Конец лета выдался жарким, не чета сырому, холодному началу. Мирослава оторвала рукава от старой рубахи деда Власа, широкий подол узлом стянула под грудью, штанины закатала выше колен и босиком отправилась за водой. Пускай тело солнышку радуется. Всё равно никто не видит. Живут они с дедом на окраине деревни возле колодца, к которому жители Малиновки, даже те, чьи дома стояли близко, хаживать не любили, боялись лишний раз знахарю на глаза попасться, а за глаза так и вовсе колдуном обзывали.
Про себя Мира над суеверными селянами подсмеивалась да вслух не возражала. Правда у каждого своя, одна только истина. Не колдун дед Власий, а человек знающий, сметливый, по первому зову готовый прийти на помощь, разве что молчун и улыбается редко. Вот и сегодня повитуха за ним мальчонку прислала. Трудны роды у Варвары-красы. Двоих детей жена кузнеца под сердцем носила, а как пришла пора появиться на свет, они, видать, за первое место перессорились. С прошлого дня женщина мучается, никак не разродится.
Наказав ученице привести дом в порядок и натаскать впрок воды, знахарь поспешил в деревню. Мира осталась одна, не считая брехливого пса Полкана и ленивой кошки Агаши, что в солнечную погоду весь день греется на лавке под окном, а в дождливую и по ночам прячется на печке. Ловить мышей? Ага, как же! Потому и Агаша…
Щурясь от яркого солнца, мыслями витая в облаках – то бишь слагая про себя всяческие небылицы, чтобы вечерами деревенским ребятишкам сказывать, Мирослава не заметила, как резко стихло щебетание птиц, стрёкот кузнечиков и прочие привычные в летний полуденный зной звуки, а потому испуганно вздрогнула, когда в воцарившейся на несколько долек* тишине раздался незнакомый мужской голос:
– Ну здравствуй, красавица.
Проглотив едва не сорвавшееся с языка бранное слово, Мира обернулась и прикрылась от возможного нападения колодезным ведром.
Природа между тем ожила, встряхнулась и загомонила пуще прежнего. Молодой высокий мужчина с огненно-красными, зачёсанными в хвост на макушке волосами шагнул девушке навстречу и попросил:
– Будь добра – напои меня. Жарко, спасу нет.
Янтарную радужку глаз рассекали пополам вытянутые в узкую вертикаль зрачки.
– Ой мамочки! – пискнула Мира, плюхаясь мимо каменного бортика колодца в траву. – Дракон!
Никакой мамочки у Мирославы не было, как и папочки. В Малиновке она появилась в возрасте пяти-шести лет. Нашли её весенней порой в лесу недалеко от деревни, без чувств, но живую. Отнесли к знахарю. Власий выходил девочку и попытался пристроить в семью, однако никто не пожелал приютить найдёныша. Боялись, что приведёт она с собой беду да нужду. Тот год как на грех выдался засушливым, неурожайным, голодным. Своих бы детей прокормить.
Потому осталась Мирослава у Власия. Спуску он ей не давал. Был строг и требователен. Однако девчонка чувствовала истинное к себе отношение: любил её Власий и по-своему жалел. Росла она весёлой, бойкой, на выдумки хитрой, среди сверстников верховодила. Вот только о прошлом своём ничего не помнила, даже имени не ведала. Власий дал ей новое и записал в метрику своей внучкой.
От прошлого у Миры остался странный нательный несмываемый рисунок. На внутренней стороне левой щиколотки бледно-голубой краской был изображён похожий на кувшинку цветок, в лепестках которого прятались острые шипы…
– Ты обозналась, – улыбнулся незнакомец. Волосы его потускнели до человеческого рыжего, зрачки округлились.
Мирослава тряхнула головой. Что за чудеса-чудесатые?
Мужчина протянул руку, предлагая помощь. Девушка отказалась, на ноги сама вскочила.
Незваный гость был выше на целую голову. Одет просто, по-дорожному, но, судя по качеству ткани, шелковистой и плотной, по аккуратным стежкам, по неброской изящной отделке, наряд его был дюже дорогим. Как и обувь – сапоги до колена из тонкой, на совесть выделанной кожи.
– Ну же, красавица, не томи. Подай напиться.
Едва не выронив из ослабевших пальцев ведро, Мира медленно повернулась лицом к колодцу, чувствуя, как холодок, несмотря на жару, покалывает лопатки. Стыд опалил щёки, когда осознала, насколько непотребно выглядит в мужских глазах. Попыталась оправить рубаху одной рукой, пока другой крутила ворот, не удержала, и поднявшееся до середины полное ведро ухнуло обратно во тьму.
– Давай помогу, – сжалился желтоглазый.
Мира отошла на несколько шагов, привела себя в порядок, подождала, пока дракон (ну не могла она обознаться) напьётся, наполнит ведро по новой…
– Спасибо. Дальше я сама.
К чужой помощи Мира была непривычна. Власий названую внучку не баловал. Воду она таскала, огород полола, брёвна на дрова пилила, зимой снег со двора счищала, а минувшим летом с дедом вдвоём крышу перекрыли. И не смотри, что была Мирослава полной противоположностью статных крупных деревенских жительниц: росту среднего, но из-за худобы казалась и того меньше. Запястья – тонкие, ступни, ладошки – маленькие, кожа бледная, благо хоть под солнцем темнеет быстро да ровно. Волосы, в детстве совсем белобрысые, со временем приобрели серебристо-пепельный оттенок.
– Как знаешь. – Желтоглазый на удивление легко отступился.
Мира быстро наполнила второе ведро, подняла оба на коромысло и поспешила прочь, а настырный незнакомец следом увязался. Так и шли: она, то и дело настороженно оглядываясь, дракон – неспешным прогулочным шагом, любуясь окрестностями, будто им с Мирославой просто по пути, и он вот-вот свернёт или отстанет. Однако не сворачивал и не отставал.
У плетня поджидал дед Власий. Чужаку он не удивился, но и не обрадовался:
– Зачем пожаловал?
– А ты будто не ведаешь? – усмехнулся дракон, волосы которого снова приобрели истинный цвет, а зрачки вытянулись.
– Может и ведаю, – проворчал Власий и шикнул на Миру: – Иди в дом.
– Она знает? – кивнул на девушку желтоглазый.
– Нет.
Больше Мирослава ничего из разговора не услышала, принялась шуршать по хозяйству. Каким бы нежданным и незваным был гость, а приветить его надо: на стол накрыть, воды подать умыться. Мужчины не спешили заходить в дом. Так и стояли у плетня: дракон неподвижно, будто статуя, дед Власий – взволнованно переминаясь с ноги на ногу и взмахивая руками. Впервые Мирослава видела его таким взбудораженным, от чего сердце не на шутку растревожилось. Вот же хвостатый безобразник! Чего ему от дедушки надобно?
Вот чего Роен никак не предполагал, так это того, что деревенская пигалица сумеет его озадачить. Мирослава не спешила радоваться известию о сестре, смотрела настороженно, задавала пытливые вопросы. Она была отнюдь не простушка, как могло показаться с первого взгляда, а хотелось бы обойтись без подробных разъяснений, что к чему. Его дело – доставить девчонку в Иллирос, дальше пусть Мия сама с ней разбирается и договаривается.
Помощь пришла откуда не ждали – в разговор вступил Власий:
– Придётся тебе ехать, внученька. У нашего короля давний договор с Островной империей о том, что все достигшие совершеннолетия девочки-полукровки должны отправиться на Закатные острова, чтобы выйти там замуж.
– За драконов? – насупилась Мира.
– За драконов, – потупился знахарь. – Обычно об этом с самого рождения знают, готовятся. Прости старого дурака, что не предупредил…
– Деда! – бросилась обнимать Власия Мирослава. – Не говори так! За что прощать-то? Кто-то меня выбросил, а ты вырастил!
Роен усмехнулся – верно сказано и всё-таки не удержался, подстегнул девчонку с принятием нужного решения:
– Если откажешься, деда твоего в темницу бросят.
Та лишь глазами на него сердито сверкнула, подхватилась с лавки и во двор выскочила.
***
Во дворе Мира с удивлением обнаружила, что солнце за время разговора успело коснуться края леса. Пора по хозяйству дела править, ужин ставить, а на душе кошки скребут.
Брякнул цепью Полкан, привлекая внимание хозяйки. Девушка присела рядом с псом на корточки, зарылась пальцами в густую чёрную шерсть на загривке. Вот окаянный ящер. Всё сердце разбередил. Жила себе, тревоги не ведала. Замуж так и вовсе не собиралась. Чего там хорошего? Детей рожать, мужа со свекровью ублажать, на всю семью горбатиться? Ей, сиротке облагодетельствованной, только то и остаётся. Деда, конечно, вступится, коль обидят, да кто же ему скажет.
– Мира! – кликнули из-за ограды.
Любава, дочь старосты. Скорее приятельница, чем подруга. Сблизила их не общность характеров или интересов, а статусность. Быть внучкой знахаря как-никак почётное дело. Став взрослой, с ровесниками Мирослава общаться не любила, даже с теми, с кем выросла. И не потому, что по малолетству иные из них обзывали её подкидышем, найдёнышем, а то и ведьминым отродьем (существовала байка, будто ведьмы выбрасывают в лес своих нагулянных от нечистой силы детей). Просто по наблюдениям девушки, взрослея, многие люди становятся лицемерами: говорят не то, что думают, и делают не то, что говорят.
– Слышала, к вам гость пожаловал, – Любава быстро дала понять, зачем пришла.
– Ну, есть такое, – Мира выпрямилась и оценивающе глянула на приятельницу.
Несмотря на ранний вечер, она уже была одета так, будто с гулянок пришла или на гулянки собирается: белоснежная расшитая жемчугом рубашка с широкими рукавами, собранными у запястья, поверх сарафан из голубого узорчатого шёлка, туго подпоясанный под грудью. Чёрные блестящие волосы заплетены в толстые косы и украшены цветными лентами.
– Каков он? – наклонилась над плетнём красавица.
Не любила Мира, когда лгут, а тут сама не удержалась – дала волю воображению да всё переиначила:
– Больной на голову. Бает, что император драконов. Невесту себе ищет.
– Император? В нашей-то глухомани? – хихикнула Любава. – А на лицо?
– Косой. Страшненький.
– А телом?
– Тощий. Невесть, в чём душа держится.
– У-у-у… – разочарованно протянула Любава. – Хотела на вечёрку его позвать. Да вижу, ловить тут нечего. Жаль. Сама приходи.
Мирослава знала, что приглашают её из одной только вежливости, и потому лишь плечами в ответ пожала.
– Кто это? – ахнула собеседница.
Мира проследила направление её взгляда и досадливо поморщилась: на крыльце стоял дракон, безмолвно опровергая данное ему описание. Чего в избе не сиделось?
– Тощий, говоришь? – сквозь обольстительную улыбку прошипела Любава.
– А разве толстый? – не сдавалась сказочница.
Роен действительно был скорее жилист, чем мускулист. В сравнении с деревенскими крепышами, он выглядел, как стальной клинок против деревянной дубинки. Слишком разные виды оружия, чтобы использовать их друг против друга, но в умелых руках оба смертельно опасные. Вот только мечом владеют благородные, а дубинкой машут люди попроще.
Дочь старосты приосанилась, от чего пышный бюст стал казаться ещё внушительнее, а шнуровка на горловине натянулась, обнажив белую кожу и тень от ложбинки между грудями. Рядом с Любавой Мирослава почувствовала себя угловатой девочкой-подростком, хотя обычно была довольна своими формами. Да, скромные, зато не мешают и обвиснут нескоро.
Между тем Любава присмотрелась к одеянию Роена, сообразила, что к чему, и томным голосом промурлыкала:
– Доброго вечера, господин. Какими судьбами в наши края завернули? А коль завернули, не желаете ли осмотреться? Места у нас живописные – могу показать. Меня Любавой зовут. Дочь старосты я.
Мира восхищённо присвистнула, чем немного смутила и рассердила хваткую девицу. Насупила она тёмные брови да глазами карими сверкнула: мол, иди отсюда, без тебя столкуемся.
– И тебе доброго здравия, красавица, – не менее велеречиво ответил рыжий. – Рад нашей встрече. Я – Радим. Покажи, коль не шутишь.
Последние слова прозвучали двусмысленно, но бойкую Любаву ничуть не смутили.
Проводив парочку взглядом, пока та не скрылась за косогором, Мирослава побежала в дом поговорить с дедом Власом без посторонних ушей и хвостов.
***
В приёмном зале на троне, подперев подбородок рукой и покусывая кончик мизинца, скучал молодой сероглазый блондин в простой тёмной одежде. Перед ним, словно в картинной галерее, на специальных подставках пестрели портреты потенциальных невест в двух ипостасях. Картины, большие и поменьше, в золочёных и деревянных рамах, занимали половину площади тронного зала, расположенные так, чтобы не загораживать одна другую.
Знахарь по-прежнему сидел за столом с задумчивым видом.
– Деда! – налетела на него Мирослава. – Может, он и не дракон вовсе, а колдун? Девственниц для своих тёмных делишек ворует. Вон с Любавой гулять пошёл да только напрасно. Ещё прошлым летом Горислав из Лукишек оборвал её цвет.
– Сама знаешь, что дракон, – вздохнул Власий похлопав внучку по руке.
Да знает, как и то, что никуда она от судьбы не уйдёт, поедет, иначе несдобровать единственному по-настоящему родному человеку.
Однако вопреки этому знанию, Мира вдруг испугалась, что выдумки про колдуна вовсе не выдумки, спешно управившись по хозяйству, переоделась и бросилась на поиски Роена, пока тот всю деревню не зачаровал. Толковой причины, зачем ему это делать, на ум не шло, но спокойнее от этого не становилось.
Стемнело, похолодало, небо обсыпалось звёздами, словно горсть мелкого жемчуга на чёрный бархат бросили. Лениво брехали цепные псы, драчливые коты под заборами голосили. Издалека доносились звуки лютни, одиночное и хоровое пение, смех. Вечеряли во дворе у старосты, дом коего высился на холме, откуда Малиновка была видна как на ладони. В просторной беседке за длинным столом на широких лавках свободно вмещалось два-три десятка человек, ещё и места для танцев хватало.
Мира была там однажды, когда Горислав, младший сын старосты из Лукишек, Любаву обхаживал. Красивый парень, но уж больно ветреный. Своих девок перепортил, за Малиновку взялся.
У ворот балагурил с припозднившимися прохожими сторож, подсвечивая себе переносным фонарём.
– Мирослава, ты ли? – удивился он девушке. – Чай на посиделки пришла? В кои-то разе? Смотри, девонька, время упустишь, никто не возьмёт.
Мира хмыкнула. В последние дни она частенько подобное слышала. Редкая баба упускала возможность постращать знахарскую внучку быстро бегущими годочками.
– Уже взяли, – лукаво подмигнула девушка.
– Кто? – Дядька Ждан был охоч до сплетен.
– Император драконов.
Пара долек относительной, не считая звуков веселья, тишины и следом громкий смех:
– Ах ты сказочница! Заходи давай.
Мирослава проскользнула в ворота, огладила юбку сарафана, на груди шнуровку поправила. Эх, не любила она сборища, на которых Любава верховодила. Наедине с дочкой старосты ещё можно было знаться, но при большом собрании та всегда норовила кого-нибудь на посмешище выставить для своего и чужого развлечения. Мира подобного терпеть не могла, сразу же уходила. Вот только осадок в душе всё равно оставался.
Со двора к беседке, построенной на задах дома, вела выложенная крупным булыжником дорожка. Тянулась она между цветочных клумб в окружении сладкого дурманящего аромата. Мирослава даже шаг замедлила, чтобы вдоволь им насладиться, и услышала, как кто-то затянул новую песню. Незнакомый мужской голос был настолько волнующим, что девушка удивлённо замерла на месте. Вроде бы негромкий, но звучный, богатый, с приятной хрипотцой, что мягко вкрадывается в самую душу. Кто бы это мог быть?
Девушка подошла к беседке так, чтобы видеть тех, кто находится внутри, но самой оставаться незамеченной. Пел дракон. Он сидел во главе стола рядом с Любавой. Рубашка распахнута на груди, волосы – распущены. Он лишь когда-то успел заплести две тонкие тугие косички, обрамляющие точёное лицо со сверкающими золотом глазами. То ли в них сиял волшебный внутренний свет, то ли пламя лампад отражалось.
– Искуситель, – прошептала Мирослава, подмечая, как неотрывно и заворожённо смотрят на Роена парни и девушки. Ощущая, как сама поддаётся магическому влиянию его чудесного голоса.
– Ты моей никогда не будешь.
Словно странный несбыточный сон
Ты меня навсегда забудешь.
Буду сам я повинен в том.
Вновь глаза твои цвета неба
Смотрят с нежностью на меня.
Ты не знаешь, тебя я предал,
И тебя недостоин я.
И простить ты меня не сможешь,
Будет легче меня забыть.
Лучше сам я уйду, но как же
Без тебя мне на свете жить?
Дракон пел так проникновенно, что Мира поверила в грустную историю, которую он рассказывал – из уголков глаз скользнули по щекам незаметно скопившиеся там слёзы.
– Без тебя, без твоей улыбки,
Без сердечных ласковых слов.
Наказанием ляжет на плечи
Безответная эта любовь.
Слушатели громко рукоплескали, особенно девушки. Парни благодарили искусного исполнителя вяло и переглядывались между собой, будто сговариваясь переплюнуть чужака хоть в чём-то. Один предложил помериться силой. С этой целью освободили противоположный от хозяйки вечера край стола, и желающие начали по очереди парами присаживаться друг против друга. Роена позвали далеко не сразу и как бы невзначай. Любава поначалу воспротивилась, попыталась закруглить неудачную, по её мнению, забаву, сманить гостей танцевать, но парни вошли в раж и слушать девушку и поддержавших её подруг не желали.
– А ты чего тут стоишь? – заприметила Миру кареглазая веселушка Оляна, возвращающаяся после похода до ветру. – Места всем хватит.
Видать решила, что знахарская внучка сробела из-за незнакомых парней, явившихся на вечёрку за компанию с Гориславом.
Когда Мира с Оляной вошли в беседку, Роена как раз уговорили принять участие в состязании. Напротив дракона устроился здоровяк, раза в два крупнее соперника и с таким выражением лопатообразного лица, будто победа уже у него в кармане. Сходство с известным орудием сельского труда придавала светло-русая, густая, курчавая борода, край коей был срезан тупым клином. Рыжий на его фоне смотрелся тщедушным и мелким, хотя не был таковым сам по себе.
На Мирославу внимания почти не обратили. Взволнованно гомонящие девушки скучковались за спиной дракона, парни горячо поддерживали и науськивали его соперника. Даже перебирающий струны лютнист подошёл ближе и заиграл что-то воинственно-бодрое.
– Стойте! – вмешалась Мира, испугавшись вовсе не за Роенгарра, а за его противника. В её сказках драконы были необычайно сильны даже в двуногой ипостаси. Ещё как сломает желтоглазый ни в чём неповинному парню руку или помнёт суставы. – Это неравный бой, а значит нечестный.
Мальчишка бежал впереди, сверкая голыми пятками. Видать и правда дело срочное. В конце лета к ночи земля быстро остывает, ещё и крупной студёной росой покрывается – не смотри, что днём жарит по-прежнему, лапти надеть будет не лишним.
Беда случилась у Колояра. Мужик был вроде работящий да какой-то неудачливый: то чужая скотина на поле забредёт, посевы потопчет, то собственная в огород заскочит – посадки потравит, а бывало его самого на ярмарке обчистят. Теперь вот коза. И как её угораздило подавиться?..
В загоне было темно. Огарок сальной свечи, выданный для осмотра рогатой страдалицы, помогал мало. Увидев чужаков, крупная белая коза судорожно сглотнула и надрывно закашлялась. С уголков её губ свисали струйки вязкой слюны.
– Держи крепче, – велела Мира Колояру, затем передала свечной огарок Роену и скомандовала: – А ты свети.
Владелец Белянки оттеснил её к стене, а девушка попыталась открыть козе рот. Раздался протяжный, жалобный, почти человеческий крик. Забираться пришлось довольно глубоко в глотку, где действительно обнаружился посторонний мягкий комок. Мира попыталась поддеть его кончиком пальца, но тут коза яростно замотала головой, и девушка едва успела спасти руку от острых задних зубов.
– Если это тряпка, почему она её не проглотит? – задумчиво спросила сама у себя девушка. – Мне надо больше света.
– Сейчас принесу, – подхватился Колояр.
Его сын Данко, поначалу из любопытства маячивший у входа в хлев, куда-то сбежал, пользуясь нечаянной свободой, ведь обычно в это время мамка из дома не выпускает.
Когда хозяин вышел, Роен перехватил козу за один рог. В воздухе откуда ни возьмись вспыхнули и закружились золотые искорки. Они сгустились в маленький, колючий с виду шарик и повисли у Белянки над головой. Бедная животина задрожала ещё сильнее и снова закашлялась.
– Так виднее? – невозмутимо поинтересовался дракон.
– Угу, – Мира сдержала вскрик изумления и занялась делом.
Благодаря яркому свету девушка быстро заметила у козы под языком зацепившуюся за него тонкую тесёмку, осторожно завела под неё указательный палец и медленно потянула, преодолевая сопротивление. Белянка в очередной раз попыталась вырваться, однако Роен держал куда крепче и жёстче сострадательного хозяина. Вскоре наружу показался таинственный кляп, доставивший столько неприятностей горемычной скотине и её освободителям.
Мира бросила измочаленную тряпку на соломенную подстилку, и дракон сразу погасил чудесный огонёк. Вернулся Колояр с масляной лампой, светившей ничуть не лучше свечного огарка. Тем не менее мужчина смог опознать в «тряпке» детские портки.
– Видать с верёвки сдернула, – предположил он, почёсывая маковку. – И когда только успела? На вечерней дойке всё в порядке было…
У Мирославы возникла более подходящая догадка на этот счёт, но делиться ею с отцом большого семейства, где любознательных, проказливых ребятишек мал мала меньше, она не стала. Вместо этого попросила чистой воды умыться.
Благодарные хозяева зазывали повечерять. Особенно настаивал Колояр, под это дело намереваясь откупорить бутылочку наливки собственного изготовления. Однако Мирослава отказалась, не желая обременять хозяйку поздними гостями – ей ещё взбудораженных детишек спать укладывать. Девушка лишь прихватила для себя и Роена по куску хлеба и свежего козьего сыра подкрепиться в дороге. Идти предстояло через всю деревню – жили Колояр и Власий по разным её концам.
Какое-то время шагали молча, занятые едой и собственными мыслями.
Животных Мира любила и понимала без всякого дара и волшебства. Нутром чуяла, когда им больно, страшно или, наоборот, хорошо. Вот и повелось: дед Власий лечил людей, а его названая внучка – живность, дикую в том числе. Поначалу сельчане не воспринимали её помощь всерьез: балуется, дурью от безделья мается – но быстро привыкли, сообразили, сопоставили, что к чему, и начали звать, когда сами не справлялись. Вот как сегодня.
Мира зябко поёжилась. От обильно выпавшей вечером росы было сыро и промозгло. Внезапно на плечи будто одеяло набросили, невесомое и прозрачное, укутавшее от макушки до кончиков пальцев на руках и ногах. Девушка в недоумении остановилась, внимательно себя осмотрела, перевела взгляд на Роенгарра.
– Тепло? – спросил он чуть насмешливо.
– Волшебствуешь? – догадалась Мирослава. – Как давеча…
– Моя стихия – огонь. Могу согреть или спалить. По необходимости.
Девушка вытянула вперёд руку, проверяя, насколько далеко распространяется действие чужого дара. Ничего не изменилось. Мягкое тепло продолжало заботливо обволакивать тело, защищая от холодного воздуха.
– Интересно, – задумчиво протянула Мира. – А моя мама какой стихией владела?
– Вода.
– Почему она от меня избавилась?
– Не мне об этом рассказывать.
– Тебе и впрямь лучше не надо, – осерчала девушка. – Насочиняешь с три короба. Ты о каком таком женихе давеча баял?
– Младшем сыне князя Южных земель, – охотно напомнил дракон, впервые на памяти Миры искренне улыбаясь, от чего сразу стал казаться моложе и проще.
– Второй женой записал! – пуще прежнего вознегодовала Мирослава. – На всю деревню ославил!
– Зато звучало правдоподобно, – продолжал веселиться Роенгарр. – Кто бы поверил, что невоспитанную сельчанку в настоящие жёны берут? Только в наложницы и сгодишься.
– Ах ты! – Мира не утерпела и набросилась с кулаками на рыжего зубоскала. Плевать, что дракон, а за такие слова о добропорядочной девушке он сейчас ответит!
***
Роен мог бы скрутить Миру в считанные мгновения, однако предпочёл дурашливую возню с «невоспитанной сельчанкой». За ближайшими заборами всполошились-разлаялись собаки. Одна даже тоскливо завыла.
Чем ближе Роенгарр знакомился с Мирой, тем меньше она напоминала ему Милею, хотя при первой встрече мужчина непроизвольно вздрогнул от поразительного внешнего сходства сестёр. Это потом взгляд начал придираться к таким вполне поправимым мелочам, как загар, веснушки, короткие ногти. А вот поведение, манера держаться, выражение лица, улыбка, нрав были совершенно иными, что не могло не отразиться на восприятии в целом. Мирослава была другой, совершенно не такой, как Мия. Впрочем, делу это не помешает. Вэлмарр не знаком лично ни с одной из девушек. Существовали проблемы куда более серьёзные. Сайери обещала их решить. Но решит ли?
Сидеть в седле, упираясь ногами в стремена, было непривычно, но удобно. Мирослава умела ездить верхом и даже любила, но обычно это происходило так: привязала верёвку подходящей длины к недоуздку, накинула на лошадиную спину тряпку, какую не жалко, за гриву ухватилась и вскочила. А тут… Тут пришлось раскошелиться, причём дракону.
Дед Влас, когда вчера из Лукишек вернулся, озвучил Роенгарру свои новые требования касательно отъезда внучки и даже выгнал его в ночь со двора. Отправляйся, дескать, в город, нанимай карету, а утром возвращайся чин-чинарём, проси руки как положено, коль о женихе заикнулся. Пущай все видят, какая честь на долю девушки выпала. Впустую молоть языками меньше будут, байки срамные травить.
Мира вспомнила, за кого и в роли кого сватал её Роен на вечёрке и лишь язык с досады прикусила.
Как бы то ни было, пожелания знахаря дракон выполнил. Около полудня полдеревни провожало Мирославу в добрый путь, в том числе староста и Любава. Первый смотрел с искренним сожалением, запоздало осознав, какую немалую пользу приносила Малиновке девушка. При ней забыли о внезапном падеже скота от неведомых напастей. Казалось, Мира наперечёт знает всю скотину, а коли появлялась новая, тут же бежала её осматривать, махом подмечая, что не так, и на время отделяя подозрительное животное от общего стада. Любой, даже самый сложный отёл или окот под её присмотром проходил как по маслу. «Эх, надо было ещё в прошлом году мужа подыскать, помочь молодой семье избу справить, чтобы девчонка накрепко в деревне осела» – примерно так думал и, не скрываясь, сетовал вслух староста в то время, как его дочь завистливо вздыхала, любуясь Мириным провожатым: обратно в Малиновку Роен вернулся верхом на вороном коне; одежда на драконе была всё та же, но хорошо вычищенная и выглаженная. В сапогах при желании своё отражение разглядеть можно.
Дед Власий проводил внучку до города, коим считалось крупное поселение на перекрёстке двух торговых путей с незамысловатым названием Град, видимо призванным за неимением иных отличительных признаков подтверждать незаслуженно присвоенный селищу статус.
В Граде они сначала зачем-то зашли к стряпчему. Вернее, зашли Власий и Роенгарр, а Мира осталась сторожить вороного и вещи. Карету отпустили восвояси. Возница отчаянно зевал, с ночи не спавши.
От стряпчего отправились на базар. День клонился к вечеру, торговые ряды и загоны для скота почти полностью опустели. Редкие продавцы надеялись поживиться за счёт припозднившихся покупателей. Ветер гонял между прилавками мелкий мусор и катал клубочки пыли. Тем не менее удалось выгодно сторговаться за гнедую кобылку в белых чулочках, немолодую, но вполне себе справную, к тому же по клятвенным уверениям хозяина весьма кроткого нрава. Лучше бы молчал – Миру на подобном не проведёшь, благодаря чему удалось дополнительно выгадать пару серебряных монет на седло и уздечку. Приобретя всё необходимое, путешественники присоединились к торговому обозу, который отправлялся в путь, несмотря на приближающуюся ночь. Купцы спешили на настоящую городскую ярмарку, рассчитывая выспаться в дороге.
Мира и Роен держались в хвосте вереницы гружёных под завязку возов, по большей части ориентируясь на скрип колёс, чем на смутно маячащие впереди горы поклажи. Девушка притихла. Возбуждение, навеянное сборами в дорогу, схлынуло, взамен накатили тоска и тревога. Что-то безвозвратно осталось позади – в знакомом и уютном старом мире, а будущее пока было настолько неопределённым, что больше пугало, чем манило и прельщало.
– Сколько тебе лет? – тихо спросила Мирослава, перебирая поводья и попадающиеся между ними жёсткие волоски лошадиной гривы.
– А сколько дашь? – в голосе Роена послышалась снисходительная усмешка.
– О…Ну… – Мира задумалась. Согласно перечитанным до дыр книгам из скромной библиотеки деда Власа возраст драконов мог достигать несколько сотен, и вряд ли большую часть жизни они проводили седыми стариками.
– Двадцать шесть, – смилостивился желтоглазый.
– Так мало? – изумилась девушка.
– Старо выгляжу?
– Нет, но если вы живёте очень долго…
– Становиться людьми мы можем только в первые сто лет и заводить потомство тоже, – без дополнительных просьб пояснил мужчина.
– Интересно… – Мира помолчала. – А расскажи об Иллиросе. Насколько то, что пишут в книгах, правда?..
Под утро девушка задремала и едва не выпала из седла. Роен успел подхватить под локоть, помог выровняться и не слишком деликатно тряхнул за плечо, чтобы проснулась окончательно.
На землю опустился туман, густой молочно-белой полосой обозначив речку, на противоположном берегу которой вдоль её рукава широко и вольготно раскинулся город. Сквозь млечную дымку виднелись красные черепичные крыши вперемешку с зелёными (недолго им осталось) кронами деревьев. Длинные остроконечные шпили сторожевых башен насквозь пронзали золотисто-розовое рассветное небо.
– Ух ты! – восхитилась Мира, до сих пор не видевшая ничего крупнее Града. – Здесь есть телепорт?
– Нет, – покачал головой дракон и подстегнул вороного.
Пришлось догонять.
Обоз медленно спускался по пологому берегу к мосту. Натужно скрипели колёса, волы, утомлённые дорогой, жалобно мычали в ответ на сердитые покрики усталых возниц. Роен обогнал вереницу возов по правой стороне, на ходу что-то сказал старшему из купцов, тот согласно и даже, кажется, благодарно кивнул в ответ. Мирослава едва успела проскочить в узкий зазор между перилами и первой телегой, чтобы очутиться на мосту раньше обоза. Вслед понеслось не злобное, но всё-таки ругательство.
«Куда так спешить?», – сердито подумала девушка в спину дракону.
Заплатив въездную пошлину (из-за ярмарки её брали со всех подряд, а не только с заезжих торговцев), путники отправились искать, где бы перекусить. Людей на улице было немного. Это тебе не деревня, где, чуть рассвело, в каждом дворе слышатся голоса, гремят вёдра, подаёт голос скотина, а над трубами домов курятся печные дымки.
Мира испуганно сглотнула, щёки снова залило румянцем. Говорил мужчина громко, чтобы все слышали. В толпе раздались смешки, улюлюканье, скабрезные шуточки. Спускаться туда сейчас было чревато большими неприятностями. Однако вскоре зеваки начали расползаться по сторонам, привлечённые иными забавами. На площади как раз появились так называемые пожиратели огня, чьё представление в сгустившихся вечерних сумерках смотрелось особенно завлекательно.
– Идём, – менестрель потянул оторопевшую девушку за собой.
Мира заартачилась, упёрлась пятками в дощатый настил.
– Дяденька, вы ошибаетесь. Я не гулящая девка, – пролепетала она, тщетно пытаясь вырваться из чужой крепкой хватки.
– Дяденька? – насмешливо изогнул правую бровь мужчина. Холодная эльфийская красота мешала определить его возраст. Вроде бы молодой, но глаза неподкупно выдавали большой жизненный опыт, причём малоприятный. – Ну и кто ты?
Девушка заполошно огляделась. Зрители давно потеряли к ним интерес. Звать на помощь? Поверят ли, что знаменитый менестрель собирается покуситься на девичью честь, а не сама эта «честь» коварно его соблазняет? Взгляд Миры упал на соседний помост. Там по-прежнему выступал длиннобородый старец. В основном его окружали матери с детьми и пожилые люди.
– Сказительница! – нашлась с ответом девушка. – Путешествую по городам и весям, всяческие истории на потеху честному люду рассказываю.
– Вот и мне расскажешь, – «обрадовался» эльф, легко сдёргивая строптивицу с места.
– Господин, вы всё неправильно поняли. Отпустите меня, пожалуйста, – взмолилась Мирослава, остро осознавая, что сказки закончились, или, что ещё хуже, началась по-взрослому страшная. Она вдруг заметила, каким чёрным стало небо, оттенённое светом факелов и разведённых в специальных железных плошках на высоких треногах огней, как много вокруг не столько весёлых, сколько пьяных людей. Вон даже кто-то дерётся, а стража бежит разнимать, и ей дела нет до глупой девицы, вздумавшей в одиночку прогуляться по незнакомому городу на ночь глядя. Коль скоро искала приключений, так не жалуйся, когда нашла. А главный помост в центре – это же публичное место для казни! И цветы украшают не что иное, как виселицу!
Мира снова усиленно затрепыхалась, вынуждая эльфа обернуться.
И что книжная прекрасная царевна нашла в подобном остроухом типе, что даже из дворца ради него сбежала? Да одни глаза чего стоят! Будто тьма в них клубится…
Само собой клубилась не тьма. Просто в полумраке зрачки менестреля расширились и, как зеркало, отражали происходящее вокруг действо, в том числе и дрожащую от страха Миру.
– Ладно иди, – внезапно отпустил девушку эльф. Извинений не последовало, а значит он нисколько не сожалел о своих предыдущих намерениях, просто решил найти девицу посговорчивее.
Еле сдерживая слёзы, Мирослава по широкой дуге обогнула мужчину и нырнула в проулок. Благо они уже вышли с площади. Стремглав пробежав несколько саженей, девушка замедлилась, припоминая дорогу к постоялому двору. Кажется, надо было идти совсем в другую сторону. Она обернулась. В противоположном краю маячила высокая фигура. Мира снова бросилась наутёк, путающим следы зайцем петляя между близко стоящими друг к другу домами. Выбраться бы на улицу пошире, полюднее, там побезопаснее будет…
Неожиданно беглянку схватили за руку, дёрнули в сторону, прижали к себе и, прежде чем она успела вскрикнуть, крепко накрыли ладонью рот. От ужаса девушке показалось, что она сейчас задохнётся, но тут Мира вспомнила, что обычно дышит носом, судорожно втянула воздух и почувствовала знакомый запах. Это был Роен. После купания от него до сих пор пахло дорогущим лавандовым мылом. Девушка так обрадовалась, что сразу обмякла в крепком объятии, прекратив вырываться. Её тут же развернули, прижали спиной к холодной каменной кладке, однако ладонь не убрали. Сначала дракон предупреждающе приложил указательный палец к губам и, лишь дождавшись понятливого кивка, опустил руку.
Какое-то время они просто стояли. Взгляд Миры упирался Роену в шею, выше поднять глаза она не смела. Они находились друг к другу так близко, что девушка ощущала тепло мужского тела, а дракон, наверное, слышал суматошный перестук её сердца.
Несколько долек они так провели или частей* – Мире осталось неведомо. Но вот мужчина отмер, вздохнул и с упрёком поинтересовался:
– Как ты умудрилась вляпаться в подобные неприятности? Почему он к тебе прицепился?
Мирослава подняла голову и с изумлением отпрянула назад, а поскольку дальше было некуда, больно тюкнулась затылком о камень. Глаза Роенгарра мягко светились в темноте двумя золотистыми округлыми огоньками с тонкими фитилями зрачков. Заметив оторопь девушки, дракон тут же погасил «пламя».
– Ладно идём, – видимо не рассчитывая в ближайшее время получить внятный разумный ответ, Роен подхватил девушку под руку и увлёк за собой.
***
В «Пристанище» всё было готово к немедленному отъезду: номер оплачен, вещи собраны, кони осёдланы.
– Что-то случилось? – удивилась Мира, осознав, что они отправляются в дорогу на ночь глядя одни одинёшеньки.
– Садись, – Роен подтолкнул девушку к кобыле, которую держал под уздцы отчаянно зевающий мальчишка – помощник конюха.
Рысцой они быстро пересекли город, миновали ворота с весьма «весёлой» по случаю праздника стражей и, перейдя на шаг, двинулись по светлеющему в ночи пустынному торговому тракту.
– А ты всё собрал? Ничего не забыл? – спохватилась Мира, ощупывая котомки, словно могла таким образом определить их содержимое.
– Всё, – коротко бросил дракон и в свою очередь спросил: – Расскажи, как ты встретила эльфа и о чём вы говорили.
– Мы не говорили, мы пели, – смущённо поправила девушка. Теперь по прошествии времени ей стало казаться, что она несколько преувеличила преступность намерений знаменитого менестреля. Может быть, ему просто хотелось с ней пообщаться?
– Что именно вы пели? – Роен выглядел спокойным и расслабленным, однако Мире всё равно было не по себе. Ещё эта странная спешка с отъездом.
Постепенно дорога превратилась в узкую тропку, по которой пришлось ехать гуськом. Лишь к утру она влилась в просторный, добела прополотый колёсами, копытами, подошвами и босыми ногами большак. Деревья поредели, между ветками показалось сначала синее, но с рассветом быстро бледнеющее, а потом розовеющее небо. Посеребрившая траву и листья роса засверкала в лучах восходящего солнца.
Мира зевнула, поёжилась от пропитавшей одежду влаги и попросила:
– Может быть остановимся? Ноги замёрзли и есть хочется.
Ступни действительно онемели и, хотя девушка, давно бросила стремена, чтобы размять затёкшие конечности, отогреваться они не спешили. Да и просто сидеть в седле стало невыносимо. Пешком бы с удовольствием прошлась, но боялась отстать.
Дракон обернулся:
– Здесь неподалёку селение. Ещё немного потерпишь?
– Ладно. – Мирослава всё-таки спешилась, потёрла ноющую поясницу и место, что пониже, подхватила кобылу под уздцы и на едва гнущихся ногах поковыляла за Роенгарром.
Вскоре лес расступился, дорога сбежала вниз по малому косогору, у подножия которого блестело проточное озеро, окружённое двумя-тремя десятками дворов. Дальше за деревней простирался степной простор с редкими вкраплениями перелесков.
Послышались знакомые звуки: мычание коров, блеянье овец и коз, лай собак да щёлканье пастушьего кнута. Утренняя дойка закончилась, бурёнок собирали в стадо. Они лениво брели по обочинам просёлочной дороги, опустив голову к земле и цепляя длинными шершавыми языками пучки мокрой травы.
Вдруг в эту безмятежную картину ворвался пронзительный визг и истошный женский крик:
– Убёг! Ой убёг! Спасайтесь, люди добрые!
Добрых людей на улице было немного: пастух, сама вопящая баба, Роен и Мира, приотставшая от дракона на полтора десятка саженей. Остальные жители копошились во дворах, управляясь по хозяйству. Девушка весьма вовремя оглянулась: в том краю деревни, откуда доносился предупреждающий вопль как раз показалась его причина – огромный чёрный бык, утробным рёвом возвестивший о своём недружелюбном настроении. Топочущий и надсадно фырчащий бугай* был самым настоящим воплощением безудержной ярости, бугрящейся под кожей мощными мышцами.
Кобыла, почуяв нешуточную опасность, взвилась на дыбы, выдёргивая повод из рук опешившей хозяйки, и дала дёру, предоставив Мире честь стать главной мишенью буйной скотины. Девушка животных любила, но не настолько, чтобы позволить им себя убивать в приступе невесть чем вызванного безумия. Как назло, в том месте, где она стояла, домов рядом не было. Улица здесь разрывалась надвое пятачком свободного пространства, на одной стороне которого виднелся старый заброшенный колодец, на другой разинул колючий зев поросший кустарником овраг. Добежать до ближайшей избы Мирослава не успевала, только спрятаться за колодезный сруб, авось свирепую животину пронесёт мимо. Она рванула с места и тут же пожалела о резком движении. На росистой траве подошвы сапог заскользили не хуже лыжных полозьев по снегу. Девушка отчаянно взмахнула руками, пытаясь удержаться на ногах, и плашмя хлопнулась на спину, на мгновение забыв, как дышать – от удара весь воздух из груди вышибло. Понимая, что время безвозвратно упущено, Мира тем не менее не собиралась так легко сдаваться и предпочла встретить погибель лицом к лицу. О Роенгарре она и думать забыла. Что он безоружный мог сделать? Даже просто доскакать – и то не успевал.
Перекатившись на живот, Мирослава подобралась вскочить, как вдруг над головой раздался такой жуткий рёв, что упирающиеся в землю руки сами собой разъехались в стороны, по новой укладывая девушку в траву. Спину обдало резким порывом ветра. Это ещё что? Или кто?
В ответ на не озвученный вопрос пронзительно завизжала всё та же баба:
– Батюшки! Дракон!
Дракон? Мира вскинула голову. Зверь был красив – золотой с алыми переливами, из-за чего казалось, что чешуя непрестанно полыхает огнём, – но отнюдь не велик, примерно с быка, может чуть больше. Другое дело размах его ярко-красных крыльев, тенью накрывших лужайку, где так неудачно растянулась Мира. Рога, когти и гребень в лучах восходящего солнца отливали медью и вряд ли уступали по прочности металлу.
Остановившийся на полном скаку и взрывший копытами землю бык жалобно замычал, будто извиняясь за своё дурное поведение, однако смиренное раскаяние не избавило его от наказания – поднебесного полёта в когтях чудовища. Хотя какой там поднебесный. Дракон едва сравнялся с коньками крыш.
– Грабют! Люди добрые, что деется-то! Грабют! – тональность бабьих воплей резко сменилась с истерично-испуганной на стервозно-негодующую. – Держи девку! Она с хвостатым лиходеем заодно!
Успевшая вскочить на ноги Мира с изумлением уставилась на дородную краснощёкую женщину, разгневанно машущую железным прутом с крюком на конце. Похоже этой приспособой она собиралась изловить сбежавшую скотину за вдетое в нос кольцо. Между тем из дворов начали показываться местные жители, каждый со своей претензией. Кто-то причитал, что у коров и коз со страху пропадёт молоко, кто-то под шумок утверждал, что дракон успел схарчить и их животинку. Бурёнки от страха действительно разбежались куда глаза глядят, оставив на память свежие пахучие лепёшки. Девушку вмиг обступила ощетинившаяся вилами гомонящая толпа, сквозь которую спустя несколько долек с трудом протолкался староста – крепкий мужчина с седыми висками и отличительным признаком власти – чеканной бляхой на ремне, затянутом поверх стёганой безрукавки.
– Ты кто такая будешь? – первым делом поинтересовался он, грозно сдвинув кустистые брови.
– Знахарка. Мирославой зовут. Проездом я, – быстро прикинув, чем может обернуться переплёт, в которой угодила, притворно-дрожащими голоском ответила девушка. – А спутник мой где? Не видали? И кони?
Она очень надеялась, что Роен сменил ипостась незаметно для сельчан, а не в меру любопытным, отвёл глаза.
– Лошадков видали, – подтвердил из первых рядов плюгавенький мужичок, вместо пояса обвязавшийся верёвкой, измочаленной на обоих концах. – Они, задрамши хвосты, в поля ускакали. Изловить бы надо.