Иногда самые яркие звёзды остаются один на один с собой — когда гаснет свет
софитов и замирает зал. Эта глава — о честности перед собой, цене славы и
поиске настоящей опоры внутри. Для тех, кто знает вкус аплодисментов… но
всё ещё ищет свой голос в тишине.
***
Никита, для сцены — просто НИК, шёл по коридору частной клиники чуть быстрее обычного,
будто за ним уже крались фанаты с айфонами наперевес. Впрочем, фанатов у него пока не было…
Зато в голове жили все нужные люди: Егор Крид и Сергей Ходьков, Даня Милохин и Ивангай,
Майкл Джексон и Джастин Бибер. Их лица мелькали в ленте как иконы новой эпохи; они были для
Никиты чем-то вроде родных братьев-двойников.
В ушах до сих пор гремели треки Крида и Милохина; всплывали фрагменты видео Ивангая; а где-то
внутри жил голос Ходькова: “Стань своим среди своих”. Он ловил себя на мысли:
«А если я тоже смогу стать одним из них? Не просто зрителем или поклонником — тем самым
парнем в первом ряду. Тот самый НИК».
Он не просто мечтал о славе — он почти дышал ею. Эти имена были для него не кумирами с экрана,
а потенциальными коллегами… братьями по цеху на будущих афишах. Все они казались почти
роднёй только потому, что тоже когда-то начинали с нуля.
НИК ухаживал за собой без фанатизма: главное было ощущение стиля и внутренней свежести. Но
куда сильнее любой внешней работы жгло желание быть замеченным настолько сильно, чтобы
однажды его имя звучало рядом со всеми этими легендами.
1Сегодня он пришёл к доктору Альфреду потому что понял: мечта о славе стала чем-то большим
простого хайпа или лайков под фото. Она требовала ответа взрослого человека — того самого
взгляда сквозь маску успеха прямиком в закулисье души.
Говорили (и шептали звёзды между собой), что Альфред умеет видеть под оболочкой любого
артиста настоящую боль… Ту самую трещину во внутреннем мире даже самых сияющих людей на
обложках — будь ты хоть трижды знаменитым или только грезишь об этом между чужими лайками.
Коридор был длинным и полутёмным; свет падал полосами через матовые окна потолка так странно,
словно время тут текло иначе. Дверная ручка кабинета была прохладной на ощупь.
НИК остановился перед дверью доктора Альфреда и вдохнул полной грудью…
Сейчас начнётся разговор без фильтров – тот самый момент истины для всех своих среди чужих.
Ник постоял у двери чуть дольше, чем хотел признаться самому себе. Пальцы скользили по
прохладной металлической ручке, сердце билось слишком громко для обычной встречи. Вдохнул
глубже… и открыл дверь.
Кабинет встретил его мягкими фисташковыми оттенками — стены словно впитывали шум большого
города за окном, оставляя внутри только тишину да уют. Где-то сбоку лениво плавала золотистая
рыбка в большом аквариуме; её неспешные движения задавали ритм всему пространству.
На массивном столе XIX века не было ни компьютера, ни телефона, ни одной современной детали
— лишь старинная чернильница да лампа с потускневшим абажуром.
В углу тихо тикали напольные часы с латунным маятником, их размеренный ход был почти
медитативным.
У окна стоял пожилой мужчина с густой сединой, держа большой блокнот на согнутом предплечье.
Он что-то быстро записывал, иногда задерживая взгляд на мокром стекле, как будто слушал не
улицу, а собственные мысли.
Когда Ник вошёл, доктор Альфред повернулся к нему с чуть насмешливой, но очень доброй
улыбкой:
— Проходите… Присаживайтесь, молодой человек.
Ник аккуратно закрыл дверь и опустился в глубокое кресло напротив стола. Кресло было настолько
мягким, что казалось — оно готово принять любые твои тревоги, даже те, о которых не говорят
вслух.
Доктор Альфред сел напротив, не отрывая взгляда от Ника, держа блокнот на колене так легко, как
старую добрую книгу.
— Ну-с… Как ваши дела? И как мне к вам обращаться?
— Ник… — коротко сказал парень.
Альфред чуть приподнял бровь:
— Ник… Красивый псевдоним,— задумчиво произнёс он.— Или всё-таки настоящее имя артиста на
пороге большой сцены?..
Он усмехнулся уголком рта:
— Что ж, рассказывайте честно: зачем пришли ко мне сегодня?
За окном город шумел своей жизнью; а здесь время тикало иначе — размеренно и очень лично. Ник
впервые почувствовал: сейчас можно быть настоящим, даже если весь остальной мир ждёт
очередную маску.
2Ник замер в кресле на пару секунд дольше обычного. Сердце билось так, будто его только что
выкинули на сцену “Уэмбли” или “O2 Arena” — тысячи глаз, миллионы вспышек…
Но здесь не было толпы, только тишина и взгляд доктора Альфреда, который будто видел его
насквозь.
Поймав себя на том, что не может вымолвить ни слова, Ник слегка улыбнулся и наконец произнёс:
— Знаете, доктор… Мне очень важно стать известным. Не просто “мечтаю” — я иду к этому
каждый день, это уже часть меня. Но внутри всё время что-то мешает, тревожит… Будто какая-то
невидимая стена стоит между мной и этой самой славой. Я не понимаю, что это за страх или
сомнение, но оно не даёт мне покоя. Доктор, вы сможете мне помочь?
Альфред мягко улыбнулся, чуть склонив голову набок:
— Ник, не волнуйтесь, здесь не сцена и не кастинг, тут можно быть собой. Позвольте мне задать вам
несколько вопросов? Для начала честно представьте: что для вас значит быть знаменитым? Что это
даст именно вам — не толпе, не родителям, не подписчикам?
Ник загорелся изнутри:
— Это когда тебя знают все! Поклонники повсюду, разговоры о тебе не смолкают ни в одной ленте
новостей… Деньги, признание, толпы фанатов — вот это всё настоящее! Ты идёшь по улице — и