Сегодня в клубе холодно, сильнее кутаюсь в свою серую кофту и сажусь напротив маминого зеркала. На нём трещины, следы от косметики и пыль. Протираю его салфеткой, но, кажется, только сильнее всё размазываю, мама будет недовольна.
— Твои занятия на сегодня закончились? — Рамона, моя единственная подружка, садится на стул рядом и устало откидывает голову назад. С её лба стекают капли пота.
— Я пропустила их из-за занятий в школе.
— Карла будет недовольна, она и так позволяет нам заниматься и ошарашиваться тут бесплатно.
— Она всегда недовольна, но хорошие танцовщицы не появятся из ниоткуда, они предпочтут танцевать в более достойном месте, чем трясти задницей здесь перед мужиками, у которых едва хватает денег на выпивку.
Карла — хозяйка клуба. Женщина уже в возрасте, однако внешность у неё всё ещё была эффектной. По характеру она была стервой, что было вполне оправдано. Клуб приносил маленький доход, платить танцовщицам было практически нечем, огромные счета и задолженности за электричество, необходимость срочного ремонта в некоторых комнатах и прочие проблемы заставляли её злиться с каждым днём всё больше. Она срывалась на всех подряд, на мою маму особенно. Она была лучшей в своём деле, но из-за отсутствия в клубе состоятельных клиентов денег не приносила. Мы с Рамоной всегда заходили сюда после школы и по возможности брали уроки танцев от работающих здесь женщин. Карла мечтала сделать из нас новых танцовщиц.
— Послушай меня внимательно! Сейчас у клуба слишком тяжелые времена, это наш шанс выбраться из ямы, это твой шанс взлететь! Если сейчас его упустишь, потом пожалеешь! Подумай хотя бы о Розэ! Скоро она закончит школу, нужны деньги на образование, на жильё, хочешь, чтобы она, как и ты, всю жизнь вертела полуголым задом перед старыми нищими извращенцами? Я буду только рада взять её на работу! — Карла за дверью высказывала гневные тирады моей матери, и та отвечала с такой же агрессией, ничуть не уступая начальнице.
— Забудь! Моя дочь никогда не будет работать здесь, только через мой труп!
— Лучше бы тебе не разбрасываться словами, когда ты в таком положении!
Мама зашла в раздевалку, громко хлопнув дверью. На ней сегодня было полупрозрачное платье в обтяжку серебристого цвета, оно хорошо демонстрировало её плавные изгибы, в каждом движении чувствовалась грация. Смотря на неё, невозможно было не восхищаться. Она не любила, когда я видела её в таких нарядах, и вообще запрещала приходить к ней на работу, но меня это не останавливало. Я никогда её не стыдилась. Я гордилась своей матерью и любила её больше всех на свете.
— Девочки, почему вы ещё здесь? Время позднее, скорей собирайтесь домой! — мама была чем-то сильно взволнована, она лихорадочно скидывала в сумку свои вещи и переодевалась на ходу. Видя странное настроение моей матери, Рамона попрощалась со мной и поспешила уйти. Когда сборы были закончены, мама схватила меня за руку, и мы почти бегом покинули клуб через служебное помещение. Шли быстрым шагом, я не решалась спросить, в чём дело, но уже подходя к дому заметила, что мама иногда нервно оттягивает край своей футболки вниз. Она всегда так делала, когда плакала, словно хотела закутаться в ткань с ног до головы. Что же такого сказала ей Карла, что довела до слёз?
Дома мама говорит мне самой подогреть ужин и запирается в своей спальне. Квартирка, в которой мы жили, находилась недалеко от клуба, ремонта тут не было уже очень давно, а аренда всё повышалась, хозяйка всё время грозилась выгнать нас отсюда, если мы не станем платить вовремя. Из-за тяжелого времени в клубе наше финансовое положение пошатнулось ещё сильнее, я пыталась устроиться на работу, чтобы подрабатывать после школы, но меня никуда не хотели брать, а мама и вовсе была против этой затеи. Самой ей так и не удалось окончить школу из-за того, что рано пришлось танцевать в клубе, чтобы зарабатывать на жизнь, и теперь её мечтой было, чтобы успехов в учёбе добилась я.
В школе я училась хорошо, уже знала, куда буду поступать после, и делала всё, чтобы маме не пришлось платить за мою учёбу в будущем. Если мама не хочет, чтобы я повторила ей судьбу, я сделаю для этого всё.
Ужинать в одиночестве мне совсем не хочется, поэтому, накрыв на стол, тихо стучусь в дверь. Мама ничего не говорит, и я осторожно прохожу внутрь. Она сидит на полу возле дивана и, опустив голову на согнутые колени, тихонько плачет. Слишком часто она плачет в последнее время, мне это совсем не нравится.
— Мам, пожалуйста, расскажи, что случилось, — глажу её по голове. У мамы были длинные блондинистые волосы, а у меня каштановые — как у отца. Я мечтала перекраситься, чтобы быть похожей на маму, но однажды она сказала мне: «Покрасишься только тогда, когда тебе тоже предстоит танцевать в этом проклятом клубе! Но так как этого не будет, забудь!»
Она поднимает голову и вытирает слёзы.
— Если я скажу, ты возненавидишь меня.
— Ну что ты такое говоришь? Ты моя мама, я всегда буду любить тебя, чтобы ни случилось! — мама улыбается сквозь слёзы и берёт мою руку в свою.
— Ты просто чудо, Розанна. Ты заслуживаешь больше, чем я могу тебе дать, прости, что твоей матерью стала такая неудачница, как я, — мне больно слушать эти слова, я молча обнимаю её, прижимаюсь к её тёплой груди и чувствую, словно вернулась в детство. Моя мама делает всё, что может, и даже больше, лишь бы я была счастлива, и я всегда буду благодарна ей за это.
— В наш клуб скоро приедут очень состоятельные клиенты, они шанс для нас выбраться на поверхность, Карла из кожи вон лезла, чтобы добиться их согласия приехать в эту глушь.
— Так это же здорово! Они заплатят вам много денег, и клуб выберется из долгов, всё образуется!
Мама медлит, прежде чем продолжить.
— Они согласились, но только с одним условием. Лучшая танцовщица клуба обслужит их... Не только в плане танца.
Самые худшие мысли мгновенно посещают мою голову. Мама лучшая танцовщица клуба благодаря своей выдающейся внешности и потрясающим умениям в танцах.
Дистресс - это отрицательное влияние стрессовой ситуации на деятельность человека, вплоть до её полного разрушения.
Я пугаюсь не столько от удара, сколько от характерного звука ладони, ударившей мою щеку. Голова дёргается в сторону, глаза сами зажмуриваются. Длинные черные ногти начальницы задели кожу и оставили тонкие царапины. Пытаюсь дышать, бороться с нарастающей истерикой. Хочется проглотить собственную обиду, как и собственную гордость, и если бы это было так легко, то давно бы уже сделала это. Но остается только плакать, униженно моля о прощении.
— Ты хоть понимаешь, кому отказала? Думаешь, ты в том положении, чтобы самой выбирать клиентов?! — кричит, снова замахивается, и я опускаю голову еще ниже, хотя, казалось бы, уже некуда.
— Простите. Я правда не смогла, — оттягиваю тонкие рукава на своем платье вниз, словно от этого они могут стать длинней. Эдда — моя новая начальница после того, как Карла ушла на пенсию, относится ко мне с полнейшим презрением, впрочем, как и все в этом клубе. Но мне некого в этом винить, на их месте я бы тоже испытывала ненависть.
— Сейчас же иди и приведи себя в порядок! Я попытаюсь всё уладить! — Эдда задевает меня плечом и скрывается наверху. Я несусь к туалету со всех ног, запираюсь в кабинке и опускаюсь на пол, рыдания рвутся наружу, что у меня практически нет сил, чтобы сдержаться.
— Опять эта истеричка, не понимаю, почему начальница всё ещё её держит здесь? — звук чужих каблуков эхом отдаётся в моих ушах. Они прекрасно знают, что я и так их слышу, но словно специально повышают голос, как бы напрямую упрекают меня.
— Только лишнее место занимает, шла бы лучше полы мыть куда-нибудь, — одна из девиц нарочно хлопает по моей кабинке рукой, и я неосознанно зажмуриваюсь. Они ничего мне не сделают, это я знаю, но после накативших эмоций всё вокруг кажется мне опасным, а я сама — жалкое ничтожество, которое не может за себя постоять. Но время идёт, нужно брать себя в руки и идти работать. Не получилось с этими клиентами, получится с другими, меня вообще по ошибке отправили в вип-комнату! Все в клубе знают, что я не могу танцевать перед клиентами в закрытом пространстве один на один. Только в общем зале, где и все остальные. После смерти мамы я панически не могла оставаться в одиночестве рядом с мужчинами, да и в целом не могла с ними контактировать. В танце я старалась абстрагироваться, представить, что я одна здесь, никто на меня не смотрит и никто ни о чем не думает.
Умываюсь холодной водой, плевать на макияж, и так хорошо выгляжу. В клубе почти всегда темно, никто ничего особо не разглядит на моём лице, да и клиенты отнюдь не на лицо смотрят в первую очередь. Когда выхожу из туалета, Эдда уже стоит в ожидании меня.
— Почему так долго?! Я договорилась с клиентами, они готовы посмотреть на твои танцы ещё раз.
— Но вы же знаете, что я не могу! Я снова всё испорчу, предложите им кого-то другого!
— В качестве извинений они готовы принять лишь тебя! Если ты не сделаешь, как они сказали, они вполне могут закрыть к чёртовой матери наш клуб, и вот тогда точно придется идти в бордель! — меня снова сковывает страх, и всё спокойствие, которое я так тщательно восстанавливала, рассыпалось в прах за какие-то несчастные несколько секунд.
Эдда насильно тащит меня наверх, ноги двигаются сами на автомате, а мозг пытается придумать, что делать. Ну для начала успокоиться! Это всего лишь клиенты, там четверо мужчин, они посмотрят, как я танцую, а может, и вообще будут обсуждать свои дела, не обращая на меня внимания. Если с моей мамой произошёл ужас, это ведь не значит, что со мной будет также? Или нет?
Чёрт.
Ноги у меня затряслись, и я чуть не упала. Эдда встряхнула меня посильнее, вытерла грубой рукой мои слёзы и подтолкнула к двери.
— Помни: глядя на тебя, мужчины должны в первую очередь видеть твой танец, а не кусок мяса, с которым можно поразвлечься.
Получается, в моей матери видели кусок мяса, а не танцовщицу? Хочется спросить мне, но от страха я не могу выдавить из себя ни слова. Скорей бы всё закончилось. Эдда открывает дверь, и запах сигарет мгновенно настигает меня. На негнущихся ногах захожу внутрь, стараясь не думать, что все их взгляды обращены на меня. Прохожу к небольшой сцене, вокруг неё расположены кожаные кресла, на которых и расположились сегодняшние гости, от которых я так позорно сбежала.
Один из них встаёт и подходит ко мне, замираю.
— И почему такая маленькая красавица нас испугалась? Разве мы такие страшные? — вижу, как чужая грубая ладонь тянется ко мне, и дёргаюсь в сторону.
— Вы выбрали приватный танец, при котором трогать девушек запрещено, господин. Надеюсь, вы приятно проведёте вечер, — Эдда осаждает его, но не то чтобы в её голосе слышится запрет, они элитные клиенты, и им можно всё, если об этом никто не узнает. А они могут сделать так, чтобы никто не узнал.
Приватный танец — это услуга, которая может быть разной. Самая дешевая — девушка танцует в течение десяти-пятнадцати минут, и на этом всё заканчивается. Более дорогие тарифы подразумевают собой уже взаимодействие с клиентом, массаж, разговоры, игры, можно даже дать себя потрогать, однако дальше касаний заходить запрещается.
Я медленно подошла к пилону, уверенно обняв его руками. Как бы мне хотелось, чтобы уверенность была настоящей, не показной. Первый жест — плавный поворот, отрыв от пола. Пилон стал мне верным другом и опорой, мои движения были наполнены грацией и дрожью одновременно. Я легко перемещалась по стальному столбу, как будто порхала в воздухе, а тело описывало совершенные линии и формы, но клиенты всё равно видели, как мне страшно, как трясутся мои ноги, как от волнения по лбу стекает пот, а в уголках глаз скапливаются слёзы. И они смотрели все как один, ни на секунду не отрывая взгляда.
Подонки.
Они видели, в каком я состоянии, и наслаждались этим.
Наверняка чувствовали себя потрясающе в этот момент. А я старалась сосредоточиться на музыке, старалась уйти в себя, оставить только звучание мелодии и свои собственные движения. У меня это почти получилось. Опасность витает в воздухе, словно невидимый призрак, готовый обрушиться в любой момент на мою хрупкую сосредоточенность и уничтожить её к чертям.