Мой талант находить дерьмо даже в самых ванильных местах, похоже, скоро станет легендой.
Воздух, пропитанный запахом пластика и чего-то неуловимо сладкого, бьет в нос, когда я вхожу в магазин детских игрушек.
Взгляд цепляется за сцену у кассы: испуганная девчонка-продавец и напротив нее — некто, скрытый под капюшоном, черными солнцезащитными очками и медицинской маской.
Полный комплект параноика или ублюдка, который не хочет светиться.
На беджике девушки написано: «Василина».
Тип в капюшоне, заметив меня, замирает.
— Проблемы? — Мой голос звучит ровно, но с той самой стальной нотой, которая обычно заставляет людей сжаться, даже если они не понимают почему.
Он молчит, только чуть заметно дергает плечом. Высокомерная тварь.
— У тебя есть ровно пять секунд, чтобы убраться. И если я еще раз увижу тебя рядом с этим отделом, то лично позабочусь, чтобы твои темные очки стали частью твоего пищеварительного тракта. Пять. Четыре.…
Он медленно поворачивает голову к Василине, словно прожигая ее взглядом, затем снова на меня. В щелях очков я не вижу его глаз, но чувствую исходящую от него волну злобы.
— Три.
Что-то в его позе меняется. Секундная пауза — он взвешивает шансы.
Я не двигаюсь — просто смотрю, давая понять, что мой лимит терпения исчерпан.
— Два.
Он резко разворачивается и быстрыми шагами направляется к выходу.
Василина судорожно вздыхает, словно только что вынырнула из ледяной воды. Поворачивается ко мне, и я вижу, что ее руки мелко дрожат.
— Спасибо, но я бы справилась сама… — все еще в шоке, но пытается гордо задрать лицо.
Сильная и независимая. Смешно. Хрупкая, с кошку весом.
— Не уверен. Вы скорее были похожи на восковую фигуру.
— Я… я нажала тревожную кнопку! — храбрится, хотя длинные ресницы все еще влажно блестят от непролитых слез.
Румянец заливает ее щеки, и это сочетание испуга и неожиданной гордости выглядит… дьявольски соблазнительно.
Почему-то.
Мне никогда не нравились смазливые тощие русоволосые малолетки.
Я больше по блондинкам. Эффектным и ярким.
— О, конечно, — не могу скрыть легкой усмешки. — Но вы, кстати, очень гармонично смотрелись на фоне этих розовых пони в роли девы в беде.
— Вас послушаешь… Знаете! — заявляет она, скрещивая руки на груди. — Я уже не уверена, чья компания пришлась бы мне по душе больше! Невыносимый…
— Возможно, — легко соглашаюсь. — Но я хотя бы не прячу лицо, когда говорю гадости.
При упоминании того урода ее лицо снова бледнеет.
— Сначала подумала, что покупатель, пока он не открыл рот. Сказал, что хочет меня. Псих!
Хмурюсь.
— Хочет?
Конкретно. Недвусмысленно. Смело. Гротескно.
Ее страх абсолютно обоснован.
— И что было дальше после того, как он это сказал?
— Я просто закричала, чтобы он убирался, и нажала кнопку, но охрана не пришла.
— Значит, кнопка все-таки сработала, раз я здесь? — спрашиваю скорее для проформы, уже зная ответ по отсутствию моих ребят, которые должны были бы уже тут находиться, если сигнал поступил.
Или если бы она действительно нажала на правильную кнопку, а не на ту, что вызывает уборщицу.
— Вы что, издеваетесь? Мне не до шуток!
— Я не шучу, — отвечаю, и мое терпение, которое и так не ангельское, стремительно тает. Это уже не забавно. — Я пытаюсь понять, что здесь, черт возьми, произошло, чтобы знать, как действовать.
— А вы кто вообще такой, чтобы допрос мне тут устраивать? Полиция? Частный детектив? Или просто мимо проходили и решили поиграть в героя дня, чтобы потом требовать благодарности?
Знала бы она, с кем разговаривает и чей логотип красуется на витрине этого магазина…
Я уже жалею, что вообще вписался в это дерьмо.Отступаю на шаг.
— Разбирайтесь со своими извращенцами и неработающими кнопками сами.
Следующий день после фарса в «Плюшевом Раю» начинается с привычного холода в голове и горького привкуса от утреннего эспрессо.
Раздражение, оставшееся от вчерашнего спектакля с девчонкой, требует выхода. Стрельбище — лучшее место для этого.
Здесь я чувствую себя в своей стихии. Запах пороха, холодная сталь «Глока» в руке, четкость мишени. Каждый выстрел — это контроль, порядок, выплеск того, что копится внутри.
Стреляю, выверяя каждое движение. Это механическая работа, почти рефлекс, отточенный до совершенства.
Десятка, десятка, девятка — чуть дернул.
Мысли о том, что сигнал с тревожной кнопки в этом сраном магазине игрушек так и не дошел до моих людей, мешают сосредоточиться.
И эта девчонка — Василина. Как заноза. Имя-то какое — как из дешевой сказки.
Мои люди, разумеется, уже прочесали тот торговый центр. Кнопка действительно барахлила — какой-то идиот-техник не проверил контакты.
Вечером, разбирая бумаги, я понимаю, что запасы приличного кофе дома иссякли, а пить ту бурду, которую покупает прислуга, нет никакого желания.
Съезжу сам, а заодно проветрю голову. Круглосуточный супермаркет премиум-класса — одно из немногих мест, где без лишних вопросов и суеты можно найти то, что мне нужно.
Брожу между высокими стеллажами.
В отделе заморозки, где я мимолетно осматриваю какие-то экзотические морепродукты, в мою тележку что-то врезается.
Легкое столкновение. Я даже не поднимаю головы.
— Осторожнее нельзя? — раздается знакомый голос.
Я поднимаю глаза. Судьба, видимо, обладает особым извращенным чувством юмора.
Передо мной, с маленькой корзинкой, в которой сиротливо лежат пара самых дешевых йогуртов и упаковка какого-то травяного чая, стоит Василина… в потертых джинсах и вытянутой толстовке с дурацким рисунком.
Без косметики. Выглядит еще моложе, чем вчера, и… обезоруживающе обычно.
На ее лице мелькает удивление, потом узнавание.
— Это вы? — шепчет она, отступая, будто я чумной. — Вы что, следите за мной?
Я криво усмехаюсь. Какая богатая фантазия у плебеса.
— У меня есть дела поважнее, чем отслеживать маршруты продавцов из детских магазинов. Хотя если ты продолжишь так же метко бросаться под колеса чужих тележек, то мне, возможно, придется приставить к тебе круглосуточную охрану. Из чистого альтруизма, разумеется. Чтобы уберечь других покупателей от твоего таланта создавать хаос на ровном месте.
Она краснеет, но смотрит с вызовом.
— Я не… Я просто…
— Просто даже мухи не совокупляются.
Ее зеленые глаза мечут молнии.
— Оставьте меня в покое! — шипит она и, развернувшись, почти бегом устремляется к кассам, едва не врезавшись в стеллаж с элитным алкоголем.
— Сдалась ты мне!
Провожаю ее взглядом. Какое упорство в глупости. И почему именно она постоянно попадается мне на глаза? Это уже начинает утомлять.
***
Проходит еще один день. Рутина. Жесткие переговоры, несколько неприятных решений, которые необходимо было принять.
Я уже почти выкинул из головы Василину, отдав распоряжение своим людям просто держать обстановку в торговом центре на контроле и доложить, если тот тип в капюшоне снова объявится. Я не нянька, чтобы возиться с каждой истеричкой.
Вечером третьего дня я еду на встречу.
Неофициальную, разумеется.
В одном из тех районов, куда приличные люди вроде Титова, даже под дулом пистолета не сунутся.
Но у меня там свои интересы и контакты, которые иногда бывают полезнее официальных связей.
Мой бронированный «Мерседес» бесшумно скользит по разбитым улицам.
Водитель молчит, охрана в машине напряжена.
Обычная обстановка для таких визитов.
Встреча проходит быстро, по-деловому. Никаких сантиментов, только цифры и факты.
Солнце клонится к закату, окрашивая обшарпанные фасады домов в депрессивные оттенки.
Уже на обратном пути, когда проезжаю мимо какой-то захудалой забегаловки с претенциозным названием типа «Уют», краем глаза вижу, как из дверей выталкивают девушку, а за ней — двое быковатых ублюдков.
— Стой, — коротко бросаю я водителю.
Машина плавно останавливается. Водитель вопросительно смотрит на меня через зеркало.
— Что случилось, Игорь Сергеевич?
Я не отвечаю, всматриваясь в темноту.
Девчонка… Ну конечно. Опять она. Василина.
Отбивается от этих двух уродов, которые явно не комплименты ей говорят. Сегодня на ней платье. Неплохие такие… ножки. Стройные.
Но какого черта она делает в этой дыре в такое время? И почему она как магнит притягивает к себе всякий сброд?
— Разберитесь, — бросаю своим парням, кивком указывая на улицу.
Они выскакивают мгновенно, профессионально, без лишнего шума. Два моих волкодава против двух пьяных шавок — результат предсказуем.
Наблюдаю из окна своей машины, как мои люди быстро и эффективно «объясняют» ублюдкам правила поведения. Без членовредительства, но доходчиво. Те, скуля, убираются.
Василина стоит, прислонившись к грязной стене и тяжело дыша.
Один из моих парней что-то ей говорит, видимо, задает стандартный вопрос, все ли в порядке.
Она кивает, но смотрит испуганно.
И тут меня что-то дергает.
Какая-то злая, циничная усмешка сама собой появляется на губах.
— Подъедь ближе, — приказываю водителю.
Машина медленно подкатывает к Василине.
Я опускаю тонированное стекло.
Василина вздрагивает, увидев меня.
В ее глазах — шок, неверие и что-то еще, что я не могу или не хочу идентифицировать.
— Кажется, у тебя талант попадать в неприятности, — говорю и разглядываю ее. — Уже второй раз за три дня мои люди вынуждены тратить свое время на твое спасение. Это становится нерентабельно. Может, тебе стоит сменить район проживания? Или хотя бы хобби? Коллекционирование уличных отморозков — довольно рискованное занятие.
Она молчит, и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
Василина
Кажется, целая вечность прошла с того вечера, а я до сих пор чувствую на коже фантомные прикосновения страха и… чего-то еще.
Чего-то совершенно иррационального, что заставляет сердце делать кульбит каждый раз, когда вспоминаю его лицо.
Я сижу в кухне, пропахшей мятным чаем и свежей выпечкой — Майя опять экспериментирует с рецептами, найденными в Интернете.
Мы любим готовить.
В голове — калейдоскоп из картинок двухдневной давности. И главный герой этого калейдоскопа — он, мужчина, чьего имени я даже не знаю, но чей взгляд, кажется, прожег во мне дыру.
Этот мужчина в дорогом костюме — это что-то с чем-то.
Я его до сих пор побаиваюсь.
От него исходит такая мощь, такая первобытная, почти животная сила, что рядом с ним чувствуешь себя кроликом перед удавом.
Он взрослый. По-настоящему взрослый, не то что мальчишки, которые пытаются за мной ухаживать.
Суровый, смуглый брюнет, лицо будто высечено из гранита — ни одной мягкой черты. А глаза… Ох, эти глаза! Темно-карие, почти черные, и на самом дне, если присмотреться, будто пляшут маленькие адские всполохи.
Пугающе.
И волнующе до дрожи в коленках.
Нездоровый интерес, да?
Знаю.
Но ничего не могу с собой поделать.
Моя подруга Майя, с которой мы снимаем эту однокомнатную квартиру, сидит напротив, подперев подбородок кулаком.
— Так, ну с походом в «Гурман-бутик» все ясно, — Майя делает большой глоток чая, ее глаза смеются. — Твой очередной штурм финансовых вершин с треском провалился, я так понимаю?
Кривлю губы.
— Май, ну сколько можно? Не работает твоя теория «пробить финансовый потолок»! Хожу я в этот твой бутик, как в музей современного искусства. Пялюсь на устрицы по цене крыла от «Боинга» и сыры с благородной плесенью, которые стоят больше, чем я за месяц зарабатываю — и что? Денежный дождь на меня так и не пролился. Только комплексы растут.
— Визуализация, Васечка, всему голова — визуализация! — Майя не сдается, она у нас главный адепт всех этих новомодных течений. — Ты должна ощущать себя богатой, прикасаться к энергии денег, к роскоши! И тогда вселенная тебя услышит!
— Угу, — хмыкаю, вспоминая ситуацию у кафе и снова этого мужчину. — Прикоснулась к «роскоши»... Вселенная с юмором подошла к моим заявкам.
Мы молчим некоторое время, но подруга понимает меня без лишних слов. Доливает мне чаю.
— Ладно, с тем, что опасно знакомиться в интернете, понятно. Поедешь на культурное свидание, а в итоге окажешься в «Уюте», — говорит она наконец. — Расскажи лучше про этого твоего… брюнета. Что за фрукт такой? Ты его раньше видела?
Я качаю головой.
— Впервые. И, надеюсь, больше не увижу. Хотя… — Закусываю губу, сама не понимая, что хочу сказать.
— Что «хотя»? — тут же цепляется Майя, в ее глазах загорается знакомый огонек любопытства. — Зацепил, да?
— Да не то чтобы зацепил… — пытаюсь отмахнуться, чувствуя, как начинают гореть щеки. — Просто… он очень необычный. Не похож ни на кого. Такой… знаешь, как будто из другого мира. Весь из себя серьезный, властный, ни тени улыбки. Когда он на меня смотрел, было ощущение, что сканирует до самого нутра.
— Бизнесмен какой-нибудь крутой? — предполагает Майя. — Из тех, у кого охрана и черные джипы?
— Очень похоже, — пожимаю плечами. — Одет безупречно. Неброско, но видно, что вещи очень дорогие. И машина у него… Я в марках не особо разбираюсь, но выглядела она так, будто стоит космически. И держался он так уверенно, будто весь мир ему принадлежит.
— И что, даже имени не сказал? Телефончик не стрельнул? — Майя явно разочарована отсутствием романтического продолжения. — Может, это судьба, Вась? Он тебя спас, ты ему жизнь спасешь от одиночества?
Я фыркаю.
— Ага, конечно. Сказал мне строгим тоном, чтобы я была осмотрительнее и не шлялась по сомнительным заведениям. И посмотрел так, будто носом в лужу ткнул, как щенка. Знаешь, Май, он из тех мужчин, от которых лучше держаться подальше. От них одни проблемы.
— Или большие возможности, — мечтательно вздыхает.
— Или большие проблемы, помноженные на большие возможности, что в сумме дает еще большие проблемы! Нет уж, спасибо. Мне и моих нынешних приключений выше крыши. Хотя…
Я снова замолкаю, и взгляд невольно устремляется в окно, за которым шумит город.
Но перед глазами снова встает его лицо, эти темные, пронзительные глаза с пляшущими в глубине всполохами.
Кто же ты такой, мистер Икс с адским огнем во взгляде?
И почему, черт возьми, я никак не могу перестать о тебе думать?
Неделю спустя
Ну вот почему именно я? Почему самые нелепые и стыдные ситуации выбирают мишенью именно меня?
Я опаздываю. Катастрофически опаздываю работу! Бегу, почти лечу по тротуару, лавируя между деловито снующими людьми.
Сумка хлопает по бедру, в ушах грохочет пульс, а перед глазами — заветная дверь торгового центра. Еще чуть-чуть! Взмываю по ступеням.
И в этот самый момент, когда я уже почти у цели, моя нога находит какую-то невидимую вражескую кочку на идеально ровном крыльце.
Мир наклоняется. Время замедляется.
Я инстинктивно выбрасываю руки вперед, пытаясь уцепиться хоть за воздух, хоть за пролетающего мимо голубя, хоть за…
Пальцы натыкаются на что-то твердое, обтянутое дорогой тканью. Очень дорогой. В районе мужского пояса. Точнее, чуть-чуть ниже.
О нет.
Я даже не успеваю осознать весь ужас момента — я только что схватила какого-то мимо проходящего мужчину за член! Лечу вниз, как подкошенный сноп, и последнее, что успеваю — это судорожно дернуть рукой.
Раздается какой-то странный приглушенный звук, похожий на… треск? Или это у меня в ушах трещит от ужаса?
Приземляюсь не очень мягко прямо к чьим-то идеально начищенным дорогущим ботинкам.
Поднимаю голову, готовая разразиться тирадой извинений, и застываю.
Передо мной стоит он. Тот самый мужчина. С глазами цвета горького шоколада, в которых сейчас полыхает не просто ад, а все девять его кругов.
И смотрит он не на меня. А чуть ниже. На свою ширинку.
Я прослеживаю его взгляд и…
Мама дорогая.
Моя рука все еще там. Точнее, она только что была там, а теперь я вижу, что молния на его идеально сидящих брюках… расстегнута. Не полностью, но достаточно, чтобы ситуация из неловкой превратилась в катастрофически стыдную.
— Девушка… — Голос у него такой, что можно замораживать айсберги. — Вы не только решили изучить плитку у моих ног, но и проявили недюжинный интерес к содержимому моих брюк?
Щеки вспыхивают так, что, кажется, я сейчас устрою небольшой локальный пожар.
— Я не нарочно! Я падала! — оправдываюсь, пытаясь встать, но ноги предательски подкашиваются. — Простите, я сейчас… я все…
Я тянусь, чтобы застегнуть эту злосчастную молнию, но он перехватывает мою руку стальной хваткой.
— Не стоит утруждаться, — цедит сквозь зубы, и желваки ходят на его скулах. — Я как-нибудь сам справлюсь. А вот вам, кажется, нужна помощь, чтобы подняться с уровня плинтуса, куда вы так стремительно упали.
Обидно. До слез обидно. И стыдно так, что хочется провалиться сквозь эту самую плитку.
Он, не дожидаясь моего ответа, наклоняется, чтобы рывком поднять меня.
Но я слишком сильно оттолкнулась от его руки, или он слишком резко меня дернул, но равновесие, которое он только что пытался мне вернуть, покидает его самого. Его дорогая итальянская обувь скользит по гладкой плитке.
— Черт! — вырывается у него, и в следующий миг вся эта стокилограммовая скала обрушивается на меня.
Мир переворачивается во второй раз за последние тридцать секунд. Я снова лечу, но на этот раз не на плитку, а на что-то твердое и одновременно… теплое.
И в следующее мгновение чувствую на своих губах чужие. Горячие, жестковатые, пахнущие дорогим парфюмом, табаком и чем-то еще, неуловимо знакомым, от чего по спине пробегает холодок.
Это не поцелуй из романтических фильмов. О нет.
Это неловкое, смазанное, абсолютно случайное соприкосновение губ, длившееся от силы полсекунды. Но этих полсекунды хватает, чтобы мой мозг окончательно отключился.
Мы замираем на расстоянии нескольких миллиметров. Его темные глаза, обычно такие холодные и колючие, сейчас расширены от изумления.
Адские искорки в них на мгновение гаснут, сменяясь чем-то… человеческим? Растерянностью?
У меня горит лицо, бешено колотится сердце, готовое выпрыгнуть из груди.
Этого не может быть. Это какой-то дурной сон.
Первым приходит в себя он.
Резко отстраняется, почти отскакивает, будто обжегся.
Его лицо снова становится непроницаемой маской, но я успеваю заметить, как дрогнула жилка у него на виске.
Мы оба сидим на крыльце, посреди оживленной улицы.
Люди обходят нас стороной, — кто-то с любопытством, кто-то с осуждением.
— Кажется, — говорит он медленно, с трудом подбирая слова, и голос его хрипит, — нам стоит прекратить эти акробатические этюды. Иначе мы рискуем привлечь ненужное внимание санитаров.
Он поднимается первым, одним резким движением.
Протягивает мне руку, но я, наученная горьким опытом, предпочитаю опереться на холодный гранит и подняться самостоятельно.
Стоим друг напротив друга.
— Мне очень жаль, — выдавливаю, глядя в сторону. — За все.
Он молча поправляет свои безупречные, но теперь слегка помятые брюки. Затем так же молча застегивает молнию. Его взгляд снова становится тяжелым, изучающим.
— Просто… смотрите куда летите, — наконец говорит, и в его голосе слышится неприкрытое раздражение. — И держитесь от меня подальше. От вас одни неприятности.
Кац
За окном моего стеклянного аквариума, который тут называют кабинетом, город уже зажигает вечерние огни. Суета, вечная суета.
А у меня внутри — своя, персональная. День почти закончен. Люблю работать — быстро, жестко, без лишних соплей.
Но сегодня что-то не так. Какая-то заноза. Мелкая, почти незаметная, но назойливая. Девчонка эта. Василина. Имя дурацкое, как и она сама.
Утром, когда я приехал в этот ТЦ на встречу с владельцем, она буквально свалилась мне под ноги. Как мешок с картошкой. Неуклюжая до невозможности. И, как вишенка на торте этого абсурда, умудрилась еще и вцепиться рукой в мой член. Я тогда чуть не взревел… от ярости. А потом наши губы…
Морщусь, отгоняя непрошеное воспоминание, но оно снова возвращается. Секундное случайное соприкосновение.
Но, дьявол, почему я до сих пор помню его так отчетливо? Ее губы. Мягкие. Удивительно мягкие и теплые. И какой-то едва уловимый запах… не духов, нет. Что-то чистое, едва сладковатое, как… как утренний луг после дождя?
Бред какой-то несу.
И глаза. Огромные, испуганные, как у лани перед фарами. С силой сжимаю кулаки.
Ерунда.
Случайный контакт.
Не имеет никакого значения.
У меня сделки на миллионы, у меня власть, у меня все под контролем.
А это… это просто мелкий сбой в системе. Который нужно игнорировать.
Вечер расписан.
Ночной клуб «Феникс».
День рождения Димы Француза.
Терпеть не могу эти сборища, но Француз — мой старый друг. Таких, как он, мало.
Ровно в десять мой «Мерседес» останавливается у входа, похожего на пасть какого-то мифического зверя. Вышибалы, узнав машину, почтительно кланяются.
Внутри — ад. Грохот музыки, от которого вибрируют внутренности, слепящие вспышки света, толпа разгоряченных тел, извивающихся в каком-то танце.
Прохожу в VIP-зону, отделенную от общего бедлама бархатными канатами. Здесь чуть тише.
— Игорь, ну наконец-то! А я уж думал, не удостоишь!
Француз, уже изрядно набравшийся, шагает ко мне с распростертыми объятиями. От него несет дорогим коньяком и энтузиазмом. Терплю его похлопывания по плечу.
— С днем рождения, — цежу сквозь зубы, принимая из его рук бокал с коньяком. — Не мог пропустить такое событие.
— Благодарен! Выпью штрафную вместе с тобой, — поднимает свой бокал.
Киваю, делаю глоток. Коньяк обжигает горло.
Разговоры текут вокруг меня, как мутная река. Какие-то сделки, телки, сплетни.
Я киваю, иногда вставляю односложные ответы, но мыслями я далеко.
Я пью. Стакан за стаканом.
Какая-то расфуфыренная кукла с надутыми губами, заводит шарманку про бывших.
— А мой-то, представляете, такой козел оказался…
Вспоминается собственная. Коза. Илона.
Имя вспыхивает в мозгу, как неоновая вывеска дешевого борделя. Бывшая. Жена. Та, что когда-то имела наглость называть себя моей. Предательница. Сука.
Залпом осушаю очередной бокал. Потом еще один. Алкоголь бьет в голову, но вместо облегчения приносит лишь обострение старых, гноящихся ран. Злость клокочет внутри. На нее. На себя — за то, что когда-то был таким идиотом.
Чувствую, что перебрал. Конкретно. А когда я перебираю, то перестаю себя контролировать. И это может плохо кончиться. Для кого-нибудь.
— Мне пора, — заявляю компании. Поднимаюсь с дивана, едва не опрокинув столик.
— Кац, ты куда? Посиди еще! Торт сейчас вынесут! — Француз пытается ухватить меня за рукав.
— Достаточно на сегодня, — стряхиваю его руку.
Ненавижу, когда меня трогают. Выхожу из клуба на свежий воздух.
Водитель открывает дверь машины.
— Куда прикажете, Игорь Сергеевич?
На мгновение застываю, глядя в темноту.
Домой?
Нет.
В моем пустом доме меня ждут только тени прошлого и бутылка виски.
Мне нужно… другое. Выплеснуть эту грязь и яд, которые кипят в венах.
— К Милане, — бросаю и называю адрес. — И побыстрее.
Она сговорчивая, не так давно познакомились.
Слава молча трогает машину с места. Он никогда не задает лишних вопросов. За это я его и держу. Едем в старый район города.
Разбитые тротуары, тусклый свет одиноких фонарей, выхватывающий из темноты обшарпанные фасады пятиэтажек.
Я никогда не бываю в таких местах. Исключение — Милана.
Дренажная яма, если быть точным. Женщина без претензий. Просто тело. Идеальный объект, чтобы сбросить напряжение, когда внутри все горит. Ей абсолютно все равно, кто я и что чувствую. И мне на нее — тем более.
Машина останавливается у подъезда.
Выхожу. Ноги заплетаются.
Пьяно покачиваясь, нахожу кнопку домофона.
Противный, дребезжащий писк разрывает ночную тишину. Секундная пауза, потом — щелчок замка. Толкаю тяжелую, скрипучую дверь.
Поднимаюсь по лестнице, цепляясь за холодные липкие перила. Каждый шаг отдается гулом в голове. Четвертый этаж. Вот она — заветная дверь.
Звоню.
Не открывает.
Требовательно стучу.
Василина
Сон был тревожным, рваным, как старая простыня. Я ворочалась, не находя себе места, и тут…
Грохот!
Резкий, оглушительный, будто кто-то со всей дури лупит кулаком по моей входной двери.
Я подпрыгиваю на кровати, сердце колотится где-то в горле. Господи, кто это?! Часы на тумбочке показывают три часа ночи.
Майи нет — она еще вчера уехала к родителям на выходные, и мне становится еще страшнее. Я одна в квартире, и кто-то явно пытается ко мне вломиться.
Ноги ватные, но я заставляю себя сползти с дивана.
На цыпочках, стараясь не издавать ни звука, крадусь к двери.
Грохот повторяется — еще сильнее и настойчивее.
Кажется, дверь вот-вот слетит с петель.
Что делать? Куда бежать? Окна?
Третий этаж, прыгать — верная смерть или, в лучшем случае, переломы. А этот кто-то за дверью явно не настроен на дружескую беседу.
Мысли лихорадочно мечутся в голове. Полиция! Нужно срочно звонить в полицию!
Я разворачиваюсь, уже не крадучись, а бегом кидаюсь к столику, где оставила телефон. Пальцы дрожат так, что едва могу набрать номер.
Еще один удар в дверь — такой силы, что зазвенела посуда в кухне.
— Ну открывай же, милая! — раздается за дверью пьяный, искаженный, но до боли знакомый голос.
Голос, который я, кажется, уже никогда не смогу забыть. Застываю с телефоном в руке.
Показалось?
Нет, не может быть.
Я бы узнала этот властный, с металлическими нотками, тембр из тысячи.
— Я хочу тебя! — продолжает он, и его слова, как раскаленные иглы, впиваются в мой мозг.
Хочет? Меня? Что за бред?!
Подкрадываюсь к двери, стараясь дышать как можно тише, и заглядываю в глазок.
Да. Это он. Стоит, пошатываясь, прислонившись к дверному косяку. Взгляд мутный, но все такой же пронзительный.
— Хочу! — повторяет он, и его голос звучит еще громче, с какой-то отчаянной настойчивостью.
— Кого?! Меня?! — не выдерживаю и кричу ему сквозь дверь, сама не веря своим ушам.
— Да, тебя, черт возьми! Открывай! — Его кулак снова обрушивается на дверь.
Я отшатываюсь.
Что происходит? С какой стати? Неужели тот случайный, мимолетный поцелуй так на него повлиял?
Но это же смешно!
Он же… он же такой серьезный, такой деловой, такой…
А сейчас он ведет себя, как какой-то безумец.
В голове проносятся воспоминания о том, как он выручил меня на работе, а потом у кафе. Тогда он казался мне… ну, если не ангелом-хранителем, то вполне адекватным человеком. Суровым — да. Властным — безусловно.
Но не… вот таким!
А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг ему плохо?
Эта мысль неожиданно закрадывается в голову. Может, он не в себе? Может, ему нужна помощь?
Не знаю, что на меня находит, но я решаюсь.
С трудом, пересиливая страх, протягиваю руку к замку.
Я не собираюсь распахивать дверь настежь. Просто приоткрою чуть-чуть и спрошу, что случилось, все ли с ним в порядке… с его головой.
— Вы… вы в порядке?
— Открывай, я сказал! — рычит он в ответ.
Медленно поворачиваю ключ в замке.
Один оборот. Второй.
Как только щелкает замок, дверь с оглушительным треском распахивается настежь, едва не сбивая меня с ног.
Мистер с дьявольским взглядом вваливается в крошечную прихожую как огромная, неуправляемая глыба.
Коридор тут же заполняет запах алкоголя. Сильный, резкий, смешанный с ароматом дорогого парфюма.
Мужчина стоит, покачиваясь, и тяжело дышит, глядя на меня по-прежнему мутным, но каким-то хищным взглядом.
— Ну, наконец-то, — выдыхает он, и от него волной идет жар.
Я стою, как вкопанная, не в силах произнести ни слова.
Он пьян. В стельку пьян.
И он в моей квартире.
Посреди ночи.
И он сказал, что хочет… меня.
Страх снова сковывает ледяными тисками.
Что теперь будет?
В квартире темно, но мои глаза привыкли к темноте, а вот его — сомневаюсь.
Я инстинктивно съеживаюсь, когда его взгляд задерживается… на моей ночной сорочке. Тоненькой, из хлопка. Я покупала ее на распродаже, потому что она была удобной и мягкой.
— А вот это… — он хрипло усмехается, и его глаза чуть сужаются, приобретая какое-то маслянистое выражение. — Вот это я понимаю наряд. Правильный. Открытый.
Я вспыхиваю до корней волос.
— Что?!
— Люблю, когда так… — он делает неопределенный жест рукой, обводя мой силуэт. — Сразу видно… товар лицом. Заводит, знаешь ли.
Вот же… маньяк!
Я рефлекторно скрещиваю руки на груди, пытаясь прикрыться от его бесцеремонного взгляда. Щеки горят огнем.
— Вы что себе позволяете?! Вы пьяны! — Мой голос дрожит от возмущения и страха.
— Пьян? Может быть. — Он делает шаг ко мне, и я отступаю, пока не упираюсь спиной в холодную стену. — Но это не мешает мне видеть, какая ты… аппетитная.
Он сокращает расстояние между нами в один миг, и я чувствую, кладет руки мне на плечи. Сильные, тяжелые. И от этого прикосновения у меня начинает кружиться голова.
— Ты дрожишь, — констатирует он, и в его голосе появляются какие-то странные, почти мурлыкающие нотки. — Боишься меня? Правильно. Немного страха — это… возбуждает.
Он наклоняется, и я зажмуриваюсь, ожидая худшего. Его горячее дыхание опаляет мне щеку.
— Ты пахнешь… — втягивает носом воздух, — вкусно.
Пытается поцеловать. Я отворачиваюсь, и его губы мажут по моей щеке, оставляя влажный след.
— Не дергайся, — рычит он мне в ухо. — Я же вижу: ты тоже хочешь. Все вы хотите. Просто ломаетесь для приличия.
Его руки начинают скользить по моим плечам, спине, талии, бесцеремонно ощупывая, тиская, прижимая меня к его мощному телу. Я чувствую твердость между его ног, и меня охватывает паника.
— Перестаньте! Отпустите меня! — пытаюсь вырваться.
Но его хватка железная.
— Почему ты такая зажатая? — недовольно хмурится он и пальцами сжимает мою руку до боли. — Расслабься. Я же сказал: я тебя хочу. Сильно хочу. Маленькая ведьма.
— А что так темно? — хмурится он, его голос все еще густой от выпитого, но в нем уже проскальзывают привычные властные нотки.
Еще бы не темно! Я даже свет включить не успела, как он ураганом ворвался в мою квартиру.
Он снова наваливается на меня всем своим тяжелым телом, впаивает пальцы в мою талию, прижимает к себе так сильно, что становится трудно дышать. Горячие, влажные поцелуи обжигают шею, плечи.
Я чувствую щетину его небритого подбородка, и по коже бегут мурашки — то ли от страха, то ли от чего-то еще, чего я пока не могу и не хочу осознавать.
И самое странное — он движется по моей крошечной квартирке так уверенно, будто сто раз здесь бывал. Целенаправленно ведет меня из прихожей в единственную комнату. Лишь на пороге на мгновение замирает, его взгляд скользит по обстановке.
— Ты что, перестановку сделала? — спрашивает с легким удивлением.
— Ага… — подыгрываю, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Решила немного… освежить.
Он хмыкает, кажется, удовлетворенный моим ответом, и тут же без всякого предупреждения, заваливает меня на диван.
Я вскрикиваю от неожиданности, но мой слабый протест тонет в его беспорядочных, жадных поцелуях. Он целует меня в губы, в щеки, в шею, его руки блуждают по моему телу, исследуя каждый изгиб сквозь тонкую ткань ночнушки.
В какой-то момент кажется, что ситуация окончательно выходит из-под контроля.
Особенно когда он, не переставая меня целовать, одной рукой начинает расстегивать пуговицы на своей рубашке и сбрасывает ее на пол. Я невольно задерживаю дыхание.
При тусклом свете, проникающем в окно, его торс выглядит как изваяние античного бога. Мощные рельефные мышцы перекатываются под кожей, когда он двигается. Широкие плечи, сильные руки, покрытые сеткой вздувшихся вен, широкая грудь, на которой темнеют редкие волоски, и этот рельефный пресс, который, наверное, мечтает потрогать каждая девушка…
Вздрагиваю, к своему ужасу, ловя себя на мысли, что его ласки… они… будоражат. Это прикосновение сильных рук, горячее дыхание, властный напор — что-то внутри меня откликается на это первобытной, запретной дрожью.
Ах, нет! Нет!
Я же не сумасшедшая!
Отчаянно пытаюсь отогнать эти мысли и предательское тепло, разливающееся по моему телу.
Он снова наклоняется ко мне, его губы находят мои, и на этот раз поцелуй становится более глубоким, более требовательным.
Его руки скользят под мою ночнушку, касаясь обнаженной кожи. Я вздрагиваю, но уже не от страха. Черт возьми, что со мной происходит?! Он отрывается от моих губ, тяжело дыша.
— Ты… сегодня особенно горячая. Раньше ты никогда не сопротивлялась. Мне нравится, — хрипло шепчет, нетерпеливо поглаживая мой бок.
А потом он начинает стягивать с себя брюки.
Вот тут я понимаю, что пора действовать, иначе моя маленькая месть обернется чем-то совершенно другим, внеплановым.
Кое-как, собрав всю волю в кулак, я выбираюсь из-под его сильного, тяжелого тела. Это непросто, он не хочет меня отпускать, но я умудряюсь вывернуться.
— Я… я на минутку. — Мой голос дрожит, сердце колотится, как сумасшедшее. — В душ. Мне нужно… освежиться.
Он недовольно рычит, его глаза сужаются.
— Только недолго, Милана. Я жду.
— Конечно, милый, одну секунду, — лепечу, пятясь к двери.
Выскальзываю из комнаты, как испуганная мышь.
Ноги подкашиваются, дыхание сбито. Замираю за углом, в темноте коридора, и осторожно выглядываю.
Он переворачивается на спину, раскинув руки, и смотрит в потолок. Ждет.
Но ни в какой душ я, разумеется, не собираюсь. Мой план другой. Раз он так пьян, значит, долго не продержится. Главное — не попадаться ему на глаза и не издавать ни звука.
Проходит несколько минут.
— Милана! — доносится нетерпеливый рык из комнаты. — Ты где там застряла?
Я замираю, прижимая руку ко рту, чтобы не выдать себя случайным вздохом. Еще через некоторое время он снова зовет — уже менее уверенно, с нотками раздражения. Я молчу.
Потом наступает тишина. Долгая, напряженная. Я стою в темноте, прислушиваясь к каждому шороху. И вот наконец из комнаты доносится ровное, глубокое дыхание.
Уснул.
Я выжидаю еще минут десять, чтобы убедиться, что он действительно крепко спит, и на цыпочках крадусь обратно в комнату.
Он лежит на моем диване, раскинувшись, как хозяин. Голый по пояс. Брюки валяются на полу рядом с рубашкой. Картина та еще.
Я осторожно, стараясь не скрипнуть ни одной половицей, подхожу к дивану соседки, который стоит у противоположной стены. Тихо ложусь, подтягиваю к себе плед.
Сердце все еще колотится, но теперь к страху примешивается какое-то злорадное предвкушение.
Я лежу, глядя в потолок, и жду утра.
Мне не терпится увидеть его лицо, когда он проснется.
Когда он поймет, где он, с кем он и что вчера натворил.
О, это будет незабываемое зрелище!
И я сделаю все, чтобы он запомнил эту ночь. И эту Милану».
Надолго.
С первыми лучами солнца осторожно перехожу с дивана Майи на свой.
Ложусь рядом с ночным маньяком, едва дыша, и прислушиваюсь к каждому шороху.
Сердце колотится в предвкушении. Я почти не спала этой ночью. Мне просто не терпится увидеть его лицо, когда он осознает весь масштаб вчерашней катастрофы.
А что?
Может, я даже благое дело сделаю! Вдруг после такого потрясения этот мужчина решит завязать с алкоголем? Закодируется, например. Чем не польза обществу?
Он тяжело вздыхает во сне, потом что-то неразборчиво бормочет и переворачивается на бок, лицом ко мне.
И тут его тяжелая, горячая рука небрежно ложится мне на талию и притягивает к себе. Я замираю, боясь пошевелиться.
Кусаю губу, когда он трется утренней эрекцией о мою попу.
— Милана… — сонно бормочет, и его дыхание щекочет мне шею. — Ни черта не помню, что вчера было… Голова раскалывается…
Я тайком, коварно улыбаюсь в подушку. Ну что ж, игра продолжается.
— Доброе утро, милый, — говорю самым нежным и сладким голосом, на какой только способна.
Стараюсь, чтобы в нем звучала и забота, и легкая укоризна.
В ответ — тишина. Несколько долгих напряженных секунд. А затем диван подо мной прогибается.
Он садится.
Я медленно, с наигранной ленцой, поворачиваюсь к нему. И вот он — момент истины!
Его глаза, еще затуманенные сном и вчерашним алкоголем, медленно фокусируются на мне.
Сначала в них недоумение, потом — легкое замешательство, которое стремительно перерастает в откровенный шок. Он резко отдергивает руку, будто обжегся.
— Какого черта?!
Его голос хриплый, но в нем уже отчетливо слышны стальные нотки изумления. Он растерянно оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где находится. Его взгляд цепляется за мои старенькие обои с цветочками, за дешевую репродукцию на стене, за мой заваленный бумагами письменный стол.
— Может быть, воды? Или рассольчика? — предлагаю я с самой невинной усмешкой, на какую только способна. Внутри все ликует.
Но, черт возьми, даже сейчас, с этим похмельным видом — растрепанные волосы, трехдневная щетина, красные глаза — он выглядит… эротично. Да, именно так. Эта растерянность и неприкрытая уязвимость на лице сильного, властного мужчины… что-то в этом есть. Горячо.
Я мысленно даю себе подзатыльник.
Василина, очнись! О чем ты думаешь?! Гони эти мысли прочь!
— Как… как я здесь оказался? — наконец выдавливает он из себя, его голос звучит глухо.
Он смотрит на меня так, будто я какое-то инопланетное существо.
— Так сам пришел, дорогой, — отвечаю, стараясь сохранить невозмутимый вид. — Ты был таким настойчивым, что остановить не представлялось возможным.
Я многозначительно поджимаю губы, предоставляя ему самому додумать остальное.
Он недоверчиво хмурится, пытается что-то вспомнить, но, судя по его лицу, в голове у него полный туман.
Потом его взгляд падает на одеяло, которым он укрыт. Он медленно приподнимает его край. И видит, что на нем только трусы. Черные, брендовые, но все же — только трусы.
А затем обеими руками хватается за голову.
— Пиздец…
Кац
Сознание возвращается рывками, как плохой кинофильм с пропущенными кадрами. Вчерашний вечер всплывает в памяти мутными обрывками. Клуб. День рождения Француза. Слишком много алкоголя. Чьи-то лица, пустые разговоры… Потом — злость на Илону. Я пытался заглушить ее коньяком. А потом… потом я, кажется, поехал к Милане. Да, точно.
Но почему тогда я сейчас здесь?
И почему рядом со мной девчонка из торгового центра?
«Доброе утро, милый».
Милый?
Комната плывет перед глазами. Оглядываюсь по сторонам. Дешевые обои в цветочек, старая мебель, какой-то нелепый плакат на стене. Это точно не квартира Миланы. Значит, Василины.
И тут до меня доходит самое уничижительное. Я с ней в одной постели. В ее квартире. Я провел здесь ночь. Но я ни черта не помню! Как я сюда попал? Что произошло? Мы… неужели мы?..
— Какого черта?! — вырывается у меня.
Кровь приливает к лицу. Дезориентация. Полная. Впервые в жизни я не знаю, что сказать, как себя вести. Я, Игорь Кац, который всегда держит все под контролем, чувствую себя полным идиотом. Я мог бы по пьяни переспать с кем угодно, с любой доступной девицей, но не с ней!
Не то чтобы она некрасивая. Наоборот. Сейчас, при утреннем свете, я вижу это отчетливо. Она… она, черт возьми, красавица. Стройная, под ночнушкой угадываются соблазнительные изгибы. А ее глаза… эти гипнотические, ведьминские зеленые глаза…
Проклятье! Что это за мысли? О чем я вообще думаю?!
— Мы вчера… — хриплю я.
— Да, — уверенно, даже с каким-то вызовом, отвечает Василина.
Мой взгляд невольно скользит по линии ее тонкой ключицы, виднеющейся в вырезе ночнушки, спускается ниже, к ложбинке между грудей…
Не помню. Абсолютно ничего не помню! Ни одного прикосновения, ни одного поцелуя. Как назло! А хотелось бы… Черт, да что со мной такое?! Меня это даже злит — амнезия в самый неподходящий момент.
Наблюдаю, как девчонка откидывает свой край одеяла.
Одного одеяла! Мы спали под одним одеялом!
Провожаю ее жадным взглядом, когда она встает и направляется к выходу из комнаты. Ночнушка — какой-то дешевый хлам, но то, что скрывается под ней… это, без преувеличения, шедевр. Идеальные пропорции, длинные ноги, упругие ягодицы.
Я и не подозревал, что под этой ее мешковатой, дурацкой одеждой скрывается такая красота. Сразу и не догадаешься.
Я тоже встаю с этого проклятого дивана. Голова трещит, но сейчас не до этого. Нахожу взглядом свою одежду, небрежно брошенную на пол. Рубашка, брюки… Спешно натягиваю их на себя.
Иду за Василиной, как на привязи. Ноги сами меня несут.
Девчонка в маленькой кухне, где едва можно развернуться. Стоит у плиты, спиной ко мне, и наливает кипяток из старого обшарпанного чайника в какую-то простецкую кружку.
Я прохожу мимо и безошибочно нахожу дверь в ванную.
Планировка этой квартиры до смешного напоминает квартиру Миланы.
Такие же стандартные клетушки, слепленные по одному лекалу.
Умываюсь ледяной водой, пытаясь смыть остатки сна и вчерашнего алкоголя. Смотрю на отражение в зеркале. Что, блядь, теперь делать?
С одной стороны — хочется поскорее убраться. Но с другой… какая-то неведомая сила будто дьявольским магнитом тянет меня обратно. В ту кухоньку. К Василине.
И эта вторая сила, к моему собственному удивлению, перевешивает.
Невероятно.
Я, который всегда руководствуется холодным расчетом, сейчас иду на поводу у какого-то необъяснимого импульса.
Возвращаюсь в кухню. Василина все так же стоит у гарнитура, теперь помешивая ложечкой в кружке.
— Кофе?— спрашивает она, оборачиваясь.
На ее лице — улыбка. Слишком широкая, слишком яркая. Фальшивая. Я это вижу сразу, я на таких улыбках собаку съел.
— Весело тебе?
— А что, есть поводы огорчаться?
Она невинно хлопает ресницами и дергает плечом.
Тяжело опускаюсь на один из двух табуретов, стоящих у маленького стола. Табурет кажется таким хлипким, что я на секунду опасаюсь, что он просто развалится под моим весом.
Но он выдерживает. Чудеса.
Поворачиваю голову к окну, бросаю взгляд на унылый двор. И что-то щелкает в моей голове. Вид точно такой же, как из окна Миланы. Значит, домом я не ошибся.
Василина ставит передо мной кружку с растворимым кофе. Не помню, когда последний раз пил эту дрянь. Наверное, еще в армии, когда денег не было даже на нормальную сигарету.
Но сейчас приготовленный ее руками порошок не кажется таким уж отвратительным. Или это просто утренняя жажда после вчерашнего?
— Кстати, а как тебя зовут? — вдруг спрашивает девчонка, прерывая мои размышления. — Думаю, после всего того, что между нами было, мы можем наконец познакомиться.
Закипаю.
— Игорь, — отвечаю мрачно, сквозь зубы.
— Красивое имя, — хмыкает она. — Игорь… Звучит так… властно.
— Да что ты…
— А мое имя узнать не хочешь?
— Если понадобится, я узнаю его без твоего участия.
А я уже его знаю. Глаза девчонки на секунду округляются, но Василина быстро берет эмоции под контроль.
Делаю глоток. Кофе обжигает горло. Молчу, собираясь с мыслями. Мне нужно выяснить, что, черт возьми, произошло. Каждую деталь.
— Итак, рассказывай, — требую. — Что вчера было?
Она отпивает из своей кружки, смотрит на меня поверх края, и в ее зеленых глазах снова пляшут эти проклятые черти.
— А что именно тебя интересует, Игорь? — Она специально произносит мое имя так, будто пробует его на вкус. — Как ты ломился ко мне в дверь посреди ночи пьяный в стельку и кричал, что хочешь меня? Что перепутал меня с Миланой? Или тебя интересует, что было потом?
Морщусь. Звучит отвратительно.
И, что самое ужасное, вполне правдоподобно, учитывая мое вчерашнее состояние и это проклятое соседство. Я мог запросто перепутать двери в этом одинаковом муравейнике.
— Не ерничай, — цежу я сквозь зубы. — Меня интересуют… подробности. После того, как я… оказался внутри. Ты сказала, я был… настойчив.
— О, ты был не просто настойчив, — задумчиво прикусывает нижнюю губу, и этот жест почему-то вызывает во мне странную реакцию. — Ты был как ураган. Говорил, что я тебя завораживаю, что такая одежда на женщине — это то, что надо. Что ты не можешь устоять…
— Какие, к черту, комплименты?! Я был пьян! Я ничего не помню!
— О, это я заметила, — кивает с деланным сочувствием. — Твоя память, видимо, решила взять отпуск. Но это не помешало тебе сначала долго и очень… убедительно целовать меня, а потом… ну, ты же понимаешь. Ты сорвал с меня ночнушку и повалил на кровать. Ты был очень… страстным, Игорь. Даже слишком.
Сорвал ночнушку? Повалил на кровать? Страстным?
Мозг отказывается верить. Но ее уверенный тон, ее спокойный взгляд… Она не врет. Или врет так искусно, что я не могу распознать ложь.
— Ты уверена? — прищуриваюсь.
— Абсолютно, — улыбается она.
Логично. Дьявольски логично.
— И что было дальше? — заставляю себя задать этот вопрос, хотя слышать ответ не так чтобы хочется. — Ты не кричала? Не пыталась…
— А что обычно бывает дальше, когда такой сильный и властный мужчина, как ты, оказывается в одной постели с женщиной и очень… настойчив? — Василина смотрит на меня в упор, и в ее глазах — вызов. — Ты получил то, за чем пришел. Или ты думал, я буду сопротивляться до последнего, кричать и звать на помощь? Ты же сам сказал, что я тебя взбудоражила. И что я… аппетитная. Что я должна была подумать?
Она цитирует мои слова, которых я не помню! Это сводит с ума.
— Я не мог.
— Мог, еще как мог, — ставит свою кружку на стол. — И, должна признать, для пьяного мужчины ты был… весьма изобретателен. Хотя и немного грубоват, конечно. Но я понимаю — страсть, все дела… Не каждый день такой мужчина, как ты, оказывается в моей постели.
Изобретателен? Грубоват?
Смотрю на нее, пытаясь прочитать хоть что-то на ее лице, кроме этой издевательской уверенности.
— И ты не сопротивлялась, а просто позволила?
Она смеется. Тихо, но для меня унизительно.
— А какой смысл? Ты был как танк. Напорист и уверен в себе. Да и, честно говоря, в какой-то момент… — она делает паузу, ее взгляд становится каким-то туманным, — …в какой-то момент мне даже стало любопытно. Чем все это закончится. Ты ведь такой… внушительный. Не каждый день выпадает шанс узнать, на что способен мужчина вроде тебя.
Любопытно?!
Она издевается надо мной! Использует мои же характеристики против меня!
Сжимаю кулаки.
Она встает. Просто встает из-за стола, без единой слезинки, без обвинений, без попыток вызвать во мне хоть каплю вины. Спокойно. Слишком спокойно для ситуации, в которой она оказалась из-за меня.
Я ждал истерики, требований, может быть, даже угроз. Но вместо этого — холодное, почти безразличное спокойствие.
И это, признаться, выбивает почву из-под ног куда сильнее, чем скандал.
Она не давит на жалость, не корчит из себя униженную добродетель. Ведет себя так, будто ничего особенного не произошло.
И от этого я чувствую себя последним дерьмом.
Нужно как-то разруливать ситуацию.
Первое, что приходит на ум, — деньги.
Естественно.
Универсальный ключ ко всем женским капризам, проблемам и желаниям.
Сколько их было таких, кто за правильную сумму готов забыть что угодно? Все.
Эта чем лучше? Мелкая продавщица из однокомнатной квартирки.
— Хорошо, — говорю я. — Что было, то было. В любом случае, я хочу попросить у тебя прощения за вчерашнюю ночь. Обычно я так себя не веду.
Ложь, конечно. Иногда веду. Но ей об этом знать необязательно.
— А как ведешь? — приподнимает она бровь, и в ее взгляде на секунду мелькает что-то похожее на любопытство, но тут же гаснет. — А впрочем, неинтересно.
Неинтересно? Хм. Это даже к лучшему. Никаких привязанностей после случайной ночи, никакого геморроя в будущем. Так проще.
Но осадок… Неприятный осадок остается. И это ее спокойствие… Оно бесит.
Я тоже поднимаюсь, автоматически проверяя карманы брюк. Карта на месте. Телефон. Даже какая-то наличка. Не обчистила. А могла бы. Особенно кэш — списал бы на пьяную потерю, и хрен бы кто что доказал. Но все на месте. Странно.
— Василина! — окликаю ее.
— Ну что еще? — доносится из соседней комнаты. — О! Ты и имя мое успел узнать откуда-то...
Иду на голос и нахожу девчонку у шкафа.
Она уже сняла ночнушку, которая и так мало что скрывала. Стоит ко мне спиной, в джинсах, застегивает последние пуговицы на какой-то простенькой кофточке. Фигура… неплохая.
— Скажи свой номер телефона, — приваливаюсь плечом к косяку, наблюдая за ней.
Она оборачивается, и на ее лице искреннее удивление.
— Зачем?
— Я хочу принести свои извинения за вчерашнее, — говорю сдержанно, как будто извиняюсь за опоздание на деловую встречу, а не за то, что провел с ней ночь, деталей которой сам не помню.
— Ну, если ты считаешь, что стоит извиниться, так скажи мне это в лицо, — она пожимает плечами. — Необязательно писать сообщение. Но недолго. Потому что я опаздываю.
Вот же… Она что, издевается?
— Ты не поняла, — хмурюсь. — Я хочу перевести тебе деньги. Сколько? — перехожу к делу. — Номер телефона привязан к твоему банковскому счету?
Деньги. Вот что ей нужно. Сейчас назовет сумму — и дело с концом.
— Деньги?
Она тоже хмурится, и ее движения становятся резче. Хватает с кресла дамскую сумку.
— Да, деньги. Виртуальные цифры в нашем случае. На них ты можешь приобрести что угодно.
Объясняю, как идиотке. Может, она не понимает, о каких суммах может идти речь?
— Вот еще! — неожиданно фыркает, и в ее голосе впервые за утро появляются какие-то эмоции. Раздражение? Презрение? — Я вижу по тебе, что ты богат, но не все измеряется в деньгах! Оставь их себе.
Что? Я не ослышался?
— В смысле? — удивляюсь.
Это что-то новенькое. Обычно после такого предложения начинается торг.
Василина морщится, как от зубной боли.
— Вижу, ты еще не до конца проснулся и немного тупишь…
Девчонка стремительно шагает ко мне, и я инстинктивно выпрямляюсь. Она невысокая, но в ее взгляде сейчас столько упрямства, что это вгоняет меня в замешательство. Она слегка толкает меня плечом, проходя мимо в тесный коридорчик.
— Но я дам тебе время, — бросает через плечо. — Дверь за собой просто захлопнешь! А я, как уже сказала, опаздываю!
— Куда? — оборачиваюсь ей вслед.
Куда можно опаздывать из этой дыры в такую рань?
— На работу! — Она уже спешно сует ноги в кеды. — Знаешь, это более целомудренное занятие, за которое получают деньги. И многие женщины честно работают. Но вряд ли такой, как ты, с ними знаком!
И, гордо задрав подбородок, выходит из квартиры, хлопнув дверью.
Я остаюсь стоять, чувствуя себя так, будто меня только что публично выпороли.
И самое паршивое — я не понимаю, что, черт возьми, только что произошло.
Она отказалась от денег. Она… прочитала мне нотацию. Мне. Игорю Кацу. И ушла на свою гребаную работу.
Мир определенно сошел с ума.
А девчонка смышленая…
Тишина.
Я все еще стою посреди чужой квартиры.
Эмоции отступили, остался только холодный анализ. Это профессиональное — разбирать на части, изучать детали, находить связи.
Я должен знать все о той, с кем провел ночь.
Прохожусь по квартире уже с холодной головой.
Комната.
На стене — несколько фотографий в простеньких рамках. Василина. И еще одна девушка — брюнетка, мелькающая на большинстве снимков. Подруга, наверное. Возможно, с ней и живет Василина, судя по обстановке.
Взгляд останавливается на письменном столе.
Это эпицентр информации.
Здесь бумаги, документы, обрывки чужой рутины.
Я не брезгую — изучаю все!
Беру в руки студенческий билет, небрежно брошенный среди рекламных листовок. Снегирева Василина Евгеньевна. Вот и полное имя. Дату рождения нахожу в медицинской выписке. Произвожу в уме несложное вычисление. Двадцать пять лет.
Рядом — несколько конвертов.
Почтовые штемпели указывают на один и тот же пригородный населенный пункт. Адресат — она. Отправитель, судя по обратному адресу и подписям на открытках («Твоя мама», «Целуем, папа и мама»), — родители.
Господи, она что, дочь староверов?
Какой вообще сумасшедший в наше время пользуется бумажными письмами?
Содержание — бытовые мелочи, беспокойство о здоровье, мелкие денежные переводы «на гостинцы». Обычная небогатая семья. Источник финансовой поддержки явно не здесь.
В одном из ящиков стола аккуратно сложены распечатанные из мессенджера скриншоты переписки полугодовой давности.
Переписки с парнем.
Тон сообщений меняется от восторженного к раздраженному, затем — к холодно-отстраненному. «Нам нужно сделать перерыв», «Я не готов к серьезным отношениям». Классическая история.
Значит, парня сейчас, скорее всего, у Василины нет. Это объясняет отсутствие мужских вещей в квартире. Кроме моих, разумеется.
Среди бумаг — официальное письмо из какого-то негосударственного вуза.
Уведомление об отчислении с экономического факультета «в связи с невыполнением финансовых обязательств по договору».
Дата — четыре года назад.
Училась в институте, но не смогла оплатить. Зарплата продавца игрушек, очевидно, не покрывала расходы на учебу.
Амбиции, разбившиеся о быт.
Тонкая тетрадь с начатой повестью.
Неуверенный почерк, наивный сюжет о девушке, которая ищет свое место в большом городе. Пытается писать. Графомания или скрытый талант — не мне судить.
На полке над столом — несколько горшков с цветущими фиалками. Рядом — потрепанная книга «Комнатное цветоводство». Любит цветы. Это очевидно.
Шагаю в кухню.
На холодильнике — магнит с изображением толстого рыжего кота. И записка, прикрепленная им же: «Без кота и жизнь не та».
Любит котов — один из первых симптомов сильной и независимой…
А вот это уже интереснее.
На небольшой полке, — несколько кулинарных книг, не новых, с закладками и пометками на полях. «Рецепты для мультиварки», «Быстро и вкусно», «Домашняя выпечка». Рядом — блокнот, исписанный рецептами от руки.
Судя по ингредиентам — ничего экзотического, но явно с попыткой разнообразить скромный рацион. Любит вкусно поесть, или по крайней мере стремится к этому в меру своих возможностей.
Конечно, есть еще небольшая погрешность — здесь две девчонки. Но… скажи мне, кто твой друг, и я скажу — кто ты.
На глаза попадается несколько самодельных вещиц: вышитая салфетка, глиняная фигурка кошки (неумело, но с душой), расписанная вручную кружка. Экономит, мастерит что-то своими руками. Пытается создать уют из ничего.
Возвращаюсь в комнату.
На прикроватной тумбочке две книги.
Взгляд цепляется за яркие переплеты. Любопытно.
«Как пробить финансовый потолок за тридцать дней».
Ухмыляюсь.
Методичка для придурков. Хотя те, кто пишут эту ерунду, вероятно, гребут не хилые бабки. Пахать надо. День и ночь. Вот и весь секрет, но о нем не напишут.
Вторая книга черного цвета.
Я беру ее в руки и недоуменно вздергиваю бровь.
«Как навести порчу, не дожидаясь полнолуния. 1000 и 1 способ».
Василина
Настороженно захожу в квартиру, тихо закрываю дверь за собой и медленно прохожусь по знакомым комнатам.
Пусто.
Нет Игоря.
Логично — кто же станет задерживаться после такой ночи? Он ушёл, а я остаюсь одна — и это значит, что игра окончена по моим правилам. Выдыхаю, позволяя себе расслабиться.
Весь день меня не покидала мысль: как же блестяще я его обманула!
Сказала, что мы переспали, — и он поверил!
Поделом ему!
Как можно так легко вламываться в чужую квартиру и диктовать условия? Он заслужил этот урок, и я горжусь собой, тем, что сумела поставить его на место.
Бросаю сумку в угол и медленно сползаю на стул у компьютерного стола, пытаясь собраться с мыслями.
В этот момент телефон звонит. Майя.
Беру трубку:
— Ты дома? — слышу с другой стороны тревожный голос.
— Да, только что вернулась.
— И как?
Делаю глубокий вдох и пытаюсь рассказать все по порядку.
— Весь день не могу ни о чем, кроме этого, думать. Помнишь, я ему сказала, что мы переспали? Да — вранье. Я хотела его проучить. Чтобы осознал, что вламываться в чужую квартиру — непозволительно.
Майя выдыхает так, будто ударилась головой о стену.
— А о последствиях ты подумала, Василина?! — чуть не кричит она. — Что, если он решил по-другому? Представь, как он воспримет твои слова! Ты должна была сказать ему правду сразу!
Сжимаю телефон, спина холодеет, накатывает паника:
— Я не думала об этом, правда, — сдаюсь. — Мысли путались, эмоции бурлили... Я хотела дать отпор. Но сейчас понимаю: могла всё испортить.
— Ты вообще знаешь, кто он?
Качаю головой:
— Он сказал только имя. Игорь. И всё.
— Тогда у тебя хотя бы есть его фотография? — голос Майи становится напористым.
Я замолкаю на миг, потом неохотно признаюсь:
— Есть... сфоткала, когда он спал. Тайком. На всякий случай. Что, если он сделал бы что-то плохое? У меня были бы доказательства для полиции или судмедэкспертов.
— Ага... — брюзжит с насмешкой, — ты настоящая продуманка, Снегирева — подстраховалась! Я тобой горжусь.
— Я ведь должна учитывать все варианты, — говорю, пытаясь обуздать дрожь в голосе. — Загружу фото в поисковик. Нужно знать, с кем я связалась.
Стараюсь сделать всё быстро.
Страх нарастает.
Сердце бьется чаще, руки слегка трясутся.
Нажимаю кнопку «Поиск по картинке» и с ужасом смотрю на экран.
На фотографиях появляется много его лиц.
Глаза разбегаются от информации:
«Игорь Кац — владелец крупнейшего охранного агентства “Ночные дьяволы”, слава о котором ходит по всей стране, так как в нем работают самые наглухо отбитые бойцы. И их контролирует Кац. Его люди — настоящие звери. Многие бизнесмены тесно сотрудничают с ним, в том числе и те, кто прячется по ту сторону закона.
В молодости Кац — боец спецназа, отсидел срок, вышел по УДО, но рука его сильна и жестока. Его имя вызывает страх и уважение одновременно…»
У меня по спине ползут колючие мурашки, а в груди стынет.
Если бы я знала — вообще бы разговаривать с ним не стала. Убежала бы из магазина за тем странным типом в маске, потому что по сравнению с Кацем он теперь кажется плюшевым зайкой.
Честное слово!
Я смотрю на фотографии, и кажется, что эти холодные глаза смотрят прямо в душу, парализует.
— Что там? — слышу нетерпеливый голос Майи.
— Минуту… перешлю тебе ссылку… Сама прочти!
— То есть? — Майя издает негромкое «оу». — Ну ты попала…
В голове кружится вихрь мыслей, страх и тревога нарастают.
— Что же теперь делать? — шепчу.
Связь вдруг обрывается.
Я смотрю на монитор компьютера и в замешательстве слушаю тишину, стараясь понять, что Майя пыталась сказать.
Телефон снова звонит.
Не отрываясь от монитора, принимаю звонок. И вдруг слышу знакомый голос. Глубокий, ровный, настойчивый.
Его голос.
— Здравствуй, Василина.
Внутри меня все застывает.
Волосы на затылке встают дыбом, сердце почти перестает биться.
Что делать? Я не знаю.
— Василина, — повторяет он, словно давая мне время осознать, кто именно звонит. — Как ты себя чувствуешь после нашего… знакомства?
Его голос недобрый, в нем сквозит не столько забота, сколько требовательность, сталь. Мне не нравится этот тон. Совсем не нравится.
Я молчу, пытаясь собраться с мыслями, но слова застревают в горле.
— Ты меня слышишь? — настойчиво уточняет. — Я бы хотел убедиться, что ты в порядке.
В порядке?
После того, как я узнала, кто он такой? После того, как он вломился ко мне?!
Мне хочется крикнуть, чтобы он оставил меня в покое, но вместо этого я просто сбрасываю звонок.
Рука дрожит.
Может, он не перезвонит?
Наивная.
Телефон тут же оживает снова. Его номер на экране горит как клеймо.
Страх ледяной змеей обвивает сердце.
Что ему нужно?
Раньше он казался… отстраненным, холодным.
А теперь что? Влюбился? С первого взгляда?
Хотя нет, какой там первый… я уже со счета сбилась, какой это был взгляд. Бред! Это полный бред!
Такой, как он, не влюбляется. Такие, как он, берут то, что хотят.
Я снова отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрожал, хотя внутри все сжимается от дурного предчувствия.
— Ну что вам нужно? — выдыхаю я.
— «Вам»? Уже официально? Не так давно ты была куда менее формальна. Или это последствия нашей бурной ночи так на тебя повлияли?
Его слова бьют наотмашь.
— Я не понимаю, о чем вы, — цежу сквозь зубы. — И у меня нет никакого желания продолжать этот разговор.
— А вот тут ты ошибаешься, милая, — его голос становится жестче, в нем проскальзывают властные нотки, от которых у меня мурашки бегут по коже. — Желание у тебя появится. Нам нужно встретиться. Сегодня.
Встретиться? С ним? Добровольно? Ни за что!
— Я никуда с вами не пойду, — отрезаю я. — У меня другие планы. И вообще, я не имею ни малейшего желания общаться с мужчинами, которые вламываются ко мне в квартиру посреди ночи в невменяемом состоянии. Что бы между нами ни произошло — это все в прошлом!
— Невменяемом? — он снова усмехается. — Ты преувеличиваешь. Небольшое количество алкоголя еще никому не мешало оценить… ситуацию. Знаешь, мне даже понравилась наша ночь. И встреча наша состоится. Это не просьба.
Он блефует. Если бы Кац действительно все вспомнил, то не упустил бы возможности заявить что я лгунья.
Во мне что-то щелкает.
Страх никуда не делся, он все так же сковывает, но к нему примешивается злость. Дерзкая, отчаянная злость.
Я вскакиваю со стула и начинаю мерить шагами комнату, телефон зажат в руке так, что костяшки пальцев белеют. Поджилки трясутся, но я решаю ответить ему в его же манере.
— О, правда? — я стараюсь, чтобы в голосе звучала издевка, хотя сердце колотится как сумасшедшее. — А я вот считаю, что алкоголь очень даже вредит. Особенно когда его столько, что человек забывает, как пользоваться дверным звонком, и предпочитает вышибать двери. И, знаете ли, после таких «знакомств» обычно остаются не самые приятные воспоминания. Особенно если учесть, что вы, кажется, даже не помните, как оказались в чужой постели. Или уже вспомнили? Может, коньячок проветрился?
На том конце провода повисает тишина.
На секунду мне даже кажется, что я его задела.
Но потом раздается его спокойный, почти ленивый голос:
— Ты становишься утомительной. Но это не отменяет нашей встречи. Я заеду за тобой через час. Будь готова.
В этот момент я замечаю, что на второй линии уже несколько минут висит звонок от Майи.
Мои нервы на пределе.
— Я никуда не поеду! — почти кричу. — Вы меня слышите? Оставьте меня в покое! Что вам от меня нужно?! Такие, как вы, обычно не обращают внимания на таких, как я! Если только не хотят…
— Если только не хотят чего, Василина? Договаривай. Не стесняйся. Ты ведь у нас смелая девочка.
— Хватит! — меня прорывает. — Я не хочу вас видеть! Я не хочу с вами разговаривать! И я никуда с вами не поеду! Понятно?!
— Понятно, — неожиданно спокойно отвечает он. — Понятно, что ты ничего не поняла. Но это исправимо. Я увижу тебя. Хочешь ты этого или нет. Есть разговор.
И он сам сбрасывает звонок.
Я стою посреди комнаты, телефон выпадает из ослабевшей руки на ковер.
Меня трясет.
Паника волной накрывает с головой.
Он приедет. Он действительно приедет.
И что мне делать?
Телефон на полу снова вибрирует — это Майя.
Я судорожно подбираю его и отвечаю, голос срывается:
— Майя! Майя, он… он звонил!
— Кто? Кац? — голос подруги встревожен. — Что он сказал? Василина, ты в порядке?
— Нет! Я не в порядке! — всхлипываю . — Он… он сказал, что приедет! Через час! Он хочет встретиться, а я… я ему нахамила, сказала про алкоголь, про то, что он вломился… А он… он сказал, что все равно увидит меня, хочу я этого или нет! Майя, что мне делать?! Он звучал так, будто… будто ему все равно, что я думаю!
— Тише, тише, Вась, — пытается привести меня в чувство, но в ее голосе я слышу плохо скрываемый шок. — Вот же… гад. Так, спокойно. Сейчас быстренько одевайся и улепетывай из квартиры.
— Куда?!
— Да хоть куда! Главное, чтобы тебя в ней не было.
— А если просто затаиться? — закусываю от волнения палец.
— Ты же знаешь какой у нас стремный замок. При желании его можно открыть отмычкой с внешней стороны.
— О, боже! Боже! Хорошо, я тебя услышала!
— Амулет еще возьми для защиты.
— Какой! — я уже судорожно бегаю по квартире.
— Самый сильный. Тот что от демонов. А потом мы что-нибудь придумаем.
— Хорошо!
Кац
Откидываюсь на спинку мягкого кресла в зале ресторана, сбрасываю звонок и провожу рукой по волосам.
В ушах еще звучит ее взвинченный голос, почти крик. Снегирева. Странная штучка. Не ожидал такой реакции. Или, наоборот, ожидал?
Дима Француз отстраненно покачивает в руке бокал с виски, лениво наблюдая за игрой света в янтарной жидкости.
Он слышал весь разговор, но, как обычно, не лезет с непрошеными советами. А вот Титов смотрит на меня с откровенным осуждением, его густые брови сведены на переносице.
— Игорь, ну нельзя же так с женщинами, — наконец, нарушает он молчание. — Этот твой тон… Он же любой испугается. Ты как с врагом народа разговаривал, а не с… ну, ты понял.
Я усмехаюсь, беру со стола свой бокал с водой. Алкоголь сегодня исключен.
— А с каких это пор ты у нас стал экспертом по женской психологии, Титов? Не припомню, чтобы ты читал лекции на эту тему. Или я что-то пропустил? Может, ты теперь подрабатываешь свахой на полставки?
Титов хмурится еще сильнее.
— Я не эксперт. Я просто говорю, что есть элементарные правила общения. Особенно с женщинами. Не на допросе, в конце концов. А ты еще и давишь.
— Давлю? — вскидываю бровь. — Ей это ничуть не помешало наорать на меня в трубку.
Титов качает головой.
— По-моему, она просто испугалась. И пыталась как-то защититься. Ты же сам говорил, что она бывает… резкая. Может, это ее способ защиты?
— Да, — подтверждаю я. — Язык у нее острый, как бритва. И мозги, похоже, на месте. Не типичная пустышка.
Француз, до этого молча наблюдавший за нашей пикировкой, ставит бокал на стол и лениво тянет:
— Пока вы тут копья ломаете, у меня есть напоминание. Илона вернулась в город.
Я чувствую, как внутри что-то неприятно сжимается при упоминании этого имени.
Моя бывшая жена. Предательница.
Я стараюсь не показывать, как эта новость меня задела, но Француз слишком хорошо меня знает. Он видит все.
— И что с того? — бросаю я нарочито небрежно. — Пусть возвращается. Мне нет до нее никакого дела.
— О, неужели? — Француз криво усмехается. — А если я скажу, что она не одна? Со своим новым…ёбарем. Тем самым, из-за которого она тебя так красиво кинула.
Мрачнею.
Это уже меняет дело.
Не то чтобы я все еще испытывал к ней какие-то чувства, кроме презрения. Но сам факт ее появления здесь, да еще и с этим… уродом, вызывает во мне глухую ярость.
Француз пожимает плечами, снова берет бокал.
— А ты неплохо придумал, Кац, взять в свои спутницы Василину. Если она действительно так хороша, как ты описывал — красивая, смышленая, с характером, — то она может стать отличной партией. Представь, как ты появишься с ней на аукционе. Илона лопнет от зависти. Утереть нос этой шлюшке за все ее предательство — достойная цель.
Сарказм Француза, как всегда, бьет точно в цель.
— Да, смазлива. Нельзя не согласиться, — наконец, подтверждаю я свои же ранее сказанные слова, вспоминая ее лицо, эти дерзкие глаза. — И характер определенно имеется. Не мямля.
Со своими девиациями, конечно.
Но на фоне остальных вариантов девчонка явно лидирует. Взять ту же Милану. Там сразу понятно — блядь. За какими брендами не прячь, но блядь.
— Вот именно! — подхватывает Титов, похоже, обрадованный тем, что разговор сместился с его нравоучений. — Поэтому надо договориться с ней полюбовно. А не так, как ты обычно с людьми разговариваешь, когда тебе что-то от них нужно.
— Полюбовно? — хмурюсь. Слово «любовь» вызывает у меня оскомину. — В гробу я видел эту вашу любовь. Спасибо. Накушался досыта.
— И цветы было бы неплохо купить, — не унимается Титов, явно наслаждаясь своей ролью советчика. Его нравоучительный тон начинает меня слегка раздражать.
— Цветы? Титов, ты сегодня решил меня удивить своими романтическими порывами? Может, еще и серенаду под окном ей спеть?
На самом деле, у меня есть вполне конкретная причина для этой встречи.
Скоро в городе состоится грандиозное событие — аукцион, совмещенный с благотворительным вечером в помощь детям. Там соберутся все сливки общества, все эти лицемеры и снобы.
И я, как бы мне этого ни хотелось, должен там появиться. Демонстрация силы, влияния, стабильности. И я не должен быть там один.
А найти нормальную спутницу, у которой в голове больше одной извилины и которая не будет выглядеть как шалава из каталога, оказалось на удивление трудной задачей.
Поэтому я и хочу предложить Васелине сделку.
Всего на один вечер.
Мы ведь, в конце концов, не чужие люди.
Переспали все-таки.
Сарказм, конечно. Чистой воды сарказм.
Хотя… кто знает, чем черт не шутит. И, черт возьми, она действительно красива.
— Ладно, — я прерываю размышления Титова о букетно-конфетном периоде. — Разберемся с этим. Но цветы — это перебор. Я не собираюсь перед ней расшаркиваться. Она получит предложение. И если у нее есть мозги, она его примет.
Телефон на панели вибрирует.
Мои люди, которые неотступно следят за Василиной с того момента, как я покинул пятиэтажку, докладывают: девчонка только что спешно выбежала из дома.
— Продолжайте отслеживать ее маршрут, — отдаю приказ и сильнее нажимаю на педаль газа.
Никуда Василина от меня не денется. Абсолютно никуда.
Хотя совершенно очевидно, что она не хочет этой встречи…
Меня это нисколько не волнует!
У меня на Василину имеются свои вполне определенные интересы.
Смартфон снова сигнализирует о входящем сообщении. Уже пятое за сегодняшний день. От Миланы. Она никогда не осмеливалась мне звонить, всегда предпочитает писать.
Я не спешу отвечать — знаю содержание этих ее сообщений: Милана в очередной раз интересуется, куда я пропал прошлой ночью и почему так и не добрался до ее квартиры.
Ответ прост: не дошел, потому что перепутал этажи. Мне нужно было подняться выше.
Согласно последнему докладу, Василина сейчас отсиживается в небольшой кофейне, расположенной на соседней от ее дома улице.
Конечно, я мог бы просто отправить за ней парней, чтобы аккуратно ее вывели, но предпочитаю войти сам, несмотря на то, что не испытываю ни малейшего желания посещать подобные заведения.
Однако у меня к этой девчонке деловое предложение, и такие вещи лучше обсуждать лично.
Василина сидит в глубине зала, подальше от окон, крепко вцепившись пальцами в картонный стаканчик с кофе.
Едва я перешагиваю порог кофейни, как она тут же поднимает на меня испуганный взгляд. Узнала.
Я ускоряю шаг. Василина сдуру может броситься бежать — что было бы заведомо провальной затеей. Или, что хуже, попытаться закричать, чтобы привлечь ненужное мне внимание.
Поэтому мне необходимо как можно скорее оказаться рядом с ней, чтобы в ее голове не успела родиться ни одна из этих безумных и совершенно бесполезных идей.
Решительно отодвигаю хлипкий стульчик, который протестующе скрипит, и сажусь напротив Василины. Она не двигается и, кажется, даже не дышит. Только смотрит широко распахнутыми большими глазами.
— Я вот не пойму, — облокачиваюсь на стол, наклоняясь к ней, и внимательно изучаю ее лицо, — утром ты была на удивление щедра на сарказм, а сейчас трясешься от страха. Что так резко изменилось, Василина?
Девчонка вздрагивает от звука своего имени, произнесенного моим голосом.
— Как… как вы меня нашли? — шепчет едва слышно, а ее глаза так бегают по сторонам, ища путь к спасению.
— Вопросы здесь пока задаю я, — отрезаю, не давая ей уйти от темы. В ее утренней самоуверенности было что-то… вызывающее. Сейчас же она — сплошной комок нервов. — Ты говорила, что тебе понравился секс со мной. Что я был напористым. Или я чего-то не знаю, и это был просто способ выпроводить меня побыстрее?
Ее лицо вспыхивает алым. Вот оно. Замечаю это с каким-то внутренним удовлетворением. Значит, не врала тогда. Или, по крайней мере, не совсем.
— Секс… секс был замечательным, — выпаливает она, и тут же, словно испугавшись собственных слов, добавляет тише: — Очень.
— Даже так? — заинтересованно вздергиваю бровь, пытаясь пробиться сквозь проклятую пелену в памяти.
Хоть что-то. Хоть малейшее ощущение, какой-то отголосок той ночи.
Но ничего. Пустота. И это чертовски раздражает.
Но я не позволяю Василине увидеть это раздражение. Мои эмоции — это моя крепость, и никому не позволено видеть, что творится за ее стенами.
— Нет-нет, я хотела сказать другое! — тут же спохватывается девчонка.
Ее щеки все еще пылают. Она стыдливо прячет лицо в ладонях. Вот ее штормит! Забавно даже. Как испуганный заяц, который пытается отбиться от волкодава.
Мой взгляд скользит ниже, и я замечаю на ее шее тонкую серебряную цепочку. На ней болтается небольшой кулон — черный камень, на котором выгравировано что-то похожее на пентаграмму. Сатанистка, что ли, в придачу ко всему?
А что, после той странной книги, которую я нашел в ее квартире, это не так уж и удивительно.
Может, я все-таки погорячился, выбрав именно ее в качестве спутницы на этот чертов банкет?
Очень странный экспонат.
Но уже нет времени давать заднюю.
Да и внешне она… хороша ведь. Чертовски хороша. Этого не отнять.
А я атеист. И не верю во всю эту дьявольщину.
Но в другой ситуации я бы вряд ли связывался с подобной личностью.
— Ладно, Василина, давай вернемся к сути, — решаю прекратить эту игру в кошки-мышки. — У меня к тебе предложение. Деловое.
Она медленно опускает руки от лица.
— Какое… какое предложение? — Ее голос все еще дрожит.
— Мне нужно, чтобы ты сопровождала меня на одном мероприятии, — говорю ровно. — Благотворительный банкет. Состоится через два дня.
Василина смотрит на меня так, будто я предложил ей прыгнуть с крыши.
— Что? Я… я не могу! — Ее глаза снова наполняются паникой.
— Почему же? — спрашиваю, сохраняя спокойствие. — Ты вполне подходишь. Симпатичная, молодая. Создашь нужный образ.
— Какой образ? — Она явно не понимает, к чему я клоню.
— Образ моей девушки, — поясняю я. — На один вечер. Ничего сложного. Улыбаешься, киваешь. И держишь язык за зубами.
Лицо Василины становится еще краснее, если это вообще возможно. Да что она меня так боится-то? Не съем же я ее, в самом-то деле. Хотя…
— Нет! Я не буду! Ни за что! — почти выкрикивает, все-таки привлекая к нам несколько любопытных взглядов от соседних столиков.
— Тише, — цежу сквозь зубы. — Не привлекай внимание. Это не обсуждается, Василина. Ты сделаешь это.
— Но почему я? Зачем вам это? У вас, наверное, полно… других женщин, которые с радостью… — Она запинается, явно не зная, как закончить фразу.
— У меня свои причины выбрать именно тебя, — отвечаю уклончиво. Мне не нужно посвящать ее во все детали. Главное — результат. — И твои возражения меня мало волнуют.
— Но я не хочу!
— Это просто деловая сделка. Услуга за услугу.
Василина
Два дня пролетели, как в тумане.
Майя еще вчера вернулась, а наш разговор все никак не клеится.
Точнее, он крутится вокруг одного — Игоря Каца и моего сумасшедшего согласия.
— Вась, я все понимаю: он страшный, и этот его взгляд… Но ты уверена, что правильно поступила? — Майя хмурит идеальные брови, ее голос полон беспокойства. — Связываться с такими мужчинами — опасно! Он не просто бывший спецназовец, что уже говорит о многом, но он еще и сидел! Ты хоть представляешь, что это за человек? Он наверняка жесткий.
Я вздыхаю, в очередной раз прокручивая в голове наш с ним разговор в кофейне.
И да — я сомневаюсь.
Но что теперь делать?
Кац смотрел на меня так пристально, его голос был таким… не терпящим возражений, что у меня просто не хватило духу отказаться.
Да, Майя права: он жесткий.
А розы… Их невозможно было не принять.
Они до сих пор стоят в вазе на подоконнике, и Майя настороженно поглядывает на них, словно они могут в любой момент взорваться.
Мы обе вздрагиваем, когда в тишине квартиры раздается резкий звонок в дверь.
Сердце ухает куда-то вниз.
— Это, наверное, от Каца пришли, — мрачно выдаю я, и по спине пробегает холодок.
Иду в прихожую, а ноги словно ватные.
Открываю дверь.
На пороге стоит высокий широкоплечий мужчина в темном костюме и черных очках, скрывающих глаза. Его лицо непроницаемо, как маска.
Он молча вручает мне большую плоскую коробку, перевязанную шелковой лентой, и так же молча уходит.
Возвращаюсь в комнату, руки дрожат. Ставлю коробку на стол. Майя смотрит на меня с тревогой.
— Ну открывай, — говорит тихо.
Развязываю ленту и снимаю крышку.
Внутри на бархатной подушке лежит платье. И туфли.
Осторожно достаю платье.
Оно… невероятное!
Роскошное, из тяжелого переливающегося черного шелка, который струится, как жидкая полночь. Длинное, в пол, с глубоким, но не вульгарным V-образным вырезом на спине, обнажающим лопатки.
Рукавов нет, только тонкие бретельки, которые, кажется, едва держат всю эту красоту. Ткань прохладная, и я представляю, как она будет облегать тело.
Рядом — изящные черные лодочки на тонкой головокружительной высоты шпильке.
Все безумно красивое, дорогое, элегантное. Но радости я не испытываю. Это платье — как клетка. Красивая, но клетка.
— Примерь, — шепчет Майя, ее глаза блестят от любопытства, смешанного с опасением.
Я переодеваюсь.
Когда смотрю на себя в зеркало, перехватывает дыхание. Платье сидит идеально. Оно словно сшито специально для меня, подчеркивает каждый изгиб, делая фигуру точеной, изящной. Черный цвет выгодно оттеняет кожу, а открытая спина добавляет дерзости.
Я сама себе кажусь роковой женщиной из старого фильма.
Поворачиваюсь к Майе.
Она ахает.
— Вау… Вась, это просто отпад, — говорит она, обходя меня со всех сторон. — Но как он угадал размер? Так точно… — Я пожимаю плечами, сама не понимая. — А может… — Майя скептически прищуривается, — может, между вами действительно что-то было той ночью, раз он так безошибочно знает твое тело?
— Майя! Что ты несешь?! — возмущаюсь я, и щеки начинают гореть. — Конечно нет!
— Ну не знаю, не знаю… —качает головой подруга. — И кстати, — она понижает голос, — он разведен. А это значит, что у него таких девочек, как ты, может быть вагон и маленькая тележка. Для особых случаев.
— Откуда ты знаешь, что он разведен? — спрашиваю, и во мне все сжимается от неприятного предчувствия.
— Покопалась немного в интернете. — Майя достает телефон и разворачивает его экраном ко мне. — Вот, смотри. Нашла о нем кое-что.
На экране фотография Каца в строгом костюме, рядом с ним яркая блондинка в облегающем платье, похожая на Мэрилин Монро, если бы той было лет пятьдесят. Улыбка женщины кажется хищной.
— Это его бывшая жена Илона. Она старше Игоря почти на десять лет, — комментирует Майя. — Если верить тому, что пишут, то она изменила ему со своим фитнес-тренером. Наверное, он после этого женщин ненавидит. И использует по полной.
Я смотрю на фотографию, пытаясь проанализировать увиденное, но не успеваю — мой телефон разражается трелью.
На экране высвечивается «Неизвестный номер», но я сразу понимаю, кто это.
Сердце снова ухает вниз.
— Алло? — отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрожал, и смотрю на Майю, которая вопросительно подняла брови.
— Ты готова? — чеканит ледяным тоном Кац.
Ни «здравствуй», ни «как дела». Просто приказ. Я сглатываю ком, застрявший в горле.
— Да, — выдавливаю. — Я готова.
— Тогда выходи. Машина ждет внизу.
Он отключается, не дожидаясь ответа. Я смотрю на телефон, потом на Майю, потом на свое отражение в темном экране. Девушка в роскошном черном платье. Готова. К чему? Я не знаю. Но пути назад нет.
Это сделка. Ничего личного, как он подчеркнул несколько раз во время нашего короткого, почти делового, разговора накануне.
Майя смотрит на меня с тревогой.
— Вась, что случилось? Кто это был? Он?
Я киваю. В ушах все еще звучит его властный голос, от которого по спине пробегают предательские мурашки. Чувствую себя актрисой, которую заставляют играть роль, написанную кем-то другим.
— Кац велел выходить. Сказал, что машина ждет внизу.
— Машина… — Майя на мгновение замолкает, потом решительно направляется к окну. — Ну хотя бы не заставляет добираться на такси.
Майя идет в кухню и возвращается с небольшой пиалкой, наполненной водой.
— Помнишь, мы вчера воду заговаривали? На удачу, от сглаза. Ну-ка повернись.
Я послушно поворачиваюсь, и подруга с серьезным видом обрызгивает меня этой водой, шепча какие-то слова, которые мы вчера вместе вычитали в пособии для начинающих экстрасенсов. Это немного смешно, но в то же время от этой простой процедуры становится чуточку легче. Хотя бы какая-то защита!
— Вот так, — удовлетворенно кивает Майя. — Теперь никакая гадость к тебе не пристанет. И удача будет с тобой. Ты выглядишь потрясающе, Вась. Просто королева. Этот Кац обалдеет.
Я нервно усмехаюсь, в последний раз смотрюсь в зеркало в прихожей. Беру маленький черный клатч, который прислали вместе с платьем, открываю дверь и выхожу на лестничную площадку. Ноги немного ватные, каждый шаг на этих высоченных шпильках — испытание.
Спускаясь по лестнице, слышу, как Майя запирает за мной дверь на все замки.
У подъезда стоит машина.
Роскошный невероятно длинный черный седан, отполированный до зеркального блеска так, что в нем отражаются тусклые огни уличных фонарей. Стекла наглухо тонированы. Это не просто машина, а воплощение статуса и власти.
Водительская дверь плавно распахивается, и я вздрагиваю, инстинктивно сильнее стискивая в руках маленький клатч.
Я думала, это Кац.
Но из машины выходит совершенно незнакомый мужчина. Высокий, крепко сложенный, в строгом темном костюме, с непроницаемым лицом и внимательным цепким взглядом. Он похож на телохранителя из фильмов.
— Добрый вечер, — сухо произносит он и, обойдя машину, распахивает заднюю пассажирскую дверь.
Я настороженно заглядываю в полутемный салон — там никого нет. Пусто.
— А где… Игорь?
Мужчина не отвечает на мой вопрос, лишь вежливо говорит:
— Садитесь, пожалуйста. Вас ожидают.
Я осторожно сажусь на прохладное сиденье. Салон пахнет дорогой кожей и едва уловимо чем-то свежим. Мужчина бесшумно закрывает за мной дверь, возвращается за руль, и плавно трогает машину с места.
Я оглядываюсь и через тонированное стекло смотрю на наше окно на третьем этаже. Там за занавеской виден силуэт Майи. Она смотрит мне вслед.
Мое сердце тоскливо сжимается. А это ведь только начало.
Всю дорогу сижу как на иголках, пытаясь унять дрожь в коленях и учащенное сердцебиение. Я знаю, что банкет, совмещенный с благотворительным аукционом, пройдет во флагманском ресторане самого Титова, известного на весь город ресторатора и светского льва.
Я даже примерно знаю, где находится это здание, хотя, конечно, ни разу не бывала в таком роскошном и запредельно дорогом заведении. Однако машина почему-то едет не туда. Мы сворачиваем с центральных улиц, углубляемся в район, где расположены в основном офисные центры и дорогие апартаменты.
От несоответствия маршрута мое волнение только усиливается. Куда меня везут? Что это за изменение плана?
Наконец, водитель останавливается около одного из самых впечатляющих зданий, которые я когда-либо видела — роскошного ультрасовременного стеклянного бизнес-центра, похожего на сверкающий кристалл, устремленный в ночное небо.
Из главного входа выходит Кац.
Он выглядит безупречно.
Черный идеально скроенный костюм сидит на нем, как влитой, подчеркивая широкие плечи и атлетическую фигуру. Ослепительно белая рубашка контрастирует с легким загаром кожи, ворот расстегнут на одну пуговицу, галстука нет, что придает образу легкую, но опасную небрежность. Темные волосы аккуратно уложены, но несколько прядей падают на лоб, делая взгляд еще более пронзительным.
Кац двигается с хищной грацией, каждый его шаг выверен и точен. Кац мимолетно, но жестко окидывает взглядом парковку, и в этом его взгляде читается привычка все контролировать, все держать в поле зрения.
Водитель выходит из машины и почтительно открывает для Каца заднюю дверцу. Игорь садится рядом со мной. В ограниченном пространстве его присутствие ощущается почти физически. От Каца исходит аура силы, власти и чего-то еще — темного, но притягательного.
Он молча окидывает меня долгим внимательным взглядом, и я у меня по коже снова бегут мурашки.
Кац все так же безэмоционален, его лицо — непроницаемая маска, но на какое-то неуловимое мгновенье мне кажется, что в глубине его темных глаз мелькает что-то похожее на удовлетворение.
Словно он доволен тем, что видит.
Словно я оправдала его ожидания.
— Не хватает одной детали, — вдруг заявляет он ровно, без всякого выражения.
— Какой? — удивляюсь я, инстинктивно проводя рукой по волосам, проверяя, все ли в порядке. — Я все сделала, как мы договаривались: надела то, что вы прислали, распустила волосы, как вы просили, ярко не красилась — только губы и ресницы.
— Этой детали. — Кац, не обращая внимания на мои слова, достает из внутреннего кармана пиджака небольшой плоский бархатный футляр. — Повернись спиной и убери волосы.
Я послушно поворачиваюсь и приподнимаю сзади волосы, открывая шею.
Через секунду чувствую прикосновение тяжелого и холодного металла.
Кац застегивает украшение и задевает меня теплыми пальцами.
От этого контраста холода и тепла у меня снова появляются мурашки.
Закусываю губу, опускаю волосы. Медленно опускаю взгляд и вижу невероятное, просто фантастическое по красоте и роскоши бриллиантовое колье.
Идеально ограненные крупные, камни переливаются всеми цветами радуги даже в тусклом свете внутри машины, создавая вокруг себя ауру почти неземного холодного сияния.
Они такие большие и чистые, что мне страшно даже подумать, сколько может стоить такое украшение. Точно больше, чем я заработаю за всю жизнь.
— Это… это слишком, — шепчу, касаясь пальцами холодных камней. — Я не могу…
— Можешь, — обрывает он меня своим обычным безапелляционным тоном. — Это часть образа. Часть нашей сделки. Ты должна выглядеть соответствующе. Как женщина, которую я выбрал.
Я молчу, потрясенная и немного напуганная. Эта «деталь» делает весь маскарад еще более реальным и более обязывающим.
— Итак, — Кац откидывается на спинку сиденья, его взгляд становится жестким, деловым. — Давай еще раз пройдемся по стратегии. Ты помнишь основные моменты?
— Да, — киваю я, стараясь собраться. — Я должна улыбаться, смотреть на вас с обожанием, смеяться над вашими шутками. Держать вас под руку. Не отходить далеко. И поменьше болтать, особенно с незнакомыми людьми. Отвечать односложно, если ко мне обратятся, и сразу переводить разговор на вас или на тему вечера.
— Именно. — Кац кривит губы в подобии усмешки, но глаза остаются холодными. — Никакой самодеятельности. Никаких откровенных разговоров о твоей «прошлой жизни». Для всех присутствующих ты — моя любимая девушка, Василина… — он делает паузу, словно подбирая фамилию, — …скажем, Воскресенская. Звучит достаточно благородно. Ты недавно вернулась из Европы, где получала образование в сфере искусств. Поэтому ты немногословна и скромна. Ясно?
— Воскресенская? — удивленно приподнимаю брови. — Почему Воскресенская?
— Потому что я так сказал, — отрезает он, и я понимаю, что вопросы неуместны. — Тебе просто нужно запомнить это. И не перепутай. Поняла?
Его слова звучат как ледяной душ.
— Поняла.
— Хорошо. — Он удовлетворенно кивает. — Теперь о поведении. Ты должна выглядеть так, будто от меня без ума. Будто готова на все ради одного моего взгляда. Смотри на меня так, как будто я центр твоей вселенной. Не бойся прикасаться ко мне, положить руку на плечо, когда смеешься. Но без пошлости. Все должно быть естественно и… искренне. Насколько это возможно в твоем случае.
Искренне?
Как можно искренне изображать любовь к человеку, которого боишься и почти не знаешь?
Но я киваю. Спорить бесполезно, да и опасно.
— А если… если кто-то начнет задавать личные вопросы? О нашем знакомстве? О моих родителях? О моем «образовании в Европе»? — Я стараюсь предусмотреть все возможные подводные камни.
— Уходи от ответа. — взгляд Каца становится еще более жестким. — Говори, что это слишком личное, или что ты не любишь говорить о себе. Или просто мило улыбайся и переводи взгляд на меня. Я сам разберусь. Твоя задача — быть красивым и молчаливым приложением. И не забывай про обожающий взгляд. Это ключевое. Люди должны поверить, что ты действительно моя. Что мы — пара.
— Я постараюсь.
Смотреть. С обожанием. На Игоря Каца.
— Ты не постараешься, Василина. — Его голос становится тихим, но от этого еще более угрожающим. Кац наклоняется ко мне, и я чувствую на щеке его горячее дыхание. — Ты сделаешь это. И сделаешь идеально. Потому что от этого зависит очень многое. Не только для меня, но и для тебя. Помни об этом каждую секунду. Каждую. Долю. Секунды.
Он отстраняется, и машина трогается с места.
Наш автомобиль подъезжает к ослепительно освещенному входу ресторана «Платинум».
Швейцар в ливрее, расшитой золотом, услужливо распахивает дверцу, и я, стараясь не споткнуться на непривычно высоких каблуках, выхожу следом за Игорем Кацем.
От великолепия вокруг у меня перехватывает дыхание.
«Платинум» — не просто ресторан, это какой-то дворец!
В воздухе витает тонкий аромат дорогих духов, экзотических цветов и едва уловимый запах денег — больших, очень больших денег.
Чувствую себя маленькой серой мышкой, случайно забежавшей на королевский бал.
Кац замечает мою растерянность и легкую сутулость. Его губы недовольно сжимаются, а во взгляде появляется знакомое холодное осуждение.
— Василина, выпрямись, — говорит тихо, но властно, почти на ухо. — Ты не на сельской дискотеке. Улыбайся. Веди себя так, будто ты здесь каждый вечер ужинаешь. Непринужденно. Поняла?
— Поняла, — шепчу, стараясь расправить плечи и натянуть на лицо подобие светской улыбки.
Легко сказать «непринужденно», когда внутри все сжимается от неловкости из-за чуждости этого праздника жизни.
Мы подходим к массивным резным дверям, ведущим в банкетный зал.
Кац, не говоря ни слова, кладет руку мне на талию и слегка притягивает к себе.
Понимаю, что это всего лишь игра, но сильная рука, уверенно обнимающая меня, так будоражит кровь, что по телу идет волна странного тепла.
Кац ведет меня сквозь толпу нарядно одетых гостей, и я послушно стараюсь держаться прямо и улыбаться всем подряд.
Нас встречает крепко сложенный высокий мужчина с ухоженной бородой и удивительно добрыми лучистыми глазами.
Он широко и искренне улыбается, протягивая руку сначала Кацу, а затем и мне.
— Игорь, рад тебя видеть! — его голос звучит глубоко и приятно. — А это, я так понимаю, та самая очаровательная спутница, о которой ты упоминал?
Кац кивает, не выпуская меня из объятий.
— Влад, познакомься. Это Василина. Василина, это Владислав Титов, владелец этого ресторана.
— Очень приятно, Василина. — Титов мягко пожимает мою руку. — Как ваши дела? Надеюсь, вам у нас понравится. «Платинум» — моя гордость, мы стараемся создать здесь такую атмосферу, чтобы каждый гость чувствовал себя особенным. Сегодня у нас важный вечер, все сборы пойдут на помощь детскому фонду.
— У меня все хорошо, спасибо. Здесь… здесь невероятно красиво. Вы молодец.
— Рад стараться! — Титов снова улыбается. — Позвольте представить вам мою супругу. Лизонька!
К нам подходит высокая миловидная блондинка с голубыми глазами и очаровательной улыбкой.
— Лиза, познакомься с Василиной.
— Очень приятно, — щебечет Лиза, протягивая мне тонкую руку. — Вы прекрасно выглядите! Колье невероятное!
— Да, спасибо, — киваю, прикладывая пальцы к бриллиантам. — Игорь… подарил.
Не подарил. Это просто часть моего образа — для убедительности. И если с украшением что-то случится — Кац оторвет мне голову!
Но мне нравится Лиза. Она такая милая, открытая, без тени снобизма, которого ожидаешь от человека из такого общества.
Перевожу взгляд на Владислава Титова, на его доброе лицо, на то, как нежно он смотрит на свою жену, и думаю: какой же он обходительный, благородный и приятный человек!
Совсем не то что этот «мой» высокомерный, вечно недовольный диктатор Кац!
Который сейчас стоит рядом и прожигает меня взглядом, словно я совершила государственное преступление, просто смутившись.
Но сегодня я должна изображать его девушку. Девушку, которая от него без ума. Условия сделки, ничего личного.
Повисает тишина. Мне ее надо заполнить? Или что делать-то?
— Я… я Василина Воскресенская, — вновь заговариваю, стараясь придать голосу светскую небрежность, — только недавно вернулась из Европы…
В этот момент мельком замечаю, как Кац на долю секунды закатывает глаза к потолку, украшенному лепниной.
Да что опять не так-то? Ну и ладно! В конце концов мне нужно просто продолжать смотреть на него с обожанием и не забывать о своей роли.
Когда Владислав и Лиза отходят поприветствовать других гостей, к нам тут же устремляется новая волна любопытных.
Чтобы как-то справиться с волнением и добавить правдоподобности нашему «роману», я решаюсь и легко прикасаюсь кончиками пальцев к мощному плечу Каца.
Он внешне никак не реагирует на мой жест, но я чувствую, как его рука на моей талии сжимается чуть крепче, притягивая меня еще ближе. Ох, мы, должно быть, и правда выглядим со стороны как пара.
На мгновение я поворачиваю голову к огромному зеркальному панно на стене и вижу наше отражение. А мы действительно неплохо смотримся вместе. Кац такой высокий, суровый и внушительный, а я рядом с ним кажусь такой хрупкой и маленькой.
Один особенно настойчивый мужчина с цепким взглядом и слишком уж заинтересованной улыбкой явно пытается выведать побольше информации обо мне — новой пассии всемогущего Каца.
— Василина, такое редкое и красивое имя! — начинает он издалека. — А чем вы занимаетесь, если не секрет? Наверное, что-то творческое — с вашей-то утонченной внешностью.
Я готова к подобным вопросам и, к собственному удивлению, нахожу в себе силы для хитроумного ответа, даже не прибегая к помощи Каца, который, я уверена, уже приготовил какую-нибудь резкую отповедь.
— О, моя деятельность настолько разнообразна и увлекательна, что рассказ о ней занял бы весь этот благотворительный вечер, — говорю я с легкой улыбкой, делая загадочное лицо. — Боюсь, мы бы утомили всех присутствующих. Возможно, как-нибудь в другой раз?
Мужчина слегка опешил от такого ответа, но быстро нашелся:
— Интригуете! Что ж, буду с нетерпением ждать этого другого раза.
Он откланивается, а я мельком смотрю на Каца.
Мне показалось, или в его глазах мелькнуло удивление? Он явно не ожидал, что я способна так грамотно и уклончиво отвечать на каверзные вопросы. Ну вот и пусть удивляется! Не все же ему меня критиковать.
Мимо нас проходит официант с подносом, уставленным высокими бокалами с искрящимся шампанским.
Тянусь за одним из них — немного игристого мне сейчас не помешает, чтобы снять напряжение. Но не успеваю даже коснуться тонкой ножки бокала, как Кац мягко, но настойчиво перехватывает мою руку.
— Она не пьет, — заявляет безапелляционным тоном, даже не взглянув на меня.
Вот зануда! Мне хочется фыркнуть от возмущения. Я что, похожа на алкоголичку? Я прекрасно знаю свою меру и уж точно не собиралась напиваться на светском рауте.
Внезапно Кац, все еще удерживая мою руку в своей, медленно подносит мои пальцы к губам и легко, почти невесомо, целует их.
По моему телу будто прокатывается волна электрического тока. Я замираю, теряясь от неожиданности и гаммы нахлынувших чувств. И… к своему ужасу и, одновременно, тайному восторгу, понимаю, что мне приятно это прикосновение его губ. О боже! Что со мной происходит?
В этот момент в зале гаснет свет, оставляя лишь мягкую подсветку сцены, и раздается голос ведущего, объявляющего начало благотворительного аукциона.
Гости начинают рассаживаться за накрытые белоснежными скатертями столы, украшенные высокими цветочными композициями, и Кац, все так же держа за руку, ведет меня к столику.
Благотворительный вечер в самом разгаре. Мы сидим в первом ряду.
На сцене говорит ведущий, демонстрируя очередной лот.
— А сейчас, дамы и господа, редчайший экземпляр!
И с молотка уходит какая-то абстрактная скульптура из металла. Я не понимаю это искусство.
И вдруг Кац, до этого сидевший неподвижно, лениво поднимает свою табличку с номером.
Ведущий оживляется:
— Лот номер сорок семь! Винтажный гребень для волос. Золото, изумруды чистейшей воды, работа французских мастеров, начало двадцатого века. Стартовая цена — два миллиона!
Торги идут вяло, пока Кац снова не поднимает табличку, перебивая последнюю ставку . Зал уважительно гудит. Удар молотка. Продано. Коробку из темного бархата почтительно приносят и ставят перед Игорем.
Я наклоняюсь к его уху, изображая интимный шепот.
— Не знала, что у вас в планах смена имиджа, — язвлю так тихо, как только могу. — Под этот гребень нужна прическа посложнее. Или это новый способ очистить карму — пожертвовать такие деньжищи?
Кац даже не поворачивает головы, но я вижу, как уголок его губ едва заметно дергается.
— Карму я очищаю другими методами. — Его голос — как треск льда. — А эту вещь я купил, потому что она будет хорошо смотреться в правильных волосах.
Он поворачивается и смотрит на меня. Прямо в глаза. Долго, изучающе, с такой обжигающей нежностью во взгляде, что я на миг забываю дышать. Это игра, но он — гениальный актер.
— Вы слишком переигрываете, — шепчу я, отводя взгляд. — Еще немного, и я поверю, что вы действительно в меня влюблены.
— Поверь… — его ответ прилетает мгновенно, тихо и убийственно, — …это будет самой большой ошибкой в твоей жизни.
И в тот же миг под столом ладонью властно накрывает мое бедро чуть выше колена. Горячей, тяжелой. Меня будто током бьет. Я замираю, а жар от его пальцев проникает сквозь тонкую ткань платья. Во рту мгновенно пересыхает. Я должна уйти. Сейчас же.
— Мне нужно в уборную, — выдавливаю, не глядя на Каца.
Он молча кивает, убирая руку.
Встаю на ватных ногах и иду в сторону холла, чувствуя спиной его взгляд.
По дороге замечаю официанта с подносом, уставленным бокалами с шампанским, и тайком, пока никто не видит, перехватываю один бокал и быстро делаю глоток. А то ишь! Кац запрещает. Сказал, у меня должен быть ясный ум.
Но когда еще у меня будет возможность попробовать напиток, бутылка которого стоит как моя месячная зарплата?
Шампанское великолепно! Золотистые пузырьки щекочут язык, но во вкусе нет ни капли кислоты. Только свежесть с приятным послевкусием персика и летнего вечера. Я никогда не пила ничего подобного.
Когда возвращаюсь, то вижу, что соседний столик, пустовавший все это время, теперь занят — за ним сидит Илона. Бывшая жена Каца. Я видела ее фото в интернете. Яркая зрелая блондинка с копной пышно уложенных волос. Обтягивающее леопардовое платье, хищная улыбка, ярко-красная помада. Рядом с ней молодой атлет лет двадцати пяти в белоснежной рубашке.
Он мог бы сойти за ее сына, если бы так демонстративно не целовал в шею, заставляя Илону картинно смеяться.
Мой взгляд невольно метнулся к Кацу. Его профиль стал острым, как лезвие гильотины, скулы напряглись.
Он циник, диктатор и невыносимый человек, но сейчас, в эту секунду, я на его стороне, потому что эта женщина ведет себя вызывающе, и она явно пришла сюда, чтобы уколоть его. А я, черт возьми, играю роль его девушки.
Значит, это и мой бой!
Во мне что-то щелкает. Я выпрямляю спину, расправляю плечи. Подбородок сам собой поднимается выше. Я иду к Кацу, покачивая бедрами, и сама удивляюсь этой внезапно проснувшейся во мне кошачьей грации. Шампанское приятно шумит в голове.
Я подхожу к столику, но не сажусь — наклоняюсь к Игорю, касаясь губами его щеки и говорю так, чтобы Илона могла слышать:
— Скучал, дорогой?
Не дожидаясь ответа, беру со стола бархатную коробочку. С легкой дрожью открываю ее. Гребень сверкает в свете люстр, изумруды горят зеленым огнем.
— О, Игорь, он еще прекраснее, чем я думала! — Мой голос звучит громко и чисто. — Можно, я надену твой подарок прямо сейчас? Просто не могу удержаться.
Демонстративно поворачиваюсь к Илоне спиной и, глядя на Каца, грациозным движением закалываю гребнем волосы.
Медленно поворачиваю голову, давая всем, а главное — ей, полюбоваться драгоценностью, сияющей в моих волосах. Сажусь на свое место, кладу ладонь поверх руки Каца и с нежной улыбкой смотрю на него.
Илона не выдерживает.
— Игорь, я смотрю, твои вкусы не меняются, — Ее голос сочится ядом. — Всегда любил… дарить старомодный хлам!
Она смотрит на меня с откровенной насмешкой, намекая на ничтожность гребня. Я чувствую, как напрягаются пальцы Игоря под моей рукой, и опережаю его. Мягко улыбаюсь Илоне и перевожу взгляд на ее юного спутника:
— Вы совершенно правы, — говорю спокойно и мелодично. — У некоторых мужчин есть редкий талант видеть истинную ценность в вещах с историей. А некоторые предпочитают… новодел. — Я делаю крошечную паузу, обводя взглядом ее мальчика. — Знаете, он ярко блестит, но очень быстро выходит из моды или теряется. И, увы, не представляет никакой коллекционной ценности.
Ухмылка сползает с лица Илоны.
— Тебе не стоило вмешиваться, — холодно говорит Кац.
Ах! Он может говорить что угодно, но я-то чувствую, как он же благодарно сжимает мои пальцы. Скорее всего, неосознанно. Я ни о чем не жалею. Хотя бы потому, что эта парочка за соседним столиком перестала лобызаться на людях.
Илона, до этого сиявшая, как начищенный самовар, прямо с лица сошла. Хмуро отвернулась, уставившись в свой бокал, и о чем-то напряженно задумалась.
И ее бойфренд притих, как по команде. Хотя он тоже мог бы выдать что-нибудь эдакое в ответ на мою колкость, но не стал защищать свою эпатажную любимку. Предпочел стушеваться.
Кац наклоняется ко мне — явно хочет продолжить свой ледяной выговор, но вдруг замирает.
Его лицо совсем близко, я вижу, как его точеные ноздри едва заметно раздуваются, когда он втягивает воздух, и его брови сходятся на переносице. Он смотрит на меня уже по-другому — с прищуром хищника, учуявшего посторонний запретный запах.
— Шампанское? — Шепот как звон тонкого льда в пустом стакане. — Я же просил тебя сохранять ясную голову. Или мои инструкции для тебя — пустой звук?
— Только один бокал, — отвечаю с максимально возможным безразличием, хотя сердце делает нервный кульбит. — Ваша драгоценная «Мадонна» в полной безопасности. И, кстати, я заметила, что вы весь вечер тоже не притрагиваетесь к алкоголю. Наверное, это правильно. Чтобы не напиваться и не вламываться потом в чужие квартиры. Не тащить малознакомых девушек в постель.
Я пугаюсь собственной дерзости. Это удар ниже пояса. Это прямое напоминание о нашем знакомстве и его «фиаско».
И это работает.
Взгляд Каца меняется — арктическая сталь в его глазах мгновенно раскаляется добела. Он смотрит на меня так, словно я — непокорная переменная в его идеальном уравнении, которую нужно немедленно исправить, перерешать.
— Я могу и выпить, — цедит он сквозь зубы. — Но тогда я не отвечаю за последствия. Ни за одно из них.
— Вы мне угрожаете? — спрашиваю, и по спине пробегает странный холодок.
Это не страх. Это азарт. Опасный, будоражащий кровь азарт, который я никогда раньше не испытывала.
— Да, — выдыхает он мне почти в губы, как отрубает.
В этот момент мимо нашего стола бесшумно скользит официант с подносом. Кац, не сводя с меня прожигающего взгляда, протягивает руку и демонстративно берет стакан с виски. Подносит его к губам и одним глотком осушает до дна. Пустой стакан с глухим стуком опускает на стол.
И что-то ломается. Воздух между нами густеет, электризуется, искрит. Энергетика становится настолько горячей, что, кажется, сейчас загорится скатерть. Я не могу отвести взгляда, тону в потемневших глазах Каца, падаю в глубокий темный омут.
Ведущий на сцене объявляет окончание аукциона. Зал оживает, начинает играть тихая обволакивающая музыка, официанты снуют с подносами, уставленными изысканными закусками.
К нашему столику подходит Титов.
— Игорь, не обращай внимания, — говорит он тихо, бросая короткий, неодобрительный взгляд в сторону Илоны, которая опять театрально хохочет, разговаривая с какой-то женщиной. — Все, что ни делается, к лучшему. Ты же знаешь.
— Мне все равно, — ровным голосом отвечает Кац, но я чувствую, как напряглись его плечи под идеальной тканью пиджака.
Ему не все равно. Далеко не все равно.
Илона держится поодаль, но я ощущаю на себе ее взгляд. Он колючий, злой, оценивающий. И снова во мне просыпается это чувство… негласной воинственности. Неправильной, нелогичной. И я снова решаю поддержать Каца. Встаю и с самой нежной улыбкой, на которую способна, беру его под руку.
— Дорогой, пойдем, я хочу попробовать вон те тарталетки с черной икрой. Ты же знаешь, как я их обожаю.
Тяну Каца к фуршетному столу, и он, помедлив секунду, подчиняется. Беру одну тарталетку и прежде, чем съесть ее самой, подношу к его губам.
— Попробуй. Восхитительно, — мурлычу.
Кац смотрит на меня сверху вниз, его глаза темные, непроницаемые. Но он послушно приоткрывает рот и принимает угощение. В этот момент наши взгляды встречаются, и по моему телу пробегает обжигающая волна.
Я играю свою лучшую роль. Смеюсь, рассказываю ему какую-то выдуманную на ходу историю о моем смешном преподавателе в академии, грациозно жестикулирую, время от времени касаясь его плеча, поправляю ему галстук, который и без того сидит идеально. Я создаю вокруг нас кокон интимности, защитное поле, в которое нет доступа посторонним.
Особенно — бывшим женам. Я веду себя так, будто мы — самая влюбленная и гармоничная пара в этом зале, полная нежности и взаимопонимания. Мне это дается на удивление легко.
И в какой-то момент, поймав на себе восхищенно-завистливый взгляд одной из проходящих мимо дам, я вдруг понимаю: мне нравится. Мне до головокружения нравится быть его девушкой.
Нравится это ощущение силы и защищенности, когда стою рядом с ним. Нравится, как на нас смотрят, как перед ним расступаются. Нравится чувствовать его руку на своей спине, его молчаливое присутствие за плечом. Нравится быть ею.
Видимо, это внезапное осознание так явно отражается на моем лице, что Кац его замечает.
Его рука с моей спины неожиданно скользит на талию и властно притягивает меня к себе. Наши тела соприкасаются.
Я вдыхаю его запах — виски, дорогой парфюм и что-то еще, что-то исключительно его, опасное и притягательное. Он наклоняется так близко, что его губы почти касаются моих. Я вижу каждую черточку его лица, каждую ресницу.
— Василина… — его шепот — это раскаленный песок, он обжигает и лишает воли. — Я уже не понимаю, где ты играешь, а где ты настоящая.
Кац
Смотрю на Василину, и мой внутренний компьютер, всегда работающий без сбоев, начинает выдавать системную ошибку. Диссонанс.
Я редко попадаюсь на этот крючок — замешательство, — но девчонка ввела меня в это состояние, и я не могу из него выйти. Я действительно не понимаю, где заканчивается ее игра и начинается она настоящая.
Хотя, по логике, разве в нашей сделке есть место настоящему? Логика кричит, что это абсурд. Все — проплаченная фальшь. Василина имитирует чувства, я плачу деньги. Простая холодная транзакция. Да, значит, это только игра.
И Василина оказалась гениальной актрисой, раз смогла ввести в заблуждение даже меня. Но я проверял — у нее нет актерского образования. Поразительно.
Но еще поразительнее то, что эта иллюзия… мне, блядь, нравится. Иллюзия будто я ее мужчина.
Красота и ум — стандартный пакет, на них я и рассчитывал, предлагая Василине сделку. Но этого недостаточно, чтобы так неожиданно и неотвратимо меня зацепить.
В этой девчонке под хрупкой оболочкой есть стальной стержень. И какой-то притягательный внутренний свет, который она тщетно пытается спрятать. Индивидуальность. Самобытность. И эта ее сумасшедшая, ничем не обоснованная самоотверженность...
Я до сих пор прокручиваю в голове, как она дважды утерла нос Илоне. Легко, играючи, с какой-то изящной жестокостью. Моя бывшая — хитрая горгулья, которую, мне казалось, невозможно опустить, сидела с таким лицом, будто хлебнула дерьма.
А девчонка смогла. И ради кого? Ради меня. Хотя это, черт возьми, было совершенно лишним. Этого не было в договоренности.
Василина прищуривается.
— А я не понимаю, почему вы на меня так смотрите… — Ее голос тихий, но в нем сталь.
— Анализирую степень твоего вживания в роль. Твоя мимикрия почти совершенна.
Она делает вдох, хочет ответить, но рядом материализуется Франц.
— Одну минуту, красавица, — мягко обступает он Василину по кругу, целуя ей руку. Тот еще дамский угодник. Ни одну юбку не пропустит, все задерет. Потом Француз поворачивается ко мне. — Кац, пойдем покурим.
Я киваю.
Мы выходим на застекленную террасу. Француз протягивает мне бокал с виски, дожидается, пока я сделаю глоток.
— Ну? — начинает он без предисловий. — Что это за цирк? Я не о твоей бывшей. Я о тебе и этой девочке. Вот не пойму… она твоя настоящая или все же проект?
— А какая, к черту, разница? — пожимаю плечами, глядя сквозь стекло на зал.
— Разница огромная. Если она проект, то ты гений. Она смотрит на тебя так, как будто готова пойти за тобой в ад.
Усмехаюсь.
— Расслабься, Франц. Это симуляция. Все по плану. Та самая умная девочка для прикрытия, которую мы обсуждали. Не более.
Француз качает головой и делает большой глоток.
— Не верю.
— Твои проблемы.
— Нет, твои, — он серьезно смотрит на меня. — Я тебя знаю сто лет, Игорь. И ты тоже никогда так не смотрел ни на одну женщину. Даже на Илону в самом начале. Ты смотришь на Василину... как на свою. По-настоящему. Ты влип, друг мой. Сам того не понимая.
— Ты пьян, — бросаю я и залпом допиваю свой виски.
Мы молча пропускаем еще по одному бокалу. В зале гаснет верхний свет, оставляя лишь приглушенное освещение над столиками. Диджей ставит тягучую мелодию.
Возвратившись в зал, сразу же ищу взглядом Василину. Она что-то шепчет Лизе на ухо, и та заливисто смеется. И в этот момент я понимаю: я больше не сомневаюсь в ней ни на грамм. Эта девочка меня не подведет. Она идеальна.
И тут меня прошибает. Как разряд тока. Мне смертельно, до ломоты в костях, хочется пригласить ее на танец. И дело уже не в Илоне. К черту Илону и ее пиздюка, с которым она показушно трется в углу. Еще пару часов назад это задевало мое эго. Сейчас — нет. Мне все равно.
Я хочу танцевать с Василиной.
Чтобы укрепить веру окружающих в нашу пару? Или чтобы бессовестно воспользоваться своим положением?
Второе. Конечно, второе. У меня нет совести. Совестливые в моем мире не выживают.
Я ставлю пустой бокал на стол и иду к ней. Не говоря ни слова, протягиваю руку. Василина удивленно поднимает на меня глаза. Я не жду ответа. Я просто беру ее ладонь и молча увлекаю за собой на танцпол.
Музыка обволакивает нас. Я кладу руку Василины себе на плечо, а свою — на ее талию. Холодный шелк платья не скрывает тепла ее кожи. Мои пальцы ложатся на ее обнаженную спину, и Василина вздрагивает от моего прикосновения.
Мы начинаем двигаться. Медленно, в такт. Я притягиваю ее ближе. Теперь между нами почти нет расстояния. Я вдыхаю ее аромат — не духов, а ее самой. Что-то тонкое, терпкое, как запах диких ягод после дождя.
Девчонка озадачена, растеряна и смущена. Я это вижу. Чувствую по тому, как напряжена ее спина под моей ладонью. Василина не липнет ко мне, не прижимается в ответ. Но… и не отталкивает. Она просто позволяет вести. Ее тело податливо и невесомо в моих руках.
Я смотрю на нее сверху вниз. На то, как свет ложится на ее волосы, на полуприкрытые ресницы, на чуть приоткрытые губы. Я наслаждаюсь. Наслаждаюсь красотой, которую видят мои глаза. Наслаждаюсь хрупкостью тела в моих руках. Наслаждаюсь тем, что сейчас, в этот момент, она полностью в моей власти.
И где-то на периферии сознания воет сирена. Это мой инстинкт самосохранения кричит, что я совершаю фатальную ошибку. Что я пересекаю черту.
Но я не слушаю. Я просто прижимаю Василину еще ближе, утыкаюсь лицом в ее волосы и позволяю этому сладкому яду течь по моим венам.
Я не отпускаю ее руку после танца. Пальцы сами сжимаются, удерживая ее тонкое теплое запястье. Идиотская непозволительная слабость. Но мне нравится это ощущение — гладкая, нежная кожа под моей загрубевшей ладонью.
Василина еще слегка растеряна. Я вижу это по тому, как на долю секунды расширяются ее зрачки, как замирает дыхание. Я чувствую это, как хищник чувствует страх жертвы.
Но едва мы возвращаемся к фуршетному столу, заваленному трупами креветок и недопитым шампанским, девчонка снова надевает свою маску, берет эмоции в кулак. Идеальная выдержка. Милая улыбка, вежливый кивок, болтовня на отстраненные темы. Профессионалка.
Эта мысль должна бы меня успокоить, вернуть в привычную систему координат, где все продается и все покупается, но почему-то она только раздражает.
Во время разговора с каким-то напыщенным индюком из министерства Василина на мгновение прижимается щекой к моей груди, ища поддержки. Я рефлекторно расправляю плечи, становлюсь еще ровнее, монументальнее. По телу проходит волна тепла. Хорошо.
Черт побери, как же хорошо. Это чувство пробивает броню цинизма, выстроенную годами. Мне нужно выпить. Я подхожу к бару, беру бокал с виски. Ледяные кубики стучат о стекло. Один большой глоток. Жгучая жидкость обжигает горло, приводя мысли в порядок. Но тепло от ее прикосновения так и не уходит.
Торжество, наконец, издыхает. Ближе к рассвету улыбки тускнеют, а гости, как сытые тараканы, расползаются по своим норам. Мне тоже пора. Пора заканчивать этот спектакль.
Мы с Василиной покидаем ресторан вместе, как и договаривались. Молча садимся в мой автомобиль. Водитель плавно трогается с места. За окном проплывает спящий город.
Вот и все. Контракт исполнен. Финальный акт. Теперь я должен сделать то, что делаю всегда: рассчитаться, удалить номер и навсегда вычеркнуть человека из своей жизни. Холодная, чистая, эффективная схема.
Но что-то внутри, какая-то глупая иррациональная часть меня этому противится. Я осознаю, что все, что я сейчас испытываю, — голимый бред, побочный эффект выпитого алкоголя и усталости. Не мог я, Игорь Кац, запасть на эту странную девчонку. Сатанистка с глазами ангела. Что за оксюморон? Завтра я проснусь в своей квартире, и все вернется на круги своя. Без этого сумасшедшего бреда о… нет, я даже думать об этом не хочу.
В салоне машины Василина перестает играть. Первым делом она откидывается на спинку сиденья и с явным облегчением скидывает с ног туфли. Потом громко, почти неприлично, вздыхает, вытягивает ноги и шевелит пальцами. Смешные тонкие пальцы с маленькими ногтями.
— Ну и ступни у тебя, — говорю, сам удивляясь своему тону. В нем нет привычной стали, лишь тень насмешки. — Какие-то они у тебя… детские. Смешные.
Она лишь качает головой, но уголки ее губ все же ползут вверх.
Не думая, я вальяжно закидываю руку на спинку сиденья позади нее и чуть пододвигаюсь ближе. Пространство между нами сжимается, воздух густеет, наполняясь напряжением. Василина замирает, превращается в натянутую струну, но не отодвигается. Просто сидит и смотрит на меня.
И впервые за долгие годы я не знаю, что сказать. Я, человек, для которого слова — это оружие и инструмент, вдруг оказываюсь безоружным. Тишина давит.
Именно девчонка нарушает ее первой, возвращая нас в рамки деловых отношений.
— Игорь… колье и гребень. Я должна их вернуть…
— Потом, — небрежно взмахиваю рукой. Сейчас я не хочу думать ни о каких колье. «Потом» означает «никогда» или, по крайней мере, «не сейчас». Это отсрочка. Отсрочка финала.
Водитель останавливает машину у серой обшарпанной пятиэтажки.
— Я провожу, — заявляю, когда Василина хочет открыть дверь.
— Ненужно, я сама. Я не из фарфора, справлюсь, — пытается она возражать, но как-то вяло.
— Я сказал.
Не доверяю я здешней обстановке с субботы на воскресенье в половине пятого утра. Мы вместе заходим в подъезд и поднимаемся на третий этаж в гнетущей тишине. Останавливаемся у ее двери.
— Итак, — говорю, — наша сделка окончена. Все финансовые условия, как и договаривались, будут выполнены завтра. Мой помощник свяжется с тобой.
Василина молча кивает, глядя куда-то на мою грудь.
Мне нужно развернуться и уйти. Сделать шаг назад, спуститься по этой мерзкой лестнице, сесть в машину и уехать в свой упорядоченный понятный мир. Но ноги словно прирастают к полу. Я не могу заставить себя сдвинуться с места. И Василина тоже стоит. Просто стоит и смотрит.
И тогда происходит то, чего я сам от себя не ожидал. Мое тело действует быстрее, чем мозг успевает отдать приказ «стоп». Я делаю резкий шаг вперед, хватаю ее за плечи и притягиваю к себе.
Ее губы — это взрыв. Я целую ее не так, как целуют женщин на прощание. Я целую ее так, будто хочу выпить ее до дна, впитать в себя, присвоить. Голодно, жестко, отчаянно. Вкус клубники на ее губах смешивается с чем-то еще — чем-то терпким, сладковатым, уникально ее.
Мой мозг отключается. Остаются только инстинкты. Ощущения. Мягкость ее губ под моим напором, ее сбитое дыхание, запах ее волос, который сводит меня с ума. Я запускаю пальцы в ее волосы, сжимаю их у затылка, не давая отстраниться, а другой прижимаю ее тело к своему еще плотнее. Я хочу ощутить ее всю, сломать эту дистанцию между нами.
Поцелуй длится вечность. Я не могу оторваться. Это как отрава, которая мгновенно вызывает зависимость. Василина начинает тихо мычать, протестуя, маленькими кулачками слабо колотит меня по груди. Я чувствую это, но не могу остановиться. Желание сильнее разума, сильнее контроля.
Резкий скрежет замка в двери заставляет меня прерваться. Звук, как пощечина, возвращает в реальность.
Дверь квартиры открывается, и в проеме показывается незнакомая девушка. Брюнетка с каре. Она окидывает нас быстрым настороженным взглядом.
— Вася, все в порядке?
Василина что-то невнятно отвечает и, выскользнув из моих ослабевших рук, юркает в квартиру. Незнакомка тут же захлопывает дверь и поворачивает ключ в замке.
Василина
Входная дверь захлопывается за моей спиной.
Мое сердце не просто колотится — оно бьется о ребра с такой силой, будто вот-вот проломит грудную клетку.
Я только что целовалась с Игорем Кацем. Я. Целовалась. С ним.
Боже…
Эта мысль не просто звучит в голове — она пульсирует в каждом капилляре, в каждой клеточке моего мозга, вспыхивает перед глазами ослепительными неоновыми буквами, заслоняя все остальное. Это не был нежный, робкий поцелуй из романтических фильмов.
Нет. Это была буря, ураган, цунами, которое обрушилось на меня без предупреждения. И что самое главное, самое невероятное, самое пугающее до дрожи в коленях — Кац сам меня поцеловал. Он, Игорь Кац, ледяной король с глазами полярного волка, циничный манипулятор, человек, который смотрит на мир так, будто тот ему чем-то смертельно надоел, но все равно обязан.
Кац не спрашивал разрешения, не предупреждал о своих намерениях. Он просто брал то, что хотел. Его губы — требовательные, горячие, почти злые в своей настойчивости — обрушились на мои. Он ворвался в мой рот, его язык властно сплетался с моим, исследуя, покоряя, не оставляя ни единого шанса на отступление, ни единой мысли о сопротивлении.
Одна его рука легла мне на затылок, пальцы запутались в волосах. Другая рука скользила вверх по бедру, под платье, и ее обжигающее прикосновение к коже заставляло меня судорожно выдыхать Кацу в губы.
— Вася? Боже мой, Василина, что с тобой случилось?
Голос Майи прорывается сквозь оглушительный шум в ушах, как будто кто-то звал меня из-под воды. С трудом фокусируюсь и вижу испуганное лицо. Майя стоит, накинув на плечи старый махровый халат, ее волосы растрепаны.
— Подруга, ты меня вообще слышишь? Ты же белая, как полотно! Он что-то сделал? Обидел? Клянусь, я сейчас вызову полицию, и мне плевать, что он Кац!
Ее слова звучат очень далеко, доносятся до меня с опозданием.
— Майя… все… все в порядке, правда.
— В порядке? Да ты на себя в зеркало посмотри! Ты выглядишь так, будто только что увидела привидение! Как прошел вечер? Рассказывай немедленно! Что там было? Почему ты такая? Это все он, да?
Майя тараторит без умолку, ее тревога, кажется, заполняет все пространство прихожей, смешиваясь с моим собственным смятением в гремучий коктейль.
— Май, умоляю, давай не сейчас, а? Со мной все хорошо, честно. Вечер прошел… нормально. Абсолютно нормально. Почему ты еще не спишь? — пытаюсь уйти от ответа и пронзительного всевидящего взгляда подруги.
Мне нужны время и тишина, чтобы хотя бы попытаться собрать воедино осколки своего рассудка.
— Не сплю? — Майя возмущенно всплескивает руками. — Да я всю ночь не сомкнула глаз, ни на секунду! Переживала за тебя! Все у окошка сидела, выглядывала, а когда увидела, что его машина подъехала к дому, подумала: ну слава богу, сейчас поднимется. А тебя все нет и нет! Минут десять, наверное, прошло, если не больше! Я уже все плохие сценарии в голове прокрутила, думала, может, случилось что, может, он тебя не отпускает! Уже оделась, хотела вниз бежать!
Ее искренние, полные неподдельной заботы слова трогают до глубины души.
— Спасибо, — шепчу я, и мой голос наконец-то звучит чуть тверже. — Спасибо тебе, что ждала.
Делаю шаг и обнимаю подругу, утыкаюсь носом в ее плечо, но ничего не объясняю. Не могу. Как объяснить то, чего я сама не понимаю? Как объяснить, что человек, который тебя унижал, вдруг целует так, что забываешь дышать?
Я отстраняюсь и прохожу в кухню. Беру с сушилки стакан, подставляю под кран и наливаю ледяной воды.
Залпом, до последней капли, выпиваю ее. Холод немного приводит в чувство, проясняет мысли. Стою, опираясь дрожащими руками на раковину, и смотрю на свое отражение в темном оконном стекле. Растрепанные волосы, из которых выбились пряди, распухшие от поцелуя губы, безумный, лихорадочный блеск в глазах. И что-то еще… что-то инородное.
— Василина… — Майя заходит следом и замирает на пороге. Ее взгляд прикован не к моему лицу, а к моей шее. — Это… это что такое?
Машинально дотрагиваюсь до шеи и натыкаюсь на бриллиантовое колье. Черт. Я совершенно про него забыла. И про гребень в волосах.
— Откуда это? — шепчет Майя, ее глаза становятся круглыми, как блюдца. — Неужели… Не может быть… Неужели это Кац подарил?
— Нет! Что ты! С ума сошла? — торопливо и неловко расстегиваю сложный замок. — Это просто на вечер. Все нужно будет вернуть.
— Вернуть? Такую невероятную красоту? Вась, да оно же стоит, как наша квартира вместе с соседской! А это что? — Майя осторожно, будто боясь обжечься, дотрагивается до гребня в моих волосах, крупные изумруды на котором тускло поблескивают в свете одинокой лампочки над плитой. — Он что, решил тебя осыпать драгоценностями, как какую-то султаншу? С чего вдруг такая невиданная щедрость? Что там у вас произошло, Василина? Я требую — рассказывай немедленно!
Ее вопросы сыплются градом, бьют по моему и так перегруженному мозгу. В душе раздрай, хаос и смятение, что я просто физически не способна сейчас здраво соображать и выстраивать логические цепочки.
Все смешалось в один тугой болезненный клубок: фальшивый блеск благотворительного вечера, ледяной, оценивающий взгляд Каца, мерзкая Илона, а потом — этот обжигающий, всепоглощающий поцелуй.
— Май, пожалуйста, — умоляюще смотрю на подругу, — давай завтра. Я очень-очень устала. Я сейчас ничего не могу… Утром. Я все тебе расскажу утром.
Майя смотрит на меня долго, внимательно. Видимо, мое состояние настолько плачевно, что она сдается.
— Ладно, — тяжело вздыхает, — иди отдыхай. Но учти, утром ты мне все выложишь. До последней бриллиантовой крошки.
Я благодарно киваю, осторожно снимаю гребень и кладу его вместе с колье на кухонный стол. Эти дорогие, сверкающие украшения кажутся абсолютно чужеродными на нашей скромной клеенке на столе. Иду в комнату, на ходу стаскивая с себя шикарное платье, и, схватив полотенце, иду в ванную.
Утро встречает меня тусклым серым светом, пробивающимся сквозь шторы. Я сижу на нашей кухне, механически помешивая ложкой в чашке с остывшим кофе.
Всю ночь практически не спала, лишь проваливалась в короткие тревожные сны, в которых неизменно присутствовало лицо Каца, его горящие глаза и фантомное ощущение его губ на моих.
Майя сидит напротив, подперев щеки ладонями, и слушает меня с таким видом, будто я рассказываю ей сценарий голливудского блокбастера.
Ее рот слегка приоткрыт, а глаза широко распахнуты. Сбивчиво перескакивая с одного на другое, рассказываю про Илону, про ее унизительные намеки, про то, как Кац играл роль моего покровителя, а потом про этот безумный, яростный, всепоглощающий поцелуй в подъезде.
— Подожди-подожди, дай мне это переварить… — Майя делает глубокий вдох, прижимая ладони к щекам. — Вась, я не понимаю, почему он так себя повел? Что это было?
— Я тоже не понимаю, — развожу руками. — Я не знаю, что у него в голове. Может, он просто развлекается. Нашел себе новую игрушку.
— А может… — Майя хитро прищуривается, и в ее глазах загорается шальной огонек. — Может, это моя вода на удачу так подействовала? Помнишь, я же тебя окропила перед выходом? Вот тебе и удача! Приворожила самого Каца!
Я лишь устало пожимаю плечами, не находя в себе сил даже на сарказм.
Вдруг мой телефон пронзительно звонит. Мы обе вздрагиваем. Смотрим на экран, и мое сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться с удвоенной силой.
— Это он, — шепчу, глядя на Майю так, будто на экране высветилось имя дьявола.
— Бери! — шипит она. — Быстро бери трубку!
Мои пальцы дрожат, но я все же смахиваю зеленую иконку и подношу телефон к уху.
— Да…
— Доброе утро, Василина. — Его голос в телефонной трубке кажется глубже и интимнее, звучит так, будто Кац стоит рядом. — Надеюсь, не разбудил.
— Нет.
— Отлично. Я хотел бы пригласить тебя на завтрак. Обсудить некоторые детали. Через час заедет машина.
Пригласить…
Он не приглашает, он ставит перед фактом.
Мозг лихорадочно работает. Я не первый день живу на свете и прекрасно понимаю, что каким бы красивым, страстным, сильным и неприлично богатым он ни был, наше общение никогда не перерастет во что-то серьезное.
Люди с их миром закрытых клубов, частных самолетов и многомиллионных сделок просто не рассматривают всерьез таких, как я. Мы из разных вселенных. К тому же у него характер просто невыносимый. И вообще, зачем он звонит, если клятвенно обещал исчезнуть из моей жизни после вчерашнего вечера?
Но потом я вспоминаю про пакет. Про дорогие украшения и платье, которые лежат в моей комнате и жгут мою совесть. Их нужно вернуть. Поставить точку.
— Хорошо, — выдыхаю. — Я буду готова.
Сбрасываю вызов и смотрю на Майю.
— Может, еще раз водой на удачу побрызгать? Для закрепления эффекта, — с надеждой предлагает она.
— Не сегодня, — мотаю головой.
***
Ровно через час к подъезду подъезжает знакомый черный седан. Спускаюсь к нему. Сегодня на мне нет ни шелков, ни бриллиантов. Простые голубые джинсы, белая футболка и кеды. Волосы собраны в небрежный пучок. Возможно, для Игоря Каца я выгляжу простовато, но мне все равно. Я не собираюсь производить на него впечатление.
За рулем сидит его водитель. Ну, так даже лучше, и это очень похоже на Каца — за челядью он сам не ездит. Эта мысль больно жалит, но я загоняю ее поглубже.
Еду молча. Машина останавливается у небольшого, но очень элегантного французского ресторана. Еще издали сквозь живую изгородь я замечаю Каца за столиком на летней веранде.
Он, как и всегда, неотразим. В темных джинсах и белой рубашке с закатанными до локтей рукавами, обнажающими сильные руки с дорогими часами. Две верхние пуговицы небрежно расстегнуты, открывая полоску загорелой кожи. Игорь смотрит в свой телефон.
Поднимаюсь по ступенькам на веранду. На столе для меня уже готовы свежие круассаны, ваза с фруктами и чашка дымящегося кофе. Кац поднимает голову, и наши взгляды встречаются.
— Василина, — встает, приветствуя меня. — Рад видеть. Садись.
Его голос… он другой. Более теплый, без привычных металлических ноток. И это пугает меня.
— Здравствуйте.
Я сажусь в кресло напротив, стараясь не смотреть на Каца слишком долго.
— Как добралась? Без пробок?
— Все в порядке, спасибо.
— Отлично. Я еще раз хотел поблагодарить тебя за вчерашний вечер.
В его голосе сквозит едва уловимая ирония, и я чувствую, как между нами снова начинают невидимо потрескивать разряды тока. Химия. Опасная, непредсказуемая. Кац смотрит на меня не высокомерно, а с каким-то непонятным мне интересом.
Мы пьем кофе. Тишина затягивается. Я вспоминаю о своей главной цели. Рядом со стулом стоит неприметный бумажный пакет, который я прихватила с собой. В нем аккуратно сложены платье, туфли, сумочка, гребень и колье — все части вчерашнего маскарада.
Только я хочу открыть рот и сказать, что привезла его вещи, как мой телефон на столе тихонько вибрирует. Сообщение. Из мобильного банка. Я открываю его просто из любопытства и замираю. На мой счет только что поступила сумма. Немыслимая, неприличная сумма с шестью нулями. От Игоря Каца.
Кровь бросается мне в лицо. Но мне не нужны были его деньги. Принципиально. Я же сразу об этом сказала.
— Что это такое? — спрашиваю ледяным тоном, поднимая на него глаза.
Он невозмутимо отпивает кофе.
— Это гонорар. Я всегда плачу за оказанные услуги.
— Это была не услуга, а одолжение, — чеканю, уже скользя пальцами по опциям приложения. — И я сразу сказала, что не возьму ни копейки.
— А я сказал, что не остаюсь в долгу. — Голос Каца тоже становится жестче. — Оставь эти деньги себе, Василина. Купи что-нибудь.
— Мне не нужно ничего! — нажимаю кнопку «перевести» и отправляю всю сумму обратно. — Заберите свои деньги!
Через секунду мой телефон снова вибрирует — Кац вернул их.
Несколько дней спустя
Стою посреди комнаты, которая больше напоминает эпицентр торнадо. Майя мечется между шкафом и дорожной сумкой, создавая вокруг себя вихри из платьев, шорт и косметичек.
— Вась, я тебе говорю — это работает! Шикарно работает! — заявляет она.
— Что работает, Май? — устало спрашиваю, пытаясь спасти от падения стопку книг. — Вечный двигатель из старых футболок?
— Трусы на люстре! Красные! Денежный ритуал! — она подпрыгивает и указывает пальцем на нашу скромную люстру. — Ты же сама тому живой пример! Забросила свои, и что? Бинго! Кэш на счете! Еще и приданого целый пакет в придачу! Это ли не магия Вселенной?
Закатываю глаза и тоже смотрю на люстру. Да, там действительно висят мои красные трусы. Я забросила их туда уже не помню когда, в шутку, после очередной Майкиной лекции о визуализации богатства. И вот пожалуйста — результат.
Если, конечно, результатом считать деньги, которые обжигают мой банковский счет и которые я никогда не потрачу.
— Майя, прекрати нести этот эзотерический бред, — фыркаю. — Этот «кэш», как ты выражаешься, вернется к своему владельцу при первой же возможности. И приданое тоже. Мне ничего от Каца не нужно. Ни-че-го.
— Ну да, ну да, — не слушает она меня, критически осматривая свои собственные трусы, висящие рядом с моими. — Вот у меня не сработало, видимо, потому что они в белый горошек. Не чистый цвет! Понимаешь? Энергия рассеивается через эти дурацкие горошины. Вселенная не любит примесей. Ей нужен концентрированный красный посыл!
С этими словами она решительно встает на стул, стаскивает с люстры свои несчастливые трусы в горошек, швыряет их в сумку, а затем, выудив из вороха вещей новые, идеально-алые, с победным кличем «На удачу, на богатство!» забрасывает их на люстру. Они цепляются за рожок и повисают, колыхаясь, как знамя финансового успеха.
Майя спрыгивает со стула и мечтательно потирает ладошки.
— Ну все, теперь ждем золотого дождя. Или хотя бы платинового Марка с безлимитной картой.
При упоминании Марка я мрачнею.
— Ты уверена насчет этой поездки, Май? Выходные на даче с его друзьями... Ты же его знаешь всего ничего.
— Ой, Вась, ну не начинай, — беззаботно отмахивается она, продолжая утрамбовывать вещи в сумку. — Какие могут быть опасности? Его друзья — такие же милые ребята, как и он. Пожарим шашлыки, будем купаться, смотреть на звезды… Это же так романтично!
— Романтично, — бурчу я себе под нос.
Особенно когда твой романтический герой — напыщенный индюк с папиными деньгами.
Я молчу, но внутри все кипит. Мне этот Марк не понравился с первой секунды. С его высокомерным взглядом, снисходительной улыбочкой и манерой говорить так, будто он делает тебе величайшее одолжение.
Классический сынок богатого папочки, который уверен, что весь мир лежит у его ног в брендовых кроссовках. Но Майя втрескалась по уши. Она видит в Марке обаятельного принца, а не ходячий набор комплексов, прикрытый платиновой кредиткой. Что я могу сделать? Любые мои аргументы она воспринимает в штыки.
Пока она собирается, я задумываюсь. Прошло пять дней с последней нашей встречи с Кацем. Он больше не объявлялся. Ни звонка, ни сообщения.
Словно его в моей жизни и не было. Я пыталась снова перевести ему деньги вчера утром, но перевод не прошел — выскочила системная ошибка. Уверена, это он заблокировал мои переводы. Принципиально.
Ну и я принципиально не потрачу ни копейки из этих денег. Я ему их верну. Обязательно. Только для начала нужно придумать, как обойти его финансовую оборону. Может, наличными в конверте? Подсунуть под дверь его офиса? Бред какой-то.
— Вась, ты чего зависла? — голос Майи вырывает меня из раздумий. — Ты же тоже куда-то собиралась. Встреча одноклассников?
— Ага, — вздыхаю я. — Десять лет выпуска.
Не очень-то и хочется... Но меня добавили в этот дурацкий чат, и было как-то неловко отказываться. Все такие восторженные: «Ура, увидимся!»
— Ну и правильно! Развеешься! Где встречаетесь?
— В каком-то новомодном ночном клубе «Эфир».
— Ого! Тогда нужно принарядиться! — оживляется Майя. — Давай я тебе помогу! Подберем что-нибудь сногсшибательное! Чтобы все твои бывшие одноклассники-ботаники попадали в обморок!
— Спасибо, обойдусь, — отмахиваюсь. — Я туда на часок, не больше. Поболтаю для приличия, поздравлю всех с тем, какие мы стали взрослые и успешные, и под предлогом срочной работы смотаюсь домой. Так что наряд не имеет значения.
Иду к шкафу и достаю первое, что попалось под руку из категории «чистое и поглаженное». Легкое светлое платье в мелкий красный цветочек, с короткими рукавами-фонариками и пышной юбкой чуть ниже колена. Очень милое, почти девчоночье. Надеваю его. Туфли на небольшом каблуке, немного туши на ресницы — готово.
Майя окидывает меня критическим взглядом с головы до ног.
— Ого, какое платьице! — хмыкает она. — Василина, ты выглядишь как влажная мечта престарелого олигарха, который ищет себе невинную выпускницу пансиона благородных девиц.
— Что не так? — смотрю на себя в зеркало. Вроде обычное платье.
— Оно какое-то... игрушечное. Кукольное. Тебе только бантик в волосы, и можно ставить на полку рядом с фарфоровыми статуэтками.
— Оно было поглажено, — отрезаю я. — Мне этого достаточно. Я не собираюсь по часу подбирать наряд для встречи с людьми, половину из которых я и в школе-то еле терпела.
Мы выходим из дома.
Внизу уже ждет Марк.
Его машина — ярко-красный хищный спорткар — выглядит в нашем скромном дворе как космический корабль, приземлившийся по ошибке. Майя машет ему рукой и начинает обходить авто, чтобы сесть на пассажирское сиденье.
Марк, сидя за рулем, опускает стекло. И я ловлю его взгляд. Он не смотрит на меня, как на подругу своей девушки. Он смотрит оценивающе. Медленно, с ленивым интересом скользит взглядом по моим ногам, поднимается выше по платью, задерживается на груди. На его губах играет легкая самодовольная усмешка.
Такси, пропыхтев в пробке и пару раз чуть не заглохнув, выплевывает меня у входа в ночной клуб. С сомнением смотрю на это заведение. Фасад из глянцевого камня, неоновая вывеска, пульсирующая фиолетовым светом, и два амбала в черных костюмах у входа, чьи шеи толще моих бедер. Выглядит так, будто здесь не веселятся, а заключают теневые сделки и решают проблемы с конкурентами.
— Девушка, проходите, — басит один из охранников, видимо, заметив мое минутное замешательство.
Киваю и ныряю внутрь. Меня тут же оглушает музыка. Она бьет по ушам так, словно я засунула голову в турбину самолета. Воздух густой, пропитанный смесью духов, табачного дыма и чего-то сладко-приторного. Все вокруг сверкает, мигает и пульсирует в такт басам.
Мне приходит сообщение от Лены Ковалевой — организатора этой встречи: «Мы в лаунж-зоне, справа от бара, столик 7». Я пробираюсь сквозь толпу, стараясь никого не задеть.
Лаунж-зона оказывается чуть тише. Здесь стоят мягкие диваны, а музыка звучит приглушенно, позволяя хотя бы имитировать разговор. Нахожу седьмой столик. За ним сидят мои бывшие одноклассницы. Останавливаюсь в паре метров и вглядываюсь в их лица, пытаясь провести опознание. Господи, это сложнее, чем я думала. Десять лет — это целая вечность.
Лишь две девчонки кажутся смутно знакомыми. Лена Ковалева, такая же круглолицая и улыбчивая, как и в школе, только теперь с короткой стильной стрижкой. И Света Петрова, наша отличница, такая же худая и серьезная, с очками в тонкой оправе. Остальные пятеро — это какой-то парад восковых фигур.
Одна, в которой с трудом узнаю тихоню Катю Иванову, раздалась вширь раза в два. Рядом с ней сидит Ира Сомова, чье лицо, кажется, ничего не знает о мимике. Губы-уточки, идеально гладкий лоб, неестественно высокие скулы — Ира похожа на жертву неудачного эксперимента пчеловода-перфекциониста. Третья — Оля Синицына, наша школьная красавица, сейчас выглядит уставшей и какой-то... серой.
— Василина!— Лена замечает меня и машет рукой. — Привет! Наконец-то!
Я подхожу, натягивая на лицо самую дружелюбную улыбку, на которую способна.
Начинается ритуал приветственных обнимашек и поцелуев в щеку.
— Ой, Василина, а ты совсем не изменилась! — щебечет Ира-уточка, и ее губы при этом почти не двигаются. — Такая же миленькая!
Сажусь на свободное место, и на меня тут же обрушивается шквал хвастовства, замаскированного под дружескую беседу. Это не встреча одноклассниц. Это выставка достижений народного хозяйства.
— ...а мой Серёжа мне на годовщину подарил поездку на Мальдивы! Девочки, это просто рай! Белый песочек, океан... Мы жили в бунгало на воде! — вещает Катя Иванова, потрясая браслетами.
— Ой, Мальдивы — это уже как-то банально, — снисходительно тянет Ира. — Мы с моим в прошлом месяце летали в Японию на цветение сакуры. Вот это эстетика! Совершенно другой уровень. Я себе оттуда кимоно привезла, ручная работа, двадцать тысяч долларов. Но оно того стоит.
— А я вот свой бизнес открыла, — вступает Света Петрова, поправляя очки. — Сеть детских развивающих центров. Уже три филиала. Сейчас планируем франшизу запускать. Тяжело, конечно, кручусь, как белка в колесе, но зато сама себе хозяйка.
Я сижу, киваю, улыбаюсь и чувствую, как мой мозг медленно превращается в желе. Они тараторят без умолку, перебивая друг друга, хвастаясь мужьями, детьми, машинами, квартирами, поездками, брендами... Это какой-то бесконечный поток информации, которая мне абсолютно неинтересна.
И тут очередь доходит до меня. Семь пар любопытных глаз устремляются в мою сторону.
— Василина, а ты как? Чем занимаешься? — спрашивает Лена.
В голове паника. Что им сказать? Что я не смогла оплатить второй курс универа и бросила учебу? Что работаю продавцом в магазине детских игрушек? Что мой главный успех за последние полгода — это получение скидочной карты в соседнем супермаркете?
И тут во мне просыпается какой-то демон остроумия. Видимо, от безысходности.
— Я? — делаю загадочное лицо и отпиваю глоток вина, которое мне успел налить официант. — У меня все сложно. Я... арт-консультант.
— Ого! — впечатляется Ира. — А что это?
— Ну, — стараюсь говорить максимально небрежно, — я работаю с частными коллекционерами. Очень закрытый круг. Помогаю им формировать коллекции, ищу редкие экземпляры на аукционах. В основном специализируюсь на авангарде начала двадцатого века. Малевич, Кандинский... Вы же знаете, сейчас это очень востребовано.
На их лицах появляется благоговейный трепет. Они не знают, что мой самый ценный экспонат — это плюшевый медведь с оторванным ухом, которого я вчера уценила.
— А замужем? Дети? — не унимается Катя.
— Нет, что вы, — трагически вздыхаю. — Какая семья? Моя работа требует полной отдачи. Постоянные командировки. Лондон, Цюрих, Нью-Йорк... Я практически не бываю в родном городе. Мужчинам сложно смириться с таким ритмом жизни. Мое сердце принадлежит искусству.
Они смотрят на меня с сочувствием и восхищением. Бинго. Я — загадочная, успешная и одинокая богемная дива. Идеально.
Мы выпиваем по бокалу вина. Потом по второму. Я уже хочу уйти, но меня не отпускают.
— Василина, ну посиди еще! Мы так давно не виделись!
— Да, расскажи еще про аукционы! Это так интересно!
Мне приходится остаться. Диалоги становятся все более бессмысленными.
Чтобы я еще бы раз я согласилась на подобное сборище? Да никогда в жизни!
Чтобы не уснуть со скуки, я пью вино. Снова. И снова. Я пью редко, поэтому пьянею быстро. Мир начинает приятно покачиваться, а голоса одноклассниц превращаются в далекий неразборчивый гул.
Наконец большая часть компании уходит на танцпол — демонстрировать свои наряды. Это мой шанс! Пора бежать. Я достаю телефон, чтобы вызвать такси. Тариф, конечно, эконом. Но тут ко мне подсаживается Лена.
— Вась, ты уже уходишь?
— Да, Лен, извини, мне завтра рано вставать, важная встреча с клиентом из Бельгии, — вру не моргнув глазом.
Кац
Паркую свой «Мерседес» напротив входа в «Эфир» и глушу мотор.
Ночной город живет своей жизнью, пульсирует неоном и приглушенным гулом.
Я приехал сюда по приглашению Антона — старого знакомого и владельца этого заведения. Он уже пару месяцев намекал, что хочет заключить контракт на охрану с моим предприятием. Видимо, окончательно убедился, что достойной альтернативы в городе нет.
Встреча поздняя, но мне это даже на руку.
Нужно развеяться. Вытряхнуть из головы всяких странных сатанисток, считающих, что гордость можно намазать на хлеб вместо масла.
С которыми практически невозможно договориться, блядь... Василина — как гранитная стена. Непробиваемая. Раздражают такие несговорчивые. Раздражают до скрежета зубов.
И вместе с тем... я снова и снова прокручиваю в голове тот благотворительный вечер. Взгляд, которым она на меня смотрела. А потом тот поцелуй.
От воспоминаний по телу всякий раз расходится жар. Я хотел ее. Желал. Вожделел. Долго, неистово, чтобы сутки из постели не выпускать — настолько она меня взбудоражила. Меня и сейчас будоражит от одной только мысли о ней. Она как сладкий запретный плод. Сладкий и ядовитый.
— Да, я подъехал, — говорю в телефон Антону, который, судя по голосу, уже заждался. — Пять минут.
Собираюсь выходить, но бросаю мимолетный взгляд на вход в клуб и замираю.
По ступенькам спускается знакомая фигура. В каком-то необычайно интересном платье, которое открывает вид на ее стройные ноги. Хмурюсь, приглядываясь повнимательнее. Да, интересное платье. Какое-то кукольное. Но на ней смотрится чертовски соблазнительно. Точно она.
Веселилась, значит?
Ну, может себе позволить.
Она теперь невеста завидная, при деньгах.
Усмехаюсь.
Я доволен, что все-таки смог заставить ее забрать деньги и украшения.
А потом исчез из ее жизни. Как мы и договаривались.
И я честно выполнял условия нашей устной договоренности, потому что не привык бросать слова на ветер.
Я пообещал — я выполнил.
Даже если для этого приходится ежедневно наступать самому себе на горло и запрещать своим людям даже проезжать мимо ее района.
И тут происходит нечто из ряда вон выходящее: она, пошатываясь, спускается с крыльца и уверенно шагает прямо к моей машине.
Что за черт?
С любопытством наблюдаю за ней.
Рука сама тянется к центральному замку и разблокирует двери.
Мне интересно, что будет дальше.
Василина без колебаний дергает за ручку задней двери, плюхается на сиденье и с глухим стуком захлопывает ее.
Я в ступоре.
В салоне тут же распространяется густой запах вина. Так вот оно что… Она пьяна. В стельку.
— Здравствуйте, — бормочет, откидываясь на подголовник. — Поехали.
Медленно поворачиваю голову.
Она сидит с закрытыми глазами, ее ресницы отбрасывают на щеки длинные тени.
И до меня доходит: она приняла меня за таксиста.
Это настолько абсурдно, что я едва сдерживаю смех.
Что ж. Подыграем.
— Куда едем, госпожа? — спрашиваю я, стараясь придать голосу максимально безликий, сервильный тон.
— Улица... Пряничная... дом семь, — еле ворочая языком, отвечает она.
— Принято. Пряничная, семь. Поездка будет с заездом за добавкой? — не удерживаюсь я.
Она на секунду открывает глаза и пытается сфокусировать на мне мутный взгляд.
— Чего? — непонимающе переспрашивает.
— Ничего, — кашляю, скрывая усмешку. — Уточняю маршрут. Может, вам нужен особый тариф? За красным или игристым, например?
— У меня... бизнес, — с трудом произносит она, и в ее голосе слышится нотка пьяной гордости. — Так что везите... по-деловому. Без лишних вопросов.
— Как скажете. Ваш комфорт — мой приоритет.
Завожу мотор и плавно трогаюсь с места. Антон подождет. У меня появилось дело поважнее. Сворачиваю на проспект и еду в сторону ее дома. Или не совсем в сторону ее дома.
То и дело поглядываю на нее в зеркало заднего вида.
А она красотка. Пусть и пьяная, растрепанная, но все равно красотка. Ее платье слегка задралось, открывая вид на колени. Губы припухли, рот приоткрыт. Она дышит ровно и глубоко. Мирная, беззащитная. Совсем не та колючая фурия.
— Водитель, — внезапно подает она голос.
— Слушаю вас, — отзываюсь я.
— А вы... вы всегда такой... разговорчивый?
— Только с особыми клиентами. Тариф «Бизнес» обязывает. Мы должны предоставлять не только транспортные услуги, но и психологическую поддержку. Хотите поговорить о смысле жизни? Или о том, как несправедливо устроен мир?
— Я хочу... спать, — бормочет она и замолкает.
— Отличный выбор. Сон — лучшее лекарство. Могу включить колыбельную. У нас есть в плейлисте «Спят усталые игрушки». Или предпочитаете что-то из классики? «Лунную сонату»?
Она не отвечает. Задремала.
Еду по ночному городу, и в голове созревает план. Абсолютно иррациональный, но такой соблазнительный. Я вспоминаю, как сам, будучи пьяным, оказался в ее квартире. Судьба любит симметрию. А я люблю возвращать долги.
Василина спит и даже не подозревает, что ее «таксист» сворачивает с маршрута.
Я не везу ее на Пряничную улицу.
Зачем?
Чтобы она утром проснулась, ничего не помня, и продолжила свою праведную жизнь в окружении плюшевых медведей?
Нет. Так не пойдет.
Я везу ее к себе.
В свою берлогу на Кутузовском.
Ты так самоотверженно хотела вернуть мне плату за сопровождение на благотворительном вечере?
Отлично.
Я принимаю ее.
Натурой.
Ночь за ночь.
И это будет только первый взнос.
Глушу машину в подземном паркинге.
— Приехали, — говорю, глядя на отражение Василины в зеркале заднего вида.
Она не отзывается. Что ж, доставка до двери так «до двери».
Выхожу из машины, обхожу ее и распахиваю заднюю дверь со стороны Василины.
Склоняюсь над ней. От девчонки все еще пахнет вином, но к этому запаху примешивается что-то еще — ее собственный тонкий аромат, цветочный и немного терпкий.
— Василина, мы приехали, — повторяю чуть громче. Ноль реакции.
Не сдерживаюсь. Протягиваю руку и осторожно, кончиками пальцев, глажу ее по щеке. Кожа нежная, гладкая, как шелк. Под моими пальцами Василина чуть вздрагивает во сне. От этого простого прикосновения по моему телу пробегает разряд. Будоражит. Сильно. Сжимаю кулаки, пытаясь взять себя в руки.
Нужно достать ее из машины. Просовываю руки ей под спину и под колени, стараясь сделать это максимально аккуратно.
Но в тот момент, когда уже почти вытащил ее из салона, она просыпается. Ее глаза резко распахиваются. В них — полная дезориентация.
— Что?.. Где?.. — бормочет она, пытаясь сфокусировать на мне взгляд. — Я... я пойду сама.
Она упирается руками мне в грудь и пытается вырваться.
— Тихо, тихо... Не делай резких движений, — говорю, придерживая ее.
Она кое-как выбирается из салона, но как только ее ноги касаются бетона паркинга, девчонку тут же ведет в сторону. Подхватываю Василину под локоть. Она упрямо пытается сделать шаг, но ноги ее не держат. Она практически виснет на мне.
— Я же сказала... сама, — упрямо шепчет она, мотая головой.
— Вижу, как ты «сама». Ты и двух шагов не сделаешь.
— Отпусти... Я вызову другое такси...
— Уже поздно. Твое такси приехало в конечный пункт. Больше сегодня рейсов не будет.
Не слушая ее слабых протестов, подхватываю на руки. Легкая, почти невесомая. Что-то протестующе мычит, но сил бороться у нее нет.
Через пару секунд Василина сдается, тяжело вздыхает и кладет голову мне на плечо, снова прикрывая глаза.
Иду к лифту. Металлические двери бесшумно открываются, и мы поднимаемся наверх в тишине, нарушаемой лишь тихим гулом механизма.
Только у дверей своей квартиры замечаю, что девчонка босиком. Где-то скинула туфли, бандитка.
Я обрывочно помню, что в ее квартире было темно, когда я, такой же пьяный, ввалился к ней.
Что ж, пусть и у меня будет темно. Я не включаю свет.
В моей просторной квартире царит кромешная тьма, панорамные окна плотно завешаны шторами блэкаут.
Но я здесь ориентируюсь безошибочно. Армейское прошлое и много лет жизни в этом пространстве дают о себе знать.
Я дома. На своей территории. И это дает мне чувство полного контроля.
— Где я? — раздается тихий, едва разборчивый шепот у меня над ухом.
— Ты дома.
— Это... это не мой дом, — бормочет. — Здесь... по-другому пахнет.
Усмехаюсь.
— Это после вина тебе так кажется.
Проношу ее через гостиную и захожу в свою спальню.
Осторожно кладу Василину на кровать.
Я не вижу ее лица, ее эмоций. Не вижу всей красоты этой девчонки.
Но, с другой стороны, так даже интереснее. Обостряются другие чувства.
Стою над ней пару секунд, а затем начинаю раздеваться. Сбрасываю на кресло пиджак, расстегиваю и снимаю рубашку, потом брюки. Остаюсь в одних боксерах. И ложусь рядом с девчонкой на свою половину кровати.
Меня ломает. Ломает от желания, которое я сдерживал последние дни. Она здесь, рядом, в моей постели.
Переворачиваюсь на бок лицом к Василине и просто смотрю на ее темный силуэт. Слышу ее дыхание. Чувствую тепло. Протягиваю руку и снова глажу ее по щеке, затем по шее, спускаясь к ключице.
— Что... что ты делаешь? — шепчет она.
— Забираю долг за одолжение, — так же шепотом отвечаю. — Ты же хотела все вернуть. Я принимаю первый взнос.
И тут происходит то, чего я не ожидал.
Василина не отталкивает меня. Наоборот, она поворачивается ко мне, и ее рука, нащупав в темноте мою, неуверенно ложится мне на грудь. Ее пальцы холодные. Она медленно проводит ими по моей коже, и я чувствую, как по всему телу разливается огонь.
Василина отзывается на мои ласки.
Может, инстинктивно.
Может, алкоголь раскрепостил ее. А может... может, она тоже этого хочет.
Этого достаточно.
Наклоняюсь и накрываю ее губы своими. Дразню, проникаю языком в ее рот, пробуя на вкус. Вкус вина, клубники и ее самой.
Всё.
Предохранители сгорели.
Я целую ее жадно, с голодом, который копился слишком долго. Целую ее шею, плечи, спускаясь все ниже. Моя рука скользит по ее телу, находит застежку-молнию на ее спине.
Василина что-то стонет — то ли протест, то ли удовольствие. Но я уже не разбираю. И не хочу разбирать.
Сегодня она моя. И я возьму все, что мне причитается. С процентами.