Автобус остановился так, будто передумал ехать дальше.
— Конечная, — сказал водитель и посмотрел на Макарова так, словно тот был частью багажа, который забыли выгрузить раньше.
Макаров вылез, огляделся и хмыкнул:
— Ну здравствуй, Пиминское. Выглядишь так, будто тебе уже всё равно.
Село встретило его тишиной. Не уютной — настороженной. Несколько домов, серых, приземистых, будто их прижали к земле специально, чтобы не высовывались. Дым из труб шёл лениво, без энтузиазма. На остановке стояли двое мужиков, курили и смотрели на него слишком внимательно.
Макаров поправил пальто, взял сумку и пошёл в сторону администрации.
— Городской, — негромко сказал один из мужиков.
— Видно, — ответил второй. — Лишний.
Макаров услышал. Не обернулся.
Начинается, — подумал он. — Даже кофе не дали, а уже ненавидят.
Здание прокуратуры он нашёл не сразу. Потому что выглядело оно не как прокуратура, а как дом, где когда-то была библиотека, потом склад, потом — «давай сюда посадим прокурора, он всё равно ненадолго».
Табличка висела криво:
Прокуратура.
Без уточнений. Без гордости.
Внутри пахло:
— холодом
— пылью
— и чем-то давно несданным в архив
Кабинет Макарова оказался один. Маленький. Стол — старый, с царапинами, будто его били за неправильные приговоры. Два стула: один для него, второй — для людей, которые будут врать.
В углу — печка. Настоящая. Чугунная.
— Отлично, — сказал Макаров вслух. — Осталось только палача посадить в коридоре, и будет полный комплект.
Он повесил пальто, сел, открыл окно — тут же закрыл.
— Нет. Живи с этим запахом, — сказал он себе.
Через пять минут в дверь постучали. Неуверенно, но без уважения.
— Войдите.
Зашёл участковый. Лет сорока пяти, уставший, с лицом человека, который слишком долго объяснял, почему «не получилось».
— Я Круглов. Участковый, — сказал он.
— Макаров. Прокурор. Не временно, — уточнил Макаров. — Присаживайтесь. Если стул не развалится — считайте, вам повезло.
Круглов сел, помолчал.
— Вам тут… не рады, — сказал он наконец.
— Я заметил. Обычно меня сначала ненавидят, потом боятся, — пожал плечами Макаров. — У вас, смотрю, решили не тянуть.
Круглов криво усмехнулся.
— Вы из-за… — он запнулся. — Из-за этих дел?
Макаров открыл папку. Толстую. Слишком толстую для одного села.
— Из-за этих, — сказал он. — Десять лет. Дети. Женщины. Одинаковый почерк. И ни одного серийного убийцы. Это, знаешь ли, даже для нашей страны перебор.
Круглов отвёл взгляд.
— Люди говорят, вы зря сюда приехали.
— Люди много чего говорят, — ответил Макаров. — Например, что здесь живут нормально.
Он встал, подошёл к окну, посмотрел на улицу.
— Скажи честно, Круглов, — сказал он спокойно. — Когда нашли первое тело… ты уже тогда понял?
Круглов молчал.
— Понял, — кивнул Макаров сам. — Все поняли. Просто решили, что проще жить дальше.
Он повернулся.
— А теперь я здесь. И вот это, — он постучал по папке, — я закрывать не буду. Ни как “отдельные эпизоды”, ни как “сложная обстановка”.
Круглов тяжело вздохнул:
— Вас тут за это не полюбят.
— Меня редко любят, — сказал Макаров. — Но иногда после меня перестают хоронить детей.
В дверь снова постучали. Уже громче.
— Макаров? — раздался женский голос. — Вас глава сельсовета ждёт. Очень.
Макаров усмехнулся, взял папку.
— Ну что ж, — сказал он. — Пойду знакомиться с коллективом.
Если будут улыбаться — значит, врут.
Если будут молчать — значит, боятся.
А если будут злиться… — он кивнул. — Значит, я всё делаю правильно.
Макаров вышел в коридор и сразу понял — он уже всем не нравится.
Не потому что что-то сказал.
А потому что слишком рано приехал.
В коридоре стояли трое. Женщина лет пятидесяти с поджатыми губами, молодой парень из местных — сразу видно, “на подхвате”, и мужик постарше, с лицом человека, который здесь всё видел и предпочёл забыть.
— Это он? — спросила женщина, не понижая голос.
— Он, — кивнул Круглов.
— А надолго? — добавил мужик.
Макаров остановился, посмотрел на них и спокойно сказал:
— Если честно — не знаю.
Если по работе — пока не станет тише.
— У нас и так тихо, — резко сказала женщина.
— Я заметил, — кивнул Макаров. — Слишком.
Парень хмыкнул, но быстро перестал, когда Макаров посмотрел на него в упор.
— Фамилии, — сказал Макаров. — Или мы так и будем играть в “я вас не знаю, вы меня не любите”.
— Зачем вам? — спросила женщина.
— Чтобы потом не перепутать, кто из вас будет врать первым.
Повисла пауза. Круглов кашлянул.
— Это Нина Петровна, из администрации.
— А это Володя… — он замялся.
— Просто Володя, — буркнул парень.
— Отлично, — кивнул Макаров. — Уже теплее, чем в кабинете.
Он пошёл дальше по коридору. За спиной кто-то прошептал:
— Городской.
— Надо было сразу предупредить…
Макаров не обернулся.
Предупреждать надо было детей, — подумал он. — А не меня.
На улице он прошёлся немного, просто чтобы понять, как здесь смотрят.
Смотрели не с интересом.
Смотрели — как на проблему.
— Вы к нам по какому вопросу? — спросил старик у магазина.
— По старому, — ответил Макаров. — Очень старому.
— Тогда зря, — пожал плечами старик. — Тут прошлое не любят.
— А я, — усмехнулся Макаров, — наоборот. Особенно когда оно не похоронено.
К вечеру он вернулся в свой кабинет.
Закрыл дверь.
Выдохнул.
— Ладно, — сказал он вслух. — Начнём с малого.
Он снял пиджак, закатал рукава и взялся за офис.
Сначала — печка. Почистил, проверил тягу.
Потом — стол. Смахнул пыль, нашёл под ней старые надписи, вырезанные ножом.
Фамилии. Даты. Мат.
Макаров спал мирно.
Редкое состояние. Подозрительное.
Ему снилось что-то нейтральное — без судов, без трупов, без слов «почему вы не заявляли раньше». Даже странно.
И именно поэтому он проснулся.
Не от шума.
От шёпота.
Тихого, липкого, как будто под окном кто-то боялся говорить вслух, но очень хотел, чтобы его услышали.
— …он…
— …тот самый…
— …смотри, в окне свет…
Макаров не открывал глаза секунд десять. Просто слушал.
Потом сел на кровати, потер лицо и пробормотал:
— Ну конечно. Доброе утро, цирк.
Он встал, подошёл к окну и резко дёрнул занавеску.
Под окном стояли четверо.
Двое женщин, мужик и подросток.
Стояли близко. Слишком близко.
И показывали на окно пальцами.
— Чего? — громко спросил Макаров, открывая форточку. — Экскурсия?
Женщины вздрогнули. Мужик отвёл взгляд. Подросток остался стоять — слишком молодой, чтобы вовремя понять, что делает глупость.
— Вы… это… — начал мужик.
— Это я, — кивнул Макаров. — Тот самый. Вы что тут делаете в два часа ночи под моим окном?
— Мы просто… смотрели, — сказала одна из женщин.
— На что? — уточнил Макаров. — Я, конечно, ничего так, но не до такой степени.
— Вы из города, — сказала вторая.
— А вы — из села. Удивительно, как мы вообще встретились, — сказал Макаров. — Всё, расходимся. Пока я добрый.
Или вы хотите, чтобы я записал ваши фамилии?
Фамилии подействовали лучше, чем крик.
— Пошли, — буркнул мужик.
— Он злой, — прошептала женщина.
— Я прокурор, — сказал Макаров им в спину. — Злой — это позже.
Они разошлись. Медленно. Оглядываясь.
Макаров закрыл окно, сел на кровать и посмотрел на часы.
02:17.
— Отлично, — сказал он. — Начинается.
Он лёг обратно. Даже закрыл глаза. Даже почти уснул.
Ровно на час.
В 03:24 в дверь постучали.
Не робко.
Не вежливо.
Рабоче.
Макаров открыл сразу.
На пороге стоял Круглов. Бледный. Без шапки. С лицом человека, который уже понял, что сегодня будет плохо.
— Утро доброе, — сказал Макаров. — Если коротко — что случилось?
Круглов сглотнул.
— Убийство.
Макаров молча отошёл в сторону, впуская его.
— Когда?
— Часа два назад нашли.
— Кто?
— Женщина. Тридцать с небольшим.
Макаров уже одевался.
— Почерк?
Круглов кивнул.
— Угадай с трех раз.
— Все ясно.
Макаров остановился, посмотрел на него.
— Тогда это не утро, Круглов. Это продолжение.
Место было недалеко от окраины. Дом — старый, перекошенный, как будто ему давно хотелось упасть, но он терпел из принципа.
Внутри было тихо. Слишком.
Макаров вошёл и сразу понял — да.
Не потому что видел тела раньше.
А потому что узнал.
— Не трогали? — спросил он.
— Почти, — честно ответил Круглов.
Макаров вздохнул.
— “Почти” — моё любимое слово. После “случайно”.
Он присел, осмотрелся. Повреждения. Расположение. Следы.
— Он не торопился, — тихо сказал Макаров. — И не нервничал.
— Вы уверены?
— Уверен, — ответил он. — Когда нервничают — делают быстро.
А тут… — он помолчал. — Тут он был дома.
К вечеру Макаров уже не чувствовал усталости.
Он чувствовал злость.
Он вернулся в кабинет. Разложил старые папки рядом с новой.
Сравнивал. Помечал. Читал снова.
— Одинаковый радиус…
— Почти одинаковое время…
— Одни и те же дни недели…
Ночь за окном была глухая. Ни шагов. Ни голосов.
— Значит, ты решил напомнить о себе, — сказал Макаров в пустоту. — Очень зря.
Он не ложился.
Он пил холодный чай.
Курил у открытого окна.
Писал.
К утру кабинет был завален бумагами.
А у Макарова было то, чего не было у села десять лет.
Связь.
Он откинулся на стуле, устало усмехнулся и тихо сказал:
— Ну всё.
Теперь ты — не легенда.
Теперь ты — дело.
И где-то в Пиминском, он был уверен, кто-то в этот момент не спал тоже.