Обретение дара

Глава 1. Несчастный или счастливый случай

Медленно разлепив веки, он увидел — некогда выбеленный известкой, а теперь серый от пыли — высокий потолок. В нос сразу ударил хорошо ему знакомый резкий запах карболки. Ошибки быть не могло, его тело находилось в больнице.

Пошевелив пальцами рук и ног, он с ужасом осознал, что все его тело перебинтовано. Но первоначальный страх тут же сменился внутренним смирением, ибо будучи медиком он прекрасно понимал, что паралича нет и он чувствует свои конечности.

— Где я? — просипел он охрипшим голосом еле шевеля пересохшими губами.

— Здравствуйте, коллега! — услышал он веселый голос с немецким акцентом. — Я очень рад, что Вы пришли в себя!

— Простите, но Вы кто? — лежащий на больничной койке повернул голову и увидел высокого сухопарого человека в белом халате и медицинской шапочке. Тот стоял возле его кровати и держал в руках планшет с закрепленными на нем листами, на которых что-то записывал.

— Разрешите представиться, — поклонился врач, — я Ваш лечащий доктор фон Штейниц Карл Густовович. Ординарный врач Госпитальной клиники Императорской Военно-медицинской академии. Находитесь Вы у нас со вчерашнего дня. Назовите себя и скажите, что последнее Вы помните о событиях вчерашнего дня?

— Можно воды? У меня во рту пустыня Сахара, — попросил пациент едва слышно, а про себя подумал: «Не велика птица». Уж будучи доктором медицины, он это не понаслышке знал.

В контексте медицины, «ординарный врач» означало штатного врача работающего в конкретном медицинском учреждении. Это не звание или степень, а скорее статус, указывающий на то, что врач занимает определенную должность и выполняет свои обязанности в данном учреждении. Вот только назвал себя немец с такой важностью, как будто он был ординарным профессором!

— Конечно! Голубушка, помогите доктору! — обратился он к невысокого роста полноватой женщине в белом халате и косынке — судя по всему медицинской сестре. Она быстро налила из графина с водой полный стакан и, подняв голову лежащего, поднесла к его обветренным и сухим губам. Тот принялся жадно пить, а потом откинулся обратно на подушку и произнес:

— Теперь я готов отвечать на Ваши вопросы, доктор.

— Хорошо. Тогда начнем. Назовите Вашу фамилию, имя, отчество, профессию и происхождение. Мне нужно проверить нет ли у Вас амнезии после такой травмы, — пояснил эскулап.

— Хорошо. Я Смирнов Иван Петрович, доктор медицины, мне сорок лет, я частнопрактикующий врач, имею личное почетное гражданство, как окончивший университет.

— Превосходно! Глубокой амнезии у Вас нет! Теперь давайте проверим Вас на частичную амнезию. Что Вы помните о вчерашнем дне? — быстро записывал у себя в планшете врач.

— Помню заседание в аудитории Императорской Военно-Медицинской академии. Там шла демонстрация опыта с природным электричеством. Докладчик пытался убедить присутствующих в том, что атмосферное электричество — в виде молний — можно собирать в специальные устройства и потом использовать их для различных нужд. Он говорил, что одна молния содержит столько электричества, сколько электростанция вырабатывает за год. Но в отличии от электроэнергии, которую вырабатывает такая станция, энергия молнии совершенно бесплатная!

— Сразу видно, что этот докладчик нахватался вольнодумных идей! — убежденно произнес стоящий у кровати немец. -Лишь бы все получить бесплатно и не платить! Вот и результат! Но Вы же доктор медицины! Вас как на эту еретическую лекцию занесло? Вы что, забыли судьбу моего несчастного соотечественника — профессора Рихмана?

Смирнов, конечно же, об этом знал. Ученик Ломоносова, профессор Георг Вильгельм Рихман, погиб в одна тысяча семьсот пятьдесят третьем году во время эксперимента с молнией, исследуя атмосферное электричество. Он проводил опыты с прибором, похожим на электроскоп, во время грозы, когда в него ударил огненный шар от прибора. Смерть Рихмана, произошедшая, возможно, от шаровой молнии, временно приостановила исследования электричества в России. Но когда доктор шел на этот эксперимент, он думал, что докладчик учел этот печальный опыт своего предшественника.

Он вспомнил подробности той давней трагедии.

Шестого августа одна тысяча семьсот пятьдесят третьего года, во время грозы, Рихман проводил эксперименты с электричеством, используя свой «электрический указатель» (прибор для измерения электричества). Он находился в непосредственной близости от прибора, когда в него ударил «бледно-синеватый огненный шар», и раздался звук, похожий на выстрел из пушки. Рихман упал замертво, а находившийся рядом художник-гравер Соколов был сбит с ног и оглушен. Соколов, по заказу Рихмана, должен был зарисовать ход опыта, и он запечатлел момент гибели.

В письме графу Шувалову, Ломоносов описал, что у Рихмана на лбу было красно-вишневое пятно, а электрическая сила вышла из его ног в пол. Ломоносов также отметил, что ноги и пальцы были синими, а башмак разорван, но не прожжен. Несмотря на трагический исход, Ломоносов писал, что Рихман умер «прекрасной смертью, исполняя по своей профессии должность» и что его память не угаснет. Однако, Ломоносов беспокоился, что этот случай может быть использован против дальнейшего развития науки.

Смерть Рихмана от незаземленного прибора во время исследования электричества произвела большой резонанс. В России исследования электричества были временно приостановлены. Несмотря на трагический случай, это событие подтолкнуло к поиску защиты от молний и мер безопасности при работе с электричеством.

Глава 2. Обретение дара

Смирнов продолжал вспоминать события месячной давности.

Когда мужчина скрылся за поворотом и первая эмоциональная реакция от его слов улеглась, включился холодный разум, и начался внутренний диалог с самим собой. Как и человек, который занимался и продолжает заниматься научными опытами, у него преобладало рациональное мышление. Впрочем, любой пациент и его болезнь всегда становились маленьким, но тем не менее самостоятельным, научным исследованием.

«Этот мужик сказал, что их убили. Вероятнее всего выводы он сделал на основании того, что он якобы нашел тела возле дверей. Да еще и это полено, будь оно неладно, — размышлял доктор, медленно направляясь вдоль улицы к железнодорожной станции, чтобы уехать в Санкт-Петербург. Нужно было готовиться к похоронам, к перевозу тел в их дом, и всем сопутствующим скорбным делам. — Почему я должен ему верить? — продолжал думать бывший муж и отец, — с чего вдруг он мне это все рассказал? Может быть он все придумал? Чтобы у меня червонец выманить. И уйти. А я даже имени его не спросил. Хотя думаю, он и не сказал бы! Идти сейчас в полицию? И что я им скажу: ко мне на улице подошел неизвестно кто, и сказал, что вы — полицейские — фальсифицировали и подделали протокол осмотра места происшествия и улики? Так? В лучшем случае, они решат, что я — на фоне сильного горя — повредился рассудком. И упекут меня в „желтый дом“.

Изначально, словосочетание «Желтый дом» стало употребляться в отношении корпуса для душевнобольных в Обуховской больнице в Санкт-Петербурге, который был выкрашен в желтый цвет. Со временем, это название распространилось на все психиатрические лечебницы. Некоторые связывают выбор желтого цвета с тем, что он якобы угнетающе действует на психику, успокаивая буйных пациентов.

В психиатрическую больницу доктор не хотел. И даже без чтения произведения «Палата № 6», которое впервые было опубликовано в одна тысяча восемьсот девяносто втором году в журнале «Русская мысль», Антоном Павловичем Чеховым, он прекрасно знал, что это за место. «Палата номер 6» стала тем страшным местом, куда отправляли всех вольнодумцев за их попытки жить согласно собственному мировоззрению. Чехов смог изобразить не только страдания людей отвергаемых властью, но еще и страх, и ненависть к ним простых обывателей.

А вот в худшем случае, особенно после событий революции — одна тысяча девятьсот пятого года –такие обвинения полиции могли закончиться куда худшим исходом. Повесить бы его, надев «столыпинский галстук», конечно же, не повесили, но вот на каторгу за клевету на государственную власть и подстрекательство к мятежу вполне могли упечь.

Тем не менее, слова мужика посеяли в его душе семена сомнений.

«А если он прав, — лихорадочно думал Иван Петрович шагая к вокзалу, — и их смерть была специально устроена? И останется неотмщённой? Как я буду с этим жить дальше? Что делать? Поговорить с полицейскими и пожарными, которые были на пожаре? Если улики сфабрикованы, то они со мной даже говорить не станут. А вот под подозрение я точно попаду. Если с ними и будет кто-то говорить, то это точно должен быть не я. Тут нужен тот, кому они могут доверять. И второе. Если этот мужик прав, и дело в самом доме, то тот, кто это сделал будет действовать дальше.

Тут два варианта. Если он что-то спрятал на участке или в доме, он должен будет начать искать спрятанное! А если ему нужен был сам участок, он должен будет попытаться его купить в свою собственность. В любом случае, нужно подождать и не торопиться. Более того — поговорить со знающими людьми. И у меня есть такой человек!»

Доктор развернулся и быстро зашагал к своей бывшей даче. В доме справа никого не было, а в доме слева ему открыла дверь пожилая женщина.

— Здравствуйте, — печально произнес погорелец, — я Ваш сосед.

— Здравствуйте! — всплеснула руками хозяйка. — Горе-то какое! Это были Ваша жена и дочка? Они такие вежливые и веселые… были! Сразу видно — благородные люди. Примите мои соболезнования. Я хоть сама и из купеческих, но благородных вижу сразу. Прибрал их души Господь, пусть покоятся с миром! — и она перекрестилась.

— Спасибо за соболезнования, — кивнул Смирнов, — могу я попросить Вас об одной услуге?

— Смотря какой! — с лица купчихи тут же слетело все приветливое участие.

— Не бесплатной, — правильно понял сомнение торгашеской души доктор, — Вы не могли ли бы присмотреть за моим участком? Там на пепелище могли остаться какие-нибудь ценные для моих воспоминаний вещи. Вот одну я уже взял, — и он показал ей завернутое в мешковину полено, пояснив: семейная память. После похорон я вернусь и все разберу. Но я боюсь, что бродяги растащут все там до этого! Вот Вам десять рублей, и если кого-то заметите, сразу сообщите в полицию.

— Добавьте еще десять рублей и я им даже сразу позвоню! — усмехнулась оборотистая купчиха.

— У Вас есть телефон? — удивился Смирнов.

— Конечно, — кивнула женщина, и, увидев сильное недоверие в его глазах, сказала: — Сами, господин, посмотрите, — и она распахнула дверь пошире. На стене в коридоре висел телефонный аппарат с ручкой. — Мы хоть и не в столицах, но и не в полной глуши!

Доктор знал, что России первые телефонные линии появились в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году, а первая телефонная станция начала работу спустя год.