Сердце мое печально,
Тяжко скорбит душа,
Привкус горечи на устах.
Хоригути Даигаку
– Моя госпожа, пора вставать, – слышит Чжиа голос сквозь пелену глубокого сна.
Ночь выдалась тревожная. Сознание Чжиа блуждало в лабиринтах сомнений и предчувствий. Она долго не могла уснуть, мучаясь вопросом: «А правильно ли я поступаю, выходя замуж?..»
Сон пришел только под утро, когда небо начало окрашиваться в нежно-розовые оттенки рассвета. Но едва девушка погрузилась в зыбкий мир сновидений, как начала метаться по кровати, отгоняя образы, преследовавшие ее последние несколько дней. Она видела лица, слышала шепоты, ощущала холодные прикосновения теней, которые, казалось, проникали сквозь стены ее комнаты.
Забытье пришло неожиданно и, как ей показалось, на короткий миг.
– Госпожа, вам надо одеться, – снова зовет служанка. – Скоро подъедет повозка жениха. Надо поторопиться.
«Прочь сомнения. Я долго думала и все решила. Пути назад нет», – повторяет Чжиа, чтобы успокоить бурю в душе.
Она медленно садится, нехотя открывает глаза, выходя из тумана грез. Реалистичные, практически осязаемые образы из ночного кошмара становятся размытыми. Постепенно затухают страхи, уходят во мрак иллюзорные гости…
Комната залита утренним светом. На полу от ярких солнечных лучей, бьющих в окно, такие знакомые узоры листьев бамбука, что причудливо переплетаются в единую паутину, напоминающую древние руны. Служанки стоят с приготовленным нарядом и украшениями для свадебной церемонии. Стоят, опустив глаза в пол. По их лицам не понять: рады они за хозяйку, или нет.
Поместье давно проснулось. Во дворе снуют люди, спешат справиться с последними приготовлениями к торжеству.
Личная служанка Ерин помогает встать, умыться и начинает переодевать молодую госпожу.
Шелковый красный ханбок, надетый поверх пышной юбки-чима, добавляет утонченной фигуре невесты мягкости и грациозности. Легкий отблеск струящейся ткани сочетается с искусно вышитыми пионами на подоле.
Изысканный, можно сказать королевский наряд, сидит безупречно.
Невесту подводят к медному зеркалу, и она плавно опускается на резную скамью, с интересом рассматривая свой образ в отражении. Проворные руки служанок колдуют над прической.
Из зеркала на Чжиа смотрит знакомая красивая молодая девушка, со слегка раскосыми печальными глазами. В них черная пустота и отрешенность. На душе неспокойно – все сжалось, съежилось в маленький затвердевший кокон. Ее сердце сжимается, как будто кто-то невидимый тянет за тонкую нить.
Служанки уже соорудили замысловатый пучок из ее длинных непокорных локонов. Золотые шпильки с россыпью драгоценных камней выигрышно выделяются на фоне блестящих смоляных волос.
Едва уловимое движение в зеркале привлекло внимание невесты – белый силуэт пролетел по комнате.
Чжиа резко оборачивается, едва не поранившись об украшение в руке служанки. Но кроме помощниц, в комнате никого…
Служанка падает на колени и слезно умоляет простить ее за неуклюжесть. Ее голос дрожит, в нем звучит страх. Причинение вреда госпоже может повлечь за собой серьезное наказание, вплоть до лишения жизни.
– Ничего не случилось. Я в порядке. Продолжайте. – Невеста вновь разворачивается к зеркалу.
«Ночная гостья снова пришла, – сердце Чжиа забилось с бешеной скоростью. – Я знала, что она меня не оставит в покое».
Белые одежды. Черные спутанные волосы закрывают лицо. Кровь стекает из уголка рта. И вместо глаз черные проемы – пустые глазницы, полные вечной тьмы… Чжиа не сомневалась, что перед ней была Чхонё Квисин* – призрак девушки, которая так и не вышла замуж, а погибла страшной смертью.
Почему она появилась во сне именно в ночь перед свадьбой?
О чем хотела предупредить, или хотела предостеречь?
Насколько сильна была обида в душе невинно умершей девушки, что она стала злым призраком, совершая убийства из мести?
Как помочь обрести покой, чтобы она больше не причиняла вреда живым?
Прогнать грустные мысли удалось лишь тогда, когда открылась дверь в покои, и вошли две женщины.
Первая – мать Чжиа, в розовом ханбоке без каких-либо украшений. Она старается не поднимать взгляд на дочь, не показывать красные от слез глаза. Лишь пройдя в тень комнаты, решается посмотреть в лицо невесты, пытаясь уловить ее состояние.
Чжиа глубоко прячет невеселые мысли, сомнения, и выглядит необычайно спокойной. Это немного утешает матушку.
Мать жениха входит торопливо. Синий ханбок цепляется за ногу, и она отбрасывает непослушный подол юбки в сторону. Стремительно подходя к Чжиа, она придирчиво осматривает невесту со всех сторон. Взгляд пронзителен, как острый меч. Удовлетворившись результатом, женщина протягивает мужскую золотую шпильку незамысловатой формы. На украшении лишь витиеватая гравировка иероглифа благополучия, словно обещание счастья. Но это может оказаться лишь миражом.
Чжиа принимает «хам»* в подарок, и передает заколку служанке, которая тут же закрепляет ее на голове.