Невеста в чёрном саване

Пролог

***

Пир!

Празднование в честь свадьбы юной графини Лиатрис (с языка цветов — я попробую снова) и графа Дерека. Забыты обиды прошлого, старшими графами принято решение объединить семьи и территории, стереть границы, дать молодым все, что только те пожелают. Гости улыбаются, смеются, поздравляют молодых. Желают счастья и любви, долголетия и здорового потомства. Как и всегда. Девушка от этих слова смущается, заливаются румянцем щеки, но улыбается и благодарит, заворожено смотря на жениха.

Красив молодой граф Дерек. Не отнять. Волосы его — расплавленное золото, лежат локон к локону, глаза — не ограненный янтарь в обрамлении пушистых ресниц, а улыбка — жемчуг морского дна. Граф учтив, галантен и вежлив. Лиатрис скромна и тиха. Но не в красоте не уступает. Волосы ее — горький шоколад, спускающиеся волной по спине, плечам, глаза — омуты далекого моря, синие-синие. Стан — лебединый. Он — день, она — ночь.

— Тост! — сказал барон соседнего государства, поднимая хрустальный фужер. Он был навеселе, язык его заплетался, а щеки и кончики ушей от выпитого были пунцовыми. Привлекая внимания к себе, он повторил: — Тост! — уже громче. Тогда на него обратили внимания. Все, в том числе и молодая пара. — За молодых! — и опустошает фужер двумя глотками.

Его примеру последовали все, в том числе и молодожены. Отпивали глоток за глотком и опустошали фужеры. Улыбка, очередные слова в адрес молодых, поздравления и пожелания, как один за другим, заходясь в истошном кашле, хватаясь за горло, желая унять жжение в глотке, падали замертво. С открытыми глазами, кровавыми слезами и удивлением. Почти все.

— Наконец-то этот фарс закончился! — тяжело и протяжно выдает юный граф, — надоела, — кривится юноша, отбрасывая от себя тело еще не остывшей жены. Смотрит на нее как на мошку, никчемную и слабую. — Что с остальными? — спрашивает отца о судьбе гостей, пришедших на пир, — скандал будет!

— Пф, — отмахнулся старший граф, приказывая отправить тела почивших на забытый старый курган. Там их искать никто не будет. А если вдруг найдут, то будет поздно.

Слуги, послушно следующие приказу, забирают мертвых из-за стола, укладывая их в общую повозку. Везут к кладбищу. Медленно, не спеша. Вздрагивают и боятся поднять взгляд, ведь сегодня ночь кровавой луны. Ночь, когда на небе не горит ни единой звезды, а сама богиня Крови смотрит на смертных, стягивая алые нити на душах грешников.

Говорят, в такую ночь, если осмелиться и посмотреть на алую Госпожу, не отводить взгляда хотя бы несколько секунд, то она одарит тебя своим вниманием. Коснется дланью и наградит. Но никто, будь то простые смертные или долгожители, не решались проверить легенду, взгляда на алую луну в ночь крови не поднимали. Боялись проклятого дара, которым наградит скверная нравом богиня.

— Госпожа! — хрипит дева, жизнь которой утекает как песок в часах, — вы прекрасны! — говорит юная графиня, смотря на алую луну сквозь туманную пелену предсмертных мгновений. — Если бы у меня был выбор, то я… — но договорить не смогла. Сердце ее остановилась, глаза стекленели, а дыхание замерло.

— … служила бы мне верой и правдой! — Сказала, гуляющая по забытому кургану женщина, не уступающая по красоте серебряной сестре. — Так служи, Лиатрис! — восклицает алая госпожа с улыбкой, касаясь кончиками пальцев темных волос, тонких бровей и овала лица, делясь с девушкой толикой своих сил. Преображая, делая неузнаваемой для убийц.

Будет ли она мстить за гибель личную и родных, Алая Луна не знала. Все зависит от сердца девушки, вновь забившегося. От души, богине принадлежащей. На этой мысли Кровавая покинула кладбище, а глаза Лиатрис, ставшие алыми, распахнулись, легкие сделали вдох и выдох. Моргая и не понимая, что происходит, юная графиня поднялась. Осмотрелась по сторонам, но ничего кроме тел и надгробий не увидела.

— Что со мной? Как я выжила? — задалась она вопросом, пока не подняла руки к лицу, а взор к небу.

В беззвездном небе, в черной синеве, сияла Кровавая Луна. Она шептала, окутывала, протягивая незримые руки. Касалась плеча, ниспадающих волос, нежных губ. Облачала в одеяние, черное, траурное, покрывая голову шелком кружевной вуали. Смотря на себя, на белую кожу, черные волосы и ноготки, багряную радужку глаз, графиня поняла, кем стала. Кто ее возродил, даровав шанс на еще одну жизнь.

— Вы не пожалеете, Госпожа! — произнесла Лиатрис, прикасаясь рукой к бьющемуся сердцу, склоняя голову. — Я — Лиатрис Охрэ, демон алой луны, буду служить верой и правдой! Следовать вашим заветам! Клянусь! — произнесла графиня, уходя вперед. Путь ее продолжится, но теперь его будет освещать Алая Луна. А месть?

— Не в этой жизни! — сказала графиня, смотря на мертвого отца и его друзей, покидая погост и графство, ставшее ей чужим. Ее здесь больше ничего и никто не держит. Ограничения, навязанные титулом и семейным наследием более над ней не властно, а значит: — я могу пойти куда захочу! — улыбаясь, произнесла Лиатрис, любуясь пейзажами в оттенках своей Повелительницы.

1 глава «Просьба»

Дева Смерть. Эхтриса Охаё

***

Лиатрис

Несколько лет спустя…

— Имя, раса, возраст, причина визита в город? — спросил меня суровый стражник, стоящий на посту досмотра в город. Не поднимая взгляд, с силой поджимая губы, сжимая перо, он хмурил густые седые брови.

— Лиатрис Охрэ, человек, 25 лет. Проездом, — ответила стражнику с широкой, обворожительной улыбкой, опуская перед ним три серебряные монетки пока напарник не видит.

Тот, хмыкнув, быстро забрав плату, выписал мне разрешение. И даже подсказал, где можно вкусно покушать и переночевать, не подцепив клещей и вшей. За это положила ему в карман еще пару монет. Забрав пропуск, пошла по указанному адресу. Сквозь разнообразную толпу, мимо ярких вывесок и витрин. К трактиру, где по словам стражника, можно поесть и отдохнуть с дороги.

— Человек! Ха-ха-ха! Три раза! — сказала с улыбкой, держа в руках кусок пергамента, читая его в очередной раз.

Я была им много лет назад. В своей прошлой жизни. А теперь я демон, идущий путем Алой Луны. Странствую по миру, городам, королевствам, странам, континентам. Была за морями, за драконьими горами. Даже в бескрайних песчаных просторах, где правят падишахи и султаны. Не задерживаясь надолго, не оседая, продолжаю свой путь. Знакомлюсь с традициями людей и нелюдей. Постигаю новые аспекты магии. Учу языки и просто живу.

У меня нет дома, родных краев, близких друзей, но есть клятва Алой Госпоже, живущая в сердце. Красная нить, оплетающая запястье правой руки, тому подтверждение. Это знак, что она рядом, а я ей верна. Как и черный саван, покрывающий мою голову в беззвездную ночь.

— Госпожа, госпожа, — дергает меня за рукав плаща маленькая девочка, ища внимания и помощи, — госпожа, помогите! — просит малышка, смотря огромными изумрудными глазами в обрамлении светлых ресниц. Сама она босячка, в зашитой много раз одежде, голодная и немытая. Но упрямая. — Помогите!

— Чем? — спрашиваю ее, отцепляя пальцы от края плаща.

Вместо ответа она берет меня за руку и ведет куда-то вперед. Не сопротивляюсь. Ступаю следом. Одновременно с этим смотрю магическим зрением на ее душу и сердце. Они чисты и невинны. Никакого злого умысла, только обеспокоенность и тревожность за того, кому нужна помощь. Пройдя несколько кварталов, уйдя в глубь, подальше от глаз горожан, пришли к месту ее жительства. Об этом говорили витающие запахи сырости и плесени.

— Вот, — показывает девочка на лежащую и умирающую женщину, иссохшую и посеревшую от голода, — ей нужна помощь!

Подойдя к женщине, опустившись к ней, коснулась ладонью лба, погружаясь в узор смертного создания. Разум уже был далеко, в небесных чертогах. Туда же готовилась уйти и душа. Нити жизни, связывающие ее с бренным и угасающим телом, истончались и рвались. А значит, она скоро умрет. Я, как демон алой луны, мастер нитей бытия, это видела. Чувствовала. Могла к нитям прикоснуться, считать информацию и увидеть будущую кончину.

— Я не могу, — и показала на алую нить на своей ладони, — она умирает. Ее ничто в этом мире не держит. Отпусти ее, — сказала девочке, — это облегчит страдания и подарит успокоение душе.

Хотела покинуть это место, как девочка вновь вцепилась в рукав, запротестовала. Мне пришлось повторить слова о том, что я бессильна. Что даже боги небес не спасут ее. Никто не спасет. Только Смерть, забрав с собой. И она явилась, принося замогильный холод и ауру загробного мира. Все такая же, какой я ее видела последний раз. В белоснежном балахоне с глубоким капюшоном, скрывающим ее лик и взгляд. С распущенными светлыми волосами. В руках, как и всегда — стальная коса.

— Лиатрис, давно не виделись, — голос ее не выражает эмоций, как и взгляд, пусть и скрытый за кружевной повязкой. Так проще общаться с душами покойных. Они не видят твоих глаз, не слышат печали в голосе. — Что ты здесь делаешь?

— Давно, Эхта, — поздоровалась со смертью. — Уговариваю эту юную мисс, — показываю на девочку, все еще сжимающую край моего плаща, — отпустить душу ее почти почтившей матери. Облегчить страдания и терзания.

— Как великодушно с твоей стороны, — в ее словах, даже несмотря на то, что в голосе нет ни капли эмоций, слышалась ирония.

Ничего ей не ответив, забрав ткань, пошла прочь. Не мое это дело. Души, переход из мира в мир — это вотчина Эхты. Я же всего лишь путешественница, бродящая по земле, идущая туда, куда укажет Госпожа. Ее тропа ведет меня вперед. Дальше. В следующий город, в соседнее королевство, где правит король Нирей с королевой Виолеттой. Но позже, после того, как отдохну и поем. Ведь, несмотря на то, что я демон, пища смертных мне необходима. И не потому, что так требует организм и без нее я умру от голода. Нет. Чтобы не забывать вкус, не терять ощущения и человечность, которую я до сих пор храню в сердце и душе.

— Что желаете, госпожа? — спрашивает подавальщица, облаченная в форму таверны, в черное платье выше колен, с широким лифом и корсетом, утягивающим талию, подчеркивающем наливную грудь. Для красоты, и никак иначе, поверх платья повязан кружевной передник. Волосы ее распущены, а ноги оголены. — У нас все вкусное, — сказала девушка, растягивая губы в приветливой улыбке. — Может, и комнату снимете?

2 глава «Пленник»

Плутонис. Младший собрат Лиатрисы.

***

Полумрак, тишина и ничего не видно.

Слышен только едва различимый лязг стальных цепей, ограничивающих движения, да возмущенное шипение от приносимой ими боли. Он попался. Глупо и банально. Как ребенка обманули, заманили и на цепь посадили. Словно собаку. Навесили блокираторов и запретов. Забрали возможность общаться с Алой Госпожой. Видеть чужие желания, воплощать их.

— Гадство, — ругался пленник, в очередной раз получая отдачу от стального наруча на запястье. Попытки воззвать к Госпоже, скинуть личину человека, вернуть облик демона, принесли ему только боль, пронзающую каждую клеточку тела. — Ш-ш-ш, — шипел он от горящей и покрывающейся кровавыми пузырями кожи и кипящей крови, врывающейся в его мозг брызгами и вспышками. — Зараза, — произнес мальчик, смотря на свою руку, окрашенную в багровый. — Рана открылась, — старая, исцеленная Алой Луной в процессе перерождения.

Коснувшись лица, дотронувшись до пустой глазницы, почувствовал влагу, пахнущую раскаленным железом. Капли крови текли по лицу, закрывая правую половину. И останавливаться она не собиралась. Все текла и капала на пол крупными каплями. От картин прошлого, представших перед ним, мальчик обессилено рухнул на пол. В лужу собственной крови. Если так пойдет и дальше, то он умрет. Но в этот раз Госпожа не подарит шанс на новую жизнь. Сегодня нет на небосводе ее алого лика.

— Было честью, служить вам, Алая Госпожа, — говорит мальчик, касаясь рукой груди, там, где пока что бьётся сердце. — Плутонис покидает вас, Багряная! — и закрывая глаз, уже прощаясь с этим миром, слышит голос:

— Рано, Онис!

Голос! Этот знакомый голос!

Плутонису казалось, он его уже слышал. Давно, лет тридцать назад. А может, дольше. Его хозяйка, как и всегда прекрасна, словно сама госпожа сошла с небес и предстала перед ним. Алым светом в черноте камеры горят ее глаза, будто госпожа на беззвездном небосводе. Спускаются по груди, плечам длинные черные волосы, покрытые шелковой вуалью. Оттесняет тьму бледная кожа. Облечена она, как и всегда, в черное свободное платье в пол, с длинными, широкими рукавами, отделанными кружевом.

— Трис…

Измучено произнес имя демоницы мальчик, пытающийся подняться, хотя бы сесть, но бесполезно. Руки слабы, его не слушались, как и тело. Все так, как и сказала Смерть, он уже на пределе своих возможностей. Держится только на гордости, но жизнь его из-за блокираторов и ограничений все же покидает. Об этом горят старые раны, дающие о себе знать. И началось с самой страшной — потери глаза.

— Ты пришла меня отпустить? — спрашивает мальчик, смотря на демоницу черным провалом, где когда-то сиял синевой глаз.

— Освободить, глупый, — сказала девушка, растворяясь алыми нитями, проникая в камеру. — Если уйдешь к предкам, Госпожа будет расстроена! — произнесла она, подходя к ребенку, хоть Плутонис им и не является.

— Блокираторы, не прикасайся, — предупредил мальчик.

— Ангелы? — спросила Лиатрис, смотря на стальной браслет и надписи на нем.

Язык ей хорошо знаком, как и магические руны, которыми крылатые пользуются. На нем она свободно разговаривала, читала и писала. Но нужно было убедиться. Мальчик не ответил, только обессилено кивнул, подтверждая, что хозяевами этого дома являются белокрылые.

— Сколько? — спросила девушка, зная, что он поймет, о чем идет речь.

От ответа на этого вопрос зависели ее дальнейшие действия. Если крыльев у живущих здесь ангелов залов хотя бы два, белых, на край серебряных, то она навестит послушников Солнечного божества уже сейчас, с Плутонисом на руках. Если больше четырех, серебряного уровня, то чуть позже. Когда мальчик будет в безопасности, и его жизни ничего не будет угрожать. Демон, измучено посмотрев на спасительницу, показал четыре пальца, а потом все-таки потерял сознание.

— Хм, — нахмурилась Лиатрис, смотря на серебристую ангельскую печать, окружающую и сдерживающую демоническую суть Плутониса.

Избавится от нее, ей не составило труда. Росчерк когтем по ее структуре и она рассыпалась серебристой дымкой. Подцепив багряной нитью стальной наруч на запястье парнишки, легким движением руки, она избавила пленного от цепей. Несколько мгновений, и он был полностью свободен. Но сам бы, увы, он не справился. Потух бы душой и рассыпался тленом.

Подхватив мальчика на руки, держа аккуратно, не тревожа открывшиеся раны, Лиатрис шла прочь. По коридору, через тень. Демоница покинула ангельское поместье не раскрыв своего присутствия, не потревожив ни единое защитное и охранное плетение. Все также, через тень, оказалась в ближайшем к поместью трактире. Мановением руки, сплетая алые нити в привычный узор, накинула на себя личину юной графини, которой всегда пользовалась.

— Комнату, чистых бинтов, полотенце, теплой воды и восстанавливающий кровь порошок! — потребовала девушка, держа ребенка на руках, оставляя на деревянной столешнице золотую монету.

Распорядитель, пару раз моргнув глазами, испуганно смотря на мальчишку, лицо которого было испачкано в крови, как и кончики пальцев, кивнул. Протянув ключи, показав куда идти, сказал, что через пять минут все будет доставлено. Девушка, сухо кивнув и поблагодарив, пошла в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, к комнатам.

3 глава «Рука, сплетающая душу»

Отступление…

Несколько часов назад…

Ночь. Новая луна.

Звезды сверкают серебряными точками. Поместье и все его жители давно видят сны. Даже те, кто несет караул и отвечает за безопасность периметра, надежность и неприступность стен. Стража, найдя уголок, где можно прикорнуть, опереться на стену или ствол дерева, спала и не видела, как под покровом ночи, неспешно и размеренно шла небесной красоты девушка.

Глаза ее горели алым, черные волосы, подхватываемые ветром, развивались, и казалось, будто бы они сливались с темнотой ночи. Как и ее одеяние. Свободного кроя платье с широкими рукавами и длинным подолом. Не колыхался от потоков ночного ветра только черная шелковая вуаль, покрывающая ее голову.

Дева, проходя мимо младших ангелов, обычных однокрылых стражей белого ранга, не тревожила их сон. Ей они и их души и грехи не интересны. Только тот, кто спит в своем поместье, на мягких перинах, под пуховым одеялом. С него она спросит. И за похищение ее сородича, и за пытки, которые тот перенес, и за почти состоявшуюся смерть.

Алая Госпожа чуть не потеряла своего последователя. Того, в ком нуждалась, в кого верила. А всему виной мерзкие наклонности ангела серебряного ранга, возомнившего себя вершителем судеб. У него всего четыре крыла, он из себя ничего не представляет. Но вот привилегии, которые на него возложили, дают массу возможностей и способов доставить кучу неудобств.

— Ненадолго, — улыбалась уголками губ девушка, ступая по сонному коридору.

Еще немного и жизнь ангела оборвется. В мягкой постели, на шелковых простынях, под взор новой луны и серебряных звезд. Но перед этим он вкусит боль, познает страдания. А желание уйти к праотцам станет избавлением. Так же, как и мальчик, некоторое время назад.

Волей алых нитей, душа ангела раскроется и покажет все совершенные им деяния, с самого незначительного до тяготящего душу и сердце. Покаявшись в них, он уйдет в мир иной, прощённый и освобожденный от мук совети. А если нет, то идущая путем алых нитей подарит ему незабываемые муки, вывернув сознание и душу наизнанку.

— Покажи их, — сказала дева алой луны, стоя у кровати пока что спящего ангела.

«Рука, сплетающая душу!» — произнесла демоница, и на ее руках, на кончиках пальцев, переливаясь алыми искрами, растянулись нити бытия. Те самые, соединяющие душу и тело существа. С их помощью Лиатрис проникнет в разум, захватит сознание и заглянет в душу. Увидит все, что совершил ангел за свои столетия. Увидит и он, но сперва сочтет это за кошмар.

— Кто ты? — испуганно вздрогнул ангел, слыша только ее голос, словно хрустальный ручей, бьющийся о скалистые тропы. Не видя ничего, кроме зеркальных осколков, показывающих ему его же прошлое, он повторял свой вопрос раз за разом, но не получая ответ. Пытался убежать, проснуться, только осколки его преследовали, показывали кусочки жизни. Как недавние, так и далекие.

— Покайся! — снова произнесла дева алой луны.

— В чем? Я — ангел! Праведник небесный! — смеялся серебрянокрылый.

— Твоя воля! — сказал Лиатрис, всего лишь одним движением руки стягивая алые нити на руках, ногах и шее, давая понять, в каком он находится положении и кто перед ним.

Марионетка, вот кто он сейчас. В руках Лиатрис, под ее контролем. Одно ее желание, мановение руки и наступит боль. Как на метальном уровне, так и на физическом. Но пока что она этого не делает. Как того требует луной указанный путь, сначала показывает всё им за годы жизни содеянное, предлагая последний шанс.

— Демон! Не тебе мне о праведности говорить! — зло процедил ангел.

Лиатрис, понимая, что ангел в грехах каяться не будет, тяжко выдохнув, сказала, что это его выбор. А она предлагала. Еще раз послав демоницу в бездну, к ее госпоже, ангел заливисто рассмеялся. Но недолго. Нити на его шее сжались, до хрипа, хруста костей и треска кожи. Он хотел призвать серебряный клинок, пронзить им тело демоницы, но руки, как и шею стягивали нити, не давая возможность двинуться. Как на ментальном уровне, так и в реальном мире.

— Узри! — сказала она и обрушила на него волну боли ее сородича, десятикратно ее усиливая.

Все, что перенес Плутонис, находясь под блоками, все его открывающиеся раны и старые, и новые, она перенесла на ангела. Магическое мастерство «Марионетка», дарованное ей при рождении и оставшееся при перерождении, никогда не подводит. А усиленное Дланью Госпожи, играет новыми красками и возможностями.

— Тварь! — рычит ангел, по лицу которого текут кровавые слезы. С ними же вытекают и глаза, падая к его ногам. — Достану! — угрожает, но смешно при этом выглядит.

— С переломанными руками и ногами не выйдет! — смеется Лиатрис, оставляя разум ангела, покидая его ментальное и духовное пространство.

Тело его в реальности, словно не тронутое. Будто он спит. Умиротворенный. Но вот в сосредоточении разума, его душа бьется в конвульсиях, заходится истошным воплем. Только порвать нити и скинуть подчинение у него не выйдет. Как и у тех, кто подле него. В поместье, в данный момент нет способных разрушить ее чары. «Рука, сплетающая душу» — это мастерство золотого ранга шестикрылых ангелов.

— Плутонис отмщен, Госпожа! — сказала демоница, оставляя после себя только алые следы, которые с рассветом растают, как туман.

4 глава «Долг»

Лиатрис

Мы с Плутонисом разошлись в следующем городе. Попрощавшись со мной, демон пообещал не попадать больше в ангельскую ловушку, ведь не факт, что я успею его спасти в следующий раз. Улыбнувшись и махнув друг другу на прощание, пошли своей дорогой. Туда, куда вели меня алые нити, а его алая дымка. Шепот Луны, сопровождающий меня постоянно, просил навестить небольшой, ничем не выдающийся городок. Тот, в котором мы с ней встретились в первый раз.

Сердце, от пейзажей, от окрестностей города, от когда-то родных мест уже давно не трепетало. Разум не являл воспоминания из детства, взросления и той самой ночи. Мне было все равно. Я просто шла туда, куда велит Госпожа. К тем, кто забыл о чести гордости древнего рода, кто нарушил данное ей когда-то слово.

«Укажи путь!» — шептал незримый голос, расстилая передо мной алым окутанную тропу.

— Эхта, я тебя чувствую, — сказала Смерти, стоя в очереди у главных ворот, — яви свой лик и скажи, чью нить мне рвать вместо тебя, — но Смерть так и не появилась, зато, дуновением загробного дыхания, она оставила на моей левой ладони знак, который приведет к той или тому, о ком она говорила. — Ладно, поиграем по твоим правилам, — сказала я, смотря на белым светом горящий череп, означающий просьбу Смерти.

Сжав ладонь, сделав шаг вперед, назвала имя, расу, возраст и цель визита. Как и всегда представилась человеком, назвала имя и сказала, что проездом. А сама, зная, где можно отдохнуть и перекусить, шла вперед. По знакомым улицам, дорогам. Улыбка, едва тронувшая губы, была до самого трактира «Ветерок». Обычный, небольшой. Но двухэтажный.

Подавальщицы почти все как на подбор. Дамы среднего возраста, в теле, грозные. В глухих, застегнутых на все пуговицы платьях в пол, с серым фартуком поверх. Волосы их затянуты в тугой пучок. Вид их грозен, как и нрав. К такой не подкатишь с интимным предложением. Махом подносом огреет, а то и за шкирку вон выставит, покрыв вдогонку портовым наречием. Но при этом учтивость и вежливость никто не отменял. Как и приветливость к посетителям.

— Чего желаешь, милая? — спрашивает женщина, перекинув мокрое полотенце через плечо. Взяв блокнот и карандаш, уточняет: — обед, али комнату?

— Обед, да дальше пойду! — сказала я, опускаясь на стул, не глядя на то, в каком он состоянии. На вопрос что буду, суп-пюре или холодный свекольник, ответила: — свекольник, к нему два куска ржаного хлеба и кружку холодного кваса, — заказала и оставила на столе серебряную монету, добавляя просьбу сверху: — и с собой литровую бутыль, ломоть сыра.

— Одобряю! — сказала подавальщица, уходя на кухню.

А я, ожидая обед, думала над тем, как быть дальше. В этом городе и его пригороде у меня два дела — разговор с графом этих земель и проводы души, нуждающейся в упокоении. А вот дальше…

Госпожа показывает путь в город, где сосредоточена магическая мощь королевства Фиорн. Большой город. Там, на каждом шагу серебрянокрылые и золотокрылые ангельские рыцари. Отряды стражей и гильдии наемников. А еще академии. Король Нирей гордится выпускниками магических и военных академий. Благоволит ректорам и профессорам, не отказывает им в просьбах и прошениях. И все во благо королевства, его будущего.

Судя по шепоту богини, мне предстоит стать на какое-то время частью академии магии. Притвориться простым смертным магом не составит труда, алые нити бытия и мастерство кукольника мне в этом помогут. Профессора и ученики вряд ли что-то заподозрят, а вот ректор… Глава академии магии – чернокрылый ангел. Такой ангел сильнее и опаснее шестикрылых ангелов золотого ранга и даже ордена рыцарей золотого крыла, трех десятков послушников разом.

У чернокрылого одна пара крыльев, но она отмечена волей самого Создателя сущего. Ангелы с черными крыльями редкость. Получить чернокрылый ранг можно только умерев и взлетев к небесам снова. Не каждый шестикрылый золотого ранга осмелится пройти повторное перерождение. Ведь вероятность летального исхода 97%.

Именно по этой причине я опасаюсь ступать туда. Справиться с ним у меня не получится, он сильнее, а вот сбежать… Но о планах побега и отступлениях я буду думать уже после того, как пополню или профессорский или студенческий состав академии. Пока что у меня долг перед Смертью и обязанности перед Госпожой.

— Вот, милая, — говорит подавальщица, ставя передо мной и обед, и корзинку с заказом на вынос. — Может, еще чего? Или рассказать о чем? Ты же проездом. Поди путешествуешь, байки и истории собираешь, — предположила женщина.

— Не собираю, но не отказалась бы послушать о местном графе, его деяниях. Может, странности какие-нибудь за ним и его домашними водятся? — спрашиваю, так как чаще всего властью наделенные чаще всего не замечают, а вот простой люд, обращающий внимания на многое, слухи-то и распускает. Именно эти слухи и сплетни мне сейчас не помешали бы.

Подавальщица задумалась, но ничего странного не припомнила. Хотела рассказать об отборе невест, что графскому отпрыску устраивались с легкой руки его отца, так я отмахнулась от этого, так как не интересно. А невест жаль. У де’Бланжа дурная в этом плане репутация, точнее у прадеда, все еще коптящего небеса. Видеться, как с ним, так и с его родней мне не хотелось, но такова воля Госпожи. Ее воля — моя жизнь.

— Скажи, а род Охрэ, о нем еще помнят? — спросила женщину, опуская взгляд, улыбаясь кончиками губ.

— Помнят, — тепло от этих слов окутало сердце, — хорошими словами. Даже за могилой их ухаживают, — поблагодарив за ответ, за подаренную надежду и тепло, съев свекольник, забрав квас и сыр, покинула трактир. Мне нужно идти дальше.

5 глава «Маятник качнется...»

Лиатрис

Чтобы не привлекать к себе внимания раньше времени, а пройтись спокойно по поместью, скрыла свое присутствие. Слившись с потоками, шла тенями, заброшенным и забытым коридором, к личным кабинетам родителей, которые, милостью графов де’Бланж так и остались не тронутыми. Документов и бумаг, над которым работал отец, там нет, уже давно, а вот мамины артефакты…

— Мама, папа, — прошептала я с теплой улыбкой, смотря на их портрет, расположенный напротив спальни.

На меня, словно живые, смотрели их нарисованные лики. В полный рост. Открыв дверь в спальню, стояла на пороге, не решаясь зайти. Касалась рукой дверного косяка, смотрела на заправленную постель и шелковый балдахин, ее скрывающий. Но я пришла не за тем, чтобы любоваться и ностальгировать. Мне нужны мамины магические артефакты. Закрыв глаза, прислушивалась к эманациям проводника и накопителя. Проводник — маятник в виде кристалла на цепочке, а накопитель — это широкий браслет с инкрустированным кристаллом.

Браслет откликнулся сразу, а вот маятник нет. Какое-то время он сопротивлялся, так как мое магическое направление ему не подходило. Нити — ими я могу не только читать душу, видеть деяния смертного и долгоживущего, но и сражаться, в них облачаться, и с их же помощью что-то или кого-то искать. И только тогда, когда я показала это артефакту, он отозвался, соглашаясь на договор. Камни из изумрудных, отмеченных маминой магией, окрасились в алый, становясь рубинами.

И почему-то в разуме всплыли воспоминания, как выглядела мама, когда работала и по чьей-то просьбе что-то искала. Правая с браслетом рука у солнечного сплетения, у сосредоточения сил, камень переливается всеми оттенками изумрудного, а левая, запястье которой оплетает цепь с кристаллом, вытянута вперед. Маятник, ведомый ее магией и даром, указывает путь. Она читает заклинания поиска, магическими нитями сплетает узор сложной формулы.

— На какое-то время я пойду твоим путем, — сказала маме, касаясь кончиками пальцев грани алого кристалла. Сейчас маятник, как и тяжелый браслет, был частью моего образа, цеплялся за корсет тонкой цепью, свисая вниз, прячась в складках длинной юбки. Так на первый взгляд и не скажешь, что это древние артефакты. Но им уже больше трех тысяч лет. Они передавались из поколения в поколение в семье моей мамы.

Старый род о’Ньен, из которого вышла мама, став частью семьи Охрэ, славился своими магами-поисковиками. Жили они скромно, за территории не сражались. За благосклонность королей соседям глотки не грызли. Заговоры и интриги не плели. О’Ньен — маркизы, младшие дворяне в чине. Выше не прыгали. Как шутила мама — «Было неинтересно». Им по душе поиски, приключения, саморазвитие. Как и мне, их потомку.

— Кто вы? — раздался за спиной голос несостоявшегося мужа, нарушившего тишину и поток моих мыслей.

Он, как наделенный магией человек, в роду которого три поколения назад были серебрянокрылые ангелы, отмечен долголетием. Люди, не владеющие магией, могут прожить три, три с половиной столетия, тогда как те, в ком есть дар — семь, девять веков. Если же три, четыре поколения назад ангел или демон стал частью семьи или рода, то жизнь потомков продлевается еще на пять столетий. Как в случае с Дереком.

Он хоть и давно не юноша, который покорил, а позже разбил мое сердце, но все еще хорош собой. Волосы его — расплавленное золото, чуть тронуты сединой. Глаза по-прежнему горят янтарем. Улыбка жемчужная, а голос завораживающий. Только лик его отмечен прожитыми годами. Вокруг глаз, в уголках губ залегли морщинки, а руки потеряли силу и способность держать меч. Это видно по дрожи, пока что лёгкой, но все чаще бьющей и скручивающей суставы и мышцы.

Что же до его вопроса, то…

— Давно не виделись, Дерек, — улыбнувшись, сверкнув алой радужкой, показалась из тени, но не в демоническом облике, а в человеческом.

На мне черная блузка с кружевным воротником, воротник-стойку перетягивает алая лента. Юбка длинная в пол, утянута широким поясом-корсетом. На ногах бархатные тапочки. Волосы наполовину распущены, спадают по плечам, груди и спине, вторая половина затянута в пучок такой же алой лентой, как и ворот. На руке же, на запястье, браслет-накопитель.

— Лиа… трис… — замирает в страхе Дерек, — зачем? — задается он вопросом, делая несколько шагов назад.

— Убедиться, — сказала графу, медленно к нему приближаясь, — что ты помнишь данное мне обещание; Что мой род не забыт; Что имя и семья моя, память о них, не осквернены вашими грязными языками!

На этих словах я скривилась, так как помнила, какие слухи стали распускать де’Бланжи о моей семье, как только захватили наши земли и присвоили поместье. Сердце мое тогда била боль, отчаяние. Разум разрывало, а душу окутывало пламенем. И я не выдержала. В одну из ночей, под покровом ночи, с благословения Алой Госпожи, я явилась к ним, к Дереку и его отцу, чтобы указать праведный путь. Предупредила, что если они не опровергнут сказанное, то умрут в страшных муках. В доказательство коснулась нитей их души, показав тем самым серьезность слов.

— Убедилась? — процедил сквозь зубы Дерек, делая от меня еще несколько шагов назад, сталкиваясь со стеной.

— Вполне, — сказала графу, подходя ближе, показывая ему одну из нитей. Алую, но чуть переливающуюся серебром. Как раз из-за ангела в его роду, — поэтому могу спокойно покинуть и поместье, и город, — он хотел с облегчением выдохнуть, как я добавила: — но чуть позже. Воспользуюсь гостеприимством этого дома еще ненадолго.