Нянька для новичка, или Мой загадочный ректор

Глава 1. Бывшие подруги и приветственная речь

День первый

– …Перед вами распахнулись двери в новый мир, – разносился над площадью усиленный артефактом голос ректора. – Очень важно, чтобы все вы как можно скорее почувствовали себя полноценными членами нашего большого единого коллектива…

Я особо в слова не вслушивалась – что я, приветственной речи ректора не слышала? Это для первокурсников сейчас всё ново, интересно и непривычно, а я, погружённая в свои мысли, лишь иногда выныривала из них, если что-то отвлекало. Вот как сейчас, например.

– Какой же он всё же красавец! – послышался рядом чей-то восторженный выдох. Я покосилась на говорившую – одна из платниц, Аманда Дюбрей, высокая, по модному тощая натуральная блондинка, склонилась к подруге, не сводя глаз с ректора. – Вот бы за такого замуж выйти!

– Я бы и от романа не отказалась, – ответила ей Лин Стэндиш, такая же тощая блондинка, только пониже и крашеная, пожирая глазами мужчину, стоящего на высоком крыльце у главного входа в учебный корпус академии.

Собственно, мужчин там было десятка два, и женщин не меньше, но ректор Хант со своей высокой широкоплечей фигурой, короткой стрижкой и чёрной окладистой бородой заметно выделялся среди них. Да, среди педагогов тоже были и бородатые, и высокие, но модные в последние годы среди мужчин среднего класса аккуратные эспаньолки – это совсем не то же самое, что пусть не длинная, сантиметра два-три, но всё же закрывающая половину лица бородища. Такие носили простолюдины, к которым ректор Хант уж точно не принадлежал, но его это абсолютно не смущало.

Ректор притягивал взгляды своей непохожестью и буквально видимой глазом властностью и мощью, но красавец? Что они там, за бородой, да ещё на таком расстоянии сумели разглядеть? Да, нос неплох – прямой и не широкий, тёмные глаза, высокий лоб – но и всё. Может, он под бородой вялый подбородок скрывает или их там вообще два, может, там скулы торчат, губы вареником и шрам в палец толщиной?

Как можно назвать красавцем человека, половину лица которого не видишь, и даже возраст его определить не можешь? То ли тридцать пять, то ли шестьдесят – не поймёшь. Да он же адепткам не то что в отцы, а может, даже в дедушки годится!

– Он же старый, – вторя моим мыслям, протянул третий голос.

Мне даже оборачиваться не пришлось, я и так знала, что это Стейси Вайнер, их третья подруга. Тихая и даже робкая, рыженькая и полноватая, имеющая все шансы стать изгоем, но принятая в эту компанию из-за своего отца-маркиза – дочерям виконта и баронета совсем не помешают в будущем подобные связи в высшем свете.

Я знала это, потому что когда-то была их четвёртой подругой. А сейчас между нами – социальная пропасть, ведь стипендиатка без рода-племени уже не подходила в подруги нашим аристократкам, не то что дочь виконта Лэнгсингтона, которой я была ещё пару лет назад, пока отец от меня официально не отрёкся за «непослушание».

Я ни о чём не жалела, кроме разлуки с Берти. Но меньше чем через год я стану полностью совершеннолетней и смогу без опаски покидать стены академии – и тогда мы с ним увидимся вновь. А пока приходилось довольствоваться редкими письмами, но я была рада, что нам удалось наладить хотя бы такую связь. А после того, как и Берти через три года закончит свою академию, мы договорились жить вместе, пока не заведём семьи, но и тогда надеялись оставаться неподалёку и часто видеться. Таков был план, позволяющий мне жить дальше.

– Много ты понимаешь! – фыркнула Лин на слова Стейси. – Мужчина и должен быть взрослым и солидным. И вообще, я слышала, что ректор из королевской семьи?

– Каким боком? – удивилась Аманда. – У него даже титула нет, к нему не обращаются «лорд».

– А к кому здесь так обращаются, кроме нескольких адептов? – насмешливо поинтересовалась Лин, и я с ней согласилась. Весь педагогический состав звался либо «магистр», либо «мастер», остальные, от секретарей и лаборантов до поварихи на раздаче в столовой, были господа и госпожи. Почти все адепты именовались просто адептами с добавлением фамилии – а частенько просто «адепт» или только по фамилии.

И лишь единицы именовались лордами или леди.

Например, бывало так, что представители высшей знати обретали вторую магию, а кто-то и третью – их вообще по пальцам сосчитать, и за все четыре года моего обучения в нашей академии никого с третьей магией здесь не было. Зато было трое со второй – и взрослым, состоявшимся людям приходилось вновь садиться за парту.

Вот к таким-то и обращались «лорд» и «леди», если к этому времени они действительно имели титулы. Ещё была парочка адептов, уже унаследовавших титул, несмотря на юность – и к ним педагоги обращались так же. А вот дети знати, даже маркизов и герцогов, были просто адептами, без вариантов.

– Я узнала, что жена двоюродного брата королевы в девичестве была Хант! – голосом заговорщика выдала Лин.

– И что? У нас этих Хантов в академии десятка полтора – скажешь, все они тоже из королевской семьи?

– Ой, да какая разница? Я бы всё равно с ним замутила, если бы он на адепток смотрел иначе, чем на детей неразумных.

Это да. Слышала я разговоры, как некоторые экзальтированные адептки, начитавшись дешёвых романчиков, были уверены, что все ректоры только и мечтают влюбиться в одну из адепток и жениться на ней. На прежнего ректора, правда, покуситься не пытался никто, даже самые ненормальные не рискнули пробовать свои чары на вдовце глубоко за семьдесят. Но когда в прошлом году его сменил ректор Хант, неопределённого возраста и брачного статуса – его семейное положение было для всех такой же тайной, как и его годы, – многие адептки сделали на него стойку.

И обломались. Если другие мужчины-педагоги могли порой задержать взгляд на демонстрируемых им прелестях, таких, как кокетливый взмах ресниц, надутые губки или выпяченная грудь, то ректор Хант никогда за чем-то подобным замечен не был. Полнейшее равнодушие, совершенно не напускное. Ходила даже история о том, как одну из адепток, усиленно стрелявшую в него глазами, он отправил в лазарет с напутствием: «Пусть вам там извлекут то, что в глаз попало, я же вижу, как вы мучаетесь, пытаясь проморгаться. Только не забудьте потом переписать у кого-нибудь остаток моей лекции».

Глава 2. Няньки и розовый чемодан. Часть 1

День первый

Наконец торжественная часть закончилась, и адепты покинули площадь перед главным учебным корпусом. Первокурсники, нагруженные сумками, чемоданами, а кто и узлами с вещами, ломанулись по лестнице следом за ушедшими педагогами – в холл, к стенду с нужной информацией. Остальные разошлись кто куда – в общежитие или просто по территории разбрелись. И на площади остались две небольшие группы – богатенькие детки и их няньки.

Мы выстроились в ряд, выставив перед собой листы с именами. Двенадцать девушек и восемь юношей – маменькиных дочек всегда бывало больше, чем сыночков. Я мало кого знала по именам, лишь один парень тоже был с моего факультета, но и так могла сказать, что все няньки были стипендиатами и отличниками.

Лишь те, кому родители не подкидывали карманных денег на разные удовольствия, готовы были впрячься в няньки к избалованным неумёхам, остальным и без этой головной боли неплохо жилось. А отличников среди платников просто не было – незачем им было напрягаться, диплом им редко когда в будущем был нужен, это нам придётся работать, и чем лучше диплом, тем выгоднее можно будет устроиться.

А богатые детки и так уже устроены, им главное – совсем уж не скатиться в учёбе, чтобы не исключили. На жизнь их это вряд ли повлияет, но придётся переходить в менее престижную академию – оставаться необученным магом в нашем королевстве запрещено, – а опозориться в своём кругу тоже никому не хотелось. Ведь у знати единственное предназначение диплома, кроме, собственно, его наличия, это подтверждение того, где именно они учились. На оценки никто не смотрит, а вот на название академии – очень даже.

Так что, учились тут все, просто кто-то старательнее, а кто-то – лишь бы не вылететь. И после окончания четвёртого курса многие отличники подавали заявку на то, чтобы стать нянькой. Мест, как и комнат для таких, было всего двадцать, желающих всегда было больше, поэтому администрация выбирали из их числа, чтобы пол и магия у няньки с подопечным совпала. Везло примерно половине желающих, мне вот повезло.

Я стояла с краю, так уж получилось, и видела, как к остальным подходили пареньки и девушки, назывались, няньки подхватывали часть багажа, и вместе они уходили в сторону общежития. Половина уже ушла, когда послышался возмущённый девичий вопль.

– А этот чемодан? – Юная девушка, вся в розовом, в кружевах и кудряшках, тыкала пальцем в стоящий рядом с ней розовый чемодан, обращаясь к крупной пятикурснице, судя по нашивке на рукаве формы, с огненного факультета, уже держащей другой розовый чемодан и саквояж того же цвета и размера. – Ты забыла его взять!

– Не забыла, – спокойно ответила её нянька. – Его понесёшь ты.

– С чего бы?! – возмущённо топнула ногой розовая. – Папочка сказал, что нанял мне служанку! Ты – она и есть, так что, бери и этот чемодан тоже! И не забудь всё отгладить, прежде чем в шкаф повесить.

Мы, оставшиеся, притихнув, наблюдали за этим безобразием. Одна из уже нашедших свою няньку новеньких посмотрела на сумку в своих руках, на розовую, снова на сумку, а потом поставил её у ног своей наставницы – неси, мол.

– Та-ак, – огневичка поставила багаж на место, подошла к своей подопечной, нависнув над ней, и, глядя прямо в глаза, негромко, но веско проговорила: – Давай-ка разберёмся на берегу, деточка. Я не служанка твоя, а наставница в учебных делах и во всём, что с ними связано. Чувствуешь разницу?

– Не-ет… – замотала головой розовая, делая шаг назад.

– А это значит, что я помогаю тебе найти нужный кабинет, слежу за тем, чтобы ты не проспала, не опоздала на обед и не заблудилась на территории, чтобы вовремя садилась за уроки, и чтобы ручки у тебя всегда были заправлены, задания выполнены, а сумка собрана. Заметь – слежу и напоминаю, а не собираю или заправляю за тебя! Я напомню тебе, что постель следует сменить, и даже покажу, где находится прачечная, но я не стану сама заправлять твою кровать. Я подскажу, какую форму надеть в аудиторию, какую – в лабораторию, а какую – на полигон, но чистить и гладить их ты должна будешь сама. И так далее. Поняла?

– Но… но я не умею!.. – новенькая зашмыгала носом, а потом пустила слезу. – Папа сказал…

– Мне нет дела до того, что сказал твой папа. Если хочешь, можешь обратиться в деканат и попросить секретаря дать тебе список обязанностей наставницы, и я даже провожу тебя туда. Готова идти? Да, кстати, таскать твой багаж я тоже не обязана и взяла эти две сумки по доброте душевной, так что, бери свою долю, и идём. А в общежитие или в деканат – решать тебе.

Та из новеньких, что поставила сумку у ног няньки, вновь взяла её, виновато посматривая на наставницу. Умненькая девочка.

– В общежитие, – розовая достала из кармана кружевной платочек, промокнула глаза, подняла оставшийся чемодан двумя руками и вперевалку – неудобно же, – потащилась за своей наставницей, причитая:

– Я не умею гладить одежду, я не умею её чистить…

– Для этого существуют специальные артефакты, и я покажу тебе, как ими пользоваться, – успокаивающе зажурчала подобревшая нянька. – Радуйся, что руками стирать не нужно и утюгом гладить, мы всё же в магической академии, а не в глухой деревне.

Народ вокруг меня вновь зашевелился и потянулся следом, больше по поводу багажа вопросов ни у кого не возникло, делили поровну. Несколько минут – и я осталась на площади одна. Джулианы Грэнтон среди первокурсников не оказалось.

Глава 2. Часть 2

Я в растерянности огляделась. И куда мне теперь? Идти в холл главного корпуса и выкликать пропажу из толпы возле стенда с информацией? Велик шанс, что растерявшаяся девчонка потащилась за основной толпой – стадный инстинкт, он такой стадный, – забыв, где и как должна встретиться со своей нянькой. Или оставаться на месте, где она сможет меня найти, когда в принципе вспомнит обо мне? И был ещё вариант, что она просто опоздала – мало ли, проспала, лошадь захромала, портал сломался. Я ведь даже не знаю, в столице она живёт или в дальней провинции.

Ладно, стою и жду. Торопиться мне особо некуда, занятия начинаются только завтра, а у меня уже всё готово. Даже если эта Джулиана явится за час до отбоя, я всё равно успею провести для неё беглую экскурсию. Но, надеюсь, она появится раньше, пропускать из-за неё обед не хотелось бы.

Отойдя в сторонку, я встала так, чтобы видеть и вход в главный корпус и ворота академии, от которых к площади вела длинная прямая аллея, и если кто-то оттуда появится – я того не пропущу.

Время шло, мне казалось, что я стою здесь уже очень давно, но огромные часы над входом сообщали, что прошло всего тринадцать минут с того момента, как я осталась одна, и хотя часть первокурсников уже потянулась к общежитию, но далеко не вся, остальные всё ещё разбирались со схемами и списками.

Наконец на аллее появилась долговязая фигурка в брюках, обвешанная багажом. Она шла медленно, слегка покачиваясь под грузом, а я пыталась разглядеть, моя ли это подопечная. Брюки меня не смутили – конечно, вне академии они у женщин особо не распространены, но и невидалью не были, магички их даже предпочитали юбкам. Ещё бы – именно здесь мы, девушки, осознали, как же это удобно.

Дело в том, что наша форма имела юбку только для занятий в аудитории, при этом в комплект входили так же и брюки, надевать одно или другое можно было по желанию. А вот формы для лабораторий и для полигонов были исключительно с брюками – и это на самом деле было замечательно, я даже не представляю, как бы мы справлялись даже в тех юбках до середины икры, что прилагались к обычной форме – хотя и они были для многих в новинку. А уж если представить нас на полигоне в том, в чём многие привыкли ходить дома – в пышной юбке почти до пола с двумя-тремя подъюбниками – становилось страшно.

Всё же не дураки нашу форму утверждали. Удобство в обучении они поставили выше моды, красоты и традиций, зато учебному процессу ничего не мешало.

Поэтому брюки меня не удивили, как и длинная тощая фигура. Но всё же было что-то в походке этой… этого… того, кто ко мне шёл, что заставило меня усомниться в том, что это и есть моя опоздавшая подопечная.

С каждым шагом моя уверенность росла, а заодно росло и беспокойство – где ж её носит? Разве заботливые родители, нанявшие своей беспомощной дитятке няньку, не должны были эту самую дитятку вовремя к воротам академии доставить? Или сами такие же беспомощные и в няньке нуждающиеся?

Парнишка – а это был именно он, – подходил всё ближе, и, глядя на его неуклюжую, длиннорукую и длинноногую, напоминающую новорожденного жеребёнка фигуру, я почувствовала, как тоскливо сжалось сердце. Вот так же выглядел мой братишка Берти, когда я видела его в последний раз. За пару месяцев он вытянулся на голову и путался в руках и ногах – слишком резким был ростовой скачок. Именно таким я его и запомнила. Сейчас, в восемнадцать, он, наверное, немного возмужал и уже не выглядит так нелепо, но в моей памяти он остался именно таким.

Ещё и эти волосы с длинной чёлкой, падающей на лицо и почти закрывающей один глаз. Глупая мода, я думала, она уже прошла. Хотя, если вспомнить первокурсников… Нет, не прошла, но с чёлкой этот парень быстро расстанется, как только начнутся практические занятия, и от того, мешает ли что-то обзору или нет, будет зависеть очень многое. После первых же занятий на полигоне модники избавлялись от таких чёлок, как когда-то давно девушки избавились от юбок, не на ровном же месте у адепток магических академий уже сотни лет такая форма.

Пока я обо всём этом размышляла, паренёк подошёл совсем близко и остановился в двух шагах, с интересом глядя на лист в моей руке.

– Опоздал? – доброжелательно улыбнулась я тому, кто вызвал во мне приятные, хотя и болезненные воспоминания – оказывается, бывает и такое, – заставив проникнуться к нему какими-то родственными чувствами, сестринскими, что ли. Во всяком случае, захотелось помочь этому нелепому мальчишке.

– Ага, – кивнул он, опуская на землю чемодан и саквояж и облегчённо выдыхая. На нём осталась ещё довольно объёмная кожаная торба, повешенная через плечо, и, крест-накрест с ней, сумка для учебников на длинном ремне. – У портала очередь была больше, чем мы рассчитывали.

– Торжественную часть с речью ректора ты пропустил, но ничего при этом не потерял, уж поверь, – усмехнулась я. Паренёк усмехнулся в ответ, кажется, он догадывался, насколько «интересными и захватывающими» бывают подобные речи. – Кто твой декан, ты и сам позже узнаешь, тут тоже беда не велика, а с остальным помогу. Тебе нужно войти в эти двери, там, слева, у стены, увидишь небольшую толпу, а на самой стене – большую доску с разными списками, таблицами и схемами, там всё написано, что, как и куда дальше. Но хочешь совет?

– Хочу, – кивнул парень, от чего его чёрная прямая чёлка упала и на второй глаз. Привычно тряхнув головой, чтобы вернуть хотя бы половину обзора, он с интересом уставился на меня синим глазом в обрамлении длинных чёрных ресниц. Аж завидно стало. Вот зачем мальчишке такие ресницы? Да и синие глаза при чёрных волосах смотрелись невероятно. Подрастёт – начнёт женские сердца пачками разбивать.

– Лучше иди сразу в общежитие – вон в ту сторону, видишь, то серое каменное пятиэтажное здание? Заходишь внутрь, обращаешься к коменданту – его господин Руни зовут, – называешь своё имя и магию, он находит тебя по спискам, называет номер комнаты и даёт ключ. Относишь туда свой багаж и уже налегке идёшь в главный корпус, – я ткнула пальцем в нужную дверь, – изучаешь стенд, а там уже идёшь, куда надо – на склад, в библиотеку, в столовую, и так далее. Сократишь свой путь с тяжёлым багажом метров на сто и на восемнадцать ступенек вверх и столько же вниз.

Глава 3. Комната и пирожок с вишней. Часть 1

День первый

– Это… невозможно… – запинаясь, выдавила я. – Джулиана Грэнтон – девушка. То есть… моя подопечная – девушка. Может… – я попыталась ухватиться за соломинку, – может, она просто твоя тёзка и сейчас придёт?

И я вгляделась в совершенно пустую аллею, уже понимая, что чуда не случится. Кажется, произошла какая-то путаница, но если это так – мои надежды на увеличение стипендии и отдельную комнату прямо сейчас разбиваются, словно фарфоровая чашка, упавшая на булыжную мостовую. То есть, вдребезги.

– Я тоже был уверен, что Алексис Лэнг – парень, – пожал Джулиан плечами, придержав рукой объёмную торбу, которая мешала это сделать. – Повезло нам с именами…

– Это верно, – вздохнула я. Отец рассчитывал на второго сына, а родилась я. Так что, мне и досталось заготовленное имя, однозначно женского специально для меня никто придумывать не стал.

– Хотя это и странно, – Джулиан почесал нос. – Моё имя пишется без «а» на конце, а твоё, как я понимаю, не меняется в зависимости от пола.

– Но я бумагу с твоим именем получила лично в руки – вряд ли меня перепутали с парнем, несмотря на то, что я Алексис.

– Это да, – окинув меня взглядом с ног до головы и обратно, Джулиан задумчиво покивал, потом вновь дёрнул головой, убирая чёлку с глаза. – Перепутать сложно. Ладно, в любом случае, они это сделали – и что теперь?

– Нужно пойти в деканат и сообщить об ошибке. Тебе найдут новую няньку-парня – уверена, среди желающих, но не получивших это место найдётся не один водник. Ты же водник, верно?

– Да. А что будет с тобой?

– А я… – хотела сказать, что буду учиться как прежде. Да, без доплаты и вновь в комнате на четверых, как последние два года, но осеклась. – Мне… мне нужно подумать.

Я доплелась до лестницы и тяжело опустилась на ступеньку, пытаясь понять, что же со мной-то теперь будет. Потому что, свободных коек в женских спальнях больше просто не было. Адептов принимали точно по счёту, и если кто-то всё же был отчислен – такое бывало, хоть и редко, – первокурсников набирали ровно по количеству освободившихся коек. И когда Джулиану назначат другую няньку, освободится кровать в мужской спальне. А не в женской.

– Эй, ты чего так побледнела? – рядом со мной плюхнулась моя проблема и зашарила рукой в торбе, чем-то там шурша. – Пирожок будешь?

И у меня перед носом появилась рука с большим румяным пирожком. С вишней – я почувствовала это по запаху, даже не видя начинку. Рот наполнился слюной, и я машинально взяла пирожок. А потом ответила на заданный вопрос:

– Я только что осознала, что мне некуда деваться. Для меня места не осталось, не идти же в мужскую спальню.

– Слушай, но не выгонят же они тебя за свою ошибку! – воскликнул Джулиан.

– Меня – нет, – от его слов стало чуть легче, я осознала, что вина тут действительно не моя, и найти койку мне обязаны. Вот только… – Могут отчислить другую девочку. Первокурсницу. Стипендиатку. И как мне с этим потом жить?

– Слушай, а что в обязанности няньки входит-то? – спросил Джулиан. – Я так-то не беспомощный ребёнок, но попробуй объяснить это моей матушке! Она отцу всю плешь проела, пока он не согласился оплатить мне няньку. Так что ты должна делать?

– Всё тебе тут показывать, где какая аудитория, полигон и прочее. Следить, чтобы ты вовремя просыпался и не опаздывал на лекции. Объяснить тебе правила академии и следить, чтобы ты их не нарушал. Научить пользоваться артефактами в прачечной, если не умеешь. Если нужна помощь с уроками – помочь, но не делать их за тебя, на это не рассчитывай. И ещё много всяких мелочей, всего не перечислишь.

– Угу, – покивал парень. – Я как-то так себе это и представлял. То есть, купать меня ты не должна? И на горшок высаживать тоже?

– Ты что за глупости такие говоришь? – Я даже стукнула Джулиана по плечу, как Берти, когда он меня дразнил. Не больно, но чтобы показать, что я сержусь, правда, не по-настоящему.

– Да вот, пытаюсь понять, почему девушка не может стать моей нянькой, если все её обязанности касаются лишь учебного процесса, а не чего-то интимного, того, что настоящие няньки с малышами делают. У нас ведь отдельные спальни?

– Да, – кивнула я. В душе робко проклюнулась надежда, что всё в итоге образуется.

– А есть какой-то запрет на то, чтобы нянька была разного пола с подопечным?

– Чтобы именно запрет – не слышала. – Тут я задумалась, вспоминая всё перечисленное, что входило в обязанности нянек – нам всем выдали такую памятку. – Про это вообще нигде не упоминается. Только то, что наставник должен быть пятикурсником и отличником. Думаю, это для того, чтобы он стал хорошим примером подопечному.

– Или потому, что очень ответственный, и ему можно новичка доверить.

– Или поэтому, – согласилась я. – Про совпадения полов – ни слова.

– Вот и хорошо. – Джулиан поднялся и протянул мне руку. – Значит, договорились. Идём в общежитие, а потом к стенду с информацией, верно?

– Да, в общежитие, – я тоже поднялась, машинально приняв помощь Джулиана. Мне так давно не протягивали руку в таком вот жесте помощи, но привычка, выработанная с детства, оказывается, никуда за время учёбы не делась. – Но к стенду нам не надо. Всё, что нужно, я тебе и так расскажу и покажу, я даже твоё расписание уже переписала.

– Тогда вперёд! Ты ешь пирожок-то, ешь! Наша кухарка просто волшебница.

– Лучше ты сам, – попыталась я вернуть пирожок, было стыдно объедать этого тощего мальчишку. – Тебе нужнее.

– Ха! Думаешь, матушка отпустила свою слабенькую исхудавшую кровиночку в эту ужасную академию с единственным пирожком? – И парень выразительно похлопал по торбе, намекая, чем именно она забита под завязку. – Очень надеюсь, что ты поможешь мне разделаться со всем этим до того, как всё засохнет или испортится. Один я точно не справлюсь. Поможешь?

И он состроил такую умильную рожицу, что я не выдержала и расхохоталась, а потом кивнула и с удовольствием вонзила зубы в действительно очень вкусный пирожок.

Глава 3. Часть 2

Несмотря на вопли Джулиана, что он мужчина, он сильный, а девушкам тяжести таскать нельзя, саквояж я у него всё же отвоевала, и мы отправились в общежитие – более резвым шагом, чем он шёл по аллее. Уж не знаю, почему, но в академии действовало правило, запрещающее присутствие на территории посторонних, включая родителей и тем более слуг, поэтому вещи свои первокурсники тащили сами.

Мне в своё время повезло – чемоданы мне помог донести Даймон, мой старший брат, учившийся тогда на четвёртом курсе. Но большинству богатых деток приходилось в этом плане непросто – багажа много, а привычки таскать хоть что-то, тяжелее веера, нет. Некоторым приходилось нести свои вещи от ворот до общежития в несколько приёмов. А потом выяснялось, что в домашнем здесь никто не ходит, за очень редким исключением адепты всё время носят форму, и надрывались они, волоча с собой кучу платьев, зря.

Представив господину Руни своего подопечного, я забрала для него второй ключ – комендант выдал его с каменным лицом, словно у нас каждый день нянькой парня становится девушка, – и повела Джулиана по коридору в наше крыло. Чем богаче детки, тем ниже селились, чтобы лишний раз ножки по лестницам не бить. Так что, стипендиаты жили на пятом этаже здания, построенного буквой «П», а подопечные с няньками – на первом, и окна наших комнат выходили на сады и теплицы – вотчину растениеводов, травников и зельеваров, – а не на аллею, полигоны или стену главного корпуса.

Всё это я рассказывала Джулиану, пока мы шли по коридору. Отперев дверь с табличкой «11», я завела Джулиана в крохотную – нам двоим с вещами даже тесновато стало, – прихожую и указала на каждую из четырёх дверей, выходящих в неё.

– Это твоя спальня, это моя. Справа санузел, слева кладовочка, – я толкнула дверь, что была прямо перед нами и предложила: – Давай вещи занесём, и я всё тебе покажу.

Мы зашли в просторную спальню с тремя узкими окнами. В общежитии, построенном лет двести назад, специально были именно такие, чтобы можно было делать комнаты разной ширины, при этом снаружи все этажи выглядели одинаково. Комнаты платников выглядели точно так же, только без внутренней перегородки, а значит, с четырьмя окнами, у стипендиатов такая же площадь просто делилась на две комнаты в два окна, без прихожей, санузла и кладовочки, и народа на таком же пространство селилось восемь человек.

Я слышала, что изначально здесь учились только дети знати и богачей, способных оплатить обучение в самой лучшей, а потому и престижной академии королевства. Потом появились стипендиаты – казна начала оплачивать обучение одарённых простолюдинов, ведь именно королевству было выгодно иметь много хорошо обученных магов, поступающих потом на государственную службу, от которой дети знати отлынивали всеми силами и способами.

Но если знания давались всем адептам в равной мере, то в бытовом плане условия сильно отличались, правда, стипендиаты радовались и такому – бесплатное обучение, питание, форма и проживание – о таком прежде они и мечтать не могли. А что комнаты тесные – так и что? Тёплые, светлые, кровати отдельные – для многих и такое было роскошью. Всех всё устраивало.

Немного позже появились и няньки – по многочисленным просьбам богатых родителей. Администрация решила, что плохого в этом ничего нет, тем более – всё было исключительно добровольно и щедро оплачивалось. В итоге желающих стать нянькой было даже больше, чем нужно.

Вот только жить в одной спальне с нянькой богатые детки не пожелали, пришлось комнату разгораживать, и когда выделяли для нянек отдельный закуток, ещё в старом общежитии, получилось так, что няньке доставался лишь кусочек окна, который было невозможно открыть, чтобы проветрить комнату. Тогда с этим просто смирились, а при постройке нового общежития всё учли.

Так что, у меня в комнате было собственное окно с открывающейся фрамугой. Правда, чтобы его открыть, нужно было на стул забраться, по-другому через стол было не дотянуться, но это всё ерунда по сравнению со своей комнатой, отдельной!

– Вот, тут ты будешь жить следующий год, потом переселишься в комнату на двоих, так что, советую заранее присмотреть будущего соседа среди остальных подопечных. А пока – располагайся и наслаждайся одиночеством. – Я поставила на пол саквояж, Джулиан тоже с облегчением сгрузил всё, чем был обвешан. – Как тебе комната?

– Вроде нормально, – откликнулся Джулиан, осматривая широкую кровать, большой удобный стол возле окна, с двумя тумбами и стулом, и длинный просторный шкаф, как для одежды, так и с книжными полками. – Всё необходимое есть.

– Если хочешь что-то добавить для уюта, то кое-что можно купить в лавке для адептов – чайник с нагревающим артефактом, например, или занавески. Но если захочешь что-то крупное – придётся родителям писать, чтобы из дома прислали. Только имей в виду, от ворот тащить придётся самому. Хотя, можно и заплатить кому-нибудь из стипендиатов с телекинезом или просто с мускулами – дотащат в лучшем виде.

– И что, многие так делают?

– Конечно. Им же тут пять лет жить, хочется хоть капельку домашнего уюта. Многим кресла из дома присылают, стулья – чтобы гости на кровати не сидели, – даже диваны, ковры, шторы, зеркала, картины, даже огромный фикус кто-то тащил, я видела. Кстати, если хочешь, можем сюда трюмо поставить, оно моё, но стоит сейчас в моей бывшей комнате – в теперешнюю оно не влезет. Я собиралась его забрать, когда академию окончу, но тут много места, а зеркало и парню не помешает. В санузле есть, но маленькое, а моё во весь рост.

– Конечно, забери, сможешь пользоваться им, когда захочешь, – кивнул Джулиан, опять уронив чёлку на глаза. – Я донести помогу! С пятого этажа, да? – Он посмотрела на потолок, словно прикидывая, сколько придётся тащить, и очень ли зеркало тяжёлое.

– С первого, только с другого крыла, – ответила я и услышала облегчённый выдох. Он, конечно, может называть себя сильным мужчиной, но не совсем уж глупый и понимает, что на деле – тощий мальчишка, не намного сильнее меня. Глянул на меня с любопытством – явно удивился этажу, но вопросов задавать не стал. – Можно попросить у коменданта тележку и довезти.

Глава 4. Вызов на ковёр и чай с печеньем. Часть 1

День первый

– Меня? – ахнула я и даже пальцем себя в грудь ткнула. – Сам ректор? Но зачем?

– А уж это мне не докладывают, – усмехнулся комендант. – Велено передать – вот и передаю. А зачем – там и узнаешь. – После чего развернулся и ушёл, бормоча: – И когда только успела набедокурить? Занятия ещё даже не начались.

Я в шоке посмотрела на Джулиана, так и державшего дверь открытой.

– Эй, ты чего так побледнела? – всполошился он, а потом взмахнул рукой, и мне в лицо прилетело несколько брызг воды.

Были они совсем жалкенькие – хотя для новичка, только переступившего порог академии, это был просто шикарный результат, – но мне хватило.

– Зачем ты?.. – пробормотала я, вытирая влагу с лица.

– В обморок падать не собираешься? – взволнованно заглядывая мне в глаза, для чего ему пришлось пригнуться, спросил Джулиан.

– Никогда подобным не увлекалась, – фыркнула я. – И спасибо. Знаешь, помогло.

– Да не за что. Ты иди, давай, раз вызвали, а я пока вещи разложу. Библиотека подождёт. И не трясись ты так. Если бы в вашей академии бывали случая поедания ректором адептов, матушка ни за что бы меня сюда не отпустила. Иди-иди!

И меня буквально выпихнули за дверь, захлопнув её за моей спиной.

– Поеданий не было, – согласилась я и, утешив себя этим, зашагала, куда вызвали.

Путь был не самым близким – пришлось обогнуть главный корпус, буквально расползшийся по территории, и дойти до административного, совмещавшего в себе ещё и общежитие для сотрудников низшего звена – от аспирантов и секретарей до поваров и прочего обслуживающего персонала. Преподаватели же жили в отдельных домиках, стоящих в два ряда за административным корпусом, и там я за прошедшие четыре года не бывала ни разу – незачем было, а место там уединённое, случайно забрести было нельзя. И про два ряда домов я знала лишь из плана территории академии, висевшего в главном холле.

Вообще-то, административный корпус был соединён с главным переходом на высоте второго этажа, и это было удобно для сотрудников и для адептов во время занятий – особенно в мороз, дождь или слякоть. Но от своего общежития адептам всё равно приходилось идти пешком, и я так и не поняла, почему его так же не соединили с главным корпусом. Впрочем, педагогам приходилось ещё хуже – идти по любой погоде им было намного дальше, но это была небольшая плата за комфортное и уединённое жильё.

И хотя идти было порядочно, мне показалось, что добралась я как-то уж слишком быстро – потому что готова была идти и идти, оттягивая неизбежное как можно дольше. Но в итоге всё же пришла к нужной двери на втором этаже, в которую прежде заходила лишь единожды – подать заявление на перевод меня из платников в стипендиаты.

Тогда у меня точно так же дрожали поджилки и сохло во рту, но я знала, что от этого зависит моя будущая жизнь, и это было моё решение, мой выбор. Сейчас же я не понимала, почему меня вызвали, вроде бы не было за мной никакой вины, но, кто знает, зачем я могла понадобиться самому ректору?

И самое страшное, что приходило мне в голову – отец как-то нашёл способ выковырять меня из академии, в которой я, по сути, пряталась, дожидаясь полного совершеннолетия и благословляя правила, запрещающие посторонним заходить на территорию. А ещё то, что Даймон выпустился из академии именно тем летом – очередное везение. В отличие от Берти, он был отцовским любимчиком и всегда слепо следовал его указаниям – и приволок бы меня домой, не раздумывая.

В приёмной, куда я робко заглянула, сидела госпожа Торсен, бессменная секретарша и ровесница прежнего ректора, перешедшая по наследству к нынешнему. Ходили слухи, что она была ещё и любовницей прежнего ректора, но я в них не верила – представить себе как одного, так и другую участниками хоть чего-то, похожего на романтические отношения, я не могла.

– Адептка Лэнг, пятый курс водного факультета, – представилась я, зачем-то по полной форме. – Мне передали приказ ректора прийти сюда.

– Да-да, деточка, заходи, магистр ждёт тебя, – закивала госпожа Торсен, почему-то глядя на меня с лёгким испугом. – Иди-иди, не стой же.

Сглотнув комок в горле, я подошла к большой двери и осторожно постучала.

– Заходите, адептка, – послышался голос ректора, который ни с чьим не спутаешь.

Я осторожно скользнула внутрь – толстая и тяжеленная на вид дверь открылась легко и бесшумно, не иначе, кто-то над её петлями умело помагичил, в прошлый раз я её открыла с большим трудом. Ректор как раз встал из-за стола и указал мне на стул, стоящий прямо перед этим столом.

– Присаживайтесь. – И когда я подошла и собралась сесть, раз велели, огорошил вопросом: – Чаю?

– Что? – растерялась я, потому что ожидала абсолютно чего угодно, но не этого.

– Вы выглядите бледно, – сообщил мне ректор, окончательно вгоняя в ступор. – Горячий сладкий чай не помешает. Госпожа Торсен, – повысил он голос, обращаясь к двери, которую я не до конца закрыла, – чашку сладкого чая адептке и кофе для меня.

– Да, магистр, – послышалось из-за двери.

Я продолжала стоять возле стула, ничего не понимая. Мысли в голове метались, одна страшнее другой. Может, меня сейчас чаем на дорожку напоят, а потом из академии выкинут?

– Адептка Лэнг… – ректор запнулся, глазами пошарил по своему столу, поднял какой-то листок, пробежался по нему взглядом. – Алексис, я могу так вас назвать?

– Д-да, – кивнула я.

– Алексис, сядьте и прекратите дрожать, – ректор добавил давления в голосе, и я тут же послушно плюхнулась на стул.

С дрожью, увы, поделать ничего не могла, кроме как повторять мысленно: «Он не ест адепток, он не ест адепток…» Помогало так себе.

Но, видимо, ректора это удовлетворило, потому что он вернулся на своё место и теперь сидел напротив меня, нас разделяла какая-то пара метров.

– И прежде, чем мы поговорим о том, зачем я вас сюда пригласил, скажу сразу – вы ни в чём не виноваты, и никто не собирается вас отчислять и как-то иначе наказывать. Выдохните.

Глава 4. Часть 2

– Я хотел поговорить с вами о подопечном, который вам достался благодаря невнимательности некоторых моих сотрудников, в чьей компетенции я уже начинаю сомневаться, – говоря это, ректор поднял глаза, глядя куда-то поверх моей головы.

Позади меня послышался короткий испуганный вдох, оглянувшись, я увидела госпожу Торсен, несущую поднос с двумя чашками и небольшой вазочкой с печеньем. Глядя на ректора виноватым взглядом, она как-то бочком подкралась – иначе не скажешь, – к его столу, притулила поднос, едва найдя для него свободный от бумаг уголок, и весьма шустро для своих лет ушмыгнула в приёмную, тряся седыми буклями, делающими её похожими на овечку.

– Итак, – вновь посмотрев на меня и протягивая чашку, в которую я вцепилась обеими руками, как в родную, продолжил ректор, – вы понимаете, что если мы попытаемся как-то исправить эту ситуацию, кто-то невиновный обязательно пострадает.

Это не прозвучало вопросом, но я всё же кивнула:

– Да.

– Насколько я понял, вы уже приняли единственно верное в данной ситуации решение – согласились стать наставницей этого мальчика, несмотря на то, что прежде разнополых пар наставник-подопечный в академии ещё не было.

– Да.

Я вновь кивнула, сообразив, что единственный, от кого ректор мог всё это узнать – господин Руни, который нам с Джулианом ничего не сказал, но с руководством связался, чтобы уточнить, всё ли в порядке, и в курсе ли само руководство, ситуация-то нестандартная. А то, что я привела парнишку в наши комнаты, а не повела в деканат или к самому ректору, говорило о том, что с ситуацией я смирилась и да – нашла единственный выход из неё, при котором никто не пострадает.

– Я благодарен вам за такое… взрослое и разумное отношение к произошедшему, Алексис, – продолжил между тем ректор. – Со своей стороны хочу заверить, что адепт Грэнтон не доставит вам никаких проблем. Он славный парень, совершенно не избалованный, родители отлично его воспитали.

– Вы с ним знакомы? – сообразила я. Теперь до меня дошло, почему ректор лично захотел поговорить со мной о Джулиане, а не поручил это декану, например, или моему куратору. Да хотя бы просто своей секретарше.

– С его родителями. Да, мать несколько… скажем так, трепетно относится к сыну, но её можно понять – единственный, долгожданный и очень болезненный в детстве ребёнок. При этом за моральные качества мальчика поручусь – над ним тряслись и трясутся до сих пор в плане здоровья, хотя детские болячки он давно перерос, но в остальном он абсолютно не избалован. В каком-то смысле вам повезло.

Я вспомнила розовую первокурсницу и подумала, что, пожалуй, так и есть. Не знаю, смогла бы я её так же сразу поставить на место, как та огневичка, но определённо Джулиан показал себя с лучшей стороны на фоне остальных – уж я-то знала, какими противными бывают некоторые знатные детки по отношению к тем, кого считают ниже себя. Одно то, что он мне саквояж не хотел отдавать, говорит о многом. Как минимум, уважение к слабому полу ему привили, что называется, с молоком матери.

– Мне он тоже показался… славным, – нашла я подходящее слово. – Напомнил младшего брата.

– Это замечательно, – кивнул ректор. – Да вы пейте чай, пейте.

Говоря это, сам он к своему кофе не притронулся. Но я послушно сделала глоток и поняла – да, успокаивает. Хотя я вроде бы уже не боялась – оказалось, меня просто поговорить о подопечном вызвали, – но всё же само нахождение в этом кабинете, буквально в паре метров от самого ректора академии, напрягало.

– Но поскольку ситуация всё же не самая стандартная, и по академии могут пойти слухи, порочащие вашу репутацию, я решил превентивно предпринять кое-какие действия, – сообщил мне ректор, заставив насторожённо замереть с чашкой у рта. – Да не пугайтесь вы так от каждого моего слова! Я ещё не съел никого из тех, кого приглашал в свой кабинет!

– Да, мне говорили, – пробормотала я, и лишь после осознала, что ляпнула. Испуганно посмотрела на ректора, а он… расхохотался.

– Что ж, хоть это радует, – отсмеявшись, ректор потянулся за своей чашкой и сделал глоток. – Всё, что я хотел сказать – это то, что в двери ваших спален будут врезаны замки в дополнение к тому, что в общей двери. Таким образом, все формальности и условности будут соблюдены. А если кто-то всё же попытается каким-то образом очернить ваши репутации – будет иметь дело со мной. Мне не безразличен этот мальчик, а вы пострадаете пусть не лично по моей вине, но всё же именно я несу ответственность за всё произошедшее. Поэтому – идите и ни о чём не переживайте.

– Спасибо! – я вскочила, поставила практически полную чашку на поднос и собралась удрать как можно быстрее, но чтобы это не выглядело как побег. Какая-то гордость у меня всё же осталась.

– Вы так и не попробовали печенье, – голосом доброго дядюшки, если не тётушки, остановил меня ректор.

Ещё бы! Ладно – чай, но печеньем под его взглядом я бы точно подавилась.

– Берите, берите, – и мне протянули вазочку.

Совершенно ничего не понимая, я уцепила печенюшку, попрощалась и, пятясь задом, покинула кабинет, а из приёмной просто убежала, и плевать, что подумает госпожа Торсен.

Шагая вокруг главного корпуса и машинально жуя печенье – курабье, моё любимое, вкус которого за прошедшие два года едва не забыла, – я пыталась понять, с чего бы каменный и неприступный, как нам всем казалось, ректор, так по-доброму вёл себя со мной.

Единственное объяснение этому, пришедшее мне в голову – став наставницей мальчика, к которому благоволит ректор, я сама каким-то образом попала в круг его внимания и даже… заботы. Надеюсь, об этом никто не узнает, иначе фанатки ректора просто разорвут меня на сотню крохотных Алексис. И попробуй, объясни, что это совсем не то, о чём они подумали.

Глава 5. Цоколь и дядя Морган. Часть 1.

День первый

Когда я заходила в общежитие, господин Руни окликнул меня поверх голов толпящихся у его окна новичков:

– Адептка Лэнг, я к вам ближе к вечеру подойду, чтобы замки врезать, распоряжение от ректора мне уже передали. Сейчас не могу, сами видите, какая запарка.

– Хорошо, – кивнула я. – Мы и сами сейчас уйдём, нужно новичку академию показать.

– Вот и славно, – кивнул господин Руни и тут же прикрикнул на кого-то из первокурсников: – А ну, быстро в конец очереди! Ишь, чего выдумал – вперёд лезть, слабых оттирать, думал, раз я отвлёкся, так и не замечу? Нет уж, у меня не забалуешь!

– Но я не в конце стоял, я вот за ним! – недовольный юношеский басок.

– А теперь последним будешь, впредь наука тебе! – последнее, что я услышала, сворачивая за угол.

Это верно, пусть с самого начала учатся, мысленно усмехнулась я. У нас здесь не любят, если кто-то пытается без очереди влезть, тупо пользуясь хоть силой, хоть любым другим превосходством, таких всегда в конец отправляют, хоть в столовой, хоть на полигоне, хоть в библиотеке, хоть где угодно ещё, если есть кому из старших проследить и указать.

И повелось это с тех пор, когда в академии появились стипендиаты. Первое время знатные и богатые детки пытались их во всём затирать, а те, привыкшие в прежней жизни подчиняться тем, кто выше по статусу, уступали. И вот тогдашний ректор, заметив происходящее, решил жёстко переломить ситуацию – и сумел это сделать.

И это правило распространялось на кого угодно – не только между знатью и простолюдинами, но и парнями и девушками, физически сильными и слабыми, старшекурсниками и новичками. В очереди все равны – эта негласная заповедь работала в нашей академии вот уже несколько столетий. И мне это нравилось.

Мне здесь вообще многое нравилось. И самое главное – чувство безопасности. Пока я на территории академии, пока я адептка – никто без разрешения ректора и моего согласия не может меня отсюда забрать, разве что по личному распоряжению короля, но очень сомневаюсь, что отец сунулся бы к нему с подобной ерундой. Для короля – ерундой. Мог бы – забрал бы меня отсюда ещё два года назад. Но нет – руки коротки, а спустя семь месяцев не сможет до меня добраться, даже когда я покину академию.

Заглянув в спальню Джулиана – дверь была распахнута, но я всё же постучала об косяк, – я обнаружила его, сидящим на полу, привалившись спиной к кровати, погружённого в какую-то книгу. Шкаф с распахнутыми дверцами демонстрировал пустые полки и вешалки, чемодан так и стоял закрытым. На столе – открытый саквояж, рядом с кучей учебников, которые я принесла вчера из библиотеки, высилась большая стопка тетрадей, и, собственно, это были все изменения, произошедшие в комнате.

Услышав мой стук, Джулиан вздрогнул и, подняв голову, удивлённо на меня посмотрел.

– Ты уже вернулась? – потом огляделся, словно только что увидел свою собственную спальню. – Ой, кажется, я зачитался и ничего не успел разложить. Прости!

– Не извиняйся, – улыбнувшись, я подошла, заглянула в книгу, обнаружила учебник по водной магии, а потом не удержалась и потрепала мальчишку по волосам, точь в точь как Берти.

Слишком уж он напомнил мне братишку – не внешностью, кроме разве что длинной тощей фигуры жертвы ростового скачка, а вот этим своим взглядом. Берти, провинившись, точно так же смотрел на меня сквозь чёлку – и виновато, и умильно, мол, не сердись на меня, я хороший.

– Тяга к знаниям – это замечательно, а вещи никуда не убегут, позже разберём. Но учебник читать читай, а самостоятельно экспериментировать с заклинаниями не пытайся. Это не приветствуется, особенно в общежитии. Мы, водники, конечно, можем натворить гораздо меньше бед, чем огневики, например, или целители, но и от нас разрушений бывает порядочно.

– Целители такие же страшные, как огневики? – удивился Джулиан, вставая. – Я думал, от них только польза.

– От обученных – да, но я-то об адептах-самоучках. И вот скажи, что хуже – дом поджечь или сердце человеку остановить, пусть даже и то, и другое случайно и без злого умысла?

– Пожар страшнее!

– На первый взгляд – да, но ты с другой стороны взгляни. Дом можно новый построить, а мёртвого уже не воскресишь. Исправить можно всё, кроме смерти.

– Я как-то об этом не думал… – пробормотал Джулиан, почесав нос, а потом, словно спохватившись, огляделся – мы уже вышли из общежития и шли вдоль главного корпуса, при этом удаляясь от его входа. – А мы сейчас куда?

– За формой. Здесь есть дверь, ведущая прямо в цоколь, а через главный вход раза в три дальше идти. Эта дверь на поэтажной схеме, конечно, есть, но новички вряд ли сообразят, что от неё ближе, вот и идут в обход. А мы с тобой – короткой дорогой.

– Отлично! – обрадовался Джулиан, потом спохватился: – Ой, я же не спросил – а зачем тебя ректор вызывал? Если это что-то личное – то не говори, конечно, просто скажи – нормально всё прошло? Хотя ты вроде больше не трясёшься, значит, всё хорошо. Но мне всё равно интересно. Но если не хочешь, то не говори, если я лезу, куда не надо…

– Всё нормально, – успокоила я окончательно смутившегося парнишку. – Ректор узнал о нашей ситуации и одобрил наше решение. Но нам в двери спален всё равно врежут дополнительные замки, чтобы возможные сплетники языки прикусили.

– Сплетники? А о чём сплетничать-то? – он сначала удивлённо посмотрел на меня, а потом залился краской и отвёл глаза. – Вот дураки! Это ж насколько нужно мозги извращённые иметь, чтобы подумать… Да меня вообще взрослые женщины не привлекают! Ой, Алексис, прости… Я не то хотел сказать…

– Нормально всё, – рассмеялась я, уж слишком он выглядел забавно в своём смущении. – И я рада это слышать. Но знаешь, лучше зови меня Лекси, меня все друзья так зовут, а то когда я слышу это «Алексис», мне кажется, что это отец снова мной недоволен.

Или мать. Так уж вышло, что именно они называли меня полным именем, а поскольку обычно обращались ко мне лишь чтобы за что-то отчитать – когда я вела себя без нареканий, обо мне и не вспоминали, – то своё полное имя я не любила.

Глава 5. Часть 2

– Хант, Хант… – забормотал Джул, потирая нос. Кажется, этот жест помогал ему думать. Берти в таких случаях чесал затылок, отучить его от этой привычки гувернёр так и не сумел. – А! Точно! Дядя Морган! Ха! Теперь понятно, почему папа успокаивал маму, говоря, что я в академии буду под присмотром. Я думал, он няньку в виду имел, а он про дядю Моргана говорил. А мне не сказали…

– Так ректор – твой дядя?

Наверное, по материнской линии, раз фамилия другая.

– Нет, он так-то мне вообще никто. Просто он с моим папой вместе учился, в одной комнате жил, они дружили очень. И мама его знала, она там же на два курса младше училась. То есть – не там же, а тут же, в этой же академии, – Джул потыкал пальцем куда то себе под ноги, видимо, пытаясь указать на то, что мы сами в той же академии сейчас находимся. – А потом, когда мама выпустилась, они поженились и уехали в папино поместье – оно на западе, почти на границе с Иганастаном.

– Ого! Далековато.

– Ага. От ближайшего стационарного портала ещё двое суток ехать. Мама говорит, что мы живём в пятке мира. В общем, я не знаю, встречались ли они потом, может, дядя Морган приезжал ещё до моего рождения или когда я был совсем маленьким, но я его никогда не видел.

– Но называешь дядей?

– Привычка. Он на каждый мой день рождения подарки присылал. И мне всегда говорили: «Это от дяди Моргана», а когда немного подрос, рассказали, кто это. Я тоже его фамилию случайно узнал, на конверте прочёл, он с отцом переписывается, а так бы точно не догадался.

– Надо же, как тесен мир, – я покачала головой, а потом, как бы мимоходом спросила: – У тебя родители не старые ещё?

– Старые, я у них не сразу родился, – махнул рукой Джул. – Маме уже сорок один, а папе сорок три. Потому так надо мной и трясутся. А мама вообще уверена, что я тут с голоду умру.

– Не умрёшь, тут хорошо кормят, добавку дают, – успокоила я его. – А если деньги есть, можно в буфете ещё что-нибудь вкусненькое прикупить, но и так никто не голодает. Да и вообще – раз они тут учились, должны сами это знать.

– Попробуй это моей объяснить, – Джул сокрушённо покачал головой. – Мамы, они такие, у них вечно ребёночек голодный. У тебя же есть мама?

– Есть, – коротко ответила я.

– Вот! Ты и сама всё понимаешь.

Понимаю. То, что мамы бывают разными – вот что я понимаю. И моей было как-то вообще безразлично, как и что я ем, и ем ли вообще. Экономка, кухарка, гувернантка – вот кого это заботило. И всё остальное – здорова ли я, учусь ли, одета ли, – было заботой тех, кому за это платили. Родителей это не волновало.

Отцовская забота заключалась в оплате счетов, материнская – в подборе гувернантки и прочих учителей: по танцам, музыке, живописи, верховой езде. Чтобы всё было, как у других, чтобы не опозориться, чтобы никто не ткнул пальцем в недостаточное образование детей. Чем эти дети живут, чем увлекаются, о чём мечтают, что любят, а что ненавидят – было для моих родителей второстепенным и неинтересным.

Я с этим давно смирилась. Бывало ведь и хуже, нас, по крайней мере, не били, над нами не издевались – к нам просто были равнодушны. И я была рада, что вот у этого славного паренька всё было иначе.

– Ладно, пойдём, – тряхнув головой, чтобы отогнать не самые радостные воспоминания, я потянулась к ручке двери, но меня опередили и галантно распахнули её передо мной. Совсем простой жест, но как же много он говорит об этом мальчике и его родителях тоже.

– Слушай, Лекси, не говори, пожалуйста, никому о том, что мы с дядь… с ректором не чужие, – попросил Джул, когда мы, спустившись на три ступени, шли по узкому, слабоосвещённому коридору.

– Хорошо. Я, собственно, и не собиралась.

– Понимаешь, если сейчас я буду получать высокие баллы на занятиях, все подумают, что это я молодец. А если будут знать, что ректор – друг моих родителей, то подумают, что хорошие оценки – только из-за него, что мне их завышают, как ректорскому протеже. И как бы я ни старался, всё равно обо мне будут так думать.

– Я тебя понимаю, – согласилась я с доводами Джула. Он прав – так ведь и будет. – И никому никогда об этом не скажу. Кстати, мы пришли.

И я указала на дверь, в которую только что зашли два новичка, заглядывающие в листок бумаги, видимо, перерисовали туда схему со стенда. Молодцы, сообразили, в цокольном этаже вполне можно поначалу и заблудиться.

Каждый год, в первую неделю занятий, дежурные из старшекурсников или аспирантов обходили по вечерам и территорию, и этот этаж, и ещё не было такого, чтобы не отыскали какого-нибудь заблудившегося бедолагу, самоуверенно решившего, что одного взгляда на схему здания, которое больше тысячи лет разрасталось и достраивалось, достаточно, чтобы всё запомнить и всё найти.

Это, кстати, было чем-то вроде проверки на сообразительность и адекватность, и педагоги в будущем подобные случаи тоже учитывали.

Мы не были особо близки с Даймоном, так что, за ручку он меня, первокурсницу, не водил, но пару братских советов в своё время всё же дал, облегчив вот такие моменты. И про то, что лучше сразу перерисовать план академии и её корпусов – в том числе. А то я, тогда ещё витавшая в розовых облаках, вполне могла оказаться среди тех, кто заблудился.

Но что-то мне подсказывало – Джул уж точно сообразил бы, как всё правильно сделать. И няньку ему наняли, исключительно чтобы его маму успокоить, а не потому, что она была ему действительно нужна. Как бы то ни было, это стало моим везением, стать нянькой адекватного новичка – о таком можно было только мечтать. А у меня вот вышло.

А ректору, оказывается, сорок три года. Не пятьдесят, но и не тридцать с маленьким хвостиком, как намечтали себе его фанатки. Но говорить им об этом я не собираюсь – во-первых, не те у нас отношения, а во-вторых, как бы я объяснила, откуда это знаю?

Пусть продолжают и дальше мечтать, мне не жалко.

Глава 6. Экскурсия и тирамису. Часть 1

День первый

Спустя час, – пришлось постоять в очереди, – мы вернулись в наши комнаты, обвешанные свёртками – три разных формы плюс обувь для полигонов, и всё это в двух экземплярах на случай, если форма испачкалась или пришла в негодность, и нет времени её отчистить или заменить.

И это ещё ничего, в своё время мне пришлось в одиночку тащить всё то же самое, плюс две форменные юбки. Хотя учитывая, насколько Джул выше меня, про размер ступни вообще молчу, суммарный вес вышел примерно такой же, если не больше.

– Пора на обед, – прикинув время, сказала я. – Покажу тебе столовую и буфет.

– У меня тут еды – за неделю не съесть, – Джул указа на торбу, так и стоящую на полу возле чемодана. – Испортится же!

Я пригляделась, хмыкнула, а потом указала на значок возле застёжки.

– Вся твоя еда в стазисе, тебе дали с собой отличный артефакт, ты что, не знал?

– Не-ет, – задумчиво глядя на торбу, протянул парнишка. – Мама её повесила на меня у самых ворот, сказала, что я должен хорошо питаться, а когда я ей сказал, что столько не съем, и всё пропадёт, она сказала: «Ничего не пропадёт». Мне уже надо было идти, я и так опоздал, поэтому не стал расспрашивать, о другом думал. Стазис, говоришь?

– Да. Узнаю это клеймо, у нас дома была корзина для пикников со стазисом. Я запомнила.

– Но это всё равно нужно есть, не хранить же пирожки на память о доме.

– Знаешь, у меня есть младший брат, его зовут Берти. Бертольд. Я не видела его уже два года, но в то последнее лето он резко вытянулся, так же как и ты. И хотя нормально ел днём, каждую ночь прокрадывался на кухню, чтобы чем-нибудь перекусить. А порой и я для него что-нибудь оттуда таскала. У тебя не так?

– Знаешь… – задумчиво протянул Джул. – А ведь ты права. Просто мне не нужно было именно красться, я открыто шёл и брал что-нибудь из еды. И на кухонном столе всегда что-нибудь лежало – то бутерброды, то жареная куриная ножка, то те же пирожки. Я как-то не придавал этому значения, но…

– Но твоя мама придавала, – понимающе кивнула я. – Отсюда и эти запасы. Так что, пошли в столовую, нормально поедим, а это, – я кивнула на торбу, – пусть лежит на случай нападения ночного жора. Здесь на кухню ночью не прокрасться, уж поверь.

– Ты пыталась? – живо заинтересовался Джул.

– Не я. Но слухами земля полнится. Идём.

Что-что, а столовую найти было легко, хотя бы даже просто по запаху. Когда мы зашли в холл главного корпуса, Джул потянул носом и развернулся чётко в нужном направлении. Усмехнувшись, я пошла рядом, давая его носу привести обладателя к нужной двери, сейчас распахнутой настежь. А уже там я вновь включила наставницу и показала, где взять поднос и столовые приборы, что поставить на него самому – компот и яблоко, – а что взять из рук раздатчицы.

– Госпожа Морел, можно мальчику побольше пюре, – попросила я её, когда подошла наша очередь. – Он усиленно растёт. Спасибо, – поблагодарила я, когда немолодая круглощёкая женщина щедро шмякнула добавку в тарелку Джула, практически удвоив порцию.

– Спасибо, – повторил он и, подхватив свой поднос, пошёл за мной, выискивающей свободные места. Повезло занять целый столик на четверых – столовая только начала заполняться.

– Супы, каши, гарниры и хлеб – до отвала, – кивнув головой на плетёнку с нарезанными кусками хлеба, стоящую на столе, просвещала я парнишку, который ухватился за ложку и с аппетитом принялся за суп с фрикадельками. – Компот, чай, какао – хоть обпейся. Мясное, – тут я указала на тарелку со вторым, сегодня к пюре была свиная поджарка с подливкой, – рыба, яйца и фрукты – по норме, добавка не положена.

– Вкусно, – сообщил Джул, указав на свою тарелку. – Знала бы мама, так не переживала бы.

– Да, тут всех хорошо кормят. Но без излишеств. А ещё вон за той дверью – буфет. Если есть лишняя монетка, там можно купить что-нибудь вкусное. В основном там сладости, печёности, молочное и фрукты, но есть и мясное. Можно даже заказ сделать на какие-нибудь особые конфеты и прочие деликатесы. Цены, конечно, выше, чем в магазине, но где мы, а где магазин?

– А тут правда с территории не выпускают? Родители говорили, но что-то не особо верится.

– Первокурсников и частично второкурсников не выпускают вообще – кто за вас, мальков несовершеннолетних, отвечать будет, пока вы по городу шатаетесь? После того, как восемнадцать исполнится, разрешены две увольнительные в месяц, не больше. Но и тех могут лишить за проступки или задолженности по учёбе. И, конечно же, можно уезжать на каникулы.

– Сурово тут, – буркнул Джул, отодвигая опустевшую глубокую тарелку и запуская ложку в пюре с поджаркой. – Но ты же отличница, наверное, тебя ни разу увольнительной не лишали?

– Не лишали, но я сама не хожу, – пожала я плечами. – И может, это кажется суровым, но делается ради нашей же безопасности. И не просто так здесь находится не только буфет, но и магазин, в котором можно купить всё необходимое, от писчих принадлежностей до ботинок. А чего в нём нет – можно заказать.

– Писчих принадлежностей у меня полсаквояжа, ботинки тоже есть. Но ты что-то говорила про чайник. Его тоже можно купить? Просто, если ночной жор нападёт, не всухомятку же есть.

– Хорошая идея, – кивнула я. – И чайник купить можно, и заварку с сахаром, и чашки.

– Ой, я об этом не подумал, – на меня посмотрел растерянный глаз – второй снова прятался за чёлкой, – домашнего мальчика, который вроде как слышал, что для чая нужен чайник, но как именно тот появляется в его чашке, никогда не задумывался.

– Вот для этого и нужны няньки, – усмехнулась я. Не удержалась и покровительственно похлопала мальчишку по плечу. Тянуло по головке погладить, но у всех на глазах не стала, пощадила его гордость. – Денег-то хватит на всё сразу?

– Ха! Да я богач! Мне и папа денег с собой дал, и мама, и бабушка, и из копилки я тоже всё достал – что им там зря лежать?

Глава 6. Часть 2

– Зависть леди не красит, – послышался голос Джула. – Фу такими быть.

Лин и Аманда заткнулись, наверное, просто от неожиданности, впервые кто-то решился их осадить, остальным было плевать. Очень хотелось оглянуться и полюбоваться на их вытянувшиеся лица, но я удержалась.

И в этот момент передо мной появилось блюдце с тирамису, причём в самом изысканном и дорогом варианте, с апельсиновым бисквитом и посыпкой из белого шоколада. Я себе и в прежние-то времена такое позволить не могла, отец не был особо щедр на карманные деньги, да и мои бывшие подруги если когда и покупали это пирожное, то обычное, в два раза дешевле.

Я только глазами хлопать могла, глядя на это чудо, а Джул уселся напротив с двумя булками на тарелке и широкой улыбкой на лице.

– Не смог выбрать, взял оба вкуса, что ты посоветовала, – и впился зубами в одну из булок. – Мммм, действительно, очень вкусно.

– Зависть? – выдавила, наконец, из себя Лин. – Кому завидовать? Этой твоей прислуге? С чего вдруг?

– Ну, как минимум тому, что она отличница, а вы? – глядя за мою спину без следа прежней улыбки в глазах, жёстко ответил Джул. – Очень сомневаюсь, что тоже. А во-вторых… Вы ведь по двое в комнате живёте? А у Лекси теперь отдельная спальня.

– Крохотная! – возразила Аманда.

– Но отдельная, личная и персональная. А вам просто завидно. Лекси, ты ешь пироженку-то ешь, нам ещё чайник покупать.

– Джул, ты чего? – зашипела я, пододвигая к нему блюдце. – Не надо мне! Сам ешь!

– Я мужчина и пироженки не ем! – гордо заявил мальчишка точно таким же тоном, которым недавно говорил, что сам саквояж понесёт, потому что он – сильный мужчина, ага. – Я ем булки, а это дамский десерт, вот и кушай. И никого не слушай!

И я не удержалась, подцепила ложечкой вкуснятинку и едва не застонала от наслаждения. Позади меня раздались возмущённые перешёптывания, но я не прислушивалась, я старалась получить удовольствие от каждого кусочка пирожного. Позже, наедине, я объясню Джулу, что больше так делать не нужно, но точно не при этих врединах.

Когда мы, пообедав, уходили из столовой, я краем глаза заметила, что Лин и Аманда взяли в буфете по пирожку, а Стейси – ватрушку и стакан молока. И злорадно подумала, что сегодня они точно мне завидовали, прав был Джул. И если не моим оценкам и комнате, то элитному пирожному – без сомнения.

И в груди разлилось что-то тёплое от этого полузабытого чувства – обо мне позаботились, я кому-то не безразлична. И хотя объедать подопечного, пусть даже «богача», распотрошившего свою копилку, – последнее дело, и подобное повториться не должно, но этот крохотный триумф, когда он утёр носы Лин и Аманде, я не забуду никогда.

Похрустывая яблоками, мы прошли в магазин, где Джул не только чайник, заварочник и чашку с ложкой купил – хотел взять по две, для меня тоже, но я сказала, что своя чашка с ложечкой у меня всё же имеется, – а так же запасся заваркой, сахаром и печеньем минимум на месяц ежедневных чаепитий. А на мои слова, что магазин работает каждый день, только отмахнулся:

– Моя бабушка говорит, что запас дыру в кладовой не протрёт. Да и что я, каждый день буду за ложкой сахара сюда бегать?

С этими словами ещё и пряников набрал. Я только плечами пожала – ночной жор ещё никто не отменял, пусть себе запасается.

Зашли мы и в библиотеку, где завели на Джула читательскую карточку, в которую переписали из моей учебники и методички за первый курс, а ещё несколько художественных книг о приключениях знаменитых магов, которые он выбрал. Сегодня в библиотеке, в отличие от склада с формой, было пусто – новичкам только завтра выдадут список необходимого, а старшие взяли всё заранее, некоторые – сразу, как сдали учебники за предыдущий курс.

Отнеся книги в комнату, мы пошли гулять по территории. Я показала Джулу административный корпус, полигоны, рассказав, на какие можно ходить беспрепятственно – в основном на те, где можно поддерживать физическую форму, но были и те, где можно было самостоятельно заниматься магией, отрабатывая новые заклинания, – а на какие без преподавателя просто не войти, стоит «защита от тупеньких», как это называли адепты.

Прошлись по малому парку возле общежития, потом по саду и огороду с теплицами – всё это тоже было в каком-то смысле полигоном, и тоже не везде можно было пройти. Где-то стояла защита, чтобы уберечь растения от адептов, где-то – адептов от опасных растений. А ещё в дальнем, конце сада, переходящем в рощу, был ручей, о нём мало кто знал, но я, часто бродя в одиночестве, его отыскала ещё на третьем курсе, и теперь щедро поделилась своим открытием с Джулом.

На огромный парк, раскинувшийся по другую сторону от входной аллеи, идущей от ворот до административного корпуса, я только рукой указала. Настало время ужина, а в парке можно было часами гулять. Ужин прошёл спокойно, народа в столовой было много, мы с трудом нашли два места за одним столом и молча поели – соседство таких же молчаливых третьекурсников-целителей к общению не располагало.

После ужина я помогла Джулу разложить и развесить в шкаф одежду – новую, не ношенную, лишнее подтверждение тому, что вытянулся Джул недавно и резко. Потом он раскладывал по полкам писчие принадлежности и стопки чистых тетрадок, которых у него и правда было половина саквояжа, я, сидя в своей комнатке, пришивала к его форме выданные на складе нашивки с обозначением факультета и курса, а господин Руни врезал в двери наших спален замки.

После его ухода Джул сложил всё необходимое для завтрашних занятий в сумку – под моим присмотром и с подсказками, но сам, сам. И когда я, решив, что все обязанности няньки на сегодня выполнены, собралась принять душ и уйти в свою спальню, мой подопечный остановил меня вопросом:

– Лекси, а почему ты брата два года не видела? И твоё зеркало осталось в комнате на первом этаже, то есть, у платниц? И в увольнительные ты не ходишь. Что с тобой случилось?

Глава 7. Женихи и «радужный сахар». Часть 1

День первый

Я замерла, обдумывая вопросы – а Джул умеет подмечать мелочи. Воспоминания о прошлом всегда были болезненными, но лучше уж я расскажу ему сама, всё как есть, чем он узнает от других – а он узнает, – которые половину переврут, а другую досочинят.

– Рассказ будет длинным, – сразу предупредила.

– Присаживайся, – тут же среагировал парнишка, повернув стул так, чтобы я, усевшись на него, смотрела на кровать. Сам же он на эту самую кровать и уселся. – Прости, кресла пока нет, а присесть на моё место предложить не рискну, хоть тут и мягче.

– Ничего, твой стул очень удобный, – успокоила я его. Потом глубоко вздохнула и начала: – Ещё два года назад я была дочерью виконта Лэнсингтона.

– А потом? – не удержался Джул, потому что я замолчала, глядя в стену над его головой.

– А потом перестала. Отец официально от меня отрёкся.

– А… так что, можно? – ошеломлённо выдохнул Джул.

– Оказывается, можно, – я криво улыбнулась, показывая, что мне всё нипочём.

– А почему? Он что, узнал, что ты ему… ну… не родная? – мальчишка откровенно смутился и еле выдавил вопрос, глядя в сторону.

– К сожалению, родная, – вздохнула я.

– К сожалению?!

– Так было бы… понятно, что ли… И не так болезненно. Знаешь, отец никогда не питал ко мне большой любви… собственно, никакой не питал, но такого я просто не ожидала. Предположить не могла даже. В голову не приходило. А ему вот пришло…

– Та-ак… – Джул встал, схватил новый чайник и вылетел из комнаты. Послышался шум воды, потом он вернулся и плюхнул чайник на стол. – Куда тут нажимать, чтобы он нагрелся?

– Зачем это? – растерялась я, глядя, как он суетится. И машинально ответила: – Вон ту чёрную кнопку на подставке нажми.

– Зачем? – сделав, что я велела, Джул оглянулся на меня и улыбнулся. – Моя бабушка всегда говорила, что самый тяжёлый разговор становится в разы легче, если вести его за чашкой чая. А дальше что делать надо?

Под моим руководством мой подопечный заварил чай – впервые в жизни, и сразу всё получилось, так он с гордостью мне заявил. Сам разлил его по чашкам, – мне всё же пришлось сходить за своей, – сам насыпал сахар прямо из пакета, ворча, что нужно было ещё сахарницу купить, а я не подсказала, и протянул мне чашку со словами:

– Пей, и сразу на душе полегчает. Печенье будешь?

И на стол шлёпнулась купленная сегодня в магазине упаковка курабье.

Обхватив чашку ладонями, я не сдержала улыбку.

– Вы с ректором точно не родственники?

– Да вроде нет. А ты почему спрашиваешь?

– Так просто, – улыбнулась я. – Нет, я не буду печенье, спасибо. Но сам ешь, сойдёт за ночной жор, потом просыпаться не придётся.

Джул действительно пристроил вскрытую пачку себе на колени – надеюсь, не накрошит на постель, – и вопросительно уставился на меня.

– Ну? И что ты такого сделала, что твой отец так с тобой поступил?

– Я сбежала из дома, отказавшись выйти за того, за кого он велел, – глядя в чашку с чаем, которую так и держала в ладонях, ответила я.

– Ого! Прямо как в дамских романах. Только там к любимому сбегают, а ты в академию. Или?..

– Ты читал дамские романы? – вскинула я глаза на широко улыбающегося мальчишку.

– А что такого? Должен же я был выяснить, чем они так маму привлекают.

– И как? Выяснил?

– Не так чтобы… Чтиво забавное, но совершенно нереалистичное. Так был любимый?

– Нет. Академия просто стала для меня убежищем. Здесь отец не смог меня достать, как ни старался. Поэтому просто отрёкся. Я стала ему бесполезна, вот и выкинул, как мусор.

– Оно того стоило? – Джул заинтересованно склонил голову набок. – Жених был настолько ужасен?

– Да, – выдохнула я. – И дело не только в этом, хотя и этого достаточно. Просто… я себя почувствовала не человеком, а… даже не знаю, как сказать. Имуществом. Унаследованной вещью.

– Унаследованной? Это как?

– Знаешь, я как-то всё не с того начинаю. Давай, я по порядку…

– Давай. И чай пей, а то остынет.

Я сделала глоток, поморщилась, размешала сахар и снова отхлебнула. Стало чуть легче – мудрая всё же у Джула бабушка.

– Нас у родителей было четверо. Даймон, я, Берти и Челсия. Даймон – наследник, и для отца важен только он. Мы трое – так, запасные. Это когда всё время пьёшь чай из любимой чашки, – я подняла свою для наглядности, – а остальные пылятся где-то на дальней полке. Если любимая чашка разобьётся – можно взять другую. Но пока она цела – про остальные можно не вспоминать. Если только не потребуется кому-то чаю предложить.

– Когда у меня будут дети, я буду любить всех одинаково, – нахмурившись, высказался Джул.

– Все люди разные, – дёрнула я плечом. – Кто-то любит всех детей, кто-то только сыновей, кто-то лишь наследника, а кто-то – только младшего.

– Ты сказала последнее… другим тоном.

– А это я о матери. У неё была именно такая странность – обожать только младшего. Сама я про себя этого не помню, но от слуг слышала, что когда я родилась, мать меня с рук не спускала целых два года, старшего сына полностью на нянек бросила. А когда Берти родился, та же история повторилась, а потом и с Челсией, и это я уже помню. Как она сначала с Берти нянчилась целыми днями, а потом прогоняла, иди, мол, к няне. К счастью Челсии, она так и осталась младшей и до сих пор остаётся маминой любимицей.

– То есть, она мамина любимица, а вы, остальные, для неё?..

– Тоже чашки на полке. Повезло мне с родителями, правда?

– Да уж… Чтобы оба сразу в такими… закидонами… И как же ты жила?

– Нормально жила. Получше большинства. Нас не любили, но при этом обеспечивали всем необходимым – сытной и вкусной едой, красивой одеждой, нянями и учителями. Чтобы всё не хуже, чем у других. А ещё плюс – не особо контролировали. Даймон вечно был с отцом – тот очень ответственно подошёл к воспитанию наследника, лично занимался его обучением. Челсия – с мамой. А мы с Берти были друг у друга. Мы были самыми дружными братом и сестрой на свете. И свободными тоже. Если уроки были выучены, мы могли бродить по всему поместью, а позже и по всей округе, занимаясь чем угодно. Чуть позже к нам присоединился Клейтон.

Глава 7. Часть 2

– Любила, но… Не так, как должна была. Я знала Клейтона лет с восьми, он был лишь на полгода старше и приезжал к нам со своим отцом, графом Хаулеттом, нашим соседом. У них с отцом были какие-то дела. Они думали, хорошо, если их наследники подружатся, но Даймону Клейтон был неинтересен, в этом возрасте разница в три года – это же целая пропасть. И он стал играть с нами. Со временем стал сам приезжать, без отца, и принимал участие во всех наших играх и забавах – Клейтон был единственным ребёнком у пожилого отца, мать его рано умерла, и он был очень одинок. Так мы и дружили втроём, он был мне словно ещё один брат.

– А потом стал женихом?

– Наши отцы решили, что это будет отличной идеей – породнить таким образом свои семьи. У них какие-то общие дела, мне никто ничего не объяснял, просто это для них было что-то вроде взаимной подстраховки – не будешь же обманывать родственника, это и по твоей семье ударит рикошетом.

– И ты согласилась?

– Да, – я пожала плечами. – Мне всегда было известно, что моё единственное предназначение – выйти замуж за того, кого выберут родители, другой пользы от меня нет. Я не была влюблена в Клейтона как в мужчину, но мы были хорошими друзьями, я знала его как облупленного, он и правда был славный, и нам было бы хорошо друг с другом. Спокойно, мирно, пусть и без великой страсти. Я ведь знала, что мне могли выбрать кого-то в десять раз хуже. Незнакомца, который будет мне противен. А Клейтон был… – я замолчала, подбирая слово.

– Безопасным? – подсказал Джул.

– Да! С ним я могла видеть свою будущую жизнь. Он никогда меня не обидел бы, стал бы хорошим отцом нашим детям. Наверное, и у него были такие же мысли, не знаю. Но мы дали согласие, и когда нам с Клейтоном исполнилось по шестнадцать, как раз накануне отъезда в академии, нас обручили.

– Так рано?

– Они опасались, что попав в окружение множества молодых людей, мы можем в кого-то влюбиться – дома-то у нас выбора не было. Точнее – мог взбрыкнуть Клейтон, всё же он был единственным наследником, его согласие реально что-то значило для его отца. От меня ничего, кроме послушания, не ждали, моим мнением не интересовались, моё согласие было так, для проформы. Если бы мы поступили в одну академию, помолвку могли бы и отложить, а так – подстраховались.

– А почему вы оказались в разных академиях?

– Клейтон не прошёл в эту по силе магии, – вздохнула я. – Поэтому меня приняли, а его нет. Когда это выяснилось, мой отец хотел перевести меня в Чарволенскую академию, куда его взяли, но, к моему удивлению, этому воспротивился граф Хаулетт. Сам знаешь, диплом Столичной академии самый престижный, и если такого не будет у его сына, так пусть хотя бы у невестки.

– Словно медаль у породистой собаки, – невесело усмехнулся Джул.

– Вот-вот. Поэтому нас быстренько обручили и отправили по разным академиям. Мы должны были пожениться после получения дипломов. Но Клейтон умер…

– От чего? Вроде в академиях целителями работают профессионалы, да и несчастные случаи на тренировках сведены почти к нулю. Это папа так маме говорил, словно она сама тут не училась.

– Это не была болезнь или несчастный случай. Ты когда-нибудь слышал про «радужный сахар»?

– Слышал. Это такой усилитель силы магии, временный. Папа говорил, в академиях он запрещён, потому что с его помощью жульничают на экзаменах.

– Жульничают? От него умирают, Джул! Умирают!

Не выдержав, я вскочила, отставив чашку на стол, в два шага подлетела к мальчишке, вцепилась ему в плечи и заглянула в глаз.

– Никогда! Слышишь, никогда не прикасайся к этой гадости! Даже если кто-то предложит чуть-чуть попробовать и будет говорить, что это безопасно – не верь!

Я трясла ошеломлённого мальчишку за плечи и не сразу заметила, что по моим щекам текут слёзы.

– Глупые дети верят, что чуть-чуть увеличить магию – это не страшно и незаметно. И плохого в этом ничего нет. Шпаргалки на экзаменах тоже запрещены, но все же ими пользуются, и это то же самое. Никакого вреда. Я тоже в это верила, когда Клейтон говорил, что нашёл способ попасть в Столичную академию, что если показать на экзамене отличный результат – его переведут на место кого-то отсеявшегося. И я радовалась за него, понимаешь? Я радовалась, а он… Он же себя убивал! Никогда не прикасайся к «радужному сахару», слышишь? Никогда! Никакие оценки, даже самые лучшие, не стоят жизни!

– Лекси, Лекси, успокойся! – Джул вывернулся из моих рук, сам обхватил меня за плечи и усадил на свою кровать. Вскочил, вылетел из комнаты и тут же вернулся с чашкой холодной воды, которую буквально сунул мне в рот и придерживал, пока я жадно глотала воду, стуча зубами о край. – Не собираюсь я этот «сахар» употреблять, у меня и так сила большая! Не нужно это мне!

– Поклянись! – отодвинув его руку с опустевшей чашкой, потребовала я.

– Клянусь! – серьёзно глядя мне в глаза, ответил Джул.

– Если… если когда-нибудь кто-нибудь тебе предложит…

– Я откажусь, – твёрдо ответил Джул.

– Нет! – воскликнула я и, увидев удивлённый глаз Джула – ох уж эта чёлка, – пояснила. – Соглашайся. А потом иди к ректору и всё ему расскажи, понял?

– Аааа… А то я уж подумал…

– Что я рехнулась? Нет, я нормальная. Но больше никому не говори, только своему дяде Моргану.

– Потому что он меня знает?

– Потому что, твои родители за него поручились. А значит, он точно тебе не навредит. Мы ведь не знаем, кто этот «сахар» в академиях распространяет. То есть, я догадываюсь, что предлагают друг другу адепты, но за ними точно стоит кто-то другой. У кого намного больше возможностей.

– Похоже, ты много об этом думала, – садясь рядом и протягивая мне платок, сказал Джул, задумчиво глядя на меня.

– Да. Много. – Машинально взяв платок, я вытерла щёки. – И если бы была возможность прищучить хоть кого-то – я бы это сделала. Но что я могу? Мне этот «»сахар точно никто не предложит – он стоит бешеных денег, да и дар у меня хороший, проблем на экзаменах никогда не было. А власти бездействуют…

Глава 8. Побег и тёплые вещи. Часть 1

День первый

– Даже и не знаю, – покачала я головой. – Причин много. От омерзительной личности жениха, которого мне подсунули спустя месяц после смерти Клейтона, до попытки лишить меня возможности получить образование.

– Ты вроде про свадьбу после получения диплома говорила.

– С Клейтоном, – напомнила я с горькой усмешкой. – Он никуда не торопился, думаю, страстное влечение друг к другу у нас было… обоюдным. То есть, обоюдно отсутствовало. Мы не были против брака, но и не рвались в него. И графу импонировала невестка с престижным дипломом. Периквину же это было не нужно.

– Кому? – Джул аж поперхнулся смешком.

– Да, имечко ещё то, согласна.

– Прости, что перебил. То есть, этот… Периквин... за что его родители так ненавидели, интересно? Ой, извини, не удержался. Ты хочешь сказать, что это он был против твоей учёбы? Но все маги должны закончить академию, престижную или нет – другой вопрос.

– Он считал, что двух курсов достаточно, чтобы научиться контролю над магией и использовать её в быту, большего от меня никто не ждал, да и не позволил бы. Отец с ним согласился.

– Кто он вообще такой, этот Периквин? Где его откопали так быстро?

– Сам откопался. Он – троюродный племянник графа Хаулетта, после смерти Клейтона стал его наследником, ближе никого не нашлось.

– Аааа! Так вот почему ты сказала про вещь в наследство!

– Да. Он унаследовал место Клейтона, а заодно и его невесту. Мой отец хотел отдать меня за наследника графа, в принципе, ничего не изменилось.

– Но… всё равно! Обучение для всех магов обязательно. И даже поженись вы, тебе пришлось бы вернуться в академию?

– Беременной? Периквин планировал сделать мне ребёнка, даже не дожидаясь свадьбы, и не скрывал этого. Пришлось бы брать академ. Потом ещё один, и ещё, и ещё… Лет через десять про меня бы просто забыли. Таков был его план, и Периквин говорил об этом в открытую, когда пытался зажать меня по углам при любой возможности. Я избегала его, как могла, Берти почти не отходил от меня, но даже его присутствие не мешало Периквину отпускать мерзкие намёки… да какие намёки, он откровенно говорил, что именно собирается со мной сделать! И его не смущало ни присутствие брата или слуг, ни моя невинность. Когда я представляла его своим мужем, мне хотелось умереть.

– Мне жаль, – Джул осторожно погладил меня по спине, словно пугливую лошадь, когда и успокоить пытаешься, и готов отдёрнуть руку в любой момент. – Судя по всему, этот Периквин был омерзителен.

– Самое смешное, что внешне он был… такие вроде нравятся женщинам. Импозантный, кто-то назвал бы его красивым, хотя мешки под глазами и красные прожилки на лице точно его не красили. Наоборот, старили. Я не знаю, сколько ему было лет, но выглядел он чуть ли не ровесником моего отца.

– Слишком стар для тебя, да.

– Возраст – это последнее, что меня бы оттолкнуло, к тому же, он мог быть лет на десять моложе, чем казался, просто поистаскался. В нашем кругу порой выдают молодых девушек за стариков, так что, лет пятнадцать-двадцать разницы – это ещё нормально. И при первой встрече я подумала, что могло ведь быть намного хуже. Пока это чудовище не обслюнявило мне руку, не оглядело меня с ног до головы сальным взглядом и не рассказало, что намерено сделать с моей…

Я запнулась, осознав, с кем разговариваю. С Джулом было так легко, а мне эти годы даже поговорить по душам было не с кем. И это было тяжелее любых бытовых невзгод.

– Прости, что настолько разоткровенничалась, такие подробности не для ушей ребёнка.

– Эй! Я мужчина! – голос Джула от возмущения дал петуха, лишний раз доказывая, какой он всё-таки ещё ребёнок, хотя и перерос меня почти на голову. – Не надо считать меня наивным, я жил не на необитаемом острове, у меня есть глаза и уши. И мамины романы. В них порой ещё и не такое можно прочитать. Так что, представь, что я твоя лучшая подружка, и рассказывай дальше. Как ты всё же решилась сбежать?

– Я тогда же попыталась сказать отцу, что не хочу замуж за Периквина. Он ответил, что свадьба через месяц, за это время всё успеют подготовить. Никого не смутило даже то, что Клейтон всего месяц как похоронен. Я пыталась донести до графа Хаулетта, что вообще-то он потерял сына, а я жениха. И траур должен длиться не меньше года.

– А он что?

– Сказал, что осознал, насколько хрупка жизнь, и хочет успеть увидеть, как у его графства появятся наследники. А мне отводилась роль племенной кобылы, которая их выносит. Он другими словами сказал, не про кобылу, но и так было понятно.

– А дальше? Что ты сделала?

– А что я могла сделать? Пряталась от Периквина и молила небеса, чтобы он сломал шею, свалившись с лошади, или подавился чем-нибудь во время очередной попойки.

– Ещё и пропойца?

– И игрок, но об этом я узнала позже. Но самое страшное – то, что он, напившись, творил с горничными в поместье графа. Мы же рядом живём, слухи дошли и до нас. А потом он как-то подловил меня, когда Берти был на занятии по верховой езде, затащил в одну из спален и впился мне в рот своими мерзкими губами, обдавая перегаром и разрывая на мне платье…

Я замолчала и содрогнулась, вспоминая тот случай. И почувствовала, как мою руку сжала рука Джула.

– Он?..

– Нет. Мне повезло – от омерзения мой желудок взбунтовался, и меня жёстко вывернуло прямо на его камзол. Он ударил меня по лицу так, что разбил губы в кровь, а синяк на щеке держался неделю, а потом, осыпая меня проклятиями, убежал, наверное, переодеваться. И это стало последней каплей. Той же ночью мы сбежали.

– Вы?

– Да. Я надела старые вещи Берти и ускакала верхом, а он кое-как натянул одно из моих платьев и шляпку с вуалью и сел на проходящий дилижанс в ближайшем посёлке. Пока за ним гонялись, думая, что это я, мне удалось добраться до ближайшего портала. Денег из наших с ним копилок как раз хватило на переход до столицы. Приехав в академию, я подала заявку на перевод меня из платников в стипендиаты. Училась я хорошо, силой обладала тоже выше среднего по академии, поэтому мне пошли навстречу. Повезло, что приём в академию ещё не был закончен, и бесплатное место для меня нашлось. А когда отец попытался меня забрать – точнее, потребовал выдать, – ему отказали. Став стипендиаткой, я попала под протекцию короны, а точнее – стала её собственностью, обязанной в будущем отработать обучение на госслужбе. И не важно, что мне успели выдать лишь одну стипендию – власти отца надо мной уже не было.

Глава 8. Часть 2

– Тяжело тебе пришлось, да?

– Не так чтобы очень, учитывая, чего мне удалось избежать. Койкой и формой меня обеспечили, еда – сам видел, вкусная и досыта, стипендии на писчие принадлежности хватало. Что-то из вещей и одежды оставалось в академии и очень мне пригодилось позже. Беда была лишь в том, что уезжая на каникулы, я взяла с собой зимний плащ и сапоги – они вышли из моды, и к новому учебному году мне должны были заказать новые. А убегала я с пустыми руками.

– А здесь приходится постоянно выходить на улицу, – понимающе кивнул Джул. – Всё же странно, что административный корпус соединён с главным, а общежитие нет.

– Общежитие более старое, наверное, тогда никому такое просто в голову не пришло. В любом случае, есть ещё полигоны. В сильный мороз над ними ставятся защитные купола, но до них ещё нужно добраться.

– И как же ты справилась? – спросил Джул. – Знаешь, я вот тут подумал, раз уж в академии приходится всё время ходить по улице, то адептам должны не только форму выдавать, но и верхнюю одежду, и обувь. Хотя бы стипендиатам. Не разорилась бы корона.

– Хорошо бы, – вздохнула я. – А в то время я даже не знала, как буду выкручиваться. Допустим, я могла бы надевать по две формы и по нескольку пар нижнего белья сразу – добежать до соседнего корпуса хватило бы. А вот чем заменить зимние сапоги, придумать не смогла. Смирилась с тем, что буду ходить зимой либо в обуви для полигонов, либо в летних ботинках Берти, в которых сбежала из дома, постоянно мёрзнуть и простывать, но тут хорошие целители, я просто стану их постоянным пациентом. Были ещё мои туфли, которые оставались здесь, но, сам понимаешь, для зимы это вообще не вариант.

– И как же ты справилась? – в глазах Джула светилась искренняя заинтересованность.

– Была надежда, что когда приедет Берти, мы вместе что-нибудь придумаем. Но он так и не приехал. Я не знала, что думать, на мои письма домой ответа не пришло ни разу.

– Ты писала домой? Наивная…

– Тогда я ещё не знала всего. Например, что от меня официально отреклись, что леди Алексис Лэнсингтон больше не существует. Я переживала за брата, но в письмах ничего лишнего не писала, я же не совсем глупая была. Так, буквально пара фраз: «У меня всё хорошо. Здоров ли ты?» Как узнала позже, мои письма уничтожались сразу же, едва их доставляли в дом.

– Можно было бы и самой догадаться, – фыркнул Джул.

– Я была слишком наивной в то время. Почти не знала жизни. Мне пришлось очень быстро повзрослеть.

– И что было дальше?

– Спустя пару недель после начала обучения, я получила посылку из Чарволенской академии, от совершенно незнакомого мне человека. Внутри оказалось письмо от Берти, а так же его старый зимний плащ и тёплые сапоги, из которых он давно вырос – всё это было отправлено не чердак, как и все остальные старые вещи. Точнее – не совсем все.

– Он догадался действовать через кого-то ещё? Молодец, соображает! Ему сильно влетело за то, что устроил твой побег?

– Да. Но не физически – нас никогда не били, потому-то удар Периквина стал для меня шоком и… новым опытом, повторения которого я точно не хотела никогда. Сначала отец долго орал на него, а потом посадил под домашний арест до отправки в академию – а это более двух месяцев. А в итоге услал его в Чарволенскую академию, хотя по силе магии брат проходил в Столичную. Но разорвать нашу связь отцу было важнее, чем престижный диплом для сына. Запасного сына.

– Чашка на полке, – задумчиво пробормотал Джул. – Хорошо, что мои родители любили меня… и, уверен, будь у них хоть пятеро детей, их любви хватило бы на всех. И мои младшие дети никогда не станут… запасными.

– Мне просто не повезло, хотя, знаешь, бывают ведь и похуже родители. Нас обеспечивали всем необходимым, и даже сверх того – чтобы не хуже, чем у других, – и никогда не били. От нас требовали лишь одного – послушания. Я это требование нарушила…

– Всё равно мне не понять твоих родителей. Может, просто потому, что мне-то с моими повезло, да и в своём окружении я чего-то подобного никогда не встречал. Век живи – век учись!

– Дураком помрёшь, – с улыбкой вспомнила я любимую присказку своей гувернантки. – Как бы то ни было, Берти отправили в Чарволенскую академию. Приехав, он попытался связаться со мной, но когда принёс письмо привратнику, тот оказался хорошим человеком и сразу предупредил, что от моего отца поступило распоряжение уничтожать все письма Берти, адресованные в Столичную академию. И те, что придут ему оттуда – тоже. А мог бы и промолчать. В общем, письма мне стал отсылать его сосед по комнате, я свои тоже адресовала ему.

– Я так понимаю, он специально прихватил с собой тёплые вещи, чтобы тебе переслать. Но почему свои, а не твои?

– Потому что, официально от меня отрёкшись, отец устроил символический погребальный костёр, на котором сжёг все мои вещи. Все! Одежду, украшения, любимые книги, оказавшиеся в моей спальне в тот момент, что-то из мебели, даже занавески и ковёр! Мои портреты туда же улетели, меня даже на общем семейном закрасили, теперь там ещё одна драпировка прямо с потолка висит. Даже мои детские вещи и игрушки с чердака принесли, где они для чего-то хранились, и тоже сожгли.

– Ничего себе!

– Видимо, это было сделано в назидание остальным детям. Вот поэтому Берти взял свои плащ и сапоги. И после каждой поездки на каникулы присылал мне что-нибудь из вещей с чердака, своих или маминых, которых ещё сто лет никто не хватится.

– Я бы хотел познакомиться с твоим братом! Он мне уже нравится.

– Вряд ли это когда-нибудь произойдёт. Знаешь, у меня есть надежда, что через год, когда я закончу академию, то смогу получить место в Чарволенске – думаю, там тоже маги на госслужбе нужны, город-то большой. И мы с Берти сможем видеться, когда он будет ходить в увольнительные. Но для тебя это не вариант. А спустя пять лет, когда сам академию окончишь, ты и думать забудешь не только о нём, но и обо мне.

– Тогда передай ему от меня привет, когда будешь обо мне писать. Ты же будешь?

Глава 9. Побудка и схема. Часть 1

День второй

Разбудил меня нежный перезвон будильника за пятнадцать минут до того, как над академией разнесётся резкий звук горна – я слышала, в армии так подъём играют, и в академии ту же мелодию для общей побудки выбрали. Проспать, благодаря горну, было практически невозможно, но и просыпаться под него – то ещё удовольствие. Спасибо будильнику, сохранившемуся у меня с прежних времён, просыпалась я пусть и чуть раньше, зато без опасения получить сердечного приступ.

Простояла под тёплым душем до общей побудки – всё никак не могла вновь привыкнуть к полузабытому удовольствию проводить в нём столько времени, сколько сама хочу, а не две минуты, чтобы помыться успели все. Потом спокойно оделась, прислушиваясь к тому, что происходит в спальне Джула.

А происходило там… ничего. Либо он умел двигаться тихо, как мышка – что было бы странно, учитывая, что он в своём новым теле ещё толком не освоился и обязательно во что-нибудь врезался бы, или что-то уронил, – либо продолжал спать, несмотря на горн. Знавала я и таких уникумов, их даже пушкой не разбудишь, не то что какой-то там трубой.

Может, для того адептов и селили минимум по двое – чтобы будили друг друга, если что? Так что, я подошла к двери, тихонько постучалась – вдруг Джул всё же умеет бесшумно одеваться, не стоит сразу ломиться. Никакого отклика.

Прижалась ухом к двери – тишина. Постучала громче, потом окликнула, застучала кулаком по двери, потом пяткой – ноль реакции. Подёргала дверь – заперто. Кажется, я вчера вечером накаркала, и мы имеем реальную возможность опоздать на занятия в первый же учебный день.

Моя репутация ответственной няньки повисла на волоске.

Ладно, попробую другой способ – маг я или кто? Диплома у меня, конечно, ещё не было, официально магом я не считалась, но мне ж не дипломом Джула будить.

Закрыв глаза, я начала сканировать запертую спальню на предмет того, что мне в ней было подвластно. Размытая фигура обнаружилась на кровати – какое всё же счастье, что человек более чем на половину состоит из воды. Стала искать дальше – возле пола обнаружила с десяток таких же «жиденьких» шаров, не сразу сообразила, что это какие-то круглые фрукты в торбе со стазисом.

Сдвинула угол обзора – и вот она, удача! В чайнике всё ещё оставалось не меньше четверти воды – её я «видела» очень чётко своим внутренним зрением. Дала Джулу ещё один шанс, постучав в дверь и громко его позвав – но фигура на кровати даже не шелохнулась. Силён же он спать! Ничего, сейчас мы это исправим.

Когда шар остывшей к утру воды плюхнулся прямо на лицо мальчишки, тот взвыл, резко дёрнулся и свалился с кровати. Судя по громкому «Уй!» – ещё и ушибся. Ой, я такого не хотела, прости, Джул.

Вновь застучав кулаком по двери, я громко позвала его по имени и испуганно отпрянула, когда дверь внезапно распахнулась, и в проёме появился мальчишка в одних подштаниках, пытаясь вытереть воду с лица. Мокрая чёлка прилипла ко лбу и лезла в оба глаза.

Тощенький какой, ужас! Ну просто обнять и плакать, а потом кормить, кормить. Я начала понимать чувства его мамы, нагрузившей ребёнка огромной торбой с едой, отправляя его в академию, где вообще-то отлично кормят.

– Что-то случилось? – взволнованно спросил Джул. – Ты в порядке?

Надо же – не злится, а именно волнуется. Причём за меня. Чудо, а не ребёнок.

Я сделала простейший пасс и осушила ему как лицо, так и волосы. А заодно и постель тоже. Я натворила – мне и исправлять.

– Прости, я не хотела, чтобы ты упал и ушибся, но велик шанс опоздать на занятия или пропустить завтрак. А этого я уж точно не могу допустить, – я обвела рукой его торс, словно предлагая тоже полюбоваться этой печальной недокормленной картиной. – Впрочем, можно пожертвовать умыванием, ты как бы… уже, – не удержалась от ехидной усмешки.

Джул опустил глаза, проследив, на что я указала рукой, ойкнул и захлопнул дверь. Спустя буквально пару секунд – я и от двери отойти не успела, – появился вновь в длинном бордовом халате и с такими же бордовыми щеками.

– Прости… Забыл вчера завести будильник.

– Ничего страшного, – улыбнулась я. – Но после занятий нам стоит наведаться к целителям.

– Зачем? – на меня похлопали удивлённым глазом. Вновь кольнула лёгкая зависть – вот зачем мальчишке такие шикарные ресницы? Почему ему такое богатство, а мне что-то невразумительно-коричневое, раза в полтора короче? Обидно…

– Затем, что ты проспал горн, и стоит проверить, что у тебя со слухом.

– Я идеально здоров, думаешь, матушка не заставила местного целителя проверить меня вдоль и поперёк перед отправкой сюда? Просто я, – он вновь смутился, – зачитался… Немножко… И я не очень поздно лёг, ещё даже почти не рассвело.

– Ясно, – кивнула я, действительно, понимая. Сама не раз зачитывалась интересной книгой до рассвета, а потом клевала носом на занятиях. Не здесь, а дома, конечно, в академии я подобного себе не позволяла. – И чем именно? Приключениями магистра Сандера в горах Каведара или сказанием о пустыннике Мейдоке и его крылатом коне?

– Ты читала эти книги?

И вот к чему такое изумление?

– Конечно. У тебя мама с любовными романами, у меня младший брат с приключенческими. Мне тоже было любопытно, что он в них нашёл.

– Это же здорово! Будет нам о чём ещё поболтать. Только… я не художественную книгу читал…

– Опять учебник? Похвально, конечно, но не стоит так увлекаться – осваивай всё постепенно, и не вздумай тренироваться в комнате. Я, конечно, подстрахую, если что, но ночами я обычно сплю.

– А необычно?

– Зубрю перед экзаменами, как и все нормальные адепты. Ладно, одевайся, умывайся – и бегом. А то и правда на завтрак опоздаем.

Глава 9. Часть 2

Не опоздали – Джул собрался быстро, хотя, как я и предполагала, что-то всё же умудрился уронить – то ли стул, то ли чемодан, который мы вчера забыли убрать в кладовочку. Точнее, я забыла об этом напомнить. Ничего, не последний день здесь живём.

Наоборот, пришли в столовую чуть раньше и заняли два местечка за одним столом. Возможно, это была наша последняя совместная трапеза – сегодня Джул познакомится с однокурсниками и, скорее всего, с кем-нибудь подружится, с кем-то, своего возраста и пола, с совместными интересами. И будет ходить в столовую с новыми друзьями.

А я снова буду есть одна. Точнее – с кем-то совершенно посторонним, молча слушая чужие разговоры, в которые меня не приглашали и не принимали. Так было прошлые два года, вряд ли в этом что-то изменится.

Это вчера время приёма пищи было растянуто, как и в любой выходной, и пустых мест было много, с началом занятий адепты будут приходить в столовую одновременно, и все места будут заняты. Компании будут стараться сесть вместе, одиночки – где получится.

Но пока мы завтракали с Джулом, я включила няньку на полную мощность.

Сегодня на завтрак был омлет – порционно, как и щедрый кусок сливочного масла, – и каша безлимитно. Сама я ограничилась омлетом, а Джула заставила взять и то, и другое. И хотя он стонал, что овсянка – не самое его любимое блюдо, я велела ему положить в неё масло, а потом сходить в буфет и взять себе розетку варенья. Строго запретив при этом что-то покупать для меня – во-первых, это неправильно, а во-вторых, омлета и пары бутербродов с маслом мне за глаза хватит, чтобы насытиться. Это не я здесь активно растущий подросток, которого откармливать и откармливать.

С маслом и вареньем овсянка зашла на ура. А меня Джул всё же уговорил взять немного варенья, намазав на бутерброд поверх масла. За совместными уговорами и завтрак пролетел незаметно. Времени отвести его на первый урок, а потом дойти и до своей аудитории, осталось с избытком.

Доведя подопечного до нужной двери, я выдала ему план двух этажей академии – остальные пока были не актуальны, – на которых красным карандашом были отмечены все места его сегодняшних лекций – практические занятия у первогодков начинались лишь с третьей недели, – и последовательный маршрут стрелочками от двери к двери. Там же зелёным цветом были обозначены туалеты и путь к лестнице на первый этаж, если вдруг забудет. Да, Джулу не четыре года, и он очень сообразителен, но лучше всё заранее предусмотреть, мало ли.

И вообще, я такие схемы на всю первую неделю нарисовала ещё до появления своей подопечной, раз уж расписание для неё узнала заранее. Не пропадать же добру!

– А мы разве не вместе пойдём в столовую? – изучив схему, удивился Джул. – Ты скажи, в каком кабинете будешь, я за тобой зайду.

– Вообще-то, это я должна за тобой заходить, – напомнила я.

– У кого из нас ноги длиннее?

– У тебя, – согласилась я. – Но перед большой переменой у меня практическое занятие на полигоне, нам проще будет прийти в столовую по отдельности.

– Что значит – не сможешь отвести меня в столовую? – раздался рядом возмущённый вопль, на который обернулись и мы, и те адепты, которые успели скопиться возле двери, пока я инструктировала Джула. – Тебе за это платят, вообще-то!

– В принципе, могу и отвести, – ответный голос был низким и спокойным, даже слишком спокойным. Моего однокурсника Марти Новуда, крупного деревенского парня, отличавшегося на зависть флегматичным характером, мало что могло вывести из себя. Тем более – какая-то богатая козявка, вроде того невысокого парнишки, что возмущённо топтался рядом. – Просто помни, что я не личный слуга, который всегда рядом, я тоже адепт, и занятия мне никто не отменял. Ты готов стоять у аудитории и ждать, когда я приду с дальнего полигона, вымоюсь, переоденусь и поднимусь за тобой на третий этаж? За это время половина перемены может пройти.

– Я могу подождать, пока ты придёшь, – пошёл на уступку его подопечный. – Отведёшь меня в столовую, а потом пойдёшь мыться и переодеваться.

– В главный корпус в грязном не пускают, – прогудел Марти. – Выбирай – идёшь сам или ждёшь меня половину перемены.

– Эй, парень, если совсем плохо с ориентированием, держись меня, – окликнул мелкого Джул. – У меня есть схема!

– Он её не понимает, – вздохнул Марти и пояснил уже для меня. – Я пытался. Глухо. Топографический кретинизм в полный рост. Но уж столовую найти сможет даже трёхлетка.

– Я присмотрю за ним, у меня с ориентированием полный порядок, особенно когда всё так понятно нарисовано. – И Джул потряс листами. – Так что, встретимся в столовой. Я займу тебе место, Лекси.

– Увидимся в столовой, – согласилась я, гордясь своим подопечным. – Пошли, Марти, а то опоздаем.

– У него схема! – услышала я за спиной радостное, уходя по коридору. – Он нянькин. Вот нам повезло! Народ, держимся за этим длинным – не пропадём.

– Похоже, мы в одной лодке, – улыбнулась я идущему рядом парню. – Сложно с твоим?

– Да не, – дёрнул плечом Марти. – Бывало и похуже.

– С кем? – удивилась я. Вроде до пятого курса подопечные не полагаются, я бы слышала.

– С жеребятами. С Райнером даже проще – ну, поистерит, поноет, а я внимания не обращаю, он и затыкается. И даже удобнее порой – взял за шиворот и повёл. Годовалые жеребята всё же покрупнее будут, порой так упрутся – с места не сдвинешь. А этот так, воробушек. Пискнет только и копытами послушно перебирает. А ты-то как со своим справляешься? Он, конечно, тощий, но всё равно тяжелее тебя.

Надо же! Я впервые слышала от Марти такую длинную речь. Хотя… с подопечным он тоже неплохо разговаривал. А ведь все эти годы считался молчуном – слова лишнего не уронит. Кто бы мог подумать!

– А мне повезло. Мой нормальный – умненький, сообразительный и совсем не капризный.

– Заметил. Непонятно, зачем ему нянька-то? Удовольствие не из дешёвых.

– Как я поняла, у него очень беспокойная мама, а отец достаточно состоятелен, чтобы оплатить её спокойствие.

Глава 10. Трюмо и пропажа

День второй

В столовую я почти бежала – переживала за Джула, волновалась, как у него прошли первые лекции и как он наладил контакт с одногруппниками. Хотя, по здравому размышлению, переживать было особо не о чем, лекция – это вам не практика, тем более, не занятия на полигоне, сегодня они вообще вводные. Да и учитывая, что Джул владел волшебной вещью под названием «план со схемой маршрута», он должен был стать самым популярным парнем в группе.

Своего подопечного я обнаружила за одним столом с Райнером, оба доедали котлеты с макаронами, а напротив двух других пустующих мест стояли два блюдца – одно с булкой, другое с ватрушкой.

– Джул, я же просила! – почти простонала, ставя на стол свой поднос и сдвигая им блюдце с ватрушкой к парнишке.

– А что мне было делать? – он развёл руками и невинно поморгал на меня глазом. – Нужно было как-то места вам занять, а на раздаче вторую порцию не дают. Говорят, если нужна добавка, подойди ещё раз со своей тарелкой. Я пытался сказать, что это для тебя, но мне не поверили, представляешь?! Вот, пришлось выкручиваться. Видишь, Райнер тоже для своего няня булку взял.

– Ага, взял, – со вздохом кивнул тот, и мне подумалось, что это была явно не его инициатива.

И что прикажете делать? Заставить Джула самого ватрушку съесть? Перед ним ещё одна такая же лежала, и две булки вдобавок. Ладно, не растолстею. На полигоне пришлось попотеть – в переносном смысле, – и лишние калории мне точно не помешают.

Появившийся рядом Марти оценил жест своего подопечного, спокойно поблагодарил и взялся за суп вприкуску с булкой. Я пожала плечами и решила не заморачиваться по такой ерунде. Это всё же не элитное тирамису, а после стипендии и я чем-нибудь Джула угощу.

Оставшиеся занятия прошли без проблем и происшествий. На пятом курсе было уже всё знакомое, без сюрпризов. Даже предметов не добавилось, наоборот, кое-что убавилось, в основном общеобразовательное, а те, что остались – стали реже. Будем ещё глубже изучать профильные предметы, вот и всё.

Перед ужином мы с Джулом сходили за моим трюмо. Это была его инициатива. Поджидая меня после последней лекции – сам разобрался с моим расписанием и планом, ну какая ему нянька?! – он случайно стал свидетелем очередного нелестного выпада Лин за моей спиной, но так, чтобы я услышала. И предложил месть.

Когда мы с тележкой, одолженной у господина Руни, появились на пороге моей прежней комнаты, куда после моего выселения перебралась Лин, мои бывшие подруги были ошеломлены и возмущены требованием вернуть мою собственность. Даже пытались утверждать, что она принадлежит им, а я мошенница.

– Трюмо было прислано тебе по почте или его привезли из дома прямо к воротам? – поинтересовался Джул у меня.

– Почтой.

– Ага, значит, привратник зафиксировал доставку и сделал отметку в журнале, – покивал Джул. – Предлагаю сходить к нему, взять выписку, а потом подать на имя ректора заявление о присвоение чужой собственности.

– Может, на имя куратора достаточно? – подхватила я.

– Нет, это уголовное преступление, наказание за которое подразумевает до трёх лет исправительных работ и штраф в пятикратном размере цены присвоенного. С его немедленным изъятием, разумеется. У меня дядя – юрист, он мне много полезного рассказывал.

– Ладно, пойдём к привратнику, – согласилась я, разворачиваясь, но и шагу не успела сделать, как была остановлена двойным воплем:

– Стойте!

Когда мы завезли трюмо в нашу комнату, я всё же не удержалась и расхохоталась – уж очень забавно выглядели Лин и Аманда, лично выволакивая трюмо из своей комнаты и загружая на нашу тележку. Надеюсь, косметика, которую они буквально смахнули на пол, пострадала.

– За присвоение действительно положено такое наказание?

– Нет, конечно, это была чистой воды импровизация. Но главное – они поверили!

– Ты говорил с таким уверенным видом, что даже я поверила, – призналась я. – Спасибо.

– Да не за что! Мне понравилось. Ну что, ужинать?

– Пошли. Только чур – никаких покупок мне.

– Ладно, уговорила.

После ужина мы разошлись по своим комнатам и занялись уроками – хоть день был и первым, а перечитать лекции и вызубрить новые формулы не мешало. Джул тоже дорвался до учебника и притих. Закончив уже после отбоя – точнее, времени, после которого выходить из общежития было можно только по письменному или личному разрешению куратора или кого-то выше должностью, – я собралась ложиться.

Но перед сном решила всё же загнать Джула в кровать, пригрозив репрессиями, вплоть до изъятия учебника. Тихонько постучав в дверь, ответа не услышала. Кажется, сегодня он решил лечь вовремя – сказалась прошлая полубессонная ночь. Улыбнувшись, я собралась уходить к себе, но чисто автоматически проверила, точно ли он в постели.

А там его не оказалось. Я просканировала всю спальню – Джула в ней вообще не было. В санузле тоже – он был незапертый и тёмный. Дверь в коридор была заперта, и ключ торчал в замке, это значило, что мы оба внутри.

Но внутри была только я одна!

Ещё раз просканировав окрестности, «увидела» даже тех, кто жил в соседних комнатах. Но у Джула было всё так же пусто. И куда он делся из запертой спальни?

В растерянности я вернулась в свою комнатку, и тут меня осенило. Моё окно по случаю тёплой погоды было открыто – этаж, хоть и первый, был достаточно высоким, заглянуть внутрь никто не смог бы. Но вот выбраться наружу? Только такой вот дурной мальчишка, как Джул! И почему я решила, что он умный и ответственный?

Ох, только бы не вляпался в неприятности! Нужно срочно отыскать и за ухо притащить обратно!

Только вот как? Самой-то тоже наружу нельзя.

Но и оставлять там глупого мальчишку нельзя тем более. Мой ведь косяк – не объяснила, что выходить запрещено, вот и утопал!

Хотя… Не знал бы, пошёл бы через дверь. А этот хитрюга – в окно! Ох и натреплю я ему уши, когда верну.