Лондон, февраль 1814 года.
Холод. Он пробирался под шелк ночной сорочки, глубже костей, в самое нутро. Скарлетт Вейн, леди Стэнтон, лежала неподвижно в огромной постели под балдахином цвета запекшейся крови. Бархатные занавеси были частично отдёрнуты, открывая вид на затянутое тучами небо за окном особняка на Гросвенор-сквер. Ни звезд, ни луны. Только глухая, давящая тьма, отражавшая пустоту внутри неё.
Боль была уже не острой, а тлеющей, глубокой. Как раскаленный уголек, закопанный в пепле её угасающей жизни. Мышьяк.Она знала. Знакомый металлический привкус, мучительная жажда, спазмы, сведшие в бессильные узлы когда-то сильные ноги. Они не торопились. Дозировали страдание, наслаждаясь.
За дверью спальни, приглушенные массивным дубом, раздавались голоса. Те самые. Голоса, превратившие ее жизнь в изящно оформленную ловушку, а теперь ставившие точку.
-Ты абсолютно уверена, любовь моя? Последняя воля... Исправлена?-послышался бархатистый, как змеиная кожа, баритон Себастьяна. Её мужа. Голос, который когда-то клялся в вечной любви у алтаря.
-До последней запятой, мой дорогой,-ответил леденящий душу, сладкий как сироп голос Беатрис. Ее сводная сестра. Девочка,с которой она росла, которой доверяла секреты, свои лучшие платья и сердце.-Старый дурак Фосетт даже не заподозрил подмены. Все её жалкие акции, ренты, даже бабушкины бриллианты... Всё теперь наше!
Скарлетт стиснула зубы, чтобы не застонать. Не дать им удовольствия услышать её агонию. Ярость, горячая и чистая, на миг прогнала холод. Предатели.Они не просто обворовывали её. Они убивали. Медленно, расчетливо, наслаждаясь ее беспомощностью. Годы лжи, интриг, её наивной веры... Все ради этого? Ради денег и положения, которые она принесла в их нищие, алчные души в приданое?
Вдруг послышался стук.
Громкий, отчаянный. Не в дверь спальни, а в парадную, этажом ниже. Он эхом прокатился по лестничному пролету, донесся сквозь щель под дверью.
Скарлетт замерла. Сердце, казалось, остановилось, а потом забилось с бешеной силой, протестуя против яда. Нет... Не может быть...
-Что это?- прозвучал резкий, внезапно лишенный уверенности голос Беатрис.
-Ничего. Возможно слуги... Или ветер,-буркнул Себастьян, но в его тоне зазвучала тревога.
Стук! Стук! Стук!
Ещё громче. Настойчивее. Дерево задрожало под ударами.
-Откройте! Скарлетт! Скарлетт!
Голос. Его голос.Хриплый от ярости и страха, разрывающий ночную тишину особняка, как кинжал. Леон.Леон Холбрук. Единственный человек, чьи глаза никогда не лгали ей. Единственный, кто смотрел на неё, а не на её состояние или связи её семьи. И которого она... Отвергла. Поверила сладкому яду Себастьяна, насмешкам Беатрис о «скучном, не достойном её чудаке.»
-Черт! Он здесь!-прошипел Себастьян. Шаги за дверью засуетились.-Как он узнал?! Быстро, Беатрис, засов! Он не должен попасть сюда!
-Скарлетт! Я знаю, ты там! Открой! Клянусь всем святым, я выбью эту дверь!- голос Леона гремел, заглушая их шепот. Послышался глухой удар плечом о массивный дуб. Дверь дрогнула.
Надежда, острая и мучительная, пронзила Скарлетт. Он пришел! Он знал! Он пытался... Спасти. Она собрала последние силы, пытаясь приподняться, крикнуть, но из горла вырвался лишь хриплый, кровавый шепот. Тело не слушалось, скованное ядом и параличом.
Он не войдёт сюда!- визгливо прошипела Беатрис.-Двери слишком крепки! Пусть ломает! Твоя «любимая» все равно уже труп, Леон! Ты опоздал, неудачник!
Холодный смешок Себастьяна слился с её словами: -Да, Холбрук! Наслаждайся концертом! Она уже не та красотка, что отвергла тебя! Скоро будет холодной и синей!
Их слова били по Скарлетт сильнее яда. Цинизм. Наслаждение её болью, его отчаянием. Она будто видела их лица - красивые, бездушные маски, искаженные теперь злобным торжеством. В их глазах не было ни капли раскаяния. Только расчет и презрение.
Бам! Бам! Баам!
Удары следовали один за другим, яростные, нечеловеческие. Треск дерева. Звон разбитого стекла где-то внизу
Леон не сдавался. Его крики сливались в один сплошной рев боли и гнева: -Скарлетт! Держись, любимая, я иду!
Каждый удар отдавался в её сердце. Она чувствовала его отчаяние, его ярость, его... Любовь. Ту самую любовь, которую она осмеяла, которую отвергла ради блестящей пустышки Себастьяна. Слезы, горячие и соленые, покатились по ее щекам, смешиваясь с холодным потом.
-Леон... Прости…-прошелестели её губы почти беззвучно.
Грохот!
Оглушительный треск разорвал воздух. Не выдержали петли или замок. Дверь в спальню с грохотом распахнулась, ударившись о стену.
На пороге, залитый светом канделябра с лестницы, стоял он. Леон.Его дорожный плащ был в грязи и снегу, темно-каштановые волосы всклокочены, а лицо казалось искаженной маской нечеловеческой ярости, боли и страха. В одной руке он сжимал тяжелый подсвечник, которым, видимо, бил по двери, в другой -крошечный дуэльный пистолет.
Его взгляд метнулся по роскошной, зловещей комнате, мгновенно нашел ее на кровати. И ярость в его глазах сменилась ужасом.
-Нет... Боже, нет!- его крик был поломанным, как крик раненого зверя.
Он бросил подсвечник и пистолет, не глядя. За секунду преодолел расстояние до кровати, рухнул на колени на персидский ковер, хватая её ледяную руку в свои. Его пальцы были исцарапаны, окровавлены от ударов по двери, но горячие. Невероятно горячие.
-Скарлетт! Солнышко моё! Говори со мной! Держись!- он прижимал её руку к своему лицу. Его губы шевелились в немой молитве, глаза лихорадочно блуждали по её лицу, ища признаки жизни.-Я здесь! Я не дам! Я найду врача! Я привезу лучшего врача!
Его прикосновение, его голос, полный такой чистой, неистовой боли и любви, стали последним якорем в ускользающей реальности. Скарлетт с трудом сфокусировала взгляд на его лице. На этих глазах -карих, глубоких, всегда смотревших на неё с обожанием, которое она так глупо отвергла. В них не было лжи. Только ужас, любовь и беспомощность перед лицом смерти.
Лондон. Особняк Вейнов на Беркли-сквер. Май 1810 года.
Сознание возвращалось медленно, словно всплывая из темной, ледяной бездны. Первым ощущением был холод.Пронизывающий, ядовитый холод, въевшийся в самые кости -знакомый холод смерти. Скарлетт Вейн задрожала, пытаясь вдохнуть, но воздух не шел. Горло сжимал спазм, на губах -призрочный сладковато-горький привкус. Мышьяк. Себастьян. Беатрис.Их голоса, насмешливые и жестокие, эхом отдавались в голове.
А потом появился свет.Резкий, золотистый. Он бил в глаза сквозь щель тяжелых бархатных штор. Скарлетт зажмурилась, резко отвернувшись. Она увидела не холодную мглу декабрьской опочивальни смерти, а пышную лондонскую спальню. Солнечные лучи выхватывали золоченые завитки лепнины на потолке, играли на хрустальных подвесках люстры, пылили в воздухе.
Звуки.Не предсмертный хрип и не грохот спасения. Стук колес карет по брусчатке за окном. Отдаленные крики разносчиков.Чириканье воробьев на карнизе. Жизнь. Гулкая, навязчивая, столичная жизнь.
Скарлетт сделала невероятное усилие, подняв тяжелую, чужую руку перед лицом. Рука.Гладкая, без синеватых прожилок. Молодая. Сильная. Она сжала пальцы в кулак -мышцы послушно ответили. Сила. Сила вернулась в тело, которое должно было быть мертвым.
Где она? Разве она не умерла?
Паника, острая и дикая, сжала горло. Скарлетт вскочила с кровати, споткнувшись о кружевной подол ночной сорочки. Подбежала к огромному трюмо в стиле ампир. В зеркале было лицо.Её лицо. Но не изможденное предсмертной агонией. Не бледное от яда. Это было лицо восемнадцатилетней девушки в расцвете красоты. Щеки с легким румянцем. Глаза - огромные, цвета весеннего неба, но наполненные не юной наивностью, а диким, первобытным ужасом, непониманием и… Клокочущей яростью.
Лондон... Тысяча восемьсот десятый год.Мысль холодная и четкая пронеслась как лезвие. Сезон только начался. Она ещё не замужем за Себастьяном. Но… Он уже рядом.
-Скарлетт? Дорогая, ты проснулась?-сладкий, заботливый голос за дверью разрезал тишину, как тонкий, отравленный клинок. Беатрис.Шаги приблизились. Ручка плавно повернулась.
Мир содрогнулся. Они уже есть в её жизни.Змеи готовящие медленную, предательскую смерть. Возможно, что даже прямо сейчас!
Инстинкт сработал прежде разума. Рука Скарлетт рванулась вперед, сметая изящный хрустальный флакон с парижскими духами - подарок мачехи. Он рухнул на паркет с оглушительным звоном, рассыпавшись на тысячу мелких осколков. Тяжелый, удушающе-пряный аромат корицы заполнил комнату.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Беатрис в утреннем пеньюаре нежного розового оттенка. Её лицо было маской искренней тревоги.
-О Боже! Скарлетт, дорогая, случилось? Ты ушиблась?
Она сделала шаг внутрь. Её взгляд жадно скользнул по рассыпавшимся на полу осколкам.
Скарлетт стояла неподвижно, сжимая хрупкие кусочки так, что ногти впились в ладони. Она дышала глубоко и медленно, усмиряя бешеный галоп сердца, заставляя лицо отражать лишь легкую растерянность.
-Ничего, Беатрис, - её голос казался Скарлетт чужим.-Просто я неловко повернулась и задела флакон.-она жестом указала на осколки. -Ужасная небрежность с моей стороны, прости за шум, дорогая!
Беатрис подошла ближе, притворно заламывая руки.
-О, пустяки, милая! Главное, что ты не поранилась!- голосок дрожал от притворного волнения.-Ты ведь такая… Рассеянная по утрам! Помнишь, как в Уиндхэме чуть не опрокинула чайник?
-Рассеянная?- с трудом скрывая ярость поинтересовалась Скарлетт. В прошлой жизни этот намек заставил бы её смущенно опустить глаза. Теперь она лишь подняла ресницы, позволив легкой тени досады скользнуть по лицу. -Как странно, Беатрис. Я припоминаю, что чайник чуть не опрокинула ты, когда тянулась за последней булочкой корицей. А я лишь предупредила тебя о неловкости.Но это мелочи. Спасибо за беспокойство, дорогая. Я сейчас оденусь и спущусь к завтраку.
Беатрис замерла. Легкая краска прилила к её щекам. Ее улыбка стала жесткой.
-О, конечно, сестрёнка! Не торопись. Завтрак скоро подадут. Мама уже внизу, она будет рада видеть тебя в хорошем расположении духа… После вчерашнего. На последнем слове голос Беатрис приобрел едва уловимый ядовитый оттенок.
Вчерашнего?Что случилось вчера в этой новой-старой жизни? Скарлетт не знала, но кивнула с безупречной вежливостью.
-Конечно. Я не заставлю себя ждать. Она повернулась к гардеробу, давая понять, что разговор окончен.
Дверь тихо прикрылась, но Скарлетт почувствовала, как по спине пробежали ледяные мурашки. Они уже плетут паутину и «вчерашнее» вероятно часть главного узора.
Пока верная, тихая горничная Мэгги помогала ей облачиться в утреннее платье из нежно-голубого муслина, подчеркивающее её глаза, Скарлетт лихорадочно соображала. Май тысяча восемьсот десятого года. Сезон только начался. Леон ещё не граф. Он всё ещё «Мистер Никто». Чудаковатый ученый без состояния...И тут, словно спущенная с цепи, хлынула волна воспоминаний из этого прошлого. Брайтон. Всего неделю назад.
Солнечный пляж. Шум прибоя. Беатрис в ослепительно белом платье, хихикающая ей на ухо:
-Смотри, он опять тащит свои камни! Такой смешной!
И он Леон Холбрук. Неуклюжий в слишком простом для курорта костюме, с непослушными темными кудрями, падающими на лоб. В руке он зажимал что-то гладкое и сияющее. Его глаза, большие и темные, смотрели на неё, Скарлетт, с таким открытым, робким восхищением, что в прошлой жизни оно вызвало у неё лишь раздражение и смущение перед насмешками Беатрис.
-Мисс Вейн… Я нашел… Это аммонит, он…-его голос дрогнул.
-О, мистер Холбрук!-насмешливо фыркнула Беатрис.-Опять ваши пыльные сокровища? Скарлетт, скажи ему, что место этому булыжнику на дороге, под колесами!
И она, старая Скарлетт, поддавшись яду сестриного презрения, подняла подбородок. Легкий, пренебрежительный смешок сорвался с ее губ.
-Пожалуйста, мистер Холбрук, не утруждайте себя. Мои интересы лежат несколько… Выше ваших геологических изысканий». Она видела, как свет в его глазах погас, как он сжал камень, покраснел и, пробормотав извинение, поспешно ретировался под приглушенный хохот Беатрис.
Вот наши герои.❤️ Мне они очень нравятся, а вам?☺️
Скарлетт

Леон
