Оценка риска

— Привет. Нужна твоя помощь в оценке.

Как всегда сухо, коротко, по-деловому. Когда-то я сама настаивала, чтобы наше общение было только таким, но его холодность все равно бесит.

Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку кресла.

— Ты бы хоть раз ради приличия начал разговор с вопроса о том, как у меня дела.

— И как у тебя дела? – спрашивает он с той же выводящей из себя отстранённостью.

— У меня все прекрасно, – лишь бы трубка в моей руке не расплавилась от пропитанных ядом слов.

— Рад слышать. Так что, оценишь одну штуку?

Сама виновата. Раз уж установила рамки делового общения – придерживайся.

— Отправляй фото и видео, гляну.

Он сбрасывает звонок быстрее, чем я успеваю набрать в грудь воздуха для следующей саркастичной реплики. Не остаётся ничего другого, как с шипением выдохнуть через сжатые зубы.

Сообщение от Рика Даркфилда, сукина сына, причины моих душевных терзаний и ночных эротических грез, пришло уже через мгновение и заставило меня впериться в экран телефона. Я даже не сразу поняла, что передо мной, хотя чего только не повидала на своем профессиональном веку.

В топ странностей, которые мне доводилось оценивать, вошли винтажные солонка и перечница в форме мужского и женского половых органов, шёлковый платок, залитый кровью одной из княжон Романовых, и пакет с воздухом с концерта Канье Уэста. Всё это ушло с молотка за астрономические и явно неадекватные суммы. Зато работа в аукционном доме научила меня, что даже на самую странную вещь может найтись свой покупатель.

На фото было два предмета. Первым была книга: очень старая, в кожаном переплёте, но цвет и фактура обложки показались мне необычными. На поверхности почти не было характерных для коровьей или свиной кожи сеточек морщин, а цвет уходил в нетипичную серую гамму. На обложке виднелись надписи на языке, который мне не приходилось раньше видеть, и сделаны они были чем-то наподобие кармина. Книга была объёмной, никак не меньше двух или трёх сотен страниц.

Рядом с фолиантом лежал другой предмет. С первого взгляда было затруднительно понять его суть. Я всмотрелась и содрогнуласть от продравшего по спине мороза. Это, скорее всего, кукла, но очень условная – выделялись туловище, непропорционально большая голова и конечности, сделанные из палочек. Вместо лица были каракули.

Я поспешила закрыть жуткое изображение и начала строчить Рику ответное сообщение: «С книгой более или менее ясно. Возраст очень (!) приблизительно, вторая половина девятнадцатого века. Надписи совсем непонятные, даже примерно не могу представить, что это за язык. Материал обложки вроде бы кожа, но какая именно – не скажу, нужно посмотреть вживую. После этого смогу сказать примерную цену. А второе похоже на куклу. Не думаю, что она вообще имеет какую-то ценность».

Пока я перерисовывала надписи с обложки книги на бумагу, чтобы отправить их на распознание искусственному интеллекту, пришел ответ от Рика: «Хочешь – подъезжай. Тут много интересного, тебе может понравиться».

Щёки запылали, и я даже отложила телефон, будто Даркфилд мог увидеть моё смущение. От воспоминаний о его запахе, сильных руках, затянутых в перчатки, прищуренного с хитринкой взгляда карих глаз, способного спровоцировать волну мурашек, мне стало жарко. Если сейчас соглашусь на его приглашение, то разбережу старую рану и обреку себя на долгие вечера самобичевания на тему: «Дуреха, ты упустила такого мужика!»

Ладно, в конце концов, это работа. И мне достанет силы воли держать дистанцию. Но чего это будет стоить?..

Пока сомнения не взяли верх, я отбила: «Жалко упускать возможность подзаработать. Пришли адрес». Вот так, пусть думает, что меня интересует только комиссия за оценку.

Через полчаса я припарковалась перед строением, которое сложно было назвать домом. Стены дышали на ладан, крыльца практически не было, а кровля была готова рухнуть от любого чиха. Ребята Рика, конечно, отчаянные (хотя, скорее, жадные), если лезут в такие дома.

Это была основная причина, по которой я почла за благо не связываться с Даркфилдом – его работа. Он с приятелями промышляли тем, что находили одиноких пожилых людей с домами, за которыми те были не в состоянии ухаживать, убеждали их перебраться в хоспис, выкупали развалюхи за бесценок, придавали товарный вид и реализовывали уже по рыночным ценам. Несмотря на то, что всё это проворачивалось с юридической безупречностью, для меня это отдавало мошенничеством в отношении и без того несчастных стариков.

Рик рассказывал, что нередко в таких домах обнаруживаются любопытные вещи. Они втюхиваются коллекционерам и скупщикам раритета, и на этом тоже можно заработать неплохие деньги. В какой-то момент я даже стала подозревать, что заинтересовала Даркфилда не как женщина, а исключительно как оценщик.

Что ж, эксплуатировать себя я не дам, а вот позволить за разумную стоимость воспользоваться моим экспертным опытом – пожалуйста.

Я не без труда и внутренней дрожи вошла в дом. Изнутри он выглядел ещё страшнее, чем снаружи. Всё покрыто толстым слоем пыли, через заколоченные окна едва пробиваются нити солнечного света, потолок зарос паутиной, которая начинала жутко колыхаться при каждом движении воздуха. Повсюду хлам, вонь разложения пищевых остатков и нищей старости. Я старалась не вглядываться в окружающую обстановку, боясь увидеть нечто, что потом будет преследовать меня в ночных кошмарах.

Находиться одной в этом месте совершенно не хотелось, и я уже собиралась громко позвать кого-нибудь, но передумала, опасаясь быть заваленной прогнившими балками перекрытий. Я вытащила телефон, чтобы набраться Рику сообщение, но услышала, как кто-то спускается со второго этажа.

— Привет, Рокси. Ты быстро.

А, да, ещё одна причина, по которой я отказывалась признавать нашу с Риком перспективу стать парой – тупое созвучие имен. Рик и Рокси. Звучит как название плохого ситкома.

Даркфилд приблизился, и я наконец смогла различить во мраке его лицо. Оно было именно таким, как я запомнила: по-мужски красивым, выразительным, с налётом небезосновательного осознания собственного превосходства. Память-злодейка тут же подкинула и другие воспоминания: запотевшие окна автомобиля; сильные огрубевшие пальцы, сжимающие мои бёдра; опаляющее дыхание за ухом и на шее; смазанные влажные поцелуи; хриплые стоны, вибрирующие в широкой груди…