Носитель

Глава 1

У пожилой женщины дрожали губы. Она вытерла влажные глаза пожелтевшим от времени носовым платком. Всхлипывая через слово, она всё говорила и говорила:

— Понимаете, я же совсем одна осталась. Кроме него у меня никого и не было. Моего сыночку оттуда сразу в Москву перевезли, сказали, у него от взрыва череп треснул, кровь набежала в мозг… там он и пролежал месяц в реанимации, а затем… О-о-ой… — простонала она и снова промочила платком покрасневшие глаза.

Плотников Антон — участковый терапевт — сочувственно кивнул и посмотрел на часы над выходом из кабинета. Рабочий день закончился сорок минут назад, но его беспокоило другое. До шести вечера оставалось чуть меньше полутора часов. Ему ещё предстояло заполнить протоколы повторных приёмов и отписки по диспансеризации, но это ерунда, главное — успеть на встречу.

Антон посмотрел на имя женщины в электронной карте.

— Екатерина Тимофеевна, я вам искренне сочувствую, — он сам удивился холоду в голосе, — но с вашим покойным сыном я уже ничего не сделаю. Как и с горем утраты. Могу записать вас на приём к психиатру, но очередь к нему забита на месяц вперёд.

— Господи, — женщина выпрямилась, словно кто-то кольнул её в спину, — к какому ещё психиатру? Я же не больная. Вы думаете, я сумасшедшая?

— Нет, но у вас случилось большое горе.

На этих словах участкового терапевта Екатерина Тимофеевна снова ссутулилась, и глаза налились слезами.

— Мой мальчи-и-и-к, — протянула она, будто укачивала ребёнка, — ох, мой мальчи-и-ик…

Антон открыл через электронную систему консультацию психиатра.

— Константин Дмитриевич, — сказал он, читая с экрана, — вдумчивый и внимательный специалист. Он бы вас выслушал и подсобил с лекарствами.

— Таблетки от горя? Скажите, он может выдать яд, чтобы я за мальчиком моим ушла? Только так, чтобы я не знала. Может он выдать яд под видом глицина или чего-то такого?

— Кажется, в его должностных инструкциях этого нет.

— «Ангелы смерти», — вдруг оживилась пациентка, — я видела про них передачу. Они могут убить человека, если подумают, что так для него лучше.

— Насколько я знаю, это касается лишь умирающих.

— А что у меня за жизнь теперь, доктор? Одно умирание!

— Екатерина Тимофеевна, — он вновь прочитал с компьютера, — давайте все-таки вернёмся к вам. Может у вас есть жалобы на ваше здоровье? Как у вас дела с давлением?

— Я месяц в руках тонометр не держала… — призналась она.

— Ну а препараты вы пьёте? — спросил Антон.

— Что-то пью, когда голова начинает раскалываться… Да ерунда это всё, — сказала она, поднимаясь со стула, — спасибо доктор. Извините, что лью тут слёзы перед вами… Господи… — сказала она, глядя в потолок, и сжала губы в подобии улыбки, что не даёт вырваться горькому стону.

Конечно, Антону было жалко женщину. Мог ли он выписать ей какой-нибудь рецептурный препарат неофициально, без занесения в протокол? Мог, но не стал. Антон старался вести приём так чисто, как мог, чтобы скрыть то единственное пятно, прячущееся за бюрократической мишурой и неведением коллег и начальства. С другой стороны, «пятно» всё-таки требовало краски, или скорее грязи, так почему не предложить женщине обмен? Рецептурный препарат взамен на…

— Екатерина Тимофеевна! — позвал он, когда женщина уже открыла дверь.

— Да? — обернулась та и промокнула глаза уголком платка.

Пару мгновений Антон колебался, взвешивал этичность своего поступка. Женщину поглотило горе потери. В такой момент она может быть очень доверчива. Стоит придумать что-нибудь складное и дело в шляпе, точнее, в пробирке. Но что-то всё ещё смущало Антона. Видимо, моральный компас, хоть и потерял полюса, но какие-то течения человеческого ещё улавливал.

— Я всё-таки запишу вас к психиатру.

— Не думаю, что…

— Пусть запись стоит. Лучше её иметь и не воспользоваться, чем пытаться потом пробиться через километровую очередь.

— Если вы считаете нужным, — она пожала плечами и опустила взор.

— Записал вас на тринадцатое, на два тридцать, — озвучил он и записал квадратном листочке время и номер кабинета.

Антон подошёл к пациентке и протянул листок.

— Сейчас кругом горе, Екатерина Тимофеевна. Нужно его пережить. А пока позаботьтесь о себе. В конце концов, у нас есть только мы.

Женщина спрятала листок в карман, недоверчиво посмотрела на доктора и молча вышла из кабинета.

Ей нужно найти то, ради чего стоит жить, думал Антон, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Когда ребёнок становится целью всей жизни, есть риск лишиться в один миг и того и другого. Нельзя вкладываться в другого без остатка — недолго и себя потерять.

На этой мысли что-то неприятно кольнуло в голове. Какой-то острый укор, но Антон старательно придавил его мыслями о предстоящем. Он вернулся за рабочий стол и, практически на одном автоматизме, начал клепать липовые протоколы.

Когда он выключил компьютер, на часах была половина шестого. Антон закрыл кабинет и, прихватив контейнер для транспортировки крови, спустился на первый этаж поликлиники.

Глава 2

Без пяти шесть он оставил машину на парковке гипермаркета, а сам, с контейнером в руках, направился вниз по Монастырской улице. Название это она получила ещё в позапрошлом веке из-за крупного монастырского подворья, вокруг которого она и шла. Однако в веке прошлом городские власти решили, что в монастыре, как и в самой вере, надобности нет, а потому большую часть зданий растащили, часть разрушили, оставив только голые стены вокруг двора, что теперь безобразно цвели петлями граффити в свете уличных фонарей.

Сначала на месте монастыря тлел пустырь, затем, как из-под земли, появились лавчонки и ларьки, что к концу второго тысячелетия обросли железными коробами взамен деревянных. Просторный двор монастыря превратился в рынок. Задумчивый взгляд, устремлённый ввысь и вглубь, сменился на поверхностный взор, скользящий по пёстрому тряпью.

Антон двигался меж рядов, стараясь не смотреть на зазывал, что выскакивали перед ним с каким-нибудь «отличным свитером»

— Точно ваш размер. Сам такой ношу! Померьте… вот сюда…

— Не нужно, спасибо.

Он перемещался от ориентира к ориентиру: вывеска «нижнее белье»; покосившийся столб, неизвестно кем и для чего установленный; торчащая из земли труба с разинутой пастью, откуда доносился шум канализации; вечно закрытый ларек с выпечкой, через ставни которого изнутри льётся тусклый фиолетовый свет; остаток фундамента одного из монастырских зданий, что служил теперь лавкой для грузчиков. Еще пара поворотов, и он на месте.

Одно из немногих полноценных зданий на территории рынка встретило его звуками музыки родом откуда-то из Средней Азии. Первый этаж был утрамбован мясными и рыбными отделами. Продавцы вяло помахивали кусками картона над своим «свежим товаром». Некоторые при этом роняли сигаретный пепел точно на красно-белые шматки. Свиные головы безразлично глядели на Антона, а из лениво разинутых ртов, будто из материнской утробы, вылетали толстые чёрные мухи. По полу тянулись багровые разводы, заполненные многочисленными следами человеческих ног, порой босых. Изредка с тяжелым грохотом тесак врезался в кость, и по залу летело хрустящее эхо.

На другом конце находилась лестница на второй этаж, который занимали отделы с бытовой химией, но большая часть помещений была пуста. В вечернее время живой казалась лишь одна комната, отгороженная от коридора шторами из разноцветных бусин. Перед входом стоял штендер, покрытый картоном, на котором маркером было написано «ЧАЙХАНА». Под картоном угадывалась реклама аптеки, расположенной недалеко от рынка.

Антон зашёл внутрь и сел за свободный столик в углу. В небольшом помещении находились всего четыре стола. Свет шёл от единственной голой лампочки, что висела не по центру, а чуть в стороне, раскидывая по полу вытянутые тени.

Антон посмотрел на присутствующих. Всего трое, не считая его. По человеку за столом: невзрачные и отрешённые, они старались не смотреть друг на друга и бросали быстрые взгляды в угол комнаты, где находилась дверь, ведущая на кухню.

Интересно, думал Антон, цена одна для всех? Ему не так трудно заполучить доступ к крови, но на что надо пойти человеку, не работающему в медицине? Вон тот, возможно, приносит свою кровь, подумал Антон, глядя на бледного парня, что сидел ближе всего к двери. Надолго ли его хватит?

Парнишка крепко держал в белых руках рюкзак и чуть не выронил его, когда из-за двери послышался «ДЗЫНЬ». Звук этот очень походил на тот, что издаёт звонок на стойке регистрации в каком-нибудь отеле. Ничего, вроде бы страшного, но все четверо вздрогнули и уставились на дверь. Та отворилась с тихим скрипом, выставив напоказ бездонную тьму.

Парень с рюкзаком поднялся и, запинаясь, двинулся к открытой двери. Когда его фигура растаяла во тьме, дверь закрылась сама. Через пару минут парнишка вышел. Он был бледнее прежнего и прижимал рюкзак к груди, словно самую дорогую вещь на свете. Он бездумно глядел вперёд выпученными глазами и чуть не налетел на стол, за которым сидел Антон. Тот приподнялся и поддержал парня за плечи.

— Осторожно, дружище. Ты как?

— Что? Да, я хорошо… хорошо… — он улыбнулся синеватыми губами. — Теперь все будет хорошо, ведь так?

Парень глядел на Антона, будто признал в нем того единственного человека, с которым можно обсудить случившееся, но тот только пожал плечами и сел на место. Парень покрепче прижал рюкзак и покинул чайхану. Когда шторы из бус успокоились, и больше ничего не напоминало о бледном парнишке, снова прозвучал звонок.

Мужчина, что сидел теперь ближе всех, поправил старенький блёклый галстук и отряхнул деловой костюм, словно его ждало собеседование или, как минимум, деловая встреча и вместе с видавшим виды портфелем проследовал во тьму.

В зале осталось двое. Мужика в чёрной кофте с логотипом « Misfits» — покосившимся черепом — Антон уже встречал. Целая банка крови, подумал он, глядя на пузатый пакет у ног мужика, даже не хочу знать, откуда она. А может там не кровь. Может, у всех разная цена?

Мужик заметил, как Антон смотрит на пакет, и задвинул его ногой под стол. Антон отвернулся, и в тот же миг открылась дверь. Мужчина в деловом костюме вышел из комнаты. Взгляд его скакал по полу, стараясь за что-то зацепиться, но цепляться было не за что. Во внутренней неразберихе он не заметил, как выпустил из рук портфель и тот гулко шлёпнулся на пол. Мужчина вздрогнул и засеменил к выходу. Разведя шторы из бус чересчур широкими движениями, он выбежал из чайханы и по коридору застучали каблуки его ботинок.

Глава 3

Антон с Машей поженились полгода назад. Именно в день свадьбы она ощутила присутствие болезни. За пару недель до торжественного события она заметила, что стала быстрее утомляться, куда-то делась прежняя ловкость, во время долгих прогулок её начало покачивать. И Маша и Антон списывали это на приближающуюся свадьбу, отнимавшую так много сил.

— Нервы, Маш, всякое бывает, — говорил он, массируя ноги невесты, пока та лежала на диване с закрытыми глазами. Она прислушивалась к новым ощущениям в ногах. Будто бы они ослабели, и при этом кто-то натягивал мышцы, будто играясь.

В день свадьбы она с трудом поднялась с кровати. Около часа она расхаживалась по квартире, прежде чем пропала тугая хромота. К тому моменту, как Антон проснулся, Маша расходилась окончательно.

— Как ты?

— Лучше, — сказала она, понимая, что придётся раскрыть мужу, что что-то не так. Но не сегодня. Завтра.

Первую половину дня ей и правда было лучше, то ли на самом деле, то ли от эйфории праздника. Свадьбу они устроили, что называется, только для своих. Друзья и родители. Был ещё младший брат Маши и сестра Антона. Всего двадцать человек. На регистрации Маша чувствовала себя отлично, немного прослезилась, но то от радости. Затем ресторан: небольшое заведение, обставленное под модный салон конца 19 века, в центре города без проблем справилось с таким количеством гостей. Вот тут у Маши начались проблемы.

— Всё хорошо? — спросил Антон у неё на ухо, пока с микрофоном в руке многословно вил полуироничное поздравление его друг.

— Устала немного…

— Мы всегда можем сбежать, — как бы шутя, сказал Антон, затем серьёзно добавил, — нет, правда. Хочешь, уйдём?

— Всё нормально, — Маша сдавленно улыбнулась, превозмогая спазм в ноге.

— Видите! — громко сказал друг Антона. — Она уже ворует моего любимого!

Гости смеялись и сменяли друг друга в эстафете с микрофоном. Пятнадцать «счастья» и столько же «здоровья», несколько крафтовых поздравлений с личными историями от самых близких, и классическое «теперь дело за внуками» от бабушки. Дважды Маша выходила на импровизированную танцевальную площадку между столами и оба раза просила Антона танцевать с ней медленно.

— Точно всё хорошо? — спросил он.

— Да, — ответила она, положив голову ему на грудь, чтобы Антон не видел слез боли.

Конечно, Антон видел, что с женой что-то не так. Он списал всё на физическое и эмоциональное истощение. Конечно, думал он, как не устать: только чтобы выбрать платье и причёску она потратила кучу нервов. Видимо теперь, когда все подошло к концу, организм дал знать, что сил больше нет.

Антон умудрялся бегать между столиками, чтобы выпить с каждым гостем, желающим поздравить ещё и лично, при этом постоянно подходил к супруге.

— Ты как?

— Хорошо, Антош. А ты?

— Да, — отмахивался он, — не могу понять, как лучше сделать…

— Ты о чём?

— Если тебя угнетает это всё, — он широко развел рукой, — можем свернуться. Хочешь, я возьму микрофон и скажу, чтобы чай дохлёбывали и уёбы…

— Нет, Антош, не надо, — улыбаясь, перебила Маша.

— Я тебя очень люблю.

— И я тебя.

Они поцеловались, и Антон вновь побежал к столику. На это раз к родительскому, откуда его манила пальцем мама супруги.

Когда они приехали домой, Маша с трудом выбралась из машины. Недолго думая, Антон взял её на руки и обратился к таксисту:

— Не поможете с дверью?

— А как же, дело молодое. Всё ясно, — улыбнулся усатый таксист.

— Антош, не надо, я сама, — попыталась отказаться от помощи Маша, хоть и понимала, что сама она не осилит даже первый пролёт.

Расплатившись с таксистом, выслушав шестнадцатую порцию «счастья и здоровья», они, наконец, остались одни.

— Давай помогу, — сказал Антон, расстёгивая платье.

— Думала, что это мне придётся тебя раздевать.

— Почему?

— Ну, ты много раз бегал к Денису, а мы знаем, что у него проблемы с алкоголем. Да и мой отец тебя без рюмки не отпускал.

— Половину из того, что мне наливали, осталось на полу ресторана.

— Прям половина?

— Ну, ладно, треть. Маш, — сказал он и замер, сняв с неё платье, — ты самая красивая.

— Да брось ты, — смутилась она.

— Бросить? Ни за что!

Он снова взял её на руки и понёс в спальню. Маша смеялась, пока Антон целовал её горячими губами, но затем это тепло передалось и ей, и она стала целовать в ответ.

— Закрой шторы, — попросила она.

— Зачем?

— Свет фонарей мешает.

— Он помогает мне любоваться тобой.

— Закрой!

— Ни за что!

Он снова бросился целовать её тело. Она хотела было запротестовать, но Антон делал ей очень приятно.

Глава 4

Всю следующую неделю они ходили по врачам. Вместо запланированного отпуска в гостинице с бассейном очереди на обследования: КТ, ЭЭГ, УЗИ, тесты на всевозможные нейроинфекции, анализы крови и мочи. Точку поставили на МРТ: в мозгу обнаружились очаги демиелинизации. Крохотные светлые пятна среди тёмной текстуры мозга. Всего ничего, но Маша почти перестала ходить. Невролог поставил диагноз: рассеянный склероз и предложил «пульсануть» Машу.

— Думаю это должно помочь. Большое количество аутоимунных заболеваний отступает под натиском глюкокортикостероидов.

— А побочки? — устало спросил Антон. После того, как Маша услышала диагноз, она больше не говорила с врачами. Антон знал, сдаваться — не в характере Маши. Её оглушило диагнозом, но это пройдёт, и она вернётся к борьбе за своё здоровье и будущее, которое с недавних пор стало общим. А пока нельзя терять времени, нужно бороться дальше, пусть и в одиночку. — Польза превышает риск?

— Конечно, — заверил доктор, как-то чересчур самодовольно развалившись в кресле, — вы далеко не первые пациенты с подобной проблемой. Программа отработана. Сначала «пульсанём», затем посмотрим, что будет с симптоматикой, как изменятся тонус и координаторные функции. Потом будет думать про переход на ПИТРС.

Пульс-терапия прошла без эффекта, если не считать изжоги. Затем было долгое и мучительное обсуждение, с какого именно ПИТРС начать лечение. Маша, конечно, тоже присутствовала в кабинете врача, но уже в коляске, так как ходить не могла. От любого напряжения, ноги вытягивались струной, стопы подворачивались, боль кусала за мышцы дикой собакой.

Спустя двадцать минут беседы невролог подытожил:

— Значит, останавливаемся на натализумабе.

— Лишь бы был толк, — сказал Антон и положил руку на колено супруги. Та слабо улыбнулась, но тут же сморщилась от боли, что невидимым червем грызла где-то в ногах.

Но толка не было, лишь побочные эффекты. Лекарство пришлось отменить. Перепробовав множество препаратов, они остановились на ретуксимабе, эффекта от которого также не было, зато не было и побочек.

Дело сдвинулось с места, когда их невролог ушёл в отпуск и на смену вышел врач помоложе. Он перечитал историю обследований, хмурясь и вздыхая.

— Интересно, — сказал он, глядя на снимок МРТ. — А шейный отдел вы не делали?

— Нет.

— В пятницу в два часа, договорились? — спросил он, после пары нажатий мышкой.

В следующий понедельник Антон вновь привёз Машу на приём. Он поставил её так, чтобы она видела, что происходит в окне, за спиной у невролога, а сам сел напротив.

— Итак, шейный отдел, — начал тот без церемоний, — шейный отдел тоже вовлечён. Если взять оба снимка и сложить увиденное: атрофия белого и серого вещества, наличие тлеющих очагов, поражение шейного отдела спинного мозга — всё это не походит на стандартную форму рассеянного склероза.

Антон молча смотрел на Машу и думал, сколько она ещё может вытерпеть.

— У Марии… — молодой доктор посмотрел в электронную историю, — Андреевны первично-прогрессирующая форма рассеянного склероза. Потому и не помогли гормоны и стандартные ПИТРС.

Антон повернулся к супруге: Маша следила за воробьями, что скакали по ветвям клёна за окном. Вдруг она нахмурилась, стопа её слетела с подножки коляски, и Маша руками вернула ногу на место.

— Неужели диагноз нельзя было поставить раньше? — спросил Антон.

— МРТ шейного отдела назначают не так часто, нет настороженности. Это ведь редкая форма, понимаете, — будто извиняясь за своего коллегу, сказал невролог. — К тому же данную форму начинают подозревать при отсутствии эффектов от стандартной терапии.

Маша всё смотрела в окно. Она приглядывалась к широким солнечным лучам, что рвались на пучки, сталкиваясь с резными листьями.

— Что нам теперь делать?

— Минутку.

Молодой доктор достал телефон и стал что-то искать. Найдя искомое, он выписал на бумажке номер и протянул Антону.

— Это номер Галины Георгиевны Муравьёвой. Она…

— Зав кафедры неврологии, я знаю.

— У неё есть несколько палат в клинике под рассеянный склероз, где проводят исследование совместно с немцами. Думаю, это лучший вариант.

Тем же вечером Антон позвонил.

— Профессор Муравьёва, — зазвучал голос, знакомый Антону по лекциям на четвёртом курсе, — говорите быстрее.

— Галина Георгиевна, добрый вечер. Извините, если поздно…

— К делу, молодой человек!

— Нам дал ваш номер невролог из пятой поликлиники.

— Митя дал номер, так, дальше…

— У моей супруги первично-прогрессирующая форма и…

— Завтра к двум в двести пятый кабинет, с анализами и снимками.

— Подождите, я хотел узнать… Алло? Бросила трубку, — сказал Антон, повернувшись к жене.

Маша слабо улыбнулась. Она тоже помнила эти лекции, скорее походящие на медицинский стэндап. Почти двухметровая, благодаря пышной причёске, профессор Муравьёва ходила вдоль проекторного полотна, забывая переключать слайды. Она активно размахивала руками, изображая аксоны и дендриты, затем принималась хромать и сжимать руки, имитируя инсульт. Смешнее всего она пародировала клеща на лекции по энцефалиту. Солидный профессор забиралась на стул с ногами, садилась на корточки и широко раскидывала руки, растопырив пальцы.

Глава 5

На пару неделю Машу поместили в стационар при клинике нервных болезней, где за ней круглосуточно наблюдали. Каждые три дня у неё брали кровь, чтобы отследить побочные эффекты на случай, если ей всё-таки дали немецкий препарат.

Антон приходил к супруге через день, хоть она и настаивала, чтобы он взял от неё отпуск.

— Ты ещё насидишься со мной, — говорила она, печально улыбаясь. — Воспользуйся передышкой.

— Она мне не нужна.

— Ты, правда, не обязан.

— Я так хочу.

Маша благодарно посмотрела на Антона и поправила край одеяла, что свалился с кровати. Движение это было неловким и тяжёлым.

— Как руки?

— Будто ватные. Наверное, побочный эффект от немецкого препарата.

— Да, наверное…

К концу второй недели Антону позвонили.

— Антон Сергеевич, — серьёзно прозвучало с той стороны, — это профессор Муравьёва.

Галина Георгиевна говорила подчёркнуто серьёзно, по-деловому, без прежней дружелюбной нотки. Наверное, ещё обижается, подумал Антон. Но зачем она звонит?

— Я вас слушаю, Галина Георгиевна. Что-то случилось? С Машей всё хорошо?

Профессор взяла паузу. Вечно разговорчивая Галина Георгиевна в этот раз замешкалась. Антон услышал, как та вздохнула.

— Что с Машей? — повторил он.

— Марии стало хуже. На утреннем обходе мы обнаружили, что наросла слабость в руках, — она взяла паузу и добавила, — значительно.

Антон стиснул зубы. Ему хотелось высказать, профессору, что он думает о её исследовании, но сдержался. Она ведь не только за этим ему звонит? Не только затем, чтобы разрушить остатки надежды.

— Так… — процедил он сквозь зубы.

— Я договорилась о переводе с доктором Кучеровой. Она сотрудник кафедры и по совместительству заведующая отделением реабилитации в центре на Советской. Вы должны знать, там раньше была больница скорой помощи.

— Хорошо. И что там будет?

— Исходя из названия отделения, — на миг вернулся ироничный тон профессора, но тут же пропал, — реабилитация, молодой человек. Мы давно отправляем туда людей со схожей проблемой. Персонал всему обучен. Лечебная физкультура, физиотерапия, психолог. Полный набор.

— А что же с вашим исследованием? — с ядовитым обвинением в голосе спросил Антон.

Профессор снова замешкалась, переваривая укор.

— Доктор Кучерова также участвует в исследовании. Её отделение — одна из наших баз. Мария будет получать препарат и сдавать анализы.

— Во сколько перевод?

— Как только вы за ней приедете. Ни у меня, ни у доктора Кучеровой нет транспорта для перевозки больных. Это остаётся за вами.

— Понял, остаётся за мной.

Машу спустили в коляске на первый этаж клиники. Когда Антон зашёл в приёмный покой, он увидел супругу в коляске, позади стоял крепки смуглый санитар, а рядом профессор Муравьёва. Последняя громко о чём-то говорила, а Маша смотрела на неё снизу-вверх и, улыбаясь, кивала. Когда профессор заметила Антона, лицо её окаменело.

— Антон Сергеевич, вот документы, — профессор протянула папку, — там направление, переводной эпикриз, все результаты анализов, контрольное ЭКГ я сама перешлю доктору Кучеровой.

— Спасибо.

— Да, спасибо вам огромное! — сказала Маша и взяла Галину Георгиевну за руку.

— На здоровье, моя дорогая.

Профессор в ответ пожала руку Маши и слабо улыбнулась тёплой и сочувствующей улыбкой. На Антона она не посмотрела. Развернулась и пошла в сторону лестницы.

— Ну что, — Маша подняла на Антона уставшие глаза, — в путь?

Через час они сидели на кровати в одноместной палате, которую выпросила для Маши профессор Муравьёва.

— Она молодец, — сказала Маша, осматривая палату.

— Мне кажется, это её попытка извиниться за то, что она не может поступиться принципом, ради…

Тут Антон задумался, а кто вообще для профессора Маша? Бывшая студентка университета, в котором она — Галина Григорьевна — читает лекции. Вот, собственно, и всё. Человек, коллега? Да мало ли в том списке на 216 человек врачей или медсестёр? Кажется, профессор Муравьёва сделала действительно много. Антон так и оставил фразу на полумысли.

— Тут неплохо, — сказала Маша.

Палата с одной многофункционально кроватью, тумбой, столиком и двумя стульями у окна действительно была неплохой. Чистой, светлой, за окном беззаботно покачивали ветвями клёны. Где-то неподалёку гремел колёсами трамвай.

— Как ты? Профессор сказала, что стало хуже? — Антон погладил супругу по плечу и спине.

— Возможно, я перестала следить. Тут каждый день что-то становится лучше, а что-то хуже. Как весы, только перевес всегда в сторону болезни.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем.

— Конечно, — сказала она и посмотрела Антону в глаза, — я бы хотел отдохнуть. Тебе не надо на работу?