Невеста Повелителя тыкв

– Маришка, где тебя носит, окаянная? – от громкого женского окрика стайка пичуг, обклевывающих ярко-красные ягоды росшей под окном рябины, с возмущенным щебетом спорхнула с веток. – А ну, быстро вылезай, лентяйка!

Дородная справная баба в замызганном рабочем платье до пят встала посреди двора, уперев мощные руки в крутые бока. Ответом на ее громогласный призыв был лишь дружный возмущенный гогот гусей, да пес Кусай отчаянно завилял мохнатым хвостом, преданно глядя на дверь сарая и бесхитростно выдавая убежище своей молодой хозяйки.

Из дверей сарая крадучись выскользнула стройная девушка в ярком сарафане и попыталась скрыться саду.

– Вот ты где! А ну, стоять! – он глаз бабы не укрылась эта попытка к бегству, и девушка вынуждена была остановиться. Вцепилась пальцами в подол сарафана, сжала его что есть силы:

– Матушка, не пойду! Не посылай! – в голосе девушки звучало такое искреннее отчаяние, словно мачеха ее не иначе как на погост в полнолуние отправляла.

– Вот, заладила! – женщина только руками всплеснула. – Придумала страхов себе да глупостей.

– Так она же тяжелая, не донесу я, – Мариша схватилась за другую возможность. Вытянула перед собой тонкие руки, – Вот, слабая я совсем.

– Тележку возьми, – баба махнула рукой на садовый инструмент. – А нет, так кати ее до дома по земле. Чай тут не далеко. И быстро, давай! Чтоб к ужину была на столе! Нож не забудь – пригодится.

И более не слушая слезливых причитаний, мачеха направилась по своим делам.

– Ты хоть пойдешь со мной, Кусаюшка? – Маришка со вздохом обратилась к собаке, и та с радостью принялась скакать вокруг молодой хозяйки, то и дело норовя прикусить ее за руку. – Пойдем, родной. Чай вдвоем не так страшно.

И, словно на казнь, девушка покатила маленькую деревянную тележку в дальний угол сада. Туда, где на огромной куче прелой соломы росла она.

Длинные плети, уже сухие и потрескавшиеся, опутывали кучу плотным коконом, отчего казалось, что это гнездо огромного паука. Сходство усиливалось тем, что весь куст был сплошь усеян маленькими белесыми тыковками, словно паучьими яйцами. Тыковки не вызрели и остались бледными, все соки стянула на себя одна большая тыквина.

Темно-рыжая, с огромной трещиной поперек пузатого бока, так сильно похожего на раззявленную пасть, что Маришке даже смотреть на нее было боязно – накатывала тошнота.

И вот именно за ней мачеха отправила девушку. Тыкву собирались сварить с кашей и подать сегодня к праздничному ужину.

Мариша шла все медленнее, не отрывая взгляда от оранжевой головы, выглядывающей из-за широких колючих листьев, словно притаившийся разбойник с чудовищным оскалом.

Наконец, коленки ослабли настолько, что она остановилась. Порыв ветра, по-осеннему ледяной и промозглый, рванул подол ее юбки, накинулся на тыквенные листья. Они зашуршали, словно перешептываясь, закачались, похожие на огромные раскрытые ладони. Они тянулись к девушке, норовя схватить ее за платье, расцарапать своей жесткой кожурой ее нежную кожу.

– Ох, Кусаюшка, боязно… – Мариша подозвала собаку, но мохнатый пес, как ни в чем не бывало, скакал вокруг пролома в заборе и звонко гавкал на него, словно приглашая кого-то по ту сторону к игре.

Решительно, словно готовилась защищать свою жизнь или честь, Маришка сжала в руке большой садовый тесак. Выставила его в сторону тыквины:

– Ну, сейчас я тебе устрою, окаянный.

Шагнула вперед, словно в атаку на врага, намереваясь срезать тыкву с плодоножки. И в этот момент зарычал Кусай. Псина оскалила зубы на что-то по ту сторону забора, прижав уши и поджав хвост между ног.

Девушка обернулась на собаку, неловко шагнула, зацепилась ногой за жесткую тыквенную плеть… и упала прямо в шершавые листья. Ножик оказался в стороне.

– Ой!

Маришка принялась выпутываться из толстых стеблей. Колючие листья, словно наждачка, скребли нежную девичью кожу, оставляя на ней кровавые потертости. Новый порыв ветра всколыхнул тыквенную кучу, накрыв девушку листьями с головой, словно опахалами.

«Мариш-ш-шка…» – показалось, или из глубины тыквенных зарослей послышался шелест-шепот?

– Пусти! Кому говорю! – испугавшись, девушка разозлилась и принялась вырываться с удвоенной силой.

И все больше запутываясь подолом в тыквенных усах. Толстая плеть обвила ее ногу – все туже и, словно потащила…

– Кусай! – Маришка принялась звать собаку, но ее нигде не было видно, только сухая трава колыхалась возле пролома в заборе.

Мариша извернулась, рванула ногу из зеленых силков и, ободрав кожу на ноге и потеряв башмак, освободилась. Окрыленная своей небольшой победой, она попыталась встать с тыквенной кучи, оперлась на руку, но рука сразу же провалилась в мягкий субстрат до самого локтя. Девушка пребольно ткнулась носом о землю.

– Тьфу, гадость, – вытащила перепачканную в земле руку и принялась отплевываться.

«Мариш-ш-шка…» – снова зашуршали листья.

– Кто здесь? – девушка отшатнулась в сторону, повернулась и… лицом к лицу столкнулась с тыквенной головой.

Тыква слепо таращилась на нее, а в трещине раззявленного рта видна была начавшая подкисать тыквенная мякоть и белые зубья семечек. Но почему-то Маришке эта улыбка больше не казалась гадкой. Она показалась дружелюбной и даже… ласковой.