Очень частный сыск

Стук в дверь

Утром в полицейском управлении суета. Сменяющиеся сдают дела заступающим, по длинным коридорам суетливо шастают помощники и помощницы, разносят протоколы, акты, описи, постановления и предписания. Вернувшиеся из патруля городовые курят на лестнице, громко делясь подробностями случившегося за ночь.

— А он и говорит — я, мол, три года в околотке служил, я в сыскном деле дока! Кем же ты служил, спрашиваю? А полотёром! Но в кабинете самого надзирателя!

Взрыв смеха.

— А ко мне бабонька давеча подходит. Мсье, грит, вы такой высокий, так мужественно выглядите! Вы же не откажете в помощи одинокой вдове?

— А ты, а ты чего?

— Не отказал. Приводит она меня к себе, в третий этаж дома с медведя́ми. И, надо сказать, прямо в спальню ведёт!

— Ну не томи, дальше давай!

— А чего там дальше? Занавеска у ей оборвалась, а достать не могёт! Вот я битый час и возился — одну снимал, другую вешал!

Снова хохот. И вдруг умолкают все, как по волшебству, — генерал приехал. Папироски затушены, ремни на мундирах поправлены, то тут, то там слышится:

— Здравия желаю, Ваше Высокоблагородие!

Михаил Филиппович, даром что граф, здоровается с каждым, причём не просто — по имени. Память у главы Управления феноменальная, как и способность к сыску, за что его безмерно уважают все служащие столичной полиции.

Наконец утренние процедуры закончены, формальности улажены, и начинается привычная, практически рутинная работа. Сыщики ищут, городовые следят за порядком на улицах, агенты ведут скрытое наблюдение. Все при делах.

Вот в такое суетное летнее утро в Управление и заглянула юная незнакомка. Легко взбежала по ступенькам, деловито кивнула травителям баек, присела в реверансе перед одетым по какому-то случаю в парадное околоточным Кузьмой Фомичом, ошибочно приняв его за начальство и, наконец, мило улыбнувшись, обратилась ко всем сразу:

— Господа, а как бы мне поговорить с сыщиком Ловецким?

— А вы, сударыня, по какому к нему вопросу? — вежливо поинтересовался кто-то из городовых. — Их Светлость только по существенным принимает. Ежели мелочью отвлечь — жутко ругаться станет, вашим ушкам такого лучше не слышать!

— Вопрос важнее не бывает! — заверила посетительница. — Я от имени и по поручению!

— Ну раз так — идите прямо по коридору до предпоследней двери слева! Только постучаться не забудьте!

Дослушивала гостья уже на бегу. Такой способ перемещения в пространстве вообще нравился ей больше прочих. Неспешные прогулки под ажурными зонтиками с непременным перемыванием костей всем знакомым — что может быть скучнее? Только многочасовое сидение за столом на каком-нибудь светском рауте. Нет, это определённо не для неё!

Возле высокой дубовой двери замерла ненадолго, решительно выдохнула и, стукнув пару раз для проформы, повернула круглую ручку…

***

Ночью Ловецкому не спалось. И ладно бы повод для бессонницы был приятным — рандеву там или дружеское застолье. Нет же — замучили комары. Стоило закрыть глаза, как тут же раздавался мерзкий тоненький писк. Сначала Арсений терпел, пытаясь не обращать на кровопийц внимания. Потом, не выдержав, зажёг свет и добрых полчаса упражнялся в метании тапка по летящей или сидящей на потолке мишени. Когда вражеское поголовье изрядно поредело, Ловецкий вновь нырнул под одеяло и, замерев, прислушался. Тишина. Победно улыбнувшись, он было задремал, но тут прибывшее из соседних комнат подкрепление ринулось в контратаку. А поскольку помещений в квартире статского советника имелось в достатке, сражение затянулось до самого утра. Так что на службу он прибыл отнюдь не в солнечном расположении духа.

— Хорошо хоть день неприёмный, — вздохнул Арсений, войдя в кабинет и удобно устроившись в громадном кресле, по сравнению с коим даже массивный дубовый стол казался почти игрушечным. Этот мягкий монстр был дарован сыщику купцом Балагановым в благодарность за спасение от каторги. Торговца тогда обвинили в умерщвлении служащего финансового управления, который трижды отказывал в открытии лавки на Тверской. Мотив был бесспорный, однако Ловецкий сумел доказать невиновность Балаганова, а после и изобличить настоящего душегуба — соседа чиновника по кабинету. Тот, завидуя пронырливости и успешности коллеги, ударил его по голове кастетом, а орудие убийства подкинул крепко поскандалившему с бедолагой накануне купчине.

От воспоминаний Арсения отвлёк деликатный стук в дверь. А потом в кабинет ворвался вихрь и с порога затараторил:

— Добрый день, Арсений Алексеевич. Меня зовут Лизавета. Вы знаете, я ваша большая поклонница. Честно-честно. Я все газетные заметки о Вас читала, слежу за Вашей работой. Можно мне присесть?

Ловецкий помотал головой и сфокусировал взгляд на стихийном бедствии. Оно оказалось довольно симпатичной юной барышней, которая, не дожидаясь разрешения, плюхнулась на стул для посетителей и продолжила:

— Мне о-о-о-очень интересна ваша работа. Я, благодаря вам, однажды даже девочку в пансионате спасла. Её обвинили в краже, а я вспомнила одно из ваших дел, ну про иллюзиониста, и доказала, что она не виновата, сама нашла воровку. Вот… Можно я с вами немного поработаю? Пожалуйста… Вы не подумайте, я не буду под ногами путаться, я могу быть полезна. С полицией-то не особо откровенничают, а девочка подозрений не вызывает, ее не опасаются, а мужчины знаете какие разговорчивые бывают, и ещё нас никто не замечает, я смогу для вас информацию собирать. Или пролезть куда, я юркая, могу в любой дом через форточку, я так иногда из приюта сбегаю, ещё никто ни разу не поймал…

У Ловецкого от переизбытка информации и скорости её подачи застучало в висках. Пришлось продемонстрировать один из суровых взглядов, коих в арсенале сыщика имелось предостаточно. Работа такая. Подействовало неплохо. Лизавета умолкла и жалобно уставилась на Арсения.

— Так гораздо лучше! — Ловецкий удовлетворённо кивнул. — Я, знаете ли, предпочитаю обстоятельную беседу. Особенно после тяжёлой ночи. Нет, я не сидел в засаде. Нет, бандитов я тоже не ловил. Нет, это не было дело государственной важности. Нет, об этом не напишут в газетах! Да можете вы хоть чуточку помолчать?

Дело прошлое, дело нынешнее.

С физиогномикой девчонка справилась прекрасно, констатировал Ловецкий. Хороший навык, в работе пригодится.

— Что Вы, Лизавета, и в мыслях не имел над Вами смеяться! Ну не смотрите так, Вы сожжёте меня взглядом! — сыщик доброжелательно улыбнулся. — Что до Ваших воспитательниц — мне с ними точно не тягаться. Вы же в пансионе госпожи Севериновой состоите? Помнится, помогал я там с одним дельцем, года три назад… Да Вы наверняка помните дело о кровавых письменах.

ДЕЛО О КРОВАВЫХ ПИСЬМЕНАХ

С попечительницей пансиона Ловецкий познакомился на ежегодном осеннем балу у Владимира Андреевича Долгорукова, генерал-губернатора Москвы. Ничего особенного — обменялись приветствиями и немного повальсировали. Но уже через неделю Екатерина Андреевна сидела в кабинете сыщика и взволнованно рассказывала, что на окне спальни пятиклассниц появилась жуткая надпись, сделанная кровью: «Мне нужен труп. Я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас».

— Я понимаю, что это наверняка проделки каких-то хулиганов! — говорила Северинова. — Но девочки так напуганы! Арсений Алексеевич, не откажите в помощи!

Пришлось собираться, вытаскивать себя и эксперта из уютных кабинетов и слоняться под дождём по пансионскому парку в поисках следов.

Кровь ожидаемо оказалась обычной краской, в кустах неподалёку обнаружилась и кисточка. Казалось бы, дело раскрыто, но уже на следующее утро одна из воспитанниц обнаружила в кармане фартука новое послание:

«Однажды ночью ровно в час тебя похитит Фантомас!»

На этот раз писано было настоящей кровью, правда, свиной. Воспитанницы визжали и шарахались от любой тени. Ловецкому пришлось провести три ночи в засаде, а на четвёртую он таки задержал злоумышленника. Им оказался сын хозяина мясной лавки, великовозрастный обалдуй, наслушавшийся страшных историй и решивший учинить собственный кошмарик. Дело тогда заводить не стали, ограничились штрафом в пользу пансиона и торжественным обещанием нерадивого папаши устроить отпрыску незабываемую головомойку.

Вот как раз тогда Арсений и познакомился с классными дамами пансиона и искренне порадовался, что ему не приходилось воспитываться у подобных мегер. Внешне доброжелательные, на поверку они оказались деспотичными и не терпящими мнения, отличного от их собственного.

Лиза кивнула. Именно в этом пансионе она и содержалась. И дело то прекрасно помнила. Ах, как же девушка жалела, что злосчастную записку получила не она. Уж Лиза-то точно смогла бы достойно ответить на все вопросы сыщика, а не падать в обморок от любого упоминания об этом Фантомасе. Её тогда не допустили к Ловецкому, говорили, мол, нечего под ногами у занятых господ путаться. А она потом повторно Катеньку допрашивала, каково это было — самому Его Высокородию Арсению Алексеевичу Ловецкому помогать преступника разыскивать.

С тех пор минуло целых три года. Лизавета подросла и решилась на немыслимое. Да, за такую дерзость воспитательницы её со свету сживут. Но ничего… и не за такое наказывали. Всё выдержала. Даром, что росту в ней всего 37 вершков и талия осиная, зато характера на добрую роту солдат хватит. Давеча её за карикатурный рисунок на преподавательницу по латинскому языку перед всем пансионом розгами наказывали. Из чистого упрямства даже не пикнула. А что потом в подвале от боли рыдала, так то не видел никто. А значит, и не было. И теперь она, наконец, сидит перед господином статским советником и никак не может взять в толк, злой он или добрый; смеётся над ней или действительно готов взять в помощницы…

— Значит, говорите, шанс? — Ловецкий решительно, но несильно, чтобы не расплескать кофий, хлопнул ладонью по столу. — Что ж… Держите, вот он, единственный и неповторимый! Только чур потом не жаловаться! И не писать Его Превосходительству министру внутренних дел сердитые доносы на тирана Ловецкого! Дмитрий Андреевич, конечно, рад будет пополнению коллекции, но меня сие расстроит. А в гневе я страшен! Не верите? Спросите Ваньку Селёдочника, я его третьего дня допрашивал. Непременно расскажет, если заикаться перестал.

Арсений скорчил страшную гримасу и неожиданно подмигнул. А потом озабоченно посмотрел на вошедшего в кафетерию посыльного в полицейском мундире.

— Ваше высокородие, опять! — коротко отрапортовал тот. — Карета сейчас подъедет, а я уж наперёд побежал, чтоб вы кофий допить успели.

— Кто на сей раз? — сыщик мгновенно переменился. Подобрался, напрягся весь, как гончая на следе, взгляд стал острым, холодным.

— Золотицкий, — вдаваться в подробности гонец не стал, всё-таки вокруг было много посторонних.

— Та-а-ак… — Арсений нахмурился и, одним глотком прикончив эликсир бодрости, поднялся. — Больше ни слова. Остальное расскажете по пути. И, повернувшись к Лизе, добавил сердито:

— Вам, сударыня, особое приглашение нужно? Идёмте, у нас убийство! — Бегу! — Лиза молниеносно выпорхнула из-за стола (даже почти изящно получилось) и поспешила вслед за мужчинами.

***

Карета сыщика Ловецкого была весьма необычна и являлась, можно сказать, одной из московских достопримечательностей. Тяжёлая, внушительная, покрытая чёрным лаком, по углам крыши она имела синие фонари, зажигавшиеся, лишь когда Его Высокородие следовал по неотложному делу. Все городские извозчики знали эту особенность, и, завидев экипаж издали, сразу прижимались к тротуарам, только что на них не залезая. А для наименее расторопных или заезжих имелся ещё один сюрприз — рядом с козлами, на которых восседал опытнейший кучер Кузьма Никандрович, был установлен ревун. Стоило потянуть за верёвку, и раздавался такой вой — вороны с деревьев падали!

— Господин Золотицкий мебеля́ коллекционировал, — рассказывал посыльный, пока карета, сопровождаемая тревожно-восторженными взглядами зевак, неслась по узким тенистым улочкам Замоскворечья. — Стулья́ там венские, шкафы с секретами. Средства́ немалые имел, дело ясное. У него нынче утром встреча была назначена, с продавцом. Тот, партнёра не дождавшись, на дом отправился, там тело и обнаружил.

Впервые на месте преступления

Какие выводы она может сделать? Лиза внутренне содрогнулась от мысли, что может не оправдать доверие Арсения Алексеевича, и тот выгонит её с позором! Но отступать было поздно, поэтому девушка оглянулась и наморщила лоб в раздумьях. Затем, кивнув собственным мыслям, начала говорить.

— Что-то явно искали. И, скорее всего, не нашли. В грудь били из отчаяния. Если бы пытали, ограничились конечностями, ведь тогда главная цель была бы разговорить, а не убить. Преступник подвержен эмоциям — слишком много ударов…

Лизавета сделала паузу, вопросительно посмотрела на сыщика и, встретив заинтересованный взгляд, продолжила:

— Ножевые раны наносили, пока он ещё был жив, иначе не было бы крови. Этим можно объяснить и выражение ужаса на лице убитого.

Она заглянула в свои записи на бланке протокола.

— Сначала, думаю, сломали череп ножкой от стула. Скорее всего, в гневе. Никто с холодной головой не ломал бы ножку, потому что есть много других предметов, которые можно было бы использовать.

Она кивнула на статуэтку богини Артемиды высотой в 50 см, которая одиноко стояла в шкафу, потом на мгновение призадумалась.

— Хотя, не исключено, борьба и была, но других следов на теле мы не увидели, значит, вряд ли. Правда, тогда я не совсем понимаю, почему ножка именно там валяется.

Лизавета пыталась ещё что-нибудь найти, потому как по лицу сыщика не было понятно, доволен он ответом своей новой ассистентки или же нет. Вдруг улыбнулась краешком губ.

— Дилетант в стихосложении. Две рифмы плюс следующие две рифмы. Самый простой способ.

— Очень недурственно! — выслушав доводы Лизы, Ловецкий удивлённо кивнул. — Убийца действовал в сильном гневе, тут Вы совершенно правы. И борьбы никакой не было. Золотицкий, похоже, был страшно перепуган и никакого сопротивления не оказывал. Вот только череп ему никто не проламывал. Смотрите!

Выйдя на балкон, Арсений показал ассистентке вниз, на большой булыжник, наполовину вросший в землю.

— Коллекционер пытался сбежать, — пояснил он. — Прыгнул с балкона и очень неудачно приземлился — затылком прямо об камень. Вы спросите, откуда взялась окровавленная ножка? Оттуда же, что и разбросанные вещи, — преступник пытается ввести нас в заблуждение.

Арсений кивнул на шкаф.

— Когда что-то ищут, вещи вытаскивают по одной — а ну как между рубашками спрятано? Здесь же одежду бросали прямо стопками, видите? Убийца пытался имитировать ограбление. Ножку же перемазал кровью от ножевых ран. Вот тут следы смазаны рукой. Пальцы убитого испачканы не были, значит, это сделал преступник. Да и на ножке, если присмотреться, есть отпечатки. Кстати, Вы слышали о новой методе изобличения нарушителей закона? У каждого человека отпечатки подушечек пальцев индивидуальны, и по ним можно определить, был ли подозреваемый на месте преступления. Я уже подал прошение о внедрении таковой и у нас!

Заметив, что девушка, видимо, устыдившись своих ошибок, покраснела, Арсений добродушно улыбнулся.

— Да вы не конфузьтесь, тут дело сложное, запутаться не грешно. Впрочем, вы меня и без того крайне поразили своей наблюдательностью и логичностью выводов.

В углу вдруг что-то зашипело, а потом раздалось гулкое «бууууумммм!» И ещё раз. И снова. Били напольные часы, высокие, тёмно-коричневые, без маятника, зато с деревянными солдатиками, будто стоящими на страже перед резной дверцей в нижней части курантов. Один из солдатиков сурово смотрел прямо перед собой, а вот второй чуть отвернулся, словно проверяя, не приближается ли противник с фланга.

— Знатные часики! Тут и гравировка имеется: «Господину Золотицкому в знак глубочайшей признательности и восхищения поэтическим талантом!». Да уж, талант недюжинный… кстати, вы, я вижу, разбираетесь в поэзии? Случайно не пишете?

Девушка смущённо улыбнулась.

— Нет, сама стихи не пишу. У меня красиво не получается, а просто бумагу марать, чтобы остальные вот так как Вы смеялись, не хочется.

Лизе было стыдно. Ну как она могла столько пропустить, наделать столько ошибок! Ведь и правда, когда ищут, по одной вещи вытаскивают. И камень она под трупом не заметила, даже не смотрела на него, честно говоря. И ведь не сказала бы, будто это из-за того, что за Ловецким записывала. Не хотелось туда смотреть просто… Хороша сыщица…

Наблюдая за Арсением, осматривающим комнату, Лиза поражалась, как это так получается, что ни одна деталь не ускользает от его внимания. Она, конечно, тренировалась в пансионе. Её подруга, посмеиваясь над Лизаветиной мечтой стать великой сыщицей, постоянно перекладывала что-то в комнате и на спор заставляла ту искать изменения, впрочем, почти всегда оказываясь в проигрыше. Но теперь, стоя на реальном месте преступления с Ловецким, девушка понимала, что все это были просто девичьи игры, по сравнению с настоящим делом, и удивлялась, почему господин статский советник до сих пор не прогнал её, такую невнимательную?

— А что Вы думаете о том, как убийца попал в дом? — Ловецкий задумчиво побарабанил пальцами по циферблату часов. — Следов взлома ведь не обнаружили.

«Что я думаю? Даёт мне ещё один шанс»?

— Я думаю, что Золотицкий знал убийцу. Но это не друг. С другом он сидел бы в гостиной. А она на первом этаже и, к тому же, с другой стороны дома. Раз они сидели в кабинете, значит, это или деловой партнёр, или покупатель, или проситель.

Девушка сделала паузу.

— Нет, вряд ли деловой партнёр. Убийца очень эмоциональный был. Если Золотицкий его надул, а это месть, был бы холодный расчёт. Покупатель? Тоже вряд ли. Он бы просто не вернулся и слухи распустил… Нужно искать человека из прошлого, которого потерпевший обманул… сильно обманул… Того, кто всё потерял и обвиняет в этом Золотицкого…. Или… Или, может, это зависть? Может, убитый недавно много золота за сделку получил?

Лизавета совсем растерялась. Ей совсем не хотелось, чтобы господин сыщик подумал, что она ни на что негодна, поэтому искала убедительные аргументы своим версиям. А ещё девушку ужасно раздражал часовой солдатик — казалось, он всё время осуждающе смотрит на неё. Поэтому, не сдержавшись, Лиза подошла к часам и повернула нахала в изначальное положение. В часах что-то мелодично звянькнуло и дверца отворилась. Внутри куранты оказались пустыми, если не считать маленькой перекладины с мягкой подушечкой на манер сиденья.

... и наказания

Шустрой девчушка оказалась. Даже слишком. Забралась в часы, самостоятельно провела следственный эксперимент, затоптала все следы… Спокойно, Ловецкий, спокойно!

— Во-первых, думаю, искать нам придётся не свидетеля, а соучастника, — сказал сыщик как можно более беззаботно. — Злоумышленники использовали часы, чтобы проникнуть внутрь дома, это очевидно. Золотицкий очень дорожил своей коллекцией, и даже установил на все двери и окна новейшую сигнализацию. При попытке открыть их без специального ключа начнётся такой звон — вся округа сбежится! Думаю, эта загадочная брюнетка уже находилась внутри курантов, когда их доставили в подарок, а ночью выбралась и, отключив тревогу, впустила убийцу. Нужно будет посетить часовые магазины и разузнать, кто купил этот экземпляр. Но сделать это так, чтобы никто не догадался о нашем полицейском интересе. Вот вам и первое задание, Лизавета!

Арсений вдруг нахмурился, словно обозначая переход к неприятной теме.

— Теперь немного о правилах. Что такое место преступления? Это прежде всего собрание улик, по неосторожности оставленных преступником. Вы молодец, что обнаружили волос внутри часов, но вы же уничтожили другую важную штуку — отпечатки следов обуви. А ведь по ним можно сказать очень многое. Рисунок подошвы, фрагменты земли или песка, размер ноги — всё это может помочь. Впредь будьте внимательнее и прежде чем что-то сделать — спрашивайте. А за этот просчёт я вынужден буду вас наказать, как и обещал давеча. Что выбираете — розги или наведение порядка в моём архиве?

Службу свою Арсений очень любил. Не скучал в многочасовых засадах, с азартом участвовал в погонях и перестрелках, никогда не отсиживался в кабинете во время общегородских операций. И лишь одна ерунда его сводила с ума — необходимость писать отчёты и протоколы, да ещё чтобы вышестоящим понятно было. С почерком у Ловецкого не складывалось, как и с усидчивостью. Михаил Филиппович неоднократно предлагал ему завести письмоводителя или вовсе ассистента, но сыщик неизменно отмахивался. Это что же, рядом с ним, известным франтом, будет ошиваться какой-то прыщавый юнец или лысеющий неудачник, не способный сделать сколь-нибудь успешную карьеру? Увольте, Ваша Светлость!

А вот юная красавица с любопытным блеском в глазах — совсем другое дело! Да, это совершенно не принято в их профессии, но Ловецкий известен своей экстравагантностью! Дело за малым — получить благословение от полицеймейстера. И от Лизы, разумеется.

Жертва начальственного произвола не подвела. Вздохнула сокрушённо, произнесла еле слышно:

— Лучше уж архив разгребать. Только… Я завтра после полудня смогу прийти в Управление. У нас утром обязательные занятия, а потом я улизну…

На том и условились. Закончив с осмотром места преступления, сыщик девушку отпустил. Лизавета, вежливо попрощавшись со всеми присутствующими, вышла из дома убиенного Золотицкого и направилась в сторону пансиона. Время было не позднее, так что она решила прогуляться через парк. Заодно и осмыслить всё произошедшее.

Итак, Ловецкий ее не выгнал, дал шанс с ним поработать! Лиза мечтала об этом последние… сколько лет? Это точно случилось до истории с кровавыми письменами. Уже тогда она грезила стать первой в российской истории и, разумеется, самой лучшей сыщицей. Точно! Это было после громкого ограбления нескольких господских домов. Злоумышленники всегда находили тайник, как бы хитро он не был спрятан. Тогда репортёры следовали за Арсением Алексеевичем по пятам, чем немало его злили, пока он не пообещал посадить всех в кутузку до окончания расследования.

Лиза улыбнулась своим мыслям… И ведь посадил же. Не всех, конечно, всего парочку самых назойливых, но сделал это так показательно, что даже вмешательство Императора не помогло вызволить бедолаг. Лизавета тогда поразилась, сколько же на самом деле власти и смелости в этом человеке! Дерзновенно отказать самому Императору, рискуя поплатиться карьерой, положением… немыслимо. Тогда девушка впервые заинтересовалась сыском и, в особенности, Ловецким. Ей всегда нравилось заниматься математикой, причём искать разные пути решения задач, а не только те элементарные, о которых им рассказывают на уроках. А ведь следствие — тот же поиск нестандартных ходов. Разгадывать загадки… докапываться до истины… Страсть как увлекательно!

В приют Лиза вернулась почти к ужину. Её подруга Иринка уже ждала у тайного, известного лишь им двоим входа, чтобы вместе пойти в столовую.

За едой поговорить не получилось. Воспитательницы внимательно следили за тишиной во время трапезы, да и ушей рядом слишком много. Зато после девушки незаметно пробрались в подвал, чтобы без помех обсудить последние новости. Иринка сгорала от нетерпения.

— Ну как? Удалось?

Лиза кивнула с улыбкой на устах.

— Не выгнал, представляешь? Я сегодня даже на месте преступления была! Интересно — жуть!

— Ого! — подруга даже рот раскрыла от удивления. — А что за дело? Уже раскрыли?

— Нет, конечно. Только сегодня случилось. Но Арсений Алексеевич разрешил помогать! — она чуть задрала носик в порыве гордости. — А детали дела не могу сообщать. Конфе… конфед… Тьфу! Что за слово такое… конфиденциально! Вот!

Лиза подняла указательный палец вверх, для убедительности.

— Конечно, я всё понимаю… — чуть сникла Иринка.

— Не переживай! Мы как его раскроем, я тебе всё обязательно расскажу!

— Обещаешь?

— Конечно!

Иринка захлопала в ладоши и обняла подругу.

— Ну а здесь что?

Девочка вздохнула.

— Да как обычно. Марья Митрофановна тебя обыскалась. Так что готовься.

Лиза махнула рукой.

— Ай, ничего нового она мне всё равно не скажет. И не сделает.

***

И вновь не удалось Ловецкому выспаться. Но в этот раз комары были совершенно не причём. Мешали мысли. Сначала сыщик думал об убийстве. Больно уж оно напоминало другое преступление, совершённое неделей раньше. Тогда злодей напал на мецената Слонова, правда, использовал не ножик, а пистолет. Три проникающих огнестрельных ранения, многочасовая операция под руководством самого доктора Рыбникова. Теперь Слонов лежал без чувств в больничной палате под круглосуточной охраной троих жандармов и неясно было, выживет ли.