Обжигающий след. Потерянные (2+3 заключительные части)

Пролог

Ноябрь, 9023г. от сотворения Хорна.

Белодраконье плато

Новые шкафы для картотеки предсказаний устанавливали не менее двух дюжин рослых курсантов и пятеро работников отдела. И все равно не могли справиться без нее.

Начальница отдела предсказаний профессор Евдокия Ленонтьевна Плетняк скептично надзирала за ведением работ. Для столь высокой загадочной должности она выглядела вполне заурядно – худенькая невысокого роста женщина в шляпке-блине, которой она прикрывала редкие цвета графита волосы. Кроме радужных очков на остром лице отсутствовали хоть какие-то признаки принадлежности к необычной профессии – ни тебе когтей, как у дракона, ни загробного голоса, ни фиолетовых волос с начесом до потолка. Обычное лицо, ну разве что тик выщипанной брови – так это у всех преподавателей бывает. В общем, никакой пищи для фантазии любопытных новичков-курсантов. И эта старушка предсказывает будущее?

– Двигайте дальше, молодые люди, куда вы его поставили? Обивку стены оцарапали! Одни убытки от вас! И как я должна подходить к ящикам, спрашивается? Я не дракон, летать не умею, – Евдокия Леонтьевна, словно маленький комар, зудела на ухо богатырям, двигающим мебельные горы.

– Так вы же все равно их вэей открывать будете, – буркнул какой-то храбрец.

– И что теперь? Я должна терпеть неудобство у себя в отделе?

– А нельзя было с помощью вэи расставить шкафы?

– Знаете, молодые люди, какой мощи должен быть наклад, чтобы поднять эту мебель? – возмущенно «прозудела» Евдокия. – Вы хотите, чтобы у меня здесь все свитки засветились? Все. Хватит балаболить. Двигаем, куда сказала, – хриплым голосом прикрикнула профессор. – Этак я с вами до вечера проканителюсь.

Молодые люди энергично завозились.

– Не одаришь, не пошевелятся, – проворчала под нос себе вэйна. – Сил уж нет объяснять.

В смежную комнату сунулся очередной курсант из новоприбывших и оказался сметенным волной пророческих свитков. Маленькая профессор подняла за ухо любопытного и отвела к невозделанному полю, то бишь к очередному кряжистому дубовому монстру. Одним взмахом малахитового жезла сдула свитки обратно и запечатала дверь.

Работа двинулась в гору. Как только последний шкаф был установлен на положенное место, Евдокия не выдержала и выдворила всех из отдела, даже своих подчиненных, поддав им ветра в спины. Наслаждаясь свободой, старушка махнула рукой на беспорядок и развалилась на излюбленном топчане с книгой. Его она точно не поменяет ни на какой другой.

– Совсем измотали. Столько возни в простейшем деле.

Женщина только увлеклась «Хроникой царских переворотов» томом пятым, как ее снова побеспокоили. На этот раз ее бывший ученик, которого она уже не видела лет пять, еще с той странной истории с исчезновением императорского племянника.

Вэйн коротко поклонился. Длинная пола черного сюртука не полностью скрывала ореховый скип, перехваченный кольцами из бивня рогоноса. В правой руке колдун держал тонкую васильковую ленту с серебристой каймой.

– А-а, главвэй спецстражи, редкая птица, – усмехнулась старушка, жестом приглашая гостя войти. – Как обычно, сюрпризом, Дёма. Надеюсь, хоть сейчас заглянул к Плетняк не по неотложному делу, а по доброй памяти? Кофейку шуйского испить, поговорить по душам. Хотя, – колючий взгляд из-за радужных очков ощупал лицо вошедшего, – размечталась, старая.

Вэйн оглядел беспорядок в отделе.

– Сдается мне, я не вовремя, Евдокия Леонтьевна?

– Ерунда, – фыркнула профессор.

– Мебель обновили? – из уважения поинтересовался бывший ученик.

– Да, есть немного, – она задержала взгляд на собеседнике. – Но, думаю, ты не о моих новых шкафчиках поговорить пришел, хотя жаль. Три года ждала, пока Первый вэйноцех заказ выполнит. Ты бы оценил. Наклад тончайший на самопоиск и сортировку. Чудо просто... Ладно уж, пошли в круглую. От тебя веет тревогой так, что меня скоро зазнобит.

Они шли сумрачными закоулками отдела, заставленными всякой «околонаучной» утварью: книги, стеклянные кубы на подставках, штанги с маятниками. Старушка семенила впереди. Темнота не мешала оной ориентироваться. Следом за женщиной сдерживал ширину своего шага вэйн. Лишь раз в одном из пролетов мелькнуло окно с видом заснеженных горных вершин и парящим над ними парой драконов.

Комната, в которую они попали, отличалась белым цветом стен и не имела углов, словно гигантский сотворенский шар. По кругу помещения располагался ряд одинаковых кресел с обивкой в серую полоску.

– Давай именную, кого ты на сей раз отлавливаешь или прячешь? – старушка уселась в мягкое кресло, привычным движением протянула руку собеседнику.

– Я не за веером событий пришел, – произнес гость, присаживаясь напротив. – Мне нужен совет.

Профессор удивленно вздернула брови и откинулась на спинку кресла.

– Любопытно.

– Мне важно ваше мнение, Евдокия Леонтьевна. Не буду тянуть и спрошу прямо. Я знаю, что ваш второй дар – убеждение, как у меня. Но вы его используете рационально в пользу пророческого. Скажите, возможно ли, повлиять на кого-то не чувствуя того? Притом пару раз я намерено хотел привести этого человека к подчинению, но у меня не получилось.

– Это девушка, так? Светло-карие глаза. Улыбка добрая, – считала поток вэи прорицательница, глядя на ленту в руках главвэя. – Это из-за нее тебя съедает тревога. Так нельзя себя винить, Демьян. Ты не виноват.

Колдун сжал тонкие губы:

– Нет. Я все испортил. Все могло быть иначе. Теперь она считает, что я использовал приворотный.

– Эх, молодость, – вздохнула с улыбкой прорицательница.

– Так по-вашему, это возможно? – гость замер в ожидании.

– Чаще всего – нет. В твоем случае – тем более. Твоей силы воли на пятерых хватит.

Глава 1. Дом Отрубиных

Ноябрь, 9023г. от сотворения Хорна.

 Орская губерния, г. Оранск

Почтовая карета, растопырив колеса от тяжести поклажи, свернула на Бережковую улицу. Особняки здесь отличались благородной статью, высотой до трех этажей, искусной резьбой оконных наличников и росписью парадных дверей. Фасады смотрели не абы на что, а на речной канал, разделяющий улицу вдоль на две части. В просвете каменных балясин темные воды Патвы двигались с обманчиво ленивым течением, увлекая с собой следы поздней осени – сопревшие бурые листья кленов и кустарников барбариса в тонюсенькой ледяной корочке первых заморозков.

На этой улице, возле одного из особняков и остановилась карета, чтобы расстаться с одним из пассажиров. На сей раз – девушкой. Под холодным моросящим дождем она приняла у ямщика саквояж и неповоротливую клетку с голубями. Почтовая повозка покатила дальше. А девушка с минуту оглядывала трехэтажный особняк с мезонином, перед которым оказалась. Широкий фасад в тридцать окон украшали два ряда изразцов. Деревянный резной подзор окаймлял свес кровли. Крыльцо основывали не две, как у особняка увежского градоначальника, а четыре колонны: каменные, не деревянные. Они же держали на себе широкий балкон, густо оплетённый диким виноградом. Вероятно летом, когда зелень покрывала голую лозу, хозяева радовались возможности посидеть в ее тени на свежем воздухе и насладиться видом канала – удивительной реки в каменном футляре.

Тиса какое-то время медлила. Затем изгнав с лица растерянность, решительно направилась к решетчатым воротам, которые оказались не заперты, просто прикрыты. Пройдя по мощеной дорожке мимо палисада, девушка поднялась по парадной лестнице. На звук колокольчика поразительно быстро распахнулась дверь. На пороге возник не молодой, но еще довольно бодрый привратник в оранжевой ливрее без одной пуговицы на выпяченной груди. Он окинул оценивающим взглядом Тису, заглянул за спину девушки, обозрел пустую дорожку к дому, поджал губу, – и все в пару секунд. Потом вытянув руки по лампасам, он коротко поклонился, блеснув лысой макушкой:

– Чем могу быть полезен, сударыня?

– Добрый день. Простите, – Тиса улыбнулась как можно приветливей. – Могу я видеть Марью Станиславовну Отрубину?

– Осмелюсь спросить, по какому вопросу?

Девушка составила у ног клетку, вынула из кармана пальто бумагу.

– У меня письмо от ее двоюродного брата Нестора Христофоровича Обло, из Ижской губернии. Но мне надо передать его лично.

– Ижской? – удивился привратник, на миг растеряв официальные пафосные нотки. Он обернулся и позвал: – Эй, Прошка, возьми у барышни ношу. Сюда, пожалуйте, сударыня. Прошу обождать, о вас доложут-с.

Вслед за рослым пареньком-служкой, Тиса ступила в сумрачную, богато обставленную парадную, где перед трюмо с огромным круглым зеркалом сняла перчатки и шляпку. Откуда-то вынырнула девушка с двумя тощими косицами за плечами. Она окинула гостью любопытным острым взглядом, шмыгнула курносым носом и забрала у пришедшей пальто.

– Гришка, кто там? Посыльный?! – по лестнице с изящными бронзовыми перилами, ведущей на второй этаж, торопливо спускался пожилой мужчина в тяжелом длиннополом халате с соболей оторочкой по вороту. – Давай его сюда!

– Лев Леонидыч, прошу простить, но это не посыльный. Это гостья из Ижской губернии! – отчеканил привратник, вновь выправив осанку. – У нее письмо от вашего шурина к ее милости.

Мужчина остановился и нахмурился, слепо щуря глаза на стоящую в сумраке парадной девушку. Тиса произнесла торопливо приветствие по всем правилам этикета, склонила голову.

– Уф... – запнулся хозяин дома. – Добро пожаловать, барышня. Жена будет весьма рада, – выдавил он из себя подходящую к случаю фразу. Совершив сей великий подвиг радушия, Отрубин тут же забыл о пришедшей. – Гришка, если появится посыльный из «торжка», пусть живо поднимается ко мне в кабинет. Понял? – хозяин развернулся и бодро зашаркал парчовыми тапочками – теперь уже вверх по лестнице.

– Как не понять, ваше благородие? Сразу же отправлю к вам-с. Не извольте сомневаться, – поклонился слуга уже опустевшей лестнице.

Спустя пять минут ожидания в парадной, Тису пригласили в малую гостиную.

Входя вслед за Афоньей в комнату, девушка подумала, что уменьшительный эпитет совершенно не подходит этим хоромам. Малая гостиная Отрубиных оказалась в три раза больше ее домашней в Увеге. Стены обиты голубой тканью с нежным цветочным узором. Тяжелые шторы окон подпоясаны шнурами с тяжелыми кистями. На стенах пейзажи в золоченых широких оправах. На полосатом диванчике с фигурными деревянными подлокотниками полулежала в рюшах пеньюара Марья Станиславовна – обладательница пышной, словно раздувшееся на опаре тесто, фигуры, и белой, точно мука, кожи. Лицо ее дышало умиротворением. Компанию Отрубиной составляли две тетушки в одинаковых накрахмаленных голубых чепцах. Они были похожи друг на друга, как родные сестры – обе сутулые, с вытянутыми постными лицами, обе близоруко щурились – одна на спицы с вязанием в руках, вторая на страницы раскрытого томика стихов.

– Когда звезда во тьме засветит, – услышала Тиса заунывный невыразительный голос чтицы. – Приди ко мне моя любовь, Чтоб мог лобзать я твои плечи, Чтоб стан твой гибкий видеть вновь.

Создавалось впечатление, что горемыка-любовник из последних сил молил деву о свидании. В довершение еще и простыл, так как четверостишие завершилось сотрясающим гостиную чихом.

Появление Тисы лишь самую малость оживило женское общество. Отрубина подмяла подушку локтем и оглядела вошедшую без особого интереса, помаргивая, будто спросонья. А компаньонки оторвали носы от вязания и книги.

Глава 2 - Евсифонова школа

Белая пелена коснулась ласковым приливом щиколоток, поднялась выше и накрыла с головой, принеся с собой запахи чернил и кожаной обивки. Затем предательски соскользнула, оставив ее сидеть в просторном мужском кабинете. В просвет бурых незадернутых гардин заглядывало робкое утро. Высокие шкафы из благородного тика вдоль стены. Напольные часы раскачивают тяжелый маятник. На отполированной поверхности письменного стола растянулось пятно света от необычной лампы – вэйновской со стеклянной колбой, внутри которой роились мелкие светящиеся мошки.

Тиса догадалась, где она, и сердце напряглось. В желании избавиться от видения, она сделала над собой усилие: сбросить видение, покинуть это тело, не видеть этих мужских рук, выводящих аккуратную строчку на конверте. Бесполезно. Как и прежде, она не смогла уйти по собственной воле. Подобно кошке в объятьях Санюши Отрубина, она ничего не могла поделать с пленившим ее видением. Оставалось лишь надеяться, что дар быстро наиграется и отпустит.

Вэйн перевернул конверт, загладил клапан. Бумага гладкая и дорогая на ощупь. Чиркнув каким-то предметом, похожим на усовершенствованное огниво, колдун подпалил фитиль сургучной пластины. На конверт упали тяжелые капли смолы. Печать с именным вензелем довершила дело.

Послышался короткий стук. В дверях кабинета появился светловолосый паренек в гимнастерке, испачканной чернилами на манжетах.

– Роман Валентович прибыл и, говорят, не в духе. Вы просили сообщить.

– Хорошо, Мокий.

 Знакомый голос заставил ее душу снова вздрогнуть.

Вэйн поднялся из кресла и протянул конверт подчиненному:

– Дуй на почту, пусть отправят в Ясноград без проволочек и лично доставят в руки князю Невзорову. В записях не фиксируй.

Паренек принял конверт. Заверил, что все сделает, и благополучно ретировался.

Тиса не смогла сдержать едкой мысли – «Значит, вот как мы не общаемся с дядюшкой?».

Дверь раскрылась шире, впуская еще посетителей. Час от часа не легче. Знакомые товарищи-сплетники!

– Демьян Тимофеевич, оба ваших запроса подтвердили, – сообщил Нестор, – Переходы предоставляют без задержек. После последней заварухи, там теперь навели порядок.

– Расшевелили мы сонное царство, Демьян Тимофеевич! – нарочито весело сказал Родион. Главвэй направился к выходу, и порук услужливо придержал перед ним дверь. На пороге Демьян задержался:

– В группе Горохова сейчас нехватка рук, на ближайшие недели оба поступаете под его начало.

Ответив на пару организационных вопросов поруков, главвэй покинул кабинет и приемную. Спустя пять минут петляний по семрачным коридорам ССВ, он оказался в длинном холле. Навстречу выпорхнула девица в лиловом платье с кружевным жабо на груди и засияла улыбкой.

– Политов? – спросил главвэй.

– Он у себя, Демьян Тимофеевич.

Высокие двустворчатые двери с серебряными ручками в виде тигриных голов оказались распахнуты наполовину. Крепкого телосложения, как дубовый пень, мужчина лет пятидесяти в белом парике с косичкой на затылке стоял у окна и хмуро просматривал бумаги в толстой папке.

Заметив в дверях вэйна, тут же махнул рукой:

– Заходи, Демьян! Погляди на сие непотребство! – он нетерпеливо тряхнул бумагами. – Третий язык уже, а зацепок покамест с мордоклювову селезенку! Что, спрашивается, мне докладывать министру?

Вблизи Тиса разглядела незнакомого человека. Широкий круглый лоб с блеском, не менее широкий подбородок, выдающийся нос, кончик которого подергивался при восклицаниях. Одет мужчина в идеально выглаженный двубортный мундир темно-зеленого цвета о восьми золотых пуговицах, строгого кроя, из дорогого сукна. На плечах эполеты с короткой бахромой. Кабинет управного был не менее представителен – резная мебель из массива черного дуба, надраенная до глянца. На длинном столе бумаги и странные металлические предметы, назначение которых Тисе было неизвестно. Еще одна лампа-колба, но в отличие той, что она наблюдала в кабинете главвэя, эта была вычурной из черненого серебра в виде спящего дракона, обнимающего яйцо. Над столом на стене висели два мужских портрета в тяжелых рамах. В одном Тиса признала нынешнего императора Лароссии – Гория Первого. Рассмотреть, кто изображен на втором, так и не удалось. Демьян отвернул лицо к собеседнику.

– Следы обрываются на пепелищах. Хибары, землянки, кабаки, – продолжил хозяин кабинета. – Разумеется, фон вдрызг! Считать так ничего и не смогли. Лучшего забеливания еще мир еще не придумал. Тот, кто собирает невесомые, знает, что делает, Невзоров.

– Что это не простой коллекционер, я понял еще в Ижской, Роман Валентович. Наклад влияния четырнадцатого порядка, да и организация сложная, не по новичку наклады. Отступник из высших.

– Дракон подери! – досадно процедил управной.- Только его нам недоставало. Итак шесть сухарей висят. Еще в Родожках близ Панокийской Ляди источник выплеснулся. Три группы латать отправил!

– А что округа? Местных опросили? Ведь кто-то мог заметить заезжих.

– Горохов со своими прочесал весь поселок при тракте в Ивантеевке. Были несколько человек, из тех, кто мог что-то знать. Странным образом все погибли, кого суком при ветре пришибло, кто отравился сушеными грибами.

– Я взгляну на отчеты, Роман Валентович?

– Бери.

В руки главвэя перешла папка с бумагами, и Тиса почувствовала всю тяжесть чьих-то трудов.

Управной взял с тумбы портсигар с искусной чеканкой, изображающей герб Вэйновия, на крышке, и минуту спустя мужчины задумчиво закурили, подперев спинами подоконник. Если бы это горло ей подчинялось, Тиса давно бы раскашлялась от дыма.

Глава 3 - Ночные ныряльщики и первый урок

Квитанция об оплате десяти первых занятий легла в карман, опустошив кошель на четверть, а библиотечные книги утяжелили заплечную сумку. Словно тлеющая тонкая лучинка, душу теперь согревала надежда. За воротами школы девушка недолго думала, куда отправиться дальше.

Оранский Воскресенский храм вблизи оказался более чем хорош. Белокаменный пятилепестковый с центральным голубым куполом – он был вдвое, если не втрое выше Увежской церкви. Колокольня с кружевными слухами поднималась на пятнадцатиметровую высоту. Чуть ниже звонной площадки башню опоясывал белый смотровой балкон с арочными выступающими опорами. Стоящие на нем люди, казались маленькими, а голуби, облюбовавшие балконные опоры – темными точками.

У внешнего притвора храма просили милостыню нищие. Девушка достала кошель, и раздала по монетке. Просящие кланялись, пряча копейки за пазуху. Последним в ряду сидел косматый мужичок с дырявым одеялом на плечах, весь какой-то скособоченный и бормотал что-то себе под нос с отсутствующим видом. Тиса бросила ему монетку в подол.

Служба уже закончилась, и в храме было мало народа. Под сводом мерцали восковые свечи хороса. Войнова прошла к аналою и поцеловала святое писание. Поклонившись Единому и святой пятерке, затем ушла в молитву на некоторое время. Девушка благодарила за то, что Единый откликнулся и помог поговорить с Мо Ши, благодарила за благополучную дорогу, за жизнь свою и близких, за здоровье отца, за каждодневную науку... и просила у Святой Пятерки даровать ей забвение – избавить ее от тоски по несостоявшейся любви.

Намереваясь покинуть благодатный очаг, Тиса подняла глаза на огромную фреску, украшающую всю южную стену храма. Изображение поднималось вверх и терялась в сумраке свода – пейзаж с лесами, лентами рек, уголками гор, облаками. Стада животных наполняли пастбища, а стрелки птичьих косяков рассекали намалеванные облака. И, как ни странно, по центру сего великолепия, располагалась большая расплывчатая человеческая фигура, выкрашенная серебристой краской. Ни тебе лица, ни одежды. «Присутствие» – прочитала Тиса надпись по нижнему канту фрески. Красивая фреска, жаль, что иконописец не закончил работу. Тиса поцеловала звезду, осенила себя святым знамением и вышла.

***

По возвращении в дом Отрубиных ее ожидал обед, а после него ознакомительный променад по дому вместе с Лизой. Лев Леонидыч настоял, и дочь беспрекословно подчинилась, хотя и не горела желанием проводить время с приезжей. Молодая Отрубина держалась чуть кичливо, о залах и комнатах, которые показывала Тисе, рассказывала скудно, через губу. Лишь, когда речь зашла о кабинете отца, она оживилась и объяснила, что в левое крыло лучше не заходить, чтобы не тревожить папа. Ну, и, пожалуй, бальную залу и красную гостиную – самые богато обставленные, осветила пространнее и красочнее.

Тиса оценила прекрасную мебель из красного дерева, которую «заказал папа у лучшего краснодеревщика Белограда», обитые стены – для которых «благородный шелк доставили матушке из Крассбурга», собрание фарфоровых фигурок – «вот эти две из Шуи, эти из Панокии и Чивани». Но это было еще не все.

– Это самая любимая статуя папа, – указала Лизонька на нечто огромное посреди гостиной.

С минуту Войнова округлившимися глазами рассматривала громадное, в рост самой Лизоньки, красно-гранитное изваяние дракона. На древнем был надет мундир с золотыми петлями. Большие золотые погоны нашлепками лежали на мускулистых «плечах». Золотой кивер сверкал короной на рогатой голове. И целая россыпь золотых клыков торчало из пасти. Аляповатей чуда еще свет не видывал. Изумление Тисы молодая Отрубина отнесла к глубокому восхищению и с гордостью добавила:

– Он с накладом, – она потянула вверх драконов хвост. Раздался тихий щелчок.

Крылья древнего натужно приподнялись. У дракона со скрежетом отвисла челюсть и из пасти раздался рычаще-булькающий звук. Это представление длилось секунд десять. А по его завершении, у дракона с грохотом шлепнулся на прежнее место хвост. От этого Тиса чуть не подпрыгнула. М-да. Ночью приснится, подштанниками не отмашешься, как сказал бы Кубач.

– Па настоятельно просит не прикасаться к дракону даже пальцем. В этом он доверяет только мне, – Лизонька задрала подбородок. Для верности она еще минуту стращала новенькую предупреждениями. Из всех слов Войнова уяснила, что игрушка неприкосновенна из разряда «не тронь, а то удушат и за конюшней прикопают». И слава Единому. Второй раз наблюдать, как эта неповоротливая глыба рычит, желания не было никакого.

Следующим на очереди оказалось собрание картин, которое вызвало у Тисы куда больший интерес.

– Эта картина называется «Охота шуйского хакана», – указала ладошкой Лизонька на произведение заморского искусства. – Художник Рамоль Чен написал ее три века назад в Бад-Сарае.

Тиса с удовольствием рассмотрела, как искусно выписан парчовый халат хакана, поразилась, как достоверно блестят взмыленные лошади и чуют носами добычу тонконогие гончие.

– Прекрасная работа, – похвалила Тиса.

– Ее матушка привезла из Брельска, – произнесла гордо Лиза. – Это большой портовый город на берегу моря, где учится мой брат. Вы там были?

– Нет.

– Дайте угадаю. Вы и море даже никогда не видели?

Войнова с сожалением покачала головой.

– Какой ужас. Ни разу еще не видеть море! Матушка говорила, у вас и театра нет. Не представляю, как можно жить в этих жутких провинциях. Должно быть, вам в вашем деревенском городке было невероятно скучно?

– Ничуть, – отвернулась от картины Тиса и посмотрела на красавицу. – У нас тоже порой случаются занятные случаи.

– Это какие же, позвольте узнать? – с усмешкой спросила Лизонька.

Глава 4 - Графья Озерские

Зря она боялась. Первый урок в итоге оказался даже лучше, чем можно было мечтать. Климентий Петрониевич явно не заинтересован затягивать обучение, и это просто замечательно! Тиса облегченно вздохнула, возведя очи к небесам. Единый, неужели скоро она перестанет видеть вэйна! Последнее видение доказало очередную ложь. Он общался со своим дядей, вопреки горячим заверениям. Князь и его преемник прелюбезно перекидываются письмами. Тиса фыркнула своим мыслям, не замечая, как косо посмотрел на нее встречный прохожий. Из раза в раз эти невольные подглядывания за жизнью Демьяна становятся все невыносимее: смотреть его глазами, слышать голос и понимать, что при всей этой кажущейся близости, они далеки друг от друга как бриллиант и мостовой булыжник. Боже! Теперь все изменится! Как она будет счастлива, когда эти мучения закончится! Чары рассеются, истают, как выгоревшая свеча, и она забудет его. Обязательно забудет... и заживет прежней жизнью.

В размышлениях, девушка не заметила, как оказалась у ворот дома Отрубиных на Бережковой. В решительном намерении прочитать заданный материал вдоль и поперек Тиса минула привратника, даже не заметив голубую карету в дальнем конце подъездной площадки. Две поджарые бело-яблочные кобылы фыркнули, обиженные невниманием к своим породистым персонам.

Войнова взбежала по ступеням сумрачной парадной и неожиданно на повороте пролета натолкнулась на кого-то. Пискнув по-детски «ой», Тиса отшатнулась и, если бы не объятья рук, ловко охвативших ее талию, наверняка полетела бы кубарем с лестницы.

Ее удержал молодой человек приблизительно ее возраста. Одного взгляда на самоуверенное холеное лицо, обрамленное кудрями розоватого парика, и модный дорогой камзол, надетый вальяжно нараспашку, стало ясно – из барчуков. И родословное древо ветвями облака разгоняет.

Однако манеры у его благородия хромали – молодой человек не спешил убирать руки с талии и бесцеремонно рассматривал девушку.

– Старики Отрубины невероятные скопидомы раз скрывают от общества сразу две розы редчайшей красоты, – это было произнесено скучающим тоном ловеласа, от которого уши Тисы мгновенно заалели.

– Спасибо. Прошу простить меня за рассеянность, я не заметила вас, – произнесла невнятно девушка, сделав попытку отстраниться.

Со стороны двери на этаже послышались шаги и голоса Отрубиных.

– Граф, где же вы? – определенно голос принадлежал Марье Станиславовне.

Молодой аристократ не отпускал. Наоборот, через силу притянул к себе.

– А какие глаза, – произнес ценитель красоты, будто не слыша, что его зовут. – Чистый янтарь с Солнечного побережья.

А у вас, сударь, противно яркие губы, подумала Тиса. Словно неделю щеткой натирал.

– Прошу отпустить меня, – наконец с нее сошла оторопь. Происходящее ей совершенно не нравилось. Не хватало, чтобы Отрубины застали ее в объятиях незнакомца. Это-то при щепетильности Льва Леонидыча к окружению дочери!

Довольная ленивая усмешка округлила щеки молодого наглеца. Похоже смена эмоций на лице девушки от растерянности к негодованию развлекала его светлость.

– В следующий раз вы меня заметите, – самоуверенно заявил молодой человек.

И Тиса вдруг поняла – этот благородный поганец специально намеревался удерживать ее и предъявить обществу милую компрометирующую сцену. Ну, знаете ли!

– Другого раза не случится, будьте спокойны, – заверила его Тиса. В последнюю секунду, прежде чем на лестничной площадке показалась компания, она поступила недостойно благовоспитанной дамы: просто по-солдатски, как Кубач учил в детстве, нащупала мизинец незнакомца на своей талии и с силой отогнула.

Барчук дернулся от боли, хватка ослабилась, и девушка выскользнула из цепких рук. Как раз вовремя.

– Граф, вот вы где, а мы вас ищем, – Лев Леонидыч подозрительно окинул взглядом парочку молодых людей на лестнице. В отличие от жены, он словно носом чуял нечистое. – Вы верно заплутали. Лестница в зимний сад располагается в правом крыле. Чайный стол уж накрыт.

Надо сказать, хозяин сменил свой длиннополый халат на коричневый сюртук, подтянулся телом, и выглядел весьма солидно.

– Позвольте проводить вас, Ёсий Аполинарьевич, ваша светлейшая матушка и сестра уже спустились, – растягивая слова на излюбленный манер, пропела Марья Станиславовна, выплывая вслед за мужем. – Помните, вы мне обещали рассказать, о посещении Белоградского театра!

– Конечно, Марья Станиславовна. У меня великолепная память, – аристократ поцеловал пухлую ручку хозяйки, скосив злой взгляд на Тису. – Поведаю во всех подробностях. Но сначала смею просить представить мне эту милую незнакомку.

Перехватив инициативу у жены, Лев Леонидыч взял обязанность представить девушку на себя:

– Это Войнова Тиса Лазаровна, наша постоялица. Приехала из глубинки Увежской губернии. Жена опекает девицу по щедроте души, – без особых церемоний произнес он, коротко и емко. Чтобы стало понятно некоторым высокородным графам, что эта особа не стоит его внимания. Тиса второй раз за последние десять минут почувствовала, как занялись ее уши. – Это женское, – развел ладони Отрубин с видом, мол что с ними поделаешь. – Насколько мне известно, ваша матушка также весьма сердобольна?

– Да, матушка неустанно опекает бедных сироток из «Сердечного крова», – произнес граф, глядя на Тису с затаенным злорадством.

– Ах, как это благородно с ее стороны, – картинно вздохнула Марья Станиславовна, положив ладонь на необъятную белую грудь в вырезе платья. – Эти несчастные деточки из городского приюта всегда так неприглядно одеты, аж сердце разрывается, когда вижу их. Ваша матушка само милосердие, Ёсий Аполинарьевич! Всегда думает о других более, чем о себе. Кстати, милочка, – обратилась к Тисе хозяйка. – Меня Лидия Аскольдовна, графиня Озерская и матушка нашего милейшего графа, одарила изумительным собранием сочинений. С завтрашнего же дня прошу вас читать его, сделайте милость.

Глава 5 - Лента

Чтобы не опоздать на урок, она поднялась спозаранку. Голуби еще даже не высунули свои розовые носы из-под теплых крыльев, а пасмурное небо продолжало дремать в сырых холодных сумерках. За окном неслышно текла в своем каменном русле Патва. Ни ветерка, ни души. Хотя нет. От ствола старого клена, что рос напротив дома, отделилась темная фигура, и побрела вдоль набережной. Благочинник. Сколько их рыщет днем и ночью по городу и в его окрестностях? Лишь Святая Пятерка знает. Казалось, весь день пройдет в благодатной тиши, однако ожиданиям не суждено было сбыться...

Дом Отрубиных очнулся иначе, чем обычно – с криками, руганью и грохотом. Готовая к выходу, Тиса подхватила сумку и спустилась на шум, чтобы вскоре наблюдать невероятную картину. Лев Леонидович с пунцовым как редиска лицом, ухватив за вихры посыльного, шлепал беднягу по макушке своим парчовым тапком, при сем дико голосил и грозился стереть с лица земли торжок, а также всех его работников вместе взятых. Марья Станиславовна с Лизонькой тщетно пытались оттащить главу семейства от незадачливого гонца. Но Лев Леонидович не собирался так просто выпускать из рук пойманного козла отпущения.

– Ах, прохиндеи! Исподне отродье! Вы еще пожалеете! Я подам жалобу в Крассбургский суд! Знали б на кого разевают рты, свиньи! На род Отрубиных! Всех до единого засажу в острог! Я заставлю их выполнить уговор!

– Па, прекратите же!

– Левушка, оставь мальчика в покое!

Не известно, как долго продолжалось бы сие безобразие, если бы не чудодейственная сила дородной дамы. Марья Станиславовна решила дело, рванув на себя подол мужниного халата вместе с супругом. Этого короткого момента «козлику» хватило, чтобы вывернуться из лап разъяренного «льва», и он понесся по лестнице со всей моченьки. В спину беглецу полетел тапочек, затем стул. Следом осыпалась осколками фарфоровая ваза в розочках.

– Знатно стрекача задал гонец, – шепнула Тисе на ухо Фонька. – Пора ноги уносить, покамест и нам не перепало.

Слуги, которые толпились вокруг зеваками, тут же вспомнили об обязанностях и, не мешкая, стали вышмыгивать один за другим из коридора. Тиса не стала испытывать судьбу и последовала их примеру. Служебным выходом она покинула дом, слава Единому, живой и невредимой.

Шагая вдоль балясин канала, девушка то и дело качала головой, с коротким смешком вспоминая минувшую сцену. Фонька ничуть не преувеличивала – Лев Леонидович действительно в гневе скор на руку. Крепко же досталось тому пареньку из торжка. Странно, все же богатое и именитое семейство, а не гнушается рукоприкладства. Или же в таких вот семействах как раз и в ходу обычай лупить слуг хозяйской дланью? Тиса вспомнила отца. Тот, как бы ни был зол, всегда сохранял трезвость ума и никогда не распускал руки на подчиненных. В этом и необходимости не было. Батюшка и без того имел талант подчинять словом.

Мысли об отце переметнулись к письмам, которые уже должен был доставить голубь. Отец наверно вздохнет облегченно, узнав, что с ней все в порядке. А Ганна, если получила ее послание, выйдет в воскресение на зеркальную беседу. Так они меж собой назвали придуманный ими способ общения. Пользоваться же для общения почтовой имперской службой Тиса остереглась. Если вэйну взбредет в голову ее искать, то облегчать ему эту задачу она не желала. Скорее наоборот.

У чугунной птицы Евсифоны Войнова оказалась раньше назначенного времени. Серебряные часики, что скрывались под манжетой, показали, что до начала урока оставалось не менее получаса. Ничего другого не оставалось, кроме как слоняться на территории школы в ожидании. У старого учительского общежития девушка снова остановилась, прикидывая мощь былого землетрясения, что разломила здание пополам, словно пирожок. Воистину, чудовищная сила. Чем дольше она глядела на забитые окна, обрушенную кладку и черный зияющий проем трещины, тем настойчивее проявлялось желание войти внутрь заброшенного здания. Чахлый частокол, преграждающий путь, нисколько не смущал. Не моргая, Тиса сделала пару шагов, сойдя с дорожки в жухлую мокрую траву.

– Здравствуйте, с-сударыня! – на сей раз от созерцания ее отвлек отнюдь не учитель.

Тиса обернулась. В шагах пяти от нее приветливо улыбался юноша в очках. Конец его длинного полосатого шарфа так и грозил угодить в лужу. Завсегдатай увлеченного клуба, как помнится. Имя еще у него необычное какое-то.

– Простите покорно. Вы меня не п-помните? Я – лаборант и помощник Климентия Петониевича по клубу. Клим в прошлый раз не потрудился нас представить, но я вас знаю. Вы его ученица, – он коротко поклонился. – Виталий Романович Стручков, с вашего разрешения.

Интересно, как можно быть таким словоохотливым и при этом заикаться? Но, судя по всему, парень совершенно не стесняется собственного произношения и чувствует себя свободно в общении.

– Тиса Лазаровна Войнова, – кивнула в ответ девушка, ступив обратно на твердь дорожки.

– Вы должно быть на урок пришли?

– Да, только вот раньше времени.

– Главное, не п-позже, – усмехнулся Виталий, легко забросив официальный тон. – У Петрониевича к пунктуальности невероятная слабость. Стоит раз опоздать, и он будет весь день зудеть на ухо, как комар. «Как можно терять время, когда столько накопившихся дел простаивает! Вопиющ-щая небрежность!», – смешно передразнил он друга. – Кровушки он все равно выпьет, будьте уверены!

Тиса невольно улыбнулась.

– Так что хотите спокойно заниматься, приходите вовремя, – подмигнул нечаянный собеседник. – П-простите за любопытство. Я слышал, что вы из искунов, как и Клим?

Глаза паренька за круглыми окулярами очков восхищенно блеснули.

– Отчасти, – промямлила Тиса. – Дар мне пока не совсем подчиняется, – с сожалением призналась она.

Глава 6 - Званый ужин

Странное монотонное поскрипывание в тишине заставило повернуть голову на звук. Виталий Стручков, согнувшись над толстой книгой для записей, водил по ней пером. Со стороны это выглядело, словно он разлиновывает белые листы. Прошло несколько минут, прежде чем Тиса поняла, что из-под пера выходят не просто линии, а убористые строчки.

Заметив внимание девушки, парень воскликнул:

– Клим, она очнулась!

Послышались шаги, и из опытной комнаты показался учитель. Следом за ним в гостиную выпорхнули девушки.

Люся смотрела с сочувственной улыбкой, Клара с холодной укоризной, а Климентий щурил зеленые глаза.

– С возвращением, Тиса Лазаровна. Уж час томите.

Держась за подлокотники и стараясь не делать резких движений головой, чтобы не спровоцировать головокружение, Тиса выпрямила спину. Длительное пребывание в видении вызвало слабость – дело обычное. Только вот увиденное на этот раз никак не отпускало от себя и тревожно билось пульсом в жилах. Демьян в Увеге, это абсолютно точно. Все же приехал, чего она и опасалась. И теперь разыскивает ее? Единый, неужели вэйн не понял, что играть с собой она больше не позволит? Неужели, будет преследовать? Настаивать на встречах, снова испытывая на ней силу своего дара, ввергая ее в новый круг пленительной лжи и сердечных мук? Нет, Единый, не допусти этого. Ведь ее душевное состояние только недавно обрело хоть шаткое, но равновесие.

Тиса поняла, что затянула с ответом.

– Простите меня, Климентий Петрониевич, – кашлянув, она продолжила окрепшим голосом. – Я не знаю, почему так произошло, но Виталия я не увидела. Поверьте, я настраивалась на его поиск, но дар не послушался и показал другого человека.

– Вы же говорили, что с поиском у вас проблем нет? – блеснули подозрением зеленые глаза. – Выходит, лукавили?

– Нет, я не обманывала. До сего дня я видела всех, кого желала, – Тиса поняла, что от того, что сейчас скажет, зависит, будет ли учитель дальше заниматься с ней. На первом уроке Климентий ясно дал понять, что продолжительным обучением отягощать себя не намерен. А обучение поиску, как он говорил, дело не одного месяца, а то и года. – А два дня назад я видела отца, подруг и нашу кухарку, – как можно убедительней сказала девушка.

– Может, они ей приснились? – усмехнулась Клара, косясь на Климентия. – Легла девица, выспалась, а потом все за чистую монету приняла?

– Ой, я тоже батюшку сегодня во сне видела! – вспомнила Люсенька.

– Девочки, пожалуйста, – строго сказал Ложкин, продолжая глядеть на ученицу исподлобья. – Погодите, Тиса Лазаровна. Я верно понял, вы видели на днях отца и подруг, которые остались в Ижской губернии? – во взгляде учителя читалось недоверие.

Тиса кивнула:

– Все верно, они в Увеге.

Брови Строчки взлетели над стеклянными кругами очков.

– Клим, а сколько вверст отсюда до этого Увега?

– Полторы тысячи верст, – задумчиво произнес Ложкин.

– Вот это охват! Полторы тыщи! Тиса Лазаровна! – Стручков принялся так жестикулировать, что чуть не замотался в собственный шарф. – Вы видите так далеко! Н-невероятно!

– Невероятна твоя наивность, – пробурчала себе под нос Клара, но ее никто не услышал.

Люсенька, наблюдая счастливого Строчку, охватила щеки ладонями и улыбалась.

– Но разве не все искуны так видят? – удивилась Тиса.

– По статистике охват поиска у среднего искуна составляет триста верст, – пояснил отчего-то помрачневший учитель. – Скажем так охват подобный вашему встречается далеко не часто.

– А может вы видели и кого-то, кто находился еще дальше? – загорелся предположением Строчка.

Тиса вздохнула про себя. Что за невезение, как не увиливала от излишней огласки собственной неординарности, а все же влипла в «великую одаренность».

Нехитрыми вычислениями вывела, что Стручков не далек от истины. Она видела Демьяна в Крассбурге из Увега, столица же от Увега располагается в трех тысячах верст. Нет уж, лучше покачать отрицательно головой. Тут из-за полторы тысячи Строчка чуть ноги не оттаптывает от восторгов, что ж будет от трех?

Но больше всего ей не нравилось выражение лица учителя, который уже общипал в раздумчивости весь свой подбородок.

– Вы же не бросите меня обучать, Климентий Петрониевич? – несмотря на слабость, волнение заставило подняться с кресла. – Думаю, это недоразумение с поиском я преодолею. Пожалуйста, не бросайте начатое! – она коснулась манжета его рубахи.

Зеленые глаза какое-то время продолжали оценивать ученицу, затем Ложкин кивнул:

– Будь по-вашему, Тиса Лазаровна. Попробуем разобраться с вашим даром, – Клим не заметил, как при этих словах скривила губы Клара.- А пока прошу всех вернуться к своим задачам. Не будем устраивать здесь балаган.

И все повторилось. Вопросы в кабинете, которые уже были более обстоятельны  и следовали один за другим: учитель теперь не отвлекался на посторонние свитки.

– Расскажите мне, как вы настраивались на поиск. Тот, кого вы видели вместо Строчки и есть тот человек, видение которого вы не можете сбросить? То есть все это время вы видели только его? Отстраниться пробовали? Не вышло. Ну хорошо, понадеемся, что это разовый случай. Сможете или лучше в другой раз? Слабость пройдет со временем, Тиса Лазаровна. Чем больше практики поиска, тем быстрей ваш организм приспособится к дару. Садитесь в кресло, попробуем еще раз.

На сей раз Тиса очень хотела увидеть Строчку. И даже верила, что у нее все получится. Однако дар снова зло посмеялся над ней.

Она стояла в дверях отцова кабинета и через приоткрытую дверь смотрела на библиотечные стеллажи. Голова повернулась, и взгляд остановился на родном лице – отец поднял руку в приглашающем жесте.

Глава 7 - Путь Рича

Наступила заветная суббота. Тиса загодя завершила все свои дела, чтобы к полудню освободиться, рассчитывая на скорое «свидание» с подругой. Войнова с удобством расположилась на кровати, притворила веки. Последние минуты отсчитала стрелка, и видение втянуло девушку в свое пространство.

Ганна стояла перед зеркалом трюмо и глядела прямо на нее. Какое же счастье вот так наблюдать лицо подруги, видеть блики в зрачках и чуть уставшую улыбку на губах. Судя по тому, как пальцы мяли в руках бумагу, наверняка ее письмо, подруга волновалась.

– Двенадцать, – прошептала Ганна, метнув взгляд на часы, стоящие на комоде. – Тиса! Ну, здравствуй, дорогая. Уж не знаю, видишь ли ты меня. Буду считать, что да. Цуп привез мне письмо от тебя седьмого числа. Я так рада, что ты жива и здорова! Не представляешь, как извелась в ожидании. Ну, неужели нельзя было послать раньше?

Тиса мысленно улыбнулась. Ганна все та же. Как же она по ней соскучилась.

– Ты нашла учителя, как и хотела, – одобрительно качнула головой Лисова. – Замечательно. И как? Получается все? Ты перестала видеть вэйна? Надеюсь, ты там не задержишься. А учитель? Ты не написала сколько ему лет. Он женат? И не кривись, я знаю Тиса, что ты сейчас это делаешь. На вэйне твоем свет клином не сошелся.

Мысленный вздох. «Он не мой», – ответила бы ей, если бы могла. «Лучше расскажи о себе, о Зое и малыше». Но ее мольба пропала втуне, и разговор повернул в малоприятное русло.

Ганна посмотрела на письмо в своих руках, и лицо ее приняло выражение сожаления.

– Знаю, что тебе будет нелегко слушать, но молчать бессмысленно. Он приезжал, Тиса. Вэйн твой приезжал. У него хватило совести заявиться ко мне в дом!

Тиса замерла душой. «Значит, и до Ганны добрался. Чего же он хотел?».

– Я не сказала где тебя искать, об этом не беспокойся, – поторопилась успокоить подруга. – Если колдун и обладает даром убеждения, то на меня его чары не подействовали! – Ганна гордо вскинула подбородок.

– Знаешь, увидев вэйна на пороге, я так разозлилась. Высказала ему все как на духу, и не жалею! Хотя, – в глазах мелькнуло сомнение, – некоторые слова я бы все же хотела вернуть. Может... некоторые да. Знаешь, Тиса. Он выслушал меня в молчании, затем сказал, что все мной сказанное абсолютно верно, – голос подруги стал менее уверенным. – Он сказал, что не хотел принести тебе боль. Похоже, ему на самом деле несладко.

«А говоришь – чары не подействовали», – застонала мысленно Тиса. «Ганна! Только не ты».

– Так ему и надо, конечно, – словно услышав ее, исправилась подруга. И тут же широко улыбнулась. – Кстати, он принес деньги! Твой выигрыш, с горки! Говорит, его люди нашли того потешника. Я пересчитала – вся сумма на месте! Ну не чудо ли? Со стороны колдуна это было очень любезно.

«Ну конечно, раз вернул деньги, значит, не виновен! Ганна!» – смятение на душе постепенно превращалось в раздражение.

– Так что возвращайся, деньги тебя дождутся. Они бы тебе и в Оранске не помешали. Тебе хоть хватит на обратную дорогу? Даже боюсь спрашивать, во сколько тебе стала такая длительная поездка. Поговорив еще на денежную тему, Ганна снова вернулась к первоначальной.

– Вэйн ушел, а через час вернулся с этим письмом, – Ганна подняла бумагу, что сжимали ее пальцы. – Я имела смелость распечатать его, раз все равно, чтобы ты увидела, должна и я увидеть. Ведь так? Как-то все не однозначно и... Я не знаю, что и думать. В общем, читаю, а ты решай сама.

Она подняла к глазам конверт, на котором знакомым почерком было выведено: «Войновой Тисе Лазаровне». Вынув оттуда сложенный листок, развернула. И взгляд медленно, видимо, чтобы ей было удобней читать, заскользил по строчкам.

Если бы Тиса только могла, то закрыла глаза. Или еще больше – выкинула это послание в печь, чтобы никогда больше не чувствовать, как вновь сочится сукровицей обожженная душа. Выйти из видения? Но нет. Истязать себя уже наверно входит в ее привычку. Она читала его письмо:

«Тиса,

я не прошу много, только прочти письмо!

Не беспокойся, я не собираюсь вновь тебя терзать неуместными излияниями чувств. Из лучших намерений Ганна Харитоновна уже предупредила меня, что ты более не желаешь ни видеть меня, ни тем более слышать. И что это желание оказалось настолько сильно, что подвигло тебя на дальнее путешествие. Тиса, ты же никогда ранее далеко не выезжала и никогда к этому не стремилась. Как ты решилась? И как, дракон их возьми, они могли отпустить тебя одну? Единый! Неужели я вселяю такой страх, что ты бежишь из родного дома только, чтобы в один день не застать меня на своем пороге? Тогда я тем более обязан сказать то, из-за чего приехал. Нет, не думай, я не стану снова искать оправданий своим поступкам, ибо их нет.

Напротив, с тяжелым сердцем собираюсь покаяться, поскольку оказывается повинен и там, где с уверенностью полагал, что не запятнан. Как бы мне не хотелось признавать, но последнее твое обвинение – в том, что я использовал дар убеждения и приворожил тебя, – имеет под собой основание. Хоть такие случаи и единичны, но они существуют. Я мог не заметить, что влияю на тебя. Единый! Я не желал влюбить тебя в себя, Тиса! Вернее, желал, но не посредством дара и вэи. Ты можешь и дальше мне не верить, но, клянусь, это правда. Теперь ты знаешь, что была верна в своих подозрениях, неудивительно, ведь твоя светлая натура распознает тьму, в каком бы обличии она не являлась.

Глава 8 - Тайна Лизоньки или поверженный дракон

Изменив привычному пути, девушка повернула на Боровую улицу и зашагала по ней. И вскоре увлеклась созерцанием. Ближе к центру города дома словно вознамерились перещеголять друг друга количеством завитушек на фасадах, а также числом выпирающих балкончиков и башенок. Ни дать ни взять – гигантские торты, щедро облитые кремом и глазурью. Первые этажи зазывали огнями богатых лавок. На мостовой разъезжали коляски, одна другой добротней. Однако все они уступали в роскоши карете Аристарха Фролова, признала Тиса. Кстати о последнем. Фамилия этого почтенного горожанина мелькала не раз на всевозможных вывесках. Бани, аптека, колбасная лавка, ювелирная, тканевая... и почти каждая с кричаще яркой вывеской и роскошью внутреннего убранства. Аптека в частности имела любопытную вывеску в виде пузатого красного пузыря со снадобьем, на котором большими золотыми буквами было выведено название заведения: «Фрол-аптека». На витрине лежали сборы, склянки с пилюлями, баночки и флакончики – и все в цветастых обертках и на резных деревянных подставочках. Взглянув на цены заведения, Тиса пожелала никому никогда не болеть в этом городе. Как бы ни было любопытно, заходить в аптеку она не стала – не за тем шла. Зато не устояла и заглянула в другое заведение.

У следующего дома дивный аромат свежезаваренного чабрецового чая защекотал нос и потянул ее прямиком к дверям чайной принадлежащей пекарне Творожковых – той самой, откуда заказывало сладости семейство Отрубиных. Колокольчик задорно звякнул. Привратник в расшитом переднике, поклонился вошедшей и без особого рвения промямлил:

– Добро пожаловать к самовару, барышня.

Чайная оказалась уютной, чистой и красиво обставленной. За столиками, накрытыми вышитыми скатертями сидели посетители. Латунные самовары сияли, как новые. Радовала росписью посуда. Горели вэйновские долгоиграющие свечи. Окна завешивали хрустящие накрахмаленные шторы с длинной бахромой. Тиса прошла к прилавку. Боже, такого разнообразия чая она в жизни не видела. Чай не только лароссийский, но и шуйский, чиванский – каких хочешь сортов. А к ним нежнейшие пирожные, вафельные трубочки со сливочным кремом, пироги вишневые, кексы с изюмом, бабы коньячные, конфеты россыпью, среди них и любимые Санюшины ириски. Но стоило только поглядеть на цены, как настроение угоститься значительно поубавилось. Еще вчера не отказала бы себе удовольствии, но сейчас, когда впереди маячил месяц-другой обучения, решила воздержаться в тратах.

– Чего изволит, сударыня? – поклонилась за прилавком милая девушка в чепце.

– Спасибо, ничего, – покачала отрицательно головой Тиса. Она собиралась было выйти, как из-за полога прилавка появился полноватый парень с широким добродушным лицом.

– Неужели барышне у нас ничего не понравилось? – чуть обиженно спросил он.

– У вас замечательно, – улыбнулась Тиса непосредственности продавца, – и как-нибудь я обязательно к вам зайду на чашечку чая.

– Я помню всех наших покупателей, – кивнул парень с достоинством. – А вас нет. Примите, пожалуйста, в подарок от заведения как новому посетителю.

И он протянул ей маленькую сладкую плюшку с клюквенной начинкой, чудесной на вид и, как позже оказалось, и на вкус.

Тиса вышла из чайной в замечательном расположении духа. И вскоре нашла нужную лавку. В подарок Марье Станиславовне она купила музыкальную шкатулку с движущимися романтичными картинками. Красиво, как любит хозяйка, и практично – можно хранить множество женских мелочей. Погладив отделанную радужной яшмой и серебром коробочку, Тиса уложила шкатулку в сумку. Дорогая вещь значительно уменьшила ее денежный запас, но учитывая, что она собирается задержаться на постое еще не менее полутора месяца, то жаловаться нечего.

Любопытство заставило Войнову пройти еще квартал до Лобовой площади. Там с открытым ртом вдоволь надивиться помпезной резиденцией губернатора за высоким кованым забором с золотыми вензелями. А именно – белоснежным каменным зданием с золотой лепниной, такими же статуями на постаментах, выбритой ровнехонько травой лужаек и выстриженными в шары кронами. Припомнив слова Строчки, согласилась с его предположением – деньжищ на создание таких красот должно быть утекло – реки. Тут же неподалеку располагался театр, и он значительно проигрывал губернаторскому «дворцу» по общему впечатлению – большой дом с треугольной крышей о четырех деревянных колоннах.

На Бережковой Тиса оказалась только к четырем часам, голодной, но довольной. И снова заметила благочинника. Блюститель порядка, прислонившись плечом к клену, и скрытый разросшимся кустом красного барбариса, наблюдал за особняком. Какие же проблемы у Отрубиных с местной управой? Тиса перевела взгляд на особняк. У хозяйского крыльца стояла белая карета с гербом Оранска, и не кто иной, как небезызвестный краснолицый губернатор распахивал сейчас дверцу коляски перед Лизой Отрубиной. Сияя улыбкой, Проскулятов помог барышне с посадкой, затем с прытью усадил и свою мешковатую фигуру в карету.

Послышалось: «Трогай!»

Возница подстегнул породистых жеребцов, и коляска выкатилась на Бережковую. Благочинник, положив руку на эфес сабли, проводил ее взглядом. Заслышав шаги, кокардник обернулся, взгляд из-под широких бровей зло блеснул. Но благочинник тут же отвернулся и зашагал прочь вдоль набережной. Спугнула. Так ему и надо, нечего шпионить под чужими окнами.

Преподнесенную в подарок шкатулку хозяйка приняла весьма милостиво:

– Как мило! Уважила, душечка. Глянь, Есения, какие славные картинки! Не находишь сходство этой девы с актрисой Осиповой?

Марья Станиславовна с полчаса любовалась влюбленными парочками и ангелочками. Слава святой Пятерке, угадала с подарком.

С чувством исполненного долга Тиса позволила себе отобедать в хлебной, затем засела за написание писем. Нужно было сообщить отцу и Ганне, что она задержится в Оранске и убедить их, что все у нее в порядке, чтобы не переживали. Скупо освятила свои мысли по поводу вэйна и его письма. Зато на целый лист поделилась страхами за судьбу Рича. Успехами в укрощении дара хвалиться, надо понимать, не пришлось.

Глава 9 - Чтец

На нее глядел знакомый светловолосый парнишка в гимнастерке, в глазах – желание услужить.

– Рад вас видеть в здравии, Демьян Тимофеевич. С прибытием. Вот, три дня как пришли запрошенные вами бумаги из закрытого архива.

На стол перед вэйном легла тонкая папка.

– По табору Рупув не много, – продолжил паренек. – Ничего необычного. Кражи, три смертоубийства. Два из-за дележа. Одно из ревности, за убитого расплатились – семья откупилась. А это... вот, пожалуйте, допуск только у вас, – голос паренька понизился до шепота. – Бумаги по Бут Шеро.

Вторая папка, толстая и потрепанная на краях, придавила весом свою чахлую предшественницу.

– Спасибо, Мокий, и ступай, – отпустил паренька Демьян.

Рука вэйна легла на папку, затем сделала быстрый неясный пасс над ней. Обложка на миг полыхнула зеленым сиянием. Вэйн открыл папку. Списки, даты, суммы, имена... Он просматривал их быстро, так, что видящая не успевала вникнуть в суть.

***

Путь к школе изменился. Семейство Алевтины Кадушкиной проживало на окраине Оранска, где особняки так же трудно встретить, как грибы зимой. Тиса топала по улочкам мимо самых обычных одноэтажных домиков, будто бы она в Увеге. Мороз пощипывал щеки и сушил губы. С неба сыпалась ледяная крошка. Люди встречались все больше улыбчивые. Не удивительно – впереди ожидались предсотворенские недели с весельем, колядками, ряжеными. Сотворение – великий праздник, и начало нового года. Единый созвал Пятерых Святых и создал Хорн. А потом слепил и самого человека по своему образу и подобию. Да только ни души, ни жизни в человеке не было. Свистулька глиняная и та живее казалась. Тогда отдал Единый свою душу и кровь до последней капли ради жизни человечества. Интересно, пожалел ли он о принесенной жертве когда-либо? Ведь в глине закралась грязевая примесь, и потому люди получились не такими совершенными, как задумывал творец. Тиса посторонилась, пропуская бегущую ораву ребятни.

Вскоре улица Заречная задала крюк к реке. Дома отступили, предоставив Патве пологие берега, которые по весне затапливались паводком. Тиса взошла на каменный мост и обозрела с его высоты открывшуюся картину. Река лежала подо льдом, еще достаточно тонким, чтобы сквозь него виднелись черные воды. По льду гонял поземку гуляка-ветер. Вдоль берегов холмиками полегли низкорослые камышовые заросли. Ближе к мосту лед истончался, и река медленно вливалась в каменные борта, чтобы превратиться в канал, берущий начало с этого места и тянущийся через весь город на север. Тиса сняла перчатку и провела пальцем по каменному парапету, слегка припорошенному снежной крупой. Тихо и так спокойно наедине с природой, что хочется стоять здесь вечно. Смотреть вдаль. Слушать поскрипывание одинокого фонаря, стерегущего мост. И чувствовать, как тает снег под пальцами. В прошлую зиму она с Ричем лепила снеговика в палисаднике лечебного корпуса. Костыль не позволял ему работать обеими руками, и мальчишка катал ком одной. Потом они уселись на лавке и придумывали снеговику имя. Теперь Рич может лепить снеговика двумя руками. Это хорошо. Жаль, что она, наверно, этого не увидит. Или увидит, но только в видениях.

Далеко в сизой дымке глаза девушки различили движение. Вдоль левого берега двигалось пять черных точек. То ли свора собак, то ли кабанов, выбрались из перелеска к реке. Тиса поняла, что слишком задержалась на мосту. Опаздывать на урок чревато. Вернув перчатку на замерзшую руку, девушка поспешила дальше.

И все же она немного опоздала, минут на пять. Поверила словам Алевтины, что до Боровой недалеко. Несмотря на утренний час, клуб уже держал двери открытыми. А в клубе уже что-то творилось, что-то веселое, потому как смех Люсеньки и Строчки слышался уже из коридора.

Как потом выяснилось – Клим и скорописец свой номер решили вспомнить, ту самую «повторишу». А заключалась она вот в чем. Мужчины стояли по разные стороны от ширмы. Стручков делал какое-то движение. А Ложкин на пару секунд уходил в видение, затем возвращался и повторял движение.

– А я в-вот так! – Строчка подходил к делу с душой.

Явно в парне зарыт талант танцора и потешника одновременно. Виталий так ловко и озорно размахивал руками, ногами, головой вертел, а Клим до того уморительно-сосредоточенным лицом «повторял» за ним, что Тиса невольно хихикнула и с удовольствием присоединилась к зрительницам. Старушка привратница в удивлении цокала языком, прижимала клубок к груди. Клара скептично кривила губы, стараясь сдержать улыбку. А Люсенька откровенно рукоплескала «Браво!».

Заметив прибавление публики, Строчка так разгорячился, что чуть ли не вприсядку пустился.

– Эх-ма!

Тут-то Клим и свернул представление, когда понял, что уже лупит себя по бедрам, а от очередного маха ноги ширма готова сложиться пополам.

– Как здорово! – восхищенная Люсенька утирала слезы с глаз, выступившие от эмоций. – Молодцы! А можно я тоже покажу?! – девушка сложила ладони лодочкой. – Ну, пожалуйста, Клим!

Ложкин посмотрел на прибывшую ученицу и, по-видимому, посчитав, что урок может подождать, позволил Люсе поменяться со Строчкой местами.

Люсенька встала за ширму, подняла руки и закачала ими из стороны в сторону:

– Я березка на ветру! – объяснила девушка с умиротворенным выражением лица.

«Странная она все же немножко, как и все мы», – подумала Тиса.

А Клим так легко входит в поиск, что невольно позавидуешь. Притом не сидит, а стоит! А ей же обязательно надо лечь, чтобы сконцентрироваться и «увидеть»! А как быстро он выходит, эх. И не теряется, как некоторые непутевые видящие, вспоминая, с какой луны свалился и где находится. Сможет ли она когда-нибудь так же?