Просто письмо… Одно из многих, приходящих любому современному человеку вместе с кучей бесполезного спама об очередных акциях в интернет-магазинах и надоевших уведомлений от соцсетей. Я даже не понимаю, почему его открываю, вместо того, чтобы по привычке отправить в корзину. Почему вчитываюсь в сухой, равнодушный к моим эмоциям текст, изобилующий канцеляризмами и медицинскими терминами, а не веселюсь, как полагается случаю.
Обвожу поплывшим взглядом приятельниц. У моей подруги и бизнес-партнерши по совместительству день рождения. Она собрала друзей в новом ресторане с панорамным видом на город и действительно очень достойной кухней, но почему-то сегодня меня не радует даже потрясающе нежный осьминог, которого так сложно не испортить.
Моргнув, возвращаюсь к письму.
Вами был заключен договор на хранение эмбрионов сроком до… Дата.
Оплаченный период оканчивается… Дата.
Меня охватывает страшная растерянность, граничащая с отупением. Я точно знаю, какое сегодня число, ведь о своем дне рождения Наташка талдычила последние две недели так точно, но вот спроси меня, какой нынче год, вряд ли я отвечу. В голове от прочитанного – полный сумбур. Я ничего, вообще ничего не понимаю.
Бежишь, бежишь от своего прошлого, а оно вот так легко, в один момент тебя настигает. Это вообще… как? И зачем? Все в этой жизни происходит для чего-то, ведь правда?
– Вик, ну что ты сидишь, малышка? Давай, хватай бокал. За мои восемнадцать! Ура!
Восемнадцать, да. Тогда все и началось. Давно дело было, учитывая, что сейчас мне без месяца тридцать.
Дышать становится тяжелее. Так происходит, сколько я себя помню – стоит переволноваться, и грудь словно солдатским ремнем стягивает. Чистая психосоматика родом из детства. Я давно проработала травмы и владею сразу несколькими техниками, позволяющими справиться с паникой, но по закону подлости ни одна из них не работает, когда это действительно нужно.
Хватаю бокал и делаю несколько жадных глотков. Пузырьки шампанского устремляются к носу, на глазах выступают слезы, но я, наконец, могу сделать первый полноценный вдох, с тех пор как залезла в почту.
– Ну, что там такого интересного пишут? – требовательно вопрошает именинница, плюхаясь в кресло рядом.
– Да ничего, Наташ. Очередной спам. – Откидываюсь на спинку: – Ты сегодня шикарно выглядишь, я говорила?
– Угу, но можешь повторить. Кто же против? – смеется. – А то, знаешь ли, молодежь наступает на пятки, – Наташка кивает в сторону соседнего столика, где гуляет стайка расфуфыренных малолеток, истинный возраст которых, впрочем, довольно сложно определить, потому что все они на одно лицо. Красивое, конечно, но сильно примелькавшееся. – Волнительно.
Тайком разглядываю девчонок. Я в их возрасте могла лишь мечтать о том, чтобы вот так куда-нибудь выбраться из нашего захудалого городка. А они сидят и, наверное, не в курсе даже, что всего в трёхстах километрах от столицы течет совершенно другая жизнь.
– Не переживай. Ты точно не посрамишь поколение «кому за тридцать», – салютую Наташке бокалом.
То есть наше поколение. Десять лет прошли как один день.
И если разбирать по пунктам, за это время я много сделала: выучилась, наладила свой маленький бизнес, обзавелась жильем и машиной, перекроила себя вдоль и поперек, ничего не оставив от той наивной неуверенной в себе девочки. А если не разбирать… Десять лет. Серьезно?
Выходит, десять лет кто-то оплачивал счета от репродуктивной клиники, где все это время хранились наши с Миром эмбрионы?
Впрочем, почему кто-то?
Существовал лишь один человек, кому это по какой-то причине могло бы понадобиться.
Самой мне поначалу было совсем не до этого. А потом я была уверена, что уже слишком поздно. Что наши эмбрионы просто уничтожили, да. Уж не знаю, как они это делают. И знать не хочу.
А выходит, их до сих пор можно использовать?
Давление подскакивает. Кровь ударяет в голову, растекаясь по лицу безобразными красными пятнами.
Черт тебя подери, Мир. Ну, вот какого хрена? Я ведь уже смирилась, что мне ни за что не стать матерью. Даже стала присматриваться к идее забеременеть от донорской яйцеклетки. Не сейчас, конечно, но в будущем, когда встречу того самого человека, с которым захочу связать свою жизнь.
– Ты почему одна, кстати? М-м-м? Не надоело прятать своего мальчика?
– Нет, сама же говоришь – вокруг полно молодых да ранних. Пусть лучше дома сидит, целее будет, – отвечаю, нацепив на губы улыбку. Наташка хохочет. Понимает, зараза, что я не могу привести в наш круг вчерашнего школьника. Это неловко. И несолидно. Считается, что молодого любовника тетям вроде нас хорошо иметь, только если ничего серьезного с ним не планируешь. Потому что в противном случае жалеть будут не «твоего мальчика», а тебя. Ведь ясно же – он рядом ненадолго.
Я все это понимаю. И принимаю правила игры, не боясь потерять голову. Собственно, я и подпустила Валеру так близко к телу лишь потому, что рядом с ним чувствую себя в безопасности. С ним мне совершенно ничего не грозит, тогда как больше всего на свете я боюсь опять по уши увязнуть в мужике. Мужчин, от которых у меня могло бы снести крышу, я обхожу десятой дорогой. Слишком живы воспоминания о том, как это – подыхать от любви. Прошедшие десять лет не смогли притупить память.
– То есть вы хотите разбить в саду огород? Я правильно понимаю? – вскидываю растерянный взгляд на своих постоянных клиентов. Они стали одними из первых наших с Наташкой заказчиков. Может, поэтому я так сильно ими дорожу, что готова согласиться на внеочередную встречу в восемь утра по такому вот откровенно идиотскому поводу. Клянусь, если бы это было возможно, я бы ездила к ним вместо садовника и бесплатно подрезала кусты – так много себя я вложила в их сад.
– Это что, преступление? Пару грядочек.
Которые к хренам уничтожат проект, которым я до сих пор так гордилась.
Прячу бушующий во взгляде протест под воспаленными веками. Бессонная ночь дает о себе знать. Это их земля, их деньги и их идеи, которые я, как профессионал, вполне могу корректировать, незаметно подводя к более адекватным и уместным решениям. В конце концов, это тоже часть работы. Я великое множество раз сдерживала чужие неуемные порывы. Не будь я такой взвинченной, это не составило бы мне труда и сейчас. А пока я с трудом воздерживаюсь от того, чтобы тупо не наорать на фонтанирующую идеями Анжелу Георгиевну, которую к определенному возрасту потянуло к земле, как и многих скучающих тетенек на ее месте.
Сделав вид, что задумалась, утыкаюсь в открытый на экране компа проект.
– С южной стороны осталось немного неосвоенного пространства, – бормочу я. – Мы можем вписать сюда большие вертикальные грядки. Таким образом, вам не придется к ним наклоняться, да и перемещаться по участку будет гораздо удобнее. А отделить огород от зоны отдыха можно при помощи декоративной стены их бревен для растопки камина. Примерно такой.
Для наглядности открываю папку с фотографиями одного из своих последних проектов и поворачиваю монитор к заказчикам.
– Простите, Виктория…
– Да?
– Как думаете, сколько мне лет? – сощуривается клиентка.
А это здесь еще каким боком? Я подвисаю. И не находя ответа, но чувствуя в вопросе стопроцентный подвох, настороженно постукиваю пальцами по столу.
– Никогда не задумывалась на эту тему.
– Судя по тому, что вы решили, будто я не смогу наклониться к грядкам, мне, по-вашему, как минимум пора на пенсию. Я похожа на пенсионерку, Виктория?
Охренеть. Это что – розыгрыш? Как мы вообще пришли к этому?
– Вы прекрасно выглядите, Анжела Георгиевна. Но моя задача, как ландшафтного дизайнера, думать наперед. Представлять, каким будет ваш сад через пять, десять лет, двадцать... Сможет ли он соответствовать вашим пожеланиям и потребностям, которые, согласитесь, будут меняться со временем.
– М-м-м…
– Анжела, не начинай! – впервые подает голос тот, кто, собственно, и оплачивает все Анжелины идеи – ее не в пример более адекватный муж. Аллилуйя!
– В любом случае, что бы вы ни решили, мы уже не успеем провести нужные работы до наступления морозов. Так что у нас есть время подумать. Если такой проект вам окажется не по душе, мы найдем другое решение. Это же так, навскидку…
– А я тебе, Анжел, об этом всю неделю талдычил!
В итоге расстаемся, договорившись встретиться через пару недель. На часах нет и девяти, а клиника, в которой хранятся мои эмбрионы, откроется только в десять. Пытаюсь взяться за работу, но сосредоточиться не получается. Оставив попытки принести пользу, открываю всезнающий гугл. Я точно помню, что длительный срок хранения эмбрионов ведет к постепенной утрате их жизнеспособности, но мне хочется понять, что врачи-эмбриологи вкладывают в слово «длительный». В юности мы с Миром не уделили этому вопросу достаточно внимания, потому что не планировали откладывать мою беременность в долгий ящик. Теперь же, по прошествии стольких лет, неплохо бы разобраться, сколько времени у меня осталось. И есть ли оно вообще – это время. Ведь если нет… Надо понять, насколько я готова стать матерью прямо сейчас. Со стороны, наверное, кажется, что любая бесплодная женщина по умолчанию готова к беременности. Но в моем случае это совершенно не так. Я как будто уже смирилась, что мне не грозит стать матерью. И свыклась с этой мыслью до того, что в какой-то момент она стала для меня даже комфортной. Теперь же придется что-то решать.
Ребенок от Мира. Мой ребенок.
Да? Или нет?
Черт, я ведь даже не смогу узнать, насколько жизнеспособны сохраненные эмбрионы, пока не решусь их использовать. А если я все же настроюсь рожать, и вдруг окажется, что уже слишком поздно? Сумасшествие. Может, лучше и не пытаться? А-а-а-а-а-а…
Легонько бьюсь лбом о крышку стола. Ну, сколько там? Целых двадцать минут, и я смогу договориться о встрече, которая, очень надеюсь, развеет хоть часть одолевших меня сомнений. Или добавит их? Господи, ну вот какого хрена? Все же было так хорошо!
Короткий стук в дверь заставляет меня резко выпрямиться в кресле. В кабинет вплывает сначала картонный стаканчик с кофе, а следом за ним – приземистая фигура Валеры. Он с детства занимался борьбой, и даже достиг каких-то успехов в спорте, но травма поставила крест на его спортивной карьере. Так что сейчас он работает в фитнес-центре, расположенном тремя этажами ниже.
– Привет. Иди ко мне, поцелуй папочку. Я капец соскучился. Как погуляла? – частит он, обводя ревнивым взглядом мою тощую фигурку. Это льстит. Валера ведь без ложной скромности может иметь любую девчонку, а вот ведь – запал на меня. Тетку на восемь лет старше. Встаю из-за стола и шагаю в его широко раскрытые объятия.
– Охренеть, – резюмирует Наташка, пьяненько моргая.
– Да уж… – валюсь на бок и гусеницей подползаю к стене, зачем-то закидывая на нее ноги.
– Не ожидала даже, что ты такая коза!
А вот это неожиданно. Я-то тут при чем?
– Я?!
– А кто? Мы столько дружим, а выходит, я ничего толком о тебе не знала. Ни про хрена этого… – Наташка излишне эмоционально машет бокалом, так что часть шампанского проливается прямо на заботливо выложенные на тарелку суши. – Ни про ваших детей.
– Нет никаких детей, – хмурюсь.
– Но это пока. Как думаешь, я буду классной крестной? Ты же меня возьмешь? Или нет? От тебя теперь чего угодно можно ожидать.
Покачиваясь, сажусь на задницу. Обхватываю пальцами скрещенные лодыжки. Ничего не пойму. Мы вроде не столько выпили. Какие дети? Какие крестные? Я же, кажется, сказала, что еще ничего не решила. В конце концов, от меня вообще мало что зависит. И это я ей объяснила тоже.
– Наташ, ты меня слышишь? Я без разрешения Мира связана по рукам и ногам!
– Ну, так получи его. Ик. Разрешение.
– Не хочу. Закрыли тему.
– Погоди-погоди, ну-ка глянь на меня! Ты что, боишься?
Боюсь ли я? Боюсь ли я… Да, наверное. Я же, черт его дери, даже не знаю, жив ли он. Все это время, когда я свято верила, что забыла о нем и думать, на самом деле я просто боялась узнать, что его больше нет. И неважно, что мы расстались. Неважно, что это произошло как раз потому, что Мир обещал завязать со своей работой, а когда в очередной раз не сдержал слова, у меня тупо сдали нервы… Я просто не могла бы жить, зная, что его больше нет. Мое неведение о его дальнейшей судьбе создавало иллюзию того, что все хорошо. И он живет где-то там, счастливый. Не со мной, да, но живет. И мне не надо вздрагивать каждый раз, когда кто-то звонит в дверь. Не надо изводить себя, ожидая, вернется он с очередного задания живым или грузом двести… Не надо умирать вновь и вновь, когда задерживается. Это не моя ответственность.
– А ты бы на моем месте не боялась?
– Нет, конечно. Это твой единственный шанс стать матерью! Сама же говоришь.
– Я все эти годы жила с мыслью, что все… Мне ничего не светит. Я смирилась с этим. А теперь что? Искать его? Умолять позволить?
– Почему нет? Сама же говоришь, что он нормальный мужик. Что ему стоит помочь девушке, оказавшейся в безвыходной ситуации?
– Да что угодно. Та же семья, которой он наверняка уже обзавелся. Вот тебе бы понравилось, если бы спермой твоего мужа воспользовалась его бывшая?
– Слушай, какого черта мы гадаем? Может, он вообще свободен как ветер, а мы тут уже понапридумывали. Где там мой телефон? – Наташка обводит пол немного поплывшим взглядом.
– Что ты хочешь?
– Найти его, конечно же.
– Ага. Удачи, – фыркаю. – Он же военный. По крайней мере, в прошлом. Соцсетей у него нет и быть не может.
– Как, говоришь, его зовут?
– Мирослав Игоревич Тарута. Наташка, ну что ж ты за баран такой у меня, а? Это совершенно бессмысленно.
– Почему не попробовать? Все равно дурака валяем.
– Скоро Валера придет, – зачем-то напоминаю я, встаю и, вообще ни на что не надеясь, принимаюсь убирать с пола. Остатки роллов, пакетик, куда мы складывали использованные салфетки. Пустую бутылку. И еще одну. Блин, хорошо посидели. Но завтра наверняка будет раскалываться голова. Знающие люди говорят, что в молодости могли пить до утра, а потом валить на пары, и ничего. Верю им на слово, потому что свой первый бокал вина я выпила, кажется, уже после института, а вот так, чтобы бутылку… Такое я стала себе позволять лишь годам к тридцати.
В момент меня возвращает Наташкино присвистывание.
– Что? – замираю с занесенной над тарелкой губкой.
– Ну-ка посмотри, это он?
Я не верю, что она вот так легко его нашла. Но все равно колени слабеют, ноги – словно из холодца. А сердце… Ч-черт. Прикладываю мокрую ладонь к груди, чтобы оно, к чертям, не выпрыгнуло.
– Мирослав Игоревич Тарута. Сорок лет. Дата рождения – пятнадцатое ноль восьмое тысяча девятьсот…
Наташка не успевает договорить, потому что я, подлетев к ней, тупо выдергиваю телефон. В глазах темнеет, плывет. Навести фокус практически невозможно, потому что руки дрожат. Очень, блин, сильно дрожат.
– Вик…
Из темноты с фотографии три на четыре проступает его лицо. Оно изменилось за десять лет, да. На нем пролегли морщинки, а на щеке появился шрам, которого не было в его тридцать. Однако не узнать эти глаза невозможно. Заглядываю прямо в них, и чудится, что он абсолютно такой же, как я его помню, а эти изменения – просто рябь времени. Но так не может быть.
– Вик… Это он, да? Ты как привидение увидела, – хмурится Наташа.
– Он жив, да? – тоненьким ломающимся голоском пищу я.
– Живей всех живых. И, кстати, вполне успешен. Да ты читай, читай. Чего глазами хлопаешь?
Прохожусь по тексту Википедии несколько раз, прежде чем смысл написанного начинает хоть немного до меня доходить. О военной карьере Мира в статье нет никаких подробностей. А вот его нынешней работе уделено чуть больше внимания, хотя и эта информация изложена довольно скупо. Не удивлюсь, если Мир лично согласовывал текст. Эта лаконичность вполне в его духе. Более закрытого человека я не знала ни до, ни после.
Что-то обрывается внутри. С тихим резким звуком отскакивает и врезается в плоть, раня.
Отталкиваю Валерку от себя. Отчаяние придает силы – тот такой здоровенный лось, что в противном случае я бы и с места его не сдвинула, а тут получается.
– Эй! Ты чего?
– Ничего, – спускаю ноги с кровати. – Думаешь, я сплю и вижу, как от тебя залететь? Серьезно? Я выгляжу настолько отчаявшейся?
– Я просто задал вопрос, – цедит Валера. Иногда это с ним бывает, да. В нем просыпается мужчина, которым он когда-нибудь непременно станет: жесткий, самодостаточный, уравновешенный. Сейчас он выглядит гораздо взрослее, чем я, истерящая на ровном месте. Совершенно непонятно, кому из нас тридцать.
– Ну, считай, я ответила. Воздержание – лучшее предохранение.
– Серьезно? Это, по-твоему, нормально? – Валера кивает на бугор в боксерах. Там у него тоже все в порядке. Даже моя истерика не в силах сбить его задорный настрой – еще один плюс молодости. – Может, нормально объяснишь, что да как?
Отворачиваюсь к окну. Я знаю, что порой очень к нему несправедлива. Я знаю… И сейчас, он ведь правда не спросил ничего такого, дело исключительно в моих тараканах. И если я, зная, как вымотали меня события последних дней, могу себя ими оправдывать, то Валера наверняка не представляет, что ему и думать. Блин.
– У меня не может быть детей. Так что не беспокойся.
– Ч-черт, малышка, извини, я…
Валера выглядит таким пришибленным, что мне его становится жалко. Бедняга.
– Ну, а ты тут при чем? Перестань.
То ли желая его утешить, то ли сама нуждаясь в этом, обнимаю Валерку, прижавшись лбом к его плечу, и понимаю, что так, вместе, действительно гораздо легче справляться с эмоциями.
– Вик…
– Все нормально. Для меня это не проблема. Уже нет.
– Именно поэтому ты только сейчас говоришь об этом?
– А когда надо было? И зачем? Есть вещи, о которых, знаешь ли, Валер, вскользь не расскажешь.
– Да, но ведь это касается и меня тоже.
Мои брови взлетают вверх. Рот округляется. Ну, вот что он себе придумал, а? Я же все ему сто раз объясняла.
– Ты поэтому держишь дистанцию? Думаешь, для меня это станет проблемой?
И такая надежда в его глазах! Господи.
– Обязательно станет. Это пока тебе двадцать два, кажется, что…
– Не решай за меня!
– А ты не перебивай. И не ищи скрытые смыслы там, где их нет, ладно? Тем самым ты вынуждаешь меня быть жестокой, а я не хочу. Не хочу, Валер, понимаешь? Я просто не вижу нас вместе через десять лет. И даже если бы я была абсолютно здорова, в этом смысле для нас ничего бы не поменялось.
– Да бред! – психует. – Мне плевать, сколько тебе лет.
– Я знаю. Не плевать мне. Я не хочу провести жизнь в борьбе за уходящую молодость, а это неизбежно, когда мужчина рядом ощутимо младше.
– Но…
– Валер! Я не приглашаю тебя к дискуссии. И не жду, что ты бросишься меня переубеждать. Ты – классный, мне с тобой хорошо, но в будущем я нас не вижу. Если тебя это не устраивает, лучше нам прямо сейчас разбежаться.
– Приехали.
Валера хмурит брови и, не скрывая отчаяния, зарывается пятерней в волосы на макушке, где они гораздо длиннее, чем на висках и затылке. Когда он такой, во мне просыпается материнский инстинкт – хочется тут же его обнять и подуть на раны, которые сама невольно ему наношу. И это только лишний раз доказывает, что нам действительно не стоит мечтать о будущем. Таким вещам не место в отношениях мужчины и женщины. Я и близко не хочу примерять на себя роль мамки для своего мужика. Может, для кого-то это и нормальная модель отношений, но в своих я стремлюсь к другому. Рядом со мной должен быть надежный как скала, основательный, стопроцентный мужчина.
– Давай возьмем паузу. Хочешь?
Храбрюсь. А сама дрожу.
– Нет! – Валера мотает головой и дергает меня на себя. – Лучше сюда иди. Тебя колотит. Ну, ты чего? Не сбегу я! Не переживай…
– Лучше бы сбежал, – смеюсь сквозь слезы.
– Кому лучше?
– Тебе.
– Нет. Все. Заканчивай… Пойдем под одеяло. Что-то реально дубак.
– Да похмельное это, Валер, – вяло отбиваюсь. – Пить меньше надо.
– Так не пей, заливали в тебя, что ли? – ворчит. – Это все Натаха твоя. Сбивает с пути истинного.
– А у меня прям своей головы нет, ага. Не выдумывай.
Не особенно прислушиваясь к моим возражениям, Валерка заворачивает меня в одеяло, а потом еще и спеленывает руками-ногами. В этом коконе мне тяжело дышать, но так спокойно и хорошо, что шевелиться, отвоевывая себе немного пространства, не хочется. Молчим. Валерка водит губами по моим волосам, целует макушку.
– Вик, а как ты… ну, типа узнала?
– Как все. Обратилась к врачу. У меня с самого начала были очень нерегулярные и крайне болезненные месячные. Один человек настоял, чтобы я обследовалась, ну и вот.
– Ну, не знаю, Виктория, – замечает моя очередная заказчица, изучая накладные. – Вы уверены, что все это можно высаживать осенью?
Тут мне довольно сложно не закатить глаза. Мы тысячу раз это проговаривали. И по телефону, и в переписке, и при личной встрече. И примерно столько же раз я повторяла одно и то же:
– Да, Зоя Константиновна. Люди зря не решаются на высадку саженцев в зиму. Здесь есть одно существенное преимущество – после того, как надземная часть растения уходит на покой, в пока еще теплой земле, вплоть до полного ее остывания, продолжается наращивание корешков. Что позволяет растению лучше приспособиться к новому месту, и практически полностью снимается вопрос полива – природа делает все за вас. Ну и за зиму у саженца вырабатывается отличный иммунитет. Ему будут не страшны весенние перепады температуры, что, согласитесь, довольно частое явление в нашей местности.
– Угу. Я помню… Вы это уже объясняли, но поймите, это все так дорого… Не хочется выбросить деньги на ветер.
– Конечно. Удовольствие и впрямь не из дешевых. Но я вам гарантирую, что большинство растений приживется. С этим питомником мы сотрудничаем не один год, можете не сомневаться, что здесь продаются самые лучшие саженцы.
Собственно, ящики с ними уже приготовлены и радуют глаз. Всю эту пеструю красоту осталось лишь оплатить и высадить. Вот будет хохма, если Зоя Константиновна включит заднюю… В работе с простыми людьми такое порой случается. Другое дело – крупные заказчики вроде каких-нибудь строительных компаний или органов исполнительной власти, отвечающих за благоустройство города. Впрочем, с последними столько гемора, что пару раз сунувшись в эту тему и обжегшись на откатах, я решила сосредоточиться исключительно на частных заказах. Да, не так круто и престижно, но гораздо спокойнее.
– Ладно. Тогда какие наши дальнейшие действия?
– Вы оплачиваете счет, я гружу в багажник то, что планирую высадить сегодня – вот этот можжевельник и спиреи. Остальное довезут вечером.
– Отлично. Я могу рассчитывать, что вы задержитесь, чтобы произвести приемку?
– Конечно. Об этом можете не беспокоиться.
Кивнув, Зоя Константиновна уплывает в сторону офиса. Все же, несмотря на некоторые нюансы, она вполне адекватная баба. Не капризная. Из тех, что сделали себя сами, заработали и разбогатели, но не утратили связи с реальностью.
Довольная тем, как разворачиваются события, надеваю рабочие рукавицы.
– Так, Викуля, ты опять собралась таскать ящики?! – окликает меня местный садовод – дядя Женя.
– Да тут нетяжело.
– Уйди с глаз моих! Совсем с ума посходили с этой вашей эмансипацией. Ты сама-то хоть сколько весишь? – возмущается дядя Женя, подхватывая ящик с саженцами. – Нести куда? На стоянку?
– Ага. И зря вы меня ругаете. Мне это вместо фитнеса. – Смеюсь.
– Лучше уж на фитнес пойди, – хмыкает, окидывая мою тощую фигурку полным жалости взглядом. – Ты свою развалюху еще не поменяла, я смотрю.
– Эй! Попрошу! Это, между прочим, настоящий пикап.
– Может, когда-то давно так он и звался. А сейчас просто корыто с болтами.
– Ну, поржавел немного. А так вполне ничего.
Это правда. Старый форд служил мне верой и правдой не один год, но в последнее время я и впрямь начала задумываться, что настало время его поменять на машину поновее. Вон, у китайцев вроде ничего стали получаться.
– Так нормально?
Дядя Женя осторожно ставит ящик в кузов.
– Поперек лучше. Я в нагрузку и можжевельник хочу забрать. Сделаете еще одну ходку? Или все же мне позволите? – кокетничаю.
– Схожу. Куда тебя девать?
Пока мы возимся, на стоянке появляется молодая пара, которую я заприметила, как только они подъехали. По парочке сразу было видно, что проект своего сада они составляли сами, решив сэкономить на специалисте. И, похоже, до сих пор не сошлись во мнении, какие растения им стоит приобрести сегодня. Бродя между рядами саженцев, они шипели друг на друга как две змеи, споря буквально по каждому поводу, и не замечали, как их ругань отражается на ребенке – чудесной малышке в милой шапочке с подсолнухом. А у той губки дрожали… Уж не знаю, от обиды или от страха. В любом случае я едва удержалась от того, чтобы не сделать им замечание. Ведь еще вопрос, как я сама бы справлялась с ребенком. Какой бы матерью для него или для нее стала, учитывая, что у меня не было нормального примера. Может, и не зря у меня с этим не срастается?
– Мы уже сажали эти гребаные елки в зиму! Я всю премию на них извел. И что? Они пропали!
– Потому что кто-то не сподобился их укрыть.
– Когда мне было этим заниматься?! Я ебошу по двенадцать часов.
– А я, по-твоему, отдыхаю, да? Не декрет, а сплошная, блин, вечеринка…
Отсекая себя от вынужденной необходимости наблюдать за чужой ругней, забираюсь в машину и завожу мотор. Тот сегодня выделывается. Вот и сейчас глохнет. Выругавшись под нос, толкаю дверь. Открываю капот, с умным видом туда заглядываю, хотя мои познания об устройстве скрытого там агрегата уверенно стремятся к нулю.
– Вот, Викуль, это же ваши?
Почему-то, когда у девушки такая яркая внешность, ждешь, что и имя у нее будет соответствующее.
А она просто Лена…
Его женщина.
Я сразу ее узнаю, хоть видела всего раз на фото, найденном Наташкой на бескрайних просторах интернета. Но то ли лицо у Лены настолько запоминающееся, то ли мой интерес к ней слишком болезненный – хватило и этой малости, чтобы ни с кем ее не спутать.
– Вот, Виктория, познакомьтесь. Лена. Моя соседка.
– Очень приятно.
– Все нормально? Вы как привидение увидели.
– Да, конечно, – оживаю я, с трудом раздвинув в подобии приветливой улыбки онемевшие губы. – Просто язык чаем обожгла. Очень вкусный он у вас, Зоя Константиновна. Что вы добавляете в заварку?
Заказчица переводит удивленный взгляд с меня на давно уж остывший чай. И нахмурившись, поворачивается к Елене, которая как раз включилась в разговор:
– Очень приятно, Виктория. Зоя Константиновна много о вас рассказывала. Я в восторге от вашей работы.
– Боюсь, о ней пока сложно судить в полной мере, – скромничаю.
– Да, но потенциал налицо. Наш участок слева. Он имеет необычную форму, уходящую клином к речке. И довольно сложный рельеф.
Ну, что сказать? Похоже, Елена подписалась в соцсетях на парочку ландшафтных дизайнеров. И это хорошо, ведь даже поверхностное понимание специфики работы исполнителя со стороны заказчика обычно существенно облегчает их труд. Затык лишь в том, что я не собираюсь за нее браться…
Ни за что. Ни за какие деньги.
Мое решение окончательное и бесповоротное. А почему так – я даже не буду анализировать. Есть вещи, в которые просто не нужно углубляться. Счастливей будешь.
– Может, прогуляемся по территории, чтобы вы своими глазами увидели фронт работ?
Разглядываю Лену с какой-то болезненной подробностью. В надежде отыскать в ней, наверное, что-то отталкивающее. И не нахожу. Она приветлива, красива вполне натуральной красотой, в ней нет заносчивости, обычно свойственной дамочкам, вытянувшим лотерейный билет в виде упакованного мужика, как нет и ничем не оправданного высокомерия.
– Не уверена, что это имеет смысл, – мямлю я.
– Почему? – искренно огорчается Лена.
– Зоя Константиновна сказала, что вы спешите, а в этом сезоне я и так работаю без выходных. Боюсь, в моих сутках не хватит времени на еще один срочный заказ.
– Нет-нет, я понимаю, что сейчас мы ничего толком не успеем. А вот к весне… Что скажете? У нашего участка огромный потенциал! Уверена, вы влюбитесь в него, как только увидите. Мир искал не один год землю, на которой хотел бы поставить дом. Мы очень четко понимаем, чего хотим. Клянусь, более легких заказчиков вам еще не встречалось.
Зачем? Почему так?
Нет, я не надеялась… Я не настолько дура, чтобы верить, будто с моим уходом его жизнь закончилась. Да и не хотела я этого, от души желая Миру лишь счастья.
Просто я оказалась совершенно не готова углубляться в подробности его жизни без меня. Не готова настолько, что ни выдохнуть, ни вдохнуть, ни как-то внятно сформулировать для двух выжидающе на меня уставившихся женщин свое нежелание хотя бы взглянуть на соседний участок. И плевать, как бы непрофессионально это не выглядело. Наверное, я не настолько самодостаточна, чтобы отделять бизнес от личного. Даже если речь идет о делах давно минувших дней и большом гонораре в настоящем.
Он ведь может меня не вспомнить! А мне зачем это знание? Для самолюбия гораздо полезнее думать, что я стала для Мира женщиной непроходной. Может, роковой даже.
– Так вы идете?
– Давайте в другой раз? Я вспомнила кое-что. И теперь очень тороплюсь. Зоя Константиновна, примите саженцы, ладно? Вам их выгрузят, куда скажете, а уже утром приедут наши специалисты и все здесь доведут до ума.
Да, это побег. И почему-то кажется, Зоя Константиновна это понимает. Потому что не берется возражать, хотя дала понять, что заниматься приемкой саженцев самостоятельно ей не хочется.
– Пойдемте, я вас хоть провожу.
– Я тоже пойду, – не сумев скрыть разочарования в голосе, бормочет Лена.
В полном составе идем по дорожке к воротам. К осени высаженные весной растения набрали силы. И я в очередной раз радуюсь тому, что мы остановились на свободном стиле в оформлении, придав этому месту максимальную натуральность и обыграв естественный ландшафт.
Заставляя себя успокоиться, веду ладонью по качающимся колосьям ковыля…
– Ох, а вот и Мир! Виктория, я бы хотела познакомить вас со своим мужчиной, боюсь, вам придется очень плотно с ним сотрудничать. Он из тех людей, кому непременно нужно все держать под контролем.
А?! Мир?! Вот прямо здесь?
– Извините, Лена, в другой раз. Я действительно очень спешу. Всего доброго.
Ломая и без того короткие ногти, дергаю на себя ручку ржавого пикапа. Я никогда не представляла нашу встречу с Миром. Никогда. Вообще… Но если бы представляла, то точно не так! Все против меня. И эта долбаная развалюха, и старые джинсы, которые я, ко всему прочему, умудрилась испачкать, и полное отсутствие косметики, и влажные от испарины, прилипшие к черепу тонкие волосы. Господи, да я настоящее пугало! Тогда как она… Она даже в непритязательной домашней одежде выглядит так, что хоть сейчас выпускай на подиум. И она точно младше.
Мир не мог забыть. Он же счета оплачивал! Или… Мир банально сделал это наперед? И уже и думать забыл о том, что однажды, спасая одну глупую и невезучую девочку от беды, щедро поделился с ней своей спермой?
Господи.
Какая я безнадежная дура. Металась, что-то из себя корчила, не хотела ему в глаза лезть. Зачем-то убеждала себя, что мне это совершенно не надо. А на самом деле просто ждала, что он придет ко мне первым? Придет и спросит, дескать, что дальше, малышка, м-м-м?
И мне не придется вообще ничего решать.
А он ничего подобного, конечно же, и не думал делать. Он жил дальше. Как я и просила. Любил. Строил дом. Свое дело. Что-то планировал. Детей… Наверняка детей. Вот только не со мной.
Нет. Ну как так? Я, конечно, звезд с неба не хватаю, но… выходит, я настолько идиотка, да? Непроходимая просто тупица. Отец оказался прав.
Страшно растерявшись, растираю виски. И? Что теперь? У него все есть. А то, чего по каким-то причинам нет – непременно будет. На кой ему мои проблемы? Дети от меня на кой? Вот спрошу я сейчас, какой будет его реакция? Ответ очевиден. И этой очевидностью страшен.
Я думала, что у меня есть варианты. Что только я решаю, быть или не быть, в любом случае. Но это не так! Давно уже нет... И даже если я очень захочу этого ребенка, у Мира нет ни одной причины позволить ему родиться. Хотя бы потому, что для него самого, его отношений и прочего это совершенно не нужная сложность. Я просто додумала что-то. И кажется, продолжаю додумывать дальше. Вместо того чтобы прямо спросить, избавляя себя от неопределенности. Да – да. Нет – нет. Что может быть проще, если ты, конечно, не мазохист?
– С тех пор как мне позвонили из клиники с вопросом, собираюсь ли я продлевать договор хранения эмбрионов, я думаю об этом постоянно.
Профиль Мира каменеет. Ленивым движением кисти он включает поворотник, неспешно сворачивает к обочине, плавно паркуется. И поворачивается ко мне, сведя брови в линию.
– Господи, ты даже не помнишь…
– Ну, почему? Сейчас что-то такое припоминаю.
Не знаю, почему не нахожу этому ни одного внятного объяснения, но меня начинает немилосердно трясти. Внутри от пищевода к горлу будто поднимается кипящая лава, выжигая душу. Я как вулкан, который вот-вот рванет. И ведь, наверное, этому были какие-то предпосылки. Внутри все это время нагнеталось сильное напряжение, которое я почему-то не замечала, несмотря на усиливающийся накал.
Бабы все-таки дуры. Мужики ко всему относятся легче. Или это я такая непроходимая идиотка?
Мир вскидывает руку, сверяясь с часами, о стоимости которых я могу лишь догадываться.
– Ч-черт. Десять лет прошло, да, малышка?
– Не называй меня так, пожалуйста.
– Почему? Ты не подросла, – улыбается.
Впрочем, своими улыбочками Мир меня не обманет – я слишком хорошо его знаю, чтобы не понимать, что мысленно он уже не со мной, а та легкость, которую он сейчас демонстрирует – просто прикрытие для более глубокого мыслительного процесса.
– Когда это было?
– Что?
– Когда с тобой связались?
– Пару дней назад. Тебя они тоже искали, но ты сменил номер и не отвечаешь на письма.
Мы правда это обсуждаем. Прямо сейчас…
Ну, а зачем ему отвечать, да? У него же все хорошо.
И я рада. Я рада, господи. Но почему это настолько невыносимо?
– Я выйду здесь. Мне… Мне надо.
Вываливаюсь из машины прежде, чем Мир успевает этому помешать. Лава внутри устремляется к жерлу. Меня сейчас просто стошнит. Своей глупостью, болью, идиотскими совершенно надеждами. А-а-а-а!
– Да стой ты! Мы не договорили.
Останавливаюсь резко, так что задники кроссовок едва не высекают искры из тротуарной плитки. Мы в черте города. Тот нависает со всех сторон высотками, забивается в легкие ароматом гудрона, смрадом выхлопных газов и как будто только и ждет, когда можно будет тебя пережевать и выплюнуть. Мне кажется, я только поэтому чего-то и достигла в жизни. Потому что боялась, что он меня проглотит, и не подавится… И ничто меня не сломило – ни безденежье, ни одиночество. Был какой-то энтузиазм. А сейчас ничего не осталось.
– Н-не трогай меня. Не о чем нам говорить.
– Класс. Да погоди ты, ну!
Мир хватает меня, разворачивает волчком. И я его со всей дури толкаю в грудь.
– Только дураки живут прошлым, – рычит он, перехватывая мою руку. – Я в чем перед тобой виноват?
– Ни в чем!
– Черта с два. Иначе ты бы этот цирк не устраивала.
– С ним очень легко покончить. Просто отпусти меня, – цежу, вырывая руку.
– Блядь! Поверить не могу. Просто гребаное дежавю. Вик, ну ты же не думала, что я буду ждать, когда ты одумаешься?
– Конечно, нет.
– А кажется, будто именно на это ты и надеялась. Ну как так? Что у тебя в голове, Вика-а-а? Я же мужик. Так не бывает…
– Где ты ходишь, мать? Твой телефон не смолкает.
– За кофе вышла, нет чтобы сказать спасибо, – бурчу, вручая Наташке ее моккачино. И с намеком кошусь на болтающийся на запястье пакет.
– И штрудели? – сощуривается подруга, с жадностью запуская туда руку. – Тебе кто-нибудь говорил, что ты ведьма?! Мне же нельзя.
Идя вразрез с собственными словами, Наташка выуживает пахнущую корицей и яблоками слойку и откусывает сразу половину.
– М-м-м! Может, позвонить куда надо и наврать, что у них тараканы пешком ходят? – предлагает с набитым ртом.
– Чтобы они закрылись? – смеюсь.
– Ага. Ну нельзя же так с людьми.
– Как так? Вкусно? – усмехаюсь, утыкаясь в телефон.
– Именно. Меня же скоро разнесет вконец на этих булочках! Каждый день даю себе зарок – ни ногой туда. И каждый раз не могу удержаться, проходя мимо. Вытяжки у них точно хреновые, сдобой пахнет на весь этаж.
– Или они нарочно распыляют вокруг специальный парфюм.
– А что, так можно? – искренне удивляется подруга.
– Конечно. Это известный маркетинговый ход, – киваю, переключаясь на голос Валеры в трубке:
– Тебе на кой телефон, Вик? Звоню тебе уже минут пятнадцать…
– За кофе вышла. Что за срочность?
– Ты уверена, что отослала мне правильную геолокацию?
– Ну конечно. А что?
– А то, что нет тут твоей машины.
– В смысле нет? – удивляюсь. – Ты сейчас там?
– Я же говорил, что поеду, чем ты слушала, женщина?
– Ты там, а машины нет? – туплю, прикидывая в уме, что бы это могло означать.
– Блин, Вик, ты издеваешься? Именно это я и говорю, нет?
– Постой, Валер. Можешь включить видео? Ну, или глянуть адрес ближайшего дома? – хмурюсь я, не теряя надежды, что он просто не туда повернул.
– Пять сек.
В трубке что-то трещит, щелкает, а следом на экране появляется Валеркина симпатичная физиономия.
– Ну, что скажешь?
– Скажу, что ты приехал по адресу.
– Твоего Форда здесь нет, – терпеливо повторяет Валера.
– Я вижу, – киваю. – Он стоял прям под этим кленом.
– Молодой человек, я могу вам чем-то помочь?
Льющийся из динамика голос звучит до того неожиданно, что я всем телом вздрагиваю. Нет… О, нет. Только этого не хватало. Почему Мир не на работе?! Разве бизнесмены его уровня не должны дневать и ночевать в офисе? Наш с Наташкой бизнес и близко не такой солидный, и то отнимает, считай, все время.
– Добрый день. Даже не знаю. У моей девушки здесь заглохла машина…
Это все, что я успеваю услышать, до того как Валерка отбивает звонок, бросив напоследок короткое: «Вик, я перезвоню».
Со стоном обхватываю голову.
– Ну что опять случилось?
– Ой, Наташ, даже не знаю, с чего начать свой рассказ...
Наташка широко распахивает глаза, сверяется с часиками на запястье и, запихнув в рот остатки штруделя, распоряжается:
– С начала. У тебя пятнадцать минут. Потом уезжаю в налоговую.
По мере того, как я делюсь последними событиями, глаза подруги становятся все больше и больше, а ее «да ладно» очень скоро превращаются в гораздо более емкие «охренеть».
– И? Что ты теперь думаешь делать? Как будешь разбираться со своими мужиками?
– Ты вообще меня слышала? С какими моими, блин?!
– Ну, не знаю. Я вот не исключаю, что твой Фордик мог отогнать в сервис Мир. А это что-то да значит.
– Зачем бы он стал так заморачиваться?
– По старой дружбе.
– Ага. Как бы не так. Говорю же – Мир забыл обо мне и думать.
– И тебя это задевает, – утверждает Наташа, впиваясь в лицо пристальным взглядом.
– Да нет же!
– Да-а-а-а, – часто-часто кивает она.
– Ладно. Если только немного, – сознаюсь я и с психом щелкаю по экрану: – Вот почему он молчит?!
Стоит этим словам вырваться изо рта, как в мессенджере всплывает сообщение с незнакомого номера.
«Твоя машина в ремонте. Как будет готова – пригонят. Вышли адрес».
Давление моментально подскакивает. Какой же самодовольный гад, а?! Даже не соизволил представиться. Думает, я сразу пойму? И ведь правильно думает.
«Не стоило беспокоиться. Скинь номер карты, куда я могу перевести деньги за ремонт».
«Мы с твоим «парнем» уже все решили».
С моим парнем… Он же издевается, я правильно понимаю? Пальцы сжимаются. Будь корпус айфона хоть немного хлипче, я бы уже его в крошку стерла. А так лишь самой больно.
– Вик, что там? Кто пишет?
Девчушка, сидящая в коляске, не похожа ни на меня, ни на Мира. У нее светленькие кудряшки, голубые глаза и уморительная улыбка, но я точно знаю, что это наша дочь.
– Мама! Мама! – тянет ручки малышка и выгибается, требуя ее освободить. Я ее понимаю – вокруг такая красота, что все нужно непременно потрогать, а может, даже сунуть в рот, пока никто не видит. Я знаю, что она непременно провернет этот трюк, как будто это уже не раз было.
Улыбаясь во весь рот, сажусь на корточки у коляски.
– Да погоди ты, торопыга. Мама сейчас…
Отщелкивая фиксатор, блаженно жмурюсь на сентябрьском ласковом солнышке. Лица касается серебристая ниточка гоняемой ветром паутины, но даже это приятно. Помогаю дочке выбраться из коляски, целую сладко пахнущую макушку, машинально скользя взглядом по высаженным вдоль дорожки полям хризантем, астр и георгин. Чуть в стороне проступают контуром знакомые линии здания администрации моего любимого питомника. Так вот мы где! Я не сразу сориентировалась. Может, потому, что окружающее нас пестрое великолепие скорее походило на райский сад.
Девочка в руках нетерпеливо ерзает. Опускаю ее на крепкие ножки. Непоседа тут же убегает за бабочкой.
– Только не рви цветочки, хорошо? Им будет больно.
– Холосё-ё-ё.
Ох, не верю я ее обещаниям! Ну и пусть. Мне невыносимо, нечеловечески хорошо. Солнце посыпает драгоценной золотистой пыльцой цветочные поля и дочкины светленькие волосики, превращая их в настоящий нимб. Так хочется запечатлеть этот момент! Тянусь за телефоном, когда меня окликают…
– Вот ты где! Так и знала, что найду тебя здесь.
Откуда ни возьмись, появляется Лена. Я точно знаю, что это она. Хотя узнать вчерашнюю красавицу в наступающей на меня старухе почти невозможно. Солнце заходит за тучу, сгущаются сумерки, и поднимается ветер. Прекрасный сад на глазах теряет очарование, тени, отбрасываемые на дорожку соцветиями георгин, походят на извивающихся змей.
– Мой сад погиб! Это ты виновата, – заунывно бормочет Лена, протягивая ко мне костлявую руку.
– Нет…
Я шарахаюсь в сторону, ощущая инстинктивную потребность защитить дочь от обезумевшей тетки. Оборачиваюсь к малышке, но только затем, чтобы увидеть, как ее на полной скорости сносит груженая мертвыми саженцами газель.
С криком подскакиваю на кровати, не сразу сориентировавшись, где я. Не понимая, что это кошмар. И потом еще какое-то время в ушах звучат детские голоса. «Мама, мама, мама…» Рыдают девчонки, плачут мальчишки. Один, второй, третий… Сколько же их?!
Зажав уши, вскакиваю с кровати. Господи, это же просто сон! В реальности ничего не случилось. Я это понимаю. Но ощущение ужаса не отпускает, сковав каждую мышцу в теле. Плетусь в ванную. Включаю холодную воду, набираю полные пригоршни и плещу в лицо. Потрясающе. И? Что дальше? Какие еще финты выкинет мое подсознание? На сколько меня хватит, если я и сейчас ощущаю скопившиеся в воздухе тревогу и электричество? Сгустившаяся темнота начинает пугать, но я не позволяю себе поддаться страху и включить свет. Вместо этого тащусь к окну и распахиваю его настежь. Ночь утопает в горечи палых кленовых листьев и дождливой затяжной мороси. Когда как не сейчас думать о жизни и смерти, о случившемся и несбывшемся? О предопределенности и способности на что-то влиять. О сиюминутном и вечном?
Ближе к утру возвращаюсь в остывшую постель. Беру телефон, чтобы узнать время, и зависаю на очередном сообщении от Мира.
«Я оплатил еще год. Мало ли».
В груди болезненно дергает. И вот как так? Я же смирилась! А он одной эсэмэской выкапывает из могилы сдохшую и начавшую разлагаться надежду.
За двенадцать лет нашего знакомства ничего не поменялось. Он что тогда, что сейчас знал, как вышибить почву у меня из-под ног.
И снова я мысленно возвращаюсь в прошлое.
– Ты могла мне позвонить, малышка.
– Нет, не могла. У меня нет твоего номера. А еще я…
– Что?
Нет. Ничего. Слава богу, я не сказала, как он разбередил мне душу своими намеками.
– Ничего. Не было повода.
– Так будет, если продолжишь шарахаться по злачным местам вроде этого. – Мир толкнул меня к выходу.
– А что не так с этим местом? Ты же сам привел сюда свою девушку!
– Девушку? Вик, – закатил глаза Мир. – Это же просто шлюха. Я ее здесь и снял. Уточнить, для каких целей?
Я вспыхнула. Потому что все и так было понятно. Кроме разве что одного.
– А зачем тебе… Ну, вот так? Почему ты просто не найдешь себе нормальную девушку? Ты же симпатичный и… – в этом месте смелость меня покинула, и я заткнулась, не в силах продолжать. А Мир покосился на меня и захохотал так громко, что по переполненной парковке, на которую мы вышли, прокатилось раскатистое эхо.
– Да потому что ни одна нормальная девушка меня не вывезет, Вика.
– Что-то мне подсказывает, что ты к себе слишком строг.
– А ты непозволительно наивна. Так нельзя.
– Что плохого в том, что я пытаюсь видеть в людях лучшее?
– Вик…
– М-м-м?
– А тебе его девушку совсем не жалко?
Отрываю взгляд от экрана компьютера и несколько секунд тупо моргаю, не сумев так просто переключиться с одного на другое. Мысли целиком и полностью в проекте. Осенью у нас всегда много работы. Весной тоже. Летом чуток поменьше. Но это то самое время, когда мы наращиваем жирок, чтобы продержаться в менее сытые зимние месяцы.
Так что там про жалость?
– Чью девушку?
– Мира.
– Не знаю, Наташ. Скорее, я о ней не думаю.
Мир был прав. Со временем я неизбежно разочаровалась в людях. Той девочки, которая сопереживала всем на свете и всем хотела помочь, больше нет. Пусть я и не очерствела полностью, приоритеты все же сместились. Жалко ли мне Лену? Ну, во-первых, рано ее жалеть. Мир ничего еще не решил. А во-вторых, себя мне гораздо жальче. Лене сколько? Я не знаю… Лет двадцать пять? Она красива и здорова. Даже если наш ребенок станет камнем преткновения в их отношениях с Миром, у нее все еще будет. И мужик, и семья, и дети.
Это у меня – последний шанс. И если надо, я буду за него биться, затолкав жалость, эмпатию и сочувствие куда подальше. Простите, но даже не стыдно.
К тому же да, не стоит забывать, что Мир вполне может не согласиться, решив, что проблемы с девушкой не стоят… Не стоят… Ч-черт!
Не могу. Каждый раз стопорюсь, когда прихожу в своих мыслях к тому, что она, наверное, очень много для него значит. Это невозможно принять. Просто невозможно, и все тут. И пусть я понимаю, насколько это глупо, пусть я осознаю, что он прав – ни один мужчина на его месте не смог бы жить одним только прошлым, это понимание не спасает меня от боли.
– Не смотри так! Я же тебя не осуждаю, – бормочет Наташа, – просто подумалось вот. Она ведь ни в чем не виновата, да? И ты сама говоришь – неплохая вроде девчонка.
– Неплохая. Но тут каждый сам за себя.
– Представляешь, как сложно быть богом? Когда один об одном молится, а другой – о прямо противоположном, невозможно всех осчастливить.
– Суровая правда жизни, – пожимаю плечами.
– Ага. Селява. Кстати, Вик, чуть не забыла – мы ведь уже оплачивали эти счета, а они опять у меня в папке.
С облегчением зарываюсь в документы. Все же мне сложно даются разговоры такого толка. Может, жалость к Лене сильнее, чем я готова это признать. Но кто меня саму пожалеет?
– Это я видно по ошибке сунула. Прости.
Рву бумажки и отправляю в корзину. А когда выпрямляюсь, взгляд утыкается в мнущегося на пороге Валеру. Для человека, до утра заливающего горе, он выглядит преступно свежим.
– Привет.
– О, Валер. Привет, – улыбается моему парню Наташа. Молюсь, чтобы ей хватило ума его не прикалывать. Зачем Валере знать, что мы с утра успели перемыть ему кости? Даже если сам он полночи жаловался на меня тому же Гаму. Ну не один же он пил, да?
– Привет, Наташ, – хмурится. – Я ненадолго. Можешь нас оставить? Надо поговорить…
– Конечно, – нараспев протягивает Егорова. И подмигивает: – Хорошо выглядишь.
– Ага. Спасибо. Ты тоже.
Остаемся одни. Несмотря на то, что Валера пришел поговорить, начинать он не торопится. Повернувшись к стене, изучает украшающие ее черно-белые старинные фото садов. Английского, японского, итальянского… Как будто впервые их видит. А я его не тороплю, понимая, как нелегко Валере приходится, и всем сердцем ему сочувствуя.
– Я ни черта не помню, – наконец, выдает он. – Я тебя как-то обидел?
– Ты пытался закатить мне сцену ревности. Я на это не повелась, и тогда ты уснул.
– А ты? Ну, в смысле… Ты пошла на диван?
– Я пошла на работу, Валер.
– И, типа, у нас все нормально?
– Это ты мне скажи. У тебя же назрели ко мне претензии.
– Блядь! А что мне было думать?! Ты бросила свою тачку у ворот бывшего.
– Я понятия не имела, что это его ворота! И я не бросала ее. Она заглохла! Р-р-р, – рычу я, зарываясь пальцами в волосы.
– Супер. Но почему ты не рассказала о том, что его встретила?
– Потому что знала, как ты отреагируешь. Мне это нужно? Нет. Давай сойдемся на том, что если я найду мужика получше, сразу дам тебе знать.
– Зашибись, – фыркает Валера.
– Если ты обещаешь мне то же, я буду только за.
– Да блядь, я не собираюсь искать другую! Сколько раз мне еще это повторить?
– Так я тоже не собираюсь.
– Угу. Они сами тебя находят, – язвит.
– Даже если так! В чем здесь моя вина? Я много раз бывала у Зои Константиновны. Откуда мне было знать, кто ее сосед?! А если бы знала, почему я должна от него прятаться? Ты сейчас будешь злиться, но ведь это и впрямь какой-то, блин, детский сад. Я его десять лет не видела!
– О, ну конечно. Чуть что – сразу детский сад. Больше аргументов нет.