Никчемный муж

Глава 1

Над Буйтуром летит перезвон колоколов. Не грозный набат, возвещающий об опасности, а радостные праздничные переливы. Буйтурское войско возвращается с победой!

Жители высыпали на улице, дабы поприветствовать героев. И сам Великий Князь Боремир вышел на красное крыльцо, встретить рать. Без княгини — она болеет, и не может долго стоять. Да и сам князь не молод и не здоров, поэтому и не возглавляет походы, отправляя вместо себя сына.

И вот они, победители! Под шум и радостные крики толпы войско княжича Судислава вливается в распахнутые городские ворота, и движется блистающим потоком по главной улице Буйтура, к княжеским хоромам.

Впереди колонны всадник, держащий стяг княжества — с изображением яростного тура; за ним командиры: сам Судислав, или Судиша, как его все называют, и я, его правая рука, богатырь-девица Богданка. Мы оба любимы народом, и горожане, стоящие на улицах, и бегущие следом за войском, выкрикивают наши имена. Что не совсем справедливо — куда мне тягаться с княжичем, богатырем и героем, могущим ударом кулака свалить коня!

Лицо Судислава, почти скрытое треугольным, низко надвинутыми шлемом, и бармицей, защищающей шею и верх груди, выражает строгость и важность, как и положено челу грозного воина. Но я знаю, вижу по дрожащим уголкам губ, что он едва сдерживает улыбку; что ему льстит народная любовь; и он счастлив вернуться домой.

И я рада! Изматывающий поход, длившийся девять месяцев, и кровопролитные битвы позади! Родной город, родные хоромы батюшки Боремира и матушки Явнуты! Пусть я им и приемная, но ближе и дороже никого нет! Разве только Судиша...

И тоже сдерживаю улыбку — богатырь-девица славиться крутым и суровым нравом! Вот и неча лыбиться на весь честной народ!

Смотрю на сияющие из под шлема синие глаза Судислава, и сердце замирает от шальной радости. Перед возвращением домой он сказал, что поговорит с отцом. Все же знают, что мы неродные... Почему бы и не посвататься?

Воины, следующие за нами, тоже радуются, скрывая улыбки под суровой усталостью. Даже пешие ратники ускорили ход, хотя они умаялись больше нашего — чай, на своих двоих версты меряют, не на лошади.

Проезжаем мост через речку Кунью, разделяющую город пополам. Слышала от стариков, что раньше граница Буйтура тут и была, по реке. Теперь город разросся, и Кунья оказалась посередке.

Вот и наши хоромы! Великий Князь с улыбкой и гордостью во взгляде смотрит на войско, которое его приветствует. Мы с Судиславом спешиваемся и кланяемся до земли...

Судиша делает шаг вперед, и докладывает князю о победе. Доклад для вида, князь, как и все, уже знает подробности.

Но надо делать, как положено. Боремир благодарит княжича и рать, отпускает войско на отдых, пообещав закатить в ближайшие дни и для них, и для всего народа "пир на весь мир".

— Ну, Богданка, — произносит Буремир, поднимая меня — какую важную птицу пленила нынче?

— Никакую! — виновато вздыхаю я — В этот раз князь Черновский Умил убит, а его жена и дети утекли!

Князь не сердится, смеется. Потому что, и без важных пленников мы много добра привезли. Черново — богатый город. Был. Теперь сожжен дотла.

На крыльцо, поддерживаемая под руки девками, выходит княгиня-матушка. Мое сердце щемит от жалости — как она сдала за эти девять месяцев! Постарела, и почти совсем идти не может.

Судиша кидается к ней, обнимает. Матушка тоненько причитает и плачет.

— Мама, ну ты чего? — бормочет княжич — Я вернулся! Не ранен, не убит! И Богданка жива здорова!

Судислав поворачивается ко мне — иди мол, обними матушку. Делаю шаг и...

— Сыночка мой! — ласково произносит Явнута — Не могу стоять, ноги болят! Вернусь к себе на половину! А ты как с отцом закончишь, приходи! Буду ждать!

— Приду, мама, конечно приду! — отвечает Судиша.

А матушка уходит, даже не взглянув на меня.

Что? Почему? Явнута и раньше особой любви ко мне не проявляла, не родная же. Но что бы так? Будто и нет меня...

Тревога холодной лапой сжимает сердце... Неужели она злится, узнав про нас с княжичем?

Едва успеваю заскочить в свою светелку, переодеться в сарафан (матушка не любит, когда я хожу по дому, одетая как мужик), и пообниматься с подружкой моей, девкой Айкой, с которой так долго не виделись, как Великий Князь призывает к себе. Интересно зачем? Что бы наградить?

Нахожу Боремира в передних покоях, недовольным и нахмуренным. Да что такое? Что могло случиться за час, пока мы не виделись? Радовался же!

Однако, разговор князь начинает спокойно и даже ласково. У-фф! Показалось мне, что батюшка сердится!

— Ты молодец, Богданка! Богатырша! — произносит он — Вот думаю, как тебя наградить за преданную службу?

— Не надо наград, батюшко! — склоняюсь в поклоне — Не за награды и почести радею, а за землю родную, и за тебя, Великий Княже!

Боремир молчит, и рассматриваем меня.

— Сколько тебе лет? — спрашивает он — Восемнадцать? Запамятовал я!

— Да, батюшка, восемнадцать!

— Замуж давно пора! А ты все воюешь!

Мое сердце забилось часто-часто, как заячий хвост... А лицо горит, залилось краской. Выходит, Судиша с отцом поговорил! И сейчас...

— Так что, хватит в походы ходить, и в битвах биться! — заявляет князь — Пора свою семью заиметь! Ты женщина, жёнка, а не мужик-воин! Будешь в тереме сидеть, и мужа с войны ждать!

С князем я не согласна, подвиги свои богатырские бросать не собираюсь и после замужества! Станем вместе с Судиславом в походы ходить! Но с батюшкой не спорю — главное, чтобы согласие на наш брак дал!

— Я нашел тебе подходящего супруга! — говорит князь — И не кого-нибудь, а сына княжеского, Мирко!

— Кого? — таращусь я на Боремира.

— Миро, последнего сына князя Доброчаньского Всеволода!

— Он же...— ахаю я.

Шутит, что ли, батюшка?

Бормочу:

— Мирко заложник, полонянин... Княжич, но бывший!

— А ты хочешь замуж за настоящего? За сына Великого Князя? — рявкает Боремир, и бьет кулаком по столу. Так, что стены дрожат.

Глава 2

Князь отпускает Мирко радоваться, а мне велит остаться.

— Отныне, — произносит он, вытирая усы — ты отвечаешь за Миро! Следи, что б он был жив-здоров, и что бы не утек. Княжич нам нужен!

Теперь ясно... Выдавая меня замуж за полонянина, великий князь убил двух зайцев — и сына от соблазна избавил, и к Мирко соглядатая приставил...

— Но зачем, батюшка? — осмелилась поинтересоваться я — Зачем полонянин нам?

— Не спокойно на Руси, Богданка! — отвечает батюшка — Сама видишь! Есть князья, которые не хотят объединяться под моим началом! Да и союзники наши так и норовят верх взять, и других себе подчинить. Со всеми не навоюешься! А Мирослав пусть заложником и остается! Что бы мать его, княгиня Волгава, не удумала войско собирать, да на нас войной идти! И что бы люд доброчаньский не смел бунтовать! Княжича своего они любят, и жалеют, поэтому, поостерегутся беду на него навлекать. И еще — пусть все, и враги и други видят, как мы к пленным князьям относимся! В семью берем! Поняла, Богдана, какая на тебе ответственность?

— Поняла, батюшко! — смиренно бубню я.

— Распорядись, что б перед свадьбой в баню его сводили! — велит князь на прощанье — Воняет, как боров!

Только выйдя из покоев батюшки, могу дать волю своим чувствам — обиде, злости, и ярости!

И иду в курятник.

Мой будущий муж, с довольной рожей, сидит в углу на соломе.

— Радостно тебе, морда поганая? Лыбишься? Так хочется на мне жениться? — злобно вопрошаю я.

— А у меня был выбор? — спрашивает—отвечает Мирко — И да, рад я! Свой дом будет! Поживи, как я, будто собака бесхозная, так на ком хошь женишься! За свободу и хоромы!

— Ах ты...— ору я, и бью жениха ногой, впечатывая его тощее тело в угол. Закрывает локтем голову... У-у, никчемный!

— Доволен, говоришь? Да ты мечтать будешь вернуться в этот хлев, тварь вонючая!

И выскакиваю во двор. Боюсь, прибью! И прибила бы, если бы не приказ батюшки беречь и охранять...

Продолжая кипеть от злости, иду по двору, задрав подол чуть ли не до колен — неудобно ходить в сарафане, мешает! И побоку, что на меня слуги дворовые таращатся!

Неожиданно, слышу голос Судислава:

— Богданка!

Оглядываюсь, вижу ненаглядного и бегу к нему навстречу! Хочется обняться, прижаться, пожаловаться...

Но просто останавливаюсь напротив — люди смотрят. Обнимание с княжичем — это не задранный подол. Не стану его позорить!

— Богдана! — повторяет Судиша, тоже не подходя близко — Ты не переживай! Он же не муж, а так...

Делает шаг, и говорит в полголоса, почти шепотом:

— Я буду приходить к тебе! Да что приходить — уходить от тебя не буду! Зиму переждем, а весной опять поход! Вместе отправимся!

Смотрю в любимые синие глаза, полные сочувствия и печали...

Красив Судислав! Высоченный, больше меня, плечи широченные! Мышцы как каменные булыжники! Руки сильные, ласковые — мне ли не знать...

Лицо приятное, круглое, как ясно солнышко! Кудри светлые до плеч, а борода и усы темные... Красив мой Судиша! Только... мой ли?

— Как скажешь, княжич! — бормочу, сдерживая слезы, и иду мимо...

Плачу я своей светелке, обнявшись с Айкой.

— Горе-горькая я, да горемычная! — вою.

— Надоела да надоскучила родному батюшке! — подвывает Айка.

И вдруг говорит:

— Ну хоть жених молодой! Не дед старый!

— Что вы заладили — молодой, молодой! — возмущаюсь я, всхлипывая — Лучше бы и старый, да нормальный!

— Скажешь тоже! — спорит подруга — За старика замуж! Да я лучше в петлю, чем...! А Мирко нормальный! Высокий...

— По плечо мне! — перебиваю ее.

— Ну не по плечо, не наговаривай! — продолжат Айка — Вот по сюда, наверное!

И тыкает мне над ухом.

— И тощий! — заявляю я, вытирая слезы и сопли.

— Так голодает! Объедками питается. Откормишь!

— Еще чего! Голодом заморю, проклятого!

— И лицом пригож...

— Пф-ф! Ага, пригож! Как девка! Даже борода не растет!

— Ну... Может, он колдун! У колдунов бороды не растут!

— Еще не хватало! — пугаюсь я.

— Да не, не колдун! Был бы колдун — утек бы уже! Обернулся бы птицей и улетел! — успокаивает подруга и добавляет — А то, что он полонянин, заложник, и положение имеет хуже курицы — так-то не его вина!

— Ага, моя! — мрачно говорю я.

— А родился-то он княжичем! — с некоторым укором, будто соглашаясь с моим утверждением, произносит подруга, и добавляет — Не нам с тобой чета!

— Поговори у меня! — рявкаю я, и спрашиваю — Что ты за Мирко заступаешься? Сама, что ли, замуж за него хочешь?

— Я бы не отказалась! — заявляет Айка — Да кто ж мне позволит!

Испугавшись, что сболтнула лишнего, переводит разговор:

— Пойду узнаю, что там с баней!

— Погоди-ка! — говорю, вспомнив наказ князя — Иди скажи, чтобы Мирко в баню отвели!

— Ага! — кивает подруга.

— Пусть спину хорошенько потрут! Пусть кожу сдерут! Или кипятком ошпарят! Так и скажи!

— Ага! — снова соглашается Айка, и убегает выполнять поручение.

А я продолжаю страдать и сетовать на свою судьбу.

Моя мамонька умерла, когда я еще маленькая была. А тятенька был воином, князевым дружинником. И меня ростИл, как воина, как мальца. Оставить меня было не с кем, и отец брал с собой в походы. И Борислав Судишу с собой брал. Так что, мы с княжичем дружны с детства.

Погиб тятенька, когда мне исполнилось десять годков. Погиб, закрыв собой князя от вражеской стрелы. И взял меня Борислав в семью, назвав дочкой.

Жизнь моя почти не изменилась — походы, а в перерывах ратная подготовка.

Потом, княгиня-матушка взялась за мое воспитание — велела носить сарафан, и принялась учить женским премудростям, женскому поведению, скромности и послушанию — готовить к замужеству. Все это мне не особо нравилась, но матушка была строга — бывало, меня даже пороли. Так что, и женской работе я научилась. Но в походы все равно ходила, с соизволения батюшки, только теперь с Судиславом — он возглавлял рать.