Новый Вавилон

Первая сотня, 04:00, 46-й день сезона Инженерии, 330 год После Эры Катаклизмов (ПЭК)

Эдди проснулась от едкого запаха горящего пластика. “Опять, мать их. Как же они достали”, — подумала она и посмотрела на часы. 4 утра. “Какого же чёрта”, — выругалась девушка, открыла прикроватный ящик, нащупала в темноте респиратор и, надев его, встала.
С тех пор как отец лишился работы из-за производственной травмы, они вынуждены были переехать в Первую сотню. Здесь вся вонь от свалки, что покрывала здания уже до 30-го этажа, а кое-где и выше, ощущалась сильнее.
Эдди опустила металлические ставни и включила вытяжку на максимум, как будто это чем-то могло помочь.
Последние три месяца были для неё кошмаром. Отец, работавший в инженерном подразделении на укреплении конструкций, сорвался с высоты 234-го сектора и пролетел вниз почти тридцать этажей, где наконец сработал страховочный экзоскелет и зацепил падающего строителя за специальный выступ. Мужчина выжил, но от резкого торможения травмировал позвоночник, отнялась правая рука, голова перестала поворачиваться влево. Конечно, от недееспособного работника компания поспешила избавиться. Их семью переселили из Четвертой сотни на нижние этажи. Благо мать Эдди, Мира, сохранила свою работу в столовой, но и ей пришлось перейти в отделение нижнего сектора. Не может житель снизу обслуживать тех, кто выше, — таков закон, правило. И семья Гор была благодарна Нижнему Совету и в целом этой жизни за то, что их не поселили ниже сотого этажа. Туда, где живут маргиналы без работы и будущего.
Эдди постучала в родительскую спальню:
— Пап. Папа, слышишь? Надень респиратор, опять эти крысы что-то жгут.
— Уже, — раздался из-за двери хриплый голос отца.
Девушка вернулась в свою комнату и села за стол. Нет, жить в этом секторе ей определённо не нравилось. Часы подачи воды здесь ограничивались двумя в день — час утром и час вечером. Она до сих пор не привыкла к этому. Всю жизнь вода была доступна ей на три часа два раза в сутки, она могла выбирать свободно время пробуждения и вечернего душа, не привязываясь к столь короткому временному ограничению. Генераторы электричества здесь тоже были слабыми, она с трудом находила батареи для карманного фонарика, чтобы учиться в такие утренние часы, как сегодня, когда умываться и завтракать ещё рано, а спать уже не получится.
Включив фонарик на минимальную мощность в целях экономии, Эдди развернула схему сборки промышленного фильтра для воды и углубилась в её изучение. Здесь, на 118-м этаже, она не могла полноценно использовать электронные инструкции и голосовой тьютор из-за проблем с электричеством. Если она хочет вернуть себе свой привычный комфорт, она должна со всем разобраться сама. Из строительной школы её тоже исключили — в Первой сотне жили только вышедшие в расход инвалиды и их семьи, образование им было ни к чему, по мнению совета.
Спустя два часа исследования строения большого фильтра Эдди услышала сигнал подачи воды и пошла умываться. Для этого пришлось снять респиратор. Кажется, запах гари стал не таким едким. Жить можно. Закончив банные процедуры за пятнадцать минут, она постучалась к отцу:
— Пап, иди умываться. Я тебя жду. Респиратор можно снять, кажется.
Она вернулась в свою комнату, переоделась в серый комбинезон с нашивкой “100–199” на груди и спине и подняла металлические ставни. Было понятно, что снаружи уже рассвело, хотя здесь, внизу, всегда было значительно темнее, чем в её прошлом доме. Как же она хотела вернуться туда. Взгляд Эдди скользнул вниз — даже с 118-го этажа было видно свалку у подножия зданий и зловонный дым, поднимающийся то тут, то там. Неужели же кто-то живёт там. Голос отца выдернул её из неприятных мыслей:
— Эдельвейс, я готов. Идём, дочь.
— Пап, на людях только не называй меня так, ладно? Мне и так несладко тут приходится.
— Просишь не портить тебе жизнь ещё больше, чем я уже это сделал? — Понял. — Отец усмехнулся, но в его глазах Эдди увидела сожаление и боль.
— Прости, пап. Ты ничего не испортил. Мы выберемся отсюда. Увидишь. Пойдём.
Отец ничего не ответил.
Они вышли в длинный широкий коридор, огибающий жилой этаж по кругу. С внешней его стороны были квартиры, с внутренней — вход в многочисленные лифты. За лифтами в центре цилиндрического здания были проведены поддерживающие коммуникации. Столовая сектора Первой сотни была на 150-м этаже.
Отец с дочерью вошли в лифт и поздоровались с уже находящимися там пассажирами. Подъём со 118-го этажа к столовой занимал почти 20 минут. Лифт, хоть и был скоростным, останавливался на каждом этаже. Набившись как селёдки в бочку, жители сектора ехали на завтрак.
Мира, мать Эдди, уже была на рабочем месте. Столовая работала круглосуточно. Работники пищеблока выходили посменно. Сегодня Мира была в первую смену — с трех утра до двенадцати дня. В такие дни умываться ей приходилось на работе. Здесь водоснабжение было бесперебойным — за исключением тех дней, когда по какой-то причине на водопроводе случалась авария.
Завтрак начинался в семь утра. К этому времени Мира с коллегами должны были убедиться, что в помещении работает вентиляция, пол, стены, мебель и кухня вымыты, посуда подготовлена к раздаче, посудомоечные аппараты работают, средства для мытья — в достатке, продукты заказаны на весь день. Заказ продуктов был задачей последней смены. Работать по ночам в столовой было престижным — ведь можно было забрать домой излишки еды.
Полуфабрикаты, которыми кормили Первую сотню, прибывали обычно в пять утра. Около дюжины сотрудников с автотележками шли к служебному лифту, грузили коробки с концентратами и перевозили их в кухню. Процесс готовки был незамысловатым: всё разводилось водой в огромных чанах и подавалось согласно меню, которое также приходило сверху. На завтрак — обычно какое-то подобие каши и склизкий напиток с кисловатым вкусом, на обед — суп и второе, чаще всего состоящее из пюреобразного гарнира и имитации мяса, плюс горячее горьковатое пойло; на ужин — белковая субстанция с “мясом”, резиновое нечто с различными сладкими начинками, видимо, десерт, и напиток на выбор: витаминный или успокоительный. В целом, достаточно для поддержания жизненных функций, но Эдди прекрасно помнила, как в их прошлой жизни по утрам давали настоящее молоко, а на обед — два раза в неделю фрукты. Часто мама приносила домой оставшиеся яблоки или мандарины, и они растягивали это удовольствие на целую неделю.
Эдди без аппетита ковыряла ложкой кашу. Больше этой мерзости она ненавидела только запах гари в четыре утра. Но сегодня у неё были кое-какие планы. Нужно было подкрепиться.