Нейден: Немой Крик

Часть 1. Глава 1

Тьма в нашей будке осязаема, подобно шламу из тех труб, за которыми мы следим каждую ночь. Жжение в запястье оповестило – подъем на смену, но я уже не сплю. Снова письмо. Снова предупреждение. Запах пыли сменился на протухшую кислоту. Держа в руках шершавый пергамент, я снял холодную печать Архивариата и прочел про себя:

"Крессу Нейдену и Игнис Нейден. Каста Нейден (Смотрители Труб, Сектор G5-G7) имеет критический дефицит репродуктивных единиц. В соответствии с Кодексом Поддержания Функциональных Каст (Статья "Выживание Линии", Раздел 7), вам предписывается в течение 12 циклов (год) инициировать процедуру воспроизводства. Добровольный выбор партнера разрешен из утвержденного списка (Приложение 1). По истечении срока, Архивариат назначит совместимых партнеров принудительно. Неисполнение влечет пересмотр пайкового статуса и применение Статьи "Саботаж Производства Человеческого Ресурса". Подпись: Архивариус Векс, Циркл III.

Приложение 1: список совместимых кандидаток. №1: Лора "Гнилой Зуб", 22 года, мутация: челюсть требует ручной кормежки. №2: Дарси "Слепая", 17 лет, генетический дефект: отсутствие глазных яблок..."

Дарси «Слепая». Семнадцать лет. Как Нисе три года назад... Я сжал письмо, не дочитав. Перед глазами белесо вспыхнуло, злость забурлила в венах. Рядом, на вдавленном матрасе и груде тряпья, шевельнулась Игнис.

— Опять? — ее голос был хриплым ото сна, только глаза уже внимательно изучали мое лицо.

— Спи, еще есть время, — отвернувшись, буркнул я, не желая расстраивать. Ниса взметнулась ко мне с растрепанными волосами, вырывая из рук рваный пергамент.

— Уже двенадцать циклов, — прошипела она и стала зеркалом тех чувств, что горели во мне. Ненависть. — При отказе принудительное размещение в Репродуктивном Блоке 4-ого Циркла...

Подобно мне она комкает письмо и тут же швыряет в стену. Опирается на шатающийся стол в середине будки. Сердце забилось быстрее, легкие стянуло. Я перестаю наблюдать и слушать, в голове стучит – «двенадцать циклов». Если не прогнут меня, то доберутся до нее. Хотят размножать как скот. Система. А мы – винтики в механизме. Не люди. Мысли отражались в действиях, ярость просачивалась сквозь пальцы. Быстро, с хлопком надев робу, я взял отцовский скребок. Сегодня его вес – вес греха. А почему – не знаю. Закрывая за собой дверь, я торопился на смену.

Ночь в Пятом Циркле пахла ржавчиной и гнилью, в прочем, не только ночь. Я шел к своим трубам G7 сквозь яркий жилой сектор, скребок вяло болтался на поясе. Впереди, у старой вагонетки, толпились силуэты людей.

Сваты.

Надзиратель в потрепанном мундире тыкал палкой в спину горбатой девушке. Лицо у нее перекошено не только шрамами – результатом выброса шлама, но и отвращением. И грустью. Отец уже подписывал свиток пергамента дрожащей рукой.

— Нейден! — оскалился надзиратель, увидев меня. От скрипучего голоса позвонки под затылком вспыхнули, от прищуренных, черных глаз язык прилип к небу. — Пора мне навестить твою сестричку?

Я стиснул зубы. «Сожри шлам, ублюдок.»

Но вслух не сказал ничего, проглатывая злость и горькую слюну. Я отвернулся, а взгляд остался в мыслях, только пятки вдавливались в лужи с громким хлюпом – отвращение без слов. Через несколько шагов и луж послышался гул. Поворот и он не исчез, панели не стали преградой. Чем ближе подходил к разветвлению труб, тем громче гудело. По ушам и костям прокатывался звук, которого быть не должно. Это неправильно. В ночные часы труба должна быть тихой.

Желая сделать шаг, чтобы пройти мимо, я вдруг замер. Невидимая нить протянулась ко мне в разум. Теплая, пульсирующая. Цепкая. Резко выдохнув, я подошел ближе. Вдруг чрезвычайное происшествие? Вытерев о ткань потную ладонь, я прижимаю ее к ржавому боку G7. Металл вибрирует так... будто внутри что-то скребется, пытаясь выбраться.

Правило первое: не вмешивайся.

Правило второе: не задавай вопросов.

Правило третье: если что-то не так – отмечай в отчете и забывай.

Сегодня я нарушаю все три. Неведомое в трубе манит. Зовет? Я не в силах пройти мимо. Под кожей – новая программа: узнать, что внутри. Она растеклась огнем по шее и позвоночнику, от любой мысли об отступлении в ребра вдавливаются мерзкие иглы. Вдох, и я пристраиваю фонарь сверху к смотровому люку. Зеленый свет дрожит на стенках, повторяет мелкую дрожь в моих запястьях. Страх всегда сильнее других эмоций, но сегодня во мне есть ярость. Мощнее и больше. И что-то еще... Предательское и любопытное.

Опустив взгляд под ноги, я задохнулся. Черная, смоляная жидкость стекает по металлу. Вверх по стенке. Не шлам, раз движется против силы тяжести. Труба стонет прерывисто, звонко, бьет по затылку. Резкий лязг – и я отпрянул.

«Это не просто течь», — пронеслась мысль, предательская, как любопытство.

Вложив в руку скребок, я намеревался приблизиться, но стенка вздулась, как гнойная рана. Заскрипела, зашуршала, живая. По щекам хлестнул спертый, дымный воздух, колени подогнулись и в грудь ударило что-то тяжелое. Моргнул и оказался на земле. Ощутил странность, а после увидел: стык труб лопнул. Мышцы стянуло жгутом, в венах разлилась боль и я не стремился подняться. Я не мог подняться, тело теперь принадлежало холодному страху. Глаза неотрывно впились в разрыв.

Глава 2

Передо мной – чистый пергамент, но в разуме лишь спутанная грязь. Они требуют лжи и я совру. Только не самому себе.

«Книги...», — слово кольнуло воспаленный мозг и тело поднялось само собой.

Я обошел стол и вытащил из шкафа пару шероховатых листов пергамента. Сложил трясущимися пальцами несколько раз, стараясь воспроизвести вид запретных «книг». Мама показывала тайком нам с Нисой, а после... Так и не нашли ее тайник, остается полагаться на свежую память. Для них что угодно, но мне – правда. Убираю в широкий карман самодельную «книгу» и, резко выдохнув, возвращаюсь за стол. Пододвинув ближе образец отчета, я начинаю писать, выбирая из предложенных фраз нужные:

«Сектор G7. Труба магистральная, ветка Альфа. Зафиксирована техническая неполадка: локальная разгерметизация стыка сегментов. Причина: усталость металла, коррозионные процессы. Визуально: выделение шламовых масс стандартной консистенции. Рекомендации: внести в график профилактического обслуживания Четвертого Циркла. Смотритель: Кресс Нейден. Каста: Немой Смотритель.»

Бросил ручку, так и не поставив подпись. Дрянь. Каждое слово – крошечная капля шлама, разъедающая изнутри. «Локальная» – когда стенка вздулась и лопнула. «Стандартная консистенция» – когда эта черная, смоляная жидкость стекала вверх, против силы тяжести. «Усталость металла» – когда оно вылезло, сотканное из неестественных веществ.

Вместо правды – ложь. Выбор? Его не было и нет. Передо мной образец, ищи предложение и записывай. Слово в слово. Записал – забудь. Не сделаю, они заберут Нису. В Репродуктивный Блок, как куклу для мерзких...

Перед глазами замелькали обрывки. Сначала они забрали маму. Я не удержал, не спас. Вернулась спустя 14 циклов и 5 дней. Красивые губы стали тонкой полоской, смех будто вырезали из нее, как гадкую опухоль. В дрожащих руках свиток, а в нем – крохотная Ниса. Сломали...

Я прерывисто втянул ржавый воздух, на стол капнуло. Кровь. По подбородку текла горячая струйка, словно помеха в организме. Грубо оттерев рукавом робы «неприятность» с носа, я зажмурился – пытался прогнать головокружение и отвращение. Без раздумий подхватил ручку. Поставил подпись – неровный, дрожащий символ касты, в которой нас осталось двое. К глотке подступила тошнота, от голода и грязной дряни перед носом под названием «отчет». Магнетиты платят не за работу. Не за увиденное. За правильно написанное. И сегодня мы сможем купить кусок черствой лепешки.

С шумом отодвинув стул, я покачнулся. Серая вспышка скакнула в углу кабинета. Существо влияет? Срочно домой. Со скрипом поднял скребок и взглянул на отчет. Аккуратные, безликие строки, выведенные с привычной дрожью в руке. Усталость, не бунт. Гарантия, что Игнис не окажется в Репродуктивном Блоке завтра же.

— Отчет на столе, — хлопая дверью, я, не глядя, сказал Борасу и вытянул руку. Сухой ветер с запахом гнили и нищеты тут же оцарапал кожу, но я продолжил сверлить дыру в масляной луже, лишь бы не видеть падальщика.

— Твои богатства за проделанную работу, — насмехаясь, ответил он, прикладывая к моему запястью блеклый носитель магнетитов, — Нейден, Немой Смотритель.

Кивнул, удерживая маску безразличия, и поторопился в будку. Обходным путем. Гад в мыслях. Откуда вылезло? Состоит из обломков и мяса, но живое... Почему? Опасность? Кровь из носа – его влияние? Обсудить... Нет, Нису нельзя втягивать. Можно ли забыть? После встречи с ним я что-то потерял. Непонятное, невидимое. И этого не хватает где-то в сердце. Или под ним, в самых ступнях. Подталкивая непослушное тело, я перешел на бег, заприметив наш мрак и коридор. Яркость сектора осталась за спиной, но ждала с открытой пастью. Забежав по разваливающимся ступеням, я рванул на себя скрипучую дверь. Наощупь отыскал и с щелчком зажег шламовую лампу – единственную, что могли себе позволить жители Пятого. Подтащил сломанный табурет к такому же шаткому столу, стряхивая многоцикловую пыль. «Книга», отцовская ручка. Правда.

«Цикл 72. Смена ночная. G7. Ложь. Не поломка. НЕ ШЛАМ. Стенка – вздулась. Лопнула! Как кожа над нарывом. Вытекло ЧЕРНОЕ. Густое. Липкое. Тянулось ВВЕРХ по стене. Не вода.

Потом ОНО. Рваный металл. Старые фонари? Что-то...мясное? Кости? Не понял.

Движение – как перетекание. Покалывание. Тысячи скребков под кожей. Лицо? Трещины. В одной...что-то БЛЕСТЕЛО. Знакомое? Не разглядел. Оно ВИДЕЛО. Без глаз – ВИДЕЛО. Страх. Бегство. Борас. Дубинка в грудь. «Заткнись. Ты Немой». ОШИБСЯ. Угроза Нисе. Отчет написан. Кровь. Ложь.»

Хаотичные, острые, как осколки, записи, едва видимые под пятнами чего-то темного. Испачкал чернилами. Распрямив плечи, я тихо выдохнул и прикрыл глаза. Мать рассказывала, что есть особые «книги» – записи мыслей, опытов или наблюдений. Дневник, кажется. И это мой дневник. Без анализа и наблюдений, только чувства. Перечитав, пальцы затряслись, я страшился упустить важное. Прочитал во второй, третий раз и не выдержал. Дневник шлепнулся о ржавый металл стола и звук упал на оголенные нервы. Вот-вот лопну, как та труба...

Отец, мать. Кого Система сожрет следующим? Меня? Или Игн...? Грубо дернув головой, я силился освободить разум. Доберутся...? Отшвырнул ручку и она звонко покатилась, оставляя новый след – чернила смешались со смолой. Пустое сознание содрогнулось, на шее затянулась призрачная нить, от существа. Обернувшись, я взглянул на скребок, прислоненный к стене у входа. Лезвие, обычно тускло-серое, теперь испачкано смоляным сгустком. Он не высох, не застыл. Пульсировал... Медленно, почти незаметно, но края темной кляксы дышали, ползли миллиметр за миллиметром, оставляя за собой полосы, словно вены под кожей.

Глава 3

Мысли тянулись к жестянке. Плитки в полу, угол слева. Крошечная могила для моей ошибки. И я уже стоял рядом с ней, вцепившись пальцами в край стола. Подойду ближе – услышу что-то? Присев на корточки у тайника, я прислушался.

Тишина. Не пустая, а густая и налипшая, как шламовый туман. И спустя долгие мгновения я стал различать шелест. Не звуком, ощущением. Вибрации в костях, зубах, висках. Тот же скрежет, что слышался в дыхании существа. Только теперь приглушенный, от черного комка смолы. Я чувствую его сквозь воздух, как вонь круток. Словно сама жестянка излучала немое страдание.

Сдавленный всхлип, скрип матраса рухнули на голову и я вздрогнул, глотая сердце. Я тихо выдохнул, оборачиваясь на звук. Игнис свернулась комочком на тряпье, красивое лицо нахмурилось во сне. Слишком близко? Она тоже слышит? Накрыв сумкой тайник, я сел рядом, на холодную плитку. Шепот не стих. Он стал... направленным. Протянул больше нитей в разум.

«...ррраз...гер...мет...ика...»

Обрывки. Не слова, скорее щелчки. Как камни, падающие в пустую трубу. Голос? Нет, эхо голоса. Искаженное, разорванное. Рывком я выудил дневник, что успел спрятал перед уходом за лепешками. Ладонь шарила по полу, пальцы ухватились за обрывок грубой ткани и накинули на лампу. Я включил свет, поморщившись от громкого щелчка и яркости. Ниса больше не шевелилась. Уложил на колени сложенные листы и, отыскав в кармане робы ручку, вывел дрожащими буквами:

«Цикл 72. После смены.

Грузчик говорил. Существо в Пятом. Видели. Слышали от надзирателей. Жестянка. Смола ШЕПЧЕТ. Слышу не ушами – КОСТЯМИ. Щелчки. Обрывки. «Разгерм...мет..ка»? Как в моем отчете. Как во ЛЖИ.»

Ледяной ком встал в горле и ладонь онемела. Я написал это – «разгерметизация». И смола...она знала? Или это эхо самой трубы? Я видел мясо или кости в существе. Может ли это... быть человеком? Подтянув колени к груди, я бессильно уронил на них свинцовую голову.

Что опаснее: существо или вынужденное производство детей? И почему я не могу выкинуть нечто из мыслей? Любопытство. Нет, больше ненависть. Из-за Первого умер отец. Из-за Системы умерла мать. И если «нечто» – ключ к разрушению Системы, я спасу не только себя и Игнис, но и других. Тряпичников, Корнильщиков, Скребунов. Всех, кого оставили здесь умирать. Даже сумасшедших, поломанных Шептунов.

Легкое, привычное жжение в запястье отвлекло. Смена. Пальцы, все еще липкие от въевшейся сажи и едва отмытой смолы, схватили дневник, жестянку и скребок. Что-то крикнуло во мне: «Нельзя ждать!». И я последовал за криком. Как в тумане вскочил с одним желанием – осмотреть место. Увидеть, что осталось от гада. Найти голос, свободный, не Системы. Пусть в наблюдении, но найти. Прекратив дышать, я тихо крался к выходу. Накинув робу на плечо, я резко распахнул дверь и шикнул от оглушительного скрипа. Также грубо закрыл, чтобы уменьшить скрежет и рванул.

Сектор G7 встретил обманом.

Труба стояла. Молчала. Ни гула, ни стона. На том месте, где вчера взорвалась стенка, зияла аккуратная заплатка. Выделяющийся, непохожий на ржавые чешуйки вокруг, кусок серого металла. Сверкает, как насмешка. У заплатки – тщательно соскобленные, но все еще заметные пятна. Глубокие, темные прожилки. Как кровоподтеки. И мерзкая вонь гнили.

Удерживая рвотный позыв, я подошел ближе. Ноги окаменели, пока сердце бешено стучало. Одна рука – на скребке, вторая уже тянется к трубе. Предательски тянется. Приложил ладонь, ступнями вдавливая дрожь в грязь. Холод. Обычный металл. Ни вибрации, ни шепота. Но когда я провел пальцем по прожилке рядом...

«...бор...ас... сол...га...»

Щелчок в виске. Яснее. Гневнее. «Борас солгал?» Или... «Борас...сожрал?» Смысл ускользал, оставляя пугающее чувство присутствия. Чего-то или кого-то, что было здесь. Что-то вынудило меня отдернуть руку, словно ладонь обожгли. В кармане – дневник и жестянка, обернутые в тряпки, чужое тепло расползалось по груди. Сквозь ткань я ощущал горячий холод гадской смолы – она помнила. Даже если Система все подчистила.

Борас появился как падальщик, привычно учуявший слабину:

— Нейден! — Его голос резанул тишину над головой. — Любуешься работой мастеров Четвертого? Красиво запаяли твою «техническую неполадку», а? — Он тыкнул дубинкой в свежий металл, раздался мерзкий скрежет и по коже поползли мурашки. — Так что заткнись и работай. И не вздумай тут что-то пачкать своими грязными ручонками.

Его взгляд скользнул по прожилкам на трубе, потом по моему лицу. Сердце забилось быстрее, оглушая, но я, опустив голову, дышал размеренно. Не выдавал тревоги, потому что второй раз не ошибусь.

— Иди, — приказал Борас и что-то колкое, подозрительное мелькнуло в его узких, заплывших глазах, — маршрут не закончен.

Я кивнул, глазами впиваясь в грязь под ногами. Ноздри забились от запаха жестокости, самогона и злости. Немой Смотритель.

А Борас – шлам, любящий деньги. Любящий азарт и игры. Я буду с ним играть, молчаливо и с опущенной головой. Даже если внутри, где он не мог достать дубинкой, бушевали ветры. Ветры щелчков, прожилок и пульсирующего сгустка. Они требовали ответов. Одного дневника мало. Мне нужен другой голос. Не Системы. Имя всплыло под затылком и слабо щелкнуло. Сумасшедший Шептун и сегодня мне понадобится его бред для правды...

***

Глава 4

Передал записку проклятому сыну Солнца через проклятого Бораса.

У помоста рядом – новые пятна и заплатки. Взрывается и ломается, никому нет дела. Сколько Стражденных уже вышло? Сколькие выйдут? Тот на меня не напал. Но шаг, который я сделал из-за него – хуже смерти. Я показал знание Борасу, собственным телом выдал! Продаст меня, как саботажника? Или сразу Игн..? Я мотнул головой, потому что сама мысль убивала изнутри. Судорожно выдохнув облако пара, я продолжал идти, шаркая ботинками и скрипя шестеренками в мозгу. А сыну Солнца хорошо. Он не знает, что такое цепи Системы. Не знает продажных гадов. Смерти он не видел!

Ненависть смешивалась с тревогой. «Коммуникация Цирклов и каст запрещена под угрозой Рассвета Скорби». Глупость. Смертельная глупость. Борас вскроет записку из любопытства. Или донесет за лишнюю порцию лепешек и самогона, как сделал пару циклов назад. Он может прийти за ней сейчас... Ублюдок. Знает, что я давно не боюсь за себя.

Я возвращался, передвигаясь как призрак. Прятался в сухом тумане, а от себя не спрячешься. Импринтер холодом сжал запястье, а комок горячих, неприятных чувств, липкий как масло, обволок легкие. По углам шептались – снова про существо. Кто-то показывал открытые раны со смолой внутри. А я отправил слово. Нарушил правило. Которое? Я не хотел считать. Каждый шаг по знакомой тропе к будке казался шагом к смерти. Воспаленный разум, сумасшествие близко, я знаю, как бы успеть спасти...

Ниса встретила у двери. Ее лицо было особенно бледным в тусклом свете фонаря. Хрупкая, беззащитная. Дорогая сердцу. Я подходил медленно, рассматривая ее. Случится может что угодно, а она... как мать, чистая. Красивая. Короткие волосы, светлые – приятный каштановый оттенок. Острые черты лица, серо-зеленые глаза, отливающие голубым. Не то, что у меня. Один – голубой, а другой – мерзкий серый, помутневший от мутации. Мы похожи внешне, но она общительнее, радостнее. Лучше. Игнис – смысл, за который я готов умереть. За ее счастье. Она должна быть там, наверху, а не воспроизводить касту Смотрителей по принуждению...

— Где пропадал? — спросила она хриплым голосом, но без упрека за позднее возвращение. Знала, чувствовала меня, как всегда.

— За пайком очередь, — ложь вышла автоматически, как подпись на отчете. Я проскользнул внутрь, стараясь не смотреть ей в глаза. — Борас не приходил?

— Нет, а должен? — Игнис прикрыла дверь, засов щелкнул с оглушающим треском. Я стискивал экипировку аккуратнее, помня о смоле в жестянке. — Кресс... Ты же не сделал чего-то...глупого?

Я складывал грубую ткань и молчал, не желая врать снова.

— Ты учил меня наблюдать. Учил видеть и слышать, — сложив руки на груди, тихо сказала она, — и приемы защиты отрабатывали вместе. Кресс, я...

— Спать, Ниса, — перебивая, выдавил я. Слышать тяжело, думать тяжело. Меня сковало напряжение и я надеялся, что она поймет. — Скоро смена, Ниса.

Она не отходила. Смотрела внимательно, так, как я учил, показывал. Не могла не заметить появившуюся тень в моих глазах. Дрожь в пальцах, что я пытался скрыть, сжимая руки в кулаки.

— Ладно, — сдавленно прошептала она, делая шаг назад. По лодыжкам побежали мурашки от потока холодного ветра. — Но если... если что – разбуди. Не молчи. Обещай.

Я лишь кивнул. Молчание – моя крепость и моя тюрьма. Обещать не молчать? Нейден не умеет говорить. Нейден обязан молчать. Челюсти сжались от отвращения к самому себе, мышцы лица остались расслабленными. Успокаивая дыхание, я проводил Игнис до груды тряпья, что мы считали кроватью, и укрыл ее, целуя в лоб. Родной запах стал ударом под дых. Предаю, схожу с ума. Я лег рядом, слушал, как она укладывается, сдерживая вздохи. Сильная. Понимающая. Вздохнул и я, со звонким щелчком выключая лампу.

Тьма вокруг. Привычная, безмолвная, окутывает. И в ней – сгусток смолы. Не могу уснуть. Вторую ночь – не могу. Нить натягиваетсяи шевелится, как живой шнур на шее. Зовет. Задержав дыхание, я сполз с матраса, усаживаясь на пол и облокачиваясь на холодную стену будки. Вытащил дневник и ручку. Писать нечего. Или всего так много, что в слова не складывается. Вместо слов решил слушать.

Сначала шелестела тишина. Гудели далекие трубы. Над головой сопела Ниса. Потом... щелчок. Едва слышный, как киянкой по черепу. Слева, под рукой. Я знал – из банки, смола. Потом еще. И еще. Вибрация передавалась по полу в кости, но не привычным эхом. Призыв, который я чувствовал кожей, животом, зубами; что затягивал шнур над ключицами. Похожий на тот, у трубы, перед тем, как она лопнула. Ощущение открылось словами и стянуло легкие. «Приди. Смотри. Слушай».

Три правила, что я вновь нарушил. Не встал. Не влез в тайник. Лишь беспомощно прижал ладони к вискам, пытаясь заглушить навязчивый шорох. Щелчки складывались в ритм шагов. Тяжелых, медленных. По металлу. Мои шаги? Или того существа из трубы? Или... Бораса?

«...раз...гер...мет...ика...»

Обрывки. Я судорожно выдохнул, чувствуя странное облегчение. Те же, что и раньше. Из отчета. Въелись в смолу. Следом раздался новый щелчок. Резче. И голос... Не в костях, в воздухе. Шепот, холодный, как лезвие ножа, прижался к ушам и щекам:

«...Со...о...о...лар...»

Разобрав слово, я замер. Сердце гулко забилось о ребра, оглушая. Солар. Кайдел Солар. Имя, которое я написал часы назад. Тот, кому отправил пергамент через Бораса. Смола знала. Как? Через меня? Через дрожь в пальцах, когда я выводил буквы? Но тогда мои руки не дрожали, я помню...

Глава 5

Я чувствую – падение и жжение. Рывок и глаза распахнуты. Наконец вечер. Скоро на смену. Прерывистый сон не помог освободить разум, кажется, стало только хуже. Не мир вокруг меня. Ожидание удара. Осознание ошибок. Что я принес в дом... А Система уже знает о записке? О встрече с Шептуном? Борас получил магнетиты? Или придет со Стражей с минуту на минуту, чтобы казнить меня и забрать...?

Я повернулся на бок, пружины в продавленном матрасе натужно скрипнули. Изучить бы... Мысли вернулись к сгустку в банке. Не спал – я ощущал исходящее от него напряжение. Физическое. Воздух гуще, тяжелее обычного. Обнимает меня, трясущегося. Иногда я слышал шелест: «Со-о-о-лар...». Тонкий и острый, как осколок стекла, пронзающий тишину. Проклятая нить, протянутая к ушам и вискам, в само сознание. Она реагировала, натягивалась и тряслась в такт дрожи, биения сердца. Реагировала на меня, чувствуя ожидание и ужас. А если живая... Мысль стала порывом за секунду и я резко сел, откидывая тряпье в сторону.

Надо действовать. Изучить.

Пока не стало поздно, изучить и понять, что я спрятал под плиткой. Если смола – ключ, надо выяснить, как она работает и чем опасна. Не как Шептун понял – чувствами и видениями, этой дрянью, а иначе. Как запертый изучает замок своей клетки. Как Смотритель. У меня нет тайного места, но есть будка. Убогая, пропитанная запахами ржавчины, пота и теперь – сладковатой гнилью смолы. И кое-какой хлам.

Пряча кроткую улыбку от предвкушения, я повернул голову, изучая Игнис. Спит. Дыхание прерывалось, а лицо осунулось, прикрытое короткими прядями. Под грудью кольнуло чувство вины. Я втягиваю ее в это. Знаю, что втягиваю и подвергаю опасности. Но однажды заговоривший молчать больше не может. Уже ошибся, а так... Это шанс для нее. Если существо способно разрушить Систему, то, возможно, и для меня.

Осторожно поднявшись, я скорчился от оглушительных скрипов и выждал минуту. Не проснулась. Выдохнув, принялся искать то, что смогу использовать. Многие «книги», что приносила мать – сказки. Волшебные истории о мирах, где люди – равны. И живут дружно, радостно, вместе. Иногда у них были короли и королевы, помогающие народу. Как главная труба в нашей Системе – защита и опора. Но кроме сказок были и дневники. Дневники людей, изучающих «магию». Помню, мама читала о работе «опытников»: брали стеклянные сосуды, помещали туда вещество и наблюдали реакцию с другими веществами.

Неслышно отодвинув отцовский ящик, я вытащил обломок прозрачной трубки. Кажется, от сломавшегося много циклов назад фонаря. Ржавый нож лежал неподалеку, тот самый, которым я соскоблил смолу. Пригодится. Достал бутыль с водой. Мне понадобится немного – капля, вода стоит дорого. Пробежался взглядом по остальным вещам – с чем еще может реагировать смола? Взял обломок магнетита без кода, который я подобрал на свалке. Металл и этот сгодится. Задвигая ящик, приметил старую ручку – из дерева, а внутри – серое основание. Не такое, как у моей. Может, поцарапает или проткнет?

Перенес весь собранный хлам в угол справа. Ближе к двери, но дальше от Игнис. У прозрачной трубки внизу было дно и именно так в детстве я воображал стеклянные сосуды для опытов. Изящнее и чуть больше, наверное. Подхватил жестянку, дневник и, проглатывая нетерпение, подбежал к «опытному» кабинету. Руки потряхивало, теперь не от ужаса. Осторожно, кончиком ножа, я поддел смолу. Внутри снова мигнуло – тусклая искра. Похожая на что-то? Откалывая крохотный кусок, меньше соринки, сгусток потянулся, как цепкое, шламовое тесто. Уронил его в трубку и прикрыл глаза, выбирая цель опыта. Опасно для Системы – мне нужно контролировать. Опасно для Пятого – значит, нужен способ уничтожить. Результаты дадут ясность, а пока... Начну с того, чего у нас практически нет.

Проверка первая – вода. Наклонил бутылек и капнул на частичку. Зашипело, по-знакомому, так же, как шлам, что попал на горячий клапан. Соринка вздулась, с тихим хлопком выпустила дым. Вонючий дым. Сгусток поглощал воду, будто питался, на стекле образовывалась мутная слизь. Смола выросла, увеличилась. Пьет воду или боится и раздувается? Наблюдая за учащенной пульсацией, решил, что пьет.

Проверка вторая – магнетит, медный. Держа медяк двумя пальцами, я осторожно прислонил его к частице. От приглушенного звона трубка в руке дрогнула, чуть не выскользнув. Смола налипла на обломок монеты, а магнетит побелел, покрывшись чем-то шершавым на вид. Через несколько мгновений сгусток съежился и почернел, но приобрел форму. Стал тверже. Поедает магнетит? Крепчает? Как со скребком? Неясно и бесполезно.

Проверка третья – серое из старой ручки. Надеялся, что сделанное в прошлом позволит контролировать гадский сгусток и, на выдохе, ткнул смолу. Щелчок. Яркая, синяя искра брызнула в трубке. Частица отскочила, как живая, стукнулась о стекло. Склонив голову, я щурился, чтобы разглядеть мельчайшие изменения. Вдруг от нее отвалилась кроха... чистого света. Синего, как небо на картинках в книгах. Капля повисла и тут же погасла, запах гнили усилился, разъедая ноздри. Смола замерла, шевеление прекратилось, но лишь на миг. Сгусток дернулся снова – сильнее, злее, а потом... осыпался. Пепел. Умирает от вещества из старой ручки? Создает свет? Как в трубах Первого Циркла? Ключ?

Голова налилась железом, стуча и раскалывая череп, предположения стали слитноц пластиной. Отложив стеклянную трубку, я схватил дневник, вдумчиво выводя:

«Ц.72. Второй день. Будка. Гад проявляет себя.

Вода – шипит, вонючий дым, гад растет. Питает или уничтожает?

Глава 6

Привычная тишина, прерываемая далеким гулом труб. Игнис дрожала, прижавшись ко мне, пыль смешалась с потом и запахом соленых слез. Капля на Импринтере пульсировала – слабый, чуждый ритм под моей ладонью. Тело Нисы передернулось, будто отражая помехи в разуме.

— Холодно? — прошептал я, кутая ее в объятия. Пытался согреть осколок беды, который я принес к ней.

Она слабо мотнула головой, продолжая утыкаться лицом в грубую ткань моей экипировки. Дышала рвано, но плакать уже не могла. Шок перешел в то оцепенение, что наступает после удара по голове. Я знал это состояние. «Несчастный случай» с отцом. Смерть мамы, в этой будке. Мерзкие смены, когда шлам, почему-то, пахнет разложением человеческой плоти.

— Гудит, — шептнула Ниса, сжимая руки в кулаки. — Тихо. Как...как оборвавшийся провод, бьющийся о металл. Постоянно.

— Больно?

— Нет. Просто...чуждо. Как щебень в сапоге. Мешает думать.

Запрещая сердцу стучать быстрее, я медленно выдохнул, собирая крупицы уверенности и самого себя. Слабым может быть кто-то один. Сегодня она. Всегда она. Я осторожно отодвинул ее, держа за содрогающиеся плечи. Заглянул в глаза. Пепельные, затуманенные, но ее глаза. Мой компас в этом аду. А я... Не хотел признаваться, но я ее якорь, что тащит на дно.

— Смотри на меня, Ниса. Только на меня. Вдох-выдох, — Я положил ее ладонь себе на грудь, под ключицу. Говорил тихо и уверенно, убеждал. — Чувствуешь? Бьется. Ты – здесь. Я – здесь. Эта штука...она на железе. На Системе. Не на тебе. Поняла? Не на тебе.

Она сглотнула, кивнула. Пальцы слабо вцепились в ткань над моим сердцем. Мы стояли так, пока дрожь не стала меньше, а взгляд – яснее. Пока запах паленой кожи не начала перебивать знакомая вонь нашей будки – ржавчина и пыль, без сладковатой гнили. Мысль кольнула виски:

Пока она не опомнилась. Надо прибрать.

— Помоги мне, Ниса, — попросил я, осматривая угол, что я создал для «опытов». Грязь и один вывод. Старое из ручки будет единственным оружием, а об идее контроля можно забыть. — Надо замести следы. Пепел, жестянку.

Она дернула головой, уставившись в одну точку. Будто смотрела в мозг, думала или слушала. Грудь предательски стянуло от осознания вины, и, по привычке, заглушал чувства движениями. Сунул ей пустую, липкую изнутри банку и сказал:

— Вытри. Начисто. Потом – под отцовский хлам. Поглубже.

Сам взял пустой, маленький ящик, что приятно холодил ладони. Сгреб в него холодный пепел. Ни искры жизни. Как зола после сгоревших отходов. Залил грязной водой, припасенной для мытья полов, и всплески жидкости заполнили тишину над нами. Лязгая железной палкой, размешал в жижу. Мозг перешел в режим «энергосбережения», остались только движения, ничего больше. Шмыгнув носом от горького запаха, я подошел к щели мусоропровода в углу – дыра в коллекторы. Вылил жижу в поток холода. Густая чернота бесшумно исчезла, проваливаясь вниз. Стерто. Хоть это. Проделал тоже самое со стеклянной трубкой, сразу убирая в ящик. Щелчки, шорохи и гул далеких труб.

Игнис молчала, продолжая тереть жестянку тряпкой, пальцы двигались точно, натренированные годами нищеты. Взгляд то и дело падал на запястье. Я видел, как она морщится. «Помехи» нарастали?

— Громче? — уточнил я, подходя ближе. Под ребрами пульсировало гадкое любопытство, на мгновения заглушая тревогу. Все «опытники» были бесчувственными, интересно...?

— Нет. Иначе, — нахмурилась она, прислушиваясь, — эхо в пустой трубе. Глухое. Не понять.

Эхо... По затылку ударили трубой. Эхо G7 Живое. Записка. Солар. Прочитал уже? Подписывает бумаги на смертную казнь или ищет решение? Связана ли теперь Игнис с Соларом?

Вопросы крутились в темноте мозга, глаза неотрывно следили за Нисой. Закончив, она сунула банку в ящик, который потом пнула ногой подальше. Оглушительно громко. Плюхнулась на матрас, поджав колени. Любила так сидеть, когда слушала сказки или чьи-то рассказы... Наткнувшись на ее пронзительный взгляд, мне нестерпимо захотелось пить, жажда практически скрутила глотку. Или я просто боялся говорить правду? Бутыль с водой стояла у двери, в углу, полупустая. До выдачи новой три дня. Купить – не по карману. Прерывисто вздохнув, я налил в жестяную кружку – мутная вода с осадком ржавчины, на несколько глотков. Отпил половину, почувствовав, как шершавая влага растекается по пересохшему горлу. Протянул кружку Игнис:

— Пей.

Она взяла молча, отхлебнула. Поставила на пол.

— Расскажи, — тихо попросила она, постукивая по матрасу ладонью. Под коленями пробежала мелкая дрожь. — Про то, что увидел. Правду.

Прикрыв глаза, я настроился и сел рядом. Не обнимая, давая дышать. Тишина сгустилась, но теперь это тишина перед сменой, уставшая, как мы. Обычная. Вздохнул. Рассказать? Предать правило еще раз, но уже для нее? Игнис не Система. Игнис – часть меня. Семья. Последняя из моей семьи. Потирая руки, я прогонял чувства и выискивал слова.

— Темнота, — начал, уставившись в ржавые узоры на потолке. — Не просто туман. Живая тьма. Дышащая. Я... почувствовал что-то странное. Не глазами, внутри. Не прошел мимо.

Она не шелохнулась, но я знал – слушает всем своим существом, ловит каждую деталь и интонацию. Покрутив головой, сбивчиво продолжил:

— Потом шум, гул. В стенке. Не шлам, поглотило свет лампы. Не отразило, съело, — я замолчал, тяжело сглатывая и прогоняя жуткие образы. — Потом взрыв. Труба лопнула и вылезло нечто. Обломки фонарей, металл и ...кости, плоть. Без глаз наблюдало, не двигаясь. На лице трещина. Стало видно... блеск. Тот самый, как в капле у тебя. Знакомый, но чужой.

Глава 7

Смена тянулась вечностью. Лязг скребка по G7 отдавался в черепе раз за разом. Я вглядывался в то место, где стенка была чуть темнее, с едва заметными вмятинами и черными пятнами. Шрамы от прикосновения Эха. Здесь оно вышло. Здесь коснулось реальности. Теперь здесь пульсировала моя тревога за Игнис, заглушая связь с существом. Гудело ли у нее сейчас сильнее? Как она справляется и что слышит?

Поморщившись от едкого света лампы в кабинете, я машинально выхватил пергамент с полки и вышел в туман. Шаги, хлюпанье луж и шарканье подошвы. Оказался на помосте, что нависал над жерлом главной трубы – куда сходились десятки меньших ответвлений. Высота не была большой, но кружила голову. Внизу бездна, откуда поднимался тяжелый, маслянистый гул и запах спрессованной древности. Воздух пульсировал, а я скрипел мозгами, думал. Скреб, не видя мира, заносил на пергамент для отчета: шламосбор стабилен, вибрация в норме.

Внезапно – сбой в привычном звуке. Не со стороны труб. Металлический скрежет, чуждый этому сектору. Шаги. Не два-три, а четкие, тяжелые, даже ритмичные. Боевые сапоги по помосту. Стража. Сердце, казалось, упало в бездну под ногами, кожа покрылась ядовитыми мурашками. Пришли. Тяжело сглотнул. За мной. Значит, Борас...или Солар...

Я замер, прижавшись спиной к холодному ограждению. Скребок в руке превратился в жалкое оружие. Вдалеке появились силуэты.

И подошел он.

Кайдел Солар. Он – как воплощенный укор всему, что было Пятым. Высокий, широкоплечий, мышцы рельефом проступали под тканью одежды, которая даже в полумраке сияла. Не защитная – какой-то темно-синий, почти черный, материал, мерцающий, как остывшая синева стали. Каждый шов идеален. Сапоги блестят, отражают грязь, без единой царапины. Загорелое, гладкое лицо с резкими, словно выточенными Архитектором чертами. Короткие, идеально уложенные, светлые волосы.

И глаза. Оценивающие, ледяные. В них не могло быть страха. Зато было живое, не скрываемое отвращение. Он сморщил нос, на гладком лбу проступили морщины. Взгляд скользнул по ржавому полу, маслянистым лужам, по моей засаленной, пропахшей потом и гарью экипировке, по лицу, которое я не мыл три дня. Я уверен, оно было изрезано тенями усталости и безнадеги.

За ним, перекрывая проход, встали двое Стражей в полированной, темной экипировке. Не местные Надзиратели. Элита. С Первого Циркла. Их шлемы с затемненными полосами направлены на меня. Ладони лежали на рукоятях оружия, которого раньше я никогда не видел. Пришел не арестовывать, выжидал...

Ненависть. Она вспыхнула во мне белым, яростным пламенем. За этот контраст. За его сытую мощь, чистоту, безопасность. Пока Игнис дрожала с каплей гадской смолы на руке, пока мы жевали черствые лепешки и считали глотки воды – этот сияющий ублюдок спускался в наш ад посмотреть. С охраной. Чтобы взглянуть на диковинку. На грязного Немого, осмелившегося написать слово. Я – причина, по которой он здесь. Более того, он – моя надежда, шанс. Но злость мешала думать, мешала видеть помощь. Я разглядел в нем только врага, Систему, что подавляла Пятый Циркл. Меня. Игнис.

— Кресс Нейден? — голос низкий, бархатистый, отточенный улегся на мои сальные волосы. Идеальная речь Первого Циркла. Он не спрашивал. Подтверждал, как Надзиратели.

Я кивнул. Говорить не стал. Не из-за разницы каст. Из-за комка ярости и презрения, что сдавили глотку. Пальцы вцепились в скребок так, что кости побелели и задрожали.

Он медленно достал из складки сияющего одеяния знакомый грязный клочок пергамента, развернул. Я знал, что там написано. На фоне его совершенства слово, написанное моей твердой рукой, казалось жалкой каракулей.

— Объясни, — приказал он. Коротко. Без лишних слов. Будь это другой Смотритель – я нашел бы в нем отражение себя, своей молчаливости. Ледяные глаза впились в меня, я видел, как отвращение смешалось с искрой любопытства.

Поджав губы, я крутил шестеренки, натужно размышляя. Лгать? Этому учила Система, но он здесь. Прочитал, пришел и представляет собой опасность. Смола теперь в Игнис... Играть? Показать только то, что доступно его взгляду.

— Видел... нечто, — выдохнул я, голос хриплый от напряжения и долгого молчания. Выпрямился, головой кивнул в сторону трубы, снизу, за кабинетом. — Там. Вышло из стенки. Не шлам. Иное, живое. С... блеском внутри. Как смола, но впитывало свет. Шептало... в голове. Без слов. Потом... исчезло. Вернулось в трубу. Но оставило следы. Все.

Я избегал слов «существо», «чудовище», «гад», только скомканные факты. Солар сдержанно кивнул: «Покажи». Пряча скребок за спину, я обошел Стражу на ватных ногах и спустился с помоста, не дыша.

Когда мы оказались на месте, Солар подошел к трубе. Непринужденно, но с осторожностью хищника. Его Элитные напряглись, не сводя с меня пустых полосок. Сияющий достал тонкий прибор из кармана, навел на заплатку. Инструмент тихо запищал, на небольшом экране замелькали непонятные графики. Его брови чуть приподнялись.

— Энергетический след... не шламовый, — пробормотал он, больше для себя. — Чистый выброс... и глубокий резонанс. Интересно. Смола? Ты упомянул блеск. Где образец?

На мгновение маска отвращения слетела с его идеального лица, но вопрос заставил сердце колотиться быстрее. Пробежали образы: Игнис, капля, взрыв света. Пальцы сжались, мелко подрагивая.

— Не сохранил, — на рваном выдохе солгал я, опуская взгляд. — Испарилось? На свету. После смены.