Ты меня не упускай из виду
И одну не отпускай из дому.
Даже если затаишь обиду,
Ни за что не отдавай меня другому.
В. Лесовская,
«Я буду твоей тайной»
В темноте можно было проехать мимо, ни в одном окне, конечно же, света не было, да и фонарей поблизости не наблюдалось.
Но я не проехала. Несмотря на то, что бывала здесь нечасто. В детстве тетка иногда брала меня к себе на каникулы, а в более старшем возрасте приезжала я сюда гораздо реже…
Даже странно, почему она решила оставить дом мне.
Впрочем, детей у нее не было, а к моему старшему брату тетка всегда относилась прохладно. Видимо, потому что мальчик, во мне ей нравилось видеть дочь.
Хотя нужно сказать, чувство это не было действительно глубоким… Домой тетка отправляла меня всегда с видимым облегчением, даже в детские годы я понимала, что тетка от меня устает, впрочем, как и от людей вообще. Она любила одиночество.
Одиночество – это то, от чего мы бежим, и то, чего нам не хватает так часто…
Ничего. Скоро я получу свою порцию одиночества. Большую порцию одиночества, такого тягучего и густого, хоть ложкой ешь. Во всяком случае надеюсь на это.
Я оставила машину у ворот, прошла в сумерках в дом. Вещей у меня было с собой немного, торопясь, я просто покидала все, что попало под руку, в две большие сумки, доставшиеся мне в качестве приятного бонуса к покупке в одном книжном интернет-магазине.
Еще в то время, когда я запоем читала по книге в день. Классику, современную литературу, нон-фикшн – все подряд.
Читала, чтобы забить чем-то голову, чтобы отвлечься, чтобы не думать о своей семейной ситуации в той объективной реальности, с которой я ничего не могла поделать…
А потом эта таблетка перестала работать.
Может быть, требовалось что-то посерьезнее.
Но я не стала искать.
Просто уехала.
В доме было так же холодно, как на улице, ничего удивительного, конечно, но после привычного комфорта городской квартиры это неприятно поражало.
Ужасно хотелось согреться. И выпить чаю. Горячего. С сахаром, которого я себе почти не позволяла.
Я поставила сумки на старый продавленный диван и пошла за дровами. В темноте, почти наощупь…
Долго мучилась, пытаясь открыть ключом сарай, у осторожной тетки даже дровяник был на замке.
Впрочем, возможно, осторожность и предусмотрительность – не такие уж и плохие качества. Ведь именно благодаря им наследство перешло ко мне в положенный срок, без всяких проволочек. Все документы были в порядке, да и сам дом содержался в приличном виде.
И никогда тетка не попадала в такое положение, как я…
А, что толку лить слезы о пролитом молоке.
Тетка – это тетка, а я – это я. И то, что применимо к ее жизни, мне не подходило вовсе…
Я трижды ходила за дровами, пока у печки не образовалась целая гора. Открыла заслонку, достала из буфета спички… Надрала бересты на растопку.
Огонь занялся сразу, и я подумала, что это добрый знак.
Может быть, все еще будет хорошо?..
Надежда – глупое чувство.
Но она всегда умирает последней.
Растопив печь, я пошла за чаем. За продуктами я планировала съездить завтра… Но здесь были минимальные запасы: крупы, макароны, сахар…
Включив электрочайник, я вскипятила воду. Есть не хотелось…
Так же, как и вчера.
Так же, как и на прошлой неделе.
Я сидела на диване, пила чай, периодически подкладывала дрова. На автопилоте, бездумно зашла в вк, ничего нового там не было. Вернее, было – не было интересного.
Еще одно бессмысленное, невротическое действие. Только доказывающее в очередной раз, в каком паршивом состоянии находится на самом деле моя психика.
Дом прогревался медленно. Не раздеваясь, я закуталась в одеяло. Нужно попробовать заснуть… Черт с ней, с печкой… Пусть горит, сколько влезет… Не буду ждать…
Но сон не шел. Он покинул меня уже месяц назад; кажется, именно столько я нормально не спала.
Не помогла ни дорога, ни новое, свободное от тяжелых ассоциаций место. Словно черная туча, навалились мысли, все эти бесполезные, бессмысленные раздумья о том, что было бы если, что делать и кто, собственно, виноват…
Глупая, глупая Ника.
Мама дала тебе имя, которое значит «победа».
А ты проиграла.
Зафейлила все, что было можно.
И пришли слезы. Тихие, горькие слезы без рыданий и истерического заламывания рук. Они не приносили облегчения. Они ничего не меняли.
Но я просто не могла держать их в себе.
А потом наступило утро. Проснувшись, я первым делом потянулась к телефону.
Ни одного пропущенного вызова.
Ни одной смски.
Ни одной реплики в телеграмме.
Смирись, Ника, их не будет никогда больше.
Человек, с которым ты была последние шесть лет, не напишет… Не позвонит. У вас теперь свои, отдельные друг от друга жизни.
Иногда люди расстаются.
Так бывает.
Ты думала, это происходит с другими, не с тобой – ты ошибалась. Отношения изживают себя.
Иногда не остается ничего – действительно ничего.
И нужно идти дальше.
Я побрела на кухню, заварила чай. Наверно, нужно было что-то съесть… Заставить себя запихнуть в желудок какую-то дрянь, содержащую энное количество белков, жиров и углеводов.
Но… что?
В буфете хранились крупы, макароны… Варить?..
Готовить не хотелось.
Ничего не хотелось.
Разве что сдохнуть.
Желательно побыстрее.
И наименее безболезненным способом.
Хотя… Вспомнила!
Вчера на заправке я купила булочки.
Две булочки с сыром. Одну съела сразу, другая должна была еще болтаться где-то в рюкзаке…
Я отправилась проверить. Ага, так и есть.
Значит, с завтраком мы решили.
Я жевала булку, пила чай, а мысли все кружились в привычном кольце. Почему же так получилось? Как вышло, что мы так отдалились?
Мы познакомились на первом курсе. Поженились на третьем. Его родители сыграли красивую свадьбу. Было много гостей, почти двести человек, шикарный ресторан, модный фотограф и четырехэтажный торт.
Лепестки роз, голуби, зерна, которыми нас посыпали в знак какого-то старого невразумительного обычая…
Наша свадьба была похожа на спектакль – очень красивый, дорогой спектакль.
Ника, ну кому же ты врешь?
Разве не было между вами… настоящего?
Да, было. Только все рассеялось куда-то… Ушло, как дым. Растворилось в постылой повседневности.
И ничего не осталось – ничего, ничего…
Я сама не заметила, как в кружку закапали слезы. Горький яд из-под моих ресниц. Моя боль, моя горечь, моя обида.
Они все текли и текли и никак не хотели останавливаться.
Бог знает, как хотела я все изменить. Забрать обратно все слова, что были сказаны. Не слышать того, что сказал он. Все исправить, склеить то, что разбито, соединить разорванное, восстановить утраченное…
Только бесполезно.
Я ведь уже пыталась.
Не единожды.
О сколько раз я пыталась.
Иногда люди действительно расстаются.
Это нужно принять, Ника.
И вот когда я маялась, в который мучилась бесполезными, бессмысленными сожалениями, тонула в океане своей беды, в дверь раздался стук.
Уж не послышалось ли?..
Стук повторился.
– Открыто! – крикнула я.
Я ведь даже не заперла вчера дверь.
Я была в таком состоянии, что не подумала даже о самых элементарных мерах безопасности.
А может, я и хотела, чтобы кто-нибудь пришел ночью и прекратил уже все это навсегда.
Потому что это было невыносимо.
Нельзя так мучиться. Невозможно.