Слюна мешается со вкусом гари, фильтр обжигает кожу, и я выкидываю тлеющую сигарету в окно, впуская промозглый порыв ветра. Поднимаю взгляд на второй этаж её дома, силуэт мелькает за стеклом — неуловимый призрак в шёлке.
Вспоминаю, как впервые встретил Эвтиду в курилке университета. Нежеланный перевод оказался самым желанным стечением обстоятельств. Она кружилась под попсовую песню, ветер играл с коротким платьем, белые кружевные играли с моим разумом.
Тогда я не думал, что Эва учится по моему профилю, и без задней мысли угостил её сигаретой. Она пританцовывала, пускала тонкую струйку дыма к небу, кривлялась и привлекала к себе внимание, а я уже представлял, какого цвета её ареолы.
— Светло-коричневые, — произношу вслух, не отрывая взгляда от окна.
Края халата скользят по бедру и оголяют часть кожи, я сглатываю и набираю её номер — единственный в списке вызовов. Короткие гудки заполняют салон, я звоню ещё и ещё, Эва подходит к окну, отходит, снова возвращается, прилипая к стеклу, подносит телефон к уху:
— Лиам, уезжай!
Улыбаюсь и склоняю голову вбок, глядя исподлобья на выточенный силуэт.
— Ждёшь его?
Взгляд скользит по её мордашке с раздражённым выражением — мой язык скользит по пересохшим губам, я ухмыляюсь и смотрю на застывшую за стеклом Эву. Мой самый прекрасный экспонат.
Она хмурится и устремляет взгляд на дорогу, где паркуется чёрная «Ауди».
— У твоего дружка неплохая тачка, уже катал тебя?
— Откуда ты…
— Катал, Эвтида? — перебиваю её, сжимая в руке телефон.
— Тебя это не касается, Лиам. Уезжай, не порти мне вечер.
Знаю, что не катал. И не будет. Я давно прошерстил каждую цепочку сообщений в её социальных сетях. Ливий смотрел на мою девочку с первого курса, всё записки ей оставлял, пока я не оставил его после пар. Видимо, он забыл за пять лет, что значит сидеть с собственным галстуком в глотке.
Эва сбрасывает звонок и скрывается за тонкой тканью, отходит от окна, я выхожу из машины и облокачиваюсь о крыло, наблюдая за смазливым дружком с букетом роз. Бордовые, как мои метки на её теле.
Я направляюсь к нему, телефон разрывается в кармане брюк, смотрю на экран и ухмыляюсь. Отвечаю, поднимая взгляд на окно:
— Что ты задумал?
— Ничего, котёнок. Просто хочу убедиться в том, что твой дружок не замышляет ничего дурного.
— Лиам… — моё имя на выдохе ноет в паху, — не трогай его, прошу.
— Ты знаешь, что я не могу, котёнок. Он посягнул на то, что принадлежит мне.
Она тихо вздыхает и сбрасывает звонок, Ливий роется в кармане пальто, достаёт телефон и подносит к лицу. Брови опускаются на веки, глаза мечутся по снежному ковру, белизна разбавляется бордовыми лепестками. Я ухмыляюсь, глядя на дрожащую руку с букетом.
Недоумок. Эвтида любит лилии.
Он кладёт цветы на лавку, бросает на меня косой взгляд и быстро передвигает ногами к машине, хлопает дверью. Снег уныло скрипит под шинами «Ауди», пока я иду к дому Эвы. Шаги спокойные и размеренные, я не спешу, потому что знаю — для меня её двери всегда открыты, даже если этого хочет лишь один из нас.
Она стоит на пороге — разъярённая фурия в шёлке, уложенные волосы струятся по плечам, мой взгляд цепляется за выбившийся локон, и я делаю шаг вперёд, тяну руку к лицу — Эвтида замирает, делает вдох и задерживает в лёгких, пока мои пальцы аккуратно заправляют часть волос за ухо.
— Так лучше.
Она поджимает губы, поправляет края халата на груди и поднимает взгляд на меня.
— Зачем?
— Поговорим? — взгляд серых глаз напоминает грозовые облака, я делаю шаг вперёд и смягчаю тон, — ну же, котёнок. Я успел замёрзнуть, пока выжидал твоего дружка.
— Чёрт с тобой. Ненадолго.
Я киваю и раздеваюсь. Эва идёт на кухню, я следую за ней, окидываю взглядом квартиру. Всё так, как когда мы разошлись, даже подушки на диване не тронуты, только одна — слева, она всегда там сидит. Захожу в кухню, занимаю своё место у окна, Эва опирается о гарнитур и складывает руки на груди.
Взгляд падает на аккуратные пальцы, вспоминаю, как она проталкивала их в мой рот, и язык липнет к нёбу. Небольшой шрам на ребре ладони врезается в сердце болезненными воспоминаниями: Эва собирала осколки разбитой кружки после очередной ссоры и неудачно словила один из них, когда я подкрался сзади. Сглатываю, подавляю желание пройтись по нему губами и отвожу взгляд к окну.
На подоконнике стоит ваза с лилиями, которые я подарил несколько недель назад. Засохшие лепестки всё ещё цепляются за чашу, не желая превращаться в пыль. Прямо как наши отношения в борьбе за право на существование. Они уже не опасны, но я чувствую, как в стенах дома меня ещё больше одолевают мысли — удушливые, приторно сладкие, но настолько желанные, что я сам готов затянуть петлю вокруг своей шеи, если не сделаю их явью.
— Ты обещал оставить меня в покое, а вместо этого ты отвадил хорошего парня моими же руками!
Она сама разорвала наши отношения после очередной ссоры, сама довела меня, сама напилась и виляла задницей на барной стойке. Я наказал её и в этом был не прав? Чушь.
— Ты первая нарушила слово, Эвтида, — «Навсегда», помнишь?
Я ухмыляюсь, вспоминая каждое место, где с её губ слетало обещание. Она хмурится, ставит чай на стол и садится напротив.
— Я больше не хочу быть с тобой, Лиам. Я устала от твоей опеки, устала от грубости, устала от… — она запнулась, опустила взгляд, — тебя.
Подношу чашку к губам, делаю глоток — ничего. Эва добавила в чай лёд. Всё ещё заботится о том, чтобы я не обжёг губы? Ловлю кубик и зажимаю между зубов, он трещит как кости, плавится на языке секундами молчания. Чашка с глухим стуком опускается на стол, вспоминаю её смазливого дружка и резко подаюсь вперёд, обхватываю лицо, сжимая щёки ладонью.