О кошках и мышках (величество-3)

Закон замыкающихся кругов

(экстра от лица Шийни)

…

Я смотрела на колодец, широкий, с засыпанными снегом бортами, и улыбалась окровавленными губами.

Потому что это, как ни посмотри, действительно смешно.

И стоит ли удивляться? Наставница много раз говорила мне о законе замыкающихся кругов. Мне стоило предвидеть, что для меня круг замкнётся именно так. Но тогда у меня не хватило бы мудрости.

Закон замыкающихся кругов…

Мне известно, что нечто схожее в иных учениях подразумевают, когда говорят о “карме”. Но и там существует разность трактовок и пониманий.

Люди непосвящённые, далёкие от магических, философских и религиозных сфер (которые, впрочем, очень часто сплетены вместе настолько, что не раздерёшь) трактуют “карму” как наказание за ошибки. Мол, человек совершил зло, и дурная карма настигла его. Порадуемся же справедливости.

Это одновременно и верное, и в корне неверное понимание вещей.

Как оно зачастую и бывает. В конце концов, понимать и катастрофически не понимать одновременно — это почти что агрегатное состояние любого человеческого мозга.

Однако, на более глубинном слое, разумеется, никаких зла и добра всё же нет. Есть противоборствующие начала, вроде конструктивного и деструктивного, — но это начала, не имеющие смысла друг без друга. Которые в разных обстоятельствах могут трактоваться и как зло, и как добро в зависимости от точки зрения тех или иных существ.

Именно потому на глубинном уровне карма, конечно же, не про наказание за злобные деяния, а про цепь последствий, нить на пряже судьбы, что началась с одного узла.

Следуя этой логике, завязав узел, ты несёшь на себе вес того великого множества цепных реакций, что последовали. Таким образом, карма является совокупностью всех последствий и изменений, которые ты внёс в Пряжу, составляющую ткань твоего мира.

Она — отражение того, как ты изменил свой мир.

Причём, эта цепная реакция не всегда коррелирует с гуманностью, моралью и прочими законами, призванными сохранять относительный порядок в бурлящем котле человеческого общества. В этом смысле значение личного выбора всё же переоценивают; никому из нас не дано решать в полной мере, что мы принесём в мир.

Последствия деяний, даже самых благородных или самых кошмарных, на самом деле непредсказуемы. Ни один разум не способен их предугадать в полной мере. Даже существа вроде меня, наделённые способностью видеть нити, не в силах предвидеть всего.

Ты можешь из добрых побуждений спасти человека, что в любом случае хорошее, гуманное, достойное деяние. Но этот спасённый потом станет серийным убийцей, отнимет пару десятков жизней, прикончит женщину, что могла бы сделать великое открытие, и женщину, которая стала бы матерью двоих детей, и женщину, которая убила бы десятерых детей, останься она в живых; станет отцом великого лекаря, спасающего жизни сотнями, своими словами проложит дорогу ужасному тирану, вежливо уступит дорогу беглецу и тем самым запустит процесс, который в итоге этого тирана свергнет… И, с точки зрения кармы, весь этот круговорот событий ложится на плечи того самого человека, что однажды решил поступить хорошо и помочь ближнему. И он столкнётся лицом к лицу с последствиями, так или иначе, в этой жизни или в последующих, просто потому что мы должны смотреть в лицо тому миру, который помогли построить…

Это не значит, что не надо помогать ближним, конечно.

Это всего лишь пример того, как строится узор, как прядётся нить, того, почему с точки зрения нитей не бывает “неважных” жизней и решений, “добро и зло” субъективны, а слово “великий человек” относительно в лучшем случае, а то и вовсе смешно.

Потому что, если отбросить шелуху, никто не выше и не ниже другого. Мы все — часть большего узора, мы прядём его, на благо или на беду. Разница может заключаться лишь в том, насколько осознанно мы это делаем, что пытаемся нести в мир… И насколько последовательны и честны с собой в своих попытках.

Остальное уже не за нами.

Только за судьбой.

…

Закон замыкающихся кругов, он же закон повторяющихся историй, на принципах которого стоит Паучий Орден, также имеет к этому отношение.

Он не нов и не оригинален, он представлен в той или иной форме в большинстве традиций, потому что является для магии (а также науки, философии, духовных практик и многого другого) основополагающим.

В упрощённом варианте он гласит, что начало есть конец, и конец есть начало.

В большой перспективе вещей это значит, что однажды настанет день, когда наша Вселенная вернётся к тому, с чего она началась. И, следуя за вселенной, как за образцом, все вещи и процессы стремятся к началу, которое и есть конец.

Первый шаг определяет последний.

Первый вдох является гарантией смерти.

Один раз приняв решение, мы запускаем реакцию, которая раз за разом будет приводить нас лицом к лицу к тому самому первому узлу.

Мы будем делать один и тот же выбор, скрытый за разными масками вариаций; мы будем стоять перед одной и той же развилкой, замаскированной множеством отвлекающих знаков; мы будем смотреть в лицо одному и тому же страху, принимающему разные формы.

В соответствии с теорией моей наставницы, мир раз за разом будет задавать нам вопрос, пока мы не соизволим ответить.

Пока круг не разомкнётся.

А разомкнуть его непросто; так же непросто, как вырваться из паутины вероятностей. Даже самые великие маги нитей не могут сделать это легко; это дар, и привилегия, и награда, которую чрезвычайно сложно заслужить.

Моя наставница, впрочем, смогла. Но это стоило ей тысячелетий, и множества смертей, и сыгранной роли великого зла в сотнях историй, и готовности потерять всё, включая себя.

Я… объективно, я только в самом начале пути.

Мне удалось шагнуть в Предвечную Тьму, что освобождает от нитей и ловушек конкретного мира; но теперь я — Паучья Королева, со всеми привилегиями и долгами. И мне очень далеко до того рубежа, когда я смогу перестать ею быть.

*

В итоге, из Дар-Кана получился потрясающе милый кот.

Я люблю его в каждом обличье, конечно, это не обсуждается. Но здесь, в кошачьем теле и с заблокированными силами, он казался таким свободным, переменчивым и многогранным, олицетворением перемены и движения в противовес окружающей меня застывшей тёмной воде, что смотреть на него было — одно удовольствие. Жаль, что нельзя было снова уснуть в его объятиях, хотя бы в последнюю ночь… Но это не было такой уж большой потерей по сравнению с тем свободным, изменчивым Каном, которым он предстал передо мной.

Таким я его не видела, пожалуй, даже во времена его странствий с наёмниками. С которыми он ругался и буйствовал с упоением человека, который всю жизнь провёл в тесной клетке придворных приличий. Но, сколько маску лощеного придворного ни сбрасывай, в том мире над ним нависал чёрной тенью трон. Его связывали по рукам и ногам нити, да так крепко, что толком не пошевелиться.

Это то, что упорно не желает понимать Фаэн Лан, всё ещё, впрочем, именующая себя Дар Итой: ей преподнесли великий дар, освободив от связей с паутиной мира. Да, это пришло с ценой, как и всё. Но то, ради чего маги столетиями бьются о стены, ей было даровано щелчком пальцев (и чужими жизнями).

То же самое сейчас произошло с Дар-Каном. Наконец, наконец, он отдал свой долг родному миру и может больше не быть его Героем. Наконец, он может решать, что дальше. И, какую бы дорогу он ни выбрал, теперь это действительно будет его путь.

Это именно то, что я для него всегда желала.

Разумеется, всё ещё могло рухнуть в пропасть; разумеется, Кану ещё предстояли испытания. Но уже видно, что, что бы ни ждало за порогом, оно ему по плечу.

(Уходя, я буду цепляться за эту мысль.)

Но то, что уходить придётся, я всё же поняла не сразу.

..

Да, после моей помощи Бонни земля зыбко рябила под моими шагами, намекая, что я очень далеко преступила грань невмешательства, слишком радикально влезла в узор напрямую, и последствия будут.

Да, помогая Кану с испытанием, я знала, чем рискую.

Но щепкой, что сломала спину дракону, оказалось на удивление не это; ничего из этого… Или, по крайней мере, я до последнего не видела в нитях, что меня ждёт.

Мне до последнего казалось, что это испытание я всё же смогу пройти.

Но потом Дар-Кан узнал о Его Крысином Величестве и посмотрел на меня такими глазами… Его взгляд разбил мне сердце.

Хорошо, что у меня его нет. Можно ли разбить то, чего не существует?..

Практика показала, что да.

И это не делает мне чести, это ошибка дилетанта, это отборный идиотизм, (потому что любовь к нему делает меня идиоткой) — но в тот момент, под весом этого неподъёмного разочарованного взгляда, я была готова сделать что угодно, просто чтобы… он больше не смотрел так.

Как угодно, но только не так.

Кто угодно, но только не он.

И когда всплыл вопрос с очередной несчастной девушкой, фамилиар которой должен был стать жертвой Найделлов… По-хорошему, мне не следовало вмешиваться. В этой длинной, кровавой истории, где ставкой были множество жизней, нельзя было ставить всё на одну карту — так называемая “Персик” сделала глупость, и они с хозяйкой, к сожалению, должны были за это дорого заплатить.

Но Кан просил за неё.

Я до сих пор не знаю, собирается ли он сделать эту девушку частью гарема, или, может, даже единственной женой: с тех пор, как я влезла в его испытание, я слепа полностью, когда это доходит до его судьбы.

Глядя логично, она слишком молода для него; по сравнению с нами, все они тут просто дети. Он сам ввёл закон, запрещающий практикующим магию брак до магического совершеннолетия. Опять же, законы, окружающие связь учитель-ученик, ещё более серьёзны. Но как знать? Это другой мир. Для магов разница в возрасте не так уж важна, да и пара лет ожидания не играют роли. На другой чаше весов... Вопрос в том, что дева Молл, которая, на первый взгляд, не может сравниться ни с одной из красавиц императорского гарема, при ближайшем рассмотрении несёт в себе нечто, что затмит любую красоту.

Она безумно похожа на леди Мин.

Не лицом, но — аурой, повадками, словами, манерами. Они как будто бы один дух, живущий разные жизни, такое встречается там и здесь.

И это… Многое, очень многое объясняет. Не хотел ли Дар-Кан всегда видеть именно её своей женой? Но судьба и борьба за трон забрали у него эту возможность. Так не сможет ли он реализовать всё здесь?..

В таких обстоятельствах, у меня было только одно возможное решение. И я рискнула снова, прекрасно зная, что балансирую на краю.

Просто чтобы больше не видеть разочарование в его глазах. Ну не жалкая ли я?..

Но, куда не поверни, я просто не могла поступить иначе.

…

Подлинная цена такого решения далеко не сразу стала мне очевидна.

В переплетении линий и вероятностей, которые я сама же изменила, в процессе небесного испытания, которое замутняло зрение, я не видела многого. До того момента, как судьба и выбор стали не только очевидны, но и неотвратимы.

Это произошло на заседании, когда мне удалось подавить силу Улыбающегося Кота и повернуть течение ментальных потоков в сторону. Когда спасение Персик стало почти-свершившимся-будущим, линии вероятностей закрутились, меняясь и выпрямляясь, открывая очевидное будущее и очевидный выбор.

Тогда я едва сдержалась от того, чтобы засмеяться.

В ретроспективе стоило ожидать, что все мои заигрывания с силой, все мои (не-такие-уж-и) лёгкие вмешательства рано или поздно ударят по мне волной отдачи. И, учитывая степень вмешательств, она едва ли будет лёгкой.

Но мне всё казалось: это же немного, это же чуть-чуть, это не считается… Забавно понимать, что я в этом смысле не так уж отличаюсь от обычных людей: так же позволяю себе набирать долги, так же ошеломлена, когда платить всё же приходится.

Жалкое создание.

**

**

Лишь покинув Академию, я позволила своей дежурной улыбке сползти с лица, а ресницам опуститься на мгновение, заменяя мир покоем привычной и уютной Тьмы-Под-Веками.

Времени оставалось немного, я чуяла, практически даже не фигурально, как Улыбающийся Кот дышит мне в шею, как его сила опутывает Академию, дотягиваясь до тех, на кого он ещё мог влиять — и их немало.

Я чувствовала, как дестабилизируется ментальная энергия, как один за другим идут вразнос слабые сознания, как захлёбываются в грязновато-узорчатой, похожей на нефть энергии малолетние недоделанные демонологи, которые понятия не имели, во что ввязывались, вызывая демонов по совету добрых взрослых. Немыслимое преступление, с моей точки зрения, но это дискуссионно; с другой стороны, они получат отличный урок.

Те, кто выживет.

Но, так это обычно и бывает. Не самый мягкий, но самый действенный тип педагогики. Сама проходила.

Сила меж тем звенела за спиной, закручивалась спиралями, захватывала всё больше разумов, подпитывая тонкую фигурку, стоящую на крыше главного корпуса… Ну то есть, этим он казался на основном слое бытия — худеньким, слегка болезненным юношей. Но тем, кто обладал способностью правильно смотреть, кто мог видеть моих пауков и слышать голоса деревьев, — таким существам Адан Найделл представал в совершенно ином свете.

Я сама, уходя, краем глаза успела полюбоваться на огромную, с пару домов размером, многохвостую, переменчивую, как вода, тварь, покрытую переливающимися в гипнотическом ритме, сгибающимися и сливающимися полосами. Облик твари менялся, но постоянно возвращался к котообразному — толстый полосатый кот с лоснящейся шкурой…

Технически, конечно, Улыбающиеся Коты из Бездны Безумия — это даже не то чтобы коты. У знати из этой Бездны не бывает постоянной формы, они не ограничены в обличьях и могут носить какое вздумается, как угодно долго. Но улыбашки ещё несколько поколений назад культивировали себе для отражений кошачье обличье как отличительный знак. Ну, и в качестве дани уважения какому-то человеческому магу, Бездну Безумия посетившему и сумевшему (или сумевшей?) встреченного кота именно таким обликом наделить. Что за личность проассоциировала этих существ с котами, вопрос отдельный, дискуссионный. Но дух Адана Найделла, не обученный контролировать свой облик, то и дело тёк в сторону кошачьей формы.

Это было одновременно завораживающее, пугающее и печальное зрелище.

Завораживающее — потому что все существа из Бездны Безумия паранормально прекрасны. Смертельно опасны, да, хищны, да, но никто на целом свете не смог бы отрицать, что плоды погружения в это измерения не зря становились во все века движущей силой искусства. В отличие от гротескных кошмарных уродцев, что порождены обрывками видений болезненно-угасающих разумов и живут на границе Бездны, существа из внутреннего круга, живые воплощения безумной разумности, представляют собой подлинный шедевр.

Слыхала я про нескольких творцов, которые доставали демонологические манускрипты и рисковали жизнью, вызывая высших существ из Бездны Безумия. Да, просто чтобы на них посмотреть. Говорят, если провести с ними время, рассматривая их и слушая их, искусство после будет носить отпечаток гениальности… Если выживешь. Но подлинные творцы редко бывают осторожны и практичны, когда доходит до их творчества, потому многие пытаются. Даже к императорской розочке стоит очередь из желающих — притом что уж разумный цветочек к безумной знати отношения не имеет и точно никого гениальностью наделить не может. Но многие поэты и художники, побывавшие в её компании, утверждали обратное; ей целых три поэмы посвящено, если что. И одна фреска.

Эти уж мне люди искусства и их впечатлительность.

Кто знает, работает это или нет, на самом деле. У меня было не так уж много возможностей сравнить; однако, знавала я одного такого. Подлинный гений, в лучшем и худшем понимании этого слова, он провёл целые сутки в компании Опаздывающего Кролика. Но стал ли он гением после общения с безумной знатью или всегда таким был — вопрос дискуссионный. Мне кажется, только очень специфических человек рискнёт жизнью, душой и разумом, только чтобы его искусство несло оттенок гениальности (которая не факт что даже будет оценена и оплачена по достоинству); вряд ли до чего-то подобного додумалась бы тривиальная личность.

Так что да, я наслаждалась зрелищем, потому что Адан Найделл в своём подлинном облике был ошеломительно прекрасен.

Но так же ошеломительно он был ужасен. Потому что только теперь, увидев его во всей красе, я осознала, насколько могущественным он успел стать. Ранее это увидеть не было возможности: он играл, дозируя и распыляя своё вмешательство, скрывая свои силы и от так называемых родителей, и от прочих игроков на поле… И только сегодня он, как и я, решил, что имеет смысл выложить карты на стол.

Наблюдая за ментальными щупальцами, опутавшими Академию, я прикинула, сколько разумов сегодня будут повреждены безвозвратно. И призналась самой себе: Адану нельзя позволять и дальше тут разгуливать.

Что напрямую вело к самой последней проблеме: мне было его жаль. Из всех невольных и побочных жертв в этой игре, то, что произошло с ним, выделялось абсурдной бессмысленностью. Для меня не секрет, что разница трактовок — главная причина глупых трагедий, и всё же данный случай даже слегка выступал из ряда прекрасного. И совершенно очевидно: Адан ни секунды не виноват в том, что с ним (из него) сделали. Однако, учитывая его текущее могущество, это в любой момент может стать проблемой окружающих. Которые тоже ничего ему не сделали, но попадут под раздачу просто как побочный ущерб в классических кольцах расходящихся кругов насилия.

Потому я решила для себя, что попытаюсь забрать Адана в Предвечную с собой. Рискованно, сломает игру Кану — но лучше, чем оставлять такое опасное, умное и непредсказуемое существо здесь. Опять же, когда все Найделлы окажутся вне игры, Дар-Кан сможет позволить себе побыть котом немного дольше; чтобы он там себе ни говорил и не думал, но ему это явно идёт на пользу.

***

Когда почётная комиссия по моему уничтожению вывалилась из тьмы леса под свет звёзд, я уже ожидала их, заняв удобную позицию в центре поляны. Облик мой, разумеется, уже не имел ничего общего с человеческим: я улыбалась миру чёрными игловидными зубами, смотрела четырьмя паучьими глазами, что располагались на моём первом, много лет не используемом лице.

Стиль очень важен, в конце концов.

Хотя красоваться было особо не перед кем: люди, которых привели с собой Найделлы (стражи местного магпорядка предположительно) до меня почти не добрались, поглощённые лесом и моими пауками. Я слышала крики и видела отсветы заклинаний тут и там, но пока что не ощущала смертей. Возможно, временно. У меня не было возможности обеспечить им выживание, а владыка Моррид едва ли проявит много милосердия к подчинённым лорда Фронна… Что, разумеется, несправедливо по отношению к людям, просто выполняющим свою работу.

Но так оно обычно и случается. В таких вещах отродясь не существовало справедливости, кто бы мне там что ни говорил.

Будто подтверждая мои слова, недалеко от полыхнул вверх столб боевой магии, сменившись воплем агонии.

Мне, впрочем, было не до того: Найделлы, окружённые сетью плетений, уже пробились ко мне, и были они впечатляющи. Знаки, начертанные на их коже, прожигали одежду, стекая вниз кровавыми слезами, мелкие сущи метались вокруг, закручиваясь вокруг них спиралью и бросаясь на моих пауков, не позволяя им приблизиться. Их вены вздулись, кожа помертвела, из глаз сочилась кровь — такое напряжение сил, активация такого количетсва впаянных в кожу знаков управления не могла даваться легко. Их контроль над сущностями развеивался, его надо было удерживать с огромным напряжением; они справлялись, но каждый жест, каждый приказ стоил им боли и нечеловеческих усилий.

Как и предполагалось, Джеромо был щитом, а Лора — нападением. Типично для партнёров на магическом пути; во всех гармоничных парах такого рода силы двоих дополняют друг друга, иначе из этого просто не выйдет ничего, кроме короткой интрижки или формального брака…

И в этот момент, впервые на моей памяти, они были прекрасны. От них веяло силой, сам воздух дрожал и пенился от их могущества, как волны прибоя, разбиваясь о мои щиты. Погружённые в грязно-нефтяную тьму, излучающие убийственное намерение, эти Найделлы были настолько лучше тех лицемерных сладкоголосых ублюдков, настолько более настоящими, что я даже испытала облегчение. Алое всесжигающее демоническое пламя, пляшущее на кончиках пальцев Джеромо, хищный кровавый оскал Лоры, переливы огненных узоров на их фамилиарах, которые тоже выглядели сейчас настоящими — то бишь, среднеуцровневыми демонами из Пламенной Бездны…

— Вам к лицу быть монстрами, — вполне честно сказала я, потому что им правда шло.

Они почему-то решили, я издеваюсь. Абсолютно зря. Впервые за всё время нашего знакомства я видела перед собой не потерявшихся в собственных страхах и заблуждениях лицемеров, а тех самых практикующих, что вполне заслуженно были названы самыми великими человеческими магами этого поколения… Тех, кем они были до трагедии, случившейся с их сыном.

— Я вижу здесь только одного монстра, — прошипела Лора, — и мне надо было догадаться сразу… Мне надо было понять сразу, что за этим тупым комком меха, притворяющимся человеком, стоит кто-то ещё. И вот наконец-то, добро пожаловать — ты здесь; ты попалась.

Ну какая же прелесть.

— И в чём же вы меня собираетесь обвинить? По какому поводу ищете? О, дайте угадаю: я кого-нибудь убила. Кого хоть? Не жаль вам было этого несчастного?

— Не тебе тут рассуждать о жалости, тварь, — отрезал Джеромо, — ты обманула всех, но не обманешь нас. Мы даём тебе единственное предупреждение: ты можешь сдаться добровольно и отправиться с нами в столицу. Тогда мы оставим тебя в живых.

— Воу, как щедро, — рассмеялась я, — и если я не соглашусь?

— Мы притащим тебя силой, разумеется.

— Вы попытаетесь.

— Это твой ответ? — тонкие пальцы Лоры задрожали, и с них закапала кровь, как будто невидимые нити чар резали ей подушечки пальцев.

— Разве это не было очевидно?

— Твой выбор, тварь, — о да, мой. — Мы дали тебе шанс на жизнь, но теперь… Ты сгоришь!

Лора раскинула руки, как крылья птицы, и воздух наполнился воем. Чёрный профессорский плащ, столь ею любимый, взвился вверх, заплясал в воздухе, расширяясь, разрастаясь, заполняя собой всё… Разлетаясь, выпуская заключённую в нём свору голодных.

…

Ну ничего ж себе.

Я почувствовала, как Лес застонал. Свора тварей, ошалевших от заключения в крохотных узелках ткани (как она это сделала?!), рванулась в сторону ближайших источников энергии, выпивая силы их моих пауков, и деревьев, и из меня.

“Не дайте им вас выпить до дна; развоплощайтесь, когда поймёте, что они взяли слишком много”, — у духа, ставшего обедом голодных, было мало шансов на нормальное перерождение, и своим паучкам я такой судьбы не желала.

Впрочем, основным соблазнительным блюдом для этих тварей была всё же я.

В норме для мага моего уровня противостояние голодным не является проблемой — но это не так уж просто, когда я ослаблена, а на меня надвигается озверевшая свора, отравляя всё вокруг себя. Опять же, и Лора, и Джеромо не скучали: вокруг них раскручивались печати всесжигающего пламени, сметая ближайшие деревья, прожигая корни под землёй, уничтожая снег, лишая землю воды и жизни…

Я сцепила зубы, сводя щиты, пробуждая каждую тень, до которой могла дотянуться, призывая Тьму потоком. Сила рванула во все стороны от меня, раздирая голодных на части, закручиваясь вокруг, принимая облик огромкого паука, щёлкая жвалами; я раскинула руки, призывая своё собственное пламя, — огонь духов, зелёное холодное пламя. Волны огня столкнулись на полпути, и сила отката вырвала с корнем несколько деревьев. Над местом сражения начали собираться тучи, и вокруг растёкся угрожающий рокот. Ветер взвыл, как сотня флейт. Я ощутила, как Лора атаковала сырой силой, и встретила её удар равноценным, отправляя её в полёт; пока что, несмотря на многочисленные сюрпризы, преимущественно неприятные, мне удавалось держаться с ними на равных, удерживая в своих руках инициативу. Они начали уставать, пропустили несколько ударов, и количество карманных демонов тоже начало снижаться: мне удалось разобраться с голодными и большим количеством низших бесов, пусть и ценой ментальной стабильности и половины резерва.

****

…

В это так легко поверить.

Это так очевидно.

Никто и никогда не приходит на помощь чудесным образом, когда речь идёт о реальной жизни, не о сказках; не случается чудес, я поняла это очень рано. Тогда почему позволила себе и дальше смотреть этот глупый, красивый предсмертный сон? Он ведь становился всё абсурднее и абсурднее, мне стоило бы понять…

Шийни.

Я моргнула, но не увидела ничего, кроме стен колодца.

Брось, наставница.

Не зови меня. Это слишком жестоко — теперь, когда я знаю, что тебя не существует.

Когда ты точно не знаешь, во что верить, когда не можешь вспомнить, кто ты такая — остановись.

Когда придёт этот час, вспомни, что жизнь проста.

Низведи всю жизнь до одного вдоха, который сейчас и есть — ты.

Держись за простые вещи, такие как эта секунда, как вдох и выдох, как земля, которая всё ещё где-то там, под ногами.

Помни: любое существование в своём роде иллюзорно.

Помни: любая правда содержит в себе зёрна лжи, и наоборот..

Но также помни: есть в самой глубине нашей сущности, за вуалью слов и мыслей, что мечутся на поверхности, неизменная правда о том, кто мы такие. Она остаётся с нами, сколько масок бы мы ни примерили, сколько перекрёстков бы ни миновали. Её не так просто найти и услышать, её очень легко с чем-то перепутать, заменив подлинное желаемым — но только ей, в конечном итоге, стоит верить.

Потянись к этой правде, почувствуй внутри себя её спокойное, ровное присутствие.

Осознай, что эта правда лишена страха и страсти, желания и сомнения.

Прислушайся к ней, отринув все голоса, заставив исчезнуть всё слишком болезненное и слишком реальное, слишком острое и слишком шумное.

Правда про тебя похожа на яркий свет..

Правда про тебя похожа на застывшую и бесконечную поверхность чёрной воды, в которой этот свет однажды утонет.

Правда про тебя свободная, неудержимая и многоликая.

Она полна подлинной смелости.

Когда ты заблудишься,

Когда меня не будет рядом, чтобы тебя найти,

Когда ложь будет казаться реальней правды,

А мир вокруг подёрнется рябью,

Помни, кто ты такая — на самом деле.

И не позволь никому,

Ничему,

Словами и шёпотом,

Иллюзией и увещеванием,

Давлением и толпой

..

Не позволь никому говорить тебе, кто ты такая.

Не позволь сомневаться в том, кто ты такая.

…

Кто ты такая, Шийни?

Только ты знаешь ответ на этот вопрос.

Вспомни его.

…

— Ты, как всегда, болтаешь слишком много ерунды, — сказала я.

И открыла глаза, глядя прямо в гипнотические глаза Адана.

Ну до чего же хорош, ублюдок.

Впрочем, чего ещё ждать от существа вроде него? Но я не ожидала, что в своём связанном состоянии, под постоянным давлением тысяч, кроме шуток, подавляющих печатей, он сумеет культивировать себе столько могущества. С другой стороны, чего-то подобного следовало ожидать, когда он начал разгуливать вокруг по своей воле и даже вышел на связь с Каном…

— Как и ожидалось от Паучьей Королевы, — муркнул он мне в ухо, — но не поздно ли? Не слишком много ходов нынче осталось для тебя на этом столе.

И правда — с его когтями, погружёнными в мои внутренности, кругами огня, практически сомкнувшимися вокруг, порушенной защитой и спиной, прижатой к ледяным камням, посреди пылающего леса, у меня не так уж много возможностей выиграть. Они воспользовались моментом, когда я была погружена в иллюзию (как, впрочем, и ожидалось), и, хотя основные щиты ещё чудом более-менее держали, дыры в них сияли там и тут.

Есть предел повреждений, который может регенерировать даже моё тело. Есть порог, за которым боль преломит самоконтроль.

С ожогами, пробитой грудиной, множеством сломанных костей и болтающейся на честном слове рукой, с его когтями, не позволяющими регенерировать и каждое мгновение усугубляющими внутренние повреждения…

Да, это умно.

И без всяких слов выкладывает передо мной мои фишки на стол.

Он позаботился о том, чтобы разумное решение, которое я могу принять, было одним-единственным, как очевидный ход. Он не может об этом попросить… Но может подвести меня к этому.

— Больно? — спросил он ласково. — Ну знаешь… Мне тоже было больно, когда меня наказали за твоё вмешательство.

Когти вонзились ещё глубже. Ментальный фон вокруг заколыхался.

— ..Всё так хорошо шло, — его шёпот обжигал ухо, — но ты просто должна была припереться и всё испортить. Ради какой-то дурацкой свиньи, которая, возможно, даже не прекратила бы существование после развоплощения…

Он тихо хмыкнул.

— Я отомщу всем, кто имеет к этому отношение, но в первую очередь — тебе. Ты сдохнешь здесь, и знаешь, что будет потом? Мои родители уничтожат всё, что тебе дорого.

Правда.

Мне, в конечном итоге, действительно остался только один ход.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — это звучало, как пафосная речь напоследок, и только мы двое понимали подлинное значение, что пряталось за этими словами.

1

**

— Снежечка, тебе нужно…

— Скажи слово “успокоиться”, и я превращу твоё дурацкое личико в кровавую маску, — прорычал я.

Ван-Ван покосилась на меня, но не испуганно, а как-то очень… Сочувствующе.

— Они выпустят тебя, как только ты успокоишься.

Я тихо рыкнул и с силой ударился о прутья клетки, но те были рассчитаны на высших демонических тварей, потому даже не дрогнули.

Ван-Ван вздохнула.

— Снеж, не переживай пожалуйста, хорошо? Орди… То есть, Адан сказал, что они точно тебя отпустят, и я ему верю.

О, я тоже ему верил. Сам не знаю, с чего; форменный идиотизм с моей стороны. Мне нравится думать, что гипнотическая тварь просто поигралась с моим мозгом, но на самом деле, скорей всего, херня это всё.

Скорее всего, я обманул сам себя, как всегда.

И я подумаю об этом, но не сейчас; сейчас я не могу думать ясно. Не после того, что случилось.

— Снежечка, ты же понимаешь, что ведёшь себя очень… неосторожно?

Неосторожно? Это очень творческое преуменьшение! Но я потом буду разумным, я потом буду сильным и правителем, а сейчас я просто… Просто…

— Снеж, что случилось? Давай медленно поговорим об этом. Они отпустят тебя, как только ты успокоишься.

Ну да, отпустят. Возможно.

Какая разница, если уже поздно?..

Я прикрыл глаза, вспоминая сцену, разыгравшуюся на границе территории Академии.

Когда я увидел Орди, мне стало ни до каких секретов или прочей ерунды. Не думаю, что я мыслил ясно (что типично для рандеву в компании твари из мира безумия), но глупо валить всё на одного только Орди. Я просто… Просто…

Паучья Королева не может умереть.

Это не имеет смысла.

Так не бывает.

И мне просто требовалось какое-то подтверждение, какое-то понимание произошедшего. Чтобы кто-то сказал, как в детстве, что монстров под кроватью не существует…

Что всегда было правдой для меня.

Под моей кроватью жил только Пао-Пао, а он не монстр.

..Он жил там, пока его не убили.

Но я не буду думать в этом направлении.

Именно потому я спросил у Орди:

— Что с ней?

— Ты о паучьей твари, что терроризировала этот лес? Мы с родителями уничтожили её, мирным жителям теперь не о чем волноваться, — Орди очаровательно улыбнулся. Его родители закивали, как болванки.

У меня шерсть встала дыбом. Это должен быть какой-то трюк, верно? Просто слова для посторонних. Они не имеют смысла.

— Она больше не угроза, — сказал лорд Найделл важно.

— В Академии теперь безопасно, — добавила леди Найделл, не переставая улыбаться.

— Так. А что с теми магами, что были у вас на подхвате?

— О, они мертвы.

— Все?!

— Это была особенно хищная и безумная тварь, — глаза Лоры отблескивали стеклом.

Я смотрел на них, осознавая, что в другое время зрелище было бы достаточно пугающим. Сейчас…

— Мне кажется, с тобой творится что-то странное, — сказал Орди. — Котик, давай родители отчитаются о миссии, а я пройдусь с тобой?

— Его надо проверить на одержимость, — сказал куратор Родц мрачно, потому что это человек, которому не так уж и просто задурить мозги. — Мне не нравится это мгновенное исцеление.

— О, не вопрос, — обаятельно улыбнулся Орди, — вы можете провести быстрый тест прямо сейчас? Насколько я знаю, вы считаетесь специалистом в этом вопросе.

Куратор Родц нахмурился, потом кивнул своему фамилиару. Тот обошёл Орди несколько раз, но, судя по всему, нашёл ровным счётом ничего.

Складка между бровями у куратора Родца стала ещё глубже.

Он подошёл к Орди, провёл несколько раз вокруг его тела, нарисовал пару символов. Без малейшего эффекта, как, возможно, и следовало ожидать: будь это так легко определить, Найделлы попались бы уже очень, очень давно.

В итоге, куратор Родц недовольно покачал головой и сделал шаг назад.

— Это не избавит тебя от теста в круге.

— Конечно, — пожал плечами Орди, — но сначала я проверю котика. Мне кажется, эта тварь могла повлиять на него ментально, если он достаточно чувствителен.

— Мы тоже подозревали нечто подобное, — заметила преподавательница. Её расфокусированный взгляд намекал, что влияние Орди на неё куда выше.

— Я справлюсь с этим, — голос Орди набрал глубины и силы.

И они действительно его послушались.

Как только мы оказались более-менее наедине, я тут же повернулся к нему.

— Что случилось на самом деле, — у меня не хватило сил придать голосу вопросительные интонации.

— Я свободен, — Орди широко раскинул руки, — теперь эта Академия — моя площадка для игр! Я плюну родителям в лицо напоследок. И многое для нас с тобой станет намного проще…

— Оставь глупости. Что ты сделал с Паучьей Королевой?

Орди отмахнулся.

— Только то, что сказал: паучиха мертва. По крайней мере, в этом воплощении. Я так понял, что эти ваши Кошмарные Короли возрождаются, так что должна скоро вернуться. Возможно.

— Возможно, — повторил я холодно. — Ты… Как ты посмел?

Орди непонимающе моргнул.

— Как я посмел? Какой выбор у меня был, интересно? Она сама подставилась, когда влезла в эту историю со свиньёй. Любимые родители чуть не сняли с меня кожу живьем за тот провал!

..И тут эта мозаика наконец-то сложилась у меня в голове. Её прощание, и слова Ван-Ван, и последний разговор.

Я попятился.

Нет.

Нет, пожалуйста, пусть я понял это совершенно неправильно.

— Эй, ты чего? — Орди слегка нахмурился. — Я знаю, вы с ней знакомы, но… Этих тварей не так уж легко окончательно убить, в конце концов.

Меня ожидает откат.

— Похоже, ты ничего не знаешь, — ответил я сухо. — В любом случае… Что ты делаешь, Орди? Что это разговоры про “нашу” Академию?

Он фыркнул.

— Ты ещё не понял? Мои дражайшие родители подчинили себе это место с моей помощью. Но теперь — сюрприз! — они не лучше овощей, и всё здесь принадлежит мне. Ты понимаешь, что это значит?

2

…

Какое-то время я пролежал неподвижно, медленно дыша. Вещи, которые раньше не имели смысла, обрывки слов, вопросов и ответов собрались воедино.

И я, в очередной раз, осознал, каким всё это время был идиотом…

Что не сюрприз. Сколько раз я возвращался к этой точке?

Но этот раз особенный, во многих смыслах.

И я даже…

— Я даже не сказал ей, что я люблю её, — пробормотал я.

— Снеж?

Я вздохнул. Если я веду себя, как сумасшедший, то логично, что меня таковым считают.

Дотянуться до ментального баланса оказалось сложнее, чем когда-либо, но я медленно дышал, развеивая клубы безумия, отчаяния и горя.

— Снеж… — я ещё раз вдохнул, а потом приоткрыл глаза и посмотрел на неё. — Снеж, ты… Ты приходишь в себя?

— О да, — хмыкнул я. — Чары паучихи спадают, если так тебе будет угодно.

Ван-Ван пару мгновений смотрела на меня своими огромными глазами, а потом прошептала:

— Не было никаких чар, правда?

— Да.

— Теперь это выглядит логично… Я даже не знаю, почему я…

Ван-Ван замолчала. И изумлённо уставилась на меня.

— Ты довольно быстро сбросила его влияние, — заметил я устало, — отличный результат. Ты слишком привыкла полагаться на своё чутьё, но не думай, что не найдутся те, кто сумеет тебя ослепить.

Она помолчала, а потом тихо спросила:

— Снеж, а Адан — наш враг?

Я открыл рот и закрыл его, просто не зная, что правильно было бы сказать в ответ. И меня очень подмывало выдать старое доброе “а хуй его знает”. Ну, либо продолжить биться о прутья клетки в истерическом припадке — идиотское занятие, но расслабляет. И позволяет не думать.

Но, к сожалению, меня каким-то образом угораздило стать для этой конкретной юной девы не только учителем, но и, страшно сказать, полноценным опекуном. Потому было бы неправильно просто взять и честно признать несчастному дитю, которое и из подросткового возраста-то толком ещё не выбралось, что единственная взрослая ролевая модель, на которую она может опереться в жизни — потрёпанный жизнью запутавшийся дурак, который только что совершил худшую ошибку в своей жизни и теперь рассыпается на части, мечтая то ли сдохнуть, то ли напиться.

Не дело это.

Ван-Ван и так долго жила в мире, в котором она не может опереться ни на кого. Теперь же, когда у неё есть я…

Я вдруг задумался, не в этом ли, в конечном итоге, заключается та самая причина, по которой люди хотят завести детей. Продолжить и продолжиться, остаться в вечности — эти причины не так релевантны для магов и творцов, как для обычных людей. Равно как и инстинкт размножения в целом.

Но всегда остаётся вот это вот момент: как бы ни была паршива ситуация, у тебя будет кто-то, кто от тебя зависит… Ну, или перед кем в любой непонятной ситуации надо выглядеть максимально круто, мудро и возвышенно.

На поверку, отличный стимул для того, чтобы не развалиться на части.

Я снова очень ярко вспомнил учителя и его манеру ответа на подобные вопросы. Я принял глубокомысленный вид, повернулся к Ван-Ван и серьёзно посмотрел ей в глаза, стараясь скопировать то самое выражение.

— Кто друг, кто враг… — протянул я глубокомысленно. — Ученица моя, в интересные времена ты никогда не знаешь этого наверняка. А у нас, если ты не заметила, всё стало очень интересно.

— Тогда… кто для нас Адан, Снеж?

— Хороший вопрос. Адан — огромная сила, которая, воспользовавшись чужим идиотизмом, вырвалась из клетки и заполучила власть. Но кем или чем он станет для нас дальше… Это покажет только время. Пока единственное, что я могу тебе обещать — нам с ним в конце этой истории предстоит сражение.

— Сражение? Но разве это не значит?..

— Ничего это толком не значит. Это всего лишь говорит о том, что я задолжал глупому кошаку хорошую трёпку… Но вопрос ведь не в том, будем ли мы сражаться с ним, а в том, насколько серьёзны окажутся наши намерения при этом. И вот это уже может определить только череда наших решений. Сейчас это сказать невозможно.

Она моргнула.

— А может… Может, ты просто примешь это решение? Не драться всерьёз, и приехали?

Какая она всё же маленькая.

— К сожалению, глупо думать, что такое решение может принять только один, — ответил я устало. — Более того, иногда даже двоим не дано решать — когда судьба в игре.

— Но Снеж… Разве мы не дерёмся с теми, с кем хотим драться? Зачем драться, если не хочешь? Это не имеет смысла!

Я посмотрел на Ван-Ван с лёгкой насмешкой. Иногда она выдаёт настолько взрослые и сложные суждения, что я забываю, как мало жизни она в сущности видела.

— Обстоятельства и случай, чужая воля и старые обязательства, последствия чужих ошибок и решений, страх и желание жить, путанница и тупик… Есть много причин, по которым приходится драться друг с другом тем, кто драться совсем не хочет, — я отвернулся. — Но это не важно прямо сейчас. Мне действительно нужно отсюда выбраться. Позаботишься об этом?

— Хорошо, Снеж. Я передам Адану, что тебе уже лучше. Ты только…

Она замолчала.

Она уже отвернулась, чтобы уходить, потому я не мог видеть её выражение лица.

Впрочем, я мог предположить.

Судьба, говорите вы…

— Я только — что? — переспросил я вкрадчиво.

— Ор… То есть, Адан, он так много улыбался. Он сказал, что придумал новые аргументы для тезисов о любви, и что теперь, когда он здоров, он проследит, чтобы его родители не делали глупостей. Снеж, быть может… Может, тебе не стоит злиться на него? Что бы он ни сделал…

— Он, очень вероятно, убил единственную женщину, которую я когда-либо любил.

Ван-Ван застыла фарфоровой фигуркой.

Ха.

Сказать это оказалось вдруг проще, чем я ожидал.

Смерть отрезвляет.

Так когда-то говаривала тётушка, и я её не понимал, потому что конечно же нет. Я стоял не на той ступеньке, чтобы понимать. Потеряв учителя, я был чрезвычайно юн; по меркам этого мира — подросток, не имеющий права на фамилиара. Однако, по меркам моего мира тех времён я считался вполне взрослым принцем, который должен драться за трон и принимать решения, если он хочет жить.