Аннотация:
Зверь одержимый. Два года, как охотник в засаде, смотрю на мелкую дичь. Выдержанно, терпеливо присматриваю за девушкой. И, как любой охотник, стараюсь не спугнуть. Поэтому сразу не бросился на нее, тенью хожу за своей девчонкой и любуюсь.
Ненормативная лексика, сильный герой, взаимная любовь и ХЭ. Не лайт. Произведение самостоятельное. (Книга будет редактироваться).
*****
— Когда перед тобой такое нежное, такое хрупкое тельце, становишься слабее. Но в какой-то момент ты понимаешь, что можешь взять силой, cломить, подавить её сопротивление. Какое-то низменное желание, животное. Зачем долго ждать, когда можно прямо здесь и сейчас... Я же сильнее. Я же знаю, что только со мной ей будет хорошо.
— Я – эго. Эгоизм. Только о себе думаешь. О ней что скажешь? — спрашивает женский голос.
— Всё понимаю. Она тоже человек со своим внутренним миром. Нужно принимать её мнение во внимание. Но этот лёгкий путь… Схватить, с собой утащить и делать всё, что считаю нужным. Совершенно беззащитная, тонкая… Мне лучше знать, как устроить её жизнь.
— Что же тебя останавливает?
Иногда я думаю, что ты моя мать. Мне приятно тебя слышать. Ты будешь моим внутренним голосом.
С закрытыми глазами спокойно можно выложить всё, что внутри, в тёмных закоулках моей души. Но я беспокоюсь. Потеют ладони и елозят по пластиковым подлокотникам мягкого стула.
— Закон, — отвечаю я.
— Ты имеешь в виду, что от изнасилования девушки тебя сдерживает только уголовный кодекс?
— Нет. Не тот закон, — шепчу я, заглядывая вглубь себя. Так глубоко я давно не был. — Первобытный. Я должен защитить, укрыть её от этого мира, обеспечить всем, сохранить.
— Значит ли это, что ты борешься сам с собой?
— Конечно. Иначе я бы взял её ещё в шестнадцать лет. Она моя. Я ею живу.
— Расскажи, когда ты понял, что хочешь взять её силой, скрыть от всех, — у неё мягкий, приятный голос. Он мне нравится.
— Это был девятый класс. Первое сентября. Парней в классе двадцать и она одна. Пришла. В короткой юбке, как мультяшная. Анимешка. Гольфы чёрные, пиджачок приталенный и два хвостика на голове. Какая же она… Игрушечная. Мне уже было шестнадцать, а ей только пятнадцать. Она не ожидала, что мы так вырастим за лето. Здоровые пацаны. Испугалась. Свободным было единственное место на задней парте среднего ряда. И пока она дошла до него все… Уроды. Все, кто дотянулся, ущипнул её за попу. Во мне в тот момент и родилось это чувство: взять её силой себе, пометить как свою собственность, чтобы никто не трогал.
— Хорошо, — вздыхает «мама». — Давай возьмём время чуть раньше. Вы же давно были знакомы. Было ли у вас нормальное общение?
— Да. У нас с ней было нормальное общение. Годом раньше в классе учились пять девчонок, они стайкой держались. Их никто не трогал. И она среди них была самой красивой птичкой. Я подрабатывал в гараже у трассы, протирал детали, масло там менял, машины мыл. Все деньги кидал на телефон, чтобы посылать ей сообщения: с добрым утром и спокойной ночи.
— Ещё раньше. Когда началась переписка? Когда завязалась дружба?
— Когда? — я хмыкаю своей темноте внутри. Там начинает теплиться огонёк. Славный, крохотный и почему-то белый. — На пикник пошли толпой. Дождь шёл. Мы по скалам ползали. Для девчонок выпендривались, прыгали через ущелье. У меня нога соскользнула, и я упал вниз. Попал в какую-то трещину, завалился в неё. Половина ребят сразу слиняла от испуга. Кто-то побежал взрослых звать. И только она одна спустилась ко мне. За руку держала, ласково в лоб целовала… Я же не знал, что нравлюсь ей. Что она ради меня в пропасть готова броситься. Боль была невыносимая, я, стиснув зубы, стонал, боялся показать свои слёзы. Она со мной три часа сидела, курткой своей укрывала, пока я без сознания лежал. Это она кричала взрослым и помогала меня между камней вытаскивать. И в больницу ко мне потом приезжала. Правда, с девчонками и парнями, но инициатором встреч была она… Я люблю её. После этого я и стал ей писать письма.
— Она отвечала?
— Да. Смешно так. По-детски, с картинками. Я все её письма до сих пор храню. Шесть лет. Шесть проклятых лет.
— Не стоит их проклинать. Мы будем считать это периодом созревания и формирования твоих настоящих чувств. Давай вернёмся в девятый класс, первое сентября.
Я вдруг даже запах почувствовал нашего класса. Какой-то идиот надушился одеколоном, но все дружно воняли потом и грязными носками. И в этом жутком аду появилась она. Куколка, игрушечная, мультяшная.
— У неё был такой испуг на лице, что я сам перепугался. А когда мужики стали свистеть и лапать её, то почувствовал всплеск агрессии и ревности. Я орал, чтобы никто к ней не прикасался. Кинул свой стул и подсел к ней за парту. Это многим не понравилось. Поднялся один пацан, это он виноват, что весь наш класс называли носорогами, это его кличка. Он жирный тупоголовый болван. Ему очень захотелось мою куколку.
— Ты подрался?
— В мясо. То есть до крови.
— Что было с девушкой?
— Она больше никогда так красиво в школу не одевалась. Никогда не красилась. Свои русые волосы обрезала и прикрывала ими лицо. Но это ей не помогло. Первые две недели мне приходилось хвостом за ней ходить, чтобы не навредили. Плакала… Как же мне было больно от её слёз. Я же понимал, что её просто ради удовольствия стали преследовать. Чувство толпы. Носорогу захотелось, и, кто послабее, с ним заодно её стали лапать. Они ей прохода не давали. Я защищал, как мог. А потом Носорог спросил у меня: «Что ты лезешь, Рон? Она что, согласилась с тобой гулять?» Это был зелёный свет. Я понял, что если она станет моей девчонкой, я всем об этом расскажу, и станет спокойнее.
— Как ты предложил ей это?
— После драки. Неразумно. Мне стоило успокоиться. Но я хотел защитить. Я затащил её в тёмный угол между гардеробом и коридором, что ведёт в спортзал. Припёр к стене и…
Из двух зол
Мирон
Этот шикарный бинокль, в который я смотрю, подарил мне старый охотник. Звали его Валерой, и был он родным дедом Химеру и его сестре Любе Часовой.
— Подсматривать будешь? — хитро спросил у меня тогда дед Валера.
— Присматривать, — поправил я его и взял отличную оптику себе.
За его внучкой подсматривать-присматривать.
Зверь одержимый. Два года. Как охотник в засаде, смотрю на мелкую дичь. Выдержанно, терпеливо присматриваю за Любой. И, как любой охотник, стараюсь не спугнуть. Поэтому сразу не бросился на неё, тенью хожу за своей девчонкой и любуюсь.
По логике, получив свою дичь, я её съем и сделаю чучело. Меня сразу предупредили, что я пошёл по неправильной дороге. Сейчас у меня кураж, адреналин, я к этому привык. Получив своё, я стану расправляться с жертвой, пока окончательно её не сломаю. Потом опять почувствую желание кого-нибудь поймать.
Психолог уже не помог в этом случае, и Ярослава Николаевна отправила меня к психиатру Павлу Олеговичу.
Так у меня появились долгосрочные планы.
Мужики в двадцать — в двадцать один год скорее мечтают устроиться в жизни и девок иметь побольше.
У меня другие приоритеты. Многие считают меня больным, пусть считают. Я такой и есть.
Я хочу получить Любу, закончить учёбу, устроиться работать или начать своё дело, последнее меня больше прельщает. Детей хочу. Мои ровесники точно не хотят, а я хочу.
С детьми у меня всё в порядке. Я люблю мелких. В прошлом году ездил вожатым в лагерь для трудных подростков. Я и сам таким был, а может и остался. Так что детей я точно не боюсь.
Я боюсь, что Люба меня отошьёт. Третий день решаюсь, не могу подойти. Сижу на балконе старого здания и смотрю в бинокль на неё. Губу нижнюю прикусываю от удовольствия.
Попа круглая в голубых джинсах. Идёт по темени, редко в свет фонарей попадает, но я знаю, какого цвета джинсы. Это её любимые. Ножки у козочки длинные, туфли на каблуке. При ходьбе груди под тонкой кофточкой подскакивают, в бинокль их отлично видно. Волосы шикарные из стороны в сторону качаются.
За семь лет Люба семь раз красила волосы и меняла образ. От жгучей брюнетки до огненно-рыжей. Пепельной блондинкой побывала. Потом подстриглась, и вот натуральный светло-русый цвет волос. Именно такой я её и помню с детства, такой она мне больше всего нравится.
Девчонка красивая, неудивительно, что крутятся возле неё парни и мужики. Но она ни с кем не встречается. Ночью спит, учёбу уже закончила в этом году. Диплом получила. На выпускной ходила со своей давней подругой Леськой.
Леська в чётком тройничке живёт с двумя крепкими парнями. Так что они тоже ходили на выпускной моей Любы отрываться. Надеюсь... Я очень надеюсь, что там ничего не было. И тройничок сомнительный. Леська замужем за Севой, а Лёха Васин вроде друг. Но о них только в ключе шведской семьи говорят.
Плевать на них, мне Люба нужна.
Любава моя работает на себя. По образованию учительница рисования, но печёт на заказ какие-то пирожные и разносит заказчикам. Удивительно, как можно на такое прожить.
У неё в соцсети есть страничка «Любовь к пирожным», попасть в друзья можно только по рекомендации. Я так понял, у неё там, в основном, заказчики сладостей.
Люба снимает двухкомнатную квартиру с пятью девушками. Все старше её и на рожи страшные.
Неподалёку от её дома я и устроил себе лабаз на балконе какой-то заброшенной квартиры. Захожу на него не из подъезда, а забираюсь по железной лестнице, прыгаю как эквилибрист, ну и слежу за своей козочкой, птичкой, зайкой... Как ещё дичь можно назвать?
Надо сейчас подойти. Догнать у подъезда и поздороваться. Но сегодня после работы устал дико. Завтра…
Прокрастинатор с нездоровой любовью.
На самом деле я боюсь. Натурально боюсь всё испортить. Но годами вот так за ней следить тоже не дело. Девчонке двадцать лет, пора бы уже с кем-то загулять, а я ни с кем, кроме себя, гулять ей не позволю. Так что, пока есть возможность, надо хватать. А то тот самый Лёшка Васин из тройничка свою толстожопую зазнобу не схватил в школе, она и замуж выскочила, а он как последний уебан присоединился к семье друга.
Нет, я свою не упущу.
Ещё за себя беспокоюсь. Хотя я чётко уяснил, что никакой грубой силы... Но сорваться могу.
Могу!
Так что я – маньяк, одержимый придурок. Но Любе об этом знать необязательно, я потом ей всё расскажу, на десятом году совместной жизни.
А пока смотрю в бинокль, как моя козочка шурует у проезжей части по тротуару. И мужики какие-то оборачиваются ей вслед.
Они резко тормозят, провожая аппетитную попку Любы Часовой взглядами. О чём-то быстро договариваются.
Один забегает вперёд Любы, двое других медленно подходят со спины. А кругом тишина. Время недетское, на улице никого нет. Машина проехала мимо. Одна.
— Суки, — шиплю я, быстро запихивая бинокль в свой рюкзак.
Сломя голову прыгаю с балкона, хватаюсь за лестницу и спускаюсь.
Бегу со всех ног к месту встречи. Перепрыгиваю через ограду, мигом осматриваюсь по сторонам. Машин нет.
Я сдерживаю агрессию. Дышу глубоко, чтобы успокоиться, уже не бегу, но шаг быстрый.
Люба боится мужчин, когда они собираются больше одного. Не понаслышке знаю, сам виноват, ну и носороги, мои одноклассники. Нет, она не забитая. Может в клуб сходить. Естественно, со мной. Я же маньячья рожа, я её никуда не отпускаю. Она об этом не знает, а я болею.
Последний раз Люба была в клубе как раз на своём выпускном. Я Клёпу-очкарика, своего соседа по комнате, в руки и вперёд. Ничего так, весело было. Бабы какие-то клеились. Клёпа — задрот, не мог познакомиться, а я только Любаву люблю. Мне подвыпившие размалёванные девки не вставляют. Так что в двадцать я честный девственник и профессиональный дрочер.
— Я закричу, — жалобно стонет моя козочка.