– Похолодало, – я задрала голову и посмотрела на ярко-жёлтое в свете ночного фонаря дерево.
Ещё мгновение и от дуновения ветра с него слетели сотни листьев, закружившиеся в потоке.
– Нравится? – Собеседник снял с моей макушки жёлтый фрагмент.
– Красиво, – я подождала, пока танец природы закончится. – Ты знаешь, что в школе я представляла себя разбитой вазой на дне глубокого тёмного колодца? Кусочки склеивали "Моментом", а потом они снова отваливались, их снова склеивали. Покрытая свежей глазурью разбитая ваза.
– Прекрасная ваза, – Собеседник потрепал меня по волосам. – Все мы в какой-то степени вазы с оскоминами и трещинами.
– Знаю, – я усмехнулась. – Просто я подумала, что не помню, говорила ли кому-то об этом. Даже если да, навряд ли кто-то помнит.
– Я помню, – Собеседник как всегда в чёрном посмотрел куда-то в конец тусклой аллеи, на которой мы стояли. – Мы же говорили об этом, помнишь?
– Только вспомнила, – мы продолжили нашу неспешную прогулку по вечернему городу.
– Ты обещала, что зимой будешь меньше грустить взамен летних дней, – Собеседник нахмурил брови. – Постарайся уж.
– Хорошо. Приходи почаще.
– Хорошо.