Позовите меня когда-нибудь на роль гладиатора на арене корпоративных войн, и я сыграю ее безупречно. Но тот вечер должен был стать моим личным триумфом, а не полем битвы.
Ресторан «Эрмитаж» был моим личным фаворитом — приглушенный свет, отбрасывающий золотистые блики на стены цвета спелого вина, элегантная музыка, вполголоса беседующие гости. Здесь пахло деньгами, властью и изысканной едой. И в этот вечер здесь должно было пахнуть моей победой.
Я сидела за столиком у окна, с которого открывался головокружительный вид на ночной город, усыпанный бриллиантами огней. Рядом со мной — Миша, мой коллега и друг, а напротив — наши потенциальные клиенты, чью подпись под контрактом я считала уже практически своей. Мистер и миссис Браун, пожилая, но невероятно энергичная пара из Шотландии, владеющая сетью бутиков элитного кашемира.
— Итак, Диана, — мистер Браун отхлебнул красного вина, и на его губах играла довольная улыбка. — Ваше предложение впечатляет. Очень впечатляет. Логистика, маркетинг, условия… Все продумано до мелочей.
— Мы старались, — я ответила с легкой, уверенной улыбкой, вращая ножку бокала. Внутри все пело. Этот контракт был моим шансом, моим козырем, доказательством, что я не просто «племянница главы семьи», а профессионал высочайшего класса. — Наша компания ценит долгосрочные и взаимовыгодные партнерства.
— О, мы это чувствуем! — воскликнула миссис Браун, ее глаза блестели. — И скажу вам, дорогая, такая деловая хватка в столь юном возрасте… Это восхитительно.
Миша под столом одобрительно сжал мою руку. Мы это сделали. Я уже мысленно составляла сообщение дяде: «Контракт в кармане. Ждите меня с победой».
Именно в этот момент, когда чаша весов окончательно склонилась на мою сторону, я услышала его. Тот самый голос. Он врезался в уютную атмосферу нашего столика, как обломок скалы в стеклянную витрину. Низкий, с густым, бархатистым акцентом, который я бы назвала мелодичным, не будь в нем столько самоуверенной, почти ленивой насмешки.
— …да нет, там все решено. Минаевы просто не потянут такой объем. У них нет ни ресурсов, ни, что важнее, репутации.
Я замерла. Бокал в моей руке дрогнул, и по поверхности вина побежала мелкая рябь. Я узнала этот голос. Леван Баграмян. Гроза моих семейных обедов и кошмар наших бизнес-планов.
— Диана? — Миша наклонился ко мне, встревоженный. — Ты в порядке?
Я не ответила. Я медленно, как в замедленной съемке, повернула голову. И увидела его.
Он стоял у массивной стойки бара, прислонившись к ней локтем, в совершеннейшей позе человека, который владеет миром. Его спина, широкая и прямая, была обращена ко мне, подчеркнутая безупречным кроем темно-серого костюма. Он что-то говорил своему собеседнику, жестикулируя длинными, уверенными пальцами, на одном из которых поблескивал массивный перстень.
— Простите, — мой голос прозвучал хрипло, и я прочистила горло, заставляя себя говорить громче, четче. — Кажется, я услышала что-то интересное о своей компании.
Он обернулся. Не спеша. Как будто у него были все время в мире. И когда его взгляд, темный, как южная ночь, бездонный и совершенно бесстрастный, упал на меня, у меня перехватило дыхание. Вживую он был еще… больше. Выше. Значительнее. Его лицо с резкими, словно высеченными из гранита чертами, казалось, не знало улыбок. Только легкая, насмешливая искорка в уголках глаз выдавала в нем жизнь.
— А, — протянул он, и это «А» прозвучало как приговор. Его взгляд скользнул по моему лицу, по платью, по моим спутникам, оценивая, классифицируя, отбрасывая. — Минаева. Диана, если не ошибаюсь.
— Вы не ошибаетесь, — я поднялась, чувствуя, как подкашиваются ноги, но гордо выпрямив спину. Адреналин, горький и пьянящий, заставил кровь бежать быстрее. — И я, кажется, слышала, как вы поливаете грязью деловую репутацию моей семьи. Осмелюсь напомнить, что за клевету, даже в столь изысканном месте, можно поплатиться.
Он не смутился. Напротив, его губы тронула едва заметная улыбка. Он сделал несколько шагов в нашу сторону, и его собеседник, щупленький мужчина в очках, беспомощно засеменил за ним.
— Клевета? — Леван поднял одну густую бровь. — Я озвучиваю факты, джанем. Ваш брат сорвал поставки по контракту с «Альфа-Стиль». Ваш дядя пытался оспорить в суде условия, которые сам же и подписывал. Это не клевета.
Миша встал, его лицо покраснело. «Нет, Миша, не надо», — умоляла я его про себя, но было поздно.
— Послушайте, господин… — начал Миша.
— Баграмян, — Леван закончил за него, даже не удостоив его взглядом. Его глаза были прикованы ко мне. — Леван Баграмян. И я советую вам, молодой человек, быть осмотрительнее в выборе деловых партнеров. А то можно прогореть.
— Наш выбор партнеров — наше личное дело! — выпалила я, переступая через Мишу и оказываясь с Леваном нос к носу. Вернее, нос к галстуку. Он был на голову выше. От него пахло дорогим парфюмом — древесиной, кожей и чем-то бодрящим, как горный воздух. — А ваши непрошеные советы оставьте при себе.
Он наклонился ко мне. Так близко, что я увидела золотые искорки в его карих глазах и маленький шрам над бровью.
— Вы очень дерзки для такой хрупкой девушки, Диана Минаева, — прошептал он так тихо, что услышала только я. Его дыхание коснулось моей щеки. — Будьте осторожны. А то сломаетесь.
В груди у что-то ёкнуло. От ярости. Только от ярости.
— Не беспокойтесь, господин Баграмян, — прошипела я в ответ, впиваясь в него взглядом. — Я не из хрупкого фарфора. Я из стали. И если кто-то и сломается, так это тот, кто попытается меня согнуть.
На его лице на мгновение мелькнуло что-то вроде удивления, а затем — нескрываемого интереса. Он выпрямился.
— Посмотрим, — сказал он громко, уже отступая. — Удачи с вашими… кашемировыми мечтами. — Он кивнул совершенно ошеломленным мистеру и миссис Браун и, развернувшись, ушел к своему столику, оставив после себя висящую в воздухе угрозу и запах дорогого парфюма.
Я стояла, сжав кулаки, чувствуя, как горят уши. Триумф был безнадежно испорчен. Миша пытался что-то сказать нашим клиентам, что-то оправдать, но я видела их смущенные, растерянные лица. Магия вечера была разрушена.
Прошло две недели после того вечера в «Эрмитаже». Две недели, в течение которых наша семейная компания «Минаев Групп» стремительно теряла почву под ногами. Казалось, Леван Баграмян опутал нас невидимой паутиной — срывались поставки, отказывали партнеры, а в деловых кругах поползли шепотки о нашей «неблагонадежности». Я чувствовала себя осадной крепостью, а этот человек методично подрывал стены.
Семейный ужин в нашем родовом доме больше напоминал военный совет при свечах. Дядя Виктор, глава семьи, сидел во главе стола, его лицо было мрачнее тучи. Брат Антон нервно барабанил пальцами по столу.
— Еще один удар, — Антон с силой отпихнул тарелку. — «СтройИнвест» отказался от совместного тендера. Прямо сказали: «Пока у вас разборки с Баграмянами, мы не можем рисковать».
— Они не могут рисковать, — я отодвинула свой десерт, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. — А мы что, можем? Мы теряем все, что строили годами.
— Это война, Диана, — сурово сказал дядя Виктор. — А на войне все средства хороши. Они используют грязные методы. Мы должны ответить.
— Ответить чем? — воскликнула я. — Мы пытаемся играть по правилам, а они… они стреляют из всех орудий!
Дядя отхлебнул вина и пристально посмотрел на меня. В его взгляде было что-то, от чего у меня похолодело внутри.
— Правила меняются, когда на кону стоит семья. Я договорился о встрече.
— С кем? — спросил Антон.
— С ним. С Леваном Баграмяном.
В комнате повисла гробовая тишина. Я почувствовала, как кровь отливает от лица.
— Ты с ума сошел? — выдохнула я. — После всего, что он натворил? После того, как он публично опозорил нас?
— Именно поэтому, — не отводя взгляда, парировал дядя. — Он хочет показать силу. Хочет унизить. Что ж, мы примем его вызов. Но на нашей территории.
— Нашей? — не понял Антон.
— Он согласился приехать к нам в офис. Завтра. В полдень.
Сердце у меня упало куда-то в ботинки. Леван здесь. В нашем логове. Это было все равно что пригласить тигра в спальню.
— И что мы будем делать? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Дядя Виктор перевел взгляд на меня. Тяжелый, неумолимый.
— Ты пойдешь на встречу вместо меня, Диана.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что? Нет! Дядя, ты не можешь быть серьезен! Почему я?
— Потому что ты умная, — отрезал он. — Потому что ты не боишься его. Я видел, как ты смотришь на него — не со страхом, а с вызовом. Он не ожидает этого. Он ожидает увидеть меня или Антона. Увидев тебя, он потеряет равновесие.
— Это безумие! — вскочил Антон. — Он разорвет ее на части!
— Нет, — дядя покачал головой. — Он не посмеет. Не с женщиной. Это против его же принципов. Но на словах… на словах ты должна дать ему отпор, Диана. Ты должна показать, что Минаевы не сломлены. Что мы не боимся.
Я смотрела на него, и в глазах темнело. Меня бросали на амбразуру. Использовали как щит и как оружие одновременно. Гордость боролась с ужасом.
— Хорошо, — прошептала я, сжимая пальцы в кулаки так, что ногти впились в ладони. — Я сделаю это.
---
На следующий день в 11:55 я стояла в огромном, до боли знакомом кабинете дяди. Солнечные лучи падали на глянцевую поверхность стола, за которым сидел мой отец, а потом брат, а теперь… теперь должна была сидеть я. Ненадолго.
Я была одета в свой самый безупречный деловой костюм — строгий жакет, югу-карандаш, туфли на каблуке, которые добавляли мне несколько сантиметров уверенности. Я повторяла про себя тезисы, аргументы, контраргументы. Я была готова.
Ровно в полдень дверь кабинета открылась без стука. И он вошел.
Леван Баграмян в нашем офисе казался хищником, случайно забредшим в курятник. Он был одет в идеально сидящий темно-синий костюм, под которым угадывалась мощная спортивная фигура. Его взгляд медленно скользнул по кабинету, по книгам в стеллажах, по семейным фотографиям на полке, и наконец остановился на мне. На его лице не было ни капли удивления.
— Диана Минаева, — произнес он, и мое имя в его устах снова прозвучало как обвинение. — Где ваш дядя? Надеюсь, не прихворнул от волнения.
Его наглость взбесила меня, вернув дар речи.
— Дядя Виктор доверил мне вести эти переговоры, — сказала я, указывая на кресло напротив. — Прошу, садитесь.
Он усмехнулся, коротко и беззвучно, но сел, развалившись в кресле с видом полного хозяина положения. Он положил ногу на колено, и я невольно отметила безупречную линию его брюк.
— Итак, — начала я, открывая папку с документами. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить выход из сложившейся ситуации. Мы предлагаем…
— Ситуация, — перебил он меня, играя своим перстнем, — очень проста. Ваша семья должна нам крупную сумму. Не только денег. Репутации. Вы поступили нечестно.
— Это ложь! — голос мой дрогнул от возмущения. — Мы всегда выполняли свои обязательства! Это вы, воспользовавшись формальностью, пытаетесь нас разорить!
Он наклонился вперед, упершись локтями в колени. Его темные глаза пристально впились в меня.
— Формальность? Вы так называете подписанный договор? Ваш брат, такой горячий и impulsive, забыл прочитать мелкий шрифт. А теперь вы плачетесь, что вас обманули.
— Мы не плачемся! Мы требуем справедливости!
— Справедливость, — он произнес это слово с насмешкой. — Вы знаете, что такое справедливость по-нашему, Диана? Это когда каждый получает по заслугам. Ваш брат заслужил пощечину. А вы… — его взгляд снова медленно, оценивающе скользнул по мне, и по телу пробежали мурашки. — Вы заслуживаете чего-то большего, чем быть пешкой в игре вашего дяди.
Его слова попали точно в цель. Я почувствовала себя обнаженной.
— Я не пешка! — выдохнула я, вставая. — Я здесь, потому что хочу защитить свою семью!
— А кто защитит вас? — он тоже поднялся. Он был так близко, что я снова почувствовала его запах. Древесина, кожа, опасность. — От меня?
Мы стояли друг напротив друга, разделенные лишь широким дубовым столом. Воздух наэлектризовало. Гнев, обида, несправедливость — все это кипело во мне.