Невеста со скальпелем

Глава 1

Работник скорой помощи избил беременную пациентку – это про меня.

Я наугад вытянула из вороха утренних газет одну, пробежала глазами скандальный заголовок и отбросила газету прочь.

Так мерзко.

– Почему они не пишут, что у женщины была истерика? Что она расцарапала мне всё лицо и не давала сделать укол? Шлёпнуть по щеке, чтобы привести в чувства – это называется «избить»? Почему они не пишут, что вовремя оказанная помощь спасла ей жизнь?

Бросая вопросы один за другим, я не задала главный – почему Женя, мой жених, вместо поддержки вываливает на меня эти грязные почеркушки?

– Прокуратура начала в отношении тебя проверку, – словно не услышал он.

А ещё меня увольняют, угу, в курсе. Я отпила горький кофе без молока и с удовольствием откусила от ломтя хлеба с мясом.

– Тебя вообще ничего не колышет?!

– М-м-м… Вообще-то я завтракаю. А что меня по-твоему должно колыхать?

Когда-то наивная маленькая девочка нашла себе кумира. Не актёра, не певца, как это часто случается у подростков, а военно-полевого хирурга Пирогова. Девочка всей душой поверила в клятву Гиппократа, выучилась на фельдшера. Чего я только ни наслушалась за годы работы на скорой… «купила диплом», «только деньги и выманиваете», «грабительница», «убийца». Сейчас ещё жившая во мне маленькая наивная девочка умирала в муках – её мечту о белом халате растоптали окончательно.

– Скандал! Громкий, грязный скандал! – возмущался Женя.

Я сделала очередной глоток.

Точно знаю, что, работая в администрации города, Женя знаком со многими журналистами. Эксклюзивное интервью в обмен на правдивую статью – разве я многого хочу? Но поверх газет легли ещё тёплые после принтера распечатки обсуждений из Сети. Спрятавшиеся за аватарками анонимы не выбирали выражений.

Я улыбнулась.

– Твоей карьере и работе конец, ты замарана по самые уши. Чему ты радуешься?

– Тому, что несмотря ни на что, спасла жизнь?

– Да лучше бы она сдохла, чем такое спасение!

Чего-то подобного я подспудно ожидала, поэтому не отреагировала. Скажи мне кто вчера, что мой Женя… Ни за что бы не поверила и вышвырнула советчика взашей. Но всё изменилось, когда Женя своими руками положил передо мной газеты.

– Знаешь, дорогой, я тебе желаю, чтобы, когда тебе станет плохо, к тебе приехала бригада, в которой абсолютно все думают именно так, как ты сейчас сказал.

– Вот как?

– Ага.

– Надеюсь, ты осознаёшь, что при такой риторике наши дальнейшие отношения невозможны.

Да? А я думала, они стали невозможны чуточку раньше, когда я «замаралась по самые уши». Амбициозный политик не может себе позволить жениться на девушке с подмоченной репутацией хоть в девятнадцатом веке, хоть в двадцать первом. Я спокойно, продолжая улыбаться, вернула помолвочное кольцо. Не могу не признать – обставлено ловко. Якобы пришёл разобраться и помочь, а я, негодяйка, поиздевалась и напоследок пожелала смерти. Женя хороший, я плохая.

Больно-то как.

Забрав кольцо, он молча ушёл. Хлопнула входная дверь, а я так и не нашла в себе сил, чтобы подняться и запереть замок. Зато я допила кофе, доела бутерброд, задала себе новый вопрос, гораздо более интересный, чем все предыдущие – где были мои мозги, когда я влюблялась в Женю? Он казался мне современным рыцарем, сражающимся с государственной машиной ради людей, а оказался…

Боль рвала на части.

Я почувствовала странную слабость, у меня онемели кончики пальцев, в глазах потемнело. Я закашлялась, и мне всерьёз почудилось, что у меня во рту возится живая бабочка, которую я благополучно выплюнула, а вместе с ней выплюнула и свою боль. Телу вернулась лёгкость, зрение прояснилось. Я встала, плохо понимая, зачем: в таком состоянии, как у меня, надо сидеть, а лучше – лежать, бросив под язык половинку валидола. Надо…

За спиной раздался полный облегчения вдох. Я испуганно дёрнулась. Я же одна в квартире, вздыхать некому! Но вдох и выдох повторились.

Неуклюже обернувшись, кухня подозрительно медленно проворачивалась перед глазами, я увидела невозможное – себя по-прежнему сидящую за столом. Нереальное бредовое видение, однако, моргнув, я убедилась, что картинка перед глазами не галлюцинация, не игра воображения. Я действительно очутилась вне тела, чего быть, конечно, не могло, но почему-то было. Я никогда не верила байкам про свет в конце тоннеля и внетелесный опыт, переживаемый при смерти, и вот, пришлось испытать на собственной шкуре.

Только никакой смерти почему-то не было. Моё тело дышало, жило. Более того, плечи расправились, изменился поворот головы, а губы сложились в тонкую кривую линию. Мне совершенно не понравилось презрительное выражение появившееся у моего лица, я таких рож отродясь не корчила, а в сочетании с сетью вспухших багровых царапин, оставленных ногтями спасённой, гримаса смотрелась вдвойне уродливо.

Глава 2

Незнакомку, бессильно рыдающую над опрокинутой корзинкой, я заметила случайно. Слишком уж странным казалось сочетание леса, лужайки черничника и пышного светлого платья. Колокол юбки гигантским цветком распластался по земле, а рукава-фонарики дополняли цветочный образ.

Я взбила крыльями воздух, присела на ручку корзины, пошевелила усиками.

– Кто тебя обидел? – спросила я, забыв, что насекомые вообще-то лишены голосовых связок, однако девушка подняла голову, посмотрела на меня воспалёнными красными глазами и хрипло кашлянула:

– Бабочка…

Диалога не выйдет.

Я раскрыла и закрыла крылья, желая нехитрым способом отвлечь девушку от слёз, и у меня получилось.

– Какая необычная, – вздохнула незнакомка с явным любопытством рассматривая вновь открытые для обзора крылья. – И почему я не бабочка? Я бы танцевала среди цветов, пила нектар и никогда больше не плакала.

– Глупо.

Калейдоскоп миров – это только вначале интересно. Быть вечным зрителем на празднике чужой жизни так себе удовольствие. Если бы мне выпал второй шанс… У той, бездушной, меня шанс есть, и, я надеюсь, теперь она счастлива и свободна.

А я-душа?

Чтобы порадовать незнакомку, я перепорхнула к ней на ладонь. И чего я точно не ожидала, так это того, что на чужой руке мне станет обжигающе жарко. Я словно в горящий факел попала. Девушка вскрикнула в унисон со мной. «Свобода?» пронеслась наша общая мысль в моём сознании. На миг мы с девушкой стали единым организмом, я увидела, как с моих пальцев взлетает белянка.

А ещё мгновение спустя меня накрыло чужой памятью. Меня словно тараном ударили два самых ярких воспоминания её детства, настолько ярких, что я восприняла их как родные, хотя умом понимала, что вижу чужую жизнь.

Разноцветные осенние листья летят в открытую могилу – мама умерла, когда мне было семь с небольшим.

Кремовые с розовым осколки разлетаются по полу – через год отец привёл мачеху и её дочь от первого брака, при отце женщина присела передо мной на корточки и угостила леденцовым петушком, а когда мы с ней оказались наедине, с усмешкой разбила мою любимую подаренную мамой шкатулку и обвинила в неуклюжести.

Начался кошмар наяву, благо он длится не слишком долго: пришло время пригласить мне учителей этикета, домоводства и прочих дисциплин, обязательных для любой юной леди. Мачеха пожаловалась, что я обижаю её дочь, и отец без колебаний встал на их сторону, даже не думая вникнуть и разобраться. В наказание за плохое поведение меня отселили во флигель, и про учителей мачеха благополучно «забыла». Впрочем, я радовалась, ведь мне больше не докучали.

Мачеха вспомнила обо несколько месяцев назад, накануне совершеннолетия. Мне приказали явиться на семейный ужин, обвинили в полном отсутствии манер, признали позором семьи и выслали в деревню – в дальнее загородное поместье. Я понимала, что уже никогда не вернусь в город, но всё равно предвкушала своё первое маленькое путешествие, мечтала увидеть кусочек мира, пусть и из окна экипажа.

Реальность оказалась жестока. Поместье? Три села, старосты платят за аренду земель приезжающему раз в год управляющему, и до выброшенной господской дочери крестьянам никакого дела нет. Двухэтажная усадьба давно нуждается в ремонте, а из слуг – только пожилая няня, вырастившая ещё мою маму, и всерьёз назвать слугой единственного родного человека язык не поворачивается. Няня и рада бы помочь, но сердце шалит и подводит нога.

По-правильному в дом следует нанять пару крепких крестьянок, для неспешной уборки хватит, но денег нам с няней в дорогу не дали, платить нечем. Какие слуги! О чём я! Еду купить не на что. Не на платья же выменивать – никаких тряпок не хватит. Кстати, платья не совсем мои. Они мамины, в своё время няня чудом сберегла, припрятав в сундуках на чердаке флигеля.

Мне со дня приезда приходится справляться самой.

Облазив подпол, кладовку и кухню, я отыскала недоеденную мышами муку, немного старых круп и початую бочку вина. Ужин, который я никогда не забуду… Сад при усадьбе зарос и медленно вымирал, а снятое с ветки яблоко оказалось незрелым и кислым – я решила, что буду добавлять дольки в воду для вкуса. Я попыталась обратиться за помощью к старосте ближайшего села, но крепкий бородач лет шестидесяти степенно возразил, что по поводу содержания следует написать господину, потому как в прошлый свой визит передавать часть арендной платы в усадьбу управляющий не приказывал. Продукты же мне готовы… продать по сходной цене. То ли из жалости, то ли в насмешку, мужчина объяснил, как сделать удочку. Кроме рыбалки я осваивала сбор ягод, так и норовивших укатиться или лопнуть в пальцах, забрызгивая мамино платье соком.

Я билась изо всех сил, но мы с няней всё равно голодали. Щедрым летом. А что будет зимой? От мыслей о скорых холодах сводило желудок и начинало тошнить. Иногда я мрачно гадала, умрём мы от голода или замёрзнем насмерть, ведь каменный дом превратится в ледник, топить его мне нечем.

Подвернув ногу и рассыпав с трудом собранную чернику, я разрыдалась.

Ой, нет, не я. Леди Милимая. Девушка, в чью жизнь я так неожиданно вошла.

Глава 3

Смех как отрезало.

Нет, я не чувствовала за него ни капли вины – нервная реакция всего лишь. С таким же успехом я могла рыдать или делать ещё что-нибудь в этом духе.

Не вставая, я на четвереньках подползла к пациенту ближе, но трогать пока не стала. Ладони вымазаны землёй, дезинфектора нет, не говоря уже о перчатках…

С одного взгляда стало понятно, что дело у парня плохо. Причём похоже, лежит он уже давно, не меньше получаса, наверное. Я быстро огляделась, смиряясь с тем, что кроме меня, ему никто не поможет. Только вот что я могу без лекарств и инструментов? Неуверенно я попыталась оттянуть полу рубашки, благо подобие куртки распахнулось до меня и осматривать рану не мешало. Увы, тонкая ткань слиплась от крови и легко её не убрать, а лезть грязными руками недопустимо.

Проклятье! Я привыкла считать себя неплохим специалистом, и чувствовать полную беспомощность для меня в новинку. Да, бывало, что у меня умирали пациенты, всех не спасти. Но тогда я твёрдо знала, что сделала всё возможное. А сейчас? Безучастно смотреть, как он умирает? Нет, и ещё раз нет! Раз мне дан шанс, я просто обязана справиться, должна что-нибудь придумать. И для начала срезать бы закрывающую обзор ткань… Удобнее, конечно, ножницами, но хирургия твёрдо ассоциировалась у меня со скальпелем. Настолько, что я даже на миг представила, как острым кончиком поднимаю липкий лоскут и отшвыриваю в сторону.

Ладонь обожгло. Мгновение боли, словно изнутри кожу прорывает раскалённый шип, и в моих пальцах оказался самый настоящий скальпель, сияющий едва заметным холодным голубовато-синим свечением. Удивляться времени не было. Магия? Иного объяснения у меня пока нет, а после калейдоскопа миров возникший из ниоткуда инструмент уже не кажется чем-то особенным. Пусть будет магия, лишь бы работало.

Перчатки, мне нужны медицинские перчатки! Я представила одноразовые хирургические до мельчайших подробностей, на миг зажмурилась, чтобы как можно чётче нарисовать в воображении картинку.

В ответ на моё страстное пожелание скальпель засветился сильнее, синева потекла по лезвию вниз, но не пролилась на землю, а послушно растеклась по руками. Перчаток в привычном понимании я не получила, но вряд ли магический аналог уступает неопрену в стерильности.

Я смело потянула полу рубашки, полоснула удлинившимся скальпелем по шву. С лоскутом справиться легче, чем с цельной одеждой. Ну-ка. К счастью, пристать к ране ткань не успела, кровь ещё не запеклась, и после небольшого усилия ткань поддалась. Я отшвырнула лоскут прочь.

Пациент от резкого движения застонал, открыл светло-ореховые с золотыми прожилками глаза, моргнул. Бессознательная муть из взгляда пропала, сменившись осмысленностью. Парень сфокусировался на скальпеле в моих руках, кровь резко отхлынула от его и без того бледного лица. Выглядело жутковато: будто ему на кожу плеснули белил. Парень дёрнулся:

– Вместе сдохнем, – вместо суровой угрозы у него вышел надсадный хрип.

И я запоздала увидела, как парень обессиленно роняет короткий кинжал, нацеленный остриём в мою сторону. Кажется, меня опять ни за что ни про что обвинили в убийстве. А если бы метнул?! Что же мне так «везёт» на буйных неадекватов?

Точно, это шутка судьбы. Я отшвырнула кинжал подальше:

– Лежи и не рыпайся! Придурок, на кой мне тебя лечить, если вместо спасибо ножом пыряешь?

Он снова открыл глаза.

– Ты…

– Спи, болезный, – я ткнула его чудо-скальпелем в плечо, и крошечный укол отправил пациента в глубокий сон без сновидений.

Оказывается, магическая анестезия отличная штука! И парень прелесть, пока без сознания лежит и не брыкается. Спортивная фигура, шикарный рельеф мышц и даже пресловутые кубики – не отвлекаясь от работы, я всё равно оценила, когда содрала с него рубашку.

Лицо парня портила синюшная бледность, на фоне которой отчётливо выделялись лишь искусанные губы, но черты приятные, правильные, нос прямой и подбородок с маленькой ямочкой. А вот цвет волос в тени вывернутых корней толком не разобрать, то ли шатен, как я, то ли тёмно-русый.

Я щедро заливала рану синевой из скальпеля. Светящаяся полуматериальная субстанция прекрасно промывала. Под воздействием магии грязь не просто удалялась, она волшебным образом исчезала. Никогда ещё моя работа не была такой лёгкой. Закончив очищать рану, я внимательно изучила разрез, наискось перечеркнувший парню живот от правого нижнего ребра до пупка и ухмыльнулась:

– Да ты везунчик. Мало того, что я свалилась именно в эту щель, так ещё и рана не опасная.

На самом деле любое проникающее ранение в живот опасно априори, но тут парню нереально повезло: оружие распахало бок, однако внутренних органов не задело. По сути, зашивания достаточно. И волшебный скальпель в моих пальцах, откликаясь на мысли, преобразился в хирургическую иглу.

Заминка вышла с повязкой. Синева, свободно превращавшаяся и в нить, и магический аналог перчаток, становиться бинтами категорически отказывалась. Как я ни билась, как ни представляла желаемое, ничего не происходило. Пришлось изворачиваться. Я окончательно избавила парня от рубашки, быстро нарезала скальпелем полоски ткани. Получились, наверное, не совсем удачно, но меня устроило. Теперь главное тщательно очистить и дезинфицировать.

Глава 4

– Мальчик, ты думаешь, крестьяне бросят дела и потащатся тебя спасать бесплатно? – посерьёзнела я. – Если ты действительно так считаешь, то я очень хочу знать, где таких наивных детей разводят.

Я открыла кошелёк и высыпала содержимое на ладонь. Так-так, чем я теперь богата? В наличии кубики: несколько мелких тёмно-жёлтых, полгорсти серебряных среднего размера и в общей россыпи попадаются редкие крупные желтовато-красноватые кубики. Я напряглась, стараясь вспомнить, что моя предшественница знала о деньгах. Знала она катастрофически мало, но понять, что жёлто-красные кубики – это медь, а чисто жёлтые должны быть золотом, я сумела. Няне платили два кубика серебра в месяц… Хм, по меркам деревни я богачка.

– Жди, что-нибудь придумаю, – обнадёжила я пациента.

– Я в долгу не останусь.

Похоже, он решил, что я тоже нуждаюсь в материальном стимуле. Нуждаюсь, да, но…

– Пфф, – я ссыпала монеты обратно и подкинула кошелёк на руке, деньги приятно звякнули. – Ты уже расплатился.

Прикинув, что карабкаться наверх нет никаких причин, я двинулась по пересохшему руслу в сторону деревни. Очень надеюсь, что память меня не подводит, и я иду туда, куда надо. Скрывшись от буйного пациента за стволами деревьев, я сбавила шаг. Во-первых, лес не парк, а я девочка городская, к буеракам не привычная, причём в обеих ипостасях, что фельдшерской, что местной. Во-вторых, обдумать моё положение стоит до того, как я доберусь до села.

Глобальные вопросы я отодвинула, благо я медик и умею сосредотачиваться на вещах практичных. Проблем у меня в ближайшем обозрении две: транспортировка пациента и полноценный обед на троих. Сама я готовить, ясное дело, не буду – на огне, без мультиварки. Мои кулинарные таланты ограничиваются выбором подходящего режима и нажатием кнопки «старт». Няня, если верить Мили, плохо себя чувствует, к плите её ставить нельзя. Остаётся нанять крестьянку. Сегодня, наверное, ограничусь оплатой продуктов, а дальше нужно подумать о полноценном найме на длительный срок – подозреваю, по деньгам будет выгоднее. Но это потом.

Второе, что нужно сделать – разобраться с пациентом. Тащить или не тащить к себе в дом даже не обсуждается. Тащить. Я всё ещё верю в клятву Гиппократа, которую дала. К тому же гонорар я получила, следует честно отработать. Стало быть, мне нужна телега или как минимум волокушка из жердей. На чём будет трясти меньше?

Но самое важное – сколько платить крестьянам? Я резко остановилась, снова открыла кошелёк, который так и не выпустила из рук. Золото показывать нельзя. Староста не ограбит, так слух пойдёт и желающие разбогатеть найдутся.

Я повторно вытрясла из кошелька наличность, пересчитала медь. Двенацать кубиков – не густо. Цены… Вроде бы, когда Мили пришла за помощью первый раз, староста предложил ей за одну медяшку пяток куриных яиц, литр коровьего молока, буханку хлеба и пару крупных реп. То есть обед и ужин на три рта мне обойдётся где-то в четыре-пять медных кубиков. Ещё пара кубиков – свежий завтрак с доставкой на дом.

Сколько запросят за пациента? В лучшем случае, сберегу пару кубиков. Пустить в ход серебро? Слишком большая переплата, и никакой надежды на сдачу. Но и медь дочиста спускать жалко… Я прикидывала так и эдак, но видела одни сплошные минусы при любом раскладе. Ладно, буду считать на месте.

Серебро и золото я ссыпала в платок, завязала концы узлами, и получился увесистый кулёк, который я отправила в декольте. В кошельке оставила лишь медь и на всякий случай один единственный серебряный кубик.

Я уже подходила к опушке.

Надо придумать, как объяснить, откуда у меня деньги. И, кстати, аристократы, этикет… Разве имеет право одинокая девушка тащить в дом левого мужчину? Значит, моей фантазией пациент превращается в нового помощника господина. Слугу прислали передать письмо и подарки. Складно же? Должно сойти.

Старосту я нашла на покосе. Бородач широко взмахивал косой, падала срезанная трава, а он шагал дальше со скоростью комбайна.

– День добрый! – я не стала ждать, когда староста меня заметит.

Он обернулся.

Крепкий, крупный, на две головы выше меня, плечи широченные, и ведь вся масса не жир, нет, сплошь мышцы, мясо.

– Барышня? День добрый.

Взгляд у старосты цепкий, умный. Изменения староста сразу почуял: в прошлый раз Мили просила, чуть ли не плакала, а я пришли полностью уверенная в себе и в праве требовать.

И тут меня осенило. Не надо медь спускать!

– Помните нашу прошлую беседу? Вы посоветовали написать господину. Из дома прислали письмо, подарки.

Я открыла ладонь и продемонстрировала серебряный кубик.

– Чего желаете, барышня? – интерес мешался с настороженностью.

Мне понравилось, что алчного блеска в глазах старосты не появилось. Может, конечно, умело скрывал…

Я сжала пальцы, прикрывая кубик.

– Вашу дочку в работницы по хозяйству. Девочка она, я видела, рукастая и чистоплотная. Загонять не буду, поможет с уборкой, стиркой, готовкой. Продукты с вас. Разнообразия блюд ни к чему, пусть будет скромно, но сытно и на обед обязательно мясо.

Глава 5

До норы под вывороченными корнями упавшего дерева мы добрались довольно быстро.

– Это что ли новый помощник нашего господина? – засомневался староста.

Пациента перекосило, но прежде, чем он успел возмутиться, я чётко и ясно сказала да. Пациента окончательно скрючило, зато возражать он больше не рвался, только глазищами сверкал. Пользуясь тем, что староста с сыном двинулись вперёд, а я осталось за их спинами, я в выразительном жесте приложила палец к губам и подмигнула. Мой непростой пациент отвернулся.

– Подождите, я должна осмотреть повязку, – остановила я мужчин, застеливших потёртой рогожей приколоченные к двум жердям доски. Интересно, ради меня сколотили или уже было в хозяйстве? Впрочем, нет, не интересно.

Я присела на корточки, отодвинула полу куртки, которой пациент успел зачем-то прикрыться.

– Неплохо.

Кровь запачкала обрывки рубашки, которыми я забинтовала рану, но лишь слегка. Можно быть уверенной, что швы не разошлись.

– Перегружайте, только осторожно.

– Да уж имеем понимание, барышня.

Староста подхватил пациента подмышки, сын – за ноги. Переложили бережно, но дальше…

– Барышня, так у господина живот вспорот…

– И?

– Помрёт ведь.

Если не ошибаюсь, во времена Викторианской Англии личный врач королевы с непоколебимой уверенностью заявил, что голова и живот всегда будут закрыты для вмешательства хирурга. Это же насколько в моём новом мире плохо с медициной?

– Молодой, сильный. Может и выживет. В любом случае, не бросать же здесь.

– Ваша правда, барышня.

Я ухмыльнулась.

Осталось решить, показывать ли пациента няне. Лучше бы пожилую женщину лишний раз не волновать, но взрослый мужчина да ещё и с гонором – это не приблудный котёнок, чтоб в домике из обувной коробки под кроватью прятать.

Шагая вслед за носилками, я вспоминала планировку дома. Мы с няней – пора начинать думать о себе как о Мили – разместились в спальнях на втором этаже. Логично пациента отправить в гостевую комнату, но пыль и грязь выздоровлению не способствуют, а худо-бедно убрано только у меня и у няни. Няню не трогаем. Хм, пациента ждёт очередной шок – благовоспитанная леди уложит его в свою кровать, на свою подушку, под своё одеяло, ещё и разденет. Я невольно улыбнулась, предвкушая маленькое развлечение и случайно перехватила взгляд парня. Он смотрел на меня с опаской.

Деревню мы обогнули по дуге, что меня бесконечно порадовало. Кратчайшая дорога до усадьбы вела через господский яблоневый сад, и я поразилась, каким заброшенным он оказался. Деревья не в уходе, много сухих ветвей, которые давно следовало спилить, тропинки зарастают сорной травой, под слоем гнилой прошлогодней листвы наверняка завелись вредные насекомые. Впору звать крестьян наводить порядок в обмен на треть урожая. Куда управляющий смотрит? А, ну он же у нас гусь столичный, раз в год за деньгами приезжает.

Боковой ход оказался закрыт, а ключи нам с няней отец выдал только от парадного. Пришлось обходить.

Пациент притих. Я было подумала, что парню поплохело, но нет, любопытство прорезалось. Вертит головой, таращится на сумрачный холл, на пыльные чехлы, скрывающие мебель, на грязные стёкла. Неужто никогда заброшенных домов не видел? Эх, жаль, что он больше не при деньгах, а то я бы счёт за экскурсию выставила.

– Сюда, – я повела на второй этаж. – Тише, пожалуйста, а то нянюшка приболела.

Я провела мужчин через будуар в более-менее обжитую спальню. Здесь тоже царила грязь, но встречались островки чистоты: кровать, стол, стул, комод.

Откинув с кровати покрывало, я воскликнула:

– Только не в сапогах и не в верхней одежде!

К счастью, староста с сыном восприняли это как должное. Опустили носилки на пол. Сын стянул с пациента сапоги, удивлённо крякнул, обнаружив в петельке спрятанный в голенище кинжал. Староста помог парню приподняться и избавил от куртки. Затем мужчины взялись вдвоём, переместили парня на кровать.

– Извольте, барышня, доставили.

– Благодарю. Ни я, ни господин не забудем вашей доброты.

Мужчины коротко поклонились, подхватили носилки и утопали прочь. Не обращая внимания на пациента, я смотрела на прикрытую дверь спальни и мысленно считала до десяти. Досчитав, выглянула в коридор – убедилась, что мужчины ушли к выходу, а не разбрелись по дому в поисках сокровищ.

– Как себя чувствуешь? – обернулась я к пациенту. – Кстати, как тебя звать? И более важный вопрос. Кто тебя так приголубил? – я кивнула на повязку.

Парень побледнел, покраснел.

Я аж смутилась. Всё же раненый. Может, поберечь психику? Волноваться ему сейчас противопоказано.

– Эй, не пойми меня неправильно. Твои личные дела меня не волнуют. Я лишь хочу быть уверена, что твой несостоявшийся убийца не явится следом за тобой в мой дом.

Глава 6

– Нянюшка, ты не поверишь! У нас теперь есть деньги закупить дрова, забить на зиму кладовку, нанять слуг. Скоро пообедаем. Как я соскучилась по мясу!

Вроде бы весомое объяснение необычному поведению.

Удивление не исчезло полностью, но его потеснила обеспокоенность.

– Мили, откуда у нас могут быть деньги?

– Нянюшка, не волнуйся, – я взяла себя в руки и постаралась копировать сдержанности Милимайи. – Собирая чернику, я наткнулась на раненого человека. За помощь он щедро расплатился.

– Вот как?

Я кивнула. И ведь почти не соврала.

– Нянюшка, отдыхай пока. Я скоро позову.

Не дожидаясь ответа, я сбежала. Из-за двери послышался тяжёлый вздох.

Как бы няня себя ни чувствовала, немедленной помощи ей не требуется.

Я скатилась по лестнице, свернула в хозяйственные помещения, принюхалась, но ни намёка на приготовление пищи не уловила. Заглядывая во все помещения подряд я находила грязь, грязь, грязь. На кухне, как и в спальне, в море грязи отыскались островки чистоты. Так, похоже Мрысья готовит дома. В принципе, если вспомнить, руки она для этого мыла.

Я продолжила обход.

В принципе, дом производит впечатление надёжное. Толстые каменные стены, окна и двери без щелей, разве что петли поскрипывают, но это лечится закапыванием масла. Другое дело, что обогревать такую громаду зимой умаешься. Я почесала кончик носа. Обогревать только жилую часть? Проще назначить старостину жену в экономки, и пусть разбирается. В хозяйстве она смыслит поболее меня.

Я вернулась в холл, приподняла ближайший чехол. Несмотря на защиту, стул поседел от пыли, просочившейся сквозь ткань, но если отмыть…

За спиной раздались шаги.

– Брышня?

Имя Мрысья девице удивительно подходит.

Я обернулась. Мрысья, глядя на меня безучастно-выжидательно, застыла посреди холла, одной рукой она обнимала увесистую корзину, другой – поддерживала под дно.

– Очень хорошо, – улыбнулась я. – Сегодня мы пообедаем в комнатах на втором этаже.

Мрысья никак не отреагировала, но стоило мне шагнуть на первую ступеньку, молча потопала следом.

Я искоса наблюдала за девушкой. На лице ни тени эмоций, выражение всё такое же тупое, к окружающему ни капли интереса. Даже то, что именно ей всё это предстоит отмывать, её, похоже, не трогает. Или она ещё не осознала масштабов бедствия?

Войдя за мной в спальню, она с порога поклонилась.

– Нянюшка, знакомься, – представила я. – Мрысья будет нашей помощницей.

– Ох…

Мрысью нянина растерянность не смутила. Переведя взгляд на меня, Мрысья послушно поставила корзину туда, куда я указала, и отступила на шаг.

– Ты уже обедала? – спросила я.

Я, конечно, за всеобщий мир и равенство, но сомневаюсь, что сажать девушку с нами за один стол хорошая идея.

– Ны.

– Тебе удобнее готовить дома и приносить, как ты сделала сейчас, или готовить на кухне?

Вопрос для девицы оказался слишком сложным, она пожала широкими плечами и осталась стоять столбом.

Я решила зайти с другой стороны:

– Ты должна будешь принести ужин.

– Ум, – Мрысья согласно кивнула.

– Где ты будешь готовить?

– Как прикаж, брышня.

Ух…

– А если я не стану давать указаний?

Мрысья снова пожала плечами, но, к счастью, не молча:

– Мамка сготовит, пока я курей, поросей и корову обиходю.

Ох, ёжики святые! Ну кто же нанимателю признается, что в рабочее время посторонними делами будет заниматься? Зато выяснили, что длинные фразы Мрысье тоже даются.

– Тогда можешь идти обедать, но через час я тебя жду в холле.

– Буд.

Девица, поклонилась отдельно мне, отдельно няне и послушно ушла.

Я быстро размотала полотенце. В корзине нашлись два чугунка. В первом, как я и заказала, мясо с овощами, во втором – бульон. Правда, я рассчитывала на что-то условно диетическое, а тут поверхность закрывает слой жира – отрабатывают переплату. Хлеба целая буханка, в крынке компот, посуды нет.

– Нянюшка, проходи к столу. Сейчас вернусь!

– Мили, мы не спустимся в столовую?

И снова прокол.

– Нянюшка, стоит ли в деревне строго следовать правилам столицы? Остывает. Давай поговорим позднее? Со мной та-акое случилось! Я тебе расскажу.

Няня смотрела на меня уже не с удивлением, а с откровенным изумлением, но я решила не пытаться притворяться той, кем я не являюсь. Я ни разу не шпион, а няня знает Мили как облупленную. Проколы будут следовать один за другим, притворство сделает только хуже. Уж лучше совру, что получив деньги, получив надежду, я многое переосмыслила и стала другим человеком.

Глава 7

Парень возмущённо сверкнул глазами, побуравил меня взглядом, словно прикидывая, как я отреагирую, выбери он вариант «с ложечки». Нормально отреагирую – зачерпну бульон и накормлю.

– Сам, – буркнул он.

Я не спорила, отставила чугунок, помогла парню приподняться, подложила под спину две туго набитых подушки. Не высоко, чтобы рану не тревожить.

Вручив парню ложку, я пододвинулась ближе. Больничного откидного столика у меня нет, придётся чугунок держать самой.

Недовольно поморщившись, парень придержал все капризы при себе и принялся за еду. Ел аккуратно, несмотря на неудобное положение, ни капли не пролил. Ложка шкрябнула по дну. Бульона оставалось ещё на пару глотков, но парень качнул головой.

– Второе? – предложила я.

– Воды.

Воды не жалко.

Парень не стал геройствовать, позволил мне держать стакан, лишь чуть направлял мою руку. Я невольно обратила внимание на его пальцы: длинные, ногти светло-розовые с лёгким естественным блеском, подстрижены коротко без единого уголка. Кисть изящная. Уж точно не крестьянская медвежья лапища.

– Не скучай, загляну попозже, – пообещала я.

Заметно, что парень устал, сходу скормить ему второе не получится.

– Угу.

Спустилась я как раз вовремя. В холл вернулась Мрысья.

Я мысленно потёрла руки. Немедленно дадим грязи первый решительный бой! Себя назначаю генералом, а Мрысья будет моим солдатом.

– Как я уже говорила, ты будешь помогать мне по хозяйству. Сама видишь, дом не убирали годами, поэтому день за днём будем отмывать комнаты одну за другой. Распорядок простой. Утром через два часа после восхода ты приносишь завтрак и приступаешь к уборке. После полудня прерываешься, приносишь из дома обед и возвращаешься к уборке, пока не придёт время ужина. Ужинать мы с няней хотим на закате. Всё понятно?

– Ум.

На самом деле «ум» или нет, покажет только практика.

– Вёдра, швабры, тряпки есть в помещениях рядом с кухней, бери и пользуйся, вечером возвращай на место. Уборку начнём с комнаты…

– Брышня, с крыльца надоть.

Я моргнула. Возражений я ожидала, но раз говорит, что надо с крыльца… Может, верования какие? Память Мили молчала.

– Хорошо, с крыльца, – кивнула я, пяток ступеней, перила и небольшая площадка перед входом много времени не отнимут, – А потом…?

Девица пожала плечами:

– Как прикаж, брышня.

– Спальню нянину запомнила? Перед спальней комната. Вот ею и займёшься после крыльца.

– Бум, – энергично кивнула девица и потопала в сторону кухни.

– И не забудь про ужин, – напомнила я ей.

Отлично, только осваиваюсь, а кое-что уже двигается.

Но первый успех – не повод расслабляться. Я вернулась на второй этаж и, ориентируясь на воспоминания Мили, отыскала рабочий кабинет, толкнула дверь.

Принадлежит кабинет хозяину, отцу Мили, и заходить без разрешения я не имею права. Ага, как же, буду я запреты соблюдать. Папаша вызывал у меня недоумение и чувство брезгливости. Кем надо быть, чтобы отправить родную дочь умирать? Я готова допустить, что дело не в преступном умысле, а в безответственности, но опять же преступной.

Я не рассчитывала найти документы, уверена, из усадьбы вывезли всё более-менее важное и интересное. Я стащила чехлы с рабочего стола и деревянного кресла за ним, села, прошлась по верхним ящикам. Писчие принадлежности, как и стопка пожелтевшей от времени бумаги отыскались, практически, сразу.

Кстати, а Мили хоть грамотная? Память подсказывала, что большую часть времени девушка проводила за вышивкой. Я аж подпрыгнула, сообразив, что швейные наборы для неё няня покупала на свою зарплату, спуская на шёлк всё до последнего медного кубика. Ёжики святые! Мили, где были твои мозги?! Ты же не совсем идиотка, вон сообразила и сбором черники заняться, и яблоки в воду бросить, и рыбалку осваивала. Впрочем, где уже не важно, всё равно никакой Мили больше нет – испарилась, улетучилась.

Так, грамотная или неграмотная? Я потёрла виски. Учителя счёта и чистописания девочке пригласили, когда мама была ещё жива, и уроки вроде бы продолжались после похорон. Да, помню, отец выговаривал Мили за то отсутствие прилежания. Ещё и упрекнул, мол, мама с неба смотрит и расстраивается. Мили тогда очень плакала… Азы мне преподали, а «продвинутых» учителей стараниями мачехи уже не пригласили. Няня пыталась приносить мне книги из домашней библиотеки, но Мили, после мучительных уроков недолюбливавшего её старика, ненавидела чтение, и вскоре няня сдалась. Мда. Ну, по крайней мере, у меня есть надежда, что по слогам я текст разберу. Если справлюсь, то беглое чтение освою за пару дней.

Я чиркнула на листе галочку и покрутила в пальцах ручку. Похожа на обычную перьевую, заправка антрацитово-чёрная, и, что удивительно, за прошедшие годы не засохла.

Глава 8

Парень вздрогнул всем телом, застонал, но схватить меня не пытался. Или пытался, но так вяло и бессильно, что я не заметила.

Ладонь буквально обожгло жаром. Чёрт! Температура под сорок, а может уже и за сорок, близится к критичной отметке. Почему вдруг, да ещё так стремительно?! Меня ведь не было каких-то полтора-два часа: пока по дому бродила, пока Мрысье объясняла, что от неё требуется, пока кабинет искала, пока предавалась воспоминаниям и размышлениям, пока планы сочиняла… Думала я на ходу – рванула в ванную, дверь которой оказалась приоткрыта.

Так он вставал?!

Убью. Нет. К кровати привяжу, чтоб знал, как постельный режим нарушать.

Но прежде надо во что бы то ни стало сбить температуру, пока не загнулся.

Обогрев воды в доме не работал, но намёк на цивилизацию присутствовал. Не нужно бегать с вёдрами в колодец, вода подаётся по трубам. Я набрала таз, притащила в комнату, сбегала за полотенцами и бросила в воду, одно сразу же достала, отжала и, сложив, шлёпнула парню на лоб. Второе отправилось на грудь.

Брюки мешают циркуляции воздуха, так что долой, благо пациент не сопротивляется. Третьим полотенцем обмотала лодыжки, выдохнула.

Эх, мне бы парня обтереть водкой, но где я её возьму? О парацетамоле можно только мечтать. Магию задействовать? Скальпель послушно вышел из руки, но трансформироваться в термометр отказался, нацедить волшебное лекарство тоже не получилось. Почему?

Не тратя драгоценное время на пустые попытки, я втянула скальпель.

Ничего не понимаю… Не мог один поход по нужде так его подкосить. Если бы швы разошлись, то повязка пропиталась бы кровью, но ткань чистая. Отравление? Бульон я съела первой, ничего дурного не почувствовала. Индивидуальная непереносимость? На аллергию слабо похоже, скорее на воспаление.

Я уже снимала повязку…

Ёжики святые! Рана, ещё полтора часа назад выглядевшая чисто и аккуратно, изменилась до неузнаваемости. Воспаление, как оно есть. Но почему с такой скоростью?!

Я вернула скальпель, быстро продезинфицировала руки синевой и склонилась над раной. Сшитые края побагровели, а кожа вдоль разреза отмирала, причём пятнами, будто грязь попала точечно. Ничего не понимаю… Картинка получалась странной, даже если не принимать в расчёт скорость, с которой всё протекает. Основное воспаление идёт вдоль раны, линия разреза в относительном порядке.

Разгадка ударила по моей уверенности в себе, как в фельдшере. Аккуратность с новыми лекарствами – вещь очевидная. Какого чёрта я оставила синие нити?! Парень же тогда сходу определил, что моя магия – это магия смерти. Вот чтоб мне об этом хоть минуту подумать? Режущий скальпель к стихии смерти отнести можно, безобидный термометр – нет, дезинфекцию – да, заживление – снова нет. Так просто и так глупо с моей стороны.

Воспаление полыхает только потому, что я допустила врачебную ошибку.

– Сейчас…, – пробормотала я.

Уберу магию – разойдётся рана.

Так, не паниковать. Хирургических нитей на замену у меня нет, но можно использовать тот же шёлк, о котором я вспоминала. Правда, вышивки в багаж не вошли, зато у меня есть мамино шёлковое платье – выдерну оттуда.

Вредит, как я понимаю, именно постоянное соприкосновение кожи и магии смерти: из центра каждого участка омертвелой кожи выходит синяя нить. Дезинфекция безопасна, а точечные прикосновения скальпеля… условно безопасны. В любом случае, лучше пустить в ход скальпель, чем рыться в вещах в поисках неудобных швейных игл. Хватит того, что пришлось искать платье.

Навыки шитья неожиданно пригодились. Я сумела вытянуть и не оборвать довольно длинную нить.

– М-м-м…

Как не вовремя пациент открыл глаза.

– Потерпи, сейчас поправим, – пообещала я, стежок за стежком удаляя убивающую парня магию, – Сейчас…

Алгоритм действий прежний: убрать магическую «грязь», вызвавшую воспаление, очистить рану, убрать некроз, зашить, но уже обычными нитями.

Парень вновь застонал.

– Ещё капельку, ещё… Готово. У меня для тебя отличные новости – помирать отменяется.

Я медленно распрямилась, зажмурилась, отгоняя кошмар. Я чуть собственноручно не угробила пациента.

– Пить хочешь? – предложила я.

Обильное питьё тоже помогает снизить температуру.

Парень послушно сделал три глотка, дыхание сбилось. Я догадалась, что пульс участился. Отняла стакан, отставила к корзинке. Взгляд зацепился за чугунок. Куда деть остывшее мясо? Отдам Мрысье – решит, что приносить можно меньше, а меня это не устраивает. Мысль мелькнула и пропала, я полностью сосредоточилась на пациенте.

Помирать парень к моему величайшему облегчению передумал. Дыхание восстановилось, стало размеренным.

Поколебавшись, я убрала полотенце с груди. Сбить температуру и устроить переохлаждение – вещи разные. С лодыжек тоже стоит убрать, а вот на лбу пусть компресс лежит. Я даже повторно окунула полотенце в воду и отжала.

Глава 9

Волновалась я зря. Парню было заметно лучше. Он даже умудрился дотянуться до одеяла и затащить его себя. Спрашивается, чем простынка не устроила? Я нашла в комоде и перед уходом укрыла.

– Знобит? – уточнила я, хотя трясущимся от холода парень не выглядел.

– Нет.

– То есть ты решил вскипеть?

Полностью стаскивать одеяло я не стала, откинула до половины, коснулась кожи рядом с багровой полосой. Горячо, но уже в рамках приемлемого.

– Ты сменила магию нитками?

Заметил.

– Да, сменила. В лесу без магии смерти я бы не справилась, а дома… Я ошиблась, моя магия тебя убивала.

Скрывать я не собиралась, как и оправдываться.

Моя ошибка меня напугала, заставила сомневаться в своём профессионализме, но вины за собой я не чувствовала. Я сделала всё, что могла, помочь пыталась от чистого сердца, и благодаря магии в тех условиях сделала во сто крат больше, чем рассчитывала. Что касается ошибки… Увы, даже самые опытные медики от них не застрахованы. Впредь буду умнее.

– Естественно, что магия смерти убивает.

– Я об этом ничего не знала. Я вообще о магии ничего не знаю. Пользуюсь исключительно интуитивно, формулирую мысленно задачу, и либо срабатывает, либо нет.

– Ты странная.

– Угу. Укрыть?

– Укрой.

– Ужин через час, отдыхай.

Я утащила корзину и, чтобы остатки обеда не пропадали, смолотила их в кабинете – компенсирую полуголодный образ жизни, который Мили пришлось вести в деревне.

Расспросы касательно законодательства пришлось отложить. Эх, а ведь так зудело… Я вернула корзинку Мрысье. К моему приходу девушка разгромила гнёзда пауков, изничтожила пылищу на потолке и стенах и успела переключиться на мытьё окон.

– Брышня, ужин мамка сготовит.

– Хорошо.

Бедная женщина… Заездят её в этой семейке медведей.

До вечера ещё пара часов, надо потратить с пользой.

Я отправилась на поиски библиотеки. Как минимум, выясню, насколько плохо у меня с грамотностью. Не смогу читать – заставлю парня рисовать мне алфавит. Эх, ещё же каллиграфию осваивать. Не скажу, что у меня «врачебный» почерк, пишу размашисто, в меру понятно. Но здесь то искусство выведения букв оттачивают годами! Хотя… Поклоны, реверансы тоже оттачивают, а я даже элементарных формул вежливости не знаю. Очень, например, сомневаюсь, что мой пациент из тех, кому можно «тыкать». Но попытаюсь перейти на «вы» и начать раскланиваться, смотреться будет просто глупо. Да и не злиться он уже, как мне кажется. Отчасти привык, отчасти понял, что иначе у меня просто не получается.

Библиотека ждала меня на первом этаже и встречала полупустыми стеллажами. Как я и предполагала, всё ценное из усадьбы выгребли, но кое-какие книжки остались.

Я открыла стеклянную дверцу книжного шкафа. Пальцы тотчас посерели от пыли. Книги такие же грязнули? Похоже. Я вытащила первую попавшуюся и подошла с ней к окну, открыла створку, раскрыла книгу.

На первый взгляд убористые закорючки совершенно не знакомы, не кириллица, и не латиница. Но если постараться абстрагироваться от привычных букв, попытаться окунуться в воспоминания Мили, как мама представила ей строгого старика, как он положил перед ней чистый лист бумаги, лихим росчерком начертил кружок с двумя кривыми палочками и одной петельной, а затем заставил повторять, даже не объяснив, что букву можно «разбить» на составные. Я поморщилась. То, что отец нашёл абы кого, я не удивлена. Но почему мама за учителем не проследила?

Я смотрела в текст, и постепенно отдельные значки обретали смысл. Больше всего меня порадовало, что запись звуко-буквенная, то есть близка к привычной мне. Никакой клинописи, никаких иероглифов.

Сколько в алфавите букв? Память молчала. Почесав кончик носа, я вернулась к шкафу, сгребла с полки пять книг, добавила к ним взятую раньше шестую и потащила в кабинет. Разбираться буду за столом, буду выписывать отдельные слова, слоги, буквы, а напротив помечать привычный аналог. Частично вспомню, частично догадаюсь, частично пациента напрягу.

Кстати, он так и не назвал мне своего имени. Спросить? Хотел бы представиться, представился бы, а раз хочет сохранить инкогнито, пусть. У меня своих забот хватает.

Я взяла два листа. На первый в столбик перерисовывала буквы из книги – получится полный или почти полный набор. На второй лист я выписывала буквы и слоги, которые удавалось вспомнить. Забуксовала, когда сообразила, что буквы в разных буквосочетаниях обозначают разные звуки, но постепенно мой второй лист пополнялся записями. Я медленно продвигалась.

Спохватившись, помчалась проверять пациента. Опять я на те же грабли наступаю: увлеклась и забыла. К счастью, в этот раз обошлось без сюрпризов.

Парень дремал, при моём появлении открыл глаза. Красивые такие, орех с золотом.

Глава 10

Прежде, чем я успела задать вопрос, в коридоре послышались тяжёлые шаги. Мрысья? Дожидаться, пока девушка войдёт, я не стала. Она, конечно, не болтлива, но незачем ей знать, что я разместила раненого в своей спальне? Мало ли, как отреагирует, она со странностями.

– Я скоро, – пообещала я.

Впрочем, Мрысья протопала прямиком к нянюшке, а я успела пройти следом до того, как няня отправит её на мои поиски. Мрысья водрузила корзину на стол, развернулась и дважды поклонилась:

– Доброй ночи, брышня. Доброй ночи, гспжа.

– Доброй ночи, – попрощалась я, и Мысья, не задерживаясь, ушла.

Напоминать девушке про завтрак я не стала, убедилась, что Мрысья обстоятельная и простые распоряжения исполняет с дотошной тщательностью.

Я переключилась на корзину.

– Няня, как ты? – улыбнулась я, выгружая чугунок.

Жена старосты порадовала нас гречкой с мясом, пирогами с картошкой и грибами, горячим травяным отваром и сладкими малиновыми пирожками. Я разложила порции по тарелкам, оставив треть каши парню парню.

Указание принести ужин на закате Мрысья исполнила буквально. Когда я выбирала время, в первую очередь думала о правильных интервалах в питании, ну и о том, что в темноте ужинать не получится. Тот факт, что пациенту предстоит ужинать «во вторую смену» я благополучно упустила. И с освещением разобраться не успела. Люстры заправлялись специальной алхимической смесью, которой у меня не было. Мили ещё в первые дни нашла небольшой запас, но та смесь слишком долго пролежала в кладовой и давно испортилась. Завтра же позабочусь о свечах и лучинах.

Глотать как удав вредно, и обычно я стараюсь соблюдать правила, но в этот раз я смела свою порцию с рекордной скоростью.

– Нянюшка, тебе что-нибудь нужно? – уточнила я, отодвинув тарелку.

– Да нет, Мили.

– Тогда ты не будешь против, если я уже пойду? Я что-то немного устала, честно говоря.

– Конечно, Мили. Отдыхай, моя хорошая.

Я чмокнула няню в щёку:

– Спасибо! Спокойной ночи.

Корзину с остатками ужина я прихватила с собой.

Интересно, как долго я смогу скрывать от няни, что через стенку от неё живёт мужчина?

– С ложечки? – бодро предложила я.

Парень сверкнул глазами:

– Издеваешься?

– Самую малость.

Я отставила корзинку и первым делом проверила рану. Есть можно и в сумерках, а вот оценить насколько всё хорошо или плохо я в полутьме не смогу.

– Не накаркать бы, но ты уверенно идёшь на поправку, – вынесла я вердикт.

Шуровать по чугунку ложкой я не стала, вместо этого накрыла чугунок тарелкой, перевернула и медленно подняла. Гречка осталась на тарелке ровной горкой. Пациент вполне окреп, чтобы держать тарелку самостоятельно. Я догадалась вытащить один из пустовавших малых ящиков комода и поставить его дном вверх на кровать – будет столиком. Напомнив парню, чтобы берёг рану, вручила ложку, а сама вернулась на стул и и сцапала пирожок.

Поели мы молча и как-то уютно.

Я почти ничего не знаю о парне, даже то, как его зовут, но сижу рядом, и возникает приятное тёплое чувство. То ли потому что с ним можно быть более открытой, то ли потому что его зацепила история Мили. Он не сочувствовал мне на словах, не возмущался громко, но по мелькнувшему в его глазах мрачному обещанию, я поняла, что он не останется равнодушным.

Съев абсолютно всё, что я предложила, парень посмотрел на меня с лёгким недоумением:

– Ты же не собираешься остаться на ночь?

Пфф!

– Вообще-то, это я моя спальня и моя кровать. А если быть совсем точной, то, когда тебя принесли, я и бельё поменять не успела.

– Ты!

Что я, парень так и не сказал.

– Как насчёт вечерней страшной сказки? – предложила я.

Парень выгнул бровь. Видимо, удивился предложению.

– Согласен, рассказывай, – он поудобнее устроился на подушке.

Наивный.

– Я надеялась, что рассказывать будешь ты, – улыбнулась я.

Полуприкрытые глаза широко распахнулись. В этот раз парень ничего не сказал. Наверное, постепенно вырабатывает иммунитет. Скоро совсем перестанет реагировать. Эх…

Я улыбнулась шире:

– Расскажи мне страшную сказку о законодательстве в области семейного права. Скоро наступит моё совершеннолетие. У меня будет право самой выбирать место жительство? А если нет, то что мне грозит за ослушание?

– Но куда ты поедешь?

Глава 11

Я лишь запоздало вздрогнула.

Тень плавно приблизилась и поклонилась. Раздался тихий мужской голос:

– Мой господин, я счастлив найти вас живым. Я виноват, что не смог защитить вас как должно.

Я выдохнула. Когда тень отделилась от окна, я первым делом подумала об убийцах, которые всё-таки выследили, добрались. Но это всего лишь телохранитель. Только что он несёт. Он был один, о нападавших Кошках парень рассказывал во множественном числе.

– Я не виню тебя. Их было слишком много.

Хоть у кого-то голова в порядке. Если в новом мире всё так плохо, как я подумала, то парень демонстрирует потрясающее здравомыслие.

– Благодарю вас за милость, господин. Какие будут указания?

Надо же, милость.

Я постаралась не выдать своего отношения к происходящему. Взаимоотношения господина и его слуги меня не касаются. Хотя слушать надо, привыкать, подмечать мелочи, думать.

– Пока никаких указаний. Госпожа оказала нам гостеприимство, чем мы и воспользуемся.

Телохранитель поклонился, а мне стало очевидно, что из спальни в соседнюю комнату его не спровадить. С одной стороны, хорошо – не мне помогать парню с физиологическими нуждами. С другой стороны, плохо – я рассчитывала спать в своей кровати, благо места на троих хватит. Но парень уже почти родной, а телохранитель чужак чужаком.

Ночь почти лишила меня зрения, но мне показалось, что телохранитель повернулся ко мне.

– Госпожа, я могу спросить, кем вы приходитесь барону Фамиану Дарсу?

– При чём здесь этот слизень? – удивился парень.

– Барон Фамиан Дарс приходится мне отцом.

Комнату словно выморозило.

Я застыла, чувствуя, как колеблется парень, как готов отношение к моему папаше – надо же, знакомы – распространить на меня и отвернуться. Или всего лишь разыгралось подстёгнутое страхом воображение?

– Старшая дочь? – уточнил парень.

– Старшая дочь от предыдущей жены.

– На балу барон в качестве старшей дочери представил дочь от своей нынешней супруги. Как интересно, – сказано было явным осуждением.

Темнота больше не давила, страх временно отступил, но ощущение я запомнила накрепко. Одна случайная ошибка – и мне конец.

– Осталось два пирога и компот, – озвучила я, вернувшись к теме гостеприимства.

Больше мне в спальне делать нечего, под недружелюбным взглядом телохранителя я всё равно не усну, а он недружелюбный – как бы господин ко мне ни отнёсся, я остаюсь родственницей неблагонадёжного человека.

– Доброй ночи.

Я ушла, прихватив с кресла плед, дошла до конца коридора, привалилась к стене. Грязная, ну и чёрт с ней. Как же мне… Я благодарна судьбе за второй шанс, и у меня нет ни малейшего права роптать, но как же мне тяжело.

Из собственной спальни меня выжили. Куда податься? К нянюшке не желательно, в других комнатах я просто не сориентируюсь, тем более их никто в порядок не приводил.

Я прислушалась к себе. Спать пока не хочется. Усталость хоть ведром черпай, а сна нет, в голове пусто. Ничего удивительного – слишком много всего произошло за неполные сутки. Да какие сутки? Я стала Мили незадолго до полудня. Ещё и сходу вместо того, чтобы постепенно свыкнуться, развела бурную деятельность.

Выбравшись на террасу над парадным входом, я закуталась в плед и плюхнулась в плетёное кресло-качалку. Мили вытащила его из дома ради няни. Занести обратно не догадалась. А если дождь? Мысли текли вяло. Я смотрела на звёзды чужих небес. Я никогда не увлекалась ни астрономией, ни астрологией. Из созвездий могла найти разве что Большую Медведицу. Но даже я видела, что звёздный рисунок отличается от привычного. А ещё с неба призрачным голубым светом сияла неземная луна.

Свежий воздух, наполненный запахом травы и вечерних цветов, помог почувствовать себя лучше. Я плотнее закуталась в плед, сильнее оттолкнулась ногой. Лёгкое покачивание убаюкивало. Сна по-прежнему не было ни в одном глазу, но я всё же сумела расслабиться.

Итак… Мои первоначальные планы наткнулись на глухую стену законов и традиций моей новой родины. И я не дура, чтобы громить стену. Разобью лоб, но никак не вековую кладку. А раз ни обойти, ни перелезть нельзя, то надо выдохнуть, смириться и пристроить к большой стене три собственных поменьше, добавить крышу – получится чудесный домик. Парень ведь не зря суд упомянул. Власть над судьбой дочери уравновешивается обязанностью эту самую судьбу обустроить наилучших образом. Тут, главное, правильно подать историю.

Что касается покровительства… Если я правильно поняла, речь не о том, чтобы затесаться в любовницы, а о том, чтобы показать себя как уникального специалиста по травмам. Самая смелая фантазия – стоящей за мной школой заинтересуется лично Царос. Мне поручат передать уникальные знания лекарям, а в награду, я, допустим, смогу попросить устроить мой брак в обход отца. Только вот Царос в столице, а я в провинциальной глуши.

Глава 12

Желание возмутиться беспардонностью было и пропало. Эмоции для меня сейчас непозволительная роскошь. Я хорошо запомнила, что парень сказал о моём отце – слизень. А кто может себе позволить столь свободно и безбоязненно оскорбить барона? Только тот, кто стоит выше. Намного выше. Заоблачно высоко. А стало быть, парень имеет право и приказывать, и требовать. Но для меня дело не только в иерархии.

Я взяла деньги за лечение. Как частный фельдшер, получивший за свои услуги щедрую оплату, я обязана явиться на зов клиента, даже если это будет каприз.

Но я почему-то не верю, что парень станет дёргать меня по пустякам.

Я отложила книги, поднялась из-за стола и последовала за телохранителем.

Когда мы дошли до моей спальни, до моей бывшей спальни, я окончательно взяла себя в руки:

– Доброе утро.

Я даже улыбнулась.

Парень хмуро осмотрел меня с головы до ног:

– Ён доложил, что вы ночевали на террасе. Из-за меня…

Неужели сожалеет, что доставил мне неудобства? Как по мне, не его вина, что дом в безобразном состоянии. Просто обстоятельства сложились не в мою пользу.

– Из-за вас? – переспросила я удивлённо. – А… Да, вы заставили меня многое осмыслить заново. Я вышла проветриться.

– И всю ночь проветривались?

– Сколько понадобилось, – ответила я ровно, но интонацией намекнула, что парень перегибает.

Он мог проигнорировать намёк, но не стал.

– Госпожа, я попросил вас прийти…

Попросил? Как мило.

А ещё я осознала, что при телохранителе мы перешли на «вы», а ведь так уютно «тыкали» друг другу.

– Чем могу быть полезна?

– Ён перехватил предназначавшийся мне меч. Я прошу вас осмотреть его рану.

Только сейчас?!

Да я бы всю деревню подняла, добилась бы дров, достаточного света. Какой идиот откладывает обработку ран на треть суток?!

– Господин…

Эй, ни за что не поверю, что телохранитель боится врачей. Что за протест.

– Ён, я сказал дать госпоже осмотреть твою рану.

Телохранитель зыркнул на меня неприязненно, но больше возражать не смел. Я жестом указала на окно, и мужчина подчинился. Стараясь не смотреть на меня, он поднял левую руку. Кисть скрывала грязная тряпица, которую я издали принимала за перчатку. Грязное. На рану. Начинаю понимать, почему простейшие царапины считаются смертельными.

Ён медленно, словно нарочно оттягивая момент, разматывал тряпку.

– Вот.

Тряпка пала на пол.

Я ругнулась. Тихо и непечтно. Ёжики святые…

А затем я подняла голову, посмотрела в глаза мужчине и без всякого стеснения рявкнула:

– Ты идиот! А ты чем думал? – напустилась я на парня. – Чудо, что промедление не стоило ему жизни!

Парень зло сверкнул глазами. Видать, к выговорам не привык. Но мне было всё равно. Меня несло. Когда во мне включается фельдшер, всё остальное отключается, потому что, оказывая первую помощь, врач должен быть сосредоточен на пациенте, и пусть все миры вселенной ждут.

– Я узнал только сегодня, – парень не только быстро успокоился, но и зачем-то решил объясниться.

Его реплику я отметила лишь краем сознания. Меня полностью занимал Ён. Точнее, его мизинец и безымянный палец на его левой руке. Не знаю, что он делал с мечом. Вряд ли я вообще смогу понять, настолько пальцы распухли.

Кожа посинела, приобрела фиолетовый оттенок, кое-где уже переходящий в чёрный. Я подушечкой пальца тронула фалангу мизинца. Послышался характерный хрустящий звук. А ещё от поражённых пальцев шёл гнилостный запах. Ошибиться с диагнозом просто невозможно – влажная гангрена.

– Даже группа сильнейших целителей не смогла бы справиться. Господин, я подвёл вас, я больше не достоин следовать за вами. Я лишь надеюсь, что смогу доставить вас домой до того, как умру.

Он попыталась забрать у меня руку!

– Идиот, – повторила я. – Стоять!

– Выполняй приказы госпожи, как мои, – поддержал меня парень.

– Госпожа… Вы можете мне помочь?!

– Твой господин вчера тоже утверждал, что обязательно помрёт. Смотри, живее всех живых.

Я подтащила к окну кресла, велела Ёну сесть.

И вызвала скальпель.

– Магия смерти?! – дёрнулся Ён.

Кажется, он собирался вскочить.

– Сидеть!

Глава 13

– Не болит, – зачарованно протянул он, глядя на повязку.

Уверена, что рана ноет, но в сравнении с тем, что было, конечно, не болит. Удивительно, как он вообще мог терпеть. Ён перевёл взгляд на меня, поднялся и низко поклонился:

– Благодарю вас, госпожа Дарс.

– Это было нетрудно, – хмыкнула я, потянулась убрать оставшиеся неиспользованными полоски ткани и нитки.

Ён невольно проследил за моим движением, и кроме ниток, естественно, увидел оставшийся после операции «биологический материал». Он перевёл взгляд на свою кисть, на тканевую «нашлёпку», слишком короткую, чтобы скрывать пальцы, снова на подоконник.

– Либо так, либо сгнить заживо, – пояснила я, прежде, чем он что-либо сказал.

– Госпожа отрезала мне пальцы?

По-моему, Ёна этот факт поразил настолько, что он даже не осознал, что лишился этих самых пальцев. Смотрел он на меня с каким-то священным ужасом. А потом его взгляд метнулся к господину.

Парень ещё и масла в огонь подлил:

– А мне вы внутренние органы случаем не удалили?

– Нет, но, если понадобится, я всегда к вашим услугам.

Парень кашлянул и развивать тему резко передумал.

Ён всё ещё осмыслял перемены. Первый шок, похоже, прошёл. Он снова смотрел то на руку, то на подоконник. Я вызвала скальпель и прицельно выплеснула концентрированную синеву. Стоило сделать это до того, как Ён проснулся.

Смерть в считанные секунды уничтожила органику, обратив в бурый прах с вкраплениями белых костных обломков. Я распахнула окно пошире, полотенцем вымела порошок на улицу и захлопнула створку.

– Госпожа, благодарю вас за спасение моего телохранителя, – одной этой фразой парень лишил Ёна права на какое бы то ни было возмущение. Ёну не оставалось ничего, кроме как смиренно повторить:

– Благодарю вас, госпожа.

– Могу я дать добрый совет?

Ён явно не горел желанием слушать, но за него снова решил парень:

– Разумеется, госпожа.

– Думай об этом иначе. Ты отделался малой ценой. Ещё бы немного, и мне бы пришлось отнять не пальцы, а кисть полностью.

Ён побледнел.

Я пожала плечами и обернулась к парню. Он так и не назовёт мне своё имя? Спрашивать принципиально не стану. Дождусь. Или не дождусь, что вероятнее.

– Господин, раз уж я здесь, раздевайтесь.

Перевязку никто не отменял.

Рана подживала на удивление хорошо, я быстро очистила «бинты», обработала кожу вдоль бордовой полосы. Шрам, наверное, останется.

Закончить я успела удачно, как раз к приходу Мрысьи.

Заслышав шаги, я выскочила в коридор. Девица к моему внезапному появлению отнеслась как всегда равнодушно. Она согнулась в поклоне с неспешной обстоятельностью, выпрямилась, поздоровалась и замерла в ожидании указаний. Я подтвердила вчерашнее распоряжение и отправила её на первый этаж за швабрами и тряпками – домывать будуар. Согласно угукнув, Мрысья отдала мне корзину и утопала вниз по лестнице.

Дождавшись, когда она отойдёт подальше, я вернулась в спальню, чуть больше половины принесённой снеди отгрузила мужчинам. Сколько времени голодал Ён, я не знаю, но в любом случае его организму нужны силы на восстановления. Как и организму его господина, кстати.

Нам с няней я приберегла молочную кашу, пару яиц и холодное мясо на хлебе. Важно есть досыта, а не переедать. И вообще, стоит задуматься о правильном питании.

– Мили? Ты снова сама не своя.

– Нянюшка, разве я могу быть прежней после всего, что на нас обрушилось? Нам с тобой нужно тщательно подготовиться к зиме. Не хочу ничего упустить.

– Ох, Мили… Ты слишком радуешься. Ты помогла раненому, он отблагодарил тебя деньгами, и это позволит нам продержаться некоторое время, но деньги однажды закончатся.

– Я понимаю. Но что нам делать?

– Если бы подаренной тебе суммы хватило пригласить жреца…

– Зачем? – не поняла я.

– В окрестностях нет храма. Жрец мог бы провести церемонию прославления небес во благо крестьян, живущих на землях барона. Увидев, в каком мы бедственном положении, и получив пожертвования, жрец, возможно, помог бы тебе. Например, пригласил в школу при храме. Мили, ты не любишь книги, но чтобы избежать голода…

– Нянюшка… Пригласим мы, но поможет он только мне? Даже обсуждать нечего. Я тебя не брошу.

– Мили…, – из глаз пожилой женщины потекли слёзы.

– А ещё мы обязательно позаботимся о твоём здоровьем, – пообещала я, обнимая.

Няня всхлипнула и окончательно разрыдалась. Я чувствовала себя странно. Обещаю от чистого сердца, и к пожилой женщине, вырастившей Милимаю, я отношусь с теплотой. Вот именно, с теплотой и сочувствием, к которым примешивается рациональное «я поклялась», отчего появляется кислый привкус обмана. Да, обмана, потому что я знаю, что любовь пожилой женщины предназначена не мне. Я невольно краду. И ответную любовь я лишь изображаю.