тосты за именинника – Сергея, тут же начались разговоры о работе: обсуждение громкого задержания, споры о каком-то нераскрытом убийстве, шутки о новом начальнике одного из отделов следственного управления. При стопроцентной уверенности в том, что каждый из присутствующих знает кто я и явно слышал о деле Сахарова, его фамилия не упоминается ни разу. И я не получаю ни единого неудобного вопроса. Разве что девушки решили считать, что мы с Волковым по-настоящему вместе, но я не уверена, что стоит их переубеждать. Возможно, так будет даже лучше и правдоподобнее, если они будут верить, будто между мной и Алексом все взаправду.

– Правда-правда, – заверяет Даша. – Если честно, мы очень переживали за него после их расставания с Ариной. И рады, что теперь у него есть ты.

Настораживаюсь. С одной стороны, будет лучше, если Алекс сам расскажет о неудачном опыте прошлых отношений. С другой, зная Волкова, велика вероятность, что он предпочтет не рассказывать вовсе. К тому же, благодаря уголовному делу, о моих отношениях с Сахаровым ему самому известно гораздо больше, чем мне хотелось бы. Пора уравнять шансы:

– Давно они расстались? – невинно интересуюсь я.

– В конце мая. После этого он перебивался отношениями без обязательств и ни с кем нас не знакомил, – доверительно сообщает Олеся и все присутствующие, включая меня саму, переводят взгляд на Алекса.

Я и без того весь вечер вынуждена заставлять себя на него не смотреть, не любоваться, не надеяться на то, что он посмотрит на меня в ответ.

Не подозревая о том, что стал предметом всеобщего интереса, Алекс спокойно курит и что-то увлеченно рассказывает Максу. Насколько я поняла, именно он является одним из близких друзей Волкова. Склонившись друг к другу, чтобы не перекрикивать музыку, мужчины смеются и явно обсуждают нечто захватывающее. Но оно вряд ли сравнится с тем, что по большущему секрету рассказывают мне девушки.

– Она собрала вещи и переехала, – качает головой Наташа. – Даже не предупредила его, представляешь?

– Арина была неплохой, – пожимает плечами Даша. – Ну, разве что, высокомерной немного. Но они с Лексом были слишком разными.

– Почему? – Я отпиваю морс и задумчиво провожу кончиком пальца по ободку бокала.

С одной стороны, узнать о прошлом Алекса любопытно, а с другой – фраза про «слишком разных» отчего-то тревожит. Мы ведь с ним тоже разные. И не это ли он счел причиной для того, чтобы не продолжать общение?

– Она вся такая творческая была, возвышенная, – отвечает Наташа, покачивая ногой с полуснятой туфлей. – Мечтала о путешествиях и ярких впечатлениях, увлекалась историей и музыкой. Не удивительно, что в конце концов их с Лексом пути разошлись. Путешествия для следователей – удовольствие практически недоступное из-за допуска секретности.

Я легко представляю себе эту возвышенную Арину. И понимаю, что когда Наташа узнает, что мы с Волковым были вместе не по-настоящему, она скажет обо мне что-нибудь вроде: «Лера была не нашего круга, с первого взгляда было ясно, что с Лексом они не пара». Но пока мне в их компании комфортно и хорошо. Настолько, что я отодвинула подальше все неприятные мысли, чтобы подумать о них потом, и просто наслаждаюсь обществом беззаботной стайки девушек моего возраста. Так же, как и Наташа, я расслабленно покачиваю на ноге полуснятую туфлю, и не одергиваю тех, кто ошибочно считает нас с Волковым парой.

Зато можно представить себе, что это действительно так.

Глава 11. Нескончаемая ночь

Outta my head – OMIDO, Rick Jansen, Ordell

Смех стал громче, а шутки – развязнее. Пожалуй, мы уезжаем вовремя. Видео с поцелуем, снятое на камеру Наташиного телефона, уже разлетелось по соцсетям, а значит, программа «максимум» успешно выполнена.

Погруженная в собственные мысли, устало бреду по парковке за Алексом и не сразу замечаю, что он открывает передо мной водительскую дверцу, вместо пассажирской.

– Я пил, а ты – мой трезвый водитель, – невозмутимо заявляет он в ответ на мой удивлённый взгляд.

Произношу с сомнением:

– Никогда не ездила на легковушках.

– Всё когда-то бывает в первый раз, – усмехается Алекс.

В его руке открытая бутылка с шампанским – он забрал её с собой из кафе. Развеивая мои сомнения в том, что достаточно трезв, чтобы сесть за руль, Волков демонстративно делает несколько глотков прямо из горлышка.

Поэтому я сажусь, неуверенно осматриваюсь в незнакомом салоне. Пытаюсь понять, чем расположение кнопок, датчиков и информационных табло отличается от тех, к которым я успела привыкнуть. Оказывается, всем. Да даже руль у Крауна – правый, а у Гелендвагена – левый. Поэтому, осторожно выруливая с парковки, я чувствую себя максимально неуютно.

– Весной я забирала Хариер Сахарова из автосервиса и случайно задела бампером бордюр у дома, так он со мной после этого неделю не разговаривал, – со вздохом признаю́сь я Волкову, но он лишь усмехается в ответ и не выказывает абсолютно никакого беспокойства.

После того случая я зареклась садиться за руль чужой машины, но разве сейчас у меня есть выбор? Когда изъяли банковские карты, у меня осталось лишь немного наличных в кошельке. Не уверена, что их хватит на такси. При мыслях об этом становится ещё некомфортнее.

Чертыхаюсь, когда вместо того, чтобы привычным движением включить поворотник, запускаю работу дворников, с максимальной скоростью заметавшихся по сухому стеклу. Злюсь.

– Всё в порядке, – успокаивает Алекс и, откинув назад спинку сиденья, отпивает ещё шампанского.

Естественно, у него всё в порядке. В отличие от меня, Волков расслаблен и вполне доволен сложившейся ситуацией. Я же с трудом контролирую собственные эмоции. Смятение, неуверенность, усталость и обида смешались внутри в коктейль Молотова, грозящий рвануть в любую секунду.

– Почему ты уехал в пятницу? – напряжённо сжимая руль, спрашиваю я, отчего-то избрав его отъезд первопричиной своего негодования.

За лобовым стеклом раскинулась трасса, освещаемая лишь фарами редких машин. Полотно асфальта уходит вдаль, теряясь в темноте. Лесополоса и редкие дома вокруг смазываются расплывчатыми силуэтами, когда мы проносимся мимо.

– Дальний выключи, – заметив машину на встречной полосе, советует Алекс вместо ответа.

Не торопясь, он ставит бутылку шампанского в подстаканник, приоткрывает окно. Вечерний ветер тут же врывается в салон прохладной свежестью. Шуршат по асфальту колёса. Волков чиркает зажигалкой, вспыхнувшей в темноте ярким огоньком, прикуривает сигарету.

– В пятницу я действительно выехал на происшествие. – Он глубоко затягивается и выпускает в воздух серый дым. – Макс дежурил, не успевал и попросил его подменить. Не веришь – сама у него спроси.

Пробую зайти с другой стороны:

– Я знаю, что ты разговаривал с Сахаровым.

– Скорее, он со мной разговаривал, – усмехается Алекс. – А я слушал. И, если хочешь знать, он не сказал ничего такого, о чём я не думал сам.

Значит, Милана была права. Волков выслушал Ника и сделал какие-то собственные неутешительные для меня выводы. А потом уехал, намереваясь больше никогда со мной не встречаться.

Интересуюсь бесцветным тоном:

– И о чём же ты думал? Что посчитал достаточным аргументом, чтобы уехать и ничего мне не написать?

– Я тебя разочарую, – отвечает он коротко и стряхивает в окно пепел сигареты.

Это не совсем то, что я планировала услышать. Я-то считала, что после слов Никиты Алекс подумал плохо обо мне, а он, получается, плохо подумал… о себе?

– С чего ты это взял? – я скептически фыркаю, выкручивая руль на очередном повороте. – Тебе вряд ли удастся разочаровать меня больше, чем разочаровал Сахаров, планировавший жениться на мне ради директорского кресла отцовской строительной компании!

Музыка выключена и в салоне тихо. Лишь шепчут что-то неразборчивое шины и довольно урчит мотор. И Алекс затяжка за затяжкой, наполняет собственные лёгкие дымом.

– Сколько мы с тобой знакомы, конфетка? – негромко спрашивает он, отправляя новое облачко дыма в раскрытое окно.

Сделав вид, что не заметила, как он только что меня назвал, пожимаю плечами:

– С конца июня.

– С конца июня, – эхом повторяет Алекс. – Прошло уже два месяца, за которое мы успели сходить на одно свидание. На то самое, когда я оставил тебя досматривать фильм в кинотеатре, умчавшись на очередное происшествие. Потом меня отправили на учёбу в Хабаровск, а после – в командировку в Салехард. Второе свидание не считается, потому что на нём мы даже не увиделись. Общение по СМС, это, конечно, прекрасно, но тебя ничего не смущает?

Глава 12. Волк, коза и капуста

Can You Hold Me – NF, Britt Nicole

После слов «посиди в машине, я разберусь», Алекс невозмутимо возвращает шампанское в подстаканник и выходит на улицу.

Разрешаю себе зажмуриться от страха. Меня раньше даже для проверки документов не останавливали, а тут – за превышение скорости. Ощущаю себя самой настоящей преступницей, в отличие от утренних событий, вполне заслуженно.

Фантазия в красках рисует Волкова с заведёнными за спину руками, окружённого вооружёнными сотрудниками дорожной полиции. Отставшие во время нашей гонки проблемы, настигают меня, обрушиваясь все разом. Давят своим весом, словно многотонный айсберг. Становится тяжело дышать.

Открыв глаза, осторожно смотрю в боковое зеркало. Вопреки ожиданиям, за окном нет ни борьбы, ни суматохи. В красно-синих отсветах проблесковых маячков трое мужчин просто разговаривают о чём-то. Алекс, облокотившись о заднюю дверцу полицейского автомобиля, курит очередную сигарету. Значит, не всё так плохо? Но до его возвращения нервное напряжение отказывается отпускать мышцы, натянувшиеся канатными стропами.

И когда Волков снова оказывается на пассажирском, я всё ещё взволнованно обнимаю себя за плечи. Жду, что он отчитает меня, или пожалуется, но Алекс произносит:

– В городе холоднее. – Ёжась, крутит колёсико выбора температуры и настраивает обогрев.

Поворачиваюсь к нему, ожидая каких-то объяснений, но он произносит:

– Поехали.

Послушно переключаю рычаг управления с Р на D, но, не удержавшись, спрашиваю:

– Тебя оштрафовали?

– За что меня штрафовать? Я же на пассажирском, – усмехается спутник.

Ответ приводит меня в некоторое замешательство:

– А меня? Я-то на водительском.

– Ты и так достаточно натерпелась сегодня. Или тебе хотелось ещё адреналинчика хапнуть? – Алекс снова отпивает шампанского. – Но без меня этот фокус всё же лучше не повторять.

И без его советов я уже неукоснительно соблюдаю скоростной режим. Мы добрались до Зари[1] – сто́ит быть внимательней.

– Ты с ними знаком? – догадываюсь я, наконец.

– Ага, – сдаётся Алекс. – Одного из них в прошлом месяце по взятке допрашивал.

– А если бы был не знаком?

– Придумал бы что-нибудь, – беспечно отзывается он, разглядывая огни ночного Владивостока за окном.

А я думаю о другом: мы вдвоём, на одной машине. Если я его отвезу – нужно будет само́й возвращаться на такси. Если поеду домой и останусь – Алекс сам за руль не сядет. Может, он и был достаточно трезв на момент нашего отъезда из Биргартена, но по пути почти допил шампанское. Как в детской задачке про волка, козу и капусту. У Алекса даже фамилия подходящая. Делюсь с ним собственными размышлениями, интересуясь, какое решение этой загадки ему по душе.

– Я могу остаться у тебя, – предлагает Волков. – Тебе с утра всё равно тоже в отдел на допрос. Или ты против?

– Конечно, я против допроса, но вряд ли моё мнение в этом вопросе что-то решает. А чтобы ты остался – за. Правда, в комнате для гостей до сих пор бардак после обыска, но в гостиной, если ты помнишь, есть диван.

Мне нравится его решение. Оставаться одной не хочется. Снова будут лезть в головку картинки окровавленного Сахаровского трупа и мысли о том, как я докатилась до обвинений в убийстве. Поэтому киваю и сворачиваю в сторону своего дома. Краун легко поднимается в сопку и, подъехав к воротам, я паркую его у обочины.

– Во двор заехать не получится – пульт остался в Гелендвагене, – извиняющимся тоном объясняю я и глушу мотор.

Забираю с заднего сиденья сумочку. Жду, пока Алекс откроет дверцу и снова накинет на мои плечи пиджак. Не столько для тепла, сколько для ощущения защищённости. Поставив машину на сигнализацию, мы, не торопясь, направляемся к калитке. Алекс со смешком салютует полупустой бутылкой шампанского тёмно-синей Тойоте, стоя́щей на прежнем месте, но понять, видит ли его кто-то за тонированным стеклом, невозможно.

– Идём уже, – тоже усмехаюсь я и тяну его за локоть. – Не мешай людям работать.

Пока мы беззаботно шагаем по вымощенной камнем тропинке, спрятавшейся среди садовых фонарей, можно не думать о том, что я впервые после Сахарова сама веду в свой дом мужчину. Не то чтобы совсем постороннего, но кто он мне? Друг? Знакомый? «Посторонний мужик» – как с лёгкой руки окрестила его мама?

– Не хмурься, конфетка, – сунув бутылку подмышку, Лекс подпирает спиной стену, дожидаясь, пока я отыщу в сумочке ключи. – Это я должен переживать, напросившись в гости к подозреваемой в убийстве, но я, как видишь, героически смотрю опасности в лицо.

– Шутка становится несмешной, если повторять её в десятый раз, тебе говорили?

Обнаружив, наконец, ключи, открываю дверь и впускаю Алекса в гостиную. Включаю свет. Дома тихо и чисто. Благоухают пионы на кухонном столе.

– Чай будешь? – решаю я проявить гостеприимство.

Волков бросает на диван спортивную сумку, которую принёс из машины. Осматривается так, словно впервые здесь. Хотя без толпы мрачных правоохранителей гостиная, и правда, выглядит иначе.

Глава 13. Откровенность за откровенность

BITTERSUITE – Billie Eilish

Сны мне снятся незапоминающиеся, мутные и бесцветные, как густой туман, что мягкой ватой лежит по утрам на Владивостокских сопках. Но, может, это и к лучшему. После вчерашнего мой привычный кошмар точно обзаведётся новыми действующими лицами, желающими упрекнуть меня в неидеальности, но я благодарна, что хоть на одну ночь все они оставили меня в покое.

Просыпаюсь без будильника, когда в не зашторенные окна сочится серый рассвет, и какое-то время лежу, бездумно разглядывая потолок и прислушиваясь к негромким звукам в доме. После расставания с Сахаровым я успела привыкнуть к тишине, а теперь понимаю, как не хватало шороха шагов, треска кофемашины, шума воды, льющейся из кухонного крана. Этих мелких деталей, дающих понять, что я не одна. Сейчас это отчего-то особенно нужно.

Привожу себя в порядок, умываюсь, и, накинув на пижаму халат, спускаюсь. Пахнет ванилью, кофе и пионами. Так умопомрачительно сладко, что жмурюсь от удовольствия, ощущая, как просыпается аппетит.

– Я как раз собирался тебя будить. – Сидя за столом, улыбается Алекс.

Волков так органично вписался в мой мир, что я позволяю себе всего на секунду представить, что он мой. Такой красивый, домашний, с влажными после душа волосами. Одетый в спортивные штаны и белую футболку. Разглядывая его босые ноги, торчащие из-под стола, тоже не могу сдержать улыбку:

– Доброе утро.

По-настоящему доброе. Он успел разогреть две упаковки сырников, которые вчера привезла Милана. Это от них пахнет ванилью. Посмотрев на их золотистые поджаристые бока, понимаю, чего мне не хватается для полного счастья, и открываю шкафчик, в котором хранится шоколадный топпинг. Но шкафчик оказывается пустым. Совсем. Теперь в нём нет ни шоколадного топпинга, ни сиропа с солёной карамелью, который я привыкла добавлять в кофе по утрам.

– Волков. – Оказывается, когда по-настоящему злюсь, я умею шипеть ничуть не хуже мамы.

От понимания причины отсутствия сладостей благодушное настроение моментально улетучивается без следа.

– Я провёл у тебя ревизию, конфетка, – довольно усмехается Лекс, показывая, что моё негодование его ничуть не впечатлило. – И убрал из твоих шкафов всё опасное.

– Ты в своём уме? Я доверчиво впустила тебя к себе домой, чтобы ты…

– Отплатил заботой за оказанное доверие? – хохоча, подсказывает он.

Мне хочется его придушить, наплевав на то, что это сделает меня подозреваемой в ещё одном убийстве. Или швырнуть чашку кофе в эту счастливо улыбающуюся физиономию. Воспитание помогает сдержаться.

– Коварно воспользовался моей наивностью! – выпаливаю я наконец. – Да у меня же Прокопьев все банковские карты изъял! Ты хочешь, чтобы я умерла от голодной смерти?

Распахнув дверцу холодильника, я обнаруживаю, что с его полок пропала сгущёнка и часть соусов. Гнев сменяется отчаянием, а из глаз вот-вот хлынут слёзы.

– Наоборот, я спасаю тебе жизнь, – Алекс выходит из-за стола, захлопывает холодильник и, подтолкнув меня к столу, усаживает на стул, надавив ладонями на плечи.

Я нахожусь в такой растерянности, что послушно сажусь и, часто моргая, разглядываю тарелку с сырниками передо мной. С сырниками без шоколадного топпинга. Алекс придвигает ближе ко мне чашку кофе без сиропа.

– Приятного аппетита, конфетка, – его ладони возвращаются на мои плечи, принимаясь бережно их массировать. И говорит он ласково, успокаивающе, как говорят с маленьким ребёнком, который вот-вот расплачется: – С твоими картами мама сегодня разберётся, не переживай. Прокопьев вообще не должен был их изымать.

Звучит, конечно, многообещающе, но лучше бы он мне сейчас сироп вернул.

– А почему тогда изъял?

– Кто его, дурака, поймёт? – усмехается Лекс.

От массажа мышцы расслабляются и выравнивается дыхание. Оказывается, когда плечи растирает привлекательный мужчина, это гораздо приятнее, чем когда то же самое делает массажистка спа-салона. Под нежными касаниями широких ладоней я млею. Но сахара всё равно хочется. Даже с удвоенной силой, потому что нельзя. Обиженно надуваю губы:

– Я тогда вообще есть не буду.

С трудом удерживаюсь от недовольного стона, когда Алекс отрывает ладони от моих плеч. Он садится напротив, отпивает кофе, но взяв вилку, отламывает кусочек сырника не на своей тарелке, а на моей. Его улыбка становится лукавой, а в голубых глазах появляются искорки-смешинки:

– Не получится, – Волков качает головой. – Я всё равно тебя накормлю.

Он тянется через стол и подносит к моим губам вилку с кусочком сырника:

– Ну, давай, конфетка: ложечку за маму…

– Не хочу, – ворчу я, но еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Волков демонстративно удивляется:

– Не хочешь за маму? Ты права, после того как она назвала меня «посторонним мужиком», за неё мы есть не будем. Может, за папу? Нет? А за Прокопьева?

Смех рвётся из меня, но я удерживаю на лице серьёзное выражение и мотаю головой из стороны в сторону, пока Волков продолжает:

– За Сахарова? За Лазарева? А за меня?