Когда ветеринара Асю Коваль вызвали на дом к подозрительно ручному волку, она еще шутила, что отличить собаку от хищника может с закрытыми глазами. Шутка быстро перестала быть смешной: очень скоро после укуса девушка потеряла сознание, а очнулась викторианской графиней.
Теперь она — Эллинора фон Клыкард, молодая аристократка с континентальными корнями и звучной фамилией, осевшая в глухом английском поместье. В новом теле и слишком «старом» времени Асе предстоит разобраться с особняком Мунхолл, предстоящей свадьбой по расчёту, управлением округом Клыкард и тремя подозрительно умными псами, у которых явно есть своё мнение о новой хозяйке.
А еще вокруг начинают всплывать слухи о необычных волках, исчезновениях людей и других странностях под светом луны.
Так появляется еще один вопрос: неужели оборотни все-таки существуют? Может, Асе стоило все-таки проверить, был ли тот волк привит?
***
В тексте есть:
#попаданка-ветеринар и немного медицины
#поиск клада
#верность и преданность настоящей любви
#трое умнейших псов, а также огромная псарня и конюшня
#ХЭ
#удивительные превращения
— Анастасия Александровна, можно вас на минутку?
Я подняла голову от карточек. Катя, наш администратор с лицом ангела и даром тревожить, только когда действительно надо, стояла у двери и выглядела так, будто собиралась вручить мне премию или собственноручно отправить в самое пекло ада. И, насколько я знала, премии в ближайшее время не предвиделось.
— Только если не про чихуахуа с «травмой». Я уже объясняла, что это не перелом лапы, а просто хозяйке больше не стоит пытаться делать собаке декоративный маникюр.
— Нет, там срочный выезд. Очень важный клиент. Генеральный директор просит лично, — Катя понизила голос, как будто шептала о высших силах.
— Важный настолько, что собака сама позвонила?
— Почти. Крупный пес, возможно, перелом. Обездвижен, стонет. Хозяин просит ведущего хирурга. Указал, что был у вас на приеме, правда, лет пять назад. Запись действительно есть в базе, но вроде с другим питомцем.
Ну конечно, почему бы не вспомнить меня через полдесятилетия? Я, конечно, не рок-звезда, но, видимо, мои визиты тоже запоминаются надолго.
— Он сможет довезти животное в клинику?
— Нет. Пес слишком большой. Или слишком больной. Или и то и другое.
Я бросила взгляд на планшет: капельницы всем пациентам капают, кастрат-доберман дремлет, у кота с запором, наконец, появились перспективы облегчения без хирургического вмешательства.
— Ладно. Давай адрес и соберите аптечку. И сразу скажи, я не рентген на ножках, я просто ветеринар. Могу погладить, поставить обезболивающее и погрозить пальцем. Больше только при свете ламп в клинике и с достаточным уровнем кофеина в крови.
Через десять минут я уже сидела в машине, прокручивая в голове стандартный сценарий: испуганный хозяин, жалобно повизгивающий пес, а потом перелом оказывается ушибом, и все, включая собаку, стыдливо избегают зрительного контакта с врачом.
Двор, куда меня отправили, оказался как из рекламного ролика: мощеная дорожка, фонари в стиле «французский особняк с привидениями», стеклянные двери, сад и вольер с большой буквы. Не в смысле клетка с сеткой-рабицей, а настоящий архитектурный объект с крышей, площадкой, лесенкой, деревом, тенью и даже, прости господи, видом на озеро. Я, кажется, видела гостиничные номера сильно скромнее.
— Это у вас собачка, да? — пробормотала я, открывая заднюю дверь машины. — Или все-таки барон-охотник в отставке?
Владелец стоял у калитки, встречая меня почти с поклоном. Высокий, под сорок с хвостиком, темноволосый, подтянутый, одним словом, реклама шампуня и дорогого одиночества. Только взгляд выдавал — не до флирта. Явно волновался, да еще как.
— Спасибо, что приехали, Анастасия Александровна. Простите, что вот так срочно. Но он с утра не поднимается. Лапу поджимает, дышит тяжело. А он обычно такой бодрый, — мужчина запнулся, словно опасался, что я заподозрю его в панике, хотя она и без того светилась предупреждающими знаками в каждом его движении.
Я кивнула и направилась к вольеру. Тот открылся с тихим щелчком, и тут же из глубины донесся низкий гортанный звук — не рычание, а больше похожее на хрип или стон.
— Как зовут пациента? — спросила я, присаживаясь рядом, нащупывая в сумке перчатки.
Сначала я решила, что меня снова укусили и я потеряла сознание от боли. Ну, правда, других объяснений тому, почему я лежу на земле среди сухих листьев, пока не придумалось. Все тело ломило, в голове стучало так, будто внутри поселился разъяренный дятел, а воздух пах деревом, прелой хвоей и почему-то медом. Я медленно пошевелила пальцами, нащупала под ними листья. Шуршащие, сухие, как осенью. Очень странные листья для вольера, честно говоря. Мне он касался идеально чистым…
Я на автомате попыталась встать, но тут же со всем энтузиазмом рухнула обратно — запуталась в какой-то ткани. В большом количестве ткани. Слишком большом. Я опустила взгляд, пытаясь определить виновника моей неустойчивости, которым оказалось платье.
Но не просто платье, это было самое настоящее нарядное платье из сказки про диснеевских принцесс, с кружевами, рюшами, рукавами-фонариками и бог знает чем еще. Цвета горчицы с лимоном, с маленькими вышивками и пуговичками, которые наверняка расстегиваются только доброй магией или настоящим проклятием.
Медленно, теперь уже очень медленно, я села и уставилась на свое тело, как на что-то совсем незнакомое. На мне не было ни джинсов, ни кроссовок. Волосы длинные, спутанные и явно не мои. Руки вроде бы мои, но какие-то слишком тонкие. И кожа светлее, почти фарфоровая.
Секундочку. Это что, галлюцинации? Кома? Почему я не в себе?
Переутомление? Последствия укуса? Запоздалый психоз на фоне горя? Или я умерла и попала в загробный мир, где все обязаны выглядеть, как диснеевские принцессы, но с легким похмельем?
Я попыталась потрогать лицо. Оно тоже было другим. Чужим. Слишком мягким, без знакомого маленького шрама у виска, который я заработала на втором курсе, когда влетела в дверцу шкафчика, спасая хорька.
Великолепно.
— Ася, — сказала я себе вслух. — Ты либо спишь. Либо в коме. Либо, что логичнее, у тебя сдали нервы, и ты теперь бредишь викторианским бальным платьем.
Мне бы, конечно, начать паниковать, но я выбрала тактику «сначала разбираемся, потом орем», поэтому просто выдохнула, аккуратно откинула с себя пышный подол и, наконец, осмотрелась.
И вот тут началось самое интересное.
Вокруг меня раскинулся лес. Настоящий, огромный, вплотную подступающий к поляне, на которой я очнулась. Не парк, не дачные заросли — лес, такой, в котором можно заблудиться, погибнуть и стать главной героиней странных новостей. Деревья высокие, раскидистые, местами увитые плющом. Где-то щебетали птицы. Где-то хрустнула ветка.
Я судорожно посмотрела на свои ноги. В лесу я оказалась босиком. Прекрасно. Платье по-прежнему на месте, но все действительно, как в самом нелепом сне. Надеюсь, хоть маникюр тут можно будет поправить.
Но прежде чем я успела всерьез задуматься о природе происходящего — или хотя бы поискать палку, чтобы использовать ее как волшебную (или оборонительную) — из-за кустов раздалось глухое рычание, как только я предприняла очередную попытку встать.
Я замерла на месте.
Кусты раздвинулись, и на поляну вышел пес. А потом еще один. И еще.
Я даже не вскрикнула, просто села на пятую точку обратно и застыла. Потому что это были не просто декоративные собаки. Это были огромные, ухоженные, очень серьезные существа.
Первый — почти точная копия немецкой овчарки, только заметно крупнее и с глазами, полными печальной осмысленности. Второй — тоже овчарка, но с изломанным ухом и необычной светлой отметиной на груди. Третий вообще был как будто из другого комплекта: помесь зенненхунда с лошадью. Черно-рыжий, тяжелый, с упрямым взглядом.
Все трое остановились в нескольких метрах от меня, не приближались, но и не отходили.
— Привет, — хрипло сказала я. Ответом мне послужило молчание, прерываемое глухим рыком. Рычал, кажется, зенненхунд. — Я не знаю, кто из нас сошел с ума, но если вы галлюцинации, то вы, черт побери, очень реалистичные.
Тот, что с отметиной на груди, прищурился. Мне показалось, что он даже закатил глаза.
— Ну прекрасно, — пробормотала я. — Даже воображаемые псы мной недовольны.
Я встала, стараясь действовать очень медленно и не распугать эту мини-стаю. Платье цеплялось за все, что только могло, но в итоге я все-таки приняла вертикальное положение. Хотя, справедливости ради, положение это было незавидным. Вроде живая — это плюс. В сознании, что не факт, поэтому ни плюс, ни минус. Босая в диком лесу в окружении трех не самых доброжелательных собак — это явный минус.
Они меня, кстати, похоже, ждали. Когда я только сделала шаг, они тут же двинулись за мной. Уже не рыча, но и не приближаясь слишком близко, просто сопровождая.
— Ну… ведите, — буркнула я. — Кто тут у нас проводник в этой дурной сказке?
Теперь псы пошли впереди, я — следом.
А минут через десять за деревьями показалась крыша. Потом — башенка. Потом целый особняк. Огромный, с каменными стенами, увитыми плющом, с высоким крыльцом, с фонарями, похожими на газовые. Где-то внутри горел свет.
— Ну да, конечно. Замок. А где дракон? — прошептала я, глядя вверх. И в этот момент дверь этого дворца распахнулась, на пороге появилась женщина: высокая, сухощавая, с идеально собранными волосами и выражением лица, которое говорило: «У меня нет времени на глупости, ни у кого нет времени на глупости».
— Миледи, — произнесла она, чеканя каждую букву. — Вы опаздываете. Лорд уже ждет.
Я недоуменно моргнула:
Миссис Ротт все-таки соизволила оставить меня в покое, вернее, после всех издевательств надо мной вышла из комнаты с таким видом, будто лично выдрессировала меня на послушание. На прощание она еще раз поправила мне корсет (у меня, кстати, по ощущениям, ребра теперь оказались в два раза ближе друг к другу) и уверила, что вернется за мной через пять минут.
Пять минут. Пять минут на то, чтобы свыкнуться как минимум с четырьмя новыми фактами о моей жизни.
Во-первых, я в чужом теле. В чужом времени, в чужой реальности. В общем, где угодно, но точно не в себе — во всех смыслах.
Во-вторых, я явно в каком-то викторианском особняке. Конечно, с историей я не сильно дружила, но и современностью вокруг меня не пахло.
В-третьих, меня есть жених. С титулом. И, кажется, я его должна поприветствовать.
В-четвертых, на мне три подъюбника. Я проверила.
Я села на краешек кровати. Она, к слову, была не просто кроватью, а целой королевской резной фантасмагорией с балдахином, бархатными подушками и покрывалом, которое стоило, наверное, как вся моя клиника. Или хотя бы как полтора месяца аренды за нее.
— Ну и куда тебя занесло, Коваль? — пробормотала я, уставившись на идеально полированный паркет.
Окно было приоткрыто, в комнату проникал свежий воздух и доносился тихий далекий лай. Наверняка мой почетный караул. Рикки, Тикки и Тави. Артур, Брут и Салли, если официально. О том, что Тикки, он же Брут, был так болезненно похож на Троя — вглядом, терпением, походкой — думать сейчас не хотелось.
Я глубоко вдохнула и попыталась вспомнить, как именно попала сюда. Последним, что я помнила до провала в сознание, была будка моего старого алабая и тихая тоска. Потом — провал. А теперь я в чужом теле, и мне предстоит встреча с лордом, которого я якобы выбрала в женихи. Великолепно.
Я поднялась осторожно, чтобы ничего не наступило мне на ноги изнутри платья, и подошла к зеркалу.
Лицо в зеркале оказалось вполне моим. Возможно, чуть более красивым и утонченным, с огромными и сейчас испуганными глазами и длинными ресницами, но все же — довольно узнаваемым. Волосы теперь мне принадлежали темные, гладкие, заплетенные в сложную прическу с кучей шпилек, но цвет и текстуру я вроде даже узнавала. Шпильки я даже не попыталась их вытащить — живьем бы осталась без скальпа.
— Здравствуй, Эллинора, — сказала я, глядя на себя. — Очень приятно. Ну, наверное.
А потом дверь распахнулась без стука, и в комнату вернулась миссис Ротт, четкая, как швейцарский часовой механизм. Уверена, что прошло ровно пять минут, ни секундой больше, ни секундой меньше. Она склонила голову в легком поклоне, в котором читалась вечная неудовлетворенность жизнью, и произнесла:
— Миледи. Лорд Равенби ожидает вас в малой гостиной.
Да уж, рядом с ней я чувствовала себя скорее запуганной подчиненной раздражительного бизнесмена, чем гордой графиней. Я хотела сказать, что пока не уверена, что могу пройти хотя бы по коридору, не споткнувшись об нижний слой платья. Но не сказала. Не решилась перечить, просто кивнула. Если это и сон, пусть он развивается, как получится.
Мы шли по длинному коридору, мимо портретов с суровыми леди в шляпках и джентльменов с бакенбардами, пока наконец не добрались до тяжелой двери, перед которой миссис Ротт остановилась и с каменным лицом сказала:
— Соберитесь, миледи. Не стоит заставлять мужчину ждать. Тем более, такого.
Она постучала и тут же распахнула створку.
— Лорд Равенби, — произнесла она, — миледи Эллинора готова вас принять.
О да. Готова. Как операционная на карантине — совсем не готова.
Дверь распахнулась, и меня будто окатило духами, нафталином и смутным ощущением, что я случайно зашла на съемки очень старого костюмированного фильма.
У камина стоял мужчина. Вернее, лорд, как следовало понимать. Ростом чуть ниже меня, несмотря на прямую спину. В дорогом фраке с серебряной вышивкой, с тростью, на которую он опирался с театральной грацией. В одной руке — бокал, в другой — монокль, который он зачем-то приподнял, хотя и так смотрел в мою сторону. Лицо у него было старое: не просто «в возрасте», а именно старое, с благородными морщинами, уморительно розовыми щеками и белоснежными усами, подкрученными, как у магната из рекламы масла начала двадцатого века.
— Миледи Клыкард, — протянул он с той интонацией, которой обычно заканчивают сонет о любви и смерти.
У меня дернулся уголок губ. Потом второй. Потом я коротко хрюкнула. А потом засмеялась — громко, искренне и совсем не по-аристократически.
— Простите, простите, — выдавила я сквозь смех, прикрывая рот рукой. — Просто… Клыкард. Это так звучит! И вот это — «миледи Клыкард». Как будто я не человек, а персонаж комикса про благородную собачницу в корсете!
Лорд Равенби улыбнулся. Нет, действительно улыбнулся. Медленно, вальяжно, как будто собирался запеть баркаролу.
— Ах, графиня, — сказал он, делая шаг ближе, — ваше чувство юмора так свежо. В мире, полном скучных и жеманных барышень, вы как глоток шампанского на рассвете. Впрочем, как всегда.
«Как всегда?!» — мысленно переспросила я. Что значит «как всегда»? Неужели эта версия меня явно была знакома со старичком дольше, чем мне бы хотелось?
— Вы простите, я просто немного растеряна, — выдохнула я. — День вышел непростой.
Жених ушел, наконец-то оставив меня в покое. Прямо как тяжелый камень с плеч, и хоть я и ждала освобождения от его внимание, в полученную свободу пока верилось с трудом. Голова гудела, в ушах все еще слышался его вкрадчивый голос. Да он чуть ли не облизывался на меня! Я закрыла дверь за спиной этого благородного великовозрастного мужчины и почувствовала себя сразу на несколько килограммов легче. Философствующий мужчина — это, конечно, шикарно, но слушать его рассуждения о смысле жизни было все равно, что пытаться перекричать шум фонтана на главной площади: невозможно и бесполезно. А еще это было немного похоже на как сидение библиотеке с надеждой, что когда-нибудь закончится лекция по теме «Сущность человеческого существования», читаемая в качестве наказания нерадивым студентам. Прекрасная сама по себе, но кто добровольно согласиться ее слушать?
Я вышла на улицу, вдохнула свежий воздух и чуть не потеряла равновесие оттого, что он был… ну, слишком правильный. Никаких тебе выхлопных газов, никаких ароматов из ближайшей пекарни или шлейфа духов прохожих. Вроде бы и ветерок есть, и кусты шевелятся, но вот этот весь мир казался слишком сбалансирован, если честно. Но я думала, что мне нужно просто подышать, как нормальная, не занудная женщина, насладиться чистым воздухом хотя бы в своей фантазии, раз уж в реальной жизни такого удовольствия не дождаться.
И тут, как будто по щелчку, мне на глаза попались они — три пса, скрывающиеся за углом особняка. Грациозные, быстрые, на которых не можешь даже взглянуть, не поддавшись искушению пойти за ними. Ну конечно. Псы графини. С кем, если не с ними, мне теперь разделить все эти глубокие размышления о жизни?
Я, как и положено настоящей любопытной героине, не растерялась и пошла за ними, не привлекая внимания (ну, хоть что-то я умею). Прошла я не слишком долго, но опять пришла к лесу. Здесь все словно обретало смысл: псарня, конюшня, огороженное поле — место, где всегда можно найти повод поговорить с лошадью, а не с философом. Вроде бы тут и псы графини обитали. Но что-то в темноте леса меня особенно волновало. Я огляделась, что-то как-то все еще не укладывалась в единую картинку. Но, тем не менее, это место было хоть и странное, но привлекательное. И куда более комфортное, чем старческие посиделки у камина с непонятной болтовней.
Мимо меня, как призрак, проскользнула миссис Ротт. Хотелось бы думать, что это с ней что-то не так, но когда она на меня смотрит, как на ребенка, которому нельзя доверять ножницы, потому что он ими может случайно поранить себя и все вокруг, я особенно остро понимаю, что проблема тут далеко не в ней. Она очень остро заставляет чувствовать свою… глупость, что ли. Я даже не успела моргнуть, как она уже стояла рядом, как учительница в школе, проверяющая, вовремя ли пришел ее ученик.
— Ужин подадут через четверть часа, — сказала она, скосив на меня взгляд. — Вам лучше не опаздывать, графиня. Я же не могу все время за вами бегать. И, кстати, мне очень жаль, что ваш жених не остался. Такого джентльмена нужно было бы задержать подольше, ведь с ним так приятно беседовать. Понимаете, графиня? В следующий раз напомните ему про ужин, пожалуйста.
Я едва сдержалась, чтобы не захохотать. Ну конечно, он ведь такой любитель философии и рассуждений, что только и остается, что дать ему медаль за непревзойденную способность усыпить кого угодно за десять минут. Но, к счастью, я еще не в той стадии жизни, чтобы устраивать громкие дебаты. Лучше бы мне вообще не вступать в разговоры, которые заканчиваются не тем, что я хочу.
— Не переживайте, миссис Ротт, — сказала я, стараясь, чтобы моя улыбка не выглядела слишком фальшивой. — Я обязательно это учту. И не опоздаю к ужину.
Я заметила, что псы, подбежав к незнакомому мужчине, вели себя с ним очень по-дружески. Он стоял у ограды, поправляя что-то в мешке. Меня привлекли линии его крепкой фигуры, широкие плечи, да и сама осанка — все в нем выдавало силу и уверенность. Пес все порывался подойти ближе и привлечь к себе внимание, но мужчина лишь погладил его по голове и вернулся к своим делам.
И вот он оказался совсем близко, перемещаясь с удивительной точностью и скоростью.
Постойте, я ведь его точно где-то видела. Но как такое может быть? Я прищурилась, пытаясь понять, откуда это лицо мне знакомо. Он был высоким, с немного отросшими волосами, которые время от времени спадали на глаза. Обыкновенная рубашка с кожаными подтяжками, мешковатые штаны, которые, торжествуй сейчас современная мода, точно бы назвали «стильными». Я решила, что если он здесь, то, возможно, работает в псарне или в принципе с животными в особняке, но как-то он все равно не сильно выделялся на фоне окружающего пейзажа.
Он почувствовал мой взгляд и, приподняв брови, коротко улыбнулся.
— Добрый вечер, графиня, — сказал он, кивнув, и сразу повернулся к миссис Ротт, с которой обменялся формальностями.
Миссис Ротт сухо кивнула в ответ, как будто и не заметила его, и, вздохнув, пошла дальше по своим делам. Кивок этот был такой, как будто только что успокоила маленькую девочку, закатившую истерику из-за запрета на поедание песка, и со свистом быстрого ветра направилась к особняку, а я снова повернулась к мужчине и к одному из трех псов, который из-за угла взглядывал на меня своими карими глазами.
Я так и стояла, вглядываясь в мужчину, ощущая, как память пытается вытащить из меня какие-то воспоминания. Он снова погладил пса и вернулся к своим делам, а я стояла и думала, что, похоже, этого мужчину мне все-таки стоит узнать, чтобы понять хотя бы, где я его видела. Или это был просто один из тех персонажей, с которыми мне теперь придется время от времени сталкиваться в этом новом мире, или же это был один из главных героев моей странной псово-викторианской фантазии. Но пока я не могла отделаться от ощущения, что знаю его, и что причиной этого чувства не было случайное знакомство.
Я стояла, прижатая к стене, ощущая, как холодный металл ножа касается моей кожи. Мозг работал на полную мощность, но почему-то все мои мысли путались. Мужчина, не переставая смотреть на меня, словно изучал каждую мою реакцию, а я, в свою очередь, пыталась сообразить, что мне делать дальше.
— Ты что, совсем не понимаешь, что происходит? — наконец выдавила я, стараясь не паниковать. — Ты явно что-то путаешь.
Мужчина продолжал держать нож на расстоянии, его глаза были холодными, как лед, а голос звучал ровно, но с едва заметным оттенком злости:
— Моя главная ошибка — это то, что я спутал такое существо с графиней. Вот где я действительно ошибся.
Я почувствовала, как в груди поднималась ярость, а с ног до головы прошла волна холода. Я бы, конечно, могла рассыпаться в оправданиях, но... нет, не сейчас. Я не собиралась вести себя как жертва.
— Да какое же я существо! — выпалила я, оглядывая его с недовольством. — Можно ли хотя бы повежливее обращаться с дамой? Я все-таки женщина, а не твоя дикая зверушка, пойманная на охоте!
Он вскинул брови, явно не ожидая такой реакции. Его взгляд на мгновение стал немного мягче, но нож все равно не убрал.
— Так вот как ты реагируешь на такие вещи, — произнес он, будто удивляясь. — Должен признать, что твой ответ меня удивил.
Я уже было думала, что он может уступить, но его рука не дрогнула. Мужчина отпустил меня, но нож не убрал, его он все также держал его прямо передо мной, и мне это совсем не нравилось.
— Успокойся, — сказала я, пытаясь немного наладить атмосферу. — Давай поговорим по-человечески. У нас нет причин для такой жестокости.
Он на секунду задумался, но затем медленно, как будто размышляя, отпустил меня окончательно, однако нож оставался направленным в мою сторону.
— А что мне может рассказать это… существо? — сказал он, слегка усмехнувшись. — Чем ты меня можешь удивить?
Меня передернуло от его слов, но я постаралась не показать, как сильно они меня задели. Его пренебрежение так и лилось через эти фразы, как что-то само собой разумеющееся, как будто он решил: я не более чем объект его охотничьего любопытства.
Я вздохнула и подняла голову.
— Много чем, если позволишь, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Но тебе стоит начать с того, чтобы понять, что такие вещи, как уважение и понимание для меня не пустой звук.
Он еще немного постоял, смотря на меня, но в его взгляде я уже заметила нечто другое, возможно, интерес, а может быть, даже сомнение. Нож чуть опустился, но все равно он его держал так, чтобы я не могла забыть, что он еще здесь. Все еще не безопасно, но я уже чувствовала, что могу немного расслабиться.
— Не расслабляйся, — проговорил мужчина низким голосом, который, казалось, проникает прямо в душу. — Я продолжаю следить за тобой, и ты должна это понимать. Лучше не совершай глупостей, если не хочешь, чтобы твоя жизнь стала еще более... интересной.
Я сжала зубы, чувствуя, как нарастающее напряжение накрывает меня, но я не собиралась показывать этого. Вздохнув, я поправила свое платье, чувствуя, как ткань скользит между пальцев, в попытке скрыть свою нерешительность. В этом жесте, наверное, было больше попытки самоуспокоиться, чем чего-то еще, но сейчас он в этом видел лишь мои руки, желающие исправить даже мельчайшие несовершенства, и это, казалось, помогало мне хоть немного оттянуть момент.
Сосредоточившись, я снова вернулась на облюбованный стог сена, пытаясь не показывать, как дрожат ноги. Все равно надо было хоть как-то продолжить разговор, и я решительно села, стараясь сохранить достоинство.
Мужчина стоял на месте, как каменная статуя, без единого движения, но его взгляд по-прежнему следил за каждым моим шагом.
Я повернулась к нему, стараясь быть максимально спокойной и вежливой. Все равно мне предстояло как-то с ним разговаривать. И сейчас, когда между нами была такая дистанция, может быть, стоит попытаться наладить хотя бы чуть-чуть диалог?
— Вы, конечно, не собираетесь вечно стоять, — сказала я, указывая на стог напротив. — Присаживайтесь, если хотите поговорить. Все-таки разговор должен быть цивилизованным, не так ли?
Он немного прищурился, как будто оценивал мою смелость, но все же подошел, не забывая держать нож в руках. Только теперь его движения стали менее агрессивными, что уже можно было воспринимать как маленькую победу. Он остановился напротив, не садясь, но в его взгляде, похоже, было что-то новое: интерес. И, возможно, уважение.
Я сидела, стараясь не показывать, как мой внутренний мир все еще раскололся на кусочки, и ожидала, что он скажет следующее. Не хотелось спешить, но я знала, что должна взять этот разговор под контроль. Он держал нож, но я чувствовала, что в следующий момент это может быть совсем не нож, а что-то другое.
Мужчина молчал, а затем его взгляд снова стал острым, как лезвие. Он был тише, но теперь его вопросы звучали более прямолинейно.
— Кто ты? — спросил он, не отрывая взгляда от меня.
Я сглотнула и посмотрела на него, пытаясь сохранить спокойствие. На самом деле я сама не знала, кто я. Или точнее, не знала, кто я теперь. Ответ был сложным и мутным, как вода, которую долго не меняли.
Я не могу сказать, что мне было легко согласиться, чтобы пойти куда-то с этим подозрительным то ли конюхом, то ли охотником и по совместительству любовником графини. То, что Гаррет пригласил меня в свой дом — а я искренне надеялась, что шла к нему домой, а не в тюремную камеру, — казалось, противоречило всем законам приличия. В этом консервативном обществе, где мужчины и женщины общаются через пропорциональные дистанции и не всегда могут обменяться хотя бы взглядами, идти с незнакомым мужчиной, да еще и к нему домой — ну что тут скажешь?
И все же я пошла. Причин этому было несколько, но самая главная из них заключалась в том, что мне просто хотелось узнать, что скрывается за всеми этими странными, угрожающими фразами и намеками. Если меня сейчас и ждали испытания, то, видимо, я должна была весьма успешно пройти их, ведь никаких странностей за собой не замечала. Вопрос был только в том, чего мне следовало ожидать.
Он шел рядом со мной молча, как тень, и я не могла понять, что именно он скрывает. Никаких подробностей он не озвучивал, я довольствовалась только внешней уверенностью, с которой он двигался, и эмоциональной холодностью. Мы прошли через лесную поляну и добрались до небольшого домика. Он был неприметным снаружи, даже скорее скромным, но я сразу поняла, что именно здесь мне предстоит пройти все его проверки. Трое псов следовали за нами по пятам, они иногда пропадали из поля моего зрения, но я точно знала, что они где-то рядом. Вопрос только, кого именно из нас двоих они защищали или сопровождали?
Внутри все оказалось в том же стиле, что и снаружи — простой, но уютный интерьер. В воздухе витал запах свежесрубленных дров и чего-то тяжелого, лесного, как будто сам лес наползал сюда, внутрь этого маленького мира в виде смеси смолы, диких трав и жухлой листвы.
Гаррет молча кивнул в сторону стола, где лежали какие-то странные предметы. Я поняла, что это и есть оборудование для тех самых «проверок». Но, видимо, мне предстояло пережить немного больше, чем я ожидала.
— Садись, — сказал он, указавыя на кресло, стоящее в центре комнаты и заставляя меня наконец-то сдвинуться с места.
Я медленно присела, все также ощущая напряжение в теле, но стараясь не выдать своего волнения. Пытаясь сохранить достоинство, я взглянула на него.
— И как ты собираешься проводить свои проверки? — спросила я, сдерживая легкую иронию в голосе. — Серебро, что ли, принесешь? Или мне предстоит пройти через еще какие-то испытания? Протыкание колом? Что там еще делают у вас тут с подозреваемыми?
Гаррет усмехнулся, но его взгляд был серьезным.
— Серебро, конечно, — ответил он, — но девушке не нужно подвергаться пыткам. Я тебе подарю его. Просто не факт, что тебе оно придется по нраву.
Он взял что-то из стола и подошел ко мне с маленьким серебряным предметом в руках. Я замерла, не зная, что делать. Интуитивно я почувствовала, что он не хочет причинить мне боль, но в тот момент для меня все это казалось странным, даже пугающим. Он держал серебряное кольцо, а на его лице было какое-то выражение, которое я не могла расшифровать. Больше, наверное, заинтересованность, чем жестокость, но, как знать, не так уж мы давно знакомы, чтобы так легко угадывать его эмоции.
— Ты не переживай, — продолжил он, но слова его звучали не слишком утешительно. — Это не больно. Скорее всего. Но ты должна пройти через это.
Он протянул кольцо мне, и я приняла его, чувствуя холод металла. Ничего не изменилось, мир вокруг не погас, не раздались взрывы или звуки магии, мне не стало больно или приятно. Ну, то есть, вообще ничего. Я не знала, что будет дальше, но понимала, что от того, как я отреагирую сейчас, многое зависит.
Гаррет наблюдал за мной, как будто изучал каждое мое движение, а я, в свою очередь, пыталась скрыть свою реакцию замешательства. Я надела кольцо, чувствуя, как холод металла пронизывает мою кожу, но это, скорее всего, был эффект плацебо от затянувшегося ожидания. Я спокойно смотрела на Гаррета, не показывая, как внутри меня зарождается вполне себе ощутимое недовольство, словно меня поманили каким-то волшебством, а волшебства и не случилось. Ожидание было слишком скучным, и я могла бы уже развеселиться сама и развеселить окружающих, но вместо этого ощутила легкое разочарование.
— Ну что, — сказала я, глядя на кольцо, и как-то сразу после такого подарка перешла на «ты». Гаррет, впрочем, вряд ли обиделся, он-то мне «тыкал» едва ли не с самой первой секунды нашего знакомства, — если это все, что ты мне можешь предложить, Гаррет, тебе придется постараться больше. Это кольцо точно не может меня подкупить. Маловато. Да и вообще не совсем то, что я ожидала.
Теперь уже в глазах Гаррета промелькнуло что-то вроде легкого недовольства, будто то, что я не скорчилась от боли или не превратилась в монстра, его заметно разочаровало. Он нахмурился и, едва слышно бормоча себе под нос, начал что-то вспоминать, перебирая по порядку другие доступные методы проверки моего бренного тела.
— Ты права, — сказал он наконец, опуская взгляд на стол, где лежали другие предметы. — Но если ты думаешь, что все ограничится кольцом из серебра, ты ошибаешься.
Он подошел к столу и достал какой-то старинный амулет, поверхность которого покрывали странные знаки и узоры. Я, конечно, не поняла, что это за амулет, но у меня было чувство, что он больше подходит для какого-то древнего ритуала, а не для милых разговоров.
— Это для того, чтобы точно понять, кто передо мной, — произнес он, держа амулет в руке. — Доппельгангеры не любят, когда с ними работают с такими вещами.
Гаррет уже несколько дней знал мой секрет, но между нами все еще тлело легкое недоверие. В этот раз мы сидели мы в его маленькой гостиной — я в одном углу, он в другом — и тихо играли в «угадай намерение». Он молчал, я пялилась и пыталась угадать, чем сегодня удивит. Никакие старые разговоры не готовили к тому, что было впереди, так что лучше быть на шаг впереди самой себя.
— Проблем у нас выше крыши, — начал он с каменным лицом. — И поверь, история с подмененной графиней — это еще цветочки. Ягодки, боюсь, будут с когтями.
Я кивнула, не перебивая. Я знала, что он уже давно думал об этом, но до сих пор не рассказывал мне всех деталей своих размышлений. И вот, наконец, его голос стал чуть более настороженным.
— Задача у нас не из легких, — продолжал он. — Мы должны быть максимально осторожными. Если кто-то заподозрит, что ты не совсем та, кем кажешься, все закончится. Ты даже не представляешь, как сложно скрывать такой секрет в этом доме.
Он указал на дверь, за которой раскинулась лесная полянка, а за ней — дорога к особняку. Миссис Ротт наверняка была где-то рядом, мы оба чувствовали ее незримое присутствие.
— Ну что ж, — протянула я, стараясь выглядеть собранной. — Включаем режим разведчицы. И планируем, как не спалиться на ровном месте.
— Нам нужно еще пару дней, — ответил он, скользя взглядом к окну. — Но чем быстрее мы найдем решение, тем лучше.
Гаррет глубоко вздохнул, будто готовился открыть нечто важное. Его взгляд стал более решительным, но в нем все заметнее становилась тревога, которую он с трудом пытался скрыть. Он начал медленно, как будто обдумывая каждое слово.
— Все не так просто, как ты думаешь, — сказал он, опустив взгляд. — Если бы это была просто смена тел, я бы сказал, что это просто случайность. Но тут что-то другое. Все слишком идеально, и это меня пугает. Понимаешь, графиня, как ты ее называешь, не просто исчезла. Она может быть связана с чем-то более опасным, чем ты думаешь.
Я почувствовала, как все внутри меня сжалось. Я пыталась переварить его слова, но они звучали слишком веско, и я не могла игнорировать волнение, которое начало нарастать.
— То есть… ты реально считаешь, что она исчезла? — переспросила я, и голос мой слегка дрогнул, хоть я и пыталась держать марку.
Гаррет встал, его движения стали более напряженными. Он прошел по комнате и, остановившись у окна, повернулся ко мне.
— Это и есть главная проблема, — ответил он, и его голос стал чуть жестче. — Мы оба находимся перед огромным риском. Если кто-то обнаружит, что графиня исчезла, и что вместо нее ты... Если нас вычислят, все будет кончено, не только для тебя или для нас, но и для всех местных жителей Клыкарда. Я не могу позволить себе сделать ошибку. И ты тоже.
Я почувствовала, как все это становится все более серьезным. Стало ясно, что те проверки, которыми он меня подвергал, были не случайными. Они были жизненно важными, чтобы предотвратить катастрофу и обнаружить потенциального врага раньше, чем он начнет действовать. К счастью, врагом оказалась не я, но, к сожалению, он был все еще где-то вне зоны нашей видимости.
— Ты сказал, что она была предупреждена о таких случаях. Что это за предупреждение? Что кто-то выйдет из зеркала с ее лицом и характером попроще? —спросила я, чувствуя, как скепсис набирает силу быстрее, чем паника.
Гаррет завис: так зависают только те, кто собирается произнести что-то жутко важное. Или жутко глупое.
— Графиня давно подозревала, что кто-то может занять ее место. Она знала, что доппельгангеры могут подменять людей, и все это — часть древней магии. Она не доверяла никому, особенно тем, кто мог бы быть похож на нее. Мы с ней уже давно пытались найти способ избавиться от брака с Равенби, но не только мы, вся эта ситуация много кому мешала, и вот теперь ты здесь. Но кто-то уже мог заметить, что с графиней что-то не так. И теперь ты не просто ее замена, ты ключ к разгадыванию того, что произошло.
Я попыталась осмыслить всю информацию, но все складывалось в один большой, темный клубок, который становился только сложнее.
— Прекрасно, просто прекрасно. А теперь, дорогой мистер Охотник, какой план? Мы прячемся, атакуем или учимся жонглировать ложью? — спросила я, изображая стоическую готовность.
Гаррет снова подошел ко мне, его взгляд стал настойчивым, но теперь в нем читалась решимость.
— Мы должны быть на шаг впереди, — ответил он, подчеркивая важность каждого слова и подтверждая мое стремление. — Мы не можем допустить, чтобы кто-то узнал о том, что случилось. Мы должны сыграть свою роль, втиснуться в эту маску и вести себя так, как того требуют обстоятельства. Каждое наше действие должно быть максимально продуманным.
— Погоди. Я теперь кто? Тайный агент в кринолине? — уточнила я с преувеличенным ужасом.
— Пока не придумал название для твоей роли, но лучше тебе стараться как следует. Потому что если ты прогоришь, нам обоим крышка.
Я кивнула, понимая, что он прав. Он был прав во всем. Мы оба были в одной лодке, и только совместными усилиями мы могли что-то изменить.
— Так. Никто не должен понять, что я не графиня. Прекрасно. Буду изображать благородство, утонченность и легкую высокомерную тоску. Справлюсь. Почти наверняка справлюсь. Но что дальше? — смиренно спросила я.
Стоило мне только мысленно похвалить себя за более-менее приличное поведение в последние дни и отсутствие каких-либо покушений на мою благопристойность, как дверь в особняк распахнулась с таким напором, что я едва не подскочила. На пороге стоял лорд Равенби собственной персоной. Широкий, статный, немного потный, вероятно, с дороги, а может, просто от волнения. Или от возраста. Кто знает.
— Графиня, — произнес он с важностью, словно собирался предложить мне руку, сердце и копье, чтобы отбиваться от местных пиратов. — Не могу не поделиться новостью: в Клыкард прибыла материковая выставка чудес и механизмов. С ярмаркой. С театральными труппами. С летающим креслом, если верить афише. Мы не можем это пропустить!
— «Мы»? — переспросила я, чувствуя, как моя правая бровь совершает восстание. — Простите, вы имеете в виду всех жителей округа? Или меня и вас?
— Разумеется, вас и меня, — лорд чуть приосанился, будто я уже надела выходное платье и побежала за ним в карету. — Вас там будут ждать. Местные купцы, ремесленники, представители гильдий. Вы ведь лицо округа. И, — тут он понизил голос, — это отличная возможность показать всем, что с вами все в порядке.
А вот это уже звучало подозрительно, особенно на фоне того, что в последний раз, когда кто-то хотел убедиться, что со мной все в порядке, мне приложили нож к шее.
Я примирительно улыбнулась, надеясь, что улыбка эта выражает: «Ну что ж, куда деваться», а не «Чудесно, еще одна возможность опозориться».
— Превосходно, — сказала я, делая реверанс в своей голове (в реальности я просто немного повернула голову и старалась не задохнуться от душного запаха его лосьона). — Значит, ярмарка. Театр. Летающее кресло. Скажите, у них там, случайно, не будет лекций о том, как вежливо отказаться от обязательного жениха?
— Ха! — рассмеялся лорд. — Вот за это я вас и уважаю, великолепное чувство юмора. И, разумеется, нет. Лекций не будет. Но будет розыгрыш благотворительной лотереи. И, возможно, цирк.
Цирк, ну, конечно. Как будто у меня его тут мало.
— Дайте мне час, чтобы привести себя в порядок, — сказала я. — И, возможно, взять кого-то из особняка, чтобы не так уж скучно было.
Лорд кивнул и, к счастью, удалился. Я проводила его взглядом и обратилась к зеркалу.
— Ну что, Ася, — пробормотала я. — Пойдем веселиться. Летать в кресле, смотреть на факиров и молиться, чтобы не встретить кого-то, кто узнает тебя с первого взгляда.
Я уже успела переодеться в максимально достойное, максимально дышащее и максимально «не похоже, что я сейчас сбегу из Клыкарда» платье, когда услышала, как где-то у парадного крыльца лорд Равенби активно проверяет часы на цепочке и ворчит о пунктуальности. Боже, да он и в карету, вероятно, садится строго по расписанию лондонского поезда. При этом я еще не успела дойти до дверей, как меня нагнал, как гром среди ясного неба, Гаррет.
— Куда это ты собралась? — прозвучало у самого уха.
Я вздрогнула. Хорошо, что в этот раз просто от неожиданности, а не от ножа у горла. Хотя, по шкале «пугающий мужик вблизи», Гаррет все еще держался уверенно в первой тройке.
— А ты чего шепчешься, как бабка в лавке с зельями? — отозвалась я, оборачиваясь. — Стало быть, ты тоже слышал. У нас в округе случилось беспрецедентное событие. Летающее кресло, цирк, чудеса и механизмы, все как ты любишь. Меня зовут на представление. И, о радость, с почетной миссией сидеть рядом с лордом, не проваливаясь под землю.
Он прищурился, скользя взглядом по моему наряду: аккуратному, утонченному и совершенно не предназначенному для побега, хотя я бы его с радостью использовала именно так.
— Это безопасно?
— Что, платье?
— Ярмарка, — буркнул он. — Ты не думаешь, что такие сборища — лучшее место, чтобы проверить твою «настоящесть»? Или, наоборот, выставить тебя напоказ.
Я тяжело выдохнула и сделала шаг вперед, будто собиралась прошагать сквозь него и все остальное сопротивление на моем пути.
— Вот мы снова здесь: ты, я, очередной повод подозревать, что я не я. Но если не я, то кто поедет на эту ярмарку и будет исполнять обязанности графини? У твоей драгоценной миледи пока, извини, нет физического воплощения. Так что придется удовольствоваться мной.
Он нахмурился, но в голосе проскользнуло что-то неуловимо теплое:
— Ты-то как будто не готова собрать все удовольствия ярмарки, как я погляжу.
— Уверяю, удовольствия я тут ни капли не испытываю. Но если хочешь, можешь покараулить меня возле шатра с летающим креслом. Или, не знаю, притвориться моим скучающим кавалером.
— Ты серьезно?
— Нет. Я отчаянно шучу, чтобы не паниковать, Гаррет. Держу себя в руках исключительно с помощью иронии и корсета.
Он тихо усмехнулся:
— Ладно. Езжай. Но смотри в оба. Если почувствуешь что-то странное…
— То сразу вспомню, как ты в прошлый раз пытался меня зарезать? Спасибо, память свежа.
Он наклонился ближе:
— Я тебя найду, если что. Ты ж теперь вроде как моя ответственность...
Я замерла. Он тут же отступил, будто ничего такого не сказал. А я, пошатываясь от собственного сердцебиения, спустилась к карете. Лорд ждал с кислым лицом, собаки провожали взглядом. И только в ушах звучало: «ты ж теперь вроде как моя ответственность».
Стоило мне ступить за ворота Мунхолла, как троица пушистых охранников тут же вылетела мне навстречу. Псы неслись ко мне с таким восторгом, будто я была не человеком в слегка пыльном платье и с мешочком в руке, а огромной, сочной колбасой.
— Ну здравствуйте, мои клыкастые фанаты, — пробормотала я, приседая и позволяя себя слегка облизать, обнюхать и символически повалить. — Как день прошел? Укусили кого-нибудь приличного?
Рикки ткнулся носом мне в грудь — явно проверял, все ли на месте. Тави сунулся в сумочку, за что получил легкий щелбан, а Тикки, он же Брут, он же копия моего Троя, с достоинством встал рядом и, кажется, собирался проводить меня до самых покоев. Или до кухни. Или просто до чего-то интересного, по мнению собаки.
За моей спиной по-прежнему что-то бормотал лорд Равенби, кажется, на тему удивительной выразительности ярмарочного театра и невероятной насыщенности жареных орехов местного производства. Я кивала, изредка бросая в его сторону ободряющее «ммм, да, несомненно», и пыталась подгадать момент, когда можно будет скрыться с благородством, но без следа.
Момент наступил у парадного крыльца.
— Милорд, — сказала я с самой вежливой улыбкой, на какую еще была способна после многочасового балагана, — я благодарю вас за сопровождение и, клянусь, вы сделали этот день по-настоящему насыщенным. Теперь же, если позволите, я бы хотела удалиться. Силы, знаете ли, не резиновые.
Он поклонился с видом абсолютного понимания:
— Ах, как же вы правы, графиня. Уверен, отдых вам пойдет на пользу. Я сам, пожалуй, подумаю о небольшой трапезе перед сном. Может быть, кролик с пряной грушей…
Он еще что-то говорил, но я уже слегка кивнула и с решимостью сбежавшей невесты юркнула в дом.
Миссис Ротт, как это водится, материализовалась где-то на грани периферийного зрения, как внешняя проверка на чистую совесть. Я увидела, как она мелькнула в коридоре, поправляя подол фартука с выражением, от которого вянут розы и нервничают лакеи.
Но сегодня явно был не мой день для словесного фехтования с домоправительницами. Я проскользнула мимо, практически слившись со стеной, и ловко нырнула на лестницу.
Псы топали за мной, как охрана средней обученности: то есть громко и радостно. В какой-то момент один из них попытался подняться со мной по ступеням, но миссис Ротт метнула в его сторону взгляд, которым можно было бы тушить свечи. Пес сдался и повернул обратно к выходу. Умный.
Я закрыла за собой дверь в спальню, оперлась на нее спиной и выдохнула.
В руке я сжимала тот самый купленный кулон в мешочке. Но даже через ткань я чувствовала, что металл теплый, будто хранил в себе остатки чьего-то прикосновения.
— Ну что, малыш, — пробормотала я, доставай миниатюрное украшение и разглядывая тонкие завитки металла, — может, ты и есть мой билет домой. А может, билет в ад. Кто разберет, с такой-то скидкой.
Я едва успела скинуть туфли и забраться на кровать, когда по телу прокатилась странная дрожь. Ни холодно, ни жарко, а как будто под кожей кто-то проснулся и начал тихо, но уверенно чесать изнутри.
Я поерзала. Сначала все было невинно: вроде белье натирает или ткань платья колется. Потом почесала плечо. Потом спину. Потом бедро. Потом обе ноги одновременно. Через пару минут я была похожа на утку после купания — нервную, шебутную и страстно желающую начистить все перышки до последнего.
— Ну, прекрасно, — пробормотала я. — У меня или аллергия на викторианскую пыль. Или на ярмарочные орешки, все-таки лорд съел их слишком много, надышал на меня, наверное...
Я попыталась прилечь и расслабиться, но в теле будто завелся отчет с внутренним тиканьем: все зудело, чесалось, знобило. Кожа не болела, но ощущалась как будто была чужая.
Покатавшись на кровати, как неудавшийся блин на сковородке, я встала и подошла к окну, приговаривая про себя:
— Так, Ася. Ты взрослая женщина. У тебя просто истерика. День был насыщенный. Собаки, лорд, ярмарка, древние загадки, подвески и упоминания сокровищ. Ну не могла ты буквально сойти с ума за пару часов. Это усталость, ничего такого.
Я распахнула шторы и замерла.
Над лесом поднималась луна. Полная, крупная, будто художник на небесах решил немного переборщить с эффектами. Свет от нее был не просто яркий, он был... живой. Он обволакивал все вокруг и звал куда-то, обращаясь именно ко мне.
Я не знаю, сколько стояла у окна. Секунду? Вечность?
В какой-то момент я поймала себя на том, что руки сжаты в кулаки так, что ногти вписывают в ладони, плечи напряжены, губы приоткрыты.
Мурашки пошли по коже резкой волной, но не от холода. Игнорировать все эти ощущения никак не получалось.
— Нет-нет-нет... — прошептала я, делая шаг назад от окна. — Ты что, серьезно, Вселенная?
Ответа не было, на меня все также смотрела только полная луна. И ощущалось это нестерпимое, дикое, животное желание выйти наружу.
Я сделала шаг назад, еще один… Но тело вдруг стало непослушным. Пульс в висках отдавался глухо и странно — будто сердце решило сменить ритм на какой-то совсем не человеческий. Я схватилась за край туалетного столика, но пальцы... пальцы словно стали короче? Или крепче? Или... когти?
Я сидела в центре комнаты, чинно поджав лапы и обвив хвост вокруг них, как будто это не я в виде огромной волчицы, а вполне обычная утонченная барышня, ждущая подачи чая. Разве что пить из чашки с когтистыми лапами и клыкастой пастью я пока не пробовала, но, уверена, при должной мотивации и к этому приду.
Гаррет метался по комнате как ошпаренный. Кажется, он даже слегка подвывал, но эмоционально, не вслух (или же мой обостренный волчий слух улавливал даже его едва слышное поскуливание).
— Да ты понимаешь вообще, что ты натворила?! — все-таки не сдержавшись, всплеснул он руками, буравя меня возмущенным взглядом. — Превращаться посреди обычной ночи! Почти на виду у всех! Ты с ума сошла? А если бы тебя увидели?
Я аккуратно моргнула, изобразив: «Ну извини, не удержалась».
— Это же Мунхолл, здесь хоть и глушь, но слухами все стены дышат! — он прошелся туда-обратно и ткнул пальцем в окно. — А если бы миссис Ротт вышла за ромашкой, чтобы успокоиться перед сном? Или этот вечный Равенби вдруг зашел «пожелать спокойной ночи»? С твоим-то обаянием, небось, лапу бы ему подала!
Я издала что-то среднее между фырком и тихим вздохом. Серьезно, у этого мужчины была ярко выраженная театральная жилка. Ему бы не в охотники, а на подмостки.
Из-за двери послышалось протяжное поскуливание: сначала один голос, потом еще два. Мои пушистые товарищи явно чувствовали себя отлученными от этого увлекательного представления.
«Извините, ребята, только по спецпропускам», — подумала я и покосилась на дверь.
Гаррет уловил мой взгляд:
— Не вздумай! Еще только тебя не хватало на прогулке с трио этих незаметных, как медведи, хвостов!
Я демонстративно повернулась к нему мордой и попыталась изобразить максимальную заинтересованность в его словах и все возможное благоразумие. Примерно так, как это делают очень вежливые волки на приемах у королевы. Если такие, конечно, существуют.
— Что мне теперь с тобой делать… — пробормотал он, снова начиная свой моцион по комнате.
Я мысленно подумала, что идеально вышитый волчий ошейник с золотым тиснением «не превращаться в полнолуние» был бы весьма кстати, но промолчала.
— Ну? — Гаррет остановился передо мной и скрестил руки на груди. — Чего ждешь? Обращайся давай.
Я медленно наклонила голову набок с выражением вселенского непонимания. А потом еще приподняла брови. Ну, одну бровь, насколько смогла. Если точнее, верхнюю часть левого надглазного волосяного покрова. Кажется, получилось выразительно.
— Ты… — он замер. — Ты что, не знаешь как?!
Я опустила уши и виновато моргнула. Типа: «Ой».
Гаррет выругался так тихо, что даже миссис Ротт, будь она за дверью с ухом на стакане, не услышала бы, а потом с пафосом принялся объяснять, что делать, будто вел лекцию по квантовой анатомии:
— Так. Думай о себе как о человеке. Вспоминай ощущения. Руки, ноги, одежду, волосы. Как ты дышишь. Как стоишь. Как ругаешься на меня, это, кстати, должно особенно помочь.
Я почти кивнула, во всяком случае подбородок чуть подпрыгнул. Типа: «Да-да, все поняла», но ничего делать не стала.
Гаррет сузил глаза:
— Ты чего тормозишь?
Я, привстав со своего места, медленно повернулась вокруг себя. Показательно остановилась. Потом снова повернулась на месте, демонстрируя шкурку во всей красе. Подошла чуть ближе, вытянула переднюю лапу и ткнула в сторону окна, где вдалеке едва мерцал особняк. Там, где осталась вся моя одежда.
Гаррет прищурился и выпрямился, пытаясь перевести мою пантомиму. Потом закатил глаза так сильно, что, вероятно, увидел свой внутренний космос.
— Вот же… — он резко развернулся, подошел к комоду, открыл его и начал яростно рыться внутри. В процессе отчаянного поиска бормотал себе под нос что-то про «некстати благородные приличия», «волчьи манеры» и «графини без портков».
Наконец, он вытащил какую-то рубашку (явно не глаженую) и брюки, в которых можно было хоть навоз грузить, хоть в оркестре играть — настолько они были универсальны, если не сказать нищенски просты.
— На. Лучше не нашлось, — буркнул он, положив одежду на пол передо мной. — Давай. Я отвернусь.
Он сделал шаг в сторону и демонстративно уставился в стену, будто именно туда была приколочена его совесть, которую теперь он так сосредоточенно искал. Я посмотрела на щедрым жестом предоставленную мне одежду. Потом на Гаррета. Потом снова на одежду. Потом собрала волю в хвост и подумала о пальцах, настоящих человеческих пальцах.
Я сосредоточилась, даже закрыла глаза. Представила пальцы во всей их красе. Представила ладони. Представила, как дергается бровь, когда я злюсь. И… ничего. На полу я все еще сидела своей меховой жопкой, а вместо длинных человеческих пальцев чувствовала мягкие подушечки лап, обильную шерстистость и когти.
Попробовала снов, но на этот раз поднажала. Напрягла уши, хвост, даже те самые злосчастные когти. Потом еще и фыркнула для чистоты эксперимента.
Потом чуть привстала и подрыгала задней лапой, как будто хотела сдвинуть себя с мертвой точки через анатомическое (вместо вербального) «ну давай же!». Все еще ничего не происходило.
Ночь обещала стать еще более увлекательной, ведь с моим обращением мы все еще не разобрались. Гаррет сел на табурет рядом, все еще не сводя с меня глаз, как будто я могла снова превратиться прямо у него на глазах и укусить за нос. Впрочем, для этого мне не нужно было превращаться.
— У каждой крови свои законы, — начал он наконец. — Эллинора родилась оборотнем. Это часть ее, как голос или цвет глаз. Ее отец был… не совсем человек. Точнее, не человек совсем.
— Это многое объясняет, — кивнула я, закатывая длинный рукав, — но все же не дает мне инструкции: как не превращаться в волка при каждой полной луне или при виде особенно бесчестного лорда.
Гаррет усмехнулся, но тут же снова стал серьезным:
— Наследственная оборотничья сила работает по-разному. Эллинора училась контролю с детства. Ты… — он на секунду запнулся, — ты в ее теле, но не с ее опытом. Для тела твоя душа чужая. Ее зверь еще не знает, как тебя слушаться.
— Прекрасно, — пробормотала я. — Даже мой внутренний волк считает меня самозванкой.
— Но он тебя уже не отвергает, — добавил Гаррет. — И это значит, что у тебя есть шанс. Можно сказать, ты ему нравишься.
— Очаровательно, — снова отозвалась я. — У меня практически роман с волком чужой женщины.
Он усмехнулся в ответ, чуть ли не впервые по достоинству оценив мою шутку.
— Если хочешь, я могу показать тебе, как управлять этим. Постепенно научить чувствовать момент, когда он приближается. И, главное, как не сорваться, если не хочешь.
— А если захочу?
— Тогда будем искать твои штаны по всему лесу, — сказал Гаррет серьезно, но с блеском в глазах.
— Ладно, учитель, — вздохнула я, — открывай свой ночной университет. Только предупреждаю: за плохую дисциплину я обычно бросаюсь тапками.
— Ну так-то я должен следить за дисциплиной, — буркнул он, вставая. — Начнем с самого простого. Слушай тело.
Он провел меня к потрепанному временем зеркалу, которое все еще отражало все окружающее вполне справедливо и правдиво. Я увидела, что мои глаза стали чуть ярче, зрачки — круглее, лицо как будто чуть изменилось в сторону звериного, заострилось, стало хищным, только на грани, едва уловимо. А вот местных охотников мне, конечно, совсем не шла.
— Тебе нужно поймать грань между собой и зверем. Почувствовать, где начинается сдвиг. А потом, главное, не давить и не пугаться. Нужно соблюсти баланс, — начал наставления охотник.
— Великолепно. Это же все равно что научиться держать баланс, стоя на шаре, и одновременно жонглировать енотами.
— Енотами? — недоуменно переспросил Гаррет.
— Не спрашивай. У меня странный бэкграунд, — отмахнулась я, уже вовсю погружаясь в ментальное «жонглирование».
Мужчина легко и успокаивающе провел рукой по моей спине, без подтекста, лишь ради поддержки:
— Попробуй сейчас. Ты на пике, волчица только что выходила наружу, она рядом и отзовется.
Я закрыла глаза, представила, что кто-то делит со мной одно тело, живет где-то внутри, дрожит мурашками по моей коже. И этот кто-то не страшный, хотя и немного диковатый.
Что-то внутри меня шевельнулось. Плечи заныли, кости будто попросили согнуться. Я отступила, испугавшись ощущения бесконтрольности.
— Нет. Не хочу снова потерять контроль, — честно призналась я, отворачиваясь от зеркала.
— Так не теряй. Просто позволь волчице быть рядом. Не обязательно превращаться. Дыши с ней вместе.
Я сделала вдох, такой медленный, какой только могла, как учили в дурацких медитациях из моего старого приложения. Выдох и еще раз по кругу. И вдруг поняла, что слышу не только свое дыхание, но и еще один ритм. Как будто за моей грудной клеткой билось второе сердце.
— Вот,— Гаррет поймал мой взгляд. — Вот сейчас ты на грани. Даже я это вижу.
— А дальше?
— Дальше ты учишься там жить и не бояться. Знать, что она лишь часть тебя, а не враг.
— Даже если она рычит, когда я вижу лорда Равенби?
— Особенно тогда, — он рассмеялся. Звук получился усталый и хриплый звук, но все равно приятный. — С ним, кстати, определенно нужно что-то делать.
Когда Гаррет ушел в соседнюю комнату за каким-то «заметками графини по самоконтролю» (да-да, дневник трансформаций — поэзия жизни), я осталась одна. И вот тут меня и накрыло.
Сначала просто я почувствовала легкий зуд в кончиках пальцев, такой слабый, что подумала — померещилось. Но ощущение было хоть и слабое, но вполне конкретное, будто ногти хотели вытянуться и стать когтями. Потом послышался такой же легкий звон в ушах. И наконец во всю силу проявилось то самое ощущение изнутри, будто кто-то тянет за невидимые нити моего тела, и, если дернуть, разорвет меня по швам, и нечто дикое и лохматое вылезет наружу.
Я села прямо на полу, поджала ноги, обвив их руками, как кошка (или, вернее, собака?) хвостом, и уставилась в пламя очага.
— Ну что, моя пушистая подруга, — обратилась я в никуда. — Выйдешь, если я позову?
Ответа, конечно, не последовало. Я глубоко вдохнула, так, чтобы запахи стали отчетливее: лес, пепел, трава, Гаррет…
И вдруг — хлопок в голове, как будто мир перевернулся.
Нет, я не обратилась, но быстро поняла: вполне могла бы и даже не испугалась.
Проснулась я от легкого постукивания в дверь. Но кто-то со стороны коридора не просто стучал, а делал это почти музыкально, выдерживал нужные паузы, чтобы попасть в особенно аристократический ритм, и проявлял весьма драматическое терпение. Впрочем, терпения этого надолго не хватило.
Я только приподнялась на локтях, как дверь приоткрылась, и внутрь шагнула миссис Ротт. У нее был тот самый взгляд, от которого даже портреты начинают вести себя прилично, остро ощущая чувство вины за собственное безделье.
— Ваше сиятельство, — произнесла она с безупречной любезностью, — прошу прощения, но… это правда, что вы ночью бегали по внутреннему саду босиком, еще и босиком?
Я на секунду забыла, как дышать. Потом все-таки решила вдохнуть, пусть даже последний раз в своей неудавшейся аристократической жизни.
— Где? — переспросила я как можно более невинно. — А-а, в саду. Да нет, что вы… Наверное, кто-то плохо выспался. Или спьяну показалось. Может, луна как-то влияет на восприятие?
Миссис Ротт молчала с выражением лица, которое могло бы сдвинуть гору. Медленно повернулась к креслу у камина, где были раскиданы вчерашние трофеи: охотничья рубашка Гаррета, ремень, и штаны, загадочно повисшие на спинке.
— Что это? — произнесла она голосом, которым обычно объявляют войну.
— Ах, это... сувенир, — ляпнула я невпопад. — Мне вчера рассказали, что обмен вещами укрепляет дружбу. Или это работает только у псов?
— Ваше сиятельство, — отозвалась она, не меняя интонации, — следовать суевериям охотничьей псарни не самый достойный путь графини.
В следующее мгновение я уже шагала в ванную под ее цепким контролем. Она встала у порога, потом все же зашла внутрь, закатала рукава и принялась меня мыть. Да-да, как провинившегося школьника младших классов, который по дороге домой протопал по всем встреченным лужам. Или провинившегося пса, извалявшегося в дохлятине....
— Спина, пожалуйста, — сказала она строго и взялась за жесткую щетку.
— А может, мы притворимся, что этого разговора не было? — спросила я с робкой надеждой.
— А может, вы перестанете вести себя, как сбежавшая из дома гувернантка, — парировала миссис Рост и продолжила скрести мне лопатки с мрачной решимостью. — Если хотите сбрасывать платья и бегать по ночам, будьте любезны делать это в рамках светского приличия и без наблюдателей.
— Поняла, миссис Ротт. В следующий раз запишусь в журнал посещения двора, выделю слот.
Я молча начала тереть себе плечи, без энтузиазма, конечно, но так был шанс сохранить хотя бы чуточку кожи на своем теле, которое миссис Ротт явно планировала очистить до самых костей.
— У вас за ухом лист. Клен, между прочим, — заметила она спустя паузу.
— Сувенир, — вздохнула я. — От природы. У нас с ней, видимо, роман.
Миссис Ротт хмыкнула, но щетку не отпустила. Уже после купания она наряжала меня, как ребенка перед воскресной службой, а, точнее, как неблагодарного подкидыша, которого она вдруг по великой милости согласилась приютить.
— Сядьте ровно, ваше сиятельство. Не ерзайте. Рукав не наденется сам собой, если вы будете болтать рукой, как веткой.
Она дернула за корсетный шнурок так резко, что я чуть не взвизгнула. Впрочем, после ночи, проведенной на четырех лапах, утренний корсет воспринимался почти как извинение от этого мира.
— Ну надо же, — пробормотала она себе под нос. — Бегать по саду, разбрасываться одеждой, возвращаться босиком в чужом камзоле. Еще бы на псарне ночевать остались, вам наверняка бы понравилось спать с храпом и блохами в придачу.
Я открыла рот, чтобы как-то парировать, но миссис Ротт уже сунула мне в руки гребень и велела «аккуратно, но не прохлаждаясь привести волосы в божеский вид.
— А лорд Равенби, между прочим, уже второй час как ждет, — буркнула она. — Бедный человек, сидит в зимнем саду, облизывается на чай и надеется, что его будущая супруга все же удосужится выйти из своей берлоги.
— Зимний сад? — переспросила я, ковыряя щеткой спутанный узел. — То есть он уже в доме?
— Он в доме. И на пороге терпения. А вы только-только помылись и убрали из прически гербарий. Хотя прическа — слишком громкое слово.
Я фыркнула, спрятав смешок в платок, и промямлила:
— Простите, миссис Ротт. Больше не буду.
— Не буду что, ваше сиятельство?
— Все, что вы подумали, что я сделала.
Она смерила меня еще одним своим осуждающим взглядом и натянула на меня платье цвета сливочной пудры, с тугим воротом и кружевом, похожим на паутинку — красивую, но не дающую нормально дышать.
— Будете выглядеть как воспитанная девушка. Хотя бы выглядеть.
Лорд Равенби оказался не в зимнем саду, а в дальнем салоне, устроившись в кресле с такой основательностью, словно собирался провести в нем не час, а остаток своих дней. На коленях у него лежала газета, на столике дымился чайник чая (два других стояли уже, видимо, опустошенные), а вот обычно идеально уложенные усы были слегка растрепаны нервными движениями, значит, ждал он меня не просто долго, но и намеревался это подчеркнуть.
Увидев меня, он приподнялся, не вставая, разумеется, полностью, а на ту необходимую величину, которая позволялась мужчинам его возраста и положения.