Неверный. Расплата за ложь

Глава 1

– Перейдем на другую сторону дороги, Халима, не запачкайся…

Выдох застрял в груди, когда я услышала гадкие слова соседок. Опустила глаза, торопливо обогнула их, стараясь разминуться на узкой улице среди домов. Знала, что они говорят не про овец, которых я гнала под вечер с вершины холма.

Это про меня. Про меня в ауле постоянно говорят. С каждым днем слухи обрастали подробностями, люди не стесняясь говорили обо мне в моем присутствии, а некоторые могли даже и толкнуть, плюнуть в мою сторону.

– Говорят, что она оклеветала собственного мужа! Сказала, что он убил ее дядю! Он в тюрьме сидел. Кто так делает?

Ложь!

Я говорила в суде над мужем то, что мне приказали сказать.

Моя родная сестра Диляра. Наши родители.

Они вынудили меня лжесвидетельствовать против мужа.

И Амира не посадили тогда. Он сбежал, а когда вернулся в Россию, моего отца уже признали виновным в убийстве дяди и посадили.

Мои показания признали ложными. Амира отправили за решетку на полгода за побег.

– А слышали? Слышали? Говорят, что она замуж вышла порченной. Потому что под дядю легла девчонкой совсем! Грешница!

Ложь!

Гнусная ложь, от которой сердце сжимается. Как же всё извратили, перекрутили.

До чего люди злые. Всё было не так, совсем не так, но разве же переспоришь? Разве имеет смысл что-то доказывать, когда люди во что-то свято верят?

Не стала я дальше слушать и лишь ускорила шаг, добираясь до нашего дома.

Но сперва надо загнать овец в загон, дать им воды, убедиться, что они никуда не сбегут. Потом попробовать пробраться на кухню, вдруг кто-то догадался оставить мне еды. Куска хлеба мне хватит, я бы и вовсе не ела, не ждала подачки, если бы не было в том необходимости.

Надо было кормить малышку. Дочка нуждалась в моем молоке.

Добралась до места и сделала всё, как запланировано. В кухню вошла уже в потемках и включила свет. И испуганно охнула.

Отчим сидел за столом и словно бы ждал меня.

Плотного телосложения, обрюзгший, сальные волосы, маленькие глазки, вечная гримаса недовольства на лице. Грубый со мной, с мамой, с их общей дочерью Бикташ и ее мужем, которые взяли мою дочь и выдали за свою.

От его взгляда стало неуютно. Как-то муторно на душе. С детства я считала отцом совсем другого человека, не зная, что он нагулял меня на стороне и отобрал у матери.

Взял в свой дом. А мать отослали в этот аул. Она вышла замуж за жестокого, черствого человека старше себя.

Как так вышло, что я повторила ее судьбу?

А может, всё у меня сложилось даже хуже, чем у матери.

– Явилась, – выплюнул Салават, холодные глаза обдали неприязнью, – где шлялась, девчонка?

– Я овец пасла, – сказала вроде бы очевидные вещи, а он рассердился и бахнул по столу мясистым кулаком.

– Говорю, шлялась, значит, шлялась!

Я испуганно вздрогнула и посмотрела в дверной проем, ведущий в жилые комнаты. Сама я прошла через вход со двора, с кухни. И если не попасть внутрь дома, то ночевать снова придется в стойле с овцами. Оттуда по тропке и проще до дома сестры ходить, не надо хлопать парадной дверью. Кухни дверь в дверь расположены.

Дома впритык стоят, удобно, что ни говори.

Но лучше в стойле спать на холоде, чем терпеть издевательства отчима, попадаясь ему под горячую руку. Он любил всех поколачивать, когда находился в дурном настроении.

– Куда смотришь? На мать надеешься? Спит она. А у меня к тебе разговор. Садись.

– Я постою, – испуганно прошептала я, напрягаясь. Что за разговор такой?

– Вот дурная! Свалилась на мою голову! Папаша твой, душегуб, от тебя отказался, на меня скинул, муженьку ты не нужна, а мне, значит, возись? Обеспечивай тебя, корми. Нам самим не хватает.

– Я могу работать пойти, – сказала смиренно, ведь он не впервые заводил этот разговор.

– Работать она собралась! Чтобы по углам с мужиками чужими зажималась? Натуру твою гулящую не спрячешь, Рамина. Но я придумал, что делать. Как поправить финансовое положение и худо-бедно исправить твою репутацию. Хотя она черная как сажа.

– Как же? – дрогнула я, сердце забилось часто-часто от плохого предчувствия.

– Замуж тебя выдам. За Муссу, соседа нашего.

– Но он же старик! – не сдержала я возгласа, а дядя загоготал.

– Будто тебе не привыкать к старикам! Разве ты не якшалась с дядькой своим…

– Зачем вы повторяете сплетни? – тихо спросила я, глядя на него с враждебностью. Ведь он знал правду, но издевался надо мной.

– А что? Я тебе на слово должен поверить? – дядя наклонился, и от его щербатого рта с желтыми зубами пахнуло дурным запахом, от которого меня чуть не вырвало.

– Я не пойду замуж. Вы же знаете, что официально я не разведена.

– Знаю, – как-то хитро улыбнулся отчим, – поэтому я вызвал твоего муженька сюда. Амир Мансуров приедет сюда и даст тебе развод. А потом я выдам тебя замуж за своего соседа. И не смей перечить мне, девчонка, а теперь пошла вон!

Глава 2

Я шла в сторону своего закутка на ватных ногах.

Сюда едет Амир Мансуров. Тот, кого обвиняли в убийстве моего дяди, брата моего биологического отца. Тот, кто спас меня от его домогательств. Тот, о ком я когда-то грезила ночами, о чьей любви молила и так и не получила ее.

Пристройка, в которой я жила, прилегала к дому и служила раньше семье Гафуровых летней верандой, и с наступлением холодов больше не грела, но другого выбора у меня не было.

Помню, как меня впервые привезли в аул. После городских условий я испытала настоящий шок. Деревянный туалет на улице с дыркой внутри посередине, соответствующий запах, навоз на улицах, звуки домашнего скота и птиц, неопрятность – вот что стало моей жизнью.

Пристройка сейчас служила не только моим домом, но и складом для зимних вещей семьи. Всё, что отделяло мой закуток от остальной части дома – хлипкая занавеска, которой я была рада. В углу стояла грубо сколоченная скамейка, на ней таз с остывшей водой и тряпка. Мама, видимо, пока отчим не видел, подогревала мне воду, и мою душу затопила благодарность. Не думала я, что когда-то такие мелочи, как горячая вода, будут для меня невиданной роскошью.

Я зажмурилась, обтираясь тряпкой, смоченной в холодной воде, но выбирать не приходилось. Не могу я прийти к дочке вонючей и грязной. Благо что она еще ничего не подхватила и не простудилась в этом промозглом ауле.

– Где ты шлялась?! – вдруг раздалось чужое шипение.

Сначала я вздрогнула, решив, что отчим нарушил мое уединение, застав меня обнаженной, но это был не он, а Бикташ, моя сводная сестра, его дочь от первого брака. До чего же с возрастом она становится на него похожа. Даже фразы использует те же.

– Я не шлялась, – сказала я упрямо, обтерлась полотенцем и начала одеваться. – Овец пасла, ты же знаешь.

– Что-то долго, – недовольно ответила она, опершись о косяк, а затем спохватилась. – Ты чего это мне дерзишь? Совсем страх потеряла? Я тут с твоим нагулышем вожусь, а ты прохлаждаешься тут стоишь.

– Я мылась. Сейчас приду, Бикташ.

Домашние ее называли Бика, но у меня язык не поворачивался. Бикташ она, Бикташ. Вредная, сквернословная и стервозная, вся в отчима.

– Давай быстрее, я уже устала, девчонка орет без конца, уже сил моих на это нет. И на кой черт ты явилась к нам в аул? Всю жизнь мне испоганила, дрянь!

Бикташ продолжала ворчать в привычной манере, но я настолько привыкла к ее оскорблениям, что уже воспринимала это обычным фоном. Пока вдруг ее не прорвало.

– Это отродье вся в тебя. Такая же голосистая тварь.

Меня дернуло влепить ей пощечину, схватить за шкирку и окунуть головой в таз с водой, а затем куском вонючего мыла промыть ей рот, но я сдержалась. Стиснула кулаки и осталась стоять на месте. Не в том я положении, чтобы выкобениваться и поступать так, как велит мне сердце и гордость. Но до чего же сложно терпеть эти измывательства над собой изо дня в день. И оттого моя ненависть к Асхатовым и Амиру ширилась всё сильнее, превращаясь из долины в необъятный каньон.

– Тварь? – прохрипев, переспросила я Бикташ. – Ты ее совсем не любишь? Она же твоя дочь для всех в ауле. Ты сама вызвалась забрать ее себе, у вас ведь с Ринатом детей нет.

Ринат – это муж Бикташ. Тридцать пять лет, старше ее на добрых десять лет, что никого не смущало. Для местных это было нормой, а я и вовсе помалкивала, не имея права голоса. Несмотря на то, что в браке они уже семь лет, Бикташ не то что не рожала, даже ни разу не беременела, из-за чего местные кумушки распустили слухи о ее бесплодии.

Возможно, Ринат развелся бы с ней и взял себе другую в жены, но был слишком беден и поэтому жил в доме моего отчима, который, по местным меркам, был довольно богат. Отара овец, пара лошадей, корова и ишак. Индюки. Прямо-таки обширное хозяйство.

Так что, когда я приехала с ребенком под сердцем, Бикташ притворилась беременной, чтобы не поползли слухи ни про нее, ни про меня, и когда в нужный срок родилась моя дочка Лейла, все решили, что это дочь Бикташ и Рината. Меня никто не спрашивал, а я слишком сильно зависела от семьи Гафуровых, чтобы возникать. Ведь больше у меня не было защиты за спиной, и рассчитывать я могла лишь на себя.

– Моя идея?! – прошипела Бикташ, шагнула вперед, отчего занавеска, которую она придерживала рукой, снова упала и отсекла нас от остального дома. – Мне дети не нужны, Рамина! Моя жизнь и без того прекрасна, а твое отродье лишь всё портит. Из-за тебя я вынуждена возиться с ней весь день и не могу больше уделять себе столько же времени, сколько и раньше. Если Ринат от меня уйдет…

– Можем поменяться. Ты овец паси, а я буду смотреть за Лейлой, – с горечью хмыкнула я, заранее зная, что она откажется.

– Умолкни. Заберешь свою дочь, когда уедешь к Муссе!

– Ты знаешь? – спросила я, на глазах бледнея. К горлу подкатила тошнота.

– Знаю ли я? – вздернула она бровь и ядовито оскалилась. – Да я тебя сама и сосватала. Думала, вечно наш хлеб есть будешь? Нахлебница нам в доме не нужна! Отец со мной согласен, так что твой новый брак – лишь дело времени.

– Как я заберу Лейлу? Она ведь для всех твоя дочь, – произнесла я, чувствуя, что у меня кружится от голода голова. Вот бы хоть краюшку хлеба поесть.

Не будь здесь Бикташ, я бы прошмыгнула на кухню и тихо поела бы, пока никто не видит. Но сводная сестра обязательно расскажет всё отцу, а тот в прошлый раз за воровство грозился отрубить мне при всех кисть. И я боялась, что он воплотит свою угрозу в жизнь. Конечно, тогда он был пьяный, но никогда не знаешь, попадешь ли под его горячую руку.

– Скажу, что руки болят, не могу я дочь носить, или заболела. Пока дочка мелкая, ты, как любящая сестра, помощь предложила. Здорово я придумала?

Видимо, скепсис слишком ярко был отражен в моих глазах, раз Бикташ вся изменилась в лице и побагровела от злости.

– В любом случае это не твоего ума дело, нагулыш! Ха-ха, и ты, и твоя дочка – обе нагулыши. Смешно.

Глава 3

– Спи давай, Лейла, поела уже, чего не спишь?

– Сколько можно? Когда эта малявка угомонится? Отнеси ее сестре!

– Сейчас покачаю – и уснет, накормленная уже… Нечего ныть, давай спи!

Добрых полчаса я слушала, как Бикташ с мужем пытаются успокоить ребенка. Чего-то моя девочка сегодня раскапризничалась. Видимо, чувствовала, что мама не в порядке и в раздрае, вся в растрепанных чувствах из-за скорого приезда Амира и предстоящего развода.

– Не спит Лейла, – вошла мама в мой закуток, кутаясь в теплую шаль, – капризничает.

– Я могу пойти успокоить, – подбежала я к ней, хоть и знала, что в спальню меня никто не пустит. – Или принесите ее сюда, я попробую покормить.

– Нет, пора ребенка переводить на смесь, ей мало твоего молока.

Мама рассуждала здраво, но речь ее была странно вялой, словно она не проявляла эмоций по поводу внучки. Она просто решает проблему, и ничего больше.

– Угомонилась, – заметила она, и я тоже прислушалась.

Звуки в спальне смолкли, дочка уснула, и хоть мне не стало от этого спокойнее, я всё же постаралась утихомирить свою тревогу, переключилась на маму.

– Мам, я с тобой как раз поговорить хотела.

– Поговорить? – она удивилась и поглядела на дверь. – Поздно уже, может, завтра?

Мы прислушались. Храп отчима оглашал весь дом, так что можно было не бояться его гнева. Это придало мне решимости.

Боясь, что мама всё же уйдет, я кинулась вперед и схватила ее за руку.

– Завтра может быть поздно, раз намечается женитьба, то могут прийти сваты, дом к их приходу будем готовить…

– Ты права, – задумалась она, – ну давай, говори.

Посмотрела на меня пытливо, а мне стало неловко. Это чувство я всё время испытывала при матери, которую узнала только недавно. Вроде самый родной человек на свете, а далекая, как вершина горы. Никак мне до нее не добраться.

Но от нее сейчас зависит мое спасение. И если она захочет – и ее тоже.

– Замуж я не пойду за соседа. Я хочу отсюда уехать. С тобой, мама, и с Лейлой, – заговорила я тихо, зная, что она этого хочет. Хочет, чтобы нас никто не слышал.

– О чем ты, Мина?! – уставилась она на меня в шоке. – Куда? Зачем? Тут наш дом.

– Дом, где на тебя поднимают руку, а у меня ребенка забрали? – не сдержала я эмоций.

Раньше я не высказывалась на эту тему, не вмешивалась, но сколько можно терпеть и наблюдать молча за ее страданиями?

Но если я думала, что найду сочувствие, то не от того человека я его ждала.

– Обстоятельства сложились для тебя не так плохо, чтобы ты жаловалась, Рамина, – сказала она прохладно, не глядя мне в глаза, – где твоя благодарность? И замуж тебя выдаем за хорошего человека. Нельзя быть такой эгоистичной. А я так и вовсе не жалуюсь! С чего ты решила, что на меня руку поднимают? Говорю же, неловкая я, врезалась в дверь!

Я подумала-подумала, видя, насколько она преданна мужу, упряма и непримирима, и не стала напирать. Ее судьба в ее руках, а я должна о себе позаботиться. Тем более мама не считает, что я несчастна, не видит моих бед. Равнодушна к ним, как ни больно это признавать.

– Тогда помоги мне, мама. У бабушки Фирузы припрятано кое-что мое. Я отнесла ей еще в самом начале приезда кое-какие украшения, что остались с прежних времен. Принеси, я продам, уеду на эти деньги, – зашептала я быстро-быстро, уже представляя себя далеко отсюда.

Может, всем станет легче, если мы с Лейлой уедем?

Фируза была местной целительницей, а также моей бабушкой по матери, она в свое время приняла у меня роды, чтобы никто не узнал, откуда на самом деле появилась Лейла. Бабушка жила на отшибе, в небольшом каменном доме, не любила гостей, но, если я приходила, она встречала меня довольно-таки охотно. Правда, застать ее было сложно. Она то ходила за травами, то по домам, чтобы лечить местных жителей народными средствами.

Мои драгоценности она припрятала и ничего не сказала. Промолчала.

Мне даже показалось, что она не поняла, что я ей отдала и зачем.

Бабушка Фируза часто бормотала себе что-то под нос и выглядела невменяемой, ее вообще считали чудной и чуть ли не ведуньей. Порой ей удавалось предсказывать будущее или угадывать прошлое. Так что я догадалась – она прекрасно поняла, что я отдала ей драгоценности на хранение. Спрятала она их надежно на черный день, себе не прикарманила, отдаст, когда понадобятся.

Но сама я пойти к ней не рискую, отправлю маму.

Черный день настал.

– Принесешь, мам?

Она кивнула и, ничего более не сказав, вышла из моего закутка.

Я же пошла к своей узкой койке возле стены и улеглась.

Голод так и не давал мне уснуть. Неприятное сосущее чувство в желудке, от которого кружится голова и мысли путаются. Раньше я не знала, что такое голод.

Что такое – постоянно хотеть есть. Изнуряюще долго мечтать о еде. Представлять еду.

Глядеть голодными глазами на прилавки на рынке, чувствуя во рту скапливающуюся слюну. Даже подумывать о том, чтобы украсть краюшку хлеба или яблоко, ведь за это ничего, кроме позора, не будет?

Не посадят же меня за кусок хлеба?

Да и что мне позор? Я и так опозорена донельзя.

Заклейменная слухами по самую макушку.

Мама пыталась сначала кормить меня втихомолку, носила мне еду ночью.

Но отчим заметил и выписал ей по первое число. Сказал, что я не заслужила еще свою порцию с общего стола, а если хочу есть, надо работать лучше.

Мамина жизнь и так несладкая, мне не хотелось добавлять ей проблем.

Она и так уговорила отчима взять меня к себе в дом, обещая, что я буду прислуживать и пасти овец. Идти мне беременной было некуда, когда семья от меня отреклась, а муж, как оказалось, только использовал, а вовсе не любил.

Я боялась, что у меня отнимут ребенка и что-то с ним сделают.

Нужда и отсутствие выбора привели меня в этот аул, из которого я не могу сбежать, пока не обеспечу будущее своему ребенку.

Мне нужен дом, защита, средства, чтобы выжить.

Глава 4

Поутру почувствовала себя больной. Кости ломило, выкручивало. В горле словно поселился колючий еж, и я едва шевелилась. Но всё же поднялась. Надо к доченьке, надо кормить мое счастье, мама сказала, мало молока, значит, надо добыть еды.

Рассердилась так, что, как только справила нужду и ополоснулась ледяной водой, вошла в кухню и решительно прошла к холодильнику. Распахнула. От вида еды закружилась голова. Показалось, что смогу съесть всё тут, но это было обманчивое впечатление. Съела только бутерброд с сыром, как меня затошнило. Чуть желудок не вывернуло наружу. Бросило в пот.

Села и оперлась локтем на деревянный стол с красивой скатертью, думая о том, какая же я несчастная и никчемная. В чужом доме, где меня не принимают, ворую еду. Глянула взгляд на часы. Еще и в шесть утра, когда все спят.

Но я должна подкрепиться, чтобы появилось молоко.

Когда с утра трогала грудь, она показалась пустой, скудно наполненной.

– Что ты делаешь?! – мама выползла на кухню в одной сорочке и возмущенно смотрела на меня.

– Ем, мама, Лейле нужно молоко, ты сама сказала.

– Я сказала, что мы ее на смесь переведем, когда ты уйдешь в дом Муссы.

Вот как, мама? Я отложила второй надкусанный бутерброд и чашку чая.

– Значит, ты со мной не поедешь? Я думала…

– Что ты думала? Здесь мой дом. Сколько можно дурью маяться? Я и так глупость совершила, когда связалась с твоим отцом, здесь, по крайней мере, у меня уважаемое положение…

– Уважаемое? – Я хмыкнула. – Синяки свои тоже уважаешь?

Не ожидала того, что сделает мама, а когда она двинула мне в скулу кулаком, уставилась на нее в ужасе. Остатки теплых чувств к ней умерли в эту минуту, и я поняла, что сама по себе.

– Заткнись, глупая девчонка, не тебе меня учить! Пошла к дочке! Я тут посижу, чтобы подумали, что меня голод с утра разобрал. Вот ведь наглая ты. Не знаешь своего места, – ворчала она и злобно смотрела на меня. – Корми дочь и оденься получше. Часам к десяти на рынок пойдем, еще успеешь выпасти овец, пора тебе купить приданое и пару приличных платьев.

Ничего я не сказала маме, только вышла из кухни, направляясь в спальню к сестре и ее мужу, где в люльке спала моя доченька, ради которой я всё вынесу, всё преодолею. Горечь скапливалась во рту, а быстро съеденная еда комком слиплась в голодном желудке. Пусть. Зато молока точно прибавится.

Мысленно обращалась к маме, выговаривала ей:

“Как же так, мама? Что же у тебя в сердце? Почему такой холод? Почему ты меня не любишь? Овцы тебе, мама, дороже родной дочери. Не думаешь обо мне совсем. Хочешь избавиться”.

Придется мне это окончательно принять, нельзя постоянно биться в закрытую дверь. Рано или поздно ты понимаешь, что сердцу придется зачерстветь, иначе не вынести людскую злобу, ненависть, пренебрежение.

– Где ты ходишь? – сестра с ребенком на руках, как обычно, встретила меня недовольным взглядом, который на этот раз не покоробил.

Я словно поставила между нами матовое стекло и не видела ее злых глаз. Пусть злится. Скоро я буду далеко отсюда. Я вцепилась в эту надежду как клещ, и она помогала мне выживать.

– Сладкая моя, как ты тут? Соскучилась по мамочке? Мама тебе сейчас даст молочка…

– Мы спим еще! Давай потише! – прошипела Бикташ и толкнула меня в спину.

Я покормила дочку в коридоре, любуясь ее умиротворенным личиком, и всё это время тихо рассказывала ей, как мы уедем далеко-далеко, от всех жестоких людей уедем, будем счастливы только вдвоем, и никто нас не найдет.

Потом передала малышку сестре, пошла одеваться. Овцы уже заждались. Сгрудились, увидев меня, блеяли. Надо было их напоить, а потом повести на холм, где они бы наелись вдоволь травы. С утра было зябко, наступали холода, и я снова предалась мечтам о том, что уеду с Лейлой в теплое местечко, где солнце будет ласковым и заменит мне всех ненавистных родных, которые в жизни не давали ни капли тепла.

Спустя час вернулась домой и с удивлением уставилась на сестру, поджидающую меня в стойле.

– Давай скорее, помыться тебе надо.

– Помыться?

Она поморщилась, ноздри затрепетали, оглядела меня с негодованием.

– А считаешь, не надо? На рынок пойдем. Что люди подумают?

– Что вы держите меня в закутке и не даете нормальных условий?

Сестра обалдело уставилась на меня. Я никогда так не грубила.

Но сколько можно терпеть?

– А что это у нас приблудная рот открыла? – сложила руки на груди и выпятила губы, сузила глаза. – Голос прорезался? Чем ты недовольна?

– А ты бы на моем месте была довольна?

– Я не на твоем месте. Я родилась в приличной семье, никто тайну моего рождения не скрывал, и муж меня не бросал… Так что, – она пожала плечами, словно и так было ясно, что между нами с ней огромная разница. – Ты давай лучше поменьше разглагольствуй, вперед топай ножками, я тебе ванну набрала. Помоешься, новую набери, а то ведь сразу не отмоешь грязь свою, а потом платье тебе дам. Приличное. И давай быстрее, нам надо на рынке с твоим женихом пересечься, он по субботам всегда ходит за покупками.

Теплая ванна могла бы мне доставить удовольствие, не будь я так захвачена нерадостными мыслями и переливанием своей обиды из пустого в порожнее. Вроде и понимала, что родственники не изменят своего ко мне отношения, а всё равно сердце сжималось от обиды и жалости к себе.

Возможно, это потому, что я живая.

Или потому, что разум не может принять жестокость людей.

А может, это просто неизбежная ступень к тому, чтобы окончательно потерять веру в людей. Сначала страдаешь, жалеешь себя, а потом становишься равнодушной, и уже ничего не болит…

Платье было в меру скромным, длинным, темно-синим и плотным, с воротом под самое горло. Никаких украшений, простая коса, отсутствие макияжа.

Когда я вообще была красивой? Наверное, только тогда, когда украшала себя ради мужа. Что же он подумает обо мне, когда увидит такую вот худую, изможденную, страшную? Как бы так сделать, чтобы не увидеться с ним. Зачем едет лично к нам в аул? Прислал бы адвоката, вот бы и не пришлось нам видеться.

Глава 5

Сначала меня обуял страх.

Тот самый, что преследовал ночами с тех пор, как я свидетельствовала в суде против мужа. Возможно, будь у меня больше времени на раздумья после того, что я услышала в разговоре Амира с его братом, я бы никогда так не поступила. Но именно наутро после услышанного мне неожиданно позвонила старшая сестра Диляра.

Она позвала меня в кафе, что-то щебеча о том, что вскоре они с Каримом станут родителями, и она хочет посоветоваться со мной насчет отделки комнаты малыша.

Я обрадовалась, не придала значения тому, что это на нее не похоже. Наоборот, мне это польстило, ведь я думала, что она хочет сблизиться ввиду того, что мы обе – жены двух братьев, и она поняла, что нам всю жизнь жить бок о бок и воспитывать их детей.

Однако совсем не ожидала, что, как только подойду к ресторану, меня схватят и отвезут в дом родителей. Увидев охранников отца, я так сильно испугалась, что ни слова не смогла вымолвить до самого приезда, дезориентированная происходящим.

А там… Мне несколько часов кряду промывали мозги, говоря о том позоре, что я навлеку на свою семью своей клеветой.

Что если я буду свидетельствовать в пользу Амира, то арестуют отца, и тогда Амиру придется со мной развестись, и я стану опозорена на весь мир. И что мои показания ничего не значат, ведь у моего мужа есть еще несколько свидетелей, и что мои слова не будут восприняты всерьез, ведь я – жена Амира, а значит, заинтересованное лицо.

Адвокат нашей семьи говорил мне всё это с такой убежденностью, что я, деморализованная предательством Амира и собственным раздраем в душе, закивала, понимая правдивость этих слов. И в этот же день, когда был назначен суд, дала те показания, к которым меня склонила семья.

Вот только в силу молодости и наивности не понимала, что они были роковыми, разделившими мою жизнь на до и после. Конечно, сыграла роль и моя обида на мужа, которого мне хотелось уязвить, и страх за собственную семью, которая все эти годы была мне родной, но настоящего зла я Амиру не желала. Нет.

Я на полном серьезе думала, что его просто отпустят после моих показаний, но этого не произошло. Впрочем, как и нашей встречи. Как только я стала не нужна семье, от меня избавились и сослали в этот аул без возможности возвращения.

Теперь во мне не было наивности. Ни капли.

Так что, когда я увидела впереди Амира Мансурова, оцепенела и вся покрылась липким страхом. Не тешила себя иллюзиями, что он кинется меня обнимать и целовать, как делал это в наш медовый месяц.

Должно быть, он ненавидит меня.

Я изучала его слишком долго, чтобы он не заметил меня. Вот только он меня не узнал. Мазнул по мне равнодушным взглядом, а затем посмотрел на свою спутницу, улыбаясь ей так, как даже мне не улыбался. Его ладонь скользнула по пояснице экзотической красотки, чья внешность даже у меня вызвала восторг, а затем меня вдруг привел в себя грубый неприятный толчок локтем в ребра.

– Чего застыла? На нас уже смотрят. Не вздумай меня позорить! Еще чего Мусса откажется от свадьбы, никто такую слабоумную замуж не захочет брать.

Я хотела буркнуть, что такой исход меня бы порадовал, но была слишком обескуражена таким скорым появлением в деревне Амира, чтобы произнести вслух хоть что-то.

– А… Я… Кхм…

Сама себя ненавидела за то, какие эмоции у меня вызвал Амир. Изнутри поднялась злость. Мне пора перестать испытывать перед ним чувство вины. Он гнусно и целенаправленно использовал меня, чтобы заставить дать нужные ему показания и потопить мою семью. Не стоит забывать, что после суда он поступил бы со мной едва ли лучше моих родителей.

Если ко мне были жестоки те, кто столько лет воспитывал меня как родную дочь, то боюсь представить, что сделал бы со мной тот, кто ненавидит саму мою кровь.

– Все Асхатовы – гнилье, Карим. И ты сам это знаешь.

То, что он сказал тогда Кариму, отпечаталось у меня в мозгу, и я снова воскресила эти роковые слова в памяти, чтобы заставить свое глупое сердце перестать так отчаянно биться. Оно, такое глупое и наивное, первое время верило, что Амир меня найдет.

Хотя бы для того, чтобы выбить из меня признания, зачем я так поступила на суде, однако время шло, а этого не происходило. Он просто забыл обо мне. Будто я не то что его женой не была, а так, словно я недостойна даже его мыслей.

Ничтожество и гниль. Асхатова. Дрянь.

– А я… А я… – поддразнила меня Бикташ и скривилась, словно ей было противно даже стоять рядом со мной. – Идем, нам нужно еще в лавку к мяснику. К приходу Муссы Айбике хочет наготовить тому вкусностей. Отец так приказал.

Сначала я удивилась, что мама вдруг проявила инициативу, ведь на нее это было не похоже, но затем оговорка Бикташ всё пояснила. Если бы не решение Салавата, мать ни за что не решилась бы устраивать пир. Слишком дорого и жирно для такой никчемной, как я. А вот Салават явно хотел сбагрить меня Муссе поскорее, раз настолько расщедрился.

Но, видимо, не настолько, чтобы зарезать собственную овцу. Кумушки в деревне поговаривали, что во время сватовства самой Бикташ он зарезал аж трех баранов, чтобы поприветствовать в своем доме многочисленных сватов. А их было много, так как ее муж Ринат был родом из этой же деревни. И пусть не имел богатства, но у него было то, что было так нужно самому Салавату – родня со связями. А они решали порой гораздо больше, чем наличие денег.

Я так задумалась, что, шагая за Бикташ, не заметила тележку с сырами и столкнулась с ней, наваливаясь сверху всем телом. В последний момент кто-то успел схватить меня за локоть, но я всё равно задела тележку, отчего она полетела вниз вместе со мной.

– Рамина! Кривоногая овца! – заверещала Бикташ сверху, с ужасом взирая на то, как тележка завалилась набок, отчего три упаковки сыра оказались на земле, испачканные и явно испорченные.

Черт!

Я испугалась, чувствуя, как по позвоночнику проходит липкая дрожь страха за последствия своей неуклюжести, но в этот момент боковым зрением увидела, как резко обернулся к нам Амир.

Глава 6

– Рамина?

Повторный вопрос от Амира прозвучал настолько удивленно, что я вся сжалась, не зная, как реагировать. И правда. Не узнал. Неудивительно, учитывая, в какое изможденное, бесцветное убожество я превратилась.

И надо было мне упасть так не вовремя и привлечь его внимание.

– Вы знакомы? – задала вопрос вслух удивленная Бикташ.

Но ей никто не ответил, ведь Амир просто молча смотрел на меня, а его спутница тоже видела, что со мной приключилось. Рядом с ними двумя вдруг оказалась какая-то женщина в платке, наверное, сопровождающая.

Логично, что юную невинную девушку в компании молодого человека одну не представишь, это неприлично. Значит, они приехали к нам в деревню втроем.

Мне было неловко, что все смотрели на меня и видели, какая я неуклюжая. Собиралась толпа. Вот что интересного? Шли бы по своим делам. Попыталась встать, но поторопилась, и вдобавок моя нога угодила в коровью лепешку.

О нет! За что мне это? Я зажмурилась, чувствуя себя настолько уязвимой, что мне стало дурно.

И на помощь мне пришел не Амир и не сестра.

– Ох, вы испачкались, – с акцентом произнесла та самая черноволосая экзотическая спутница Амира и наклонилась, чтобы подать мне руку.

Мне не оставалось ничего другого, как принять ее, но из-за паники моя ладонь вспотела, и, когда я только начала подниматься, она соскользнула, девушка не удержала равновесия и полетела на меня, отчего я замахала руками.

– Ой! – запищала она, но в последний момент нас обоих подхватил Амир, держа за кисти рук.

– Рамина! – закричала снова Бикташ, голос которой звучал так истерично, что даже у меня заложило в ушах.

Вот только это стало роковым криком, от которого я дернулась, делая это рефлекторно из-за того, что постоянно слышала эти интонации за последние месяцы. Вздрагивала каждый раз, предчувствуя неприятности.

По итогу рука Амира соскользнула с моей кисти, не удержав меня, и я упала обратно, вот только в этот раз не на землю, а на что-то мягкое и всё еще теплое.

– Фу! – скривилась Бикташ и зажала нос. – Ты издеваешься? Позорище!

Последнее она прошипела, наклонившись, чтобы мало кто мог услышать, но для меня это прозвучало очень громко. А затем я услышала смешки со всех сторон, сопровождающиеся тыканьем в мою сторону пальцами.

Стыд и позор. Вот чем это было для Бикташ. Правда, для меня эти люди ничего не значили, а вот для нее были целой жизнью.

– Ты как? – голос Амира. Бесстрастный, словно он спрашивал это у незнакомки.

В это время он помог выпрямиться своей спутнице, а вот уже затем потянулся ко мне, словно не планировал унижать меня дальше.

– Амир? Ты ее знаешь? – растерянно спросила его спутница, хватаясь пальчиками за его локоть.

– Всё хорошо, любимая. Не беспокойся. Я потом тебе всё объясню.

Он похлопал ее по руке и мягко улыбнулся. В его глазах отразился тот блеск, который я никогда не видела при взгляде на меня.

Любимая…

Неужели это…

Так вот почему он приехал.

Хочет получить развод, чтобы жениться на своей любимой.

Той, кто никогда не принадлежал к семье его врагов.

Той, кого он не добивался ради выгоды, а сам тайно ненавидел.

Он не ответил на прямой вопрос, и я уловила это мимолетно, а потом снова предалась самобичеванию, не желая, чтобы Амир меня касался, да и кто бы то ни было. Я настолько испачкалась, что проще меня было оставить в этой грязи, чем попытаться оттуда достать и при этом испачкаться самому.

Он не сказал, что я его бывшая жена, и мне в голову пришла безумная мысль: а знает ли эта “любимая”, зачем ее дражайший жених приехал в этот аул?

– Давай руку, Рамина. Хватит уже строить из себя посмешище на весь рынок.

В этот раз безразличия и равнодушия в голосе Амира при обращении ко мне не было. Наоборот. Я услышала нотки раздражения, которые сложно было не заметить.

А вот и настоящий Амир. Тот, кто никогда не показывал мне истинного себя. Тот, кто притворялся тем, кем никогда не являлся. Тот, кто лгал мне о своей любви.

И теперь он не скрывал своего настоящего ко мне отношения.

Я не хотела принимать его помощи, поэтому встала сама, облокотившись о тележку, которая продолжала лежать рядом. Ее хозяин хоть и подбежал, но пока не устраивал скандала. Ему, как и всем, было смешно и интересно, что будет происходить дальше. Все привыкли ко мне за то время, что я провела здесь, а вот Амира и его двух спутниц они видели впервые. И местным было дико любопытно, для чего городские явились в наш богом забытый отсталый аул.

– Это кто? – услышала я чужие шепотки.

– Эй, купите вашей красавице бусы!

– Отойдите, а то испачкаетесь!

Я опустила глаза, затем попыталась встать, но в этот момент владелец тележки решил ее поднять, сделал это резко и задел меня, отчего я снова потеряла равновесие, на этот раз заваливаясь вперед, прямиком на Амира.

Это было ужасно. Упасть один раз – случайность, нелепая оплошность. Но я просто не могла устоять на ногах. Если бы можно было представить худший момент нашей новой встречи с Амиром, и то я не смогла бы представить что-то подобное.

Я никак не могла остановить свое падение и упала на своего мужа.

Наши глаза встретились. Мир словно замер. Я смотрела в его глаза, и внутри поднималась буря, а ее отражение я видела в его глазах. Зрачки Амира расширились, тело под моими руками напряглось. Руки на талии сжались. И я уже хотела отпрянуть, как меня резко подтянула к себе сестра, вырывая из объятий Амира.

Всё это время я, оказывается, не дышала, а сердце совсем не билось. Сейчас оно рвануло прямо к горлу, и стало не хватать воздуха.

– Что ты тут устроила? Совсем решила меня довести?!

– Она же пьяная, ха-ха, а овцам своим налила, Рамина? – летело со всех сторон, смешки вокруг не прекращались, сестра прошипела мне на ухо очередную гадость, а я опустила голову и пыталась отрешиться.

– Сегодня будем ловить пьяных овец!

Глава 7

Мусса продолжал распинаться перед состоятельными приезжими, я же отряхивала платье и с грустью смотрела на испачканный навозом подол. Мне за это попадет, а как отстирывать подобное, я не имела ни малейшего понятия. Чувство брезгливости во мне всё еще жило, несмотря на то, что за последние месяцы претерпело изменения из-за тяжелых условий жизни.

В это время Бикташ сжимала мою руку, больно впиваясь в кожу острыми ногтями, а я даже пикнуть не могла, зная, что это чревато последствиями.

– А на ком вы женитесь, господин Мусса? – вдруг раздался мягкий голос спутницы Амира, похожий на перезвон колокольчика. Хоть она и была иностранкой, довольно неплохо говорила на русском. – Мы вот с любимым тоже скоро женимся.

Я непроизвольно дернулась, словно мне залепили пощечину. Конечно, я всё понимала, но мне было больно, а со своими чувствами я ничего не могла поделать. Всё, что я слышала, будто резало меня без ножа.

– На ком? Так вот же, на моей красавице Рамине.

Мусса развернулся, недовольно посмотрел на мой чуть ли не побитый вид и гневно сверкнул глазами на Бикташ, как бы говоря, что за это еще придется ответить перед ним.

– Отдал за нее целых три овцы, – горделиво выпятил он грудь и сцапал меня за руку, выводя чуть вперед.

Я чуть не зашипела от омерзения и боли, когда он слишком сильно потянул меня за кисть, но постаралась не показать, что это доставило мне неудобства. Всё, чего я хотела, так это не привлекать внимания. Хотелось провалиться сквозь землю от стыда и позора, но я стояла истуканом и ни слова не могла вымолвить. Бикташ встала за моей спиной и ткнула пару раз меня пальцем в поясницу, намекая, что если я вздумаю убежать и снова опозорить семью, то мне не поздоровится.

– Три овцы? – растерялась девушка Амира, и в ее глазах я увидела сочувственный блеск, когда она посмотрела на меня.

А вот на Амира я даже не подняла взгляд. Чувствовала, что он буравил меня жгучим взором, но боялась увидеть в нем презрение. Хватит с меня его мнения.

– А вы… – вопросительно посмотрел на Амира сам Мусса, чья липкая ладонь продолжала касаться меня. Было мерзко, но я вынужденно терпела.

– Амир Мансуров, – ответил мой всё еще муж, но никак не обозначил, кто он для меня.

Неужели ему стыдно за то, что я его жена?

– А это моя невеста, Сафия. Моя тетя Наира, – кивнул Амир вбок, где встала габаритная женщина в платке ростом чуть выше Сафии.

Мои щеки покраснели, и я отвела взгляд от его невесты, которая выглядела настолько хорошо, словно сошла с обложки модного глянцевого журнала.

– Красивая у вас невеста, – снова залебезил Мусса и явно хотел облобызать ей ручку, но в последний момент отдернул ладонь, явно побоявшись реакции мускулистого крепкого Амира.

Внутри меня поселилось странное чувство, словно я стебелек на ветру, который мотается из стороны в сторону, не защищенный ни деревьями, ни кустами. Лишь одинокий посреди пустоши, который вот-вот вырвет из-под земли с корнем жестокий рваный ветер. Безжалостно и хладнокровно.

– Если не секрет, какой калым отдали? За такую я бы и десять овец не пожалел.

Никто не услышал, кроме меня, как сзади хихикнула издевательски Бикташ, а я даже не покраснела, дальше ведь уже некуда.

Наира, кровная родственница Амира, о которой я никогда не слышала, обратила на меня свой взор и поджала губы, неодобрительно окидывая им мой наряд, растрепавшиеся волосы и руку Муссы, которую тот положил мне на талию. В суматохе я не сразу это почувствовала, а затем постаралась отцепить ее, чувствуя, как меня тошнит. От его запаха. От его голоса. От его вида. От его присутствия.

– Секрет, – рыкнул вдруг Амир, и от него отчетливо повеяло угрозой. Он тоже опустил глаза и сразу же заметил, как Мусса боролся со мной за право держать меня за талию, в то время как еще женихом моим не числился. – Руку убрал! Девушка явно не желает, чтобы ты хватал ее.

Амир внезапно перешел на “ты” и заговорил агрессивно, отчего Мусса даже сделал шаг назад и наконец отдернул свою руку. Я же отшатнулась так, чтобы между нами стояла Бикташ. Мне пришлось схватить ее за предплечье и держать силой, чтобы она не отошла. Не знаю, откуда во мне взялось столько сил, учитывая, что я недоедаю, но, видимо, это был чистой воды адреналин, так как сводная сестра и с места не смогла сдвинуться, как бы того ни хотела.

– Девушки все такие, господин Амир. Строптивые кобылки, которых следует укрощать, – хмыкнул и рассмеялся Мусса, превращая всё в шутку и словно пытаясь предотвратить скандал.

Разошедшиеся по сторонам зеваки стали снова подтягиваться и посматривать в нашу сторону. Все они переговаривались между собой обо мне и Муссе, впервые слыша о нашей помолвке. И я готова была сгореть со стыда и провалиться сквозь землю, слушая о том, что ему следует сделать со мной в первую брачную ночь. Так мерзко мне еще никогда не было.

– Амир, мы еще продукты не купили. Пойдем? – заговорила Сафия и потянула его за руку, видя, что лицо его насупилось, брови сдвинулись к переносице, а сам он набычился, явно отчего-то разозлившись.

Будь мы всё еще женаты, я бы решила, что он меня ревнует, но это не могло быть правдой. Он меня ненавидит и презирает, однако не стоит забывать, что я всё еще ношу его фамилию. Наверняка в нем взыграло желание защитить именно ее. На меня ему точно плевать.

– Да-да, идите. А мы пока с моей Раминой белье прикупим.

Слова Муссы прозвучали двусмысленно, вызывая вокруг еще больше шепотков, а я застонала, не сдержавшись, чувствуя, что большего унижения и представить нельзя.

– Пойдем домой, Бикташ, – прошептала я сводной сестре, но она, наоборот, наслаждалась представлением. Да, ей было стыдно за меня, что позорю ее семью, но большее удовольствие ей доставляло мое собственное унижение. И она даже не пыталась это скрыть.

– Девушка, как вижу, против, – хмыкнул Амир. – Так что иди, куда шел, господин Мусса, – последнее он произнес издевательски, как бы говоря, что господином обрюзгшего стареющего мужика не считает.

Глава 8

Толпа дружно ахнула, когда Амир произнес эти роковые слова. Наши взгляды скрестились, и воцарилась жуткая, потусторонняя тишина, которая длилась по меньшей мере минуту. А потом все начали возмущаться и кричать.

– Амир? Любимый, что происходит? Какая жена? – хлопая глазами, умоляла его ответить красавица-невеста, теребя за рукав и призывая посмотреть на нее. Она дергала его к себе, желая немедленных пояснений.

В свою очередь, ее тетка заохала и разразилась причитаниями, но по ее глазам я видела, что она в курсе брака, а как иначе? Ведь она родственница со стороны Амира. В ее глазах отразилась досада из-за того, что тщательно скрываемый секрет открылся. Наверное, они с Амиром пустили пыль в глаза богатой невесте с отцом, владельцем отеля. Не чета мне, приличная партия, и ее отцу не понравился бы жених, у которого есть жена, ненужная, брошенная, нечто вроде пятого колеса в телеге.

“Надо было не привозить сюда невесту, – говорила я Амиру глазами, не стесняясь вызова в них, – ты рисковал, дорогой муж, когда привез сюда ее. Видно, забыл, что в таком месте, как горный аул, все друг друга знают. А ты ее еще и на рынок повел, эта встреча была неизбежна. Видимо, настолько ее любишь, что не можешь ни на день расстаться”.

Но все эти мысли я держала при себе, и, конечно, Амир не мог знать, что я думаю, поскольку я лишь взглянула ему в глаза, а потом вынуждена была обратить внимание на сестру, которая больно щипала меня за бок:

– Всё было на мази, а ты всё испортила, зараза такая! Что нам теперь делать?

– Я не понимаю! – заводился Мусса, багровея вплоть до шеи от гнева. – Что происходит? Она замужем? – требовал он ответа от Бикташ, но она только и могла, что открывать рот, явно не зная, чем защититься от ярости соседа.

Они начали ругаться, но я почему-то больше хотела услышать, что говорит невесте Амир, ведь не мог он молчать в ответ на ее вопросы. Тетка уговаривала ее отойти в сторонку, но она вцепилась в Мансурова как клещ и, судя по всему, хотела расплакаться. По крайней мере, ее красивое личико исказилось в гримасе. Самое обидное, что даже слезы ее украшали. Я пока не понимала, как отношусь к этой девушке. Милая, вежливая, располагающая к себе – она и ко мне проявила участие, оттого я ощущала себя гадко, когда ревность змеей заползала в сердце.

“Любимая, любимая”, – эти слова отравляли меня, подобно яду, заставляя вспоминать, что Амир никогда не говорил мне ничего подобного. Печаль сжала мое сердце, как кулак, но времени предаваться ей не было.

Толпа подобралась к нам ближе, не скрывая нездорового любопытства.

Еще бы! Такой скандал! Будет что обсудить вечером дома и в местном кабаке.

И когда до господина Муссы дошло, что он стал центром скандала и практически посмешищем, свою ярость он направил не на моего отчима, кто договорился с ним о браке, а на меня. Он подлетел ко мне и схватил за шкирку, вынуждая схватить его за руку и держаться из последних сил на весу, носками грубых ботинок ездя по земле. Сначала он приблизил меня к себе, чтобы смотреть в лицо, но тут же отодвинул, ведь воняло от меня так сильно, что я едва дышала от этого смрада.

– Обмануть меня захотели?! Что ты еще скрываешь, шваль?!

Он замахнулся рукой, чтобы отвесить мне пощечину, но рука его замерла в воздухе, когда Амир громко и четко произнес:

– Отпустил ее. Быстро. Иначе убью.

Голос его был таким убийственно спокойным, словно он говорил о погоде, при этом выражение лица настолько пугало, что не оставалось сомнений: Муссе не жить, если он меня тронет. И я вдруг вспомнила тот вечер, когда он точно так же спас меня от дяди-насильника и расколошматил ему лицо в кровь, пока дядя Муслим не перестал даже дергаться под мощными пудовыми кулаками.

И ведь тогда мелькнула мысль, что он и правда умер, что Амир убил его.

А потом он куда-то скрылся, оставляя меня гадать, то ли побежал за помощью, то ли просто убежал, и когда вместо Амира появился мой отец, я настолько оцепенела, что ничего не соображала. Я молча смотрела, как отец приводит дядю в чувство.

Как тот открывает рот и что-то говорит.

И я видела, как отец скидывает собственного брата прямо с обрыва в реку, навсегда меняя наши жизни…

– Что ты сказал? – озверел Мусса, наклоняясь к Амиру. – Муж, говоришь? Где ты был раньше, муж? Почему я о тебе ничего не слышал? Я девку собрался в жены брать, а тут ты приперся, франт городской!

– Не твоего ума дело, – грубо отрезал Амир и со всей дури толкнул Муссу в грудь, отчего тот зашатался и замахал руками. Он стал заваливаться назад, не удержав равновесия, а потом шмякнулся спиной о землю и застонал. Я смотрела, как он возился на земле, как большой навозный жук, а Амир подошел к нему и занес ногу, поставил прямо на грудь Муссе и отчеканил:

– Она не девка, закрой свой рот, урод старый, имей хоть каплю уважения. Про свадьбу забудь.

– Ах ты… – хрипел мой уже не жених, лежа на земле и извергая проклятия. – Я тебе отомщу! Ты пожалеешь! Эта дрянь пожалеет! Безродная девка, да кому она нужна? Ты посмотри на нее! Ни рожи ни кожи! – орал он так, что слюна летела в разные стороны. – Только и сгодится, что дом убирать и овец пасти! Да я только за этим и жениться хотел! Она ж уродина, тощая палка!

Он захлебнулся проклятиями, когда Амир внезапно наклонился и зачерпнул жижи прямо с земли, не удивлюсь, если туда попали и остатки того, в чем ранее испачкалась я сама, а потом засунул Муссе прямо в рот, с усилием утрамбовывая плотный комок грязи.

Тот засипел и стал хвататься за горло руками, задыхаясь, и тогда кто-то из толпы понял, что дело серьезно, и ринулся его спасать. Оттащили и помогли избавиться от грязи, а потом держали, чтобы не накинулся на Амира. А тот стоял гордо, решительно, оглядывая всех вокруг, как неспособных и слова сказать ему против.

Никто уже не смеялся, все просто ждали, чем завершится это представление. Сестра стала отволакивать меня в сторону, то же самое делала с невестой Амира его тетка. Он же бесстрастно взглянул на Муссу, а когда посмотрел на меня, его глаза зажглись негодованием.

Глава 9

– Пошли, – стукнула меня сестра в спину, прошипев очередное оскорбление, – так и будем стоять? Устроила тут…

Уйти? Уйти и не узнать, что случилось с невестой Амира? Едва я осознала, о чем думаю, как взорвалась внутренним негодованием. На себя. О чем я думаю? Да какое мне вообще дело? Надо уйти, сестра дело говорит, просто уйти и не оборачиваться, пока Амир не потребовал от меня быть его женой на самом деле.

И только Всевышний знает, что бы это значило фактически, учитывая, что у него уже есть невеста, меня он ненавидит, а я и знать его не хочу.

Разве что какое-то издевательство, чтобы опозорить меня еще больше в глазах людей. Ха! Куда уж больше? Меня и так недолюбливали, а теперь…

– Долго стоять будешь? Надо скорее домой… Скорее, Рамина! Тупая ты скотина!

Ее тычки в спину и оскорбления меня не трогали, ведь я поняла, что мы сейчас вернемся домой и нам обеим достанется за то, что не купили то, за чем пошли, а когда до отчима дойдут слухи о том, что случилось на рынке, не знаю, что и будет.

Страх струился по венам, и только мысль о том, что мама заберет драгоценности у бабки и поможет мне сбежать, держала на плаву. Мне казалось, что ей выгоднее будет избавиться от меня и ребенка в придачу. Да, точно.

Я же всем мешаю, без меня всем станет легче. Раньше за овцами присматривал соседский мальчик за небольшую плату, потом он вырос и перестал помогать, но можно же найти другого мальчишку.

А что касается того, что они скажут про мою пропажу вместе с ребенком, об этом тоже предстояло подумать, но сейчас было не до этого.

Пока я думала, уйдя в свои мысли, сестра семенила рядом со мной и бурчала под нос, проклиная меня по чем свет, и ее запала хватило до самого дома. А когда мы пришли, навстречу вышла мама.

– А где ваши покупки? Девочки… Рамина, что с тобой?

– Давай-давай, расскажи, что ты устроила, – пихнула меня в бок Бикташ, злобно ухмыляясь и упирая руки в боки. – Она такое натворила!

– Что? – мама открыла рот и прижала ладонь к груди, кривя лицо в недовольной гримасе. – Деньги потеряла или что?

– Она мужа своего встретила, Мансурова, притащился на рынок с невестой! Бесстыдник! А тут господин Мусса идет…

– Ох, да как же так? – охнула мама. – Не может быть! Он теперь знает, что наша Рамина замужем?!

Обвиняющий взгляд матери метнулся в меня, словно я одна была виновата в том, что правду не удалось утаить. Бесполезно объяснять, что выдал нас Амир.

– Это что! – закивала сестра. – Рамина натравила муженька на господина Муссу! Ох, что он с ним сделал, так-о-о-о-е… – протянула она, и мама еще больше побледнела, до зеленого оттенка. – Унизил его, на землю бросил и в рот запихал комок грязи! Дикарь!

– Нет, – не поверила мама, – что ты такое говоришь? Прямо при всех, при невесте? Да как так?

И она взглянула на меня так злобно, что я пошатнулась. Еще не рассказано было до конца, что случилось, не прояснено, а она уже вынесла приговор, который четко читался в ее глазах. Виновна. Навлекла на семью позор. Такой, от которого не отмыться и который видел весь аул. В ее глазах увидела, как она жалеет, что приняла меня обратно. И это ударило меня так больно, что я даже не поверила, ведь думала, что уже смирилась с маминой нелюбовью.

– Иди мойся, – подошла ко мне мама и дернула за рукав, он единственный был более-менее чистым, – мойся, корми ребенка, а потом надевай лучшее платье.

– Зачем? – уставилась я на нее, сглатывая волнение.

Бикташ придвинулась ближе, ей стало любопытно.

– Пойдешь к Муссе извиняться, а ты что думала? Я это за тебя должна делать? Или Салават?

– Ха, – вставила слово Бикташ, – твоя дочь привыкла, что за нее всё делают, ребенка воспитывают…

– Зачем ты так? – метнула я в нее обиженный взгляд, – я Лейлу могу забрать, если ты не хочешь ее воспитывать.

– Чего заговорила? Чего заговорила-то? – пошла сестра на попятную. – Я мать. Как ты ее заберешь?

– Чего разорались на весь двор? – почесывая пузо, виднеющееся из-под грязной майки, на крыльцо дома вышел Салават. – Вам дома не говорится? Покупки где? И почему Рамина вся грязная?

Уже в доме отчиму поведали во всех подробностях, что случилось на рынке. Я метнулась в свою каморку, чтобы снять наконец грязное платье и привести себя в порядок. Как бы то ни было, моя доченька должна была получить молоко. Ее я поставила на первое место, и это помогло мне справиться с волнением, к тому же у родни появилось время, чтобы вдоволь почесать языки на мой счет.

Они держали семейный совет и позвали меня в кухню, чтобы сказать свое решение. Мужа сестры отправили пасти овец, освободив меня от этого занятия.

– Вот что, Рамина, Айбике права, ты должна извиниться перед женихом, – заговорил отчим после того, как вылил на меня ушат оскорблений и упреков.

– Сомневаюсь, что он после такого согласится считаться моим женихом, – сказала я тихо, и вроде понимала, что нарываюсь, но как не озвучить такую очевидную вещь? Неужели отчим строит иллюзии, что ничего не изменилось после драки на рынке? Я бы на месте Муссы в сторону такой девицы даже и не посмотрела.

– Согласится! – Отчим бахнул кулаком по столу, за которым восседал, широко расставив ноги. Мы все стояли рядом, сложив руки перед собой на уровне бедер. – Или твой муж передумал давать развод? Я так и не понял, зачем он напал на господина Муссу?

Никто из нас троих не стал комментировать. Я не знала, что было в голове у Амира, когда он защитил меня от Муссы. Уже второй раз случается, что он встает на мою защиту. В первый раз это ничем хорошим не кончилось, так с чего бы мне ждать этого сейчас? Вот только об Амире я пока не думала, я цепенела от той участи, которую мне уготовили. Надвигались сумерки, а меня отправляли к постороннему мужчине в дом одну. Зачем? Поговорить можно и при свидетелях в доме отчима.

– Зачем мне идти к нему именно сейчас? – спросила я у Салавата, а он расплылся в гаденькой улыбочке.

Глава 10

Была замужем…

Умеешь ублажать мужчин…

Слова отчима и его грязная ухмылка мне были противны. И это слышали и мама, и Бикташ, и никто из них слова против не сказал. Ладно сводная сестра, но мать… Впрочем, она ясно продемонстрировала уже много раз, что она на стороне мужа, а я ей неважна.

В этот момент раздался плач ребенка, который будто услышала одна я, настолько он был тонюсенький и тихий.

– Мне надо успокоить Лейлу, – прошептала я и прошмыгнула в коридор, никак по итогу не прокомментировав слова отчима.

Даже не знала, правда ли они ожидали от меня, что я просто молча соглашусь? Впрочем, да, этого они и добивались. Наверняка перед моим приходом даже посмаковали подробности, что и как мне следует делать. Судя по тому, что вскоре ко мне зашла Бикташ со свертком в руках, они и после моего ухода не разошлись, а продолжили разговаривать.

Лейла на моих руках уже успокоилась, но я продолжала ее качать, желая подольше подержать ее и понаслаждаться детским запахом.

– Вот. Мое платье для особых дней, – недовольно прошипела Бикташ и кинула сверток мне на кровать. – Только попробуй испачкать или как-либо испортить и его. Я с тебя еще спрошу за то платье. Если бы не Мусса…

Угроза повисла в воздухе.

– Отдавай мне мою дочь, чего расселась? Живо пошла к своему мужу.

– К Амиру? – спросила я, хотя точно знала, что не его она имела в виду.

Не удержалась, чтобы не цепануть ее. Уж слишком меня задело ее “отдавай мою дочь”. Так и хотелось крикнуть, что никакая Лейла ей не дочь. Это моя малышка, мое отрадное солнышко. Но пока я этого себе позволить не могла, так что приходилось терпеть.

Ничего. Осталось недолго.

– Совсем из ума выжила? – снова рыкнула раздраженная и взбешенная моими словами Бикташ. – К Муссе, идиотка!

– Он мне не муж, – продолжила я упрямствовать, не желая соглашаться со сводной сестрой.

– Закрой рот и прекращай пререкаться, пока я отцу не сказала. Это я добрая душа, а он нет, ох и задаст тебе трепку, Рамина.

Мне так и хотелось громко рассмеяться в ответ на ее слова, что она добрая душа. Это ведь было совершенно не так. По ее лицу даже видно было, как она наслаждалась, просто представляя, как бы меня наказал Салават. Вот только избавиться и выгнать меня из дома она хотела сильнее, чем моей прилюдной порки, поэтому и не стала меня сдавать.

Бикташ насильно забрала уснувшую Лейлу и ушла, оставив меня приводить себя в порядок. Оставила инструкции, что и где мне убрать, побриться и что за чем надеть. И даже дала мне свое нижнее белье, которое, как сказала мне по секрету, надевала лишь для своего мужа по особым поводам.

Я ничего не ответила и просто отвернулась лицом к стене, якобы рассматривая платье, так как не хотела показывать ей написанное на моем лице отвращение.

Неужели она и правда решила, что я надену это? К горлу аж тошнота подкатила от ее предложения и дележки секретиками. Иногда ее поведение выходило за рамки моего понимания.

Надевать я ее исподнее не собиралась даже за дополнительную плату, поэтому брезгливо скомкала и сунула под матрас, а сама даже переодевать нижнее белье не стала. Просто надела ее платье, причесалась для виду, чтобы никто из домашних не заподозрил, что никуда я идти не собираюсь. Еще не хватало ублажать стареющего мужика, который с чего-то решил, что он мечта молодой девчонки.

Когда я вышла из своего закутка, обнаружила в гостиной всех членов семейства. Отчима, мать и Бикташ. Лейлу она, видимо, оставила в кроватке в спальне.

– Подготовилась? – строго спросила у меня мать и оглядела с головы до ног. Придирчиво так, будто кобылу, которую отправляют на случку.

Она подошла ко мне ближе и протянула руку, и я почему-то подумала, что она погладит меня по щеке или по волосам, но мама просто поправила воротник платья, строго посмотрела мне в глаза, сжав губы.

– Ты поняла, Рамина, что от твоего визита к Муссе зависит твое будущее? Если он от тебя откажется, к прежней жизни ты не вернешься. Отдадим тебя твоему мужу, пусть заботится о жене, чего это он невесту себе завел? Поняла меня?

Я кивнула, не в силах ничего сказать, и меня вдруг осенило, когда я посмотрела на нее в ответ. Вместо того чтобы слоняться без дела по окрестностям, чтобы потянуть время и после вернуться домой, якобы вернувшись от Муссы, я пойду к бабушке Фирузе, у которой хранила драгоценности.

– Я пойду. Нужно спешить.

Мой энтузиазм похвалили и отправили в путь с напутствиями. Ненужными и постыдными, отчего из дома я выходила вся покрасневшая с головы до пят.

Чувствовала на себе их взгляды из окна, пока не скрылась за калиткой, ведущей в сторону сарая, прошла дальше, ближе к загонам, и присела, радуясь, что меня не видно. С тех пор как я тут появилась, они не утруждались кормить животных, поэтому это была преимущественно моя вотчина.

Мусса жил по другую сторону улицы, поэтому родичи и не удивились, что я вышла из дома сзади сарая, а не с парадной калитки.

Я встала, опасаясь, что они могут всё же выйти и посмотреть, ушла ли я, поэтому быстро засеменила к выходу, вот только в этот момент заметила странное оживление вокруг. Что-то было не так. Животные будто с ума сошли. Курицы кудахтали как-то странно, две овцы ходили по двору туда-сюда, хотя должны были спать в загоне в это время, и я остановилась, решив проверить его. И не зря.

Одна из этих трех овец, подаренных Муссой Салавату в качестве калыма, лежала и пыхтела, широко раздувая ноздри.

– Ох, – прошептала я, глядя на ее выпирающее пузо.

Овца рожала. Вот-вот на свет появится еще одна овечка, и принимать роды буду, по-видимому, я.

Сразу отмела идею позвать домочадцев, так как они сразу сами этим займутся, а меня сплавят, а так, даже если они и заметят, я смогу сослаться на то, что очень бережно отношусь к имуществу отчима и никак не могла пройти мимо.

Они разозлятся, но надавать мне пощечин не смогут. Благородное ведь это дело – помогать в делах Салавату. А потом я стала думать.

Глава 11

До ветхой хибары бабушки Фирузы я добралась по непроглядной темени. Уж не знаю, как дотуда дошла. Каким-то чудом. Аккуратно переставляла ноги в тонких туфлях и оступалась на кочках. Как не упала и не провалилась в какую-то яму, остается только гадать.

Можно сказать, что меня довела овечка, ведь она знала, что у подножия холма самая вкусная трава, и перебирала своими маленькими ножками, пока мы не оказались на месте.

В жилище родственницы тускло горел свет, она редко ложилась рано, и я с облегчением вздохнула, поняв, что мы с овцой найдем пристанище.

Постучалась. Услышала глухой голос бабушки, толкнула дверь. Изнутри пахнуло душистыми травами, меня обволокло теплом, но странное волнение не покидало. Плохое предчувствие тяжелым грузом легло на плечи. Чего бы ему не быть плохим, если я буквально сбежала из дома и нарушила наказ родни?

Интересно, они правда поверили, что я, как послушная скотина, пойду к соседу? Правда думали, что стану просить прощения и лягу с ним в постель?

Сперва меня передернуло от отвращения, и тут же мысли потекли в другом направлении.

Не навредят ли они моей доченьке? Всё время, что жила у матери, такие мысли не посещали мою голову. Никто не обижал Лейлу, к ней относились сносно, только сестра всё ворчала, что на нее повесили ненужного ребенка.

А теперь вдруг в сердце поселился страх.

Вдруг Лейлу будут использовать как рычаг давления на меня?

– Заходите, кто там? – послышался нетерпеливый бабушкин голос.

– Это я, эби. Сейчас, только привяжу овечку…

Я засуетилась у входа, думая о том, что беременную овцу, чьи роды немного отступили, нужно положить всё же не на голую землю, а хотя бы на солому, как бабушкин голос заскрипел:

– Сюда ее веди. Детеныш скоро появится.

Я приподняла брови, но удивляться не стоило. Предугадывать будущее было для Фирузы в порядке вещей. Я ненароком задрожала, ведь поняла, что она может сказать что-то и про мое будущее, а услышать про него мне было страшно.

Вдруг что-то ужасное скажет? Вдруг будущее уготовило мне новые страдания?

– Спасибо, эби, – поблагодарила я ее за приглашение войти и за кров одновременно и вошла в дом. Отблески пламени кидали пугающие тени на глиняные стены, увешанные пучками травы. Жутковато. И как тут бабушке не страшно одной?

Только спустя минуту, когда провела овцу на кухню и оставила там у очага, поняла, что бабушка даже не удивилась моему приходу.

– Я тебя ждала, Мина, – сказала она мне, а сама как сидела в своем любимом кресле, протертом почти насквозь, так и продолжала сидеть. Крупная, сильная женщина с полностью седой головой и грубоватым, словно вырубленным лицом. – Второй раз ко мне приходишь на сносях. Или придешь, – сказала туманно и уставилась мне на живот.

Руки сами по себе опустились на него, а воспоминания о том, как я рожала здесь в муках, в полубреду, обкуренная какими-то травами, нахлынули волнами.

– Я не беременна, а овечка – да.

– Странно. А я живот вижу. Мальчика родишь. Ладно, иди сюда, – махнула она рукой, подзывая меня, – нарядная такая.

Я всё еще стояла и боялась шелохнуться. Сердце рвануло к горлу и забилось пойманной в силки птицей. Неужели я забеременею? Бабушка это увидела? Она же не ошибалась. Но пусть бы ошиблась. Я видела только один вариант, как это может случиться. Если Мусса доберется до меня и возьмет в дом женой.

– Эби, ты слышала о том, что случилось сегодня на рынке?

Меньше всего мне хотелось вспоминать случившееся, но я отчаянно желала сменить тему.

Бабушка посмотрела на меня сурово и покачала головой. Осуждает?

– Поставь чайник, Мина. Раз пришла, выпьем чая. У меня там остался кусок хлеба, сыр козий, вяленое мясо. Поешь! – сказала приказным тоном, я и не посмела ослушаться, от запаха обнаруженной еды закружилась голова, а прилипший к спине желудок встрепенулся.

Ела я медленно, смакуя каждый кусочек, и чувствовала, что грудь наполняется молоком. Скоро настанет пора кормить Лейлу, а значит, я здесь ненадолго.

Заберу драгоценности и попрошу бабушку пойти вперед меня и вынести мне девочку. Надо постараться убедить ее мне помочь.

Я убрала остатки еды и тарелку с кружкой. Чайник закипел, а я разлила по чашкам ароматный напиток. Вскоре угощала им бабушку.

– Вкусно, – смачно цокнула она языком и взглянула на меня. – Камни вижу, – пробормотала.

Я не поняла и удивленно воззрилась на нее. Какие еще камни? Может, она про драгоценности? Да, самое время забрать их. Точно.

– Эби, ты помнишь, что я у тебя припрятала?

Она нахмурилась, посмотрела в сторону, пожевала свои тонкие губы, пергаментная кожа скрючилась, словно ее подпалил огонь. На мой вопрос она не ответила и словно проваливалась в свои видения. Временами с ней такое случалось, и я знала, что добиться ничего не получится. Надо переждать. Терпеливо сидела, надеясь, что смогу дождаться прояснения ее рассудка. Уж очень не хотелось верить, что ее слова сбудутся. Какие мне дети? Мне бы с Лейлой разобраться.

– Камни вижу. Воду. Ты ягоды красные не ела?

– Ягоды… Нет, эби, не ела…

– И не ешь.

Дрожь пробежала по телу, когда я поняла, что она говорит о прошлом. О моей беременности, о той ночи, когда Амир напал на дядю, а мой отец сбросил его в воду. В каменистую реку. Об этом же бабушка толкует?

– Твоя мать приходила и забрала то, что ты припрятала, – сказала она вдруг ясным и четким голосом, а я вся похолодела.

– Как забрала? Ты отдала ей мои драгоценности?

– А зачем они тебе, Мина? У твоего мужа мало денег?

– Я… Нет… Он мне не муж, он приехал разводиться, – говорила я и понимала, что бабушка же всё знает. Ничего от нее не скроешь. Бесполезно и пытаться утаивать свои истинные чувства. – У него невеста, любимой называет.

Зачем? Зачем я это сказала? Щеки покраснели, когда я поняла, что выдала свою обиду. Она меня терзала против воли. Другую он запросто называл любимой, а я никто, просто гниль…

Глава 12

Услышать его ночью было так неожиданно, что у меня чуть сердце не выскочило из груди. Забилось о ребра и пугающе громко стучало в ушах.

– Эби, ты кого-то ждешь?

Вопрос был до того глупый, что я сразу это поняла. А бабушка недовольно скривилась и мотнула головой. Стала подниматься с кресла. И тут страх крепко взял меня за горло.

– Не открывай, пожалуйста, вдруг это Салават! – Я кинулась к ней, ухватила за морщинистую и жилистую руку и стала умоляюще шептать: – Я не могу показаться ему на глаза. Он заберет меня и отправит к Муссе. Я не могу…

Голос стал настолько сиплым, что я сама себя не слышала, а шум в ушах не давал мне думать, и бессвязные мысли просто беспорядочно толклись в голове, освобождая дорогу голым инстинктам. И я уже была готова спрятаться под кровать, лишь бы не встречаться лицом к лицу с взбешенным отчимом, который пришел по мою душу, как лицо бабушки просветлело.

– Пойди открой. Это не муж твоей матери. А твой.

По телу пронесся жар, а потом меня обдало холодом. Амир? Амир за дверью? Как он меня нашел? Зачем? Пусть его приход сюда гораздо лучше, чем если бы за мной явился Салават, но всё же я не хотела встретиться с мужем. Руки затряслись, и сама я вся ходила ходуном, не в силах успокоиться, а стук в дверь продолжался. Нежданный визитер не отступал и явно ждал, что ему откроют.

– Он не уйдет, иди, Мина.

Делать нечего. Бабушка подтолкнула меня к выходу, и я пошла, чувствуя себя как обреченный узник, которому предстоит неминуемая казнь. Открыла скрипучую дверь и уставилась на Амира, чья могучая фигура заняла весь дверной проем.

Слова не шли из горла, и я просто стояла и молча разглядывала своего, увы, еще мужа, а он неприлично долго и беззастенчиво поедал меня своим взглядом, от которого стало неуютно и захотелось закутаться в плотную шаль. Платье на мне было тонким, обтягивающим и намеренно соблазнительным, оттого, наверное, и промелькнуло в глазах Амира что-то истинное мужское. Горячее.

А во мне всколыхнулось давно забытое ощущение, почти мертвое, похороненное будто заживо. Тяга к своему первому мужчине, которого я любила. Которому отдала всю себя. Но зря. Зря доверилась, зря я переступила через вопли разума, умолявшего не связываться с младшим Мансуровым.

Злость помогла мне собраться с силами, я сжала ручку двери оцепенелыми пальцами и вскинула подбородок.

– Что ты тут делаешь?

– Впустишь?

– Зачем? – насупилась я, загораживая проход.

Конечно, глупо было надеяться, что я стану для Амира стеной, которую он не сможет подвинуть, но я хотела показать, что он нежеланный гость.

– Надо поговорить.

– Если ты хочешь, чтобы я подписала документы о разводе, то где они? – подвела я к сути, думая, что только предстоящий развод может нас связывать, но всё же я недоумевала, почему он пришел сюда. Как нашел это место? Следил за мной? Вопросы рвались с языка, но я старалась сдерживаться, чтобы никоим образом не выдать своих чувств.

– Рамина, – пророкотал он и посмотрел исподлобья, тяжело дыша, а я не понимала, почему он так напряжен и ведет себя так властно, будто между нами не всё кончено.

Будто ему есть что сказать помимо судьбоносных слов талака.

– Что – Рамина? Где документы, Амир? – Оглядела его с ног до головы, но нигде не увидела пачки документов. – Ты же поэтому меня искал? Чтобы я их подписала?

– Нет, не поэтому, – заявил он, и я удивленно приподняла брови, и в это время бабушка добралась до меня и отпихнула от двери.

– Проходи, дует! – грозно припечатала. – Весь дом застудили! Не жалеете бабку! Мои старые кости и так ломит!

Мансуров прошел внутрь дома и огляделся, а я, идя следом, осуждающе посмотрела на бабушку, но та и в ус не дула, прошла к своему креслу и сразу стала давать распоряжения:

– В огонь дров подкинь, – сказала Амиру, глянула строго на меня: – Гостя напои чаем, да и мне чашку налей. Мой уже остыл. Застудили бабку.

Пока она ворчала, Амир, на удивление, выполнял наказ, и я невольно залюбовалась его широкими плечами, когда он повернулся к очагу. Закусила губу, ругая себя на все лады и всячески запрещая себе даже вспоминать о том, как я ласкала и целовала эти плечи. Намеренно подкинула себе в голову ярких воспоминаний, как Амир меня унизил, и с особенным мазохистским наслаждением воскресила в памяти ангельски-красивое лицо его невесты, и это помогло мне нарастить нужную броню.

– Так как ты меня нашел? – проговорила ему тихо, чтобы не слышала бабушка.

Амир выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза. Отблески пламени завораживающе танцевали в его зрачках.

– После того, что случилось на рынке, я за тебя волновался.

– Ты? За меня?

– А что здесь такого, ты моя жена, – процедил он сквозь зубы то, что ударило меня под дых.

– Ты издеваешься? Какая я тебе жена? Ты приехал разводиться! Давай я подпишу документы, и дело с концом. Иди к своей невесте. Кстати, как она тебя отпустила? Или ты пробрался ко мне под покровом ночи? Что ж, тебе не впервой обманывать девушек…

– Я взрослый мужик, мне нет нужды ни перед кем отчитываться!

Тон у него был жестким, а вот взгляд жадно шарил по моему лицу, выискивая что-то, ведомое лишь ему одному. Меня от этого мурашки пробрали. Стало не то чтобы неуютно, нет, это вызвало забытые чувства, которые я давным-давно похоронила и посыпала пеплом. Вот что осталось между нами. И мне не нравилось, что Амир вот так пришел и запросто разворошил прошлое одним своим присутствием.

Сердце меня предавало и стучало гораздо четче и сильнее, чем обычно, но то была не любовь. Нет. Агония и горечь прошлого, которое не изменить.

– Что ты тут делаешь? И не ври, что к эби пришел.

– Я и не скрывал, что я шел к тебе, Рамина.

– Следил за мной? – прищурилась я, уже зная ответ. Как бы он еще мог найти меня здесь, у эби.

– Да.

Он сидел напротив меня и пил чай как ни в чем не бывало. Даже желваки на скулах перестали перекатываться, словно он слегка успокоился. В отличие от меня. В моей душе происходил полный раздрай.

Глава 13

Я не сразу сообразила, что мне нужно ответить, а затем возмущенно цокнула языком.

– Спать? Я не буду здесь спать, – негодующе глянула я на бабушку. Что она такое предлагает? – Я пойду домой.

Брякнула и осеклась, поняв, какую глупость сморозила. У меня здесь нет никакого дома, и я просто подменяю понятия в панике оттого, что сейчас рядом находится Амир.

– Куда собралась? – заворчала бабушка с не меньшим негодованием. – К Салавату? Не от его ли пудовых кулачищ сюда прятаться прибежала?

Амир дернулся, как услышал слова бабушки Фирузы, а я чертыхнулась. Вот надо же ей было такое сказать. Я не смотрела на мужа, но сразу же ощутила, каким цепким взглядом он прошелся по мне, а затем остановился на лице, будто не собираясь отступать. Кажется, теперь он был полон намерения выяснить всё до конца.

Знал бы он, что кулаком я получила по лицу от собственной матери, а не от отчима. Хорошо хоть, что синяка не осталось.

Если до этого у него были лишь подозрения, которые я не стала подтверждать, то после слов эби у него не осталось сомнений, что дело тут нечисто.

– Ты что-то путаешь, эби, я пришла к тебе за своими вещами, – намекнула ей про драгоценности, которые она так опрометчиво дала моей маме. Вот только, когда ей надо, Фируза успешно включала не понимающую намеков старушку.

– Ой не знаю, я старая стала, память меня подводит. В любом случае не шумите. И про овцу свою не забудь. Вечно у меня тут все разродиться хотят.

Взгляд эби не отрывался в этот момент от меня, и говорила она с намеком, который успешно уловил Амир. Сразу же перевел взгляд на нее, затем на меня, и так несколько раз.

– Разродиться? – спросил он громко вслух и вздернул бровь.

Я сцепила зубы, надеясь, что эби догадается не разбалтывать ему сверх положенного, но напрасно.

– Чего ж ты непонятливый такой парень? Когда женщина беременна, у нее ребенок рождается. Что, не знаешь, что бывает, когда мужчина и женщина занимаются…

– Понял-понял, – стушевался Амир, перебивая ее на полуслове и поднимая руки вверх. Кажется, он и сам покраснел от россказней Фирузы.

Что-то мне подсказывало, вряд ли бы она сказала нечто непотребное, скорее, ее удел – это намеки, а уж прямота – не по ее части.

– Тебе пора, Амир. Эби права, мне нужно остаться присматривать за овцой, а тебе нельзя тут оставаться. Тебя ждет твоя невеста. Идем, эби Фируза устала и хочет спать. Ты ей мешаешь.

Я быстро вытащила Амира наружу, закрывая дверь так быстро, словно за нами черти из ада гнались. Откровенно говоря, я боялась, что бабушка ляпнет что-то еще, подставит меня перед Амиром и раскроет ему все мои секреты. Так что пришлось импровизировать на ходу.

К тому же я ни капли не солгала. Я и правда собиралась изначально остаться, но Амир спутал мне все планы. С его появлением я подумала, что мне из-за него придется всю ночь слоняться по деревне, чтобы родня не узнала, что я не была у их любимого Муссы. Однако здраво рассудила, что я не должна мучиться из-за Амира. У него есть место, куда он может пойти, вот пусть и уходит и не мешается у меня под ногами.

– Мы с тобой не договорили, Рамина. И я вижу, как ты усиленно избегаешь темы своего будущего замужества и отношений с матерью. И если ты думаешь, что получишь развод без разговора, то ошибаешься.

Амир прищурился и навис надо мной, а вот я обняла себя руками за талию. В горах по ночам холодало, так что меня сразу же накрыл озноб.

– Заметь, это ты приехал в такую даль, чтобы я подписала документы о разводе. Он больше нужен тебе, а не мне, Амир, так что оставь свои пустые угрозы при себе. Мы оба знаем, что это ты стремишься вступить в новый брак, и в разводе по большей части как раз нуждаешься именно ты. Так что не нужно меня тут запугивать, мне без разницы всё вот это.

Я обвела рукой пространство, намекая на бюрократию, его новый брак и пассию, которая ждала его в доме, а сама после замерла. Услышала странное блеянье овцы. До боли знакомое. Она начала рожать. Раньше, чем я думала.

– Рамина, – процедил Амир, но я снова его перебила.

– Хватит, Амир, мне нужно заняться делами. Я пойду переодеваться, а ты уходи к своей невесте. Она поди заждалась тебя.

Я фыркнула и развернулась, снова входя в дом и закрывая перед ним входную дверь. Корила себя за то, что не удержалась от шпильки, а затем пошла к Фирузе попросить у нее сменную одежду, которую не жалко.

– В шкафу на нижней полке возьми, бедовая моя, – махнула рукой эби, но в ее голосе не было злости. Она будто печалилась из-за моего поведения, но я всё равно упрямо продолжала молчать. Не хотела затрагивать тему Амира снова. Ей что-то показалось не так в моем будущем, а она взяла и взбаламутила меня. Ясно же, что у Амира вскоре появится новая жена, затем пойдут новые дети, и обо мне он уже давно забыл.

Сердце у меня сжалось. Ведь и про нашу Лейлу он никогда не узнает.

Я встряхнула головой, а затем начала раздумывать, что теперь делать. Раз драгоценностей нет, теперь у меня нет денег на побег, а это уже настоящая проблема.

– Эби, помогите расстегнуть платье. Замок сзади заело что-то.

Я подошла к старушке и согнула ноги в коленях, чтобы сесть с ней на один уровень. Она попыталась своими заскорузлыми пальцами мне помочь, но и у нее не выходило, как назло.

– Старая я стала, не получается. Пуговицы мелкие, у меня пальцы дрожат. Ты лучше мужа позови своего, он сумеет.

– Он уже ушел.

– Не ушел, – сказала она уверенно и хлопнула меня по спине, намекая, что на этом всё.

Я обернулась к входной двери и прикусила губу, решаясь, проверить или нет. Если не попросить Амира помочь, то придется попросту варварски сорвать платье самой. Не могла же я принимать роды у овцы в наряде Бикташ. Она за то испорченное в навозе платье на меня еще надолго взъестся, а за второе просто порвет в клочья. Так что выбора не оставалось, и я пошла к выходу, впрочем, уверенная, что никого там не обнаружу.

Глава 14

Захотелось тут же надавать себе по щекам. Вот он, почти бывший неверный муж, стоит за спиной и касается оголившихся участков моей кожи. И нет бы мне воспринимать это спокойно, как если бы моя старая эби расстегивала платье, но нет. Тело сковало сначала морозом, а потом по коже побежало жидкое тепло, словно вся моя кровь отозвалась на близость когда-то желанного мужчины и побежала по жилам быстрее, загораясь маленькими колючими искорками.

Нельзя. Нельзя себе позволять что-то испытывать к Амиру. Это преступно. Постыдно. Жалко. Да, я бы считала себя жалкой, если бы что-то к нему испытывала.

Он предатель, мошенник, использовал меня ради своих целей, ненавидел, гнилью считал, а потом безжалостно выкинул из своей жизни и позабыл, сразу же променяв на другую, желанную, красивую.

Любимую…

А я. А я ссохлась, как перекати-поле, гонимое ветром по пустоши. Без цели, без контроля, ведомая и безвольная…

И я так задумалась, так напряглась, чтобы ничего не чувствовать, что не заметила, как пальцы Амира добрались до поясницы. Ряд маленьких пуговиц шел прямо туда. Зачем сестра дала мне именно это платье? Ну зачем? Агония длилась и длилась, а я стояла ни жива ни мертва, слыша за собой тяжелое дыхание Амира.

Его дыхание невесомым облачком ласкало кожу.

Твердые, чуть шероховатые подушечки пальцев легко касались спины, почему-то так медлительно, что это напоминало ласку и мгновенно отправляло в воспоминания, которые накатили на меня, как штормовая волна на берег.

– Рамина… – проговорил Амир, внезапно прислоняясь ко мне всем телом сзади, его нос уткнулся мне в шею, а руки попытались обнять меня за талию.

Во мне тут же взорвалось возмущение, ледяными брызгами остудило кровь.

Мне можно томиться по нему! А ему – проклятому изменнику – это не позволено! Да как он смеет?

– Что ты делаешь? – прошипела я, резко поворачиваясь к нему и глядя в потемневшие глаза. Грудь моя резко вздымалась, а руками я держала спадающее на предплечья платье. – Не смей меня трогать!

Напряжение между нами можно было попробовать на вкус, и это был бы вкус горького предательства.

Он дернул головой в сторону, словно пытался что-то с себя стряхнуть, а потом сжался весь. От кулаков до зубов. Превратился в ощетинившегося хищника. Помрачнел.

– Успокойся, Рамина, – проговорил сухо, словно только что не пытался меня обнять. – Иди переодевайся. Замерзнешь.

Я и правда продрогла. Этот холод, казалось, выморозил меня всю изнутри. Но дело было не только в ночной прохладе, я просто настолько привыкла, что все вокруг источают лишь холод, что и сама стала превращаться в ледяную статую. Чтобы ничего не ощущать. Чтобы внутри ничего не болело.

А Амир… Приехал и словно пробудил от летаргического сна, заставив чувствовать. Будь он неладен!

– Не трогай меня, – еще раз проговорила, будто одного раза было недостаточно, словно какую-то мантру проговорила, глянув на него непримиримо и решительно, чтобы даже не смел и подумать о том, чтобы еще хоть раз протянуть ко мне руки. Не смел мне таким образом напоминать, как я млела от его лживых, фальшивых, продуманных ласк, веря в тот миг, что они реальные – как у меня.

– Я понял, иди одевайся, – рубанул он, уходя в сторону хлева.

Переодеться было делом пары минут. Я просто накинула на себя бабушкино платье, широкое в плечах и короткое, мало согревающее, конечно, я это поняла, когда уже вошла в хлев. Меня сразу окутало облачко пара, выходящее изо рта. Амир сидел возле овцы на корточках и всматривался в ее живот.

– Как она? – поинтересовалась я буднично, стараясь отвлекаться на овцу.

Пальцы дрожали, когда я на негнущихся ногах подошла к, увы, мужу.

– Еще долго, наверное. Она здесь будет рожать?

– А где? – удивилась я.

– Так, дай мне какую-то тряпку, – скомандовал Амир, и я почему-то подчинилась, сразу пошла в сторону и дала ему старое бабушкино пальто, которое было брошено здесь в углу.

Амир положил его на пол, наклонился и подхватил овцу, которая тут же заблеяла, положил ее на пальто, спеленал и поднял на руки.

– Что ты хочешь делать?

– Пусть рожает в доме, там у очага есть место.

Меня словно прострелило, сердце забухало в груди, заторопилось биться на разрыв. Ведь именно там когда-то рожала и я.

– Хорошо, отнеси, – кивнула, омертвевшие губы едва шевелились. – Отнеси и сам уходи.

– Я останусь, помогу тебе, – решительно дал он понять, что никуда не уйдет, а я не понимала, ну зачем?

Зачем он меня мучает? Зачем вообще искал?

Мне же тяжело быть рядом с ним, неужели он не понимает?

Но я всё же отошла в сторону, давая ему пройти к выходу из хлева и перенести овцу к очагу. Огонь уже затухал, и я подбросила в очаг еще пару дровишек. Мы с Амиром глянули в сторону комнатушки бабушки, которая ушла спать, задвинув занавеску.

А мы остались в закутке между кухней и гостиной, где горел очаг и овца собралась произвести на свет своего малыша, как когда-то сделала я.

Я села на пол, уткнувшись подбородком в колени, обняла себя за ноги и стала смотреть на огонь, пытаясь игнорировать присутствие Амира. Тихо потрескивал огонь. Овечка блеяла еле слышно, я потянулась к ее мордочке, чтобы погладить, и в это же мгновение Мансуров тоже протянул руку, чтобы потрепать ее за ухо.

Наши взгляды схлестнулись. На его красивых скулах рисовали тени отблески огня, а в глазах сверкали искры. Он так странно на меня смотрел, чтобы пытался найти что-то важное. Но что? Неужели ему правда интересно что-то обо мне узнать?

– Самое время поговорить, жена, – сказал он жестко, придя к каким-то своим выводам, а я вскинулась.

– Я недолго буду твоей женой. Да и была ли я хоть на минуту ею для тебя, а, Амир? – говорила я, глядя на него сощуренными глазами, слова выходили едкими, злыми, ведь я устала сдерживаться. – Ты бы мог просто попросить дать те показания в суде. Зачем было жениться на мне обманом?

Глава 15

Амир явно не собирался уходить, а я не хотела беспокоить эби, поскольку она уже уснула и была довольна старенькой.

– Идем на улицу переговорим, – сказала я Амиру и вышла первой, кутаясь в шаль.

Ночь была в самом разгаре, и единственным источником света была луна. Вокруг царила тишина, и мне казалось, что даже шепот был бы слышен, как очень громкий разговор.

Однако выбора особо не было, я чувствовала, что он просто так не отстанет, пока мы не поговорим. Раз такое дело, то нужно решить всё здесь и сейчас. Утром семья узнает, что я не была у Муссы, и жизни мне больше не будет, поэтому побеспокоиться о будущем мне нужно уже сегодня.

– Как я уже сказала, я не дам тебе развод до тех пор, пока не получу деньги. Считай, что цена твоей свободы измеряется в рублях.

– Ну, радует, что не в долларах, – усмехнулся Амир, и я почувствовала, что его взгляд изменился и стал холоднее, весь он оцепенел, и от него повеяло настороженностью.

Между нами воцарилось молчание. Недолгое.

– Ты знаешь, на какое-то время мне показалось, что ты другая. А ты вылитая дочь своего отца, ничем не лучше ни Диляры, ни его самого. Ты еще долго пряталась и скрывала свое нутро. Ты великолепная актриса, Рамина.

Было ли мне неприятно слушать его слова? Было.

Могла ли я сказать что-то в ответ? Могла.

Хотела ли? Хотела.

Но я вовремя прикусила язык и прикрыла глаза. Не хочу больше разводить дискуссии и тратить на это свое время.

– Думай, что хочешь, Амир, но просто так документы я не подпишу. У тебя есть немного времени подумать. Впрочем, твоя невеста вряд ли долго будет ждать, она ведь согласилась выйти за тебя, думая, что ты свободный мужчина, разве нет?

Я не знала точного ответа и лишь могла гадать, но, видимо, попала в самую точку, судя по выражению лица Амира.

– Так интересует, что я ей сказал про тебя? Ревнуешь?

Вопреки гневу, который был слышен в его голосе, глаза источали не только злость, но и какую-то тоску. Я моргнула, и всё пропало. Наверное, отсвет луны сыграл со мной злую шутку.

– С чего я должна ревновать? У нас с тобой был ненастоящий брак, фикция. Заранее подстроенная тобой и твоей семьей.

– Вот только семью мою трогать не надо.

– Ах да, это привилегия есть только у тебя, как я могла забыть?

– Не думал, что ты опустишься до шантажа. Не переживай, деньгами при разводе не обижу. Мне вот что интересно, ты настолько хочешь выйти замуж за Муссу, что готова собрать себе приданое сама? Не думал, что у тебя такой вкус, Рамина.

Мне хотелось поправить его и сказать, что я планировала отъезд. Ведь высказала эти мысли вслух.

Но он почему-то вернулся к теме моего жениха, да еще и с таким чувством говорил про него, будто его это и правда задевает.

Спорить я не стала. Пусть думает, что хочет.

Его слова были оскорбительны, но ничего объяснять я не собиралась. Не буду жаловаться на то, что меня пытаются выдать замуж насильно и что никакой Мусса мне не нужен. Лучше не давать волю своему языку, так можно выболтать ненужное.

– Если на этом всё, и ты получил, что хотел, уходи. Ночь на дворе, думаю, тебя невестушка заждалась.

– И это всё? – вздернул он бровь, словно издеваясь надо мной.

– А что еще? Мы вроде всё обсудили. Я обозначила свои условия, на этом разговор окончен. Или у тебя есть встречные? Развод больше нужен тебе, так что они будут неуместны.

Он вдруг резко подошел ближе, нависая надо мной и прижимая к двери. Обе его ладони легли по бокам от моей головы, отсекая пути к бегству, но я так оцепенела, что и двинуться не могла с места.

– Это всё было притворством с твоей стороны? – спросил он хриплым голосом. Он будто стал на несколько тонов глуше и ниже.

– Что именно?

– Наш брак.

– Ты и сам это прекрасно знаешь. Гнусный фарс, – выпалила я, чувствуя, как заполошно бьется сердце. Даже шаль не нужна, чтобы греть меня, настолько сильно от меня веяло жаром. Казалось, что я даже вспотела.

– А мне так не показалось, – хмыкнул он и вдруг наклонился, заставив меня замереть, словно кролик перед удавом.

– Что ты делаешь? Убирайся!

– А ты мне уже больше почти не жена, чтобы приказывать, что мне делать. Как захочу, так и уйду. Ясно?

Он оскалился, а затем вдруг опустил глаза на мои губы. Я понимала, что сейчас произойдет, наивной дурочкой давно не была, но всё равно продолжала стоять на своем месте. Казалось, конечности перестали меня слушаться, а тело обмякло, не способное дать отпор.

– Что ты делаешь, Амир?

– Что хочу, – ответил он и вдруг резко коснулся моих губ своими.

С его стороны не было нежности, только агрессия и ярость, которые он выплескивал на меня и даже не скрывал эти эмоции, словно хотел, чтобы я испила их до дна. Я не двигалась и не целовала его в ответ, находилась в шоке оттого, что он всё же решился это сделать. А когда он вдруг укусил меня, я очнулась и попыталась его оттолкнуть.

– Отпусти! – прокричала я, но из меня вырвался лишь хрип, так как его губы продолжали неумолимо терзать мои.

– Ну как тебе? Или Мусса твой лучше целуется, а? – прорычал он в перерыве, когда я успевала лишь жадно глотать ртом воздух.

– Ненормальный! – просипела я, а затем он навалился на меня, не оставив между нами ни миллиметра свободного пространства. Его губы кусали, мучили, ласкали мой рот, и я ничего не могла с этим поделать. Постепенно мое сопротивление и удары руками о его плечи и спину сходили на нет, и я обмякала, отдавшись во власть Амира.

Не знаю, во что всё это могло вылиться, но, когда он оторвался от меня и снова открыл рот, его слова меня отрезвили, подобно хлесткой пощечине.

– Ну что, каково это – после меня под боровом Муссой трепыхаться?!

Он говорил зло, желал меня задеть и обидеть, и у него, к сожалению, это отлично получилось.

– Урод! – крикнула я и ударила кулаком в лицо. Дотянулась лишь до скулы, а затем, сама не знаю как, вывернулась и побежала прочь, чтобы он не увидел моих слез, которых я не сумела сдержать.

Глава 16

Бурлящая каменистая горная река потащила меня немедленно, и я только беспомощно барахталась, в темноте не видя ни зги, только хватая ртом воздух и захлебываясь, когда вода попадала в рот. Меня несло очень быстро, и, как бы я ни пыталась ухватиться хотя бы за что-то, мне это не удавалось.

Силы быстро меня покидали, отчаяние захлестывало с головой, снизу как будто что-то тянуло за ноги, делая их тяжелыми, неповоротливыми и непослушными.

Вода стала заливать уши, я уже ничего не соображала, прощаясь с жизнью, но в то же время отчаянно пытаясь выжить! Ради моей несчастной доченьки, которая не заслужила такой убогой жизни! Не заслужила этой нелюбви, этой несправедливости, этой злобы от тех, кто должен любить и заботиться!

Только я могу ее спасти.

Маленькая моя, мой ангелочек, я буду за тебя бороться до последнего вздоха! С этими мыслями я уцепилась за какую-то ветку, схватила ее изо всех сил, потянулась, и уже надеялась, что спаслась, как вырвала ее с корнем из берега, и меня снова потащило вперед.

Нет-нет-нет. Неужели я так и сгину?

Ледяные иглы впивались в тело, вода была ужасающе холодной, она была моим врагом. Река была моим врагом и убийцей.

Против стихии человек ничтожен. Ничего не может сделать. Ничего…

Но я не сдавалась, нельзя сдаваться, гребла и гребла руками, стараясь выплыть на поверхность, а потом меня ударило о камни, перевернуло, швырнуло куда-то.

Снова удар в бок и в голову.

Меня накрыла волна и потащила вниз…

В следующий раз, когда я вынырнула из темноты и открыла глаза, передо мной расплылось лицо. Злые глаза, черные. Глаза моего дяди Муслима. Дядя? Как?

Но он же умер! Как как я могу его видеть прямо перед собой?!

Дернулась. Я лежала на холодной земле, а он склонился сверху, сдавил мне горло скрюченными пальцами, склизкими, мерзкими на ощупь. Пальцами разложившегося трупа, который утонул в реке. Лицо его было зеленым, опухшим. Губы шевелились и что-то говорили.

– Мина, глупая девчонка. Зачем же ты от меня убегаешь? Нам с тобой будет хорошо вместе. Дядя просто с тобой поиграет.

Меня окатила волна страха. Призраки прошлого ворвались в сознание. А я ведь так хотела всё это забыть! Забыть, как дядя меня домогался. Тело сковало ужасом, и я даже пошевелиться не могла, настолько перепугалась.

– Отпусти! – выдохнула.

А он осклабился. Показались гнилые зубы. Глаза смотрели с ненавистью. Стал давить на горло сильнее. Сжимать пальцы на тонкой шее. Господи, он же меня задушит. Почему так сложно дышать?

– Но ты же умер, – только смогла выдавить из себя с хрипами.

Дядя расхохотался надсадным, сиплым смехом.

– А думаешь, ты – нет?

Его слова обездвижили меня.

И снова поглотила темнота. Призрачный образ дяди растворился. Как будто его не было. Как будто он мне приснился или привиделся. Так я умерла или нет? Где я?

Очнуться было сложно. Тяжелые веки не разлипались. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Но лежала на чем-то мягком. Мне было тепло, сухо и комфортно. Правда, тело сковывало онемением и мысли с трудом ворочались в черепной коробке.

Кто-то меня звал. Мужской голос. Но на этот раз не дядя. Амир!

– Рамина, как ты? Попей, – проговорил он тихо и спокойно, даже мирно, в голосе слышалась забота, что было очень несвойственно для моего мужа.

Я вспомнила вдруг те злые слова, которые он мне говорил, как жадно, собственнически целовал меня, заявляя права – как мой господин и хозяин.

Что же случилось потом? Я упала в реку, а он меня спас? А где же дядя?

– Где я? – спросила я, медленно ворочая языком, после того как он отнял от меня кружку с горячим питьем.

Обвела взглядом небольшую комнату.

И поняла, что мы в каком-то доме. В спальне. А на мне – женская сорочка и теплый халат.

– Ты упала в реку. Я тебя спас и принес в свой дом.

– В свой дом? Это ты меня переодел? – испуганно посмотрела я вниз, на свою грудь.

Он раздел меня и одел в чью-то одежду? Если он это сделал, то одежда может быть только его невесты. Красавицы Сафии. А где же она сама?

Мыслей было так много, что я не знала, какой вопрос задать первым. К счастью, Амир понял мои затруднения и всё пояснил:

– Не переживай. Мы в доме одни. Сафию я отвез в больницу, она там вместе с моей тетей. В доме больше никого нет.

– В больницу? Она чем-то болеет?

Я спросила не подумав. На самом деле я не имею права знать, чем болеет невеста Амира. Более того, я вообще не должна ничего спрашивать про нее. И быть меня здесь не должно. Мне вообще нужно к дочке. Боже! Моя крошка голодная. А мама неизвестно где. Конечно, ей дадут смесь. В этом я не сомневалась. Но материнское сердце изнывало от тоски и тревоги.

Амир напрягся. Его глаза излучали холод. Мы какое-то время смотрели друг на друга. Присутствие Мансурова смущало и волновало. Я не знала, чего от него ждать и какие вопросы я могу задавать. Но мне вдруг захотелось пояснить:

– Твоя невеста – очень милая девушка. Думаю, что она ни в чем не виновата и ничего не знала обо мне. А я ничего не имею против нее. Просто волнуюсь за человека, который упал в обморок и попал в больницу. Она твоя невеста, и я подумала… Подумала, что она может ждать ребенка…

Амир как-то странно хмыкнул, и я не поняла, устроили ли его мои путаные объяснения, тем не менее он сказал:

– Ты должна знать. Сафия упала в обморок, потому что у нее больное сердце, а не потому, что она беременна. Она не может иметь детей.

Я не нашлась что ответить. Кажется, что меня это не касалось. Тогда почему он сказал, что я должна это знать? Наверное, я нахмурилась, и Амир решил, что меня интересует этот вопрос. Но то, что он сказал, заставило меня задохнуться:

– Но это не проблема. Детей родишь мне ты.

– Что?

Язык прилип к нёбу. Наверное, мне послышалось.

– Хоть ты и сильно похудела, грудь у тебя что надо, бедра широкие, ты способна выносить и родить ребенка.