— Не бойся, мы не кусаемся, — оскалился гоблин и выпятил острые клыки.
— Да-да, расслабься, крошка, — улыбнулся беззубым ртом леший. — Сейчас с тобой по душам поговорим, хозяину вернем, а там, глядишь, он тебя и отпустит. Если будешь хорошо себя вести, — подмигнул гаденько.
Я лихорадочно осматривала литейный цех, грязный, полный сажи и ржавой арматуры. В печах давно не лили металл, и сейчас они пустовали, черными провалами наблюдая за нами. Здесь было тяжело дышать, словно воздух насквозь пропитался металлом.
Угораздило же меня так глупо попасться!
— Я заплачу. Назовите любую цену.
— Не сомневаемся. Но кто сказал, что нам нужны деньги?
Рука гоблина поползла по моей щеке. Я сцепила зубы и мотнула головой.
— Ну-ну. Строптивая какая. Думаешь, мы тебя зачем сюда гнали через весь город? — леший скептически цокнул. — Ща мы с тобой хорошо пообщаемся по душам, а потом отдадим хозяину. Он за твою голову много предложил. Ты…
Он осекся, потому что невдалеке что-то заскрежетало. Дверь открылась, что ли? Грохот подтвердил, что кто-то открыл дверь и закрыл её, не особо заботясь о тишине.
— Эй! — гоблин обернулся на звук. — Кто бы ты ни был, выходи!
В трех метрах от нас сквозь металлоконструкции проглядывался силуэт. Высокий. Мужской. Больше я ничего разглядеть не могла. Леший тем временем на цыпочках, по стенке, выставив перед собой пистолет, пошел к этому мужчине.
— Помогите! Пожалуйста! Они держат меня силой! — завопила я что есть мочи и получила оплеуху.
— Заткнись, — прорычал первый мой мучитель.
Человек отреагировал на голос. Застыл на мгновение. А затем… затем он развернулся, собираясь просто выйти, оставив меня здесь. Я аж опешила от такого поворота событий.
К сожалению (или к счастью, тут уж как посмотреть), громила уже направил пистолет в грудь мужчине.
— Далеко собрался? Давай-давай, иди к нам, если не хочешь получить свежую дырку в груди. Ща мы с тобой поболтаем по-братски.
— На вашем месте я бы меня отпустил, — донесся спокойный уверенный тон.
— Как хорошо, что ты не на нашем месте, — заржал гоблин. — Иди сюда, я тебе сказал!
— Помогите… — ещё раз зашептала я, и от стен пустого цеха голос отразился эхом.
Мужчина поморщился. С секунду он размышлял над чем-то, после чего произнес:
— Мальчики, давайте так: вы убираетесь отсюда, а я делаю вид, что вас не видел. Идет?
«Мальчики» переглянулись и заржали одинаково мерзкими голосами.
— Вообще-то это ты заявился сюда и ещё права качаешь! — крикнул оставшийся со мной леший. — Ты кто такой борзый-то?
— Платон Адрон, — он пожал плечами, делая несколько медленных шагов вперед, приближаясь к нам. — Слышали о таком?
— Адрон? — стоящий рядом со мной увалень пошамкал губами. — Не припоминаю. Какая-то аристократическая фамилия, что ли? Типа намекаешь, что у тебя бабла много? Или что?
Мужчина подошел к ним совсем близко, не боясь пистолета. Осмотрел меня скептически.
— Пригни голову и зажмурь глаза, — попросил со вздохом так, словно ему приходилось делать что-то очень неприятное.
Он щелкнул пальцами, и, повинуясь команде, вокруг нас начал расползаться густой непроглядный туман чернильно-черного цвета.
— Что это… — осекся громила с пистолетом, так и не успев выстрелить.
— Устраняю лишних свидетелей, — усмехнулся мужчина, выпуская на волю монстра внутри себя.
Я зажмурилась.
Всё закончилось быстро. До меня донеслись тяжелые шаги. Мужчина подошел вплотную.
— Открой глаза, — приказал он. — Итак. У тебя две минуты, чтобы убедить меня сохранить тебе жизнь.
Я опешила, хотела было дернуться, попытаться бежать, но вокруг меня по щербатому полу ползали большие черные змеи. Они поднимали головы, высовывали языки и угрожающе шипели. Откуда взялись эти твари?
— Минута тридцать, — скучающим тоном напомнил незнакомец.
— Пожалуйста, я никому не скажу, что видела вас здесь. Я сама сбежала, — на секунду я прикрыла глаза, делая над собой усилие. — Год назад угодила в плен к Нику Альбеску. Он ездит по миру…
Но договорить я не успела, потому что мужчина, на которого я боялась поднять глаза, вдруг закашлялся, согнулся пополам и рухнул к моим ногам, прямо на змей. Те же сначала дрогнули, а через мгновение превратились в густой черный туман и исчезли.
“Побери тебя леший!” — выругалась я, вскакивая с пола. Грудь тяжело вздымалась, ноги были ватными, а руки мелко тряслись от перенапряжения.
Первым порывом было бежать отсюда. Я даже пересекла помещение цеха, в который меня загнали. Подошла к ржавой покосившейся двери… и тут заметила начертанные по кругу руны.
«Да он тут какой-то ритуал проводил! — внутри всё похолодело. — А если ритуал этот тип успел закончить, арбитры зафиксируют выброс темной магии, а тут два трупа».
Со стороны послышалось тихое жужжание. Я даже не сразу сообразила, что это, а вот Платон напрягся и, сделав несколько шагов в сторону барной стойки, взял с нее… мобильный?
— Вот… — фразу он закончил одними губами, и это явно было какое-то ругательство. Он сделал над собой видимое усилие и взял трубку. — Привет, брат.
Я не слышала, что там ответили, но, учитывая, что Платон отнес трубку в сторону и несколько секунд переждал, прежде чем снова поднести к уху, на том конце провода кто-то был явно недоволен.
— Не понимаю, о чем ты, — тон Платона был скучающим.
А вот я, наоборот, прислушалась со всем вниманием и даже специально подошла ближе. Брат? Еще один Адрон? Или у него другая фамилия? Быть может, он тот самый, что мне нужен?
— Что я делал? Ммм… — Платон изображал глубокую задумчивость. — Я проснулся, позавтракал матушкиной стряпней, принял ванну, прогулялся по саду, почитал Стендаля. Что я тут могу еще делать?
В его голосе было столько искреннего возмущения, что если бы я сама не была живым свидетельством того, что Платон провел утро совершенно не так, то ни за что бы не усомнилась.
Видимо, и на собеседника эта игра сработала, потому что, когда я медленно обошла стол по кругу и подалась ближе, чтобы расслышать, что же говорит тот, голос был обеспокоенным:
— Платон… Твоя душа была на волоске. Я едва удержал ее. Я звонил семь раз. Ты не брал трубку. Что я еще, по-твоему, должен был думать?
— Ну заглянул бы в будущее и узнал бы, ты же умеешь, — безразлично откликнулся Платон.
— Думаешь, я не пытался? Ты опять поставил блок против моей силы! — На этот раз человек на том конце (или, скорее, нечеловек) рявкнул так, что я бы услышала и с другой стороны комнаты.
— Возможно, случайно. — Платон был абсолютно спокоен. — Знаешь, как там отец говорил? Спонтанное проявление силы.
— Леший тебя побери, Платон! Как ты не понимаешь, мы о тебе беспокоимся!
— А вот не надо обо мне беспокоиться, — впервые за весь разговор в голосе мужчины промелькнули хоть какие-то эмоции. Он резко повернулся ко мне, так что я не успела отпрянуть. В глазах явственно читалось: «Подслушиваем?».
Подняла руки вверх, показывая, что сдаюсь, и сделала два шага назад. Зато сколько я всего выяснила. Значит, у моего нового знакомого есть некий брат, и он умеет видеть будущее. Как бы теперь еще уговорить его заглянуть в мое и проверить, нет ли в нем Нику на горизонте.
— Угу. Хорошо… — Платон снова принял скучающий вид. — Да, буду ждать. Если надумаю умирать снова, обязательно предупрежу тебя. До свидания.
Он отключил трубку, а затем недовольно поморщится.
— Надо срочно убрать машину. Мой параноик-брат почувствовал, что мне было плохо, и вызвал врача.
— А сам он сюда не приедет? — я постаралась не выдать своего интереса.
— Нет, это вряд ли.
«Жаль».
Следующие полчаса Платон загонял машину в ангар на краю участка (там внутри оказался целый автопарк из тачек разных марок), затем придирчиво оглядывал местность перед домом.
— Никто не должен знать, что ты выходил? — на всякий случай уточнила я, когда мы уже вернулись внутрь дворца.
— Ты сама догадливость, — с иронией заметил Платон, указывая мне следовать за ним. — Куда бы тебя спрятать…
Он задумчиво провел по губам указательным пальцем, и я невольно отметила, какие у него длинные эти самые пальцы. С такими хорошо быть или пианистом, или хирургом.
— Тут столько комнат, — я пожала плечами, — запрусь в какой-нибудь на верхнем этаже и буду сидеть, пока твой доктор не уйдет.
— Не вариант, — поморщился Платон. — Он синестетик.
— Специалист по аурам? — я присвистнула. Нанять такого дорого стоит. Хотя, с другой стороны, судя по дому и машинам — проблем с деньгами Адрон не имел.
— Угу. В пустом доме он почувствует тебя на раз-два. Хотя тут есть одна экранированная комната, но… — Он недовольно поджал губы, в этот момент с улицы через открытое окно послышался шум шин, крутящихся на гравийной дороге. — Чертов братец, — процедил Адрон и толкнул меня к большому пустующему камину. — Лезь внутрь.
— Что? Но куда, как? — сопротивляться, когда тебя буквально силой толкают, было невозможно, тем более мужчина был гораздо сильнее, но куда надо лезть, я не понимала. Он хочет, чтобы я в трубу спряталась?
— Лезь. — Он затолкал меня, и едва я, согнутая в три погибели, оказалась в камине, сдвинул что-то на полке чуть выше. — Главное — молчи, что бы ни увидела и ни услышала. Поняла?
Не успела я ответить, как каменная стена позади отъехала в сторону, и я провалилась в полутемную комнатку. Я поднялась на ноги, осмотрелась. Дверца, через которую я попала сюда, уже захлопнулась, и на её месте была кирпичная кладка, ничем не отличимая от настоящей.
Посередине стоял огромный дубовый стол, за ним девять массивных стульев. По четыре с каждой длинной стороны и один, с чуть более крупной спинкой, с торца.
Единственный же свет в комнате шел от окна. Хотя на самом деле это было не совсем окно. Я подошла к стеклу, разглядывая в него гостиную, из которой только что попала сюда. С той стороны это было большим зеркалом в золоченой оправе.
— Посмотри на себя. — Серп смотрел прямо в упор, сидя в своем любимом кресле в привычной позе — нога на ногу. — Ты жалок. Куда делся сын, которым я гордился?
В первое мгновение Платон опешил. Следующим порывом было призвать силы — даже свет в комнате замигал.
— Ну давай, напугай девчонку. Пусть сбежит, заодно сдав арбитрам, что ты выходил из моего имения. Отправишься прямиком ко мне. — Мужчина наклонил голову, неприятно скалясь. — Или можешь свернуть ей шею прямо сейчас. Убей ее, пока она не сдала тебя. Убей.
«Точно. Отец не может быть здесь. Он в тюрьме. В “Теневерсе”. Мне все это только кажется», — глубокий вдох, выдох. На всякий случай Платон достал телефон и сделал фото. Так и есть. На фотографии стояло только лишь пустое кресло.
— Всё в порядке? — забеспокоилась Марьяна.
Как всё-таки удачно с ней получилось. Она в бегах и вряд ли откажется помогать ему. При этом кто надумает искать ее в фамильном имении Адронов? Правильно, никто. Идеально.
— Да, в полном. Просто галлюцинация.
«Галлюцинации могут быть побочным эффектом проведения ритуала…» — рассуждал он про себя. Нужно немного отдохнуть, закинуться парой пачек снотворного и поспать. Чтобы никаких снов, никаких мыслей, никаких чувств.
— Так и оставишь ее тут? Слабак! — рявкнул Серп ему вслед, но Платон уже не слушал. Ему нужно отдохнуть перед тем, как начать второй раунд лечения. — Она сбежит и сдаст тебя, идиот!..
…Проснулся он рано. Хотя, учитывая, что ложился еще до шести вечера — получилось, что проспал беспробудно больше двенадцати часов.
Отличное снотворное. Ну и что, что с его метаболизмом пришлось принять всё то, что док приносил на месяц. Надо сказать, чтобы принес еще.
Платон умылся и, пребывая в кои-то веки в приподнятом настроении, пошел завтракать. Даже солнце за окном выглянуло. Кажется, первый погожий денек за всю эту паршивую осень.
Мужчина уже предвкушал, как закончит первый этап лечения, а потом наконец выйдет, чтобы раздобыть нужные ингредиенты для ритуала, который сорвался в прошлую вылазку. Также неплохо было бы для себя приобрести некоторые препараты для восстановления. Док о них и слышать не хотел, так как, видите ли, «слишком токсичные».
Марьяна оказалась на кухне.
Она придирчиво осматривала содержимое холодильника, но, услышав позади себя шаги, напряглась всем телом. Девушка вообще остро реагировала на любые мелочи — Платон заметил это с самого начала. Неосознанно озиралась, словно пыталась выхватить всё вплоть до деталей. Первым делом, оказавшись в доме, она взглядом нашла окна и двери, а уже потом начала рассматривать предметы — что не укрылось от Платона.
Всё это выдавало в ней беглянку, которая никогда подолгу не задерживается на месте и привыкла анализировать ситуацию быстрее, чем запахнет жареным.
Оно и к лучшему, если вдуматься. С такой будет проще найти общий язык. Ей нужна защита — он предоставит. А в обмен попросит не так уж и много: беспрекословно выполнять его поручения. По крайней мере, пока аура не восстановилась.
Платон с самого начала понимал: док рано или поздно откажется. Это был лишь вопрос времени, когда он заартачится.
Теперь у него появился неплохой заменитель. Почему-то Платон не сомневался: внимательная Марьяна запомнила всё, что нужно.
— Доброе утро, — кивнул он ей.
— Доброе.
Девушка отодвинулась от холодильника. В руках она держала кастрюлю с мясным салатом. На столе дымилась полная тарелка с густым супом-гуляшом. Марьяна не привыкла к легкому завтраку. Она питалась так, чтобы надолго утолить чувство голода — как любое существо в бегах. А ещё Платон готов был поклясться, что она стянула небольшой кусочек буженины с хлебом и завернула его в салфетку, которая теперь оттопыривала её карман.
Видимо, сказывалась привычка прятать еду на случай, если той не будет.
Платон тоже не страдал отсутствием аппетита, поэтому разделил со своей новой знакомой и суп, и салат, ещё и несколько пирожков добавил. Лишним не будет. Организм должен восстанавливать резервы.
— Тебе стало лучше? — опасливо поинтересовалась девушка, бросив быстрый взгляд на Платона.
— Да, значительно.
— Это хорошо. Ты и выглядишь очень бодро. А как твои силы?..
— Не надейся, — с ухмылкой покачал головой мужчина. — Тебе придется повторить всё, что делал вчера доктор.
— Насчет этого…
Он приложил палец к губам, призывая её к молчанию.
С женщинами всегда сложно. Слишком много опасений, самокопания. Слишком много чувств. Платон как никто другой знал, как эмоции бывают опасны. Потому в своих союзниках предпочитал хладнокровие. Наверняка Марьяна всю ночь думала о том, как будет причинять боль Платону — и заранее корила себя за это.
Поэтому он и предпочитал работать только с мужчинами. Те меньше подвержены морализаторству.
Но Платон надеялся, что такая девушка, как Марьяна, сможет правильно взвесить “за” и “против”. На чашу весов поставлена её безопасность — неужели женские предрассудки возьмут верх над желанием спасти свою шкуру?