— Медвежонок, я дома-а-а!
Бросаю ключи на комод, скидываю кроссовки и прохожу в квартиру.
— И почему меня никто не встречает? — недовольно вздыхаю, на ходу собирая волосы в небрежный хвост. — Серов, ты что, не соскучился по мне?!
Нахмурившись, останавливаюсь и упираю руки в бока.
Странно, машина стоит у дома. На работу он не поехал, это я точно знаю.
Захожу в комнату, таща за собой чемодан, и вдруг улавливаю шум воды из ванной.
А вот и именинничек.
Мои губы изгибаются в хитрой улыбке и, скинув с себя майку, а за ней и шорты вместе с трусиками, я решаю присоединиться к водным процедурам.
Месяц не виделись, жуть как соскучилась!
Крадусь на цыпочках и, медленно приоткрыв дверь, проскальзываю как можно незаметней в ванную комнату.
Едва я успеваю поймать себя на мысли, что мне нравится такая прелюдия, как в следующую секунду залипаю взглядом на мускулистой загорелой спине, по которой каскадом стекает вода прямо к упругой заднице.
Твою. Мать. Какой же он…
Дыхание перехватывает, а от разгорающегося предвкушения за жалкие секунды жар скапливается тяжестью между моих ног.
Макс немного поворачивается, и я вижу его мужественные грудные мышцы, они блестят от капель воды, которые скатываются по его рельефным кубикам пресса. Взгляд падает на спокойный полутвердый член, от вида которого во рту собирается голодная слюна. Член у Серова что надо. По-другому не скажешь.
Мне приходится немного сжать бедра, чтобы приглушить пульсацию в моей сердцевине. Воздержание иногда идет на пользу.
Прикусив губу, бесшумно отодвигаю прозрачную перегородку и забираюсь к любимому в душ.
Он намыливает голову шампунем, когда я обнимаю его со спины и прижимаюсь поцелуем между лопаток.
Такой горячий…
На мгновение Макс замирает и напрягается, застигнутый врасплох, а потом подставляет голову под воду и резкими движениями смывает пену, выдыхая свое напряжение.
Кое-кто тоже стал гиперчувствительным от месячного перерыва.
Ухмыляюсь, слегка прикусываю и оттягиваю его кожу на спине, пальчиками лаская рельефный торс.
Еще немного — и я замурлычу от кайфа.
Веду языком по впадине вдоль позвоночника и одновременно, опустив вторую руку, обхватываю его уже затвердевший член, который приветственно дергается в моей ладони.
— М-м, кое-кто хочет получить свой подарочек, — шепчу я и сильнее сжимаю его тяжелую длину, отчего дыхание Макса обрывается, а потом становится отрывистым. И мое тоже. Поднесите ко мне спичку — и я вспыхну, несмотря на то что сама частично попадаю под теплые капли душа.
Макс убирает мою руку от члена и разворачивается.
Его дыхание тяжелое, глаза дикие. Черные. Нуждающиеся во мне. Сейчас сожрет меня вместо праздничного торта.
Я касаюсь пальчиками его мускулистого торса, глажу, царапаю, дразня взглядом и покусыванием своих губ. Знаю. Он тоже их хочет.
Он слегка дергается, а мышцы сокращаются, когда я нарочно задеваю ногтем сосок на его груди, которая начинает вздыматься чаще.
Мне нравится то, что сейчас происходит с нами. Нравится, что он поддерживает мою игру.
Часть лица Макса в белой пене, за которой проглядывает недельная щетина.
Касаюсь ее пальцем.
— Такой сексуальный.
Оставляю поцелуй на колючем подбородке Серова и медленно опускаюсь на колени, соскальзывая руками по его торсу.
Ниже.
Еще ниже.
Надо мной раздается глухой рычащий звук, а потом я опускаю взгляд и из моей груди вырывается тоскливый намек на вздох. Его член такой твердый, будто вот-вот взорвется и кончит мне на лицо до того, как я успею взять его в рот.
Вскидываю томный взгляд на Макса и вижу, как на его скулах дергаются желваки.
Я возбуждаюсь еще больше от того, каким грубым и неапологетичным он сейчас выглядит.
Снова смотрю прямо перед собой.
Налитая головка члена прямо напротив моих губ и, бросив на Макса взгляд из-под ресниц, я высовываю язык и облизываю мужественную длину сбоку, прежде чем погрузить член себе в рот.
Мои глаза встречаются с глазами Макса, полуприкрытыми. Я медленно выпускаю изо рта член и, сжав основание в кулаке, начинаю облизывать его как любимый леденец.
— Твою мать, — выдыхает он сдавленно и зажмуривается, продолжая неразборчиво материться себе под нос.
Я улыбаюсь, довольная собой и властью, которая у меня сейчас есть над ним, и погружаю член глубже, почти задевая заднюю стенку горла.
Макс запрокидывает голову и закусывает нижнюю губу, но я все равно слышу его тихий рычащий стон.
Он отзывается во мне эхом трепета и скатывается вниз горячей волной, заставляя клитор невыносимо пульсировать от желания. Я на грани: достаточно одного малейшего трения и я получу свой экстаз.
Но… сегодня все для Серова, который стонет от каждого движения моего языка, губ и рук.
Я снова смотрю на него, и мой стон вместе со слюной, обильно скользящей по члену, делает выражение лица Макса еще более диким и грубым.
Демид кивает, скользит по моему телу взглядом, оценивая заново после слов Макса. И я ни хрена не выдерживаю этого.
— Извини, — выдыхаю сдавленно и выбираюсь из объятий Макса. — Мне нужно в туалет.
— Ясь? Ты в порядке? — доносится в спину обеспокоенный голос жениха, но я не оборачиваюсь, ускоряя шаг.
Впиваюсь пальцами в волосы, готовая вырвать их с корнями.
К черту. К черту. К черту.
Едва переступаю порог ванной, тут же закрываю дверь на замок и, подбежав к раковине, вцепляюсь в нее дрожащими руками.
Дыхание прерывистое, почти свистящее.
Я пытаюсь успокоиться, но не выходит.
Зеркало, запотевшее от пара, напоминает мне о том, что здесь происходило, и я с ненавистью протираю его рукой, чтобы увидеть в отражении свой осоловелый взгляд.
Что я сделала? А что, если он сейчас все расскажет Максу? Как я ему все объясню?
Не поверит. Как в такое вообще можно поверить?
Зажмуриваюсь.
Опускаю голову, борюсь с подбирающимся жжением к глазам.
Слезами тут точно ничем не поможешь.
Если Макс поймет, что я плакала, он точно докопается до истины.
Втягиваю носом воздух и прижимаю влажную ладонь ко лбу, балансируя на грани паники и желания исчезнуть.
Медленно сглатываю. Но ком остается в горле, провоцируя рвотный позыв.
Пытаюсь осознать, что я натворила, чтобы прийти хоть к какому-нибудь решению, но единственное, о чем я могу думать, так это о том, что совершенно чужой мужчина кончил мне в рот и я проглотила все, что смогла.
А самое ужасное — я понятия не имею, болеет ли этот мудак чем-то и скольких баб он перетрахал, прежде чем я отсосала у него. Господи, зачем я об этом подумала…
Сглотнуть тошноту не получается, и я бегу к унитазу, едва успевая склониться над ним, как мой желудок выворачивает наизнанку.
Прокашлявшись, прижимаю тыльную сторону ладони ко рту и осторожно поднимаюсь на ноги. Возвращаюсь к раковине и начисто умываю лицо, рот, а после трижды чищу зубы.
Если бы только можно было так же очистить и память. Эта сука будто насмехается надо мной, прокручивая в голове, как я отсасывала брату жениха, а потом позволяла ему целовать себя как последнему извращуге.
Шумно перевожу дыхание и заставляю себя выйти из ванной.
Прижимаю ладони к щекам, облизываю губы и нервно перекидываю волосы на одно плечо.
Главное, все отрицать. Если я признаюсь, Макс никогда не простит меня. Но… теоретически, это ведь не было изменой?
Трясу головой. Господи, какой же бред.
Я нахожу братьев на кухне.
Макс делает кофе, а когда замечает меня, внимательно всматривается в мое лицо.
Я заставляю себя улыбнуться, и он, клюнув на мою паршивую актерскую игру, подмигивает:
— Кофе будешь, малыш?
— Нет, не хочу.
Макс пожимает плечами и забирает две чашки кофе, одну ставит на островок перед Демидом, который никак на это не реагирует.
Моя улыбка подрагивает, когда я кошусь на его брата: тот уже сменил полотенце на шорты и футболку. Он сосредоточен на экране телефона. А потом как ни в чем не бывало подцепляет пальцами нашу чашку и делает глоток, будто этот мудак не сделал ничего плохого!
И вот эта его невозмутимость действует на мои нервы как паяльная лампа на кожу.
Перевожу взгляд на Макса, который шумно отпивает горячий кофе и обжигается. Болезненно шипит и ставит чашку на стол.
— Так, я быстро в душ, и сходим позавтракать куда-нибудь. Кофе дерьмовый какой-то у нас. Да и холодильник пустой. — Макс подходит, чтобы поцеловать меня, и на этот раз я не уворачиваюсь, чтобы не казаться подозрительной, оправдываясь тем, что трижды почистила зубы. Он чуть оттягивает мою нижнюю губу, слегка кусает, проводит языком по месту укуса и чмокает в уголок рта. — Без тебя я беспомощен, ты же знаешь, даже яичницу не пожарю.
Знаю.
Я ласково касаюсь ладонью его щеки и быстро целую в губы, стараясь абстрагироваться от всего пиздеца, кипящего в моей голове.
— Тогда поторопись, потому что я голодная.
Макс щурится, неправильно воспринимая мои слова.
Он толкается эрекцией мне в живот.
— Пошли со мной, я утолю твой голод, — шепчет на ухо, а у меня к горлу подкатывает истерический смех.
Господи, какой-же пиздец, ребята.
— Давай не при твоем брате, — шепчу я вполголоса и мягко отталкиваю Макса. — Иди в душ, а я пока соберусь.
Я не знаю, как он не видит за моей улыбкой трещины на фасаде.
Кажется, я вот-вот развалюсь на его глазах.
Особенно, когда чувствую, как его брат наблюдает за нами. Больной ублюдок!
Поэтому, как только мне удается выпроводить Макса в душ, я прочищаю горло и подхожу к винной полке. Дрожащими руками беру бутылку, наполняю бокал до краев и залпом осушаю.
Выпитый на голодный желудок бокал просекко балансирует между горлом и ртом.
Я приоткрываю окно пошире и подставляю лицо теплому ветру.
Это все чертовы нервы. Мне нужно успокоиться. И у меня есть прекрасная возможность для этого, а еще все обдумать и поговорить с Максом, потому что его брат сделал мне подарок с барского плеча, решив сепарироваться от нас.
Как жаль, что это только на время завтрака. Вечер не за горами. А я совершенно не готова к новой встрече с этим психопатом.
…сорву к хуям эти блядские шорты и отшлепаю твою маленькую задницу…
Мотаю головой, делаю глубокий шумный вдох и утыкаюсь лицом в ладони.
Шероховатая рука накрывает мое колено, когда мы останавливаемся на светофоре.
Я резко поворачиваю голову и едва не сталкиваюсь лбом с Максом.
— Ты какая-то тихая сегодня, — он проводит своим носом по моему, его большой палец медленно поглаживает мое бедро чуть выше колена.
Натягиваю слабую улыбку.
— Просто устала с дороги.
— Сейчас позавтракаем и отвезу тебя в кровать, — Макс обхватывает второй рукой мой затылок и накрывает губы горячим ртом, но я чувствую очередную порцию тошноты и упираюсь ладонью ему в грудь, требуя дистанции.
Макс хмурится и отстраняется, совершенно не понимая моего настроения, а я и не надеюсь, что он поймет.
— В чем дело, Ясь?
Я нервно сглатываю и опускаю взгляд, покручивая помолвочное кольцо на пальце.
Мне хочется сказать, что все дело в его идиотском брате, но я боюсь последствий.
Я боюсь его потерять.
Тайком переведя дыхание, убираю волосы за уши и нахожу в себе силы посмотреть на Макса.
— Ты знаешь, мне действительно нехорошо. Ты не мог бы отвезти меня домой прямо сейчас?
Макс переводит взгляд на дорогу, выпячивает челюсть, а когда загорается зеленый, он резким маневром разворачивается в сторону дома.
Нас подрезает машина, и Макс бьет по тормозам, выруливая в бок.
Я понимаю, что все это время не дышала, и с жадностью втягиваю носом воздух, когда осознаю, что опасность миновала.
— Конченый… сука, — цедит Макс сквозь зубы и, посмотрев на него, напряженного, с пульсирующими желваками на скулах, я жалею, что не нашла в себе сил скрыть своего недомогания.
— Прости, — шепчу я после короткого молчания и накрываю его кулак на рычаге передач. — Я не хотела испортить тебе настроения.
— Да все отлично, — он убирает руку из-под моей ладони и сжимает руль. — Брат съебал, ничего не объяснив, ты тоже вся какая-то замороченная. Охеренное начало дня рождения.
Меня немного задевает его тон, и я не скрываю этого.
— За твоего брата я ответственности не несу. А по поводу моего настроения, уж извини, — хлопаю себя ладонями по бедрам, — я не робот, чтобы улыбаться, когда мне плохо!
— Может, не нужно было хлестать винище с утра?
Мое лицо искажает гримаса, и я поворачиваюсь к Максу.
— Что? Думала, я не почувствую перегар?
— Господи, что ты несешь?! Я ничего не думала! Просто выпила бокал, потому что перенервничала из-за знакомства с твоим братом, а ты выставляешь меня какой-то алкашкой! Перегар! Хлестать винище! Как ты вообще разговариваешь со мной?
— Я не люблю запах алкоголя, и тебе об этом известно, — холодно бросает он, совершенно игнорируя мое возмущенное состояние.
— Ну и не лезь ко мне, раз тебе так противно!
— Отлично! — психует он и бьет по рулю рукой. — Просто охуенно, Ясь!
— Ну и прекрасно! — кричу я и, сложив на груди руки, отворачиваюсь.
Протяжно выдыхаю, прикрываю глаза и прижимаюсь виском к подголовнику.
Месяц не видеться и в первый же день поругаться. Бинго, Лисова!
Еще один мучительный вздох, и я снова смотрю в окно: за ним продолжают мелькать витрины просыпающихся магазинов и кафе.
Вздрагиваю от неожиданности: Макс берет меня за руку и тянет к себе.
Оборачиваюсь, когда он прижимается губами к костяшкам моих пальцев.
— Извини, что накричал. — Он еще раз целует тыльную сторону ладони и опускает себе на бедро. — Закажем завтрак на дом.
— Хорошо, — шепчу я и сглатываю эмоциональный ком, который подобрался к моему горлу жжением. — Ты тоже прости меня, — произношу немного сдавленно.
Макс качает головой.
— Тебе не за что извиняться. Я должен был предупредить тебя о Демиде.
Если бы ты это сделал, Серов, я бы сейчас не сжирала себя вместе с внутренностями и не винила в том, что натворила по незнанию.
Я закусываю изнутри нижнюю губу, раздумывая над тем, как узнать хотя бы минимум информации о его брате. Не потому что мне интересно. А потому — что хочу понимать к чему мне готовиться.
— Он надолго у нас?
Макс пожимает плечом.
— Не думаю. Может, на неделю. Смотрит квартиру себе.
— Понятно.
— Демид не хотел стеснять нас, — Макс проводит рукой по волосам, — но раз ты была на учебе, я предложил ему пожить у нас. Не чужие все-таки люди.
— А почему он у папы не остановился? У него же квартира в городе?
Макс усмехается и бросает на меня вопрошающий взгляд.
— Издеваешься? Демид с отцом в контрах. Я не знаю, что должно произойти, чтобы эти двое вообще собрались хотя бы за одним столом.
Я сжимаю губы и перевожу взгляд на дорогу.
— Ну ты не особо просвещаешь меня о своей семье.
И это чистая правда. Если с моей мамой он в прекрасных отношениях, то я с его виделась всего один раз и то по видеосвязи.
У нас самая настоящая «любовь» свекрови и невестки, в лучших традициях, я бы сказала.
Я — ничего не делающая, обнаглевшая девка — села на шею сыну замечательной женщины.
Ну хотя бы с отцом Серова у нас более-менее теплые отношения.
Но, судя по тому, что тот ни разу не говорил о своем втором сыне, дела у них с Демидом и правда не важные.
Вообще, Юрий Александрович специфический человек, ветеран Чеченской войны, сами понимаете… но к его резкости привыкаешь и, если не принимать его грубость близко к сердцу, отец Макса мне даже нравится.
Я просыпаюсь от грохота.
Не сразу соображаю, что к чему. Хмурюсь. Пробегаю взглядом по комнате, после чего приподнимаюсь на локтях и пытаюсь понять, что так резко выдернуло меня из сна. А еще: как я оказалась в спальне?
Последнее, что я помню: мы с Максом валялись в гостиной и смотрели какой-то захудалый польский триллер, под который я, видимо, прекрасно уснула.
Сажусь на край кровати и упираюсь руками в матрас, устало свесив голову.
Какое-то состояние нестояния. Но непонятный грохот и звон из-за двери вынуждают меня резко обернуться.
Макс спит. А Демид, насколько я помню, домой так и не вернулся, но, возможно, Макс дал ему ключи, чтобы он мог прийти в любое время. Вот только почему-то это ни капельки меня не успокаивает.
Особенно когда я снова слышу шум и низкий стон, который натягивает мои нервы как струны.
Медленно поворачиваюсь, ощущая, как ускоряется сердцебиение.
— Макс, — толкаю его. — Макс, там что-то происходит, сходи посмотри.
Но в ответ — только тишина. Ну просто класс. Иди и грабь квартиру с таким-то сном хозяев.
Я опять пытаюсь растолкать его, но он только отмахивается от меня, что-то недовольно бормоча себе под нос.
— Макс, блин! — кричу шепотом и вскакиваю на ноги. — Там кто-то что-то разбил! Сходи и проверь, все ли нормально!
— Ясь, отстань, а? — он переворачивается на другой бок и обнимает подушку, выдыхая вместе с зевком: — Ложись спать. Мне завтра рано вставать.
Я с минуту смотрю на Серова в каком-то неверии, а потом слышу его посапывание. Нет, ну он нормальный вообще?
Психанув, топаю к шкафу, достаю халат и, завернушись в него, осторожно выхожу из спальни.
Прислушиваюсь.
Не могу понять: это кто-то громко пыхтит или что? О господи, надеюсь, этот извращенец не притащил себе компанию?!
Я даже не знаю, что хуже: встретить вора или братца-извращугу с какой-нибудь девкой на нашем диване.
Наплевав на трясущиеся поджилки, я буквально врываюсь в гостиную, готовая заорать, кто бы там ни был, но вижу Демида, который в раскорячку кое-как собирает осколки разбитой вазы.
— Что ты тут устроил?
Он бросает на меня хмурый взгляд, будто мое появление для него не неожиданность, а его челюсти стиснуты так, словно это я его разбудила, а не он меня.
— Ищу аптечку в вашем доме, — цедит Демид сквозь зубы и складывает крупные осколки на полку возле телевизора.
Затем он выпрямляется, осторожно, но его лицо отвернуто, и я не вижу эмоций.
Прочищаю горло и складываю руки на груди.
— Зачем тебе аптечка?
Он зыркает на меня с прищуром, демонстрируя паршивое настроение. Будто я надоедливая муха, которую он сейчас очень хочет прихлопнуть.
— Обезболивающее нужно. Легче стало? — огрызается.
Мои челюсти пульсируют, и я отказываюсь думать, что стало причиной его беспокойной ночи.
— Не там ищешь. В шкафу в ванной, — бросаю как можно равнодушней и разворачиваюсь, чтобы уйти, но какого-то черта не делаю и шага.
Глядя на то, как он двигается, понимаю, что ему больно и, скорее всего, все дело в его долбаном колене.
Господи, ну вот какое мне дело?
Выдохнув распирающее грудь возмущение, я поворачиваюсь и сама иду в ванную за аптечкой, бросая ему командирским тоном:
— На диван сядь и жди. Не хватало, чтобы ты еще что-нибудь разбил! — последнее я ворчу уже из ванной.
Ему бы по-хорошему в больницу, но, судя по всему, он своим гениальным умом к этому не пришел, а я уговаривать не собираюсь. Но и Макса разбудить не могу. Если Демид скажет, что это я его лягнула, то этот диалог потянет за собой череду дерьма, которое я предпочла бы держать от Макса подальше.
Возвращаюсь с боксом лекарств и стаканом воды. Нахожу нестероидный противовоспалительный препарат и вручаю Демиду сразу две таблетки.
Он несколько долгих секунд смотрит мне прямо в глаза, сидя в вымученной позе, а потом забирает таблетки и запивает их.
Мой взгляд падает на его горло, которое дергается от движения большого кадыка. Втягиваю носом воздух и отвожу взгляд в сторону.
Проходит минута, прежде чем «барин», соизволив, благодарит меня.
— Спасибо, — произносит он таким тоном, что мне хочется треснуть его по второй ноге.
Забираю пустой стакан и ставлю на тумбочку. Я вроде бы опять собираюсь уйти, но замечаю, что травмированное колено прилично отекло. Черт.
Сдерживаю крик, что он заслужил это, и опускаюсь перед ним на корточки. Уф… не лучшая поза. До боли кусаю себя изнутри за щеку, чтобы не проводить параллель с утренним пиздецом.
Я всего лишь хочу помочь и снять с себя тупое чувство вины за физический ущерб, который нанесла в целях своей же безопасности.
— Что ты делаешь?! — с подозрением сощуривается он, а когда я берусь за его ногу, чтобы осмотреть, этот ненормальный резко скидывает мои руки. И в первую очередь причиняет боль себе, потому что нога непроизвольно дергается.
Я бросаю на него раздраженный взгляд.
— Я хочу осмотреть твое колено! Тупица!
— А я не хочу этого. Иди спать. Возвращайся в постель к своему жениху, иначе я подумаю, что ты выпрашиваешь добавки.
Мои брови взлетают вверх. Жар приливает к щекам и затрудняет дыхание. На этот раз благодаря злости!
— Тебе обязательном быть таким мудаком?
— Нет. Но с тобой хочется быть мудаком.
Я сдавленно выдыхаю — мол, ни хрена себе! — и, поднявшись, упираю руки в бока.
— Послушай. Во-первых, то, что я сделала тебе утром… это, на минуточку, вообще тебе не предназначалось, так что хотя бы поэтому ты не имеешь права быть таким скотом, а во-вторых, — демонстративно загибаю пальцы, — я не знала про твое чертово колено и ты сам нарвался, потому что я просила отпустить по-хорошему. Но ты, кажется, любишь пожестче.
Последнее звучит двусмысленно, но, видимо, только для меня: то, каким озлобленным становится лицо Демида, заставляет меня переживать по другому поводу.
— Почему ты отказался от операции?
Демид делает вид, что ничего не слышит, и продолжает торчать в своем идиотском телефоне, пока мы едем в такси в полнейшей тишине.
Виталий Иванович поставил диагноз — частичный разрыв хряща, и, по идее, можно обойтись тугой повязкой эластичного бинта и медикаментозным лечением, но врач также отметил патологические нарушения, которые развиваются у Демида в течение достаточно длительного времени.
И зная предысторию, могу сделать вывод, что это последствия той самой травмы на ринге.
Но как он не понимает, что деформация хряща может привести к необратимым последствиям? Возможно, в поведении Демида и есть смысл, я ведь не в курсе, через что ему пришлось пройти, но, как врач, отказываюсь искать логику в его поступках.
Испустив резкий вздох, складываю на груди руки и отворачиваюсь к окну.
— Ты просто невыносимый, знаешь, да?
— Видимо, не настолько, чтобы ты отвязалась от меня, — бросает грубое замечание он.
Качаю головой, не веря своим ушам. И это после всего, что я сделала для этого подонка.
— Да пошел ты, — шепчу, и это последнее, что я говорю братцу-мудаку. Ненавижу ситуации, когда позволяю совершенно чужому человеку задеть меня и оставить во рту привкус горечи.
Мы уже подъезжаем к дому, а гнетущая атмосфера между нами так и не изменилась. Упаси господь, чтобы я предложила ему помощь еще раз! Поэтому смело поднимаюсь по лестнице к парадной, наплевав на ковыляющего сзади упрямого хромого барана.
Я захожу в лифт и нажимаю кнопку нужного этажа, но, повернувшись, едва не получаю остановку сердца: в этот момент Демид оступается и его по инерции ведет на меня.
Машинально выставив перед собой руки, я упираюсь в его напряженную грудь и тут же вздрагиваю: он бьет ладонями по стене возле моей головы и с гортанным стоном опускает голову.
И несмотря на злость, которую он заслужил, внутри сейчас совершенно противоположные чувства. За секунду они становятся такими яркими, что превращаются в увеличивающийся огненный шар. Он давит на мою вздымающуюся грудь. Его близость… невыносима.
И я не понимаю почему.
Я ведь уже в курсе, что это всего лишь чертов двойник моего жениха, а внутри он совершенно другой: грубый и однозначно не подходящий мне. Тогда какого черта у меня перехватывает дыхание оттого, что его тело вжимает меня в стену?
Не собираясь углубляться в эти размышления, я первая отталкиваю Демида, и он отшатывается к соседней стене, стукнувшись о нее плечом.
Я делаю глубокий вдох и медленный выдох. Облизываю пересохшие губы и смотрю куда угодно, но только не на него.
Я буквально отсчитываю секунды, чтобы вылететь на свежий воздух, потому что здесь, в одном пространстве с ним, становится практически невозможно дышать.
Желанная остановка. Я срываюсь с места, на бегу достаю ключи и открываю дверь. Сердце грохочет в груди, но я не реагирую на этот неадекватный орган.
Оставив квартиру открытой, скидываю кроссовки. А в голове уже крутятся шестеренки, разрабатывая план, чтобы в течение оставшегося дня не пересекаться с Демидом. Не думала, что остаток учебного отпуска я буду отсчитывать часы, чтобы иметь возможность сбега́ть на работу.
Избавившись от одежды, захожу в душ. Этот день только начался, а у меня уже нервы ни к черту.
Поворачиваю кран, настраивая едва теплую воду и, запрокинув голову, подставляю лицо под капли.
Надеюсь, в ближайшее время брат Макса все же покинет нас, и мы вернемся в привычную семейную жизнь.
И вообще, я не против уже сегодня с Максом выехать хотя бы в отель, чтобы разрядиться. Думаю, в этом плане я достигла критической отметки.
И я сильнее убеждаюсь в этом, когда снимаю лейку и начинаю водить струями воды по шее, плечам, груди и животу, каждый раз поджимая пальцы на ногах от щекотливого ощущения, которое вспыхивает искрами внизу живота.
И чем больше я делаю себе массаж, тем больше они оседают внизу, становясь настолько чувствительными, что я по-настоящему увлекаюсь и, прикусив губу, прижимаюсь спиной к прохладному кафелю.
От смены температуры у меня дыхание в горле спирает. Прерывистый вздох распадается во влажном воздухе, и я шлю все к черту. Прикрываю глаза и опускаю лейку ниже, позволяя каплям воды задевать пульсирующую точку. Вздрагиваю и распахиваю глаза, будто пропустив через себя разряд электричества. Повторяю еще раз и зажмуриваюсь.
— Ах… черт… — выдыхаю дрожащим шепотом и облизываю губы, меняя угол так, что напор воды бьет сильнее по моей сердцевине.
Я готова захныкать от невыносимо нарастающего давления между ног.
Я так быстро достигаю момента, который вот-вот отправит меня за грянь, что совершенно не контролирую себя. Постанывая и задыхаясь, ерзаю по стене и кусаю губы до боли, которая тоже оборачивается наслаждением.
Свободной рукой сжимаю грудь, сдавливаю пальцами сосок и приоткрываю глаза, затуманенные похотью…
— Твою мать! — чертыхаюсь, увидев мужской силуэт за запотевшим стеклом, и роняю лейку на пол.
Напор начинает швырять ее из стороны в сторону, я быстро поднимаю ее, а когда снова бросаю взгляд за душевую перегородку, никого там не обнаруживаю…
О продолжении и мысли больше нет. Меня теперь трясет по совершенно другой причине.
Неуклюже закрываю кран и выхожу из душевой.
Цепляю подрагивающими пальцами полотенце и прижимаю его к лицу.
Стою так несколько минут, не понимая, что произошло. Точнее, не желая понимать.
Это ведь то, что я думаю?
Этот извращенец смотрел на то, как я… Господи, какой позор!!!
Кусаю полотенце и испускаю мучительный стон.
У меня где-то теплится надежда, что это Макс вернулся домой… но, когда мой телефон начинает играть мелодию входящего звонка, надежда в считанные секунды испаряется.
Тяжело сглотнув, я провожу полотенцем по шее и опускаю взгляд на мобильник.
Максим.
Еще раз сглатываю, понимая одну простую вещь, а точнее две. Первое — мне не показалось. И второе — это был не Макс.
Мое сердце колотится как сумасшедшее, когда я заканчиваю исповедь о своих последних двух днях Лейле.
Бутылка вина, кстати, тоже подошла к концу.
Я знаю, что выслушаю морализаторскую лекцию от Макса об алкоголе, но к черту. Мне необходима психологическая помощь подруги.
— Может, ты уже хоть как-то прокомментируешь?
Лейла громко отхлебывает вино из кружки, откидывается на спинку кресла и наконец выходит из транса.
— Да-а-а, подруга, дело дрянь, — тянет она слова, а я обхватываю голову, жалея о том, что вообще затронула эту тему. — Тебе надо потрахаться. — Я опускаю руки и с сомнением смотрю на Лейлу. — У тебя беда с гормонами, раз твоя киска так реагирует на постороннего мужика, пускай он и сексуальный близнец Макса. — Она только что назвала моего парня сексуальным? — Хотя здесь я не могу осуждать тебя. Я бы меняла трусики в день по несколько раз, живя среди сплошного тестостерона и одинаковых братьев-красавчиков, которые, судя по всему, оба не прочь поиметь тебя.
Я морщусь, потому что звучит это ужасно. Особенно ужасно из-за того, что Лейла, кажется, говорит об этом с восхищением.
— Серьезно, Ясь, хватит заниматься самоосуждением. Ну, в конце концов, ты изменила Максу не преднамеренно. Это даже за измену нельзя воспринимать, учитывая обстоятельства. Просто забудь об этом. Ладно? И не вздумай слушать свою глупую совесть! Расскажешь Максу — и все… плакала твоя свадебка и мой букет невесты! Правда, это не всегда хорошо. Поверь мне! В жизни мало ценителей искренних угрызений совести. К тому же не вижу смысла переживать: если бы его братец хотел сдать тебя, то уже бы сделал это…
— Ага, вместо этого брат-мудак занимается вуайеризмом и в открытую предлагает мне секс. Господи, как вообще… — я замолкаю, набирая полные легкие воздуха. Выдыхаю и бросаю умоляющий взгляд на подругу:
— Может, я пока поживу у тебя?
— Не думаю, что Макс оценит твое решение. И мне кажется, это будет немного палевно, что ли. Что ты ему скажешь? — Лейла неодобрительно качает головой. — Ну и я не узнаю продолжения, чем закончится проживание с двумя горячими близнецами.
Строю мучительную гримасу.
— Ты такая жестокая.
— Учитывая, что моя сексуальная жизнь оставляет желать лучшего, я имею полное право быть злобной стервой.
Лейла замечает, что я взялась допивать остатки вина и поднимается, чтобы достать еще бутылку.
Я быстро проглатываю и мычу ей, маша руками: «Отмена!»
— В смысле? — она трясет бутылку. — Мы только начали!
— Нет, нет. Я не могу… Макс обидится, если я приду в ресторан в фазе «Готовченко». Да и там еще его отец… Нет, это будет слишком. Мне и так уже в голову дало. Лучше давай чайку́.
Лейла пожимает плечами и возвращает бутылку в шкаф, а я бросаю взгляд на экран телефона и безнадежно вздыхаю.
Через час мне нужно быть в ресторане, а я совершенно не готова к семейному вечеру.
На самом деле я бы с удовольствием зависла у подруги хотя бы на пару дней. Чтобы немного абстрагироваться от всего этого пиздеца. К тому же мне нравится гостить у Лейлы. А еще мне нравятся наши вечера с пивом и фильмами, которые мы смотрим до глубокой ночи, периодически болтая о всякой ерунде, а заканчиваем посиделки под утро глазуньей с маринованными огурчиками. Эта привычка осталась у нас с общаги. И периодически мне просто необходимо такое времяпрепровождение. Кажется, этот момент настал. Но для начала мне нужно съездить в чертов ресторан.
Лейла заваривает чай и накрывает чайник прихваткой.
— Ты одолжишь мне платье? — Она поворачивается ко мне, вскинув бровь. — Я была в таком бешенстве, что даже не подумала об этом. А если заявлюсь в ресторан в спортивном костюме, у Макса глаз начнет дергаться.
— Мне-то не жалко. Но вроде бы ты вечно критикуешь мои суперские луки?
— Ну-у-у, если точнее, сочетания, которые ты любишь. В целом у тебя очень стильный гардероб, — я натягиваю извиняющуюся улыбочку.
— Ты такая сучка, — Лейла тычет в меня чайной ложкой, изображая из себя злобного кролика. — Но ладно, — она перестает дергать крыльями носа и шевелит губами из стороны в сторону, чтобы вернуть себе человеческий облик. — Можешь брать все что хочешь.
Я задумчиво прикладываю указательный палец к подбородку.
— У тебя было черное платье-комбинация. Думаю, отлично подошло бы на вечер.
— О, и кто еще жестокий? Лисова, ты давишь на мою больную мозоль.
Она театрально прижимает ладонь к небольшому животику.
— Я отъела себе мини-фартук в гостях у бабули и уже третий месяц не могу от него избавиться. На днях хотела надеть это платье на быстрые свидания, а хрен там! Итог: я с коробкой мороженого и «Дневниками вампира» оплакивала это чертово платье. И никакого, блин, свидания!
Я улыбаюсь, склоняя голову набок.
— Ты такая пуся, когда злишься на свой миленький животик.
Лейла закатывает глаза, а я поднимаюсь и обнимаю ее.
— Если честно, тебе идет эта женственная округлость, ты преувеличиваешь.
— О да, легко говорить, когда по твоей фигуре плачет порнозвезда.
Я кривлюсь от сомнительного комплимента. Несколько раз похлопываю подругу по спине и отстраняюсь.
— Иногда твоя речь ставит под сомнение твое пуританское воспитание.
— Всему виной чрезмерный контроль. — Она наигранно поджимает губу. — Но вот я вырвалась на свободу и больше никому не позволю ставить меня в рамки. Ни родителям, ни тем более парням!
Я вскидываю брови.
— Звучит… многообещающе.
Подруга сует ложку в банку с вареньем, а потом облизывает ее.
— Ага. Мне тоже нравится.
Лейла, которая пять минут назад плакала о животике, и та же самая Лейла, которая сейчас трескает варенье со счастливым видом.
Я вздыхаю, но никак не комментирую. Я люблю ее любой и не считаю нужным лезть в ее рацион питания. Она взрослая девочка и, если ей потребуется помощь, я с удовольствием похожу с ней на пробежки и все такое. Но пока она не пришла к этому сама, не вижу смысла портить отношения своими навязчивыми нравоучениями.
Ехать с ним в одной машине — какая-то долбаная пытка с извращенными чувствами. Хотя он даже не смотрит в мою сторону и, слава богу, не открывает рта.
И все же, казалось бы, комфортабельный простор элитного такси испаряется от его присутствия. Становится тесно как в консервной банке.
Я заставляю себя расслабиться. Шумно вздыхаю и сглатываю, ощущая, как нервы все больше и больше выходят из-под контроля, а вино будто только сейчас оказывает свой эффект, заставляя температуру тела подняться.
За ворот рубашки скатывается бисеринка пота, и я приоткрываю окно, подставляя лицо свежему ветру. Но он не остужает моего любопытства: мне хочется посмотреть на мужчину рядом со мной и спросить, какого черта он опаздывает на встречу со своим отцом и братом, а также почему пренебрег костюмом Макса, который я с удовольствием швырнула ему в лицо.
Господи, лучше бы я на метро доехала.
— Ты очень сильно стараешься, — глубокий голос стегает словно хлыстом по коже, и я вздрагиваю.
Поворачиваю к Демиду голову и непонимающе вскидываю бровь. Но когда его откровенный взгляд находит мои глаза… это действует на меня плохо, и я начинаю ерзать на сиденье, пытаясь унять бегущие по коже мурашки и трепещущее сердце. От одного его чертового облапывающего взгляда.
Но я спихиваю свою чувствительность на три фактора, которые мысленно раскладываю списком под латинскими буквами: выпитый алкоголь, отсутствие секса и чертову схожесть с моим женихом. Гребаные близнецы!
— Не понимаю, о чем ты, — бросаю легкомысленно и начинаю внимательно смотреть в окно, всеми силами стараясь не поддаваться искушению вступить с мудаком в очередную перепалку.
Да, перепалка была бы сейчас очень кстати, чтобы отрезветь и взять себя в руки. Но проблема в том, что перепалка конкретно с этим мудаком может дать абсолютно противоположный эффект.
— Твои соски выдают тебя с потрохами, — раздается хриплый шепот возле моего уха, и я резко поворачиваю голову, сталкиваясь лицом к лицу с Демидом, который резко сократил между нами расстояние. — В ресторане веди себя скромнее, — он протягивает руку, поправляет рубашку на моей груди, и как ни в чем не бывало эта сволочь возвращается на свое место. Что за на хер?!
Дыхание застревает в горле, и, когда я открываю рот, из него не вылетает ни звука. Он всего лишь поправил рубашку, но ткань легко скользнула по возбужденным соскам, которые сейчас готовы реагировать на малейшие прикосновения. Они такие разгоряченные, что я не знаю, как остановить жар, охвативший все тело. Он создает внутри вибрацию. И эта вибрация тяжестью опускается вниз живота, проникая пульсацией в клитор, который касается ажурной ткани трусиков, стоит только сжать бедра.
Тихий стон зарождается в груди, но я не позволяю ему сорваться с губ. Я прикрываю глаза и мысленно проклинаю свое тело.
В машине повисает тишина.
Тяжело дыша, замечаю, как таксист бросает взгляд в зеркало заднего вида и снова переводит его на дорогу.
Проходит еще несколько минут, прежде чем я обретаю голос, который не выдаст моих кипящих эмоций.
— Пощечина.
Нервно сглатываю и, облизнув пересохшие губы, смотрю на мудака в упор.
— Я вручу ее тебе при первой возможности.
Уголок его губ дергается, будто он находит это забавным.
— Ты можешь попытаться.
— Если ты не воспринимаешь мои угрозы всерьез, то мне плевать на твои. Я просила тебя не нарушать мое личное пространство. — Я вскидываю руки. — Все. Твое предупреждение автоматически обнуляется.
Демид отводит взгляд в сторону и, облокотившись на дверь, проводит пальцами по своим губам, словно над чем-то задумался.
Придурок!
Нервная и неудовлетворенная нашей перепалкой, я перевязываю рубашку, чтобы максимально скрыть грудь. Больше я не доставлю ему удовольствия пялиться на мои соски.
— Проблема вот в чем, — начинает он после короткого молчания и тем самым снова привлекает мое внимание. — Тебе понравилось, что я нарушил твое предупреждение. Но вот мне не понравится, если ты ослушаешься меня, Ярослава.
Он так произносит мое имя, что я чувствую, будто он только что трахнул его своим грязным языком.
Машина подъезжает к ресторану. Я подаюсь вперед, поправляя подол платья, но из-за поворота мое тело ведет в сторону Демида и я оказываюсь ближе к этому мудаку, едва успев опереться на вытянутую руку.
Сдуваю прядь волос с лица и, решительно вздернув подбородок, произношу едва слышно, заставляя его прочитать по губам:
— Мне по хрен, что тебе не понравится.
Растягиваю губы в стервозной улыбочке и показываю ему средний палец.
Он выпячивает нижнюю губу языком, и его плечи сотрясаются от короткого смешка.
— Я определенно трахнул бы твой ротик еще раз.
Из меня вырывается пораженный вздох.
Секунду назад я чувствовала себе на коне, но прямо сейчас я под ним, и мне не нравится такое положение вещей.
Сжав челюсти, я, не раздумывая, отвешиваю обещанную пощечину, отчего голова Демида слегка дергается.
Ладонь вспыхивает покалыванием, и я тут же увеличиваю расстояние. Провожу руками по бедрам, усмиряя поднявшуюся дрожь, и хватаюсь за дверную ручку, потому что машина, припарковавшись, остановилась.
Но перед выходом я оборачиваюсь и бросаю через плечо:
— Решила, что ждать нет смысла. Наслаждайся. Это единственное, что ты получишь от меня в этой жизни.
Вырвавшись наружу, я, не дожидаясь этого козла, направляюсь прямиком в ресторан.
Я сегодня же должна потрахаться с Максом и убедиться, что все, что я чувствую сейчас, всего лишь недоразумение.
— Здравствуйте, Юрий Александрович. — Я, немного запыхавшись, перевожу дыхание и взволнованно улыбаюсь старшему Серову.
Для меня всегда волнительно его присутствие, а сегодня, после того как Демид наговорил мне пошлостей, я и вовсе как на иголках.
— Здравствуй, Яся. — Он приветствует меня, кивает и бросает сухой комплимент: — Хорошо выглядишь.
— Спасибо, — мои губы дергаются, и я присаживаюсь рядом с Максом.
— А где Демид? — вполголоса спрашивает он.
Я поворачиваю голову к жениху и с трудом сдерживаю язвительный комментарий.
— Твой брат скоро присоединится, — отвечаю притворно любезно и подставляю Максу щеку, когда он тянется ко мне с намерением поцеловать.
— Соглашусь с отцом, — воркует мне на ухо. — Ты шикарно выглядишь.
— Ага, в отличие от твоего…
Меня прерывает шум со стороны ресепшена, и все наше внимание тут же обращается туда.
— Твою мать. Ну я же просил, — цедит Макс сквозь зубы.
Поднявшись из-за стола, он отбрасывает салфетку и направляется к Демиду и администратору, который пытается остановить упрямого орангутанга.
— … мне очень жаль, но в нашем ресторане действует дресс-код… — доносится до моих ушей.
Юрий Александрович так же следит за этим шоу и, судя по вздувающимся на шее венах, явно не в восторге.
Прерывисто вздыхаю и, взяв меню, пытаюсь сосредоточиться на ассортименте блюд.
— Я же предупредил тебя, — слышу недовольный голос Макса. — Сложно было надеть костюм?
Украдкой бросаю взгляд в их сторону, и сердцебиение учащается, потому что эти двое из ларца приближаются к нашему столу.
Господи, дай мне сил пережить этот ужин.
Макс возвращается на свое место, по правую руку отца, сидящего во главе стола, а вот Демид передвигает стул, очевидно не собираясь находиться по левую.
Сказать, что настроение за нашим столом меняется не в лучшую сторону, — ничего не сказать. И я убеждаюсь в этом окончательно, как только слышу:
— А ты все такой же упрямец, сын, даже года ума не добавляют, — недовольно изрекает отец, изучая усевшегося напротив Демида.
Атмосфера тяжелеет. Напряжение настолько осязаемо, что об него можно порезаться. Поэтому я мысленно готовлю себя к любым последствиям.
Поерзав на стуле, я снова утыкаюсь взглядом в меню, но Макс подзывает официанта и делает заказ за всех, совершенно игнорируя мое желание выбрать самостоятельно и заодно надвигающуюся войну между его отцом и Демидом.
Предвестники беды нависают над нашими головами хмурой тучей.
— И тебе здравствуй, отец, — коротко отвечает Демид Юрию Александровичу, который сейчас представляет собой мрачную тень.
— Тебя попросили надеть что-то приличное, — презрительно хмыкнув, не унимается старший Серов, — но ты решил продемонстрировать свое неуважение ко всем…
— Па, давай не будем, — встревает Макс, закончив с заказом. — Я вас не для ругани собрал.
Демид, в отличие от своего отца, держится… неплохо. По крайней мере, он не выказывает раздражения.
Откинувшись на спинку стула, он кладет руку на стол и начинает монотонно постукивать пальцами, обводя присутствующих пристальным взглядом.
Я отворачиваюсь, не дожидаясь, когда наши глаза встретятся, но это не помогает. Я все равно чувствую, как он смотрит на меня, кожа на левой половине лица, кажется, горит всеми оттенками красного. Я натягиваю хрупкую улыбку и, взяв меню, начинаю обмахивать лицо.
— Жарко, — объясняю полушепотом и издаю нелепый смешок.
Рубашка, может, и решает одну проблему, прикрывая мои соски, но в остальном ощущается как удавка на шее, потому что мне душно и хочется скинуть ее с себя.
Проведя ладонью по затылку, чувствую, что он взмок от пота, как и кожа головы. Ненавязчиво взбиваю волосы пальцами, чтобы хоть немного освежиться.
Но никого, кроме меня, духота как будто не беспокоит.
Макс наклоняется ко мне, чтобы прошептать:
— Ты в порядке?
НЕТ! Я, блин, ни хрена не в порядке, Макс!
Но отвечаю, конечно, совершенно другое:
— Да, просто рубашка, видимо, из чистой синтетики, ткань не дышит.
Макс берет мою руку и подносит к губам, целуя пальцы рядом с помолвочным кольцом.
— Не нервничай. Помирятся они, никуда не денутся.
Ага. Вот только ощущение совершенно противоположное. По-моему, будь у них сейчас в руках оружие, мы бы уже оглохли от пальбы.
— Я не нервничаю. — Посылаю Максу слабую улыбочку, чтобы разрядить обстановку хотя бы между нами. — Все нормально.
В этот момент появляется официант и приносит первые блюда. Но, к сожалению, это ничуть не сбавляет градус.
Демид продолжает сражаться с отцом взглядом и, кажется, ему совершенно наплевать на еду. Как, в принципе, и Юрию Александровичу. Единственное, на что он обращает внимание, — коньяк, который подают последним с бутылкой просекко и бокалами. Макс не любитель алкоголя, и если собирается поддержать праздничный дух, то всегда выбирает что-то изысканное.
Отец без какого-либо тоста опрокидывает в себя стопку коньяка, и между всеми нами повисает напряженная пауза.
Макс прочищает горло.
— Давайте, может быть, сначала перекусим, а уже потом перейдем к алкоголю?
Я медленно сглатываю и пододвигаю к себе стейк с овощами. Вот только об аппетите и речи нет. Возможно, у меня желудок еще не освободил место после чаепития у Лейлы, а возможно, все дело в ауре за нашим столом. Кусок встанет поперек горла. Но у Макса этой проблемы нет, потому что он, с удовольствием работая приборами, начинает изящно резать свой стейк.
Я тоже беру приборы, чтобы хоть чем-то себя занять. И теперь, кажется, понимаю, о чем говорил Демид, когда высказывался об этом ужине, как о какой-то каторге.
Постепенно Максу удается немного занять отца и даже увлечь его в беседу, впрочем, меня не покидает ощущение, что большая часть его внимания все равно сосредоточена на пережевывании стейка.
Когда его тарелка пустеет и появившийся официант, открыв бутылку просекко, разливает его по бокалам, Макс поднимается, чтобы сказать речь.
— Сука… — стон срывается с губ, когда я, переступив порог квартиры брата, неудачно переношу бо́льшую часть веса на поврежденное колено.
Из-за гребаных эмоций я совершенно забыл о двигательном режиме, а теперь малейшая нагрузка причиняет такую боль, что хочется что-нибудь разъебать к чертовой матери.
Но в основном моя вспыльчивость, конечно же, связана со встречей с отцом, на которую мне не стоило приходить. Макс, как и обычно, не думает о последствиях.
Я привык к попыткам отца укусить меня, но сегодня то, как он унижал меня перед братом и его проклятой невестой, стало настоящим испытанием моего терпения.
Даже спустя столько лет отец, как трус, прикрывается агрессией, вместо того чтобы просто поговорить со мной и, черт возьми, объясниться. Хотя, пожалуй, этот разговор уже утратил свою актуальность. И отец это наверняка понимает. Единственное, что для него неизменно, — мое присутствие, которое ему не удается вытерпеть только по одной причине: я напоминаю ему о его же ошибке.
Если бы я остался, все бы закончилось куда большим скандалом.
Избавившись от джинсов и футболки, падаю в кресло, чтобы снять эластичный бинт и нанести мазь. Затем по новой накладываю тугую повязку на колено и с усталым вздохом откидываюсь на спинку.
… и долго ты будешь сидеть на шее брата?
Сжимаю пальцами переносицу и стискиваю зубы, выбрасывая из головы все, что сегодня наговорил мне отец года.
Он настолько в меня не верит, что считает, будто я не позаботился о своем будущем, хотя о чем это я… Я же тупо кулаками махал. Не то что некоторые, которые зарабатывают деньги мозгами.
И вот зачем я завожусь опять? Бред. Прошло уже столько лет. Ничего нового. Не стоит ждать, что отец когда-нибудь захочет поговорить по душам со своим никчемным сыном.
Или… меня так зацепило, потому что все это произошло в присутствии девушки?
Нет. Мотаю головой. Мне плевать, что обо мне подумают. Я привык к осуждению. Но прикол в том, что эта девушка, выставившая напоказ свое очаровательное декольте, волнует меня больше, чем все мое семейство, частью которого она скоро станет, и только поэтому она совершенно точно не должна меня интересовать.
После того, как Ярослава опустилась передо мной на колени… все немного усложнилось. И не потому, что она красива. Хотя это, безусловно, блядь, так. Яся невысокого роста, но фигура… изгибы во всех нужных местах. Я молчу про печальные глаза и розовые полные губы, которые с того дня уже не выходят у меня из головы.
А острый язычок… чтоб ее! Своей непокорностью и дерзостью она пробуждает во мне то, что я однажды запретил себе испытывать. И мне кажется, в ней больше мужества, чем в моем братце и отце вместе взятых.
Ярослава из тех женщин, которые умеют высоко держать голову несмотря ни на что. Я уже успел это понять. Иногда, вопреки здравому смыслу, я задаюсь вопросом: как яростно она будет сопротивляться, если я захочу заставить ее снова опуститься передо мной на колени?
Максу нужна именно такая. Чертовски несгибаемая и сильная, которая сможет позаботиться о нем.
Ко мне это не должно иметь никакого отношения. Я мысленно твержу это всякий раз, когда у меня встает на ее маленькую дерзкую задницу.
Сдавленно усмехаюсь своим мыслям и заставляю себя подняться.
Плетусь на кухню, достаю кружку и пытаюсь разобраться, как работает кофемашина, когда из коридора доносится хлопок двери и звяканье брошенных ключей, а затем мимо кухни проносится фигура Ярославы.
Через секунду она дает заднюю и возвращается, окидывая меня, а точнее, мое практически обнаженное тело уничтожающим взглядом. Но не это заставляет меня задержать взгляд на ее лице, а размазанная тушь у нее под глазами, красными и немного припухшими. Нет сомнений, что она плакала. Как и нет сомнений, что к этому причастен мой отец. Но, разумеется, маленькая бестия решает сорваться на мне.
— Какого хрена ты делаешь?
Я теряю интерес к кофемашине и, повернувшись, опираюсь бедрами о столешницу.
— Хочу заварить себе кофе. — Невозмутимо складываю руки на груди, и она, замерев, пристально следит за моим движением.
— Ты не у себя дома, чтобы расхаживать в таком виде, ясно?! — отвиснув, шипит будущая невестка.
— Верно, — я потираю пальцами щетину. — Я в доме у своего брата. И, помнится, он не говорил, что здесь у него тоже дресс-код.
Черты ее лица искажает нечитаемая эмоция, а затем Ярослава уносится вглубь квартиры и, вернувшись, как порыв северного ветра, швыряет мне в лицо футболку и джинсы. Это уже входит в привычку.
— Значит, запомни. Дресс-код… — ее лицо меняется на этом слове. — Короче, просто прикрой свой зад и свои… — она небрежно машет рукой, — эти… мышцы.
Я вскидываю бровь, находя ее злость забавной.
— Тебя смущают мои мышцы? Почему?
— Слишком много вопросов, придурок! Кроме твоего присутствия в моей жизни, меня в принципе уже ничто не может смутить! — Она сдувает прядь с лица, выглядя чертовски разгоряченной. И я опять застигнут врасплох желанием усмирить ее.
Я поднимаю указательный палец.
— Следи за своим грязным ротиком, дорогуша. Иначе я могу подумать, что нравлюсь тебе, — уголок моих губ изгибается, и я только сейчас понимаю, с какой легкостью эта фурия избавила меня от дерьмового послевкусия нашей семейной встречи.
Проходит несколько секунд, прежде чем до Яси доходит смысл моих слов, но я успокаиваю ее бесстрастным тоном:
— Через несколько дней я покину ваше уютное гнездышко. А сейчас будь умничкой и иди спать, иначе моя любезность может закончиться.
Яся морщится в каком-то неверии, а потом делает шаг и тычет в меня пальцем:
— Знаешь что? Пошел ты в задницу! — кричит она, провоцируя гнев закипеть и во мне. — С первого дня из-за тебя все перевернулось с ног на голову! Ты все испортил, ясно? Я проявила к тебе доброту, которую ты, кстати, ни хрена не заслуживаешь, и что? Ты ведешь себя как полный придурок! Можешь убираться отсюда прямо сейчас! — Яся переводит дыхание и добавляет с дрожью в голосе: — И еще. Теперь я понимаю, за что тебя так ненавидит собственный отец…
Моя рука дрожит, пока я из последних сил удерживаю этого придурка как можно дальше от себя.
Легкие на грани гипервентиляции, а губы горят и покалывают от наглого поцелуя.
Но, судя по всему, Демид решил испытать мое терпение. Он не отходит, не отпускает мое горло, которое сейчас медленно, словно задумчиво, поглаживает большим пальцем.
Черт…
Его прикосновения вспыхивают сотнями искорок, разжигают тепло под кожей… мешают думать и дышать.
— Ты палишься, Яся, — шепчет он глубоким голосом, который одновременно приводит меня в ярость и… Нет. На хрен все это!
Стиснув зубы, я снова пытаюсь отпихнуть его локтем, но замираю, когда моего виска касается его горячее дыхание. Нет… это смешок. Я корчусь от раздражения, стремительно поворачиваю голову и сталкиваюсь нос к носу с Демидом.
— По-твоему, это смешно? — шиплю и прерывисто втягиваю в себя воздух.
— Скорее печально. — Его губы дергаются в мрачной ухмылке. — За брата.
— За себя печалься. У нас все нормально!
Он гримасничает, театрально изображая сострадание, и качает головой.
— По-моему, нет, — пятерня крепче стискивает горло, и Демид отрывает меня от стены, выдыхая хрипло прямо в губы: — Не нормально.
Я пыхчу, вцепляясь обеими руками в его запястье, но он все равно прижимает меня к себе так, что я чувствую упирающийся в живот стояк, мать вашу.
Мои глаза в ужасе расширяются и дыхание затрудняется еще больше.
Демид наклоняет голову, ухмыляясь уголком губ.
— Какие-то проблемы?
Я открываю рот, но этот чертов член, кажется, становится тверже и мешает сосредоточиться на том, что я хочу сказать.
В итоге я психую, упираюсь ладонями в его слишком крепкую грудь и давлю на нее изо всех сил, мечтая отвоевать хотя бы пару сантиметров воздуха между нами.
— Отпусти меня, идиот, иначе… иначе я закричу.
Демид вскидывает брови.
— Будет любопытно послушать. Я ведь еще не слышал, как мой брат заставляет тебя кричать.
Я чувствую, как краснеют щеки. За сегодня на них уже должен остаться ожог. Я молчу о напряжении, которое в моем теле усиливается с каждой секундой.
— Чего ты добиваешься? — я сглатываю и пытаюсь вздернуть подбородок, чтобы не ощущать, как меня опутывает уязвимость.
Он пожимает плечами, продолжая поглаживать мое горло, будто оно стало его любимой вещью. Я дергаюсь и впиваюсь ногтями ему в руку.
— Не знаю, — воркует он, зажимая большим пальцем пульсирующую вену у меня на шее. — Может, хотя бы более правдоподобного сопротивления от своей будущей невестки?
— Пошел ты, придурок! — я толкаю его в грудь. — Или хочешь, чтобы твое колено вообще перестало функционировать?
— А ты, значит, волнуешься за меня? — он цинично хмыкает и поджимает нижнюю губу.
— Мечтай, — скалюсь, — МУДАК!
— Мечтаю я немного о другом, дорогая.
— Я тебе не дорогая…
Демид снова сильно стискивает мое горло и дергает к себе, плотно прижимая меня грудью к своей груди.
— Твой рот так и напрашивается, да, дорогуша?
— Рискни, и я откушу все, что ты попробуешь ему предложить!
— Звучит, как приглашение.
— Я ненавижу…
Слова обрываются вскриком, когда он снова захватывает мои губы в гребаном поцелуе. Секунда. Я в замешательстве пребываю ровно одну секунду, а потом кусаю этого ублюдка. Он стонет на грани рычания и… кусает меня в ответ, превращая этот проклятый поцелуй в настоящую войну.
Я проигрываю в битве. Погибаю. Я буквально чувствую это. И уже ничего не понимаю. Не знаю, как это прекратить, пока нас не заставляет замереть хлопок входной двери.
Я ахаю, с ужасом уставившись на безэмоциональное лицо Демида.
Черт, черт, черт…
— Как думаешь, мой братец сильно разочаруется?
Я мотаю головой, умоляя его прекратить. Макс вот-вот зайдет в кухню.
— Я отпущу, но ты остаешься мне должна.
Я морщусь, крича шепотом:
— Что? Ты… — шаги Макса приближаются. — Хорошо. Господи. Ладно! Только прекрати!
Демид отпускает меня и отходит как ни в чем не бывало. Единственная проблема — это его чертов стояк. Я рывком затаскиваю мудака за барную стойку, и он болезненно шипит от резкого движения.
— Карма, она такая, — я растягиваю губы в гадкой улыбочке и показываю ему средний палец. — Не вздумай светить перед Максом своим флагштоком!
Успеваю выплюнуть эти слова и отскочить к раковине, сделав вид, что заканчиваю мыть посуду.
— О, вы дома?
Сердце долбит по ребрам как умалишенное.
Я прикрываю глаза, медленно перевожу дыхание и, облизав распаленные губы, оглядываюсь через плечо.
— Я недавно пришла. Решила прогуляться, — моя улыбка настолько неестественная, что я быстро отворачиваюсь, надеясь, что Макс уйдет переодеваться, но ни хрена.
— Понятно, — произносит он недовольно. — И чем вы тут занимаетесь?
— Ничем, — отвечаю немного резковато, принимаясь оттирать столешницу от несуществующих пятен. — Как видишь, мою посуду. По-моему, эта работа как раз для моего ума, — припоминаю Серову слова его же отца.
Лучшая защита — это нападение? Да плевать. На Макса у меня злости не меньше, чем на его брата.
Останавливаюсь и свободной рукой касаюсь шеи, чувствуя, как она горит от хватки Демида.
— Ясь, не начинай! Ты знаешь моего отца, он бывает резок…
Я с размаху шлепаю тряпкой по столу и полностью разворачиваюсь, уже не переживая за раскрасневшуюся шею. Сейчас я могу списать любую реакцию тела на сдавшие нервы.
— А у меня и не к отцу претензия, а к своему жениху, который промолчал и даже не попытался отстоять свою невесту!
Макс раздраженно ослабляет галстук.
— Хочешь поговорить об этом сейчас?
— А что? Тебя смущает братец? Без проблем, — я развожу руки и нервно складываю их на груди, — давай выставим его за дверь.
Справа от меня раздается смешок.
— Воу-воу, молодожены. Я как бы здесь.
Шумно втянув воздух, перевожу внимание на извращенца, который вскидывает ладони, мол: «Уверена?» и взглядом показывает на свой стояк. Твою мать! Почему его долбанный член еще стоит? Макс этого не видит, потому что находится по ту сторону кухонного островка, а Демид сидит вполоборота ко мне.
— Она не это имела в виду, Демид, — Макс приближается и хватает меня за руку, бросая брату: — Извини нас.
И утаскивает за собой, не обращая внимания на попытку вырваться. Последнее, за что цепляется мой взгляд: мрачное выражение лица Демида, на котором больше нет и намека на веселье, а потом Макс дергает меня — и я вылетаю следом за ним в коридор.
— Какого черта! — раздражение заставляет изо всех сил высвободить руку, но, прежде чем я получаю свободу, Макс успевает запихнуть меня в спальню. — Что на тебя нашло? — выпаливаю, резко поворачиваясь к нему. — Совсем с катушек съехал? — обхватываю запястье, которое жжет от его грубости. И это не та грубость, которой несколько минут назад его братец одаривал мою шею. Этот вид грубости вызывает отвращение.
Макс срывает с себя галстук и сокращает между нами расстояние, тыча в меня пальцем:
— Мне не нравится, как ты позволяешь себе общаться с моим отцом и братом. Ты перебарщиваешь, Яся!
Мои глаза увеличиваются.
— Это я-то? Твой отец заткнул мне рот как какой-то тупоголовой болонке! А ты и слова ему не сказал! Я не заслужила такого отношения!
Макс дергает челюстью.
— Нечего было лезть не в свое дело! — он переходит на крик. — Это их отношения, и не тебе учить моего отца, как и с кем ему говорить! Ты же видела: он на взводе, даже я себе не позволил лезть! А ты? Решила, что самая умная? Да, — Макс раздраженно облизывает губы и кивает, — может, отец и грубо выразился, но он сказал все по делу.
Я морщусь и отворачиваюсь, хватаясь за голову, желая вырвать себе волосы, лишь бы стереть из памяти слова Макса.
Часто дыша, я возвожу глаза к потолку, словно молю о силе и терпении. Мудрости, в конце концов!
Мы не часто ругаемся, и я не хочу этого и сейчас… Но нет… не могу. Не могу принять такое отношение. Как вспомню его опущенный взгляд, так тошно становится, а в груди будто трещинки расползаются от обиды, которая сейчас бушует внутри, как пламя, которое хотят лишить кислорода.
И да, для меня бездействие Серова — предательство. Потому что тогда я нуждалась в его поддержке. Я не просила грубить отцу в ответ, но хотя бы на вежливое замечание отцу я могла рассчитывать?!
Тяжело сглатываю, в груди все спирает, слезы снова подбираются к глазам, и я закрываю лицо ладонями, борясь с ними.
И ведь в какой-то степени в действиях Макса кричит забота об отце, он переживает за него, я знаю, но это не отменяет моих чувств. Не отменяет того, что его безразличие по отношению ко мне причиняет боль.
Я слышу, как Макс протяжно выдыхает и что-то бормочет, а в следующую секунду притягивает в объятья, но я вырываюсь. Слезы делают то же самое, падая на щеки крупными каплями.
— Да пошел ты! — отталкиваю Макса и порываюсь к двери, но он ловит меня за локоть и дергает себя.
— Ясь, ну прости ты, — он притягивает меня и крепко прижимает к своей груди. — Прости, мне не стоило устраивать этих разборок.
Я давлюсь порывом разрыдаться, испытывая болезненное облегчение от его нежности, но не хочу дать этому себя сломать.
— Отпусти, — мой голос похож на скрип. — Отпусти! — бью ладонью по его груди и сама срываюсь на крик сквозь слезы: — Я не позволю ни твоему отцу, ни тебе обращаться так со мной! Лучше бы ты включил мужика в ресторане!
Макс обхватывает мое лицо ладонями и заставляет посмотреть на него. Я пячусь назад, мечтая уйти, чтобы остыть, вот только он следует за мной, не отпуская.
— Я был не прав, знаю, — он целует мои влажные щеки, и я ненавижу его за то, что теперь он тот Макс, который был нужен мне раньше. — Не плачь, малышка. — Снова сгребает в объятья, и я сдаюсь, обвисая в его руках. — Прости, — шепчет, прижимаясь губами к макушке. — Я просто разозлился, когда увидел вас вдвоем на кухне. Приревновал и сорвался, придурок, да?
Нет.
Я прикрываю глаза, не готовая к смене темы. Только не в эту сторону. И не тогда, когда он обнажает передо мной чувства, а я скрываю то, что разрушит нас как семью. Пусть и будущую. И теперь вместо злости мою грудь вспарывает чувство вины.
Макс медленно укачивает меня в своих руках, а затем снова обнимает лицо ладонями.
— Я поговорю с отцом.
Его глаза внимательно смотрят в мои, будто он без слов пытается выяснить, в порядке ли я, потом опускаются на губы. Он проводит большим пальцем по ним, заставляя меня занервничать, не осталось ли следов от укусов… но из-за того, что расплакалась, я скрыла истинную причину их припухлости.
Макс наклоняется, чтобы поцеловать, но я отворачиваюсь и, тяжело вздохнув, он упирается лбом мне в висок.