Новый папа на Новый год

Пролог

Роддом мы с мужем выбрали современный, с новой мебелью и чутким персоналом. Красивое, снаружи и внутри, здание больше похоже на пятизвездочный отель и зимний сад в одном флаконе, чем на больницу. По идее, таким и должно быть место, где рождаются желанные дети. У меня точно желанная дочка. Я иду по коридору, любуюсь милыми фотографиями младенцев на стенах, ищу своего врача. Нахожу в кресле рядом с новогодней елочкой.

– Нет, Симона Викторовна. Не просите, – сразу догадывается, с чем я пожаловала, врач. – Давайте я вас провожу в палату.

– Ну, пожалуйста, Ольга Петровна, войдите в мое положение, – я умильно улыбаюсь и кладу руки на выпирающий живот. – Моя малышка все-все понимает. Она позволит маме встретить Новый год дома. А завтра утром я как штык. Правда, правда.

– Вы же взрослая женщина. Вы должны думать о своем здоровье, а не о том как меня заставить войти в ваше положение. Вы будущая мать, – врач качает головой, но я вижу, что она уже сдается и усиливаю напор.

– Я и думаю. Что может быть здоровее и полезнее, чем встретить праздник в семье, с любимым мужем, с друзьями. Всего один вечерок. Несколько часов.

– Наедитесь лишнего, живот заболит. Без сна, ночь на ногах.

– Клянусь, нет, – я мотаю головой и складываю руки в умоляющем жесте. – Максимум пара-тройка пельмешков. Я сама их настряпала. Заранее. Целый противень. Если нельзя, то и не буду. Каша тоже вкусно.

– Ну, хорошо. Идите. Но завтра…

– Буду, – я радостно смеюсь и предвкушаю удивление мужа. – Приеду с утра и как начну рожать. И обязательно рожу.

– В том, что родите, я не сомневаюсь, – Ольга Петровна ответственный человек и не разделяет моих восторгов. – С наступающим вас.

– Только вы моему мужу не звоните. Я хочу сюрприз сделать, – лучшую палату в роддоме муж оплатил лично и всех извел своими придирками. Чтобы внимательный уход за каждым моим чихом, вдоволь еды и телевизор. Понимаю, что никому из персонала не хочется с ним, а значит и со мной, связываться. Еще и поэтому врач противится моему уходу на новогоднюю ночь.

– А кто же вас заберет? На такси я вам ехать не советую.

– Подруге позвоню, – беспечно отвечаю я. – Она все равно по магазинам мотается, скидки же везде, и заодно заберет меня.

– Так, – Ольга Петровна смотрит на часы. – Сейчас восемь часов вечера, завтра в шесть утра вы должны быть в палате.

– Буду, – я повторяю несколько раз, но врач все равно смотрит на меня недоверчиво. – Могу расписку написать.

– Что я с вашей распиской делать буду? Не надо. Ваша дочь, вам и переживать.

– Спасибо, Ольга Петровна. Я вам своих пельмешков принесу. И торт. Мне все равно нельзя.

– Идите. Несите. Празднуйте. Я подпишу вам пропуск, – вздыхает врач. – Что с вами поделаешь. Но все-таки, вы напрасно так рискуете. Если ночью прихватит, как тогда? Мужу выпить за новый год не дадите.

– Все будет распрекрасно! Мой муж спокойно выдержит ночь без выпивки. Это же последняя наша ночь вдвоем, – я поспешно хватаю телефон. – Вот уже звоню подруге.

Ольга Петровна ворчит, но уходит за пропуском. Она права, конечно. С таким животом и на таком сроке ни к чему беготня туда-сюда. Беременность я проходила легко, все рекомендации соблюдала и рожать собиралась сама. Даже в роддом заранее приехала. А сегодня подумала, что сглупила. Надо встречать новый год с мужем, если не разродилась в старом году. Он тоже устал за мою беременность, вот и поставим точку.

Выйдя за ворота больницной территории, я замираю от восторга. Как по заказу – снегопад, светятся гирлянды, звучит музыка, в каждом дворе мигающая елка, много людей и всем весело. Чувствую как настроение стремительно улучшается. Я правильно решила, не праздник это – сидеть одной в палате со стаканом морса и телевизором. Зачем завидовать чужому веселью, когда свое можно организовать.

– Але, служба спасения? Можно Снегурочку? Или хотя бы зайчика? – набрав Людку, вернее, Милу, я включаю телефон на громную связь. В последнее время подруга на Людку перестала откликаться. Твердила, что другое имя дает другую жизнь.

– Глупость ты придумала, возвращайся в роддом! – неожиданно грубо рявкает Людка на мою просьбу.

– Ты не можешь меня забрать? – я не обижаюсь на подругу, год заканчивается, у многих людей внезапно возникают неотложные дела, а я как рояль из кустов выпрыгнула. – Не страшно. Я такси тогда вызову.

– Стой, где стоишь, Симка, – свирепо отзывается Людка. – Приеду я за тобой, ненормальная.

– Спасибо, Мила. Ты настоящая… – я говорю в пустоту, подруга уже дала отбой. – Ну вот, новогодний сюрприз все-таки будет.

Ждать приходится долго, я уже жалею, что понадеялась на Людку, сама бы добралась. Ноги и руки начинают подмерзать. Я тру щеки и лоб, опасаясь, что простыну. Мне сейчас совершенно некстати переохлаждение. Звоню, чтобы отменить нашу встречу, но телефон подруги оказывается выключен. Может разрядился? Людка вечно забывает его зарядить. Да и мой на последнем издыхании, батарея старая, муж обещал новый телефон купить в следующем году.

– Садись, бестолочь, – Людка лихо тормозит прямо передо мной. На миг я пугаюсь, закрываю руками живот. – Ты хоть подумала, какие пробки сейчас в городе? Правильно говорят, у беременных куриные мозги.

– Я подумала, что новый год это семейный праздник. Врач меня отпустила, – в машине тепло, я вытягиваю ноги, радуюсь, что скоро буду дома. – Спасибо, Мила. Зря я тебя, конечно, побеспокоила.

– Да, ладно. Куда тебя денешь, поехали. Как в детском саду, сначала пляшешь, потом думаешь зачем.

Я не отвечаю на колкость, отчасти Людка права. Есть за мной такой грех. Если загорелась, то кинусь исполнять. И Людка отлично знает, какая я. В детском саду на соседних кроватях спали. В школе за одной партой сидели. После школы наши пути разошлись на несколько лет. Год назад случайно встретились в торговом центре и подружились снова. Со своим мужем подруга развелась, поэтому почти все праздники проводила с нами.

Глава 1. Симона

Бросаю взгляд на часы и ускоряюсь, почти бегу по длинному коридору в спортивный отсек огромного торгового центра. У меня всего полчаса, а дело важное. И хочется его решить до Нового года. Тогда я поставлю себе красивую пятерку. Я молодец. Я справилась с трудностями. И мои дети ничуть не хуже тех, кому все на блюдечке. Да, пришлось брать подработку, но зато я смогу оплачивать секции Мишке и Аришке.

– Маловат он у вас, приходите через год, – девица за столом администратора кисло улыбается. Она красила ногти, а тут я притащилась с нерядовой просьбой. – Мы берем мальчиков в секцию с пяти лет.

– Миша развитый мальчик, дисциплинированный и мечтает заниматься спортом. Четыре года, это ведь не критично.

– У всех мамочек самые лучшие детки, – девица нервно хихикает и ерзает на стуле, желая всей душой, чтобы я немедленно испарилась. – Любая мать скажет, что ребенок развитый и дисциплинированный. И откуда потом берутся хулиганы?

– Вы даже не посмотрели на его физподготовку и способности. На сайте у вас написано, что индивидуальный подход к детям, – я не отвечаю на хамский выпад, цель главнее. Если с этой шишкой на ровном месте не удастся договориться, я пойду к начальству.

– Индивидуальный подход. Но для тех, кого приняли в секцию. А вас не приняли! Вы зря настаиваете и отнимаете время, правила для всех одни.

– Из любых правил есть исключения, – мне не хочется уходить ни с чем. Мишка с Аришкой ждут меня в игровой комнате, пока я пытаюсь решить вопрос с секцией карате. Сын не заплачет из-за отказа, он не по годам стойкий парнишка, но, конечно, очень расстроится. Он дни считает, когда ему исполнится четыре. И Аришку-то взяли в танцевальный кружок. – Кто может решить этот вопрос?

– Исполнится вам пять лет и тогда приходите. Так ведь, Андрей Геннадьевич? – девица заискивающе смотрит куда-то поверх моего плеча и я резко оборачиваюсь.

В дверях стоит мужчина, мечта девяноста процентов женщин. Красавец с легкой щетиной и суровым взглядом. В волосах кое-где седые пряди, хотя по годам ему еще рано иметь седину. Прямой нос, на лбу две продольные морщины, такие появляются, если часто хмурить брови, губы плотно сжаты. Похоже, что начальник или тренер, если девица так задергалась. А может ей просто нравится этот мужчина?

– Где ваш мальчик? – спрашивает мужчина, забыв поздороваться. Наверно, давно стоит, успел понять суть перепалки. – Я тренер, проверю его данные.

– Спасибо. Я сейчас его приведу. Вы увидите, он способный. Одну минуточку, – я моментально исчезаю из приемной, опасаясь, что тренер передумает. Если есть хоть малюсенький шанс, я его использую.

Аришка обиженно хлопает ресницами и вздыхает, что мы оставляем ее одну в игровой. Я прошу дочку подержать кулачки за братика, чтобы Мишка понравился тренеру, и Аришка тотчас сжимает пальчики. Мои детишки дружные, я молюсь всем святым за то, что они такие. Мы с Мишкой бежим наперегонки, объясняю на ходу, что тренер будет проверять, что он умеет, не надо бояться, так принято, и мы же тренировались.

– Я покажу, что умею шпагат и подтягиваться, – решает Мишка и сводит прямые бровки как взрослый. Мое сердце пропускает удар. Я вспоминаю, как Андрей Геннадьевич хмурился десять минут назад. – Мам, а колесо можно?

– Можно и шпагат, и колесо. Мы потом еще в другие секции сходим, да? – говорю на всякий случай, чтобы заранее утешить. Другие секции далековато от работы и садика, мне придется как-то выкручиваться.

– Другие секции нам неудобно, – заявляет Мишка. От детей я не скрываю свои мотивы, сын знает, что это место занятий самое выигрышное. – Будем здесь пробиваться.

– Будем, Мишка, – мы врываемся в приемную, я верчу головой и натыкаюсь на острый взгляд тренера. К счастью, тренер не ушел, ждет нас. Я нервничаю, предложение могло оказаться лишь уловкой, чтобы выпроводить настырную мамашу. Вера в обещания людей у меня почти на нуле. – Вот, мы пришли. Это Миша.

Девица громко хмыкает, перебирая бумаги на столе и головы на меня не поднимает. Заполучила я врага на пустом месте. Плевать, лишь бы Мишку взяли. Перед Новым годом я хочу, чтобы сбылись мечты детей. Других просьб к высшим силам у меня нет. Тренер уводит нас в зал. Я сажусь на лавочку у стенки, зажав в руках Мишкины одежки. Затаив дыхание, наблюдаю за разминкой. Потом тренер просит Мишку попрыгать, подвигаться, показать, что он умеет.

Довольный Мишка подпрыгивает, крутит колесо, садится на шпагат, машет ногами как завзятый каратист, нисколько не стесняется новой обстановки. Я горжусь сыном. Даже если не возьмут, Мишка показал себя во всей красе. Тренер смотрит на него внимательно, не останавливает, но молчит, и я начинаю беспокоиться. Много хорошо тоже нехорошо, говаривал мой преподаватель в университете.

– Миш, достаточно, – я встаю. – Иди ко мне. Нас Аришка ждет.

– Мам, а меня взяли? Я хорошо выступил? – Мишка пытается шептать, но дети плохо умеют таиться. Тренер явно слышит наш разговор.

– Сейчас узнаем. Ты пока одевайся, – я подхожу к тренеру и опять замечаю, как Андрей Геннадьевич и Мишка похожи. Глаза, брови, губы. Только Мишка кудрявый и хохотун. Сердце начинает неуемно биться. Меня это сходство пугает.

– Мальчик у вас способный, – делает заключение тренер. – Хорошие данные. Я, пожалуй, возьму его. Это, действительно, против правил, но во вспомогательную группу могу взять. Привыкнет, втянется. А там посмотрим.

– Спасибо вам большое. Может в его возрасте еще и рано, хотя в каких-то видах спорта и с трех лет занимаются. Он будет стараться, он настырный. Дочку приняли в танцевальную студию, тоже здесь, в этом центре, и я переживала, что Мише тогда одному, вернее, со мной придется дома сидеть.

– А в танцы почему не отдали? Мальчиков всегда не хватает, – Андрей Геннадьевич позволяет себе улыбнуться уголком губ.

– Он там всех с ума сведет в первый же день. Танцоры у станка стоят, хороводы водят, а Миша непоседа, – я, наконец-то, расслабляюсь. Все ведь получилось. Для страхов нет причин. Я уехала очень далеко от родных мест. Здесь нас не знают и никому нет дела до матери-одиночки. – Что нужно для занятий, Андрей Геннадьевич? Форма у нас есть. Если не такая, как надо, то вы скажите.

Глава 2. Андрей

Иногда сам не знаешь, зачем делаешь что-то. Просто делаешь. Не собирался заглядывать в спортзал, моих групп после обеда в расписании не значилось, а заглянул. Причины имелись, если покопаться, то всегда найдешь. Время не позднее, домой идти не хотелось, нужно было, наконец, забрать лишнее из тренерской. Сам не заметил, как натаскал на работу своих вещей, одежду, книги и чайные чашки. Подарки еще от учеников скопились.

Думал, заберу по-быстрому свое барахло, даже в приемную не стану заглядывать, а вышло иначе. Слышу громкий разговор и заглядываю. Интересуюсь, о чем спор. Молодая женщина всего лишь настойчиво просит взять сына в секцию. Мог бы не обратить внимание, я лично набором групп не занимаюсь. Но я вмешиваюсь. Тоже из разряда, не знаю, зачем я это делаю. Ведь Алла настаивает на соблюдении оговоренных условий. Правда, ведет себя невежливо с посетительницей.

Мне нравится заниматься с пацанами, но не настолько, конечно, чтобы отодвигать свои дела и узнавать подробности про их матерей. Первый раз нарушаю собственные же правила. Взял под свою ответственность, пусть и на испытательный срок, четырехлетку. Пацан реально шустрый и способный. Но это не оправдание. Я взял его не за способности. Себе не хочу врать.

Я этого пацана просто взял, чтобы возиться с ним. Учить, поддерживать, видеть, как он растет, как добивается успехов. Не сомневаюсь, что в соревнованиях он сразу начнет побеждать. И мама этого азартного, ловкого Мишки чем-то меня зацепила. Симона. Имя редкое. Женщины с таким именем мне не встречались. Красивая, да. Пышная грива чуть рыжеватых волос, светло-серые глаза. Нормальные губы, не раздутые искусственно до диких размеров, нежное лицо.

Красивых женщин много. И с детьми, и без, и молодых, и в возрасте. Своя красивая есть в любовницах, а я, не задумываясь, еду за машиной Ковалевой Симоны. Подкупило, как детишки ее любят и как она их любит. Не кудахтает, не командует, заботится своеобразно, чтобы они сами действовали. Но не это же меня заставило ехать за ними? Или это? Всю волю в кулак пришлось собрать, чтобы усидеть в машине, когда оказываемся у их дома.

Наблюдаю, вцепившись в руль, как Симона, вытаскивает детишек из машины. Хочется помочь. Дотащить их всех и сумки до квартиры. И что? Остаться? На ужин и вообще. Навсегда? Дикое желание. А муж? У такой милой женщины он обязательно должен быть. Какой-нибудь мудак, который портит ей жизнь своим занудством. Даже не выходит встретить. И Симона на телефон не смотрит, не ждет звонка.

Разом засветились три окна на втором этаже. Вижу, как Симона задергивает шторы. Наверно, укладывает детей спать. Читает им сказки? Мне-то какое дело? Никакого! Не моя это забота, просят ли дети сказку, быстро ли Мишка засыпает, капризничает ли девочка. Симона назвала ее Аришкой. Близнецы они с Мишкой? Похожи улыбками и кудряшками. Аришка маленькая копия Симоны. Рыженькая, светлоглазая. А Мишка не похож на мать. В отца?

Мысль про Мишкиного отца вызывает раздражение. Почему не он привел сына в спортивную секцию? В командировке? Плевать на воспитание детей? Симона одна бьется? Я дожидаюсь, пока погаснет свет, и только тогда уезжаю. Приказываю себе уехать. Уже поздно даже для непредвиденной работы. Дома меня ждет Настя. Анастасия Ковалева. Про однофамильцев Симона пошутила в тему.

В нашем городе, если не каждый второй, то каждый третий, точно Ковалев. Забавно, что город называется Режинск, по реке Реж, а не Ковалевск, по самой популярной фамилии. Настя считает себя моей невестой. Я не протестовал, хотя и предложения не делал, даже не намекал ни разу на будущие законные отношения. Плыл по течению. Когда мы с Настей познакомились, мне было все равно, кто рядом и почему.

Я согласился снять для нас квартиру, согласился вместе жить. И внешне, наверно, все было хорошо. Основательно и прочно. А на самом деле? Мне приходит в голову, что лобовое стекло в машине тоже считает себя прочным. А крохотный камешек, вылетевший из-под колес встречной машины, запросто его делает уязвимым, а то и негодным. Пока я добрался до своего дома, я уже перековался, что ли. Как в дебильном рекламном ролике, почувствовал разницу.

У дверей квартиры понимаю, зачем высшие силы погнали меня вечером в спортзал. Чтобы открыть мне глаза на важные вещи о моей жизни. Не нужна мне такая жизнь. Я хочу быть счастливым не напоказ, а по-настоящему. Когда я перешагиваю порог квартиры, я четко осознаю, что делаю это в последний раз. Бывают такие решения, над которыми думать не надо. Решение просто возникает внутри как железобетонная стена. И изменить его невозможно.

– Ты чего так долго, Андрей? – кричит Настя из гостиной и чуть убавляет громкость телевизора. – У тебя же не было сегодня занятий.

Отец у Насти, по словам ее матери, был полицейским и погиб при исполнении, поэтому девочка с детства привыкла к сериалам про ментов. Ничего другого не смотрит. Это неправда, не служил Настин отец в органах, я бы знал, но эту тему не я трогаю. Услышав, как я открываю дверь, Настя успевает принять соблазнительную позу на диване. Меня эта заученная неискренность бесит. Настя откидывает с бедра полу халата, который и так-то ничего не скрывает.

– Привет, – я обвожу критическим взглядом гостиную. Евроремонт, все дела. Показной уют, за которым Настя следит круглосуточно. И верещит, если я вдруг бросил книжку на журнальный столик или не сложил плед.

– Твой ужин давно остыл, – Настя обиженно поджимает пухлые губы. В ее картине мира я должен кинуться к ней с извинениями и поцелуями и утащить в спальню. Я ни разу за два года сожительства так не поступил, но факты не мешают Насте надеяться и обижаться.

– Не страшно, разогрею.

– Я тут подумала, – Настя потягивается и замолкает. Я непременно должен спросить, о чем она подумала, но сегодня я даже на минимум подобного сладкого общения не готов.

– Я тоже… подумал.

– Андрей. Ты какой-то… не такой. Куртку почему не снимаешь? Плохой день? – вопрос звучит участливо.

Визуалы

Посмотрим на наших героев. На обложке вы их увидели всех вместе, а сейчас по отдельности.

Андрей Геннадьевич Ковалев


Предпочитает не рассказывать о своем прошлом, но реакции, выправка и навыки говорят сами за себя. Работает тренером, ведет секции по карате для детей.

Симона Викторовна Ковалева


Такой Андрей не видел Симону, такой она была давным-давно, в первом замужестве, когда в угоду мужу красилась в блондинку и помогала изо всех сил подруге Людмиле.

Аришка и Мишка, детишки Симоны


Аришка похожа на Симону и занимается в танцевальной студии, Мишка спортивный и самостоятельный, ходит в секцию по карате.

Глава 3. Симона

Полночи я не могу уснуть из-за странного поступка Мишкиного тренера. Зачем он поехал за нами? Мы долго еще болтались в игровой, долго одевались, неужели он нас ждал? Я считаю до ста и обратно, выписываю на мысленной школьной доске свои страхи и стираю их тряпкой, но сон не приходит. Я боюсь любого преследования, любого окрика за спиной, у меня есть основания для этого.

В интерес к себе, как к женщине, я не верю. Я самая обычная мать-одиночка, скромная рабочая лошадка. Таких женщин, без преувеличения, миллионы. На случайные любовные похождения у них нет ни времени, ни сил. Я без модной одежды и крутых увлечений, зато с парочкой ребятишек. На первом месте благополучие детей. И деньги, необходимые на это благополучие. А тренер Ковалев слишком хорош, чтобы быть свободным.

– Мама! Мама! Проснись! – детские ручонки тормошат меня, ерошат волосы, легонько дергают за уши и зажимают нос.

– А? Что? – я выныриваю из глубины сна и облегченно выдыхаю. Все хорошо. Я дома, в безопасности. Дети тоже в безопасности. Вон как веселятся. Сегодня воскресенье, мы дружно отдыхаем. Можем покататься с горки в парке, сходить в кино и добыть елку. – Как вы, ребятки-котятки? Не баловались?

– Мы хорошо, – важно отвечает Мишка. – А ты опять кричала.

– И что я кричала? – пытаюсь выкрутиться, пошутить.

Время от времени мне снятся кошмары. Я ходила по врачам, перечитала кучу литературы по этой теме, делала практики, копалась в своем прошлом, чтобы нейтрализовать негативный опыт, ставила свечки в храмах, но результат был нулевым, кошмары не прекратились. Я махнула рукой. У кого-то мигрени, у меня кошмары, ничего выдающегося. У каждого имеются недостатки. Просто по выходным дети дома и несколько раз подлавливали меня.

– Что кричала? – Мишка чешет лоб.

– Дед Мороз, приходи? Это я кричала? Да?

– Дед Мороз, приходи, – подхватывает Аришка. – И подарки приноси!

– Принесет, – заверяю я. – Мы же написали ему письмо. Недели Деду Морозу как раз хватит, чтобы собрать в мешок наши подарки.

– Хватит? – Мишка сомневается. – А наши подарки войдут в мешок?

– Войдут. Мешок волшебный. Кажется маленьким, а входит в него много. Снегурочка поможет деду.

– И снеговик поможет, – Аришка радуется, хлопает в ладоши. И я радуюсь, что пока дети легко переключаются с моих криков на новогоднюю тематику.

– И зайчик, – добавляет Мишка.

– И лисичка, – я поощряю развивающую игру и мы с хохотом перечисляем зверей, потом переходим на птиц. Я, наконец, переключаюсь с навязчивых мыслей на бытовые дела, завтрак и сборы в парк.

В парке с утра полно ребятни и мои отрываются по полной. Я хохочу, глядя на их выкрутасы. Мишка и на животе уже прокатился, и спиной вперед, и на ногах. Аришка трусит. Катается на ледянке, сидя строго лицом вперед, и верещит, если ее разворачивает. Мишка все чаще поглядывает на самую высокую горку и вздыхает. Горка платная и без взрослых на нее не пускают.

– Мам, – решается поклянчить Мишка. – Один разочек.

– Миш, я боюсь, – честно признаюсь в своих страхах. – Я же вам рассказывала. Давай ты подрастешь и тогда сможешь сам скатиться.

– Подрасту, ага, – квасится Мишка. Для него мой ответ звучит как не в этой жизни. Сообразительный парень. Понимает, что горку уберут раньше, чем он до нее дорастет. – Посмотреть же можно.

– Можно, – соглашаюсь я, хотя и смотреть, как на бешеной скорости летят с горы любители экстрима, для моих нервов тяжко. – Пойдемте, постоим рядом, отдохнем немножко. Нам вообще-то уже пора домой. Пообедаем, поспим, а потом в кино.

У высокой горки не протолкнуться. Я крепко держу детей за руки, чтобы не потеряться в толпе. К счастью, мы находим местечко, откуда все отлично видно и слышно. Восторженные лица и вопли катальщиков. Аришка прижимается ко мне, а Мишка не может устоять на месте. Прыгает и вопит вместе с катающимися, всей душой там, на горке.

– Добрый день, – раздается за нашими спинами и мы дружно поворачиваемся. Андрей Геннадьевич, будущий Мишкин тренер по карате, приветствует нас. Смотрит без улыбки, мне непонятно, зачем он нас окликнул.

– Здравствуйте, – возникает неловкая пауза, я не знаю, что сказать. Неудобно сразу уйти, едва встретившись.

– Ждете очередь на горку?

– Мы не катаемся, – важно сообщает Аришка. – Только смотрим.

– Почему не катаетесь?

– Мама боится горки, – я невольно сжимаю Аришкину ладошку. Кажется, мне пора учить детей не откровенничать с посторонними.

– Маму плохой дядя столкнул с горки, – влезает и Мишка. – Мама несла нас, а он толкнул. Мама испугалась, что мы покалечимся, – последнее слово Мишка произносит по слогам.

– Плохой дядя? Где он? – мрачнеет Андрей Геннадьевич. Хотя куда уж больше-то мрачнеть.

– Это было давно, – я прихожу в себя, хватит недоумевать, и пытаюсь взять разговор под свой контроль. – Не стоит об этом вспоминать.

– Мы совсем маленькие были, – сокрушается Мишка. – Но мы не плакали. И мама смогла убежать.

– Не плакали, – тотчас поддерживает брата Аришка. – Мы не плаксы.

– Если вы разрешите, Симона Викторовна, – Андрей Геннадьевич неожиданно предлагает свою помощь. – Я могу прокатить детей с горки. Я не боюсь.

– Зачем вас обременять. Спасибо. В другой раз, – предложение меня озадачивает. Неужели этому мачо хочется развлекать моих детей?

– Взрослому мужику как-то неудобно лезть на горку. Миша будет моим прикрытием, – шутит Андрей Геннадьевич.

– Очередь в кассу посмотрите какая. Час стоять придется.

– Билеты уже куплены, – окончательно смущает меня Мишкин тренер.

– Куплены? Когда? – внутри меня вспыхивает нешуточная борьба. С одной стороны, опасение и удивление поступком тренера, а с другой стороны, я понимаю, как сильно Мишке хочется прокатиться и других вариантов попасть на горку у него нет. Я не решусь скатиться, да и Аришку не с кем оставить. – Вы стояли в очереди?

– Еще утром купил. Народу было мало. Только одному кататься как-то палевно.

Глава 4. Андрей

Пока мы идем до дома этой веселой семейки, Симоны, Мишки и Аришки, я думаю о том, как им понравиться. По-настоящему понравиться, а не подарками симпатию купить. В жизни меня никогда не волновала эта проблема. Обычно нравился. Многие заискивали, напрашивались в друзья. На дружбу я скупился. Славка, один верный друг есть, и хватит. По молодости я даже гордился тем, что кому-то я поперек горла.

Прошлое давно не вспоминаю. Того парня уже нет, даже физически. Много раз клетки тела переродились. Другое тело, другие мысли и взгляды, другой я. Когда-то летел в самолете, листал от скуки журнал и вычитал с какой скоростью клетки разных органов заменяются. За три года ни одной старой клетки не остается. Мне помогло это знание отстраниться от того, что хотелось забыть.

– Что-то надо купить? – спрашиваю я у Симоны, когда мы подходим к магазину.

– Для обеда все есть, – отказывается Симона. – Не надо ничего покупать.

– Ну да, билеты против борща.

– Договор дороже денег, – Симона сглаживает улыбкой категоричность отказа и я замолкаю. Мне нравится ее независимость, несмотря на то, что хочется немедленно взять под свою ответственность благополучие Симоны и детей.

– Мишка теперь эксперт, – замечаю я. Дети идут впереди и я слышу их разговор.

– Лучше не кричать, – поучает Мишка сестру, делится опытом катания с большой горы. Я сдерживаю улыбку, так серьезно он это говорит. Наверно, подражает Симоне. Она с детьми говорит уважительно. – Потому что снег летит прямо в рот.

– Снег нельзя есть, – грозит пальчиком Аришка. – Горло заболит.

– Я не ел. Выплевывал, – Мишка шмыгает носом и косится на Симону. – Мама я не ел. Я разумно себя вел.

– Завтра увидим, – отвечает Симона.

– Завтра увидим, – повторяет за матерью Аришка.

– Завтра увидим, – тоже повторяю, чтобы быть с ними заодно, чтобы меня посчитали своим.

Квартира у Ковалевых обыкновенная, небольшие прихожая и кухня, одна отдельная комната и гостиная, из которой можно попасть еще в две комнаты. Не очень удобная планировка, но зато у детей имелись отдельные спальни. Наверно, Симона этим и руководствовалась, когда заселилась в эту квартиру. Есть общее пространство и есть личное. Ловлю себя на том, что одобряю каждое действие Симоны. В ее сторону мой привычный скепсис сам отключается.

Напросился я в гости с единственной целью – выяснить наличие или отсутствие мужа или просто мужика у Симоны. Ревность грызла, вдруг он есть? Морду ему придется бить с ходу или сначала надо оценить отношения в семье? Мужа не оказалось, я сразу замечаю отсутствие тапочек большого размера и вообще мужских вещей. Даже приходящего изредка мужика нет. Невольно выдыхаю. Они мои, все трое. Никому не отдам.

– Заело, – хныкает Аришка, дергая застежку на курточке, и брат, кинув свой пуховичок на пол, бросается ей на помощь.

– Шарф попал, ерунда. Сейчас, – Мишка деловито освобождает молнию от шарфа, а Симона смотрит на них. Я вижу, что ей хочется тоже броситься на помощь, научить детей быстрее справляться с ситуацией, но Симона лишь сжимает кулаки и отступает к шкафу. У Мишки все получается и он командует сестрой. – Все, снимай. Давай повешу. Иди руки мыть.

– Разрешите и мне поухаживать за дамой, – я кладу руки на плечи Симоне, стягиваю пуховик. Я бы и сапоги ей расстегнул, икры помассировал, поцеловал коленки… да много чего во мне всколыхнуло понимание, что никакого мужа у Симоны в данный период нет.

– Спасибо, Андрей Геннадьевич, – Симона смущенно улыбается. – Я пока переоденусь и разогрею все, а вы проходите в комнату. Там телевизор.

– Мама, а руки мыть? – Мишка бдит и тянет меня за рукав в ванную. – Мы же с улицы пришли.

– Обязательно надо помыть, – соглашаюсь я с Мишкой.

Пока мы возимся в ванной, а потом детишки сами переодеваются в домашнее, Симона накрывает стол в гостиной. На кухне мы вчетвером не поместимся. Дети ей помогают и я в который раз восхищаюсь ими, мечтаю присвоить этот уют, смешные разговоры и незатейливые игры. Обед в гостиной, оказывается, не только для меня. По выходным у них так заведено. Или у нас? Я намереваюсь получить все права на обеды по выходным.

После обеда Симона укладывает детей поспать, они заметно устали. Я разглядываю фотографии в рамочках на стене. В основном, детишки. Общая только одна и на ней сразу угадывается схожесть лиц Аришки и Симоны. Аришка сидит на коленях у Симоны, а Мишку стоит рядом. Дети похожи между собой щечками, улыбками, кудряшками, в общем, детскостью. Кто бы подумал, что я могу быть таким подтаявшим от умиления. Я сам не знал, что могу.

– Извините, – Симона выходит в гостиную. – С детьми на гостей времени не остается. Поэтому у нас гости редко. Когда дети подрастут, у них свои гости будут.

– Не извиняйтесь. Я отлично провожу время. Борщ шикарный. И хрюкадельки тоже. Не помню, когда так вкусно обедал.

– Мишка разбойник, – тихо смеется Симона. – Знает, как правильно говорить, а все равно хрюкает. Хотите еще чая?

– Симона, я бы предложил на ты перейти. Не обидитесь?

– На ты? Наверно, это неправильно. Мы ведь…

– Правильно. Если сомневаетесь, давайте у детей спросим. Разрешат они мне такую вольность или нет.

– Мишка вам за горку все разрешит. Пять раз мне рассказал, как он катался.

– Так что? Переходим на ты? – мой напор, конечно, Симону настораживает, только я ничего с собой поделать не могу. В домашнем платье Симона особенно уютно выглядит и я по-звериному хочу ее уюта. – Хрюкадельки объединяют людей.

Ответить на мой топорный юмор Симона не успевает, в дверь начинают трезвонить. Десятым чувством понимаю, что открывать лучше бы не надо, не ко времени и не с хорошим пришли, если так звонят. Поэтому сам кидаюсь к двери. Кнопку звонка давит злющая Настя. Отталкиваю ее, переживая, что ребятишки проснутся. Через миг до меня доходит, как Симона воспримет этот визит. Жена пришла забирать загулявшего мужа.

– Она же старая, – сразу орет Настя. – И с детьми. Ты ослеп?

Глава 5. Симона

Обеими руками упираюсь в дверь, как будто Андрей Геннадьевич кинется ее ломать, как будто я смогу удержать дверь. Самое ужасное чувство это беспомощность. Когда понимаешь, что твой дом вовсе не крепость. Чужой тяжелый сапог запросто сомнет хрупкую раковинку. Была улитка и нет улитки. Я так себя и воспринимаю, улиткой на которую сапог вот-вот опустится.

Улитка может, конечно, не стоять у входа, а забиться в самый дальний уголок своего домика и дрожать там от страха. Может выть как зверь и даже выкрикивать ругательства. Может грозить расправой. Беспомощность никуда не денется. Осознавать это не просто больно, это доводит меня до паники. Хочется убежать на край света. Я заставляю себя успокоиться, подумать о чем-то несущественном, но удается плохо.

– Ну что? – я смотрю на себя в зеркало в прихожей. Поправляю волосы, хотя в этом никакой необходимости нет. – Не умеешь ты, Симона Викторовна Ковалева, биться за мужиков, не стоило и начинать. Мужа проморгала, а этот вообще одинокий, значит, всехний. И угощать его обедом бессовестно. В глазах людей выглядит как наглое соблазнение, как приглашение в кровать. Желающих охомутать и без тебя полно.

Надо продышаться. Я хватаю елочную гирлянду и сажусь на диван. Руки ноют. Я их приморозила четыре года назад, приходится дополнительно за ними ухаживать. Радуюсь, что дети спят, пореветь, пожалеть себя очень хочется и я всхлипываю тихонько. Если настроение падает, то сразу вспоминается самое плохое. Мой ночной кошмар. Который случился наяву и навеки поселился в мои снах.

Морозная новогодняя ночь, я с двумя младенцами на руках бегу по снежной целине, опасаясь выстрелов в спину. За мной гонится мужик с автоматом, он пьяный, часто падает и матерится. Я увязаю по колено в снегу, но успеваю добежать до крутого обрывистого берега у реки, укрыть личики малышей уголками одеялок и катнуть детей вниз. Быстро разворачиваюсь и шагаю навстречу преследователю.

Поднимаю руки вверх, внутри все дрожит. Пеленка между ног сбилась, кровь течет по бедрам, я чувствую, что вот-вот промокну. И тогда этот догадается, что я тоже роженица, как и та, которую он убил. Догадается, что я ненужный свидетель. Гуля знала, что ее убьют. Сказала мне, что не убили только потому, что ждали ее родов. Велела бежать, сунула мне в руки своего малыша.

– Отпусти меня, – я падаю на колени, закрываю лицо руками. – Я тут случайно. Пряталась на кухне. Хотела стащить продукты. Не бери грех на душу. Я ничего не видела.

– Где ребенок? – рычит мужик.

– На базе. Гуля его спрятала. В кладовке. Там мешки с мукой и ящики. А потом она ушла в номер, – я надеюсь, что вру правдиво. Мне повезло, что не этот мужик встретил меня на входе в костюме Деда Мороза и погнал наверх. – Я просто. Случайно. Я ни в чем не виновата. Продукты хотела. И вдруг взрыв. Отпустите меня. Я буду за вас молиться.

– Иди! Ну! Оглохла? – мужик машет автоматом. – Давай мигом.

Я пячусь к обрыву, умоляюще сложив руки на груди и не отводя взгляда от дула автомата. Нельзя смотреть в глаза мужику, нельзя ни в коем случае. Он разозлится, воспримет как вызов. Убьет меня. Гуля предупреждала, просила не смотреть им в глаза, они звери. Просила спасти ее сына. Обещала задержать их. Один все же увидел меня на снегу, кинулся вслед.

Я снова бормочу о продуктах, ведь праздник, надеюсь, что мужик пожалеет дурную девку, отпустит. Выгляжу я ужасно, лицо опухло от слез, волосы висят сосульками, чужой пуховик весь в пятнах. Только бы дети не заплакали, только бы молчали. Только бы этот не понял, что дети внизу. Чем дольше мы разговариваем, тем больше вероятность, что дети начнут плакать.

– Пожалуйста. Я лишь помогла ей родить. Она приползла на кухню, родила и спрятала ребенка. А я убежала.

– Дура! – орет мужик и с силой толкает меня прикладом автомата в грудь.

Я кубарем лечу вниз, задохнувшись от боли. Там, где я только что стояла, слышна автоматная очередь. В темноте пули светятся, я зажимаю уши, чтобы не слышать треск. Но все равно слышу и холодею внутри. Наверно, меня отлично видно на снегу, в любой момент пуля может прилететь, достать, убить. Тогда малыши обречены, мне надо выжить любой ценой. Найти их и спасти.

Я ползу вниз, сама не зная куда, проваливаюсь по пояс, снега у реки намело много, и беззвучно вою от страха, что в этой снежной круговерти не найду детей. По лицу текут слезы, щеки щиплет, ночью ударил сильный мороз. Я смахиваю слезы ладонью, пытаясь понять, где дети. Встаю, чтобы увидеть следы на обрыве, и, к счастью, вижу неглубокие бороздки. Младенцы легкие, не укатились далеко.

Руки ломит от холода, я передвигаюсь на четвереньках, но добираюсь до детей. Хватаю их в охапку и в панике оглядываюсь, куда мне с ними? Далеко ли я уйду по берегу? Есть ли поблизости жилье? Сейчас, сидя на диване, не верю, что это я была в том лесу. Что это я шла как зомби по льду на другой берег, а поземка заметала мои следы. Надеялась, что если т хватятся, то подумают, что замерзла в сугробе вместе с детьми.

– Мама! – меня хватает за руки Мишка, сам проснулся и выскочил в гостиную, где я ухнула в страшные воспоминания. Трогает теплыми ладошками мои щеки и возвращает в реальность. – Мама, ты плачешь?

– Гирлянда, – говорю первое, что приходит в голову.

– Не горит? – Мишка хмурится, вытягивает из моих рук скрученную в клубок гирлянду, находит вилку и сует ее в розетку. – Ты включила неправильно, вот и не загорелась. Видишь, она горит.

– Вижу. Молодец, сын. Нужно остальные игрушки для елки достать. Буди Аришку, я чайник поставлю, – поспешно скрываюсь в ванной, умываюсь теплой водой. Холодную терпеть не могу. Хлопаю себя по щекам. – Чего расклеилась-то? Все у нас замечательно. Не пропадем. Тогда не пропали и сейчас не пропадем.

За раскладыванием игрушек вечер пролетает незаметно. Завтра куплю елку. Под рост детей. Прошлые годы мне приходилось наряжать, а сейчас дети и сами смогут. Мишка с Аришкой шепчутся, толкают друг дружку, наконец, Аришка решается высказать просьбу. Подлезает под мою руку и начинает издалека. Что маленький мешок у Деда Мороза, она видела на картинке, а ребят много.

Глава 6. Андрей

День не задается, я нервничаю, все валится из рук. Утром разбил чашку, ладно кипятком не обварился. Днем, готовясь к тренировкам, так сильно дернул шнурки на кроссовках, что оторвал оба конца. На сто раз передумал, что сказать и как поступить, чтобы восстановить отношения. Самый простой способ через детей, им я нравлюсь, но Симона однозначно воспримет в штыки. Не хочу ее загонять в угол.

Алла раздражает больше обычного, хотя ведет себя как как всегда. Заискивающе улыбается, подавая на подпись документы, предлагает кофе, зная, что я его на работе не пью, треплется по телефону с подругами. Не вру себе, понимаю, что с опаской и надеждой жду вечерней тренировки с малышами. Придет Мишка, мы увидимся с Симоной. Не вовремя заявился второй тренер и я проворонил Симону.

Веду тренировку в расчете на Мишку, чтобы его подружить с ребятами, вдохновить и зажечь. Чтобы ему захотелось заниматься дальше. Это с одной стороны неправильно, а с другой, вышло удачно. Пацаны довольны и приняли Мишку в свою компанию. После тренировки я провожаю Мишку взглядом. Даже не борюсь с собой, иду за ним в раздевалку. Час между занятиями у меня есть.

Мишка деловито собирает свой рюкзачок, проверяет взглядом полки в шкафчике, чтобы ничего не забыть. Шапку и шарф кладет сверху, а куртку не надевает, положил рядом с рюкзаком. Я улыбаюсь, мне нравится в этом мальчишке все, основательность, смелость и находчивость. Он как будто мой сын, такие у меня к нему чувства, отцовские. Возможно это возраст, раньше отцом я себя никогда не ощущал.

– Мама тебя не встречает? – интересуюсь как бы мимоходом. – На улице темно.

– Я большой, – заявляет Мишка, застегивая рюкзак. Ни секунды не сомневается в правдивости своих слов. – Я сам могу собраться. Мама Аришку встречает. Мы так договорились.

– Аришка маленькая? – я улыбаюсь от умиления. Дети одного возраста, но Мишка занимает четкую позицию, он главный. – Ты к ней сейчас? Можно мне с тобой? Доверишь рюкзак понести?

– Можно, – кивает Мишка, но рюкзак не отдает, тащит сам.

Мы проходим через фуд-корт и большой холл, я наблюдаю за мальчишкой, к какой витрине кинется. Для ребенка много соблазнов, мороженое всех мастей, бургеры, газировка. Тут же автоматы с мелкими игрушками и ларьки с детским оружием, пистолеты и автоматы. Без разрешения Симоны я не буду покупать подарки, просто интересно. Мишка не соблазняется ничем, покосился только на детскую игровую комнату. Там сухой бассейн с шариками.

В раздевалке танцевальной студии застаем одну Аришку, другие девчонки уже ушли, занятие закончилось раньше, чем наша тренировка. Аришка сама переоделась и разложила на стульчиках верхнюю одежду. Топчется рядом, не сводя взгляда с двери. Пока не плачет, но заметно, что держится из последних сил. Я присаживаюсь перед девочкой на корточки, нажимаю шутливо на нос.

– Привет, Аришка. Хорошо потанцевала? Понравилось тебе?

– Надо тянуть носочек, – Аришка скидывает туфельку и показывает, чему их учили. – Я умею.

– Отлично у тебя получается. Миша тоже молодец. Всю тренировку выдержал.

– Где наша мама? – Аришка вытягивает шею, чтобы заглянуть за мое плечо.

– Наверно, застряла в пробке. Перед праздником все торопятся закончить дела, поэтому на улицах много машин, – стараюсь говорить убедительно и не сюсюкать. Симона с детьми общается серьезно, не делает из них малолетних придурков. – Не бойся, мама скоро придет. Давай я тебе помогу.

– Мама застряла в пробке, – повторяет Мишка, убеждая себя и сестру. Но я вижу, что они оба сжались и насупились.

– Знаете что, начинаем одеваться. Мама придет, а ты готова.

– И я готов, – Мишка сразу же достает из рюкзака свою шапку.

– Начинаем, – соглашается Аришка и подает мне пуховичок.

– А мы сейчас маме позвоним и все узнаем, – осеняет меня. – Если она застряла, мы пойдем и выручим ее. Сейчас только номер ее телефона узнаю у секретаря.

– Вот, – Мишка протягивает мне визитку, запаянную в пластик. – Тут мамин номер.

– Круто, – я поражаюсь, насколько предусмотрительна Симона. – Все, звоню.

– Мама! – кричат дети и я оборачиваюсь.

В раздевалку влетает Симона, бледная и растрепанная. На щеках красные пятна, пуховик распахнут. Дышит тяжело, словно долго бежала по улице. Дети бросаются к ней, облепляют с двух сторон. Симона благодарно смотрит на меня, часто моргает, чтобы скрыть слезы. Я молча подаю курточку Аришки. Явно что-то случилось, но при детях не спрашиваю.

– Ты застряла в пробке? – дети уже улыбаются. – Мы знали. Мы хотели тебя выручать.

– Молодцы, – шепчет Симона. – Молодцы, что не растерялись и не плакали. Да, я застряла. Машину пришлось оставить. Сейчас пойдем домой.

– Я вас отвезу. Одевайтесь и спускайтесь вниз. Я только ключи от машины возьму, – предлагаю и быстро ухожу, чтобы Симона не успела отказаться.

В приемной секретарша болтает по телефону и резко замолкает, увидев меня. Я поручаю старшему группы начинать тренировку без меня. Он сразу соглашается, сам мечтает тренером стать. Ребята из старших классов, давно у меня занимаются, проблем не должно возникнуть. Хватаю куртку, проверяю ключи. Секретарша выжидательно смотрит на меня. Постоянно забываю, как ее зовут. Алла. Точно.

– До свидания. Я вскоро вернусь. Мне нужно отвезти малышей домой. Прикройте зал, когда все ребята зайдут.

– Каких малышей? – проявляет ненужное любопытство Алла. – Андрей Геннадьевич, у вас же нет малышей.

– Есть. Но это не ваше дело.

Выхожу из приемной и замираю за дверью. Интуиция меня не подводит, секретарша тотчас начинает громко пересказывать наш разговор кому-то. И я через пару слов догадываюсь кому. Насте. В порыве ненависти Настя проколола колесо у машины Симоны. Похвасталась подвигом своей подруге, уверенная, что заставит меня пожалеть о разрыве.

– Ты дура, Настька! Подсудное же дело. Думаешь, насолила сопернице, – орет секретарша. – Твой Андрей повез ее малышню домой. Поняла? Так бы тренировку вел, а ты постаралась, он теперь этой помогает.

Глава 7. Симона

Меня охватывает ставшая уже привычной усталость. Это не телесная усталость, которая бывает приятной. От телесной усталости есть много способов избавиться. Выспаться, понежиться в теплой ванне, напитаться приятными впечатлениями, просто ничего не делать, лежать на диване у телевизора, а лучше на морском берегу. Солнце и приятная компания отлично поднимают жизненный тонус.

Моя усталость иного рода и спасения от нее нет. Я не нашла способов. Могу лишь забыться, отвлечься, перебить важными, не терпящими отложения, делами. Накормить детей, уложить их спать. А перед сном занять чем-то увлекательным и спокойным. Я достаю альбомы и карандаши. Будем рисовать приветы деду Морозу. Я сажусь на диван, сую руки под мышки. Глупая привычка, появившаяся в ту ужасную новогоднюю ночь.

– Мама вот, – Мишка заканчивает рисовать первым и протягивает мне свой рисунок. На нем довольно узнаваемо изображена большая машина и рядом четыре человечка. – Для деда Мороза мой привет. Нам надо четыре подарка.

– Мне кажется, мы утомим дедушку своими посланиями. Миш, ты только подумай, сколько ребятишек. Если каждый будет много-много раз его просить все больше и больше подарков, то дед точно все перепутает. Он же старенький. Они со Снегурочкой заранее все приготовили, – мне стыдно, что я говорю эту ерунду Мишке. Просто не знаю, как еще его остановить.

Мишка огорченно сопит, я молча ерошу его кудряшки и прижимаю к себе. Парню нужен мужской пример, я вижу, что Мишка очарован своим тренером. И не он один. Аришке Андрей Геннадьевич тоже нравится. А мне нравится? Я не знаю, что ответить. Сегодня он без раздумий и просьб кинулся нам на помощь. Привез домой и пообещал позаботиться о моей машине. Обнимал и утешал на глазах у детей. Они и размечтались.

– Мама вот, – Аришка берет пример с брата. На ее рисунке нет машины, зато есть танцующая девочка балетной пачке в центре и три человечка в зрителях. Еще неделю назад дети рисовали только троих человечков. Меня и себя. – Красиво?

– Очень красиво, – соглашаюсь я. – Давайте зайчиков нарисуем. Кто больше за пять минут? И спать.

Дети долго не засыпают, все-таки моя нервозность им передалась. Мишка хитрит, лежит с закрытыми глазами, явно ждет, когда вернется Андрей Геннадьевич. Я сажусь рядом с кроваткой, чтобы сын не нашел себе занятие повеселее. Разговаривать о случившемся при детях не хочу. Я понимаю, кто мог пробить колесо, понимаю зачем, и против воли на меня опять наваливаются воспоминания.

Четыре года назад я стояла перед дверью в нашу с Николаем квартиру, крутила в замке ключ, а открыть дверь не могла. Меня не было в городе больше месяца, я специально дождалась позднего вечера, чтобы никто из соседей меня не увидел в неприглядном виде и не начал задавать вопросы, и такая незадача. Я нервно оглядываюсь, на площадке три квартиры, кажется, что из каждого глазка на меня смотрят.

Почему Николай поменял замки? Посчитал, что я не вернусь домой? Но я ему послала несколько сообщений. Правда, сообщения были с чужих телефонов и ответа я не получила, но муж знал, что я выжила после тех ужасных событий в санатории. Я ведь надеялась, что он перевернет всю округу в поисках меня. Что найдет обязательно. Объявления везде будут, по телевизору и на столбах. Лишь когда надежды растаяли, я решилась приехать сама.

– А вы чего тут топчетесь? – из лифта выходит девушка с рюкзачком, по виду студентка, и с подозрением косится на меня. – Вы к кому пришли?

– Не пугайтесь. Я тут жила. Вот в этой квартире.

– В этой квартире? – девушка медлит открывать дверь. – Вы сестра Милы? Сима? Сбежали из дурдома? Извините, из специальной клиники?

– Нет, что вы. Я не была ни в какой клинике. Я жила здесь с мужем, – я горячо протестую против абсурдных вопросов. – Просто некоторое время отсутствовала. Попала в ужасную переделку.

– Да? – девушка мне явно не верит. – Отойдите, пожалуйста от двери. Я эту квартиру снимаю. Уже больше месяца, сразу после Нового года въехала. Здесь никто не прописан, я проверяла. Но меня предупредили, что вы можете появиться.

– Предупредили? – я послушно отступаю к лифту. – Кто? Мила?

– Да, Мила. Вы подождите здесь, я вынесу ваши вещи. Мила велела отдать их вам.

– Больше месяца снимаете? – новость меня добивает. Я прислоняюсь к стене, чтобы вздохнуть, даю себе минутку, потом пытаюсь прояснить ситуацию. – А Николая вы знаете? Он мой муж. Это квартира наша. Мила моя подруга, вовсе не сестра.

– Видела один раз мельком, – девушка скрывается в квартире, а я жду непонятно чего. У меня нет ни документов, ни денег, я в полной растерянности, что делать дальше.

Я с силой тру лоб, мозг отказывается соображать. Единственное логичное объяснение, что меня просто выкинули из своей жизни муж и подруга, выкинули как старую, ненужную вещь, не укладывается в голове. Кнопка вызова лифта не реагирует, я стучу по ней кулаком, не чувствуя боли. За спиной как выстрел щелкает замок, внутри все обмирает, колени слабеют.

– Эй, Сима, – девушка выглядывает из-за приоткрытой двери. – Идите сюда. Я чайник поставила. Хотите чаю?

– Хочу, – мои губы дрожат, я бочком протискиваюсь в собственную квартиру. Как нищенка за милостыней. – Спасибо вам. Можно мне умыться?

– Да, да.

– Спасибо, – в ванной вместо серебристого гарнитура стоит простенький белый. Я этому даже рада. Не так больно. Чужая ванная.

– Это ведь вы? – девушка протягивает мне мою свадебную фотографию в позолоченной рамке, когда я выхожу из ванной. – Выпало из мешка.

– Это я, – голос меня подводит. Я беру фотографию и судорожно вздыхаю. Моя жизнь все-таки случилась, а не приснилась мне.

– Надо другой мешок, – сокрушается девушка. – Я вам сумку дам. У меня есть большая, челночная. В нее все войдет.

Мешок для мусора набит моими вещами, я узнаю их. Вещи, которые я носила беременной. Широкие брюки и свитера. Пока девушка волокла мешок из гардеробной, он порвался и часть вещей выпала. Сейчас эти вещи мне не нужны. Я худая как палка. Но я послушно перекладываю одежду из мешка в сумку, потому что это помогает спрятать мои чувства.

Глава 8. Андрей

Слова друга, что я стал походить на человека, находят отклик в сердце. Так и есть. Если жизнь перестала быть чем-то отдельным и мало интересным, а начала течь через тебя, то ты сразу меняешься. Я не соврал Славке, жениться на Симоне я готов хоть завтра. И трудно ответить, чем она меня зацепила. Всем сразу. Красивая, умная, неприступная. И дети. Я уже скучаю по ним, что удивительно.

Перестал бороться с собой. Признаю свое сильное желание остаться у Ковалевой Симоны Викторовны на ночь. Ребятишки, наверно, уже спят. Хотел бы сам их укладывать, грозить пальцем, если шалят, и баловать. Понимаю, что мое желание не встретит ответного у Симоны, но за последние годы я впервые чего-то хочу настолько сильно, что не одергиваю себя. Это так необычно, хотеть всей душой другой жизни.

Симона ждала меня, открывает дверь, едва я постучал. Показывает рукой на кухню. Вдвоем мы там поместимся. Пока так, в тесноте, но я уже строю планы о большой квартире, чтобы всем хватало места. Или дом. Совсем хорошо. Симона молча накрывает на стол, а я ей любуюсь. Надеюсь, что наш разговор сложится. Откладывать его никак нельзя.

– Спасибо, вкуснятина. Ты готовишь волшебно, – искренне хвалю ужин, рыбу и салат, а Симона мило смущается. – Поговорим, наконец, начистоту? Я посуду потом вымою. Ты сядь. Выслушай меня.

– Да особо нечего обсуждать, – Симона убирает тарелки со стола, прячет от меня лицо. – Все же ясно.

– Обсудим наше нечего, – не говорю Симоне о покрасневших глазах, понимаю, что ей сейчас непросто дается спокойствие. Наверняка она плакала, от страха или от обиды, и мне досадно, что я отчасти виноват в ее плохом настроении. А с другой стороны, я сам не ожидал, что Настя так вцепится в меня. Я не статусный чиновник и не миллионер. – Прошу, Симона.

– Ну, хорошо, – вздыхает Симона и садится напротив. – Я слушаю.

– Трудно объяснить в двух словах, не мастак я речи толкать, но постарайся понять. Когда-то я потерял женщину, которая меня любила и ради меня бросила все. Пошла против родни. Я тоже ее любил. Мы недолго прожили вместе. Я тогда служил, в особых войсках, и редко бывал дома. Однажды вернулся, а ее след простыл. Ни записки, ни вещей. Сначала не поверил, что она сама ушла, начал искать. Пару лет искал, ребята помогали. Не нашел. Никаких следов. Так и не выяснил, куда делась и почему. Пришлось смириться. Вернулся в родной город, жил, как живется. Предложили стать тренером, согласился. Втянулся, со временем даже полюбил это дело. Ребята хорошие. Настя случайно прибилась, я не препятствовал. Все равно мне было, с кем жить. И вдруг вы. Мишка. Ты. Аришка. Веселые, озорные, дружные. Замечательные. Как вспышка, ослеп я. И прозрел разом. Без вас нет жизни.

– Мы не…

– Я знаю, Симона. Вы не хотели. Просто рассказываю, как есть. Не прошу мгновенной любви, внимания, заботы. Позволь мне для начала с вами жить. Ну просто жить. Получше познакомиться. Как друзья поживем, – я замолкаю, потому что вовсе не хочу быть с Симоной друзьями. Она волнует меня как женщина. Сказал про друзей, чтобы не шокировать сразу. – Давай лучше сразу поженимся. Не будем откладывать. Чтобы все по-честному. Зачем сплетни плодить. Детям я нравлюсь, они мне доверяют. Дети ведь как ангелы, они чувствуют фальшь. Я с открытым сердцем к вам. Доверься и ты, Симона. Может со временем привыкнешь, полюбишь. Клянусь, чем хочешь, буду беречь вас. А по-другому не смогу. Как подумаю, что надо встать сейчас и уйти, в груди ломит. За Настю извини. Вышла ситуация из-под контроля. Я к вам, а она… Месть учинила.

– Андрей, – Симона трет лоб рукой и долго молчит. То ли не хочет говорить, то ли слова подбирает так тщательно, что не замечает тягостных минут. – У меня за плечами печальная и глупая история. Есть такая армия, армия брошенных жен. Я из этой армии. Из тех самых глупых жен, которые как зайчик подругу лису в свой дом пустили, приветили, и остались у разбитого корыта.

– Забудь про то корыто, – я сажусь на пол у ног Симоны, беру ее руки в свои. – Разбилось и плевать. Не жалей. У нас будет свое корыто. Неразбиваемое. Не корыто, а лодка. Корабль.

– Ты сейчас говоришь, как Мишка, – слабо улыбается Симона. – Если что не так, он глазами хлопает и просит забыть. Забудь, мама, я больше не буду так делать.

– И Аришка так просит?

– Нет, Аришка ручонки в стороны разведет, губки надует, и сама невинность. Как такое могло случиться? Это не я. Ты просто их еще не видел во всей красе. Они и балуются, и капризничают, и болеют.

– Пожалуйста, Симона. Разреши мне остаться. В гостиной есть диван, я там отлично высплюсь, – не упоминаю, что мое присутствие быстрее все проблемы уладит. Симона умная, она явно догадывается, о чем я умалчиваю. Настя свои атаки может продолжить, если посчитает, что Симона для меня лишь мимолетное увлечение. Будет кружить как коршун и клевать. – Можно? Остаюсь?

– Можно, – Симона зажмуривается, но непослушная слезинка ползет по щеке. – Только утром уйди пораньше. Дети… они никогда раньше… а сегодня…

– Ты из-за меня плачешь? – единственный человек в мире, на кого я не хочу давить, это Симона. Только вот привычку не выбросишь, все равно невольно давлю. – Не расстраивайся, все наладится. Вот увидишь.

– Я не из-за тебя, – к моему огромному облегчению, Симона мотает головой. – Я просто так. Нервы. У меня родители уже умерли, помогать некому. Испугалась, что дети одни останутся, если что-то со мной случится.

– На каникулы мы можем все вместе уехать в лес. Там Мишке с Аришкой будет раздолье. И горки, и каток, и лыжи, и тихие игры. Это турбаза. Ей руководит мой приятель. Проблем с размещением не возникнет.

– В лес? – Симона резко бледнеет, отстраняется, выдергивает свои руки из моих. – Зачем нам в лес? В городе есть и горки, и каток. Мы пойдем на центральную елку. Я обещала детям, что им можно будет не спать в новогоднюю ночь.

– Скажи, – испуг Симоны меня озадачивает. – Чего ты боишься? Меня? Наших отношений? Что я не смогу детям стать хорошим отцом? Я сдохну за тебя, за вас всех. Если обидел, коряво предложил, прости. Никого еще замуж не звал.

Глава 9. Симона

Когда запрещаешь себе на постоянной основе любое лишнее слово, однажды не сможешь сдержаться и проболтаешься. Тайное становится явным, секреты открываются, шила в мешке не утаишь. Мои страхи как шило, продырявили мешок и черти выскочили наружу. Я пытаюсь осознать свои чувства, улавливаю немного облегчения и много паники.

– Симона, – стучу себе кулаком по лбу. Лежу в кровати, но заснуть не могу. – Ты дура! Круглая дура. Дура в кубе. Зачем рассказала Андрею о прошлом? После “а” придется говорить “б” и весь алфавит.

Могла бы не спрашивать себя, очевидно, зачем. Обрадовалась, что рядом возникло сильное плечо, на которое можно переложить хотя бы часть тяжелой ноши. История с пробитым колесом меня сильно испугала, сразу навалились воспоминания и страхи. Да еще Андрей предложил встретить Новый год в лесу. Неконтролируемая паника и, в результате, голова еще не сообразила, а рот уже заговорил.

Я стараюсь думать о светлом будущем, разукрасить праздник. Меня замуж позвали, дети будут рады прибавлению в семействе, с деньгами станет получше, но не получается мыслить позитивно. Привычка бояться любого шороха берет верх. Я начинаю прикидывать, куда можно по-быстрому уехать, какой город выбрать? Хотя бы на время скрыться, а потом вернуться.

Не самая выигрышная стратегия спасаться каждый раз бегством, только к другим действиям я готова еще меньше. Напасть первой на врагов? Оттаскать Настю за волосы? Пригрозить полицией? Не смогу. Размазня по жизни. Мои спонтанность и решительность так далеко не распространяются. Пробовала я ответить и проиграла. Как последняя лохушка проиграла.

Собиралась отомстить бывшей подруге, отправившей меня, беременную на последней неделе, практически на верную смерть и то не смогла. По телефону, что дала мне Алена, я не стала звонить. Решила увидеться с Людкой лично. Сама не знаю, что за помутнение тогда случилось в моих мозгах. Если человек так безжалостно поступил, то это выверенное решение, а вовсе не случайное. И уж точно раскаянию неоткуда взяться.

– Люд, – я подкарауливаю подругу через неделю после посещения своей квартиры. Жду у выхода из бассейна. Оставила малышей с няней на несколько часов. Деньги экономила, на полный день няню не брала. – Привет, подруга.

– Симка, ты, что ли? – кривится Людка. Она в новой курточке с вышивкой и кокетливой шапочке. Меня видеть не рада. Но и не боится. Набрасывается с упреками. – Чего приперлась, дурында? Ты мне не подруга. Я таких презираю.

– Чего я приперлась? Ты серьезно? А ты чего натворила? Чужой муж твоя добыча? Представляешь, через что мне пришлось пройти?

– Да ладно гнать, иди отсюда по-хорошему. Что было, то прошло. Мы с Колей счастливы. А ты мусор прошлогодний. Ребенок-то где? Оставила в роддоме? Подкинула под дверь? Коля поверить не мог, что ты его дочь бросила, а сама смылась из больницы. На пирушку побежала с абреками. Хорошо повеселилась? Через пару месяцев только про мужа вспомнила.

– Людка, ты что такое несешь?

– Какая я тебе Людка? Хамло!

– Твои обвинения глупые. И ничего общего с реальностью не имеют.

– Я правду говорю! А ты сволочь последняя. Я и подумать не могла, когда тебя из роддома забирала, что ты отказную написала. На младенцев очередь. Тут же и забрали. И концов не найти. А мужу ты что собиралась предъявить? Наврать, что мертвая дочка родилась? – Людка грубо толкает меня в грудь, а я пячусь и даже пары слов не могу найти в ответ на ее бредовые выкрики. – Если в тюрьму загреметь не хочешь, то больше не отсвечиваешь. Поняла? Узнаю, что к Коле пристаешь, ищешь с ним встреч, собственными руками задушу. Он в себя прийти не мог несколько недель, к психологу ходил после твоих выкрутасов. Убирайся! Тварь ты бессердечная.

Я предполагала, что Людка мне не обрадуется, предполагала, что она будет злиться и скандалить, и про угрозы думала, но услышать, что я бросила дочь и загуляла с абреками, оказалась не готова. В дурном сне такое не увидишь. Выходило, подруга знала, кто праздновал в том санатории, знала и привезла меня туда на верную смерть, сдала в заложницы бандитам. И ни капли раскаяния не выказывала.

Решив, что со мной не стоит церемониться, Людка вдарила мне тяжелой сумкой по плечу и пошла прочь. Я потрясенно смотрела бывшей подруге вслед. Она уходила от меня легкой походкой довольного собой человека. Походкой победительницы. Картина сложилась. Людка изучила меня хорошо, уверена была, что я захочу сбежать на новогоднюю ночь из больницы. А дальше, как говорится, дело техники.

Все продумала до мелочей. И санаторий нашла, откуда не выбраться при всем желании, и зверскую историю сочинила о моем гнусном поступке, и преподнесла историю Николаю так, что он помчался со мной разводиться. Взятку наверняка дал, чтобы ускоренно развели. А те жалкие смс-ки, что я отправляла мужу, Людка, скорей всего, перехватывала.

Не имей близких подруг, не приглашай их на семейные ужины, и не будет у тебя проблем и врагов. Эту незатейливую истину я познавала на своей шкуре. Именно тогда, глядя на прямую Людкину спину, расправленные плечи и гордо вскинутую голову, я поняла, что она исполнит все угрозы. Ничего в ее душе не дрогнет. Плевать ей на меня, на то, что со мной произошло, даже на Николая плевать.

Муж необходим как красивая мебель в гостиной, как дверь в приятную жизнь. И взять легко, только руку протяни. Наивно было ждать раскаяния, жалости, объяснений. Поступки людей самый красноречивый язык. А я, наивная брошенная жена, ждала чего-то извинительного от Людки. В моей голове жил жалобный сценарий, что меня потеряли, искали и продолжают искать, живут со скорбью в душе.

На деле, никто меня не терял и не искал. Наоборот, мечтали никогда меня больше не увидеть. И последовательно исполняли мечту. В нашу с Николаем квартиру поселили постороннего человека, номера телефонов поменяли, психолога нашли, чтобы окончательно отвернулся от подлой жены. А если бы я осталась в роддоме? Людка встретила бы праздник с Николаем и все равно бы придумала, как от меня избавиться.

Глава 10. Андрей

Помня про обещание уйти пораньше, я просыпаюсь затемно. Привычка имеется. Приказываю себе встать в нужное время и встаю. Бесшумно собираюсь, заглядываю в комнаты к детям. Аришка свернулась клубочком, а Мишка спит на животе, обняв подушку. Не хочется уходить, но мы же скоро увидимся. Чем быстрее я подготовлю для нас всех безопасное место, тем быстрее мы съедемся. Эта светлая мысль поднимает настроение.

В прихожей нахожу на тумбочке записку и связку ключей. Симона позаботилась. Написала, где они будут все утро. Садик в соседнем дворе, я улыбаюсь, там работает моя одноклассница Валька, вот уж восторгов будет, когда увидит меня на утреннике. Беру ключи как самую большую драгоценность. На миг замираю, до уха доносится невнятное бормотание. Подхожу к двери спальни Симоны, испуганный шепот слышится оттуда.

Вторгаться нельзя, я обещал Симоне вести себя аккуратно, но и уйти, когда она почти плачет, не могу. Приоткрываю дверь, Симона мечется во сне, на лице страх. Умоляет кого-то не стрелять, она ничего не знает, она случайно, просто взрыв. Напряженно вслушиваюсь, надеюсь, что Симона назовет чье-то имя. Легко глажу ее по волосам, целую в висок. Симона прерывисто вздыхает и расслабляется. Дыхание становится тихим, а лицо мило-спокойным.

– Кто же тебя так напугал, девочка моя, – нежность накрывает меня с головой и я мгновенно осознаю, что нет обратной дороги. Я влип не просто по макушку, гораздо глубже.

Не нужны слова, на телесном уровне происходит понимание. Я люблю Симону, как никого никогда не любил. Это не та любовь, что пузырится гормональными вывихами в подростках, и не та, что основана на инстинктах и требует продолжиться в детях. Серьезные чувства: уважение, преданность, восхищение и желание защитить. Я не против стать верным псом для Симоны и детей. И наград мне не нужно, быть рядом достаточно.

– Прости, Симона, но я это так оставить не могу. Я вмешаюсь. Нельзя оставлять врагов за спиной.

Шарю взглядом по комнате, вижу сумочку Симоны. Достаю документы, все аккуратно сложено и предусмотрительно спрятано под подкладку. Паспорт, свидетельства о рождении детей, страховки, справки о прививках, полисы, банковские карты, все фотографирую на телефон. Хотя бы первичный сбор информации я проведу. Когда Симона станет мне побольше доверять, узнаю все подробности. Кто ей угрожал и почему.

Направляюсь первым делом к Славке. Знаю, что он с раннего утра возится с машиной Симоны. Внешность у Славки самая простецкая, белобрысый деревенский увалень, но впечатление обманчиво. Ум у Славки цепкий и соображалка работает отлично. Взять, например, мою берлогу, придумал же друг как сохранить ее для меня. Поэтому выкладываю Славке всю историю. Как с первого взгляда прикипел к Мишке и Симоне и как докатился до проверки ее документов.

– Боюсь ее потерять, – завершаю свой рассказ немудреным оправданием. – Нужны они мне позарез, а я им нужен. Даже если совершила что-то Симона, я прикрою.

– Это хорошо, – одобрительно кивает Славка. – Ты перекинь мне фотографии, я покумекаю. Засиделся я что-то с этими шинами, монтажами, стеклами. Скукота. Тряхну стариной. Сильно трясти не стану, не переживай.

– Слав, мне это жуть как не нравится, – реакция друга меня не удивляет, я бы тоже бросился помогать ему без всяких просьб, но тряхнуть стариной означало, что Славка собирался не просто покумекать на досуге, а влезть с головой в это дело. Влезть и подтянуть былые связи. Я сам должен все проверить, но мне труднее найти время. Особенно сейчас, когда только-только установилось подобие доверия между мной и Симоной. – Думаешь, что настолько серьезно? Слав, с чего ты подорвался?

– Зудит, – Славка чешет лоб. Я в ответ тоже чешу. Так у Славки срабатывает чуйка. Попусту не зудит.

– Черт, – я привык доверять интуиции друга. Значит, Симоне есть, что скрывать.

– Ты здесь пока, Коваль. Ушки на макушке, глазки на затылке, нос торчком. Сереге звонил?

– Звонил. После утренника к нему заеду. Перетрем. Про камеры сказал ему, он найдет повод, чтобы записи стрясти с хозяев. Если что, припугну ими Настю.

– Утренник? – Славка ржет, пропуская мимо ушей информацию про камеры. Слежка дело привычное, а детский утренник выдающееся событие. – Дожил я до главного пирога. Фотки сделать не забудь. Парни рады будут.

– Да ладно тебе, – я толкаю Славку в плечо и меняю тему. – Пошли со мной. На утренник. С детишками познакомлю, с Симоной. С Валькой увидимся. Ты ж ей в школе нравился.

– Ты всех коней-то не гони в одно стойло, – друг морщится. – Сам сначала встройся в мирную жизнь, а потом уже друзей нагибай.

– Привет все равно от тебя передам.

– Валяй, – Славка внезапно швыряет в меня ключами от машины Симоны, я ловлю и он недовольно хмыкает. Не удалось врасплох застать. – Забирай тачку. Подкрутил кой-чего. Предупреждаю, машина старая, еще полгода и посыплется. На запчастях разорится женщина твоя. Имей в виду.

– Понял, новую купим, – обещаю, хотя уверен, что в ближайшее время Симона ни за что не согласится на подобный дорогой подарок от меня. Да и не только от меня. От любого человека.

В детском саду поначалу чувствую себя неловко. Мужиков не так уж много на утренники ходит, со мной всего пять. Сажусь рядом с Симоной на стул, оглядываю зал. В центре елка под потолок, вокруг нее детишки и будут резвиться. В углу установлена камера, все праздничное действо снимут для истории. Надо и нам попросить запись, заскучаю, посмотрю видео. Невольно улыбаюсь новым желаниям. Наклоняюсь к Симоне, просто так, чтобы убедиться в нашей связи.

– Я не говорила детям, что ты придешь, – признается Симона.

– Почему?

– Мало ли что, могут непредвиденные дела возникнуть. Не хочется детей лишний раз разочаровывать.

– Понимаю, – киваю, но в душе не согласен, что Симона из лучших побуждений промолчала обо мне. Значит, сомневается, не верит в мои чувства. – Дела возникают внезапно, так случается, но вы главнее всех дел. Ты и дети.

Глава 11. Симона

Невольно я сравниваю прошлый новогодний утренник и этот. Тогда дети плохо понимали, зачем их нарядили и привели к елке, баловались, кричали, и хоровод постоянно приходилось поправлять. Некоторые детишки даже ревели, увидев огромного для них деда Мороза, путали слова в простеньких стишках и громко звали мам. Сейчас совершенно другая картина.

Аришка, вместе с другими девочками-снежинками, кружится на цыпочках, плавно взмахивая руками под музыку, и я чуть не плачу от умиления. Замечаю, что камера ведет Аришку, у нее, в самом деле, получается танцевать лучше всех. За видео утренника придется заплатить, но я готова на эти траты. Пусть дорого, дети быстро растут. Я и сама фотографирую, но с моего места красивого ролика не снять.

– Умница Аришка, – улыбается Андрей. – Талантище. Ты правильно ее в танцевальную студию отдала.

– Спасибо, – шепчу я, благодарная за его внимание и гордость за Аришку.

– Ты, наверно, в детстве тоже танцевала?

– Все девочки танцуют, – киваю я, вспоминаю себя, снежинку, в детском саду.

В школе я занималась в балетной студии и однажды перед выступлением кто-то испортил мою пачку. Руководитель студии отменила мой выход, я проплакала весь вечер и мама предложила больше не ходить на занятия. Не стоят какие-то танцы горьких слез. Сейчас я уверена, что костюм порвала Людка. На следующий день она ехидно поинтересовалась, почему я не выступала на отчетном концерте.

Если бы заранее знать, понимать и уметь жестко реагировать. Как я могла прощать постоянные Людкины злые каверзы? Легко забывать и продолжать с ней дружить. В голову тогда не приходило, что это не случайности, порванная пачка, исправленная оценка в дневнике, опрокинутая ваза с цветами, приготовленная в подарок учительнице. Я жалела разведенную, одинокую подругу, а жалеть требовалось себя.

– Все хорошо? – наклоняется ко мне Андрей.

– Да-да. Я задумалась. Вспомнила кое-что. Не следовало вспоминать.

Андрей внимательно смотрит на меня, я не первый раз ловлю такой его взгляд. Вопрошающий, заботливый. Андрей готов выслушать и помочь. Ждет моей откровенности. Когда-нибудь я отважусь рассказать свою историю, а пока лишь мотаю головой, не стоит ему вникать и соучаствовать. Андрей снова берет мои руки в свои, согревает, я спиной чувствую, что нас разглядывают. Дня не пройдет и весь город будет обсуждать наши отношения.

После азартного Мишкиного танца я выдыхаю с облегчением, дети молодцы. Осталось получить подарки и мы свободны. Можно спокойно заняться подготовкой к домашнему Новому году, придумать занятия на каникулы. Но главное, дни рождения детей. Мы их празднуем сразу после курантов. А потом я укладываю детей спать. С каждым годом дети отвоевывают себе все больше минуток, чтобы лечь позднее.

– Хочу тебя познакомить с одноклассницей, – говорит Андрей. – Вон, за камерой стоит. Валентина. Заодно спросим про видео.

– Я как раз хотела узнать, – радуюсь, что вопрос с видео решится быстро. Наверно, поэтому камера ловила Аришку и Мишку. Из-за Андрея.

– Мама, – Аришка бежит ко мне через зал с подарком и Валентина поворачивает за ней камеру.

– Аришка, – я ловлю дочку, целую и смеюсь. – Моя красивая снежинка. Не растаешь?

– Что ты, мама, я же домашняя снежинка. Я не растаю.

– Это здорово, беги в группу, скажи Мише, что я сейчас приду за вами, – я поворачиваюсь к Андрею. – Мы пойдем одеваться.

– Подожди секундочку, – Андрей подзывает жестом Валентину. – Это Симона, моя жена.

– Всегда ты самое лучшее отхватишь, Андрей Геннадьевич, – Валентина панибратски тыкает кулаком в Андрея и подмигивает мне. – Я вам смонтирую ролик с утренника. После праздника только. Мне еще другие группы снимать сегодня и завтра.

– Спасибо вам большое, – я улыбаюсь и киваю. – Непростая работа у вас.

– Зато наши сюжеты охотно местные новости берут. Садик на хорошем счету.

– Мы обязательно посмотрим новости. Валь, тебе привет от Славки. Честно. Я с ним сегодня виделся.

– Врешь ты все, – не верит Валентина и обращается ко мне. – Симона, ухо держи востро. Эти два гаврика способны на все. По ушам ездить особенно любят.

– Валька, – притворно хмурится Андрей. – Ты мне репутацию не порти.

– Я и не порчу. Это ж комплимент был. На все способны ради любимой женщины, – уточняет Валентина. – На все!

Я уже и не сомневаюсь, что на многое способен этот волей случая мой мужчина. Очень легко Андрей сказал, что я его жена. Я бы не решилась после такого короткого знакомства представить его как мужа. Давно разучилась думать о мужчинах как о потенциальных мужьях. Да и замуж я не собиралась. И точно не рассчитывала, что желание записать Мишку в секцию развернется подобным образом.

– Помочь одеть малышей? – Андрей спрашивает, но очевидно, что готов идти со мной в раздевалку.

– Можно на улице нас подождать.

– Лучше вместе.

– Хорошо. Только не называй Мишку малышом, он верит, что после дня рождения станет взрослым.

– Не буду. Пацан молодец.

Мы идем в группу, переговариваясь на ходу, как будто много раз так делали. Посещали утренники в детском саду, хлопали и подбадривали детей и собирали их домой. Я не понимаю свои чувства. Какая-то испуганная радость. С оглядкой. После всего, что со мной случилось, наверно, не избавиться от привычки оглядываться и ждать нападения. Вроде и не угрожает ничего, а внутри бьется страх.

– Мама, – кричат Аришка с Мишкой, они уже оделись, стоят с шарфами в руках, и замолкают, не зная, как приветствовать Андрея.

– Снежинкам налево, морячкам направо, – не теряется Андрей и присаживается на корточки. Подхватывает одной рукой Аришку, а другой – Мишку, и поднимается. – Ничего не забыли? Отправляемся домой?

– Да! Нет! Не забыли! – кричат дети. – Подарки у мамы.

На всякий случай я проверяю шкафчики, садик закроют на каникулы, все забытое придется считать потерянным. Заглядываю в группу, чтобы поздравить воспитательницу с праздником. Воспитательница приезжая, как и я, поэтому не интересуется местными сплетнями, не в курсе войны, объявленной мне бывшей подругой Андрея. Зато предупреждает, что в вечерних новостях покажут утренник.