Один день в октябре

Пролог

Золотая пыль веков медленно кружилась в луче холодного света, падающего из ниоткуда. Здесь, в пространстве между мирами, где время текло иными реками, царила вечная тишина, нарушаемая лишь шелестом переворачиваемых страниц.

Магдайлер отложил в сторону тяжелый фолиант, его пальцы, длинные и бледные, на миг задержались на потертом переплете. Еще одна история, прочитанная до конца, еще одна жизнь, изученная и отложенная в копилку опыта. Эти книги были его памятью, его якорем в мире, что постепенно утрачивал для него краски и вкус.

Он был колдуном, существом, перешагнувшим порог человеческого бытия, но за это заплатившим постепенным угасанием. Реальность становилась для него блеклой гравюрой, лишенной запахов, вкусов и жгучих эмоций.

Чтобы не раствориться окончательно в безвоздушном пространстве собственного бессмертия, ему требовалось подпитываться ощущениями чужих жизней. Его слуги, тени, скользящие по шумным мирам смертных, добывали для него сосуды.

Сосудом становился человек, в момент наивысших проявлений злости, гнева, отчаяния. Момент, когда человек перестает себя контролировать.

В этот миг слуги набрасывали незримую петлю связи, и Магдайлер получал ключ. На двадцать четыре часа он мог вселиться в сосуд, прожить день этого человека, вдохнуть аромат утреннего кофе, ощутить на губах соленый вкус слез или сладость поцелуя, прочувствовать гнев, радость, усталость. Эти острые, подлинные ощущения были для него глотком воздуха для утопающего.

К нему приблизилась одна из таких теней, беззвучно скользя по мраморному полу. В протянутых руках слуга держал добытый сосуд.

Слуга мысленно передал ему картину, момент, когда он поймал душу. Золотая осень, листья разных оттенков охры, мужчина, ругающийся с женщиной у автомобиля, рядом с которым стоит мальчик, прижавшийся в испуге к пожилому водителю.

Мужчина был очень зол, его аура переливалась всеми оттенками гнева – от ярко-алого до почти черного. Накопленная за какое-то время эмоция прорвалась, как лава из вулкана, забрызгивая всех вокруг.

То, что было плохо для него и окружающих, сослужило службу для древнего мага.

Магдайлер кивнул, принимая дар. Он предпочитал переселяться в мужчин; их опыт был ему ближе, их мир понятнее. Женские тела, пару раз за долгие века, становились для него досадной случайностью, словно ему подали не тот бокал вина. Неприятно, но не смертельно.

Он сомкнул пальцы на прохладной поверхности сферы, готовясь к привычному переходу. Он должен был словить ауру мужчины и слиться с ней. Но вместо этого его сознание пронзила чужая боль, острая и пронзительная, как ледяная игла. Он увидел не мужчину, а женщину. Ту, что стояла напротив злящегося мужчины.

Золотистые волосы, спадающие на влажные от слез щеки, огромные глаза, полные такого отчаяния, что оно обжигало даже через призму магии. Он услышал обрывки крика – не гневного, а сдавленного, полного безнадежности. И почувствовал, как ее агония, подобно черной вспышке, перекрыла собой другой импульс – мужской гнев. Он оказался слабее женского отчаяния. Слуга ошибся.

Досада, острая и стремительная, клюнула его внутри. Но процесс был уже необратим. Он мысленно вздохнул, принимая неизбежное. Всего лишь день. Всего лишь неудачный опыт.

Мир поплыл, распался на миллионы сверкающих частиц. Его сущность, невесомая и бестелесная, устремилась по тоннелю света навстречу новому якорю.

Первыми пришли ощущения. Тяжесть в груди, словно на сердце лежал холодный камень. Запахи, тактильные ощущения, резкий звонок будильника над ухом. Он медленно открыл чужие глаза.

Магдайлер никогда не вмешивался в чужую жизнь, он проживал ее так, как прожило бы это тело. Он получал сведения из бессознательной памяти и мышления, не контактируя с сознанием человека. На следующий день тот просыпался и помнил день так, словно он прожил его сам. Словно в тумане, смутно, без деталей, как рутинный день, в котором ничего особо не произошло, поэтому и не стоит его помнить.

Сейчас память девушки подсказала, что он должен встать, умыться и собираться на работу. Что он и собирался сделать. Он теперь знал, как ее зовут – Виталина.

Он сделал глубокий вдох, привыкая к новым легким, к иному ритму сердца. И только собрался сделать шаг, чтобы начать свой бесстрастный день наблюдений, как изнутри, из самых потаенных глубин этого сознания, донесся испуганный, мысленный вопль, от которого застыла кровь в жилах: «Что происходит?!»

***

Добро пожаловать в октябрьскую мини-историю. Тут будет всего 10 глав кроме пролога и эпилога, поэтому проды будут через день. Не забудьте поддержать меня и мою музу лайками и подписывайтесь, чтобы узнать о выходе новых историй.

Глава 1

Виталина. День накануне.

Октябрьский воздух, прозрачный и холодноватый, обжигал щеки, когда я вышла из такси. Утро начиналось с привычной, тягучей тревоги, что копилась где-то под сердцем.

С утра был тяжелый разговор с мужем. Он стоял у окна, спиной к комнате, и смотрел в окно. Воздух в гостиной был густым и тяжелым, словно перед грозой.

- Мы должны поговорить, – произнес он, не оборачиваясь.

Его голос был ровным, лишенным эмоций, как лезвие ножа.

Артем, собиравшийся в школу, почуяв неладное, молча проскользнул на выход.

- Опять? – спросила я, и голос мой дрогнул. – Сергей, мы уже проходили это.

- И пройдем снова, пока ты не поймешь. Этот брак себя исчерпал. Я ухожу.

Он, наконец, повернулся ко мне. Его лицо было спокойным, почти отрешенным. В его глазах я не увидела ни злобы, ни боли – лишь ледяное равнодушие. И это было страшнее любого крика.

- А Артем? – дрогнул мой голос. – Ты же знаешь, что после развода он… Ты пропадешь. Как твой отец когда-то, как мой… Он останется без отца.

Я вспомнила свою детскую боль, я была любимой папиной дочкой, росла в счастье и беззаботности, до момента… развода родителей. Отец разошелся не только с мамой, он вычеркнул из жизни нас обеих. А я плакала ночами в подушку, не понимая, чем заслужила такое и почему меня бросил любимый папа.

У Сергея была похожая ситуация. И я не понимала, как он может сейчас поступить так с сыном. Бросить его, как бросили когда-то его. Почему он не борется за наши отношения, ведь мы когда-то так любили друг друга? Кризисы бывают у всех… но можно же побороться ради ребенка? Ведь уйти проще всего.

- Я буду видеться с ребенком и помогать материально, – отрезал он. – Но жить здесь, в этой атмосфере вечного напряжения, я больше не могу. И не хочу.

Он говорил четко, хладнокровно, подбирая слова, которые ранили больнее всего. Каждая фраза была очередным гвоздем в крышку гроба нашей общей жизни.

Я слушала его, и внутри все медленно рушилось. Стены, которые я так старательно выстраивала ради сына, ради призрака нормальной семьи, рассыпались в прах.

- Поговорим вечером, – сглотнула я и трусливо выбежала из дома.

Я шла на работу, и золотые листья, такие прекрасные в своем предсмертном уборе, шуршали под ногами, словно шепча о тленности всего сущего. И моего мира в том числе.

Еще до офиса меня настиг звонок матери. Я видела ее лицо на аватарке экрана телефона – строгое, с вечно поджатыми губами, – и сердце сжалось в комок.

- Виталина, ты почему вчера не перезвонила? – ее голос, острый и требовательный, впился в ухо. – Шофер уже увез Артема в школу? Почему мне постоянно надо напоминать, что воспитанием ребенка нужно заниматься самой, а не перепоручать его первому встречному?

Я прижала телефон к плечу, поправляя сумку на плече. «Первый встречный» – это дядя Миша, который возит Артема уже три года и знает о его школьных делах больше, чем его собственный отец.

- Мама, все в порядке. Миша уже заехал за ним. У нас совещание утром, я не могу…

- Ты никогда не можешь, – перебила она, и в голосе зазвенела знакомая нота упрека. – А Сергей что? Я же говорила, что брак с богатым, вечно занятым человеком, ничего хорошего не сулит. Ты не сможешь его удержать.

Слова, точно отточенные иглы, впивались в самое уязвимое. Она всегда знала, куда кольнуть. Я пробормотала что-то невнятное и положила трубку, чувствуя себя побежденной, униженной. И все это – за десять минут до рабочего дня.

В офисе царила своя особая атмосфера, пахнущая кофе и подковерными интригами. Не успела я сесть за стол, как к моему столу подкатился Алексей, мой вечный соперник в борьбе за внимание начальства. Его улыбка была отполирована до блеска, но глаза оставались холодными.

- Виталина, доброе утро! – начал он со сладковатой интонацией. – Ты смотрела финальные цифры по проекту «Аквилон»? Кажется, там небольшая ошибка в твоих расчетах. Я уже набросал исправления, посмотри, чтобы завтра на презентации не было неловкости.

Он протянул мне распечатку. Я одним взглядом оценила «исправления» – он просто приписал себе мои последние наработки, слегка изменив формулировки. Горький комок подкатил к горлу. Опять. Бороться с ним было все равно что биться головой о стену – стена оставалась невредимой, а у меня лишь раскалывалась голова.

- Спасибо, я изучу, – выдавила я, забирая листок.

Он удовлетворенно кивнул и удалился, оставив меня наедине с чувством глухой, бессильной ярости.

Вечером, когда машина дяди Миши подъехала к дому, я увидела Сергея, стоящего на подъездной аллее. Он что-то говорил по телефону, и его лицо было искажено раздражением.

Когда я забирала Артема из машины, дядя Миша, как всегда, встретил меня своим спокойным, добрым взглядом.

- Все в порядке, Виталина Викторовна, – сказал он тихо, пока Артем копался в рюкзаке. – В школе получил пятерку по истории. Рассказывал всю дорогу про египетских фараонов.

Я кивнула, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла кривой и натянутой. В его взгляде я читала не просто участие, а какое-то глубокое понимание, почти жалость. И это было невыносимо.

Сергей отключил звонок и резко подошел к нам. Его утренняя сдержанность испарилась, уступив место накопленному за день гневу. Проигнорировав сына, он набросился на меня:

- Я просил подготовить тебя бумаги о разделе имущества для развода. Почему ты этого не сделала? Почему тянешь, чего ждешь? Я же сказал, что все кончено, Виталина. Я ждал, когда ты наконец включишь голову и поймешь, что мы уже два года как не семья. Но ты упорно продолжаешь эту жалкую пародию.

- Сергей, пожалуйста, не здесь, – тихо попросила я, кивая в сторону Артема, который замер у машины, широко раскрыв глаза.

- А где? – его голос взвился, заставив мальчика вздрогнуть. – Дома, где ты будешь молчать и плакать? Я сыт по горло этими спектаклями! Ты цепляешься за этот брак не ради сына, как ты любишь повторять, а из-за своих страхов. Тебе страшно остаться одной, страшно потерять тот уровень жизни, который я обеспечиваю. Ты используешь Артема как щит, и это отвратительно.