В университете снова намечалась командировка на нелепые и незначительные раскопки в Крыму. Единственным, кто проявил смекалку, оказался профессор, который, не раздумывая, свинтил на больничный. Значит, мне, как заместителю, придется тащиться с молодыми студентами на эту практику.
Лежа в постели, я жалела себя. Две недели будут выброшены впустую. Моя научная работа, находящаяся на финишной прямой, могла бы с легкостью быть представленной научному сообществу. А теперь мне предстоит тратить время на амбициозных и максималистично настроенных обитателей четвертого курса по археологии.
За окном медленно покатывались облака, и дождь, казалось, предвещал тоску всей предстоящей поездки. Я уже представляла, как буду стоять рядом с бездумными расшифровками, пытаясь объяснить, почему древние орудия труда стоят на одном уровне с темными местами в моем научном проекте. Студенты с горящими глазами и неуемным желанием погрузиться в историю должны были понимать, что наука — это не только романтика, но и тяжелый, порой безысходный труд.
С каждым годом мои терзания усиливались: как подготовить группу к реконструкции давно забытых эпох, если сами студенты мечтали лишь о громких публикациях и славе? Я приняла решение организовать занятия, чтобы научить их основам, прежде чем мы отправимся на раскопки. Возможно, им будет полезно понять, что наибольшую ценность представляют не только находки, но и методология работы с ними.
Но стоило лишь представить себе бесконечные дни на солнцепёке с открытыми книгами и вынужденными обсуждениями, как меня охватывало уныние.
Иногда мне казалось, что настоящие археологи не существуют на свете, а лишь обитают в сериалах с дерзкими молодыми актерами на фоне захватывающих декораций. Как же я могла конкурировать с их идеализированными образами?
В конце концов, я решила взять ситуацию под контроль. Соберу стажёров и проведу интенсивный курс по обработке находок, представлю им не только теоретическую базу, но и практические задачи. Когда они осознают, что будут представлять свою работу на настоящих конференциях, в их глазах зажгутся искорки, которые дадут мне личное время. В какой-то момент я поняла, что, возможно, эта командировка и не так бесполезна, как мне показалось на первый взгляд.
– Милая, я ушел, – произнес Стас, оставив легкий дежурный поцелуй на моей щеке.
– Хорошо, я тоже собираюсь вставать, – ответила я, провожая глазами его удаляющуюся спину.
Быт, как настойчивый вредитель, разъедал наши отношения, когда-то искрящиеся безудержной страстью. То ли его успешный бизнес тянул за собой этот груз, то ли моя постоянная занятость, но в воздухе нашей элитной квартиры витало что-то потерянное, незримая тень былого счастья.
Я с грустью вздохнула и мельком взглянула в зеркало, где отражались усталые глаза. Было ли это всего лишь утомление от бесконечных встреч и постоянной работы? Или привычная рутина превратила нас в два корабля, проплывающих мимо друг друга в безбрежном море серых будней? Я пыталась вспомнить, когда в последний раз мы смеялись вместе, когда беззаботно кувыркались на диване и строили смелые планы на выходные.
На кухне тихо закипала вода для кофе. Утренний свет пробивался сквозь белую тюль, наполняя пространство теплым сиянием, но отсутствие его голоса, его смеха резало по сердцу. «Что с нами случилось?» – задумалась я, заглядывая в чашку с осадком кофе, будто надеясь найти в ней ответ.
После завтрака я отправилась в университет, объятая тягостными мыслями. Вокруг шумели люди, спешащие по своим делам, и это напоминало мне о том, как мы когда-то тоже стремились к чему-то большему. Я вспомнила о наших мечтах — о путешествиях, о новых культурах и открытиях, которые ждали нас по окончании университетских лет.
Проходя мимо уютных кафе, где пары смеялись друг с другом, я почувствовала, как внутри что-то шевельнулось. Может быть, стоит поговорить со Стасом? Найти время, чтобы уделить внимание тем чувствам, которые ушли в тень под гнетом повседневности. В конце концов, любовь – это не только страсть, но и способность проявлять заботу друг о друге, даже когда всё становится привычным.
Университет жил своей бурной жизнью. Проведя занятия и дав конечные указания о практике, я отправилась оформлять необходимые документы. Завершила все лишь к вечеру, и, уставшая, принялась собирать вещи для поездки. Внезапный звук мобильного телефона ворвался в мои мысли.
– Дорогая, я вынужден уехать в Питер по делам. Вернусь послезавтра, – объявил Стас в трубку.
– Так я с утра уезжаю с группой на практику, – попыталась возразить ему. – Ты забыл?
– Нет, конечно, не забыл. Но это же не в первый раз. Дела, сама понимаешь, – оправдываясь произнес Стас.
– Ну хорошо, – смирившись с обстоятельствами, ответила ему, уже слушая прощальные гудки телефона.
В первую минуту после завершения разговора меня охватила досада. Стас снова ставил свои дела выше нашей совместной жизни. Я попыталась уговорить себя, что это только временные трудности, но в глубине души возникало ощущение, что мы теряем друг друга. Со временем мне все чаще приходило в голову, что, возможно, именно эта командировка спасет наш брак. Мы сможем наконец отдохнуть от привычного ритма, поразмышлять о том, что было прежде.
На следующий день, собравшись с группой студентов на сборы, я старалась сосредоточиться на предстоящей практике. Мы уверенно разместились в поезде, который должен был отвезти нас на раскопки. Внутри я чувствовала, как тревога и ожидание переплетаются, создавая некий коктейль эмоций. Студенты, смеясь и шутя, не догадывались о том, что для меня эти две недели могут стать чем-то большим, чем просто тратой времени.
Первые дни начались с лекций по месту и обсуждений. Я заметила, как студенты, переживают своеобразный шок от сложной информации, но постепенно включаются в процесс. Их вопросы становились все более острыми, а в глазах начала появляться искра любопытства. Я не могла не улыбнуться про себя, ловя момент, когда их увлеченность усилилась, а скука отступила.
Летний походный лагерь, организованный на раскопках, был удивительно уютным. Вечерами под безмятежным звездным небом я беседовала со студентами о наших идеалах археологии, делясь тем, что для меня наука – не просто работа, а целая жизнь. Расходясь по своим спальным местам, я успела порекомендовать каждому хорошо обдумать, прежде чем связывать свою судьбу с практической частью археологии.
Когда все разошлись и уснули, я решила прогуляться в теплую тишину летней ночи и обдумать, что именно я смогу сказать своему мужу. Тишина вокруг позволила мне осознать, насколько важно искать гармонию не только в профессии, но и в личной жизни, несмотря на все трудности. Я шагала медленно, погруженная в глубокие размышления, когда неожиданно услышала за спиной странные, едва уловимые шаги.
– Кто здесь? – спросила я, пристально вглядываясь в темноту.
– Это я, Софья Александровна, – раздался в густой ночи голос Леонида.
– А что ты здесь делаешь? – недоуменно спросила я у студента.
– Слежу за тобой, чтобы никто не обидел, – твердо ответил парень, уверенно сделав шаг вперед. – Я видел того мужика в поезде, который пытался познакомиться. Бесит такая наглость.
– Леонид, а почему ты перешел со мной на «ты»? – удивленно спросила я, совершенно не понимая его наглости.
– А ты сама как думаешь? – дерзко отозвался он и возник передо мной.
Внезапно он схватил меня и нагло обнял крепкими стальными мужскими руками, одной из которых аккуратно потянул за волосы назад, закидывая мою голову вверх и впечатываясь в губы требовательным, жадным, бесстыдным поцелуем.
Я замерла от неожиданности, тело сковало оцепенение. Неужели это происходит со мной? Студент дерзко нарушает мои личные границы! После замешательства попыталась оттолкнуть его, но он лишь крепче сжал меня в объятиях, продолжая целовать с дикой страстью. В его поцелуе чувствовалась обида, отчаяние и безграничная любовь. Я была в шоке от такой откровенной признательности, но больше всего меня пугала его напористость.
– Моя, – прошептал он, обжигая своим дыханием мое лицо. – Навсегда моя!
– Ты сошел с ума? Я старше тебя на шесть лет, и я… замужем! – выплюнула я, отчаянно пытаясь высвободиться из его хватки. Мои ладони уперлись в непробиваемую стену его груди, но он казался непоколебимым.
– Не напугала, – усмехнулся он с самоуверенностью, достойной зрелого мужчины, привыкшего ломать преграды. Его потемневший взгляд обещал бурю. – Он тебя не достоин.
Меня захлестнула паника. Я начала отчаянно вырываться, чувствуя, как его объятия становятся не просто крепче – они сжимают меня стальными тисками. Его руки, наглые и требовательные, скользили по моему телу, стремясь сорвать одежду, а хватка оставалась неумолимой.
Я попала в ловушку, состоящую из страсти и безумия сильного мужского тела. Опытные руки парня, словно играя на скрипке, разжигали во мне пламя страсти и одновременно рождали леденящий страх. Каждое прикосновение было откровением, и мое тело, предательски дрогнуло, откликнулось на настойчивое томление, ощутив твердую, почти каменную мужскую плоть, властно прильнувшую к моему животу.
– Отпусти меня. Я закричу. Это немыслимо, – прошипела я, стараясь не разбудить задремавший лагерь.
– А как мыслимо? Годами я смотрел на тебя, неприступную, красивую, любимую! Но теперь ты моя, слышишь? – прошептал он, накрывая мои губы обжигающими, короткими, захватническими поцелуями. – Ты моя женщина! Понимаешь это?!
Не медля ни секунды, я обрушила всю тяжесть своего тела на его ногу и оттолкнула с такой силой, что он, потеряв равновесие, едва устоял на ногах. Вырвавшись из стальной хватки его объятий, я отпрянула назад, жадно глотая воздух, словно после долгого ныряния в воду.
– Леонид, что ты себе позволяешь? Ты студент, а я твой преподаватель! Это неприемлемо, – выпалила я в гневе, пытаясь вернуть себе самообладание. Лунный свет выхватывал его взволнованное лицо, на котором застыло выражение легкой злости и вместе с тем – безумной решимости.
– Прости, Софья, я не знаю что на меня нашло. Я просто… я люблю тебя. Давно люблю, и не могу видеть других мужчин рядом с тобой, – прошептал он, опустив голову.
Слова эти прозвучали как приговор, заставив меня содрогнуться. Я почувствовала жалость к нему, но понимала, что подобные проявления чувств недопустимы. Нужно было пресечь это в корне, пока ситуация не вышла из-под контроля.
– Леонид, я ценю твои чувства, но они не могут быть взаимными. Я замужем, и между нами не может быть ничего, кроме рабочих отношений. Пожалуйста, забудь об этом инциденте и сосредоточься на учебе. Если это повторится, я буду вынуждена сообщить о случившемся, – строго произнесла я, стараясь говорить как можно тверже и убедительнее.
Развернувшись, я опрометью бросилась прочь, не разбирая дороги, и почувствовала, как предательски дрожат коленки. Ночь выдалась сумбурной, тревожной, и теперь требовала тишины и осмысления. Единственным спасением виделось бегство, отстранение, забвение – выжечь, испепелить все воспоминания о произошедшем.
Мой, в принципе, недолгий «полет» сопровождался отчаянными, почти автоматическими попытками зацепиться за корни, намертво вросшие в каменную кладку, за шершавые выступы, что, словно милосердные руки, замедляли мое падение, разбивая его на отдельные, болезненные акты спасения.
Приземление оказалось чудовищно жестким. Мои сдвинутые, согнутые колени, с хрустом вонзились во что-то обманчиво податливое. В нос ударил густой, удушающий запах сырой земли и тлена, приправленный волнующим ароматом древности, от которого сладко замерло мое сердце.
Места ударов, щедро рассыпанные по моему телу, саднили, напоминая о цене неудачного приземления. Дрожащими пальцами нашарила в кармане походных штанов мобильник, и луч фонарика, пронзил затхлую тьму, выхватил из мрака древние каменные стены мавзолея.
На полу, как стражи забвения, покоились две массивные надгробные плиты из белого камня, аристократично возвышаясь над гробницами. Издалека было видно, что их поверхность густо покрывали выбитые символы, в которых угадывались стилизованные изображения, отсылающие меня к эпохе III века, к закату позднескифского царства.
Мое сердце бешено заколотилось в груди, но любопытство профессионала, алчное и неутолимое, победило страх. Осторожно поднявшись, я стряхнула с себя налипшую землю и приблизилась к надгробным плитам, натягивая шарф с шеи на рот, возводя барьер между собой и дыханием смерти.
Камень отозвался ледяным, шершавым прикосновением. На крышках зияли глубокие высеченные надписи, из которых я узнала, что это место последнего упокоения любимого сына правителя и, к моему глубочайшему изумлению, его жены. Невероятная редкость для эпохи, где понятие «наложница» правило повсеместно. К счастью, мои знания древнего языка и глубокое погружение в этот исторический период давали мне ключ к пониманию.
– Видимо, ты был настоящим мужчиной, если отважился признать эту женщину равной себе и открыто назвал ее единственной любимой женой, – прошептала я, с грустью смотря на надгробные плиты пары.
Помимо надгробий, в древнем мавзолее теснились множественные глиняные сосуды, набитые серебром и золотом, украшениями, бесчисленные тюки с истлевшей тканью, на которые и пришлось мое приземление.
На полу валялись множественные кости – безмолвные свидетели прошлого, останки слуг, лошадей, разделивших участь своих господ. Атмосфера была пропитана тяжелым, осязаемым ощущением древности, щекочущим нервы и будоражащим мое воображение.
– Этого просто не может быть, – прошептала я, отказываясь верить своим глазам. – Почему именно я должна была провалиться туда, откуда выбраться невозможно?! Помогите! – отчаянный крик сорвался с губ, устремляясь в узкое отверстие, затянутое густой травой, находящееся высоко надо мной.
От поверхности меня отделяли бесконечные метры. Связи не было, о чем весьма категорично сообщил мой мобильник. Внимательно осмотрев место своего падения, я начала замедленную видеосъемку на телефон и внезапно обнаружила темный, зияющий проход.
– Туннель?! Невероятно… Холм – это гробница. Но такое возводят лишь с умыслом и подготовкой. Кажется, это нечто технологичное, как-то связанное с колебаниями Земли, – бормотала я, обращаясь к самой себе в лихорадке страха и озарения, что нужно срочно искать какой-то выход из этой ситуации.
Оставив безнадежные попытки достучаться до внешнего мира, я обуздала свою дрожь и сосредоточилась на проходе. Он манил обещанием неизведанного, но и пугал дыханием опасности. Медленно, крадучись, ощупывая каждый выступ, я погружалась в его утробу. Луч фонарика выхватывал из мрака стены, покрытые причудливой вязью узоров. Это были не строгие, знакомые мне скифские орнаменты. Линии плавно струились, и намекали на неведомые верования.
Проход уходил вбок, угол наклона становился все круче. Влажный воздух давил на грудь, с каждым шагом дышать было все труднее. Вдруг мои пальцы нащупали гладкую, холодную поверхность. Тут же я осветила это место фонариком. Передо мной была дверь! Деревянная, массивная, на века запечатанная. Но откуда взяться двери в древней гробнице? Сердце бешено заколотилось в предвкушении значимого открытия, но ледяная хватка страха сковала мои движения.
Собрав остатки воли в кулак, я приложила все силы, чтобы сдвинуть ее с места. Пропитанное веками сырости дерево поддалось с тихим, почти жалобным скрежетом, будто оплакивая свое заточение.
За дверью находилась еще одна комната, залитая слабым, зеленоватым светом. Источником сияния был странный, огромный кристалл, покоящийся на постаменте в самом центре. Он пульсировал, как живое сердце, и от него исходила ощутимая волновая энергия.
В голове вспыхнули обрывки знаний ушедшей эпохи, легенды о древних артефактах, но ничего похожего я не могла припомнить. Забыв об осторожности, как загипнотизированная, я двинулась к кристаллу. Рука потянулась к нему, и в этот самый миг раздался приглушенный звук, похожий на щелчок замка, срывающегося с векового запора. Земля задрожала, и со стен с грохотом посыпались земля и каменные осколки.
– Это не просто древняя гробница, – прошептала я, отступая от кристалла. – Это нечто большее и… живое!
Стоило мне отступить, как дрожь земли стихла, оставив меня наедине с ледяным ужасом, сковавшим каждую клеточку моего тела. Инстинкт, вопя о самосохранении, приказывал бежать, но ноги вросли в землю.
Кристалл, будто заметив мой страх, взорвался пульсирующим сиянием, излучая волны зеленоватого света. Легкое покалывание пронзило кончики моих пальцев, и тут же по телу разлилась волна обжигающего тепла.
Добравшись до археологического лагеря к сумеркам, я поспешила в душ, вознося мысленную благодарность руководителю походного подразделения за эту маленькую цивилизованную роскошь. Под струями теплой воды, нагретой солнцем в течение дня, я отчаянно пыталась смыть с себя въедливый аромат древности осевший на коже.
– Софья Александровна? – озадаченный голос Светы прорезал шум воды. – Мы вас потеряли.
– Я ненадолго отлучилась в город. Возникли срочные личные дела, – устало проговорила я в ответ. – Света, будь добра, загляни в мою палатку. В чемодане лежат свертки с готовой одеждой. Принеси, пожалуйста. Совсем вылетело из головы взять чистое, когда шла мыться.
На самом деле, от меня несло так, что я не осмелилась бы предстать перед всеми в своем потрепанном и благоухающем стариной виде. За тонкой стенкой душевой кабины послышался тихий, смиренный вздох и ответ:
– Хорошо. Сейчас принесу.
Закончив с водными процедурами, я одела джинсы и футболку, которые Света заботливо оставила у входа. Выйдя в лагерь к костру, я увидела встревоженное лицо Леонида.
– Софья Александровна, все в порядке? Вы выглядите уставшей. Может, вам нужен травяной чай? Я как раз заварил, – предложил он.
– Спасибо, Леонид, не стоит, – отрезала я, стараясь выдавить улыбку. – У меня все хорошо.
Я поспешила к своей палатке, где одинокий огонек светильника прогонял наступающую тьму. Опустившись на складной стул, я лихорадочно пыталась осмыслить произошедшее.
Навязчивая мысль пульсировала в голове: права на ошибку у меня нет. В километре с копейкой от раскопок, в недрах древнего холма, дремлет – или не дремлет – нечто странное, и… безусловно, разумное. Стоит ли тревожить его сон веков? Да, я ученый, но именно это заставляло меня с сомнением взглянуть на необходимость вскрытия мавзолея. Все, что произошло, не было простым следствием усталости разума. В этом крылось нечто большее, что-то, что заставляло трепетать мое сердце, и мгновенно леденящим ужасом сковывало все тело.
– Софья Александровна, можно войти? – уверенный голос Леонида внезапно прорезал тишину, донесся из-за фанерной перегородки.
– Заходи, староста, – отозвалась я, стараясь отогнать назойливые мысли. – Но только по делу, Леонид. Я сильно устала. Что там у вас в лагере?
Леонид неспешно повел рассказ о дневных находках – осколках глиняной посуды на раскопе, о планах на завтра, а я слушала вполуха, сквозь пелену, пытаясь безуспешно найти выход из тупика.
– Ты к нему ездила? – вдруг, резко сменив тон, бросил Леонид, и в голосе его отчетливо прозвучали раздражение и ревность. – Я тебе, значит, не интересен? А он – привлекателен?
– Ты о чем вообще? И с чего это вдруг тыкаешь мне? – возмущение вскипело мгновенно, и я резко вскочила со стула.
– Этот… из поезда… Он ведь приглашал тебя, – с нажимом продолжал Леонид, надвигаясь на меня.
В глазах его плескался не то укор, не то вызов. Я отшатнулась, чувствуя, как волна гнева сменяется холодным ужасом. В глазах Леонида не было привычной теплоты и восхищения, только яростный собственнический блеск.
– Леонид, ты переходишь все границы, – процедила я сквозь зубы, стараясь сохранить видимость спокойствия. – Мне неинтересны твои домыслы. Если ты немедленно не прекратишь этот разговор, я буду вынуждена обратиться к руководителю экспедиции.
Но Леонид, казалось, не слышал моих слов. Его лицо исказилось гримасой обиды и гнева. Он сделал еще шаг вперед, и я почувствовала его физическое приближение как угрозу.
– Не понимаешь, Соня? – прошептал он, а голос его звучал приглушенно. – Я извелся, места себе не находил весь день, не зная, куда ты пропала. А ты вот стоишь, как ни в чем не бывало, и говоришь, что устала!
Внезапно его слова обрушились на меня всей своей чудовищной тяжестью, сплетаясь в тугой клубок с моими собственными, тщательно скрываемыми страхами. Он думает, что я…? Боже, до чего же это нелепо и оскорбительно! Знал бы он, где я была и что делала, думаю, он сидел бы сейчас передо мной таким же опустошенным и измученным, как я сама.
– Леонид, между нами никогда ничего не было и не будет, – тихо произнесла я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Ты отличный студент и староста, я ценю твою работу, но пожалуйста, не придумывай того, чего нет.
Леонид замер, как оглушенный моими словами. В его глазах мелькнуло что-то похожее на раскаяние. Он отступил на шаг, потом еще на один.
– Прости, – пробормотал он, опустив голову. – Я испугался за тебя.
Он резко развернулся и вышел из палатки, оставив меня в полном смятении. Что это было? Влюбленность? Ревность? Обида? Я вспомнила о кристалле, о шепоте, об ощущении чужой воли, управляющей моим телом. Взглянула в зеркало и ужаснулась. В отражении на меня смотрела измученная, испуганная женщина, чьи глаза выдавали пережитый ужас.
Нужно было немедленно взять себя в руки. Я ученый, и должна мыслить рационально! Но древний странный холм не отпускал меня, и тот шепот не выходил из головы. А главное, кристалл, который казался… разумным!
Я села обратно на стул, чувствуя себя абсолютно разбитой. Не только холм и его тайны давили на меня, но и этот нелепый, болезненный эпизод с Леонидом. В голове роились мысли, перебивая одна другую. Может, мне действительно почудилось все в этом склепе? Может, это был банальный приступ паники, усиленный переутомлением? Но ощущение чужого присутствия, ментальная карта, выведшая меня из каменного плена… Это не могло быть плодом моего воображения.
Неожиданно молниеносный приезд профессора Колобова, как манна небесная, избавил меня от тяготевших обязанностей. Всего час, и я, окрыленная внезапной свободой, передала ему ворох документов, стайку студентов, впопыхах собрала свои вещи и помчалась в аэропорт.
Еще до первых лучей солнца такси привезло меня к элитному комплексу многоэтажных домов, где гнездилась наша трехкомнатная квартира. Уютное безмолвие дома встретило меня отсутствием мужа и почти болезненным идеальным порядком.
– Стас, я дома! – выдохнула в трубку, слова сами собой рвались, переполненные радостью.
– Дома? Ты же должна быть на раскопках еще целую неделю! – в голосе Стаса слышалось твердое недоумение.
– Приедешь, все расскажу, – прощебетала я, с нетерпением помешивая густой кофе в турке. – А ты сам где?
– Возвращаюсь из Питера, – сухо отрезал Стас. – Устал, как собака.
– Тогда жду. Твой мудрый совет мне сейчас просто необходим, – проговорила я, и поспешно положила трубку.
Ожидание тянулось мучительно долго. Каждая минута казалась вечностью, наполненной зыбкими тенями сомнений и страхов. Я металась по квартире, пытаясь чем-то занять себя, но мысли снова и снова возвращались к тому холму, к гробницам, к кристаллу, и к Леониду, чья внезапная вспышка признания и ревности меня пугала.
Через несколько томительных часов звонок в дверь прозвучал как выстрел. Я распахнула ее и увидела Стаса. Усталое лицо, осунувшиеся плечи, потухший взгляд. Он обнял меня формально, будто исполняя долг, и прошел в гостиную, не выпуская из рук дорожную сумку.
– Ну, рассказывай, что случилось, – произнес он с усталой снисходительностью, опускаясь в кресло. – Что за срочность? Надеюсь, хоть что-то интересное?
Я начала свой рассказ, стараясь не упустить ни одной детали, ни одного ощущения. Но видела, как скептически сжимаются губы Стаса, как поблескивает насмешка в его глазах. Когда я закончила, он вздохнул и покачал головой.
– Соня, ну ты же ученый! – произнес он с укором. – Какие кристаллы, какой шепот? Переутомилась, вот и все. Попей витамины, выспись как следует, и все пройдет. А лучше возьми отпуск, поезжай куда-нибудь отдохнуть. И забудь эту ерунду.
– Тогда смотри, – спокойно ответила я и протянула ему свой мобильник, запустив видео из галереи.
Поначалу Стас смотрел рассеянно, но с каждой секундой, с каждым новым роликом его внимание росло. На экране сменялись кадры: вот мавзолей, затаившийся под холмом, вот обе гробницы, испещренные письменами, вот стены, покрытые таинственными символами, вот комната, сияющая в свете кристалла, и, наконец, мое отчаянное бегство из этого проклятого места.
Стас досмотрел видео до конца, молча отложил телефон и долго смотрел на меня, словно видел впервые. В его глазах плескались яркие эмоции сменяя друг друга.
– И ты там была? Но как? – наконец выдохнул он, будто боясь спугнуть хрупкое молчание, повисшее в воздухе. – Шепот – ладно, спишем на игры сознания. Но все остальное… это уже серьезно, Соня. Ты ведь понимаешь? Видела насколько гробница усыпана золотом, оружием, украшениями? Почему хоть что-то не прихватила? Ты же ученый! Сейчас бы мы точно знали, с чем имеем дело.
Я лишь кивнула, не в силах выдавить ни слова. В голове бушевал хаос, клубок из непонимания. Как он мог думать об этом сейчас? Я едва выбралась оттуда живой! Провалилась в эту дыру без снаряжения, мои шансы выжить были ничтожны! Он ведь учился со мной, прекрасно понимает, насколько это было опасно. Да, он ушел в бизнес, а не в науку, но все же…
Стас вдруг резко вскочил, схватил пиджак и направился к гардеробной.
– Нужно подумать, – бросил он через плечо, не останавливаясь. – Но часть символов – точно поздний скифский период. Набросай мне пока карту, как помнишь. И примерное местоположение относительно раскопа. Интересно, насколько они промахнулись?
Я застыла посреди гостиной, как громом пораженная. О чем он? Что это значит?
Стас вернулся с бутылкой коньяка и двумя рюмками в руках. Молча наполнив их до краев, он протянул одну мне.
– Нам нужно поговорить, – сказал он. Впервые за долгое время в его голосе прозвучала искренность. – Ты правильно сделала, что никому ничего не сказала.
– Ты о чем, Стас? – удивленно спросила я.
– Мы сами займемся этим местом и выпотрошим его, – уверенно ответил муж.
– Ты что? Так нельзя! Это же археологическая находка! Не просто усыпанная драгоценностями, а хранящая артефакты невиданной ценности! – раздражаясь воскликнула я.
Стас усмехнулся, запрокинув голову и осушил рюмку одним глотком. Я в порыве злости на него сделала тоже самое. Коньяк обжег мое горло, рассеивая на миг оцепенение.
– Соня, ты идеалистка, – произнес он, ставя рюмку на стол. – В этом мире правят деньги. Ученые годами копаются в земле за гроши, а потом их открытия пылятся в музеях. Мы же сможем изменить для себя все. Представь, какие возможности это откроет! И все это благодаря твоей находке.
Я молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Этот Стас был мне незнаком. В нем горел огонь алчности, затмевая все остальное. Он больше не видел во мне ученого, коллегу, жену. Только источник знаний о находке.
В аэропорту Стас был оживлен и весел, казалось что и не было вчерашнего тяжелого разговора. Он крепко сжимал мою руку, фонтанировал планами на отпуск, задорно выбирал маршруты экскурсий, и с кем-то постоянно созванивался.
Я же пребывала в полусонном оцепенении, будто наблюдая за происходящим сквозь мутное стекло. В глубине моей души зародилось смутное подозрение – Стас от меня что-то скрывает, потому что этот упрямый мужчина никогда не отступает от своих планов. Его показная забота – всего лишь тщательно нанесенный грим, скрывающий трещину в наших отношениях.
Самолет дрогнул и взмыл ввысь, оставив Москву внизу. Впереди нас ждал отпуск, море, обжигающее солнце… и призрачная надежда разжечь затухающий огонь нашей страсти, вернуть тепло угасающей любви.
Я украдкой взглянула на Стаса. Он, прикрыв глаза, притворялся спящим. Путешествие только начиналось, но я уже отчетливо чувствовала: этот полет станет началом новой главы нашей с ним жизни, либо окончательным прощанием с моими иллюзиями. Либо вернет нам прежнюю юношескую близость душ и общность интересов.
Тайланд обрушился на нас волной знойного, влажного воздуха, тут же облепив кожу липкой испариной, а гул толпы просто оглушал. Стас, скорчившись от непривычной духоты, с деловитой ловкостью выхватил чемодан с ленты транспортера и решительно двинулся к выходу из терминала, где нас уже поджидал трансфер. Я плелась следом, словно зачарованная, пытаясь приручить тропическую жару, обволакивающую меня в кокон.
– Стас, кажется, отели в другой стороне, – пробормотала я, чувствуя, как ускользает привычная картинка туристического маршрута.
– Если мы решили подарить друг другу маленькое чудо, то нам нужны острова. Уединение там – лучший союзник, чтобы у нас появился ребенок, – прошептал муж, оставляя на моих губах обещание нежности в виде поцелуя.
Волна восторга захлестнула меня. Вот он, мой Стас, мужчина, с которым я по глупости чуть не рассталась. Веселый и страстный, мудрый и спокойный, безумно красивый, смотрящий на меня так, что все внутри замирает от любви к нему.
А дальше наше путешествие проходило по водной стихии. Катер взрезал изумрудную гладь воды, обдавая нас солеными брызгами, как прохладным благословением. Ветер-озорник трепал мои распущенные волосы, а солнце щедро дарило поцелуи, обещая золотистый загар. Примерно через час, впереди, сотканные из моих мечтаний, как миражи, из морских глубин появились острова, утопающие в бархате тропической зелени.
Сердце замирало в предвкушении, когда вдали показались крыши уютных бунгало, притаившихся в объятиях джунглей на берегу. Ни намека на цивилизацию, лишь шепот морского бриза в пальмовых листьях, да перекличка диковинных птиц. Стас щедро одарил местного человека чаевыми, и катер умчался обратно, в марево знойного горизонта, оставив нас наедине с первозданной красотой.
– Ну, как тебе? – спросил муж, с лукавой искрой в глазах. – Полное слияние с природой! Именно то, что нам нужно.
Я кивнула, не в силах сдержать восторг от ощущения праздника и разливающейся в душе романтики. Отель, приютившийся на острове, оказался сказочным местечком: россыпь деревянных бунгало, увитых изумрудной зеленью, с лазурным бассейном, спрятанным во внутреннем дворике.
Едва закинув вещи в номер, Стас потянул меня на пляж. Золотой песок обжигал ступни, а ласковая изумрудная вода звала в свои нежные объятия. Мы плескались, ныряли и смеялись беззаботно, как в старые добрые времена. Груз последних месяцев растаял, оставив место лишь безмятежной радости.
Вечером, в маленьком ресторанчике на берегу, дегустируя местные морепродукты и вкуснейшие фрукты, мы любовались томным закатом. Стас был внимателен и галантен, словно вернулся в начало наших отношений. Он рассказывал смешные истории, шутил и нежно сжимал мою руку. Мое сердце мгновенно оттаяло, рождая надежду на то, что все наладится, что мы сможем воскресить ту любовь, которая когда-то связала нас.
Последующие дни пролетели в вихре неспешных прогулок и романтических ужинов. Стас был искренне увлеченным отдыхом. Но порой в его глазах мелькал какой-то странный блеск, словно он чего-то ждал, чего-то очень важного.
Вечером, сидя в уютном кресле под открытым небом, я робко попыталась заговорить о будущем. Но Стас был рассеян и молчалив. Он пристально смотрел в темноту, словно высматривал что-то вдали. В его глазах снова вспыхнул тот огонек, что я видела в тот самый вечер после моего возвращения.
– Завтра мы отправляемся нырять на дальние острова, – сообщил он, нежно целуя меня и унося на руках в бунгало, при этом осыпая шею дорожкой коротких поцелуев…
Утро выдалось прекрасным, свежим и ясным, когда мы неслись на маленькой яхте. Солнце, как по заказу, щедро заливало горизонт, играя бликами на лазурной глади. Стас был непривычно молчалив, сосредоточенно проверяя снаряжение для дайвинга. Меня же терзало смутное беспокойство, словно предчувствие чего-то неизбежного.
Я не отходила от него ни на шаг, пытаясь разгадать загадку его поведения. Он казался одновременно и близким, и невыносимо далеким. Наконец, яхта, подгоняемая попутным ветром, доставила нас к заветному месту – острову, окруженному коралловыми рифами.
– Знаешь, сегодня я не ныряю. Не хочу, – произнесла я с неожиданной уверенностью, а внутри меня нарастала какая-то необъяснимая тревога, как предчувствие беды.
– Чего это вдруг? – удивленно и с внезапным раздражением спросил Стас.
Это, без сомнения, было то место, которое мне хотелось навсегда вычеркнуть из своей памяти. Проклятое место, где моя жизнь разделилась на «до» и «после», но единственное, что оставалось непонятным – что я здесь делаю? Я попыталась увидеть свои руки, но их просто не было. Меня всей не было, кроме сознания! Леденящий ужас сковал все мое существо. Страшно! Как же мне стало страшно!
– Спускаааай! – резко раздался знакомый голос, который я предпочла бы забыть.
Этот голос преследовал меня со школьной скамьи, и он же был последним, что я слышала, когда мой мир рухнул в бездну. Тогда, погружаясь в темноту воды, я прощала его, отпускала навсегда, лишь бы больше никогда не видеть и не слышать своего мужа. И вот, я вновь столкнулась с ним в этом проклятом месте. По веревке, брошенной сверху, он спускался в узкий провал, рассекая тьму своим фонарем, и выхватывая из мрака древние стены гробницы.
– Немыслимо, – ошарашенно прошептал Стас, и тут же закричал подняв голову наверх. – Фиксируй и спускайся. Работы тут много. До рассвета не управимся. Надо спешить, иначе придурки с раскопа нас засекут.
– Хорошо, – отозвался мужской незнакомый голос сверху.
Стас отпустил веревку и ступил на каменный, пыльный пол, пропитанный дыханием веков. Обводя оценивающим жадным взглядом все помещение, следуя за лучом фонарика, он прошел мимо множества глиняных сосудов, разных размеров, но одинаково полных старинного золота, серебра и драгоценных камней. Остановившись перед двумя надгробными плитами, он усмехнулся:
– Ну что ж, мои дорогие стражи, вы, должно быть, были не просто богаты, а сказочно богаты, раз вас похоронили с такими почестями. Но знаете что? Бог велел делиться. И пришло время вам поделиться со мной.
– Ну, что тут у тебя? – спросил мужчина на английском, и я узнала в нем рулевого с той злополучной яхты.
– Сам посмотри. Мы теперь богачи. Невероятно богаты. То, что в кувшинах – это лишь малая доля по сравнению с этим, – ответил Стас, освещая каменные пьедесталы, выстроившиеся вдоль противоположной стены.
– Ух ты, – присвистнул его подельник, пораженный увиденным.
Я зачарованно смотрела на невероятной красоты украшения, покоящиеся на этих пьедесталах. Как ученый, я отчаянно пыталась понять, кем могла быть эта женщина, похороненная с сыном правителя, которая явно не принадлежала к этому народу. Нам ничего не было известно о подобной обработке драгоценных камней и металлов в ту эпоху.
Великолепные драгоценности были расставлены с особой тщательностью, словно сокровища королей: главная корона, повседневный венец, бесчисленные диадемы, пекторали, браслеты, разнообразные наручи. Эта женщина, очевидно, происходила из какого-то царского рода, но как она оказалась здесь, оставалось загадкой.
– Зря ты прикончил свою женушку. Мы должны быть благодарны ей за такое открытие, – проскрежетал напарник Стаса, ухмыляясь.
– А я ей очень благодарен. Потому и подарил легкую смерть в красивом месте. Она обожала плавать и любоваться морскими пейзажами. Теперь там ее могила, – цинично ответил мой бывший муж. – Пусть спит спокойно, и давай больше не вспоминать об этом. Ясно?
– Да, понял, – ответил мужчина и направился к пьедесталам с украшениями.
Внезапно из соседней комнаты вырвалось зеленоватое свечение, достаточно яркое, чтобы осветить всю гробницу.
– Что это? – испуганно спросил мужчина и трусливо присел.
– А это, видимо, тот глюк, который она приняла за древнюю разумную силу. Пойду гляну, что там так сияет, а ты пока упаковывай все. За один раз не унесем. Забираем все украшения и пару глиняных сосудов с золотом и серебром. Сделаем анализ металлов и камней, а потом вернемся за остальным, – продолжал говорить Стас, пробираясь в соседнюю комнату через покосившийся, узкий проем.
Я последовала за ним и внезапно поняла, что прохожу сквозь каменные стены. Значит, я все таки умерла и стала духом, что, конечно, антинаучно. Но теперь у меня не было оснований не верить в такую возможность, раз уж я шагала сквозь стены и парила в воздухе, абсолютно не чувствуя своего тела.
В соседней комнате находилась огромного размера сфера, пульсирующая изумрудно-зеленым пламенем, в середине которой покоился знакомый мне кристалл.
Вдруг мистическое сияние затопило все пространство этого помещения, источая невыразимое чувство древней, непостижимой силы. Стас замер на пороге, плененный этим зрелищем, которое явно не мог вместить его разум. Луч фонаря жалко терялся в этом потустороннем свете.
– Что за чертовщина… – прошептал он, инстинктивно отступая назад.
Некогда наглая ухмылка сползла с его лица, уступив место неподдельному ужасу, плескавшемуся в его глазах. Сфера начала медленно вращаться, и в ее глубине проступили зыбкие видения: лица, ландшафты, сцены из минувших дней. Я узнала в них отголоски и своей жизни, но искаженные, словно смотрящие на меня из кривого зеркала.
Свечение нарастало, сфера пульсировала, испуская волны энергии. Мелко дрожащие стены гробницы отзывались зловещим шепотом: «Кровь за кровь…».
Стас, как парализованный, не мог отвести своего взгляда от сферы. Внезапно из нее вырвались два ослепительных луча. Один метнулся в Стаса, другой – в сердце основной гробницы, где находился его напарник. Крик боли застрял в горле мужа, будто невидимая рука зажала его рот. Он в секунду обмяк и рухнул на каменный пол, а сфера, испустив свой смертоносный заряд, угасла, оставив лишь призрачный зеленоватый отблеск.
– Почему ты считаешь, что она виновна не меньше его? – прозвучал в моей голове тяжелый мужской голос.
– Полагаю, у него были очень веские причины тащить её на эти богом забытые острова, чтобы вот так тихо прибить. Очевидно, она что-то знает, – уверенно отозвался другой, хрипловатый голос.
– Не знаю, Борис. Мне она кажется жертвой. Я вывернул наизнанку дело этой девчонки и скажу тебе, трудно сыскать женщину чище этой наивной дурочки, – возразил первый голос, в котором проскользнуло сочувствие.
– Тише ты. Смотри на экран, – резко оборвал его тот, кого собеседник назвал Борис.
– Ооо! Очухалась все же. Надо же! – ироничный выдох прорезал тишину, и за ним последовало гнетущее молчание.
С тяжелыми веками, слипшимися как будто от сна, я распахнула глаза навстречу безжалостному дневному свету, хлынувшему из комнаты на меня. Удар пришелся прямо в голову, отзываясь острой, невыносимой болью. Пробуждение в этом безумном сиянии казалось жестокой пыткой. Предвестием моего возвращения в еще более безумный мир. Собрав остатки воли, я попыталась оглядеться и изучить лица двоих собеседников. Но с ужасом осознала – мое тело было сковано невидимыми цепями. Паника, ледяной волной, накрыла меня с головой, и лишь всеобъемлющая слабость служила хрупким щитом, удерживая от истерики. Я – инвалид…
В комнате царила атмосфера напряженного ожидания. Я пыталась сфокусировать взгляд, понять где я. Каждое движение глаз давалось с трудом, а тело где-то вдалеке отзывалось тупой болью. Мысли текли медленно, как будто сквозь пелену тумана. Что я здесь делаю? Кто эти люди? Что я знаю такое, что делает меня одновременно и жертвой, и обвиняемой?
– Кто вы? – едва прошелестела я, чувствуя, как пересохшее горло саднит каждое слово.
– Ну, уже неплохо, что не спросила, кто ты сама, – усмешка тронула губы незнакомца, искажая его лицо зловещей тенью. – Врачи были готовы и к амнезии. Имя свое помнишь?
Он возвышался над моей кроватью, воплощение небрежной элегантности в светлом льняном костюме. Свободные штаны и футболка идеально облегали его атлетичную фигуру. Загорелая кожа цвета темной бронзы лоснилась из под белого пиджака, а в серо-голубых глазах сверкала дерзкая насмешка. Его взгляд скользнул по мне, как по надоедливой помехе, с презрением, от которого по моей спине пробежал холодок.
– Я… Софья Александровна Мартынова, – прошептала я, облизывая пересохшие губы. – Можно попросить у вас воды?
– Отлично. Память при тебе. Меня зовут Борис, и ты у меня в гостях. Прошу это ценить, – отрезал он, отворачиваясь, но я успела заметить, как уголки его губ изогнулись в хищной ухмылке. – Пон, подойди. Пришла в себя. Займись ею.
Второй мужчина тяжело вздохнул и, подойдя, присел на край моей кровати. В его глазах мелькнула тень мимолетного сочувствия, тут же погребенная под маской безразличия.
– Как себя чувствуешь? Меня зовут Алекс, – произнес он, и в его голосе прозвучал приговор.
– Не знаю… Голова раскалывается, тело как чужое. Что со мной?
– Что помнишь? – Алекс взял мою руку и прощупывал пульс, но я не ощутила его прикосновения. Лишь видела, как его пальцы обхватили мое запястье.
– Муж… Помню удар… много воды за бортом… и кровь… мою кровь, – прошептала я, и ледяные щупальца воспоминаний вновь сжали мое сердце.
Паническая атака обрушилась, как цунами. Я задыхалась, расширенными от ужаса глазами вновь переживая боль удара, падение в бездну, отчаяние, угасающее сознание. Я попыталась закричать, но из горла вырвался лишь хриплый стон, и тьма снова поглотила меня.
Резкий запах ударил в нос, выдергивая меня из небытия. Что-то смутно знакомое, отдаленно напоминающее нашатырь, но куда более терпкое и дикое. Надо мной склонилось обеспокоенное лицо азиата, его темные глаза с тревогой изучали меня. В руках он держал пучок незнакомых трав, наполнивших воздух пряным ароматом, а пальцы другой руки умело надавливали на точки на шее и висках. В стороне, скрестив руки на груди, стоял Борис, и его взгляд был полон холодного, нескрываемого любопытства.
– Тише, тише, все хорошо, – успокаивающе проговорил азиат на английском, – спокойно дышите и считайте за мной. Раз, два, три, четыре… Выдох. Еще раз. Повторяйте за мной.
Несколько мучительных минут он продолжал упражнения со мной. Его прикосновения к определенным точкам на теле постепенно успокаивали меня, словно растворяя остатки паники в густом мареве слабости.
Я закрыла глаза, пытаясь собрать воедино разбитые осколки воспоминаний: муж… удар… кровь… вода... моя смерть... гробница... лучи... тела моих убийц. Так это был сон! Но почему я жива? И где я? И почему эти трое так пристально наблюдают за мной?
– Лучше? – тихо спросил азиат.
Я открыла глаза и едва заметно кивнула.
– Меня зовут Пон Чей Ло. Зовите меня Пон. Я ваш врач. У вас тяжелая черепно-мозговая травма. Тело еще плохо слушается, но это восстановимо. Необходима долгая реабилитация. Удивительно, что вы вообще выжили, – говорил мужчина, а я чувствовала только ужас от происходящего, но моя слабость заглушала все.
Он нажал кнопку, и верхняя часть медицинской кровати плавно поднялась, позволяя мне осмотреть комнату, не двигаясь. Ничего подобного я никогда не видела. Бежевые стены украшали старинные картины, копии известных полотен, которые я смутно узнавала. Огромные панорамные окна были задрапированы легкими, почти прозрачными портьерами, колыхавшимися от морского бриза, струящегося сквозь распахнутые двери в каждом оконном проеме. В воздухе витал пьянящий аромат моря – соленый, обжигающе-теплый. Во рту пересохло. Пон протянул мне стакан с какой-то вонючей жидкостью.
За этот почти месяц реабилитации я постигла истин больше, чем за всю предшествующую жизнь. Пон, мой ангел-хранитель, воплощенный сразу в докторе и сиделке, с ангельским терпением день за днем возвращал меня к жизни: упражнения, массаж, лекарства, уколы… Я, беспомощная, всецело доверилась его заботе. Другого выхода, собственно, у меня и не было. Сначала он кормил меня с ложечки, а теперь я уже могла и сама, нетвердой походкой пьяного, передвигаться по комнате, цепляясь за мебель, словно утопающий за соломинку.
Несколько дней назад Борис исчез из моей жизни так же внезапно, как и возник – после той оглушительной сцены, где мы, сорвав голоса, обрушили друг на друга всю накопившуюся злость. Этот наглец возомнил себя хозяином и попытался затащить меня на руках в душ! Вот тогда мое терпение и иссякло.
– Нет! Лучше пристрелите меня, и дело с концом. Либо я сама, либо буду лежать грязной и вонючей, но к вашим прикосновениям я не готова! – выдохнула я, едва переводя дух. – Этого не будет никогда!
– Надо же, какая гордая! Еще не встречал столь наглых должниц, – усмехнулся он, пытаясь подхватить меня на руки. – Ты будешь делать все, что я прикажу. Поняла? За тобой долг, который отработать и жизни не хватит.
– Не-е-ет! – взмолилась я, извиваясь от пронзительной боли. – Лучше смерть!
– Да что с тобой такое? Тебя помыть нужно! Тебе что, в грязи кайфово? Что ты тут цирк устроила? – взревел Борис, сотрясая стены своим гневом. – Смирись! Я все равно сделаю, как считаю нужным!
– Нет. Никогда. Либо я сама, либо никак, – отрезала я, отталкивая его руки. – И в долг я ничего не просила, значит, и отрабатывать мне нечего. Прекратите сейчас же!
– Сколько раз тебе повторять, чтоб ты мне не выкала? Тебя так приложило головой, что ты элементарной просьбы не можешь запомнить? – негодовал Борис, пытаясь меня удержать. – А про долг мы еще посчитаемся!
– Это подло! – процедила я сквозь зубы и отвернулась к окну, за которым лил тропический утренний дождь, видимо, оплакивая мою участь. – Насколько нужно быть бесчувственным, чтобы такое говорить?! Оставьте меня! Мне нужен телефон или интернет! Я хочу домой!
– Оставь ее в покое! Она же сейчас захлебнется в истерике! Ей нельзя нервничать! – воскликнул Пон, врываясь в мою комнату.
Не выдержав нашей словесной перепалки, Борис покинул комнату, хлопнув дверью. И тогда, мобилизовав остатки воли, я с нечеловеческими усилиями перебралась в инвалидное кресло и отправилась на процедуру в душ.
Всё давалось с неимоверным трудом. После этой проклятой черепно-мозговой травмы голова кружилась, словно на бешеном аттракционе, то погружая меня в состояние полной отрешенности, то обрушивая волну изматывающей слабости, что казалось, будто я собираю свои разлетающиеся вдребезги мозги обратно в черепную коробку.
Пон, не говоря ни слова, помогал мне перебираться в душевую кабину, бережно подставлял руки, чтобы я не упала. Он настраивал воду и молча выходил, оставляя меня наедине со своими страхами и беспомощностью. Струи воды скользили по моему телу, смывая грязь и усталость, но не в силах стереть воспоминания.
Закончив водные процедуры и кутаясь в чистый халат, я возвращалась в комнату в своем верном кресле. Мысли постоянно крутились в голове. Кто же он, этот Борис? Что ему нужно от меня? Какое право он имеет так бесцеремонно распоряжаться моей жизнью? И что это за долг, который я должна отработать? Вопросы терзали душу, требуя ответов. Я должна узнать правду, чего бы мне это ни стоило. Только вот, казалось, в этом доме все сговорились молчать. На любой мой вопрос Пон лишь отводил глаза, прячась за непроницаемой стеной молчания.
Сегодня во мне проснулась едва уловимая искра надежды, и я решила предпринять отчаянную попытку – найти хоть какой-то намек на связь с внешним миром. Медленно, но упорно, я принялась обыскивать каждый уголок своей комнаты, а затем и следующих комнат на этаже, заглядывая в ящики, ощупывая полки, прилагая неимоверные усилия, чтобы удержаться на ногах. Увы, тщетно. Весь этаж казался неприступной крепостью, надежно отрезавшей меня от внешнего мира.
Разочарование пронзило сознание. Неужели я действительно обречена на полную изоляцию? Но сдаваться я была не намерена. Во мне зрел дерзкий план. Если удастся найти лодку, я попытаюсь сбежать. Они ведь должны как-то связываться с материком, а там… там я доберусь до посольства моей страны. Пусть это безумная, отчаянная идея, но другого выхода я не вижу. Я должна вернуться домой и узнать, что же на самом деле произошло.
Вечером Пон принес ужин. Он был как всегда молчалив и заботлив. Я сделала вид, что ем, а сама лихорадочно соображала, как завести разговор.
– Пон, – произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, – я хотела бы узнать, где я нахожусь.
Его лицо оставалось непроницаемым.
– Тебе Борис все расскажет, как только вернется, – ответил он, глядя в сторону. – Нужно набраться терпения. Готовься, сейчас вернусь и будем делать массаж.
Я перевернулась на живот в ожидании его, и, должно быть, убаюканная расслабляющим чаем, провалилась в дрему. В полумгле почувствовала, как нежные, масляные руки скользнули по моим ногам. Приоткрыв глаза, я почти промяукала от блаженства:
– Это так приятно… Кажется, чувствительность почти вернулась.
– Мхм, – отозвался мой доктор, по всей видимости, соглашаясь.
Первое утро без боли разворачивалось во всем своем ослепительном великолепии. Настроение у меня было превосходное. Впервые за долгое время я не видела ужасающих снов, а просто провалилась в сон и открыла глаза только когда рассвело.
Пон, неслышной тенью скользнул в мою комнату, и подкатил на сервировочном столике завтрак. И вот, как всегда, в полном уединении, я сидела на балконе, прилегающем к комнате, и неспешно вкушала овсяную кашу с фруктами, а взглядом ласкала уже до боли знакомые очертания чужой территории.
Казалось, я выучила здесь каждый метр земли, каждую травинку. Легкий, солоноватый морской бриз играючи покачивал зеленые макушки пальм, а вдалеке волны лениво накатывали на белоснежный песок, рассыпаясь мириадами брызг под лучами восходящего солнца.
– Вижу, ты почти оклемалась. Как самочувствие? – многозначительно протянул Борис, обходя стол и вторгаясь в личное пространство.
– Вашими молитвами, – огрызнулась я, ощущая, как настроение стремительно катится вниз.
– Хочу тебя предупредить, что с этого момента на каждое твое «вы» я буду брать тебя там, где застану, и даже силой, – прошептал он прямо в ухо, обжигая кожу горячим дыханием, отчего я невольно отпрянула. – А так как я ооочень соскучился, то прошу, дай мне повод.
Его слова, как ледяной душ, окатили меня. Все утреннее блаженство мгновенно испарилось, оставив после себя лишь неприятный осадок страха. Я ненавидела его за это. Ненавидела за власть, которую он имел здесь, за то, что мог так просто разрушить мой хрупкий мир, который я с таким трудом создавала вокруг себя в полной неизвестности будущего.
Собрав остатки самообладания, я постаралась сохранить невозмутимый вид, молча сжала кулаки под столом. Хотелось кричать, бросаться предметами, выцарапать ему глаза. Но я знала, что это бесполезно. Любая попытка сопротивления лишь разозлит его еще больше. Поэтому я просто смотрела на него, стараясь не выдать ни одной эмоции. Борис, видимо, наслаждался моим молчанием.
– Нам необходимо серьезно поговорить, – мой голос прозвучал твердо, будто высеченный из камня, но я решила раз и навсегда расставить все точки над «i». – В этом ты права, – отозвался он, усаживаясь напротив. В глазах Бориса плясали опасные огоньки. – Я весь внимание.
– Что именно вы... ой... ты хочешь услышать? – спросила я, чувствуя, как внутри зарождается ледяной страх, когда его хищный похотливый взгляд метнулся в меня на случайно произнесенном «вы».
– Как что? Почему эта гнида, обокравшая меня, решила отправить тебя на тот свет, и куда он пропал вместе со своим дружком? – Борис растянул слова, будто смакуя их вкус.
Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Мир вокруг поплыл, и я судорожно вцепилась в край стола, чтобы не упасть в обморок. Я потеряла дар речи. Мир качнулся, и земля ушла из-под ног. Хорошо, что я сидела. Неужели мой бывший муж, Стас, и этот ослепительно красивый, неимоверно богатый и уверенный в себе мужчина, восседающий сейчас передо мной, – знакомы? Эта мысль пронзила мозг, который реально отказывался в это верить.
А что я вообще знала о судьбе Стаса после покушения на меня? Сон… Какая нелепость! Да меня в психушку упекут, если я всерьез расскажу о том, как видела его гибель вместе с напарником в древнем склепе во время своей комы! В лучшем случае, если удача улыбнется, этот циничный Борис лишь рассмеется над моим рассказом. Впрочем, скорее всего, все же психушка. Нет, лучше буду молчать.
Безмолвная инвалидность и моя вынужденная изоляция в этом доме научили: здесь далеко не все ангелы, и видимая чистота этой роскоши весьма обманчива. Обрывки фраз, выхваченные мною из разговоров между Алексом и Борисом, складывались для меня в один зловещий пазл: меньше знаешь – целее будешь. Каждое их слово в телефонных разговорах намекало на нечто темное и опасное. Я уж не говорю о том, что прекрасно видела с балкона, как Алекс уже несколько дней проходит лечение у Пона и скрывает какую-то рану в левом боку.
Видимо, оба этих мужчины, которые якобы спасли меня, вращались в мутном омуте криминального мира, где торговали не просто реликвиями и древними артефактами, а, как я с ужасом подозревала, и чем-то большим. Одним словом, мне не нравилось ничего из того, что я случайно успела услышать и увидеть в этом доме. И вот непонятно было лишь одно – почему они позволили мне это узнать?
– А вы со Стасом были знакомы? – прошептала я, с трудом ворочая языком.
– О, поверь, моя дорогая, я знаю о тебе и твоем муженьке гораздо больше, чем ты думаешь, – усмехнулся Борис, наблюдая за моей реакцией. – И поверь, я очень зол. Зол на Стаса за то, что он попытался избавиться от тебя таким грязным способом, и зол на себя, что чуть не потерял такую… интересную игрушку. Еще когда увидел твое дело, подумал, не плохо бы нам познакомиться поближе. Ты прекрасный теоретик-специалист, а я – то же самое, но практик. Мы дополняем друг друга.
Внутри меня все перевернулось, когда я услышала, что у него на меня целое дело. Вот это номер! Кто я такая, чтобы на меня заводили личное дело в криминальных кругах? Я не понимала, что происходит и почему Борис так заинтересован в моей жизни. «Игрушка»… Ну круто, могу себя поздравить! Еще мне этого не хватало, в моей итак катящейся под откос жизни! Слово резануло, как смачная такая пощечина. Но в то же время в его словах чувствовалась какая-то искренность, какая-то… забота? Нет, это невозможно. Борис – хищник, и забота – это не про него.
Вертолетная «стрекоза» принесла женщину ближе к закату, но не заглушила ни на миг ее противный голосок. Гостья, красивая до ломоты в скулах, не умолкала, захлебываясь в собственном щебете и каком-то нарочитом, кукольном смехе. Она порхала между Борисом и Алексом, как мотылек над двумя лампами, и зрелище это вызывало скорее брезгливость, чем интерес. Впрочем, я была ей даже благодарна, так как это прибытие рассеяло мой туман над одним вопросом – теперь я знала, что за тем холмом скрывается вертолетная площадка.
За эти дни Алекс, разговорившись, обронил несколько фраз, из которых сложилась совсем иная картина жизни Стаса. Оказывается, он вел дела с ними, занимался поиском и сбытом древних находок. Все те годы, что мы провели вместе, он кормил меня ложью. И еще одно признание повергло меня в шок – именно Алекс следил за нами на островах. Он видел, как Стас выкинул меня за борт, и именно Алекс вытащил меня тогда, когда я уже была на грани смерти.
– Ты знаешь, наблюдая за вами, я как будто видел другого Стаса, – задумчиво произнес тогда Алекс. – Ты настолько чистая и правильная, что даже такой отморозок, как он, соблюдал твои границы и правила. Думаю, ему надоело ломать себя, и поэтому он…
– Нет. Он мог просто развестись со мной, Алекс. Я думаю, Стас хотел убрать меня, чтобы не делить имущество, – холодно прервала его я, сказав почти правду. Оно так и было: если захоронение, найденное мной, Стас считал нашим общим имуществом.
– А что там делить? Квартира, и так себе домик с землей в дачном поселке? Ради этого разве убивают? – удивленно спросил человек, который только что рассказывал мне о жестокости и цинизме моего бывшего мужа.
– Ну, ты сам утверждал, что Стас не обременял себя моральными принципами и практически не имел духовных ценностей, кроме двух вещей – деньги и эгоизм, – спокойно ответила я, глядя на горизонт. – А это, так себе ценности.
– Интересно, – произнес Алекс, цепким взглядом впиваясь в меня.
– Что именно? – недоумевая о причине его интереса, спросила я.
– Ты говоришь о нем в прошедшем времени. Если бы я лично не видел, как он скинул тебя за борт, и сам не вытащил тебя на этот свет, то мог бы подумать, что Стас пропал неспроста, а ты его грохнула, отомстив ему. Но ты все время была здесь, а он исчез через две недели после покушения на тебя, – с хитрым прищуром в глазах говорил Алекс, не отрывая от меня взгляда.
– Я говорю о нем так, потому что он – мое прошлое, – постаралась ответить я максимально равнодушно.
Этот разговор произошёл накануне и перерос в странные, полные подтекста ухаживания со стороны Алекса. То он едва касался моей руки – жест, казавшийся нарочито выверенным, и почти театральным. То на прогулке по тёплому песку и кромке моря пытался подхватить меня за талию, но каждый раз отстранялся, уловив колючий, осуждающий взгляд Бориса. Я видела, как в их безмолвном поединке взглядов идет скрытая дуэль, и это меня вовсе не забавляло – напротив, вызывало смутное беспокойство.
Мы втроём бродили по просторной территории тропической резиденции, выходя к морю и прогуливаясь вдоль побережья, но моя иррациональная боязнь воды не позволяла мне ступить в неё. Борис настаивал, что это нужно в себе преодолеть, а Алекс пару раз пытался подхватить меня на руки и унести в пенящиеся волны. Но мои панические крики были такими отчаянными, что он каждый раз отступал, неся меня назад на сушу. Тот ужас, что я пережила, теперь встал непреодолимой преградой между мной и морем, которое когда-то я так любила. Именно поэтому я искренне обрадовалась, узнав, что у этой уединённой территории есть вертолётное сообщение с внешним миром.
Сейчас я сидела на балконе, наблюдая за этим тщательно разыгранным фарсом. «Мотылек, мечущийся между двух огней»… Какое емкое определение для нее! Борис, с маской невозмутимости на лице, лишь изредка ронял сдержанный смешок в ответ на ее щебетание, а Алекс, казалось, изнывал от желания поскорее вырваться из ее навязчивых объятий. Что ж, у каждого свои причуды. Мне же в этой циничной шахматной партии была уготована роль пешки – и, судя по всему, не самой дорогой. Борис знал, что я всё это вижу со своего балкона, и, казалось, даже наслаждался ситуацией.
Тот разговор с Алексом сорвал пелену с моих глаз, обнажив пугающую истину. Стас не просто погряз в долгах – он оказался затянут в трясину преступного мира по самую макушку. А я, наивная дура, слепо верила в его добропорядочность и честность. Но горше всего было осознание, что он жаждал моей смерти. Не банальный развод, не просто избавление от обузы – он планировал мое хладнокровное убийство.
Алекс, несмотря на свою неприглядную роль, вызывал во мне странную, почти необъяснимую симпатию. В глубине его глаз мерцали отблески сожаления, эхо вины за невольное участие в этой грязной, омерзительной игре. И все же, этот красивый мужчина был мне приятен. На вид – не больше тридцати пяти. Спортивное, отточенное тренировками тело, тронутое легким загаром, выгодно подчеркивало резкие линии его лица и пряди темно-русых волос. Он всегда был сдержан и немногословен. Не знаю, как ему это удавалось, но эта абсолютная уверенность действовала на меня ошеломительно.
Но главной загадкой для меня оставался Борис. Его мотивы было невозможно понять, а сила и власть были неоспоримы. Это читалось во всем его облике, в каждом неторопливом движении, в каждом слове или взгляде. Здесь все и всё зависело от него.
Он вел свою игру, используя меня как приманку, но что скрывалось в его замыслах? Меня сильно пугало что-то, отражающееся в странном блеске его глаз, когда он говорил обо мне. Только я уже не была той наивной девчонкой, готовой поверить в любовь и прочую сентиментальную чепуху. Мой бывший муж с такой жестокостью сорвал с меня розовые очки, что я в принципе не собиралась больше безоглядно доверять мужчинам. А уж о доверии Борису не могло быть и речи.