Все события, герои, названия организаций, заведений и иных объектов являются вымышленными. Любое совпадение с реально существующими людьми или местами — случайность.
В тексте присутствуют откровенные сцены, эмоциональные моменты и нецензурную брань.
Автор подчеркивает, что произведение является художественным вымыслом.
Три бумажных пакета с логотипом органического маркета оттягивают мне руки так, что лямки впиваются в ладони даже сквозь ткань перчаток. Каблуки цокают по припорошенной снегом гравийной дорожке — и каждый шаг отдается в лодыжках легкой болью. Красота требует жертв, а новогодняя вечеринка — еще и физической подготовки.
Снежинки кружатся в морозном воздухе, оседая на моем пальто и волосах. Тридцать первое декабря. До полуночи — четыре часа.
Дом встречает меня привычным мерцанием фонарей вдоль фасада. Родительский загородный особняк, утопающий в сугробах. Вообще-то мама была категорически против, но папа — как обычно — сдался первым.
— Стеша уже взрослая, — сказал он за завтраком неделю назад. — Пусть встретит Новый год с друзьями. И лучше это будет наш дом, а не какой-то чужой, куда они наприглашают невесть кого.
Взрослая. Ха.
Я повторно ввожу код на панели, уже на входной двери, стряхиваю снег с плеч, толкаю тяжелую дубовую дверь и вваливаюсь в холл. Пакеты приземляются на консоль у зеркала с глухим бумажным шорохом. В отражении мелькает мое раскрасневшееся от мороза лицо и идеально уложенные локоны — спасибо девчонкам из любимого салона, они сделали из меня конфетку за час.
Платье — красное, блестящее и пышное, с открытой спиной — обошлось мне в кругленькую сумму и три часа примерок. Но оно того стоило. Я выгляжу так, словно сошла с обложки. Скромность? Не слышала.
Еще две ходки к машине. Сырная тарелка, вкуснейшие канапе из любимого крошечного ресторанчика, фрукты… Шампанское — много шампанского. Но его я не несу, естественно. Парни приедут и все перенесут, да и на улице такая дубина, что там ему будет даже хорошо. Милка, моя лучшая подружка, сказала, что тридцать бутылок — это минимум. Вот Сашка и загрузил все коробки в машину еще вчера.
Последний пакет опускается на пол. Все. Теперь можно включить теплые полы и отогреться.
Я окидываю взглядом гостиную: светодиодные гирлянды и декоративные елочные ветви мягко обвивают перила лестницы, огромная ель стоит около камина. Как гости приедут, можно будет включить всю эту красоту, зажечь камин… Три дня я потратила, чтобы украсить все к Новому году. Три дня беготни, списков и нервных срывов в переписке и наяву с Милкой.
Но вышло идеально.
До приезда гостей — час. Ровно столько, чтобы разложить продукты, проверить лед и еще раз проверить макияж.
Я подхватываю несколько пакетов и толкаю стеклянную дверь на кухню. Щелкаю выключателем.
И замираю.
У открытого холодильника стоит мужчина.
Нет, не стоит — роется. Его широкая спина обтянута пальто, волосы — темные, но довольно короткие. Он держит в руке мой швейцарский сыр и, кажется, даже не слышит, как бумажные пакеты выскальзывают из моих онемевших пальцев.
Авокадо раскатываются по плитке. Один ударяется о его ботинок.
— Что за... — выдыхаю я.
Мужчина оборачивается.
У него лицо человека, который давно не высыпался. Или давно не ел — судя по тому, как жадно сжал сыр. Скулы острые, щетина недельная, а глаза — светлые, почти прозрачные — щурятся от яркого света.
— Ты кто такой?! — мой голос срывается на визг.
Он жмурится, будто от головной боли.
— Слушай... — начинает он хрипло. — Не ори. Кажется, я ошибся домом… и…
— Ты кто такой?! — ору я снова, пятясь назад.
Я смотрю на него. На открытый холодильник. На сыр в его руках.
— Ты собрался есть мой сыр и говоришь, что ошибся домом?!
— Ну технически, — он бросает взгляд на упаковку, — тут написано «Грюйер». Тебя же не зовут Грюйер?
Я не знаю, что пугает меня больше — наглость незнакомца или тот факт, что он шутит. В моем доме. Посреди моей кухни. В канун нового года, когда… Ко мне должны приехать гости. Когда все должно быть идеально.
Мозг наконец-то начинает работать.
Телефон. Мне нужен телефон.
Рука ныряет в сумочку, пальцы судорожно нащупывают гладкий корпус.
— Я вызываю полицию! — ору я, отступая к двери. — Слышишь?! Полицию!
Он двигается быстрее, чем я успеваю договорить.
Два шага — и сыр летит на стол. Три — и он уже рядом. Четыре — и моя спина впечатывается в холодную стену, а его ладонь зажимает мне рот.
Он наклоняется так близко, что я чувствую запах — бензин, кожа и что-то еще, тяжелое и дорогое, что никак не вяжется с его внешностью. Он выглядит… Не страшно. Но устрашающе.
— Даже не думай, — шипит он мне в лицо. — Слышишь? Даже. Не. Думай.
Его глаза больше не кажутся мне прозрачными.
Они — ледяные.
Листаем дальше, дорогие!