Соня у себя на фотках: с коктейлями на балконах высотных зданий, что все в огнях. В бассейнах с изумрудной водой, в купальниках откровенных. В машинах с открытыми крышами. И жизнь её в соцсетях – просто шик.
А сидела на кухне в старом фланелевом халате, похабно не застегнув его на три верхние пуговки, хотя в этом доме мужчин вообще не было, для кого такая показуха. Волосы сальные на макушке в гульку собраны, не густые они у неё вовсе, а то кудри на фотках. Ноготь один сломала, ненатуральный, накладной.
Моя двоюродная сестра, тёти Глаши родная дочь. Софье всего двадцать три года, но на такую старую бабу похожа, может от того, что напилась. Толстая ряха разъехалась, глаза заплыли. Вот нехорошая у нас порода – девки все в теле, и я такая же. И мать у меня толстая была, и бабка вон сидела в углу соседней комнаты, носки вязала – поперёк себя шире.
Я опустила глаза и провела по полной ножке, гладкой и белоснежной. А ещё стройной. Но не избежать мне лишнего веса, уже как бы имелся. Завидовала я тощим девчонкам, но не сильно, чтобы заморачиваться. В любом случае от себя не убежишь.
Соня приехала к нам в посёлок ненадолго. Не любили её, потому что знали, чем она в городе занималась. Проституцией. Она запрещала нам так говорить. Эскортница. Вот кто она.
— А парни были? — сестра сегодня решила со мной пооткровенничать.
Спросила и залпом стопку водки выпила.
Её не гнали отсюда, потому что приезжала она с подарками. Очень много денег оставляла матери и бабке. Терпели её – курила прямо на кухне, хотя здесь никто никогда не курил.
Я вроде тянулась к ней, но понимала, что пропащее дело. И за неё меня дразнили, и по вечерам не пройти по улицам. Почему-то все думали, что раз сестра двоюродная проститутка, так и я туда же.
Так-то ведь Соня нормальная, когда трезвая. Вот только могла открыто говорить о вещах, о которых молчат, а я вот стеснялась.
Какие парни?!
Я покраснела и глаза опустила.
Я вот в сарафане коротком только дома или на участке, а так чем шире одежда, тем лучше.
— Шмотки какие классные тебе привезла, видела?
Я пожала плечами. Хотела с ней посидеть не за подарки. В принципе ничего нового она мне не рассказала. Про работу свою молчала, но теперь уже не отвергала, что эскортница. А больше у неё ничего в жизни. Шмотки, деньги, проституция. Так и сойти с ума можно.
— Я поступать буду, — прошептала я. — За деньги тебе спасибо, курсы сейчас взяла, у Галины Петровны. Она преподавала в университете. Приехала сюда к нам.
— Да, видела я её. Баба деланная.
— Не знаю, что это значит «деланная», но она сказала, что я поступить могу.
— Можешь – поступай. Только, Миланка, на что жить будешь?
— На работу устроюсь.
— Для работы я тебе корсет купила, — пьяно улыбнулась она и налила себе ещё стопку.
Закусывала активно. Привезла Сонька балык, мне любимое манго Голд, авокадо, креветок и тёте Глаше бочонок живого пива.
— Что? Какой корсет? — посмеялась я.
— Так парни были у тебя? — Соня уже не улыбалась, а смотрела строго и даже зло.
У неё карие глаза, у меня голубые, но чем-то ведь мы всё же похожи. Задами толстыми, не иначе.
— Был давно, — нехотя призналась я, потому что тётки Глаши не было в доме, а бабка глухая. Телевизор у неё орал как сумасшедший, так что , мы тут как бы с Сонькой сами по себе беседовали.
Вогнала она меня в краску, и уши просто плавились от позора. Я взгляд увела на большой красивый пакет, что стоял у стола. Там мои подарки. И корсет. Смех какой. Я барышня что ли?
— Кому дала? Подарил тебе за это кольцо золотое или тебе денег заплатил? Шоколадку? Или кроме букетика венерических ничего не подарил? — она развязно заржала.
— Не было венерических, с презервативом, — недовольно ответила ей.
У меня таких подруг не было никогда, чтобы это рассказать. А Соня вон, смеялась надо мной.
— Нос не вешай, — она погладила меня по плечу. — Зря не пьёшь, расслабляет хорошо. И полезно, болеть не будешь.
— Угу, враньё какое, — я сложила руки на груди. С трудом… К окончанию школы грудь перешла границы третьего размера. — Я сама хотела попробовать, Сонь. И парня уже нет в живых.
— Ого, — тут же изменилась она в лице. — Здесь вообще никого в живых скоро не останется, все подохнут.
— Арсений, сосед наш.
Сонька грохнула смехом и долго не могла успокоиться. Я даже обиделась на неё, и хотела уйти, но сестра поймала за руку и насильно дёрнула обратно на табуретку.
— Ты его не задавила? — ржала Сонька.
— Дурочка!
— Он же доходяга! Просто захотелось подарок сделать?
— Ты больная?! Он умирал.
— Из жалости? Свою целку отдала умирающему?
— Не кури! — я чуть не разрыдалась. — У бабки астма, она задыхается.
В подтверждение моих слов, бабуля закашляла. Родная бабушка и мне, и Соньке хорошая, между прочим, совершенно незлобная.
Соня, посмеиваясь, залезла в красивый пакет и достала на свет чёрный высокий корсет. Как какую-то драгоценность поцеловала его, с восторгом и благоговением рассматривая и поглаживая.
— Принеси ей удачу. От чистого сердца прошу. Если бы у меня, Миланка, был корсет в восемнадцать, я бы не так начала свою карьеру.
****
— А корсет мне зачем? — удивилась я, глядя на вещь вроде и красивую, а вроде и жутковатую.
Бандаж с крючками. Но ткань приятная: немного чёрного бархата, игривое кружевное исполнение и бантики.
— А корсет, Миланка, чтобы талию делать. Лицо у тебя ничего такое, сиськи большие, у меня вон видишь, — Соня показала себя во всей красе. — Живот есть, а сиськи не такие. А у тебя всё потрясно. Так вот ты в корсет затягивайся. С умом затягивайся по полчаса в начале носи, а потом чем дольше, тем сильнее затягивай. Стать королевская! — она выпрямилась, смешно рукой повела, как дама или фаворитка короля. — Сдержанность, величие. И свысока так смотри.
Я попробовала и рассмеялась. Сестра тоже улыбнулась.
Я писала экзамен, сидя на последней парте. Гордо выпрямив спину, потому что под одеждой с широкой кофтой прятался королевский бархатный корсет. Я чувствовала невероятную в себе уверенность и действительно, какую-то строгость. Будто голова лучше соображала, точно сдам все экзамены на отлично.
Сидела за партой. Словно прикованный взгляд к листу бумаги, никуда не двигался. Солнце щедро заливало класс ярким светом, проникающим сквозь большое окно. Было тихо, лишь слышался шелест страниц и редкие шорохи ручек, каждый ученик сосредоточенно писал экзамен.
Экзаменационная тишина была странная, почти напряжённая. Казалось, будто даже солнечный свет старался меньше беспокоить, позволяя сосредоточиться на заданиях. Время медленно тянулось вперёд, минуты казались бесконечно долгими. Я глубоко вздохнула и посмотрела на часы над учительским столом. Осталось немного.
Рука устала писать, пальцы слегка дрожали, голова немного кружилась от напряжения. Взгляд скользил по вопросам экзаменационного листа снова и снова, пытаясь уловить суть каждого задания. Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного…
За окном пробежалась небольшая птица, её щебет нарушил гробовую тишину класса. Кто-то рядом едва заметно улыбнулся этому неожиданному гостю, но тут же вернулся к работе. Каждый понимал важность момента, каждому хотелось показать максимум своих знаний. И уехать после экзаменов отсюда.
Ещё раз проверила свою работу.
Класс облегчённо выдохнул, напряжение спало, одноклассники оживлённо заговорили друг с другом, радуясь скорому освобождению.
Собирали тетради.
Пусть впереди ожидали оценки, пусть предстояло переживать, но именно сейчас я чувствовала спокойствие и удовлетворение от выполненной работы. Скоро я покину посёлок и уеду в город за счастьем.
Единственное, что Соню я не послушала. Она, кстати не вернулась домой ночевать, загуляла. Не знаю, как можно: и работать, и потом ещё отдыхать одним и тем же способом. Никакого разнообразия, так же и устать можно.
Так вот сестру я не послушала и носила корсет целое утро, от чего к концу экзамена заболела спина очень сильно.
Выскочила из класса сразу, толком не дождавшись объявления учительницы о завершении контрольной работы. Бежала стремглав по коридору школы, миновала шумные толпы, перешагивая разбросанные рюкзаки и учебники, совершенно не обращая внимания ни на чьи взгляды. Мне было важно быстрее попасть в туалет.
Корсет, плотно облегающий талию, начал доставлять невыносимые неудобства. Жесткая ткань сдавливала ребра, затрудняя дыхание, мешая двигаться свободно. То, что ещё пять минут назад работало на меня, неожиданно начало тяготить, давление стало особенно сильным, вызывая боль и дискомфорт.
Наконец добравшись до туалета, распахнула дверь кабинки и замерла на мгновение. Стащила кофту, трясущимися руками расстегнула застёжки и развязала шнуровку.
Глубокий вдох воздуха заполнил грудь, сердце забилось свободнее, вроде от лица кровь отошла.
Плечи тут же упали, я сгорбилась и медленно начала надевать обратно кофту. А королевский корсет аккуратно положила в рюкзак.
Нужно, конечно, слушаться старших. Полчаса ведь было сказано. Всё так клёво начиналось, я сама всё испортила. Когда теперь снова надену.
Улыбаясь сама себе, вышла из уборной и направилась домой, ощущая удивительную легкость тела и души.
Друзей и подруг в школе у меня не было, я не особо общительная, но были в принципе со всеми хорошие отношения. Парни бывало, дразнили меня. Это не касалось моей груди или толстого зада, у нас были несколько парней намного толще и девчонка очень высокая. Но, видимо, из-за слухов, что Соня у меня такая.
Весна переходила в лето, на улице была полная благодать. А в доме мрак и какой-то смрад.
Я пришла домой ещё до обеда. Сразу же ударил в нос запах пива и вина. И никто не топил сегодня печь. Хотя и не холодно, но влажность и воздух противные от этого.
Атмосфера была гнетущая и омерзительная. Тётя Глаша квасила. Пила и очень сильно. На столе холодная закуска, она даже не разогрела себе еду. Занавески закрыты, а свет не включён.
— Глаша, что случилось? — возмутилась я.
Последний раз видела её в таком виде после похорон моей мамы.
Быстро скинула кроссовки, рюкзак.
— Бабушка, да?
Я осторожно вошла в комнату бабушки, стараясь ступать бесшумно, чтобы не потревожить покой. Дверь скрипнула негромко. Луч света, пробивающийся между стеной и занавеской, полоской падал на кровать, освещая неподвижное тучное тело старушки. Глаза закрыты, губы слегка приоткрылись, а кожа приобрела бледность и даже синь. Глаша сложила ей руки на груди.
Сердце сжалось от внезапного понимания случившегося. Бабушка выглядела спокойной, почти умиротворённой, словно сон подарил ей избавление от всех земных забот и страданий. В комнате гробовая тишина, нарушаемая лишь моим приглушённым дыханием и тиканьем старого железного будильника.
Я нерешительно приблизилась к постели. Слёзы наворачивались на глаза, сердце разрывалось от осознания утраты близкого человека.
— Я здесь, ба... Ты не одна, — прошептала, касаясь холодной руки своей тёплой ладонью.
Надеялась до последнего, что она просто спит.
— Вот, — пьяно кричала Глаша, и я покинула бабушкину комнату в смятении и растерянности. — Это всё из-за Соньки! Скорую вызвала. Уже приезжала полиция.
— Полиция, чего? — удивилась я, вернувшись на кухню.
Мне стало как-то дурно. В глазах застыли слёзы, но я пока что не плакала. Я очень сильно испугалась, смотрела на Глашу. А у неё лицо такое сморщенное, старое и слёзы текли. А глаза прозрачные, стеклянные, светло-голубые.
— Соньку в поле мёртвой нашли, — хрипло сказала она мне. — Карточки, наличку, серьги, браслеты, кольца… Всё золото сняли! Тебе ничего не оставили. Как блядью была, сукой бродячей и подохла. Хоть бы дома всё сняла, прежде чем трахаться со своими кобелями.
От жестокости её слов мне стало ещё хуже.
Хозяйка оказалась понятливой, и разрешила мне жить в оплаченной комнате до срока. На дальнейшее проживание денег не было. Я пошла работать уборщицей, раздавала флаеры. Но всё равно мало.
А дальше была небольшая радость – мне дали общежитие. Но…
Общежитие – настоящий клоповник, у нас дома гораздо лучше было даже в самые глубокие годы нищеты.
Никто из девчонок скидываться на ремонт не собирался, так что, взяв с работы моющиеся средства, я просто комнату отмыла. Стены, двери. Вот до такой степени все было загажено: окно помыла, и светло в комнате стало. Вначале одна убирала, потом девчонки присоединились. А так как нас было восемь, неожиданно появился интерес. Кто-то что-то приносил – появились красивые занавески, коврики на полу, и стены частично заклеили плакатами и самоклейкой.
Четыре кровати – восемь девок. Мне досталась кровать на второй полке прямо у двери. Я самая последняя в эту комнату въехала, и они почему-то посчитали, что это кровать самая отвратительная. А на самом деле мне понравилась.
Лампочка далековато, правда, все друг друга уважали, и никто свет не включал, когда кто-то спит.
Мы все первокурсницы.
Не считая ремонта, остальное общежитие было нормальным, мне в принципе понравилось.
Единственное, что омрачало мою жизнь, не в университет я поступила, и не в медицинский колледж. А куда попало. В техникум городского благоустройства. Но в следующем году тоже буду поступать. Главное, что было где жить.
На каникулы перед учёбой приехала в посёлок. И мне тётка дала понять, что мне не рады. Бабушки не было, Сони не было, я зимние вещи забрала, подписала документ на продажу дома и раздел имущества, и уехала обратно в город.
Так я и осталась одна. Точнее нет, у меня же были подружки!
Девчонки были не рады, что я притащила кучу шмоток с собой. А Полинка, которая спала подо мной, на тот момент с парнем гуляла, хороший такой на токаря учился. Я попросила, он мне под самым потолком над моей койкой полку сделал. Я туда все свои вещи закидала. Так что место я почти не занимала в этой комнате. И вообще вела себя скромно, ну в обиду себя не давала. Может, мне и матюгнуться сложно и грубое слово сказать, но ноги об себя вытирать я никогда не позволяла.
Первый скандал случился у меня в самом начале учёбы, когда украли мой корсет. Воровку мы нашли. Заглянула девчонка из соседней комнаты и прихватила.
Было очень неприятно, и все эти разборки меня утомили, зато после этого я корсет почти не снимала. Настолько я любила эту шмотку. Она мне про Соню напоминала.
Мне повезло, у нас в комнате не было таких девчонок, которые вот до сумасшествия хотели бы денег. И на всё пошли бы ради этого. Ни одна из них не намекнула и даже не сказала о том, что можно работать проституткой. Полинка гулящая, она могла скатиться, но пока её парни кормили.
Говорили о том, что хорошо бы иметь богатого парня, он бы за все платил. Вот это да, вот это говорили. Но в основном все девочки настроены на самостоятельную жизнь. И я вместе с ними. У меня нормальные соседки и адекватные подружки, ну, Полина может быть немножко не в себе, но мало ли что, бывает в жизни.
Все разговоры о парнях. С утра до ночи. Этот заходил, тот позвонил.
Я не хотела ни с кем встречаться, сейчас по крайней мере вообще не тянуло. Я так дико уставала!
Работала посудомойкой и уборщицей. Работа не пыльная и даже не сама зарплата меня прельщала, сколько то, что в кафе можно было взять продукты и, между прочим, хорошего качества. А у меня две красавицы голодали постоянно.
Поступили вместе со мной сироты: Полина и Римма.
Полинка пронырливая, с парнями спала, все пыталась получше устроиться и парня себе богатого найти. В нашем училище никого не найдёшь, зато по соседству институт был технический, вот оттуда к нам прямо потоки мужские, с утра до ночи, и девки туда бегали, искали себе кого покруче, да побогаче.
Вторая – Римма, худенькая, бледненькая, с коровьими глазами, парни на неё не смотрели. Никуда она ни с кем не ездила, никого у неё не было… Это Римма пригласила поработать Полину на кассе. Надо было думать, прежде чем идти с бедовой. Риммка притягивала одни несчастья.
Девчонка одна была, на картах гадала и гороскопы составляла, ничего хорошего о Римме не говорила. Карма у неё подпорчена.
Поверишь тут!
Пошли они с Полинкой работать в магазин, потом сидели, оформляли документы в полиции.
Повесили на них эту кассу.
Разбираться никто не стал, обвинили в воровстве, хотя они не воровали, плакали у меня в общежитии.
Никто не заступится за нас. Но мы вот взялись всей толпой и написали встречное заявление в полицию. Половину долга скосили, вот так получилось!
Всё равно пришлось Римме и Полине деньги отдавать и, конечно же, никакой зарплаты им.
А потом пьяная Полинка однажды призналась мне в Новый год, что это она деньги украла.
Как я тогда поразилась! Я же ей верила…
****
Год пролетел незаметно. Не радовал город и не впечатлял, стал для меня чем-то обыденным, грязным и шумным.
Но в посёлок я точно не вернусь.
Весна пришла, потом плавно в лето переплывала. Период обновления, возрождения чувств и желаний, особенно будоражило в девятнадцать. И вот я захотела тоже… Может парня найти. Одной стало невыносимо одиноко.
Весной просыпалась любовь, рождались мечты, возникало желание жить полной жизнью, наслаждаться каждым мгновением.
Люди начинали чаще гулять, общаться, искать новых знакомств. Внутри чувство легкости, свободы, желание попробовать что-то новое. Многие находили своё счастье именно весной, открывали для себя неизведанные грани личности, познавали радости отношений.
И я найду! Была уверена в этом.
Весеннее настроение! А у меня учёба, работа и старость скоро… Двадцать лет, когда-то мне казалось, что это безумная цифра, для взрослых девушек. А вот, рукой подать.
Я ничего не достигла.
«Весна – это время любить и хотеть жить!»
Я встала и подошла к шкафу. В комнате никого не было, но я всё равно, спряталась за створку. Сняла верхнюю одежду, расстегнула корсет. Стирала следы помады девчонок со щёк.
Ну, какой мне Эдик с друзьями?!
И что там делать? Такая грязь у них. Противно даже. И я, блин, еле живая.
Накинув халатик, достала средства по уходу за кожей. Если честно, это самопальные средства, я делала себе маски из продуктов питания. Иногда травы настаивала. Если удавалось огурчик утянуть в кафешке – вообще супер маска.
За волосами тщательно следила, они у меня теперь по пояс. Мыла с мылом раз в неделю, два раза оплакивала. К сожалению, привыкнуть к этому было крайне сложно. С одной стороны, всё же натуральное, и некоторые просто стремятся к этому. С другой стороны, для меня – это признак нищеты, хорошей такой нищеты, глубокой, когда хочется за собой хорошенько поухаживать, как учили, как хотела всегда, а не получалось.
У меня бритва затупилась, и новую купить не могла, так что только подмышки и ножки до колен.
— Проклятая нищета!
Можно было бы лечь на нижнюю кровать, никого в комнате этой ночью не было. Но я предпочла забраться наверх к себе. Читала, боялась потерять навыки. Буду сдавать, буду поступать. Мне нужно высшее образование в любом случае, я почему-то была уверена, что у меня всё получится.
Первое время было очень тяжёлым. Но сейчас серьёзно привыкла к своему образу жизни. Я крайне осторожна с выбором работы. Я все так же немножко дикая по отношению к людям. Хорошо, что девчонки были, очень рада, что у меня такие хорошие соседки.
Нет, хватит обманывать себя! Не поступлю в университет, лучше доучусь до конца в училище… Чем дольше я живу, тем больше вижу, что высшее образование не всегда полезно и то, о чем рассказывала мне моя преподавательница по биологии, оказалось полной ложью. Хорошо ей рассуждать, когда есть где жить и есть кому кормить тебя. А когда ты одна на целом свете, конечно, высшее образование не станет для тебя приоритетом.
Я быстро уснула, мне снились тревожные сны. Вроде приходила Полинка. Я отвернулась к стенке, чтобы не слышать её. Потом спала долго, мне не нужно было утром на работу, это мой выходной. Тут главное устроить себе воскресенье. Просто помнила об этом, бабушка говорила: «что хочешь делай, сколько хочешь работай, учись, а в воскресенье всегда отдыхай». Вот я и отдыхала, и это, между прочим, реально помогало восстановиться. Так что проснулась я часов в десять утра.
Комнату сразу оставила проветривать, взяла свою косметичку. Шаркая тапочками, пошла в туалет, чтобы умыться почистить зубы. И тут совершенно случайно наткнулась на комендантшу. Низкорослая худосочная бабуля. С ней было трое полицейских, одна из которых женщина.
— А что произошло? — поинтересовалась я.
— Одна из твоих соседок в больнице лежит, — объяснила комендантша. И таким взглядом на меня посмотрела, как будто я во всех смертных грехах виновата. — А вторая твоя подружка обокрала студентов из технического института.
Я метнулась обратно в комнату, открыла шкаф, а вещей Полинки не было. Глядя растерянно на взрослых людей, отошла в сторону, показывая на пустой шкаф.
— Ночью вещи забрала.
— Да, мы её сейчас разыскиваем. Она искалечила двух молодых людей. Украла деньги, золотые вещи, и пропала, — сказала женщина-полицейский.
Я растерянно развела руками, а потом запахнула поплотнее халатик, потому что мне не понравились взгляды взрослых мужчин.
— А Римма? Она как, где и почему она избита? Кто её избил?
— Неизвестно, кто её избил.
Ещё вопросы задавали. День был напрочь испорчен.
****
Общежитие не гудело, как обычно, но шаги соседей слышались отчётливо сквозь тонкие стены. Я торопливо собиралась, надеясь успеть вовремя.
Одевалась молниеносно, будто участвовала в спортивном соревновании. Рубашка широкая в клетку, джинсы идеально сидели, обувь чистенькая.
Через пять минут, я уже стояла перед зеркалом, убирая волосы в небрежную причёску. Взгляд был решительным. Ещё пара секунд – и рюкзак оказался надетым на плечи.
Риммка мне же как сестра!
До больницы час пути.
По дороге мысли кружились вокруг одной темы – состояние Риммы. Мысли переключались между воспоминаниями и беспокойством. Вспоминались совместные прогулки, вечеринки в общежитии, разговоры по душам. Каждый миг общения был бесценен, особенно теперь, когда судьба подкинула испытания.
Я стремительно мчалась по улицам города, сердце бешено колотилось в груди. Утренний воздух бодрил, но хотелось чая.
Резко остановилась у остановки автобуса, тяжело дыша и глядя на приближающийся транспорт. Внутри боролись два чувства: желание сэкономить деньги и необходимость добраться до места назначения как можно скорее.
Ну, что такое деньги?! Римма там одна!
Я в открытую дверь автобуса запрыгнула, пытаясь отдышаться и успокоиться.
В салоне царила суета: пассажиры разговаривали, копались в телефонах, слушали музыку. Кто-то погружён в собственные мысли, кто-то увлечён беседой с попутчиками.
Для меня почти дикость. Я год пешком ходила.
И неожиданно поездка доставила мне удовольствие.
За окнами мелькали знакомые улицы, здания, лица прохожих. Город оживал, просыпаясь от сна и готовясь встретить выходной день.
Я удобно устроилась на своём месте, стараясь расслабиться и насладиться поездкой. Перед глазами проплывали картины прошлого: школьные годы, студенческая жизнь, первые рабочие дни. Воспоминания сменяли друг друга, создавая ощущение непрерывности жизни.
И тут до меня начало доходить, что кроме Риммы никого и не было у меня.
Ни-Ко-Го! Целый год. Если с ней что-то случиться, я останусь совершенно одна.
На нужной остановке вышла, и быстро стала приближаться к большим зданиям городской больницы.
Мне нужно срочно попасть в травматологическое отделение, ведь там лежала подруга, пострадавшая этой ночью. А больница казалась огромным лабиринтом из бесконечных коридоров и дверей, разобраться в котором казалось невыполнимой задачей.